Анализ процесса формирования образа Х. Кортасара в СССР
Биография аргентинского писателя Х. Кортасара, история публикаций его произведений в литературных журналах, их культурный контекст. Метафоры, поэтические образы и ассоциации в текстах писателя. Особенности советского периода публикаций Х. Кортасара.
| Рубрика | Литература |
| Вид | дипломная работа |
| Язык | русский |
| Дата добавления | 03.07.2017 |
| Размер файла | 123,4 K |
Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже
Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.
Подробный анализ игровых мотивов в творчестве Кортасара создает облик писателя-экспериментатора, увлеченного жизнетворчеством, считающего необходимым слом старых основ и социальных, поведенческих рамок. В статье И. Тертерян многократно подчеркивает парадоксальность, игровое начало творчества Х. Кортасара, постоянное отстаивание «игрового отношения к жизни и литературе» См.: Там же: С. 13. Исследовательница замечает, что «игру» сам писатель понимал крайне широко, как «юмор, иронию, словесную изобретательность, условность, различные ритуалы, жизнетворчество <...> воображение, вторгающееся в жизнь, меняющее ее естественное <...> течение» См.: Там же: С. 13. К подобному жизнетворчеству, постоянным играм, смешным или опасным, жонглированию словами и смыслами склонны и герои его произведений. Так же, как и для писателя, игра для них - «занятие очень серьезное и очень глубокое <...> сущностная деятельность человеческой личности» См.: Там же: С. 13, требующей полной отдачи от человека, способности пойти на риск. Интересно, что подобное восприятие Кортасаром игры вообще и творчества, жизни как игры исследовательница включает в литературный контекст, приводя строки из стихотворений Антонио Мачадо, Бориса Пастернака и Осипа Мандельштама, затрагивающие данную тематику См.: Там же: С. 14 . Игровое отношение к жизни и творчеству становятся характерной чертой облика писателя и во многих более поздних работах, посвященных его фигуре, но впервые затронута данная тематика была именно в работе И. Тертерян («Новейший парадоксалист», 1974 г. Тетретян И. Новейший парадоксалист / Иностранная литература. 1974, №7). В данной статье исследовательница продолжила развитие этой темы, проанализировав вариативность игрового начала в произведениях писателя, выделив игру-протест, игру-экзамен, грустные/жестокие/опасные игры, и т.п. По мнению Тертерян, Кортасар «призывает и читателя “сыграть” для себя» См.: Там же: С. 14, то есть по-новому взглянуть на роман или рассказ, попробовать прочесть их в обратном порядке, увидеть нечто большее, чем заметно на первый взгляд - выделяется игра Кортасара с читателями, разделение последних на две группы («читателя-потребителя» и «читателя-соучастника) См.: Там же: С. 3. Так создается облик писателя-экспериментатора, всегда ищущего новые решения, пытающегося разрушить старые рамки и “разбудить” читателей, побудив их к сотворчеству.
Мягче чем в более ранних статьях, в работе И. Тертерян проводится линия «противопоставленности» фигуры Х .Кортасара современным ему буржуазным нормам и общепринятым правилам. “Буржуазность” воспринимается в единственно возможном в советской риторике негативном свете как нечто устаревшее, изжившее себя, подавляющее новое поколение мыслящих людей, мечтающих о справедливости и правде. Таким образом, фигура писателя, как вечного экспериментатора, играющего с этой реальностью и иронически ее наблюдающего, борющегося с нею в своих работах оказывается ярко противопоставлена буржуазной действительности, несмотря на тесную связь с нею. Противопоставленность буржуазной среде выделяется не только в чертах самого писателя, но и в героях его произведений. Так, участники “зоны” («62. Модель для сборки»), «отстаивают свободу <…> от моральных условностей старого мира» См.: Там же: С. 8, эпатируя окружающих их людей, играя со словами и друг другом.
Кроме того, образ неравнодушного и стремящегося к постоянному жизнетворчеству, изменению окружающего мира посредством литературы человека подчеркивается и упоминанием о посмертно вышедшем сборнике статей Х. Кортасара «Никарагуа, беспощадно нежный край». Эту книгу И. Тертерян представляет как своеобразный постулат «неискоренимой веры [Кортасара]в то, что <…> возникнет общество «новых людей», которым <…> будет даровано творчество, которое невозможно без радости и без игры» См.: Там же: С. 21
Интересно, что именно с игровым началом связывает И. Тертерян и первоначальное увлечение писателя общественной жизнью - «Кортасар восхищался игровым моментом молодежного бунта 1968 г.…» См.: Там же: С. 15, и игру, предложенную писателем, исследовательница называет «профилактикой конформизма, начальной школой революционного отношения к жизни, готовностью ее преобразовывать» См.: Там же: С. 20. И именно эта игра, по мнению Тертерян, впоследствии и перешла в осознанное противостояние несправедливости и более продуманный подход к политической и социальной жизни современного общества - «по прошествии нескольких лет писатель убедился, что <…> без зрелой и продуманной политической программы <…> играючи, революцию не совершить и юношеский запал бессилен». См.: Там же: С. 15
Постоянно упоминаемой при описании Х. Кортасара чертой становится и эпизод переезда во Францию и связанный с ним мотив тоски по родине. Именно с биографическими аспектами жизни писателя связывает исследовательница некоторые особенности произведений Кортасара - наличие на страницах романов («Игра в классики», «62. Модель для сборки», «Книга Мануэля») интернациональных героев - французов, англичан, датчан, аргентинцев, погруженность одновременно (за исключением романа «Выигрыши») и в «аргентинский», и в «европейский» культурный контекст, соединение особенностей восприятия мира и жизни.
Кроме того, И. Тертерян подчеркивает и связь Х. Кортасара с литературной традицией и помимо уже упомянутых имен А. Мачадо, Пастернака, Мандельштама, говорит и о заметном влиянии Достоевского и о тесной связи творчества Кортасара с Борхесом. С последним именем связывается исследовательницей и определенная поэтичность прозы писателя, названная И. Тертерян «борхесианской линией современной испаноязычной прозы» См.: Там же: С. 13; упоминание о которой многократно встретятся в более поздних статьях о писателе.
Другой каноничной чертой в описании образа Хулио Кортасара стало упоминание его всемирной признанности как писателя, мастера формы и метафоры, известность и популярность в западных и латиноамериканских странах. И. Тертерян также замечает, что «Кортасар - один из наиболее комментируемых и изучаемых испаноязычных <…> писателей» См.: Там же: С. 4.
Таким образом, в данной статье облик писателя, представленный через его творчество, соединяет в себе множество “каноничных” при его описании советской критикой черт - активную общественную позицию, борьбу за права людей, противопоставленность “буржуазным” нормам и рамкам, всемирную признанность, тоску по родине, новизну, экспериментаторство творчества Кортасара и, в то же время, его тесную связь с литературной традицией. Однако несмотря на соответствие выделяемых черт образа канону, данная работа практически полностью лишена советской риторики и дидактизма, общественная деятельность писателя не идеологизируется, ему не приписываются более приближенные к советской действительности взгляды и идеи (как, например, в раннее рассмотренных статьях М. Былинкиной).
В предисловии ко впервые опубликованному в СССР роману писателя «Игра в классики» 1986 года И. Тертерян Тертерян И. Главный роман Хулио Кортасара// Игра в классики. М.: Художественная литература. 1986. во-многом продолжает темы, прежде затронутые ею в статье «Новейший парадоксалист» Тертерян И. Новейший парадоксалист / Иностранная литература. 1974, №7.
Опубликованная как предисловие к роману, данная статья представляет собой гораздо более серьезный литературоведческий текст, нежели очерки и комментарии к текстам писателя в литературных журналах, и отличается от них не только объемом, но и способом подачи материала. Статья И. Тертерян направлена, в первую очередь, на анализ основных образов романа или, как говорит сама исследовательница, на разгадывание «двух загадок, двух центральных парадоксов» Тертерян И. Главный роман Хулио Кортасара// Игра в классики. М.: Художественная литература. 1986. С.9, на которых строится все произведение - «парадоксальна форма романа и парадоксален его герой» См.: Там же: С. 9. «Игру в классики» вслед за европейскими исследователями творчества писателя Тертерян называет центральным произведением Кортасара, «солнечным сплетением его творчества, итогом ранних поисков <…> и отправным пунктом зрелости» См.: Там же: С. 5, соединяющим в себе важные для мировоззрения писателя идеи и образы. В своей статье И. Тертерян высказывает множество интереснейших замечаний по поводу сюжета самого романа, его возможных контекстов, образного ряда, вероятных предшественников Кортасара в построении подобной «игровой» формы текста, вовлекающей читателя и т.п. Однако автор данной работы сосредоточит внимание непосредственно на представленном в статье образе писателя, представленном в краткой биографии Х. Кортасара, а также - косвенно - при анализе его творчества.
К “каноничным” чертам облика писателя относится, в первую очередь, упомянутый практически во всех посвященных Кортасару статьях интеллектуализм писателя и гипернасыщенность его текстов реминисценциями из области культуры. Постоянные отсылки к другим писателям, упоминания картин, кинофильмов, философских работ стали характерной чертой творчества писателя, не раз подчеркиваемой критикой. Именно подобный интеллектуализм часто делает его произведения трудными для восприятия неподготовленного читателя. Тертерян приводит высказывание самого писателя, признающего, что «”Игра в классики” грешит, как и другие мои вещи, гиперинтеллектуализмом…» См.: Там же: С. 8. Однако подобный облик творца-интеллектуала, пишущего заумные вещи, непонятные `народу', и часто воспринимаемый советской критикой довольно негативно, смягчается в статье пассажем про осознание самим писателем ограниченности понятия «утонченной духовности». Из-за чего он, якобы, впоследствии изменил свою жизнь, поставив на первый план социальную деятельность «…Кортасар чувствовал ограниченность <…> такой утонченной духовности: он и упивается ею и иронизирует <…> Это и позволило ему в последствии не только трезво оценить <…> но и переменить <…> свои жизнь. Пластинки, чтения, споры - все это осталось, но было отодвинуто на второй план активной общественной деятельностью» // См.: Там же: С. 8. Стоит заметить, что данное отступление хоть и служит в определенной степени легитимации образа автора, нисколько не передергивает действительности, поскольку и сам Кортасар, вспоминая свою жизнь 1946-50-х годах, называл себя помимо прочего «…мелким буржуа, слепым ко всему, что происходит вне сферы эстетики» Цит. по: Эрраес М. Хулио Кортасар. Другая сторона вещей. М.: Азбука-классика, 2005. С. 46, что никак не соотносится с обликом писателя после 1963 года. Также нельзя не отметить, что за исключением данного пассажа социальная деятельность писателя никак не упоминается и не комментируется, что нехарактерно для литературной критики рассматриваемого периода.
Подчеркивается исследовательницей и заявленный в прежде упомянутой статье Тертерян парадоксализм творчества Кортасара «Кортасар всегда избирал путь парадокса - непрямой, неторный, но выводящий к цели - и открыто предупреждал читателя о трудностях пути» // См.: Там же: С. 5, невероятно трудного для восприятия и, в то же время, невероятно простого, увлекательного по сюжетам и держащего читателя в постоянном напряжении. Эта черта творчества делает произведения Кортасара доступными для читателей совершенно различного уровня, принадлежащими и к элитарной, и к массовой литературе См.: Там же: С. 5.
Прямо говорится и об индивидуализме писателя, его особой манере письма, поскольку весь роман, насыщенный отсылками, цитатами, именами и образами, кажущимися на первый взгляд хаотичными и не связанными друг с другом, на самом деле объединен «индивидуальным видением мира» См.: Там же: С. 9 Кортасара и является своеобразным манифестом писателя. Несколько большее внимание нежели в предыдущих статьях Тертерян уделяет и языковому новаторству Кортасара. Как уже писалось ранее, это новаторство во-многом оправдывается тем, что «старый» язык служит «в буржуазном обществе <…> средством разобщения людей», многочисленные языковые клише и штампы, лишние, наносные смыслы делают язык не средством, способствующим общению, но наоборот, средством, ему мешающим, противостоящим. Наполненный канцеляризмами, принятыми языковыми фигурами и формулами, он коверкает любое высказывание, до неузнаваемости искажая его смысл. Разрушение и изменение языка таким образом становится не негативно окрашенным ненужным новаторством, но средством обновления, очищения от устаревших «буржуазных» норм, приобретает положительные коннотации, становится «задачей, достойной честного и критически настроенного писателя» См.: Там же: С. 14. Впрочем, в словах Тертерян слышится критика не столько «буржуазного» языка, но и наполненного штампами, обесцветившимися и потерявшими смысл словами советского языка, на канцеляризм и “закостенелость” которого, в свою очередь, обращал внимание лингвист Н. Б. Вахтин в статье «Проблема “публичной немоты”» Вахтин Н. Б. Проблема ”публичной немоты” [Электронный ресурс]. URL: http://monocler.ru/sovetskiy-yazyik-i-ego-posledstviya/ (дата обращения: 16.05.16)
Так, формируется образ экспериментатора, отказывающегося от устаревших, укоренившихся в литературе рамок романа, рассказа или стихотворения, стремящегося изобрести нечто новое, изменить само отношение «текст-читатель», сделав последнего прямым соучастником, со-творцом произведения. И. Тертерян, пишет, что Кортасар «…недоволен <…> западным читателем романов, которого буржуазная массовая литература, паразитировавшая на традиционных формах высокой литературы <…> отучила от труда понимания» См.: Там же: С. 11 и потому создает роман-игру, вовлекающий читателя в творческий процесс, объединяющий в себе и художественную прозу и поэзию. Однако отсылка именно к «западному читателю <…> буржуазной литературы» представляется автору работу лишь условностью, пытающейся смягчить восприятие индивидуализма и необычности кортасаровский произведений. Произведения писателя, по словам самого автора, направлены на то, чтобы «…вывести читателя из себя, из привычных рамок» См.: Там же: С. 11, и в данном случае для писателя важно не происхождение, политические или общественные взгляды читателя, но укоренившиеся установки на восприятие форм романа или поэзии, существующие в его сознании и мешающие «новому» восприятию.
Иной очень яркой чертой творчества Х. Кортасара, впервые упоминаемой советской критикой, становится патафизика его произведений - «последовательно ироничное отношение к миру, пародирование и сведение к абсурду традиционных ценностей» См.: Там же: С. 13. Писатель предстает как критик обыденности, отказывающейся воспринимать мир в неустанном движении и стремлении к переменам, цепляющейся за архаичные, устаревшие рамки давно прошедшего дня, критик «плоского и прошлого разума, не проникающего глубже поверхностных явлений» См.: Там же: С. 13. Эта пародийная, ироническая сторона творчества писателя ранее практически не выделялась советской критикой.
Отмечает исследовательница и поэтичность творчества писателя. За два года до публикации данной статьи вышел поэтический сборник Кортасара «Только сумерки», который появится в СССР только в 1989 году, и потому это упоминание поэтичности, своеобразной текучести прозы писателя при анализе его романа представляет Х. Кортасара читателям с другой стороны и в определенной степени готовит к восприятию как романа, так и самого сборника стихотворений.
Канонично упоминание аргентинского происхождения писателя - так, некоторые особенности романа исследовательница объясняет биографическим контекстом: перенесение действия из Франции в Аргентину и присутствие разноязычных персонажей связывается с действительным переездом Кортасара из Буэнос-Айреса в Париж в 1951 году, гипернасыщенность “парижской” части текста культурными реминисценциями - реальной обстановкой жизни писателя и его друзей в Париже См.: Там же: С. 8, сравнивающейся с бытом «клуба Змеи» из романа.
В целом, статья И. Тертерян лишена типичных языковых штампов советской критики, к каноничным чертам образа писателя также были добавлены прежде не упоминаемые критикой патафизика и индивидуалистичность творчества Х. Кортасара.
Предисловие переводчика В. Андреева к небольшой книге «Избранное» 1989 года Андреев В. …Нечто сокровенное// Избранное. М.: Молодая гвардия. 1989 предваряет впервые публикующиеся на русском языке стихотворения Хулио Кортасара и предлагает краткий обзор всего - как поэтического, так и прозаического - творчества писателя.
Опираясь на раннее написанные работы о Х. Кортасаре (в частности, на работы И. Тертерян Тертерян И. Новейший парадоксалист / Иностранная литература. 1974, №7; Тертерян И. Хулио Кортасар: Игра взаправду// 62. Модель для сборки. М.: Радуга. 1985), В. Андреев особенно выделяет парадоксальность и игровое начало в творчестве писателя, а также его новаторство, стремление не столько сочинить литературное произведение, сколько видоизменить мир, обыгрывая его и добавляя новые элементы - «не просто сочинял книги, он творил жизнь» Андреев В. …Нечто сокровенное// Избранное. М.: Молодая гвардия. 1989. С. 4. Мир в работах Кортасара парадоксален, он соединяет в себе черты реальности и фантастики, воспринимающейся, однако, как нечто естественное, и именно в подобном умении заставить читателя «поверить <…> в реальность созданного воображением» См.: Там же: С. 4 и видит В. Андреев жизнетворчество Х. Кортасара. Однако одновременно с новаторством латиноамериканского писателя подчеркивается и тесная связь его творчества с традицией мировой литературы - вслед за И. Тертерян Андреев выделяет влияние на Кортасара произведений Достоевского, а также признанных испано- и франкоязычных поэтов.
Определенным лейтмотивом созданного в статье образа писателя становится его постоянная связь с Аргентиной, тоска по утраченной родине и стремление соединиться с нею, подчеркиваемое приведенным высказыванием самого писателя - «…Словно Орфей, я столько раз оглядывался назад и расплачивался за это. Я и поныне расплачиваюсь; и все смотрю и буду смотреть на тебя, Эвридика - Аргентина.» См.: Там же: С. 3 Стоит заметить, что приведенная цитата крайне популярна в советской критике, и в дальнейшем будет встречаться практически во всех работах, посвященных творчеству Кортасара.
Признанность писателя, его мастерство и умение работать над формой произведений (как романов и рассказов, так и стихотворений) являются другими каноничными, постоянно подчеркиваемыми чертами облика писателя. В данной статье они также не были оставлены без внимания - анализируя стихотворения из сборника, Андреев подчеркивает метрическое разнообразие поэзии Кортасара, использующего и распространенные в современном латиноамериканском стихосложении верлибры, и классические формы, вплоть до сонетных. Автор статьи представляет Кортасара как «незаурядного, крупного, настоящего поэта» См.: Там же: С. 7, а также как одного «из самых известных в нашей стране латиноамериканских» См.: Там же: С. 3 прозаиков, чем создает образ одного из крупнейших и самых значительных писателей современности - «Книги, которые “выдумал” Кортасар стали классикой мировой литературы XX столетия. Их читают. Они существуют. Значит, существует и сам Кортасар» См.: Там же: С. 7.
Кроме того, представляя советскому читателю новую сторону творчества писателя (ранее публиковались в основном рассказы, речи и статьи), В. Андреев подчеркивает поэтичность всей прозы Кортасара, ссылаясь на работу И. Тертерян Тертерян И. Хулио Кортасар: Игра взаправду// 62. Модель для сборки. М.: Радуга. 1985, в которой утверждается, что «…для Кортасара рассказ ближе к стихотворению, чем к прозаическим произведениям большой формы <…> Рассказы Кортасара - сгустки смыслов, образы идей, какими бывают стихи больших поэтов» См.: Там же: С. 5. Эту же идею подчеркивает и приведенная из интервью 1983 года цитата самого писателя о том, что «поэзия для [него] столь же естественна, сколь и проза» См.: Там же: С. 6. Многократно подчеркиваемая любовь и приверженность Кортасара поэзии с несколько новой стороны представляет писателя и в определенной степени легитимирует поэтическое творчество известного прозаика и подчеркивает интерес, который оно может представлять для читателей данного сборника.
Вскользь, рассматривая рассказ «Воссоединение» (1964 г.), упоминает В. Андреев и такую каноничную в советской критике черту образа писателя, как его политическая и социальная деятельность в поддержку кубинской революции - «…кубинская революция оказала огромное, благотворное влияние на творчество Кортасара» См.: Там же: С. 8. Впрочем, это упоминание носит более биографический характер и лишено навязываемой ему прежде политической идеологизированности.
Таким образом, представленный в данной статье образ Хулио Кортасара в значительной степени напоминает облик писателя в прежних, наименее идеологизированных работах И. Тертерян и Л. Осповата. Наиболее характерные его черты - постоянное экспериментаторство и игра как с материалом, так и с читателями, активная общественная позиция, связь с традицией, мастерство не раз упоминались советской критикой. Несколько новым в образе писателя становится упоминание поэтичности его творчества, подготавливающие читателей к восприятию опубликованных в сборнике стихотворений.
В третьем выпуске «Иностранной литературы» за 1990 год опубликованы два практически одноименных произведения известнейших писателей “латиноамериканского бума” - небольшая лекция «Страшный сон» Хорхе Луиса Борхеса и рассказ «Страшные сны» Хулио Кортасара. Они предваряются предисловием переводчика И. Петровского «Борхес и Кортасар: Эпизод духовной жизни XX века» Петровский И. Борхес и Кортасара: эпизод духовной жизни XX века// Иностранная литература. 1990, №3, в котором сравнивается творчество этих писателей, выделяются общие для них темы, мотивы и образы.
Интересно, что подчеркивая преемственность Кортасара Борхесу (Петровский пишет о том, что Борхес во многом «открыл» Кортасара для литературы, опубликовав его рассказ «Захваченный дом» в журнале «Аналес де Буэнос-Айрес»), а также значимость и определенную “центральность” его фигуры в поле аргентинской литературы вообще, автор статьи ставит Х. Кортасара не ниже, а возможно даже несколько выше его “учителя”. Так, автор статьи замечает, что «…то, что было небом и пределом возможностей для Борхеса, отнюдь не было таковым для Кортасара» См.: Там же: С. 177. По его мнению, оба писателя стоят на одной “ступени”, равны друг другу и названы «корифеями современной литературы» См.: Там же: С. 177, чье творчество отражает современность, переосмысливает её и открывает «истины о самосознании человека XX столетия» См.: Там же: С. 177.
А потому и наиболее интересна их полемика, постоянный спор и отклик на идеи друг друга. Через всю статью Петровский проводит тезис о длившейся всю жизнь полемике двух писателей, называя творчество Кортасара постоянным «отдалением от Борхеса» См.: Там же: С. 177; словно начавшись из одной точки, с одного постулата, творчество писателей постепенно расходилось в разные стороны. По мнению И. Петровского Хулио Кортасар практически постоянно отталкивается от идей и образов Борхеса, переосмысляет их, пародирует и спорит с ними в своих произведениях. Так, приводится краткий сравнительный анализ «Инструкции для Джона Хауэлла» (Кортасара) с «Темой предателя и героя» (Борхеса), «Захваченный дом» (Кортасара) и «Дом Астерия» (Борхеса), «Шаги по следам» (Кортасара) и «Три версии предательства Иуды» (Борхеса) и некоторые другие произведения писателей, в которых исследователь замечает общие мысли и идеи, образы и сюжетные повороты.
Немаловажно, что Борхеса И. Петровский называет «забытьем в культуре», Кортасара, наоборот, - «пробуждением от сна культуры к водовороту существования» См.: Там же: С. 179. Похожее разделение уже встречалось читателю в литературной критике. Так, И. Тертерян замечала, что Кортасар всегда был «непосредственнее, прямее, чем Борхес, связан с общественной реальностью» Тертерян И. Хулио Кортасар: Игра взаправду// 62. Модель для сборки. М.: Радуга. 1985. С. 4, и что если «Борхес выстраивал цепь «культура - культура», то Кортасар - «культура - современная жизнь». Тесная “связь” писателя с современным миром, культурой вообще становится своеобразным топосом при его описании, восприимчивость Кортасара к происходящим в мире событиям не раз подчеркивалась в советской критике, формируя образ неравнодушного и активного общественного деятеля, борющегося против несправедливости.
Нельзя не заметить и характерную для описания творчества Кортасара метафору - метафору пробуждения - «Кортасар разбудил многие умы в мире <…> и будет продолжать их будить - его произведения сделают это за него» Эта революция и есть культура// Латинская Америка. 1984, №6. С. 104. Петровский сравнивают произведения Кортасара с “замедленной бомбой”, разрывающейся в сознании читателей, пробуждающей их от сна к современной реальности, заставляющей оглянуться вокруг себя, заметить, то, что происходит в мире. И статьи, и рассказы писателя часто выполняют именно эту функцию «пробуждения», обращая внимание на несправедливость, насилие, глупость и взаимонепонимание, на одиночество человека, невозможность быть до конца понятым, на страх и жестокость, зачастую неправильность устройства общества.
Творчество Хулио Кортасара И. Петровский включает в контекст не только латиноамериканской, но и мировой литературы, подчеркивая его значимость для развития современной словесности вообще. В частности, переосмысление важной для творчества Кортасара метафоры сна автор статьи включает в литературную традицию, называя среди его предшественников как писателей ХХ века (Г. К. Честертон и Д. Джойс), так и Платона, и Кальдерона, и многих других деятелей культуры и искусства различных времен. Имя писателя оказывается включено в контекст общепризнанных творцов, что еще раз подчеркивает значимость его произведений для современности и интерес, который они представляют для читателей.
Складывающийся по прочтении статьи образ писателя крайне далек от тех, что представали перед читателем журналов 70-х-80-х годов (например, в статьях М. Былинкиной, Э. Брагинской, В. Тейтельбойма Былинкина М / Иностранная литература. 1970, №1; Былинкина М. Материал для ваяния /Латинская Америка. 1971, №2; Брагинская Э. Хулио Кортасар и его Рассказы //Другое небо. М.: Художественная литература, 1971; Тейтельбойм В. Пути и надежды Хулио Кортасара// Иностранная Литература. 1984, № 8), он лишен какой-либо идеологизированности и политизированности. Автор статьи, в первую очередь, обращает внимание именно на творческую позицию Х. Кортасара, важные для него мотивы, идеи и темы, а также на ту полемику, что писатель вел на протяжении всей своей жизни (по мнению И. Петровского) с другим важнейшим аргентинским писателем Хорхе Луисом Борхесом. Основное внимание уделяется именно анализу произведения Хулио Кортасара, а не описанию его общественной или частной жизни, и потому перед читателями возникает образ именно писателя, профессионала, во-многом мыслителя, остро откликающегося на современные события. Характерен этот акцент на современности Кортасара, его вовлеченности в настоящую жизнь здесь и сейчас, ставшее каноничным при его описании. Даже в литературоведческой статье писатель представлен как глубоко переживающий и откликающийся на события сегодняшнего дня человек, пробуждающий читателей к «водовороту существования».
Вступление В. Андреева, предваряющее публикацию стихотворений Хулио Кортасара в восьмом выпуске «Латинской Америки» за 1991 год Андреев В. Хулио Кортасар: «…Создано в одиночестве и отвоевано у тьмы» /Латинская Америка. 1991, №8, посвящено обзору поэтического сборника писателя «Только сумерки», вышедшего через несколько месяцев после его смерти в мае 1984 года и предваряет публикацию некоторых избранных стихотворений Кортасара. Лишенный советской риторики и распространенных при представлении фигуры Х. Кортасара речевых и образных штампов, этот очерк концентрируется на анализе поэтического наследия писателя, основных тем и идей данного сборника стихотворений и творческой позиции Кортасара в целом. Кроме того, по затронутым темам, цитации, формулировкам, а также выборке стихотворений он сильно пересекается с опубликованным в 1989 году предисловием В. Андреева к сборнику стихотворений «Избранное».
Автор очерка особенно подчеркивает поэтичность даже прозаических произведений Кортасара, обращая внимание на «естественность» поэзии и поэтических элементов для творчества писателя. Данное суждение оттеняется и высказыванием самого писателя о том, что «поэзия для [него] столь же естественна, сколь и проза», уже приводимым в предисловии к «Избранному». Так, в определенной степени легитимируется поэтическая составляющая творчества писателя, а также подчеркивается его литературное мастерство, умение работать в разных жанрах и по-новому смотреть на «вечные» и современные общественные вопросы «…писателя, который знал, кажется, все секреты литературного мастерства, умел работать в различных манерах» // См.: Там же: С. 92.
В очерке появляются и другие типичные для описания фигуры Х. Кортасара образы - интеллектуальность, цитатность и интертекстуальность . Так, Андреев замечает, что в своем сборнике стихотворений Кортасар прямо цитирует или упоминает Данте, Кеведо, Кальдерона, Верлена, Малларме, Мандельштама, Аполинера и многих других поэтов. Акцентируя внимание на связи поэзии Кортасара с творчеством признанных поэтов других поколений и национальностей, Андреев словно «вплетает» фигуру писателя в поэтический канон, и также подчеркивает тесную связь творчества Кортасара с традицией («он не желает быть «Иваном, не помнящим родства» См.: Там же: С. 93). И, по мнению автора, инаковость, необычность творчества Кортасара проявляется в подобной игре с традицией, изменении типичных образов и идей, вплетении их в ткань собственных тем и повествовательных ракурсов - так, Кортасар «…учитывая опыт развития мировой лит, создает свой, особый художественный мир» См.: Там же: С. 93.
Другим важным для описания фигуры писателя образом является его всемирная известность, признанность и своеобразный типаж “гражданина мира” - «Кортасар “обошел” едва ли не всю Землю». Кроме того, подчеркивается любовь и привязанность писателя к Аргентине, его фигуре даже сообщается некий оттенок трагизма из-за невозможности вернуться на родину - «…в последние годы он не мог не испытывать горечи: ведь он был лишен аргентинского гражданства» См.: Там же: С. 93 из-за активной политической и общественной деятельности.
Кроме того, особенно выделяется гуманистический посыл творчества Х. Кортасара, как писателя, всегда стремящегося высказаться не только за свободу прав человека в странах, где их видимо ущемляют, но и за свободу творчества, поэзии в целом. Как писателя, во-многом полагающего истинное назначение творчества именно в подобном обращении внимания читателей на острые проблемы современного мира. Андреев приводит цитату из эссе Кортасара, посвященного Лорке - «…для того, чтобы другие поэты не были убиты, для того, чтобы человек отыскал наконец свое подлинное лицо, - только для этого стоит сражаться во имя света, во имя поэзии, звучащей на улицах и в мироздании, во имя любви» См.: Там же: С. 93. Так, творчество Кортасара приобретает довольно явные черты борьбы, деятельности, противоположной постулату «искусства ради искусства» и литературы ради литературы, но вплетающего это творчество, пусть и сугубо индивидуалистическое, в жизнь социума, современного мира. Кортасар представляется не как элитарный писатель (пусть произведения его и сложны, и часто требуют определенной читательской компетенции), но как писатель, выступающий на стороне угнетенных средствами литературы, творящий тесно связанное с жизнью искусство. Таким образом создается вписывающийся в советский дискурс, но не отягощенный чрезмерной идеологизацией образ.
В статье «Возвращение к истокам» Кофман А. Возвращение к истокам/ Экзамен. М.: Известия. 1990, предваряющей первую публикацию романа Кортасара «Экзамен» в СССР в 1990 году, литературовед А. Кофман предлагает один из возможных вариантов интерпретации произведения. «Экзамен» - первый роман Кортасара, опубликованный только в 1986 году по посмертному завещанию автора. Само желание писателя опубликовать этот роман говорит о том, что это далеко не «ученический» опыт, на том же в своей статье настаивает и А. Кофман, утверждая, что в данном тексте сосредоточен «генетический код» большинства произведений писателя - множество тем, мотивов и образов, важных для всего последующего творчества Кортасара, среди которых исследователь особенно выделяет «время, смерть, случайность <…> музыку» См.: Там же: С. 7. Кроме того, исследователь замечает, что в данном романе «в усиленном и концентрированном виде» См.: Там же: С. 7 воплотились «черты художественного мышления зрелого Кортасара» См.: Там же: С. 7 . К наиболее характерным для творчества писателя чертам, исследователь относит особый способ конструирования фантастики - «агрессию ирреальности» -, насыщенность произведений музыкальными мотивами и образами, а также наличие в текстах «интеллектуальных пространств» - “территории” в «Игре в классики» и “зоны” в «62. Модель для сборки» - небольшой группы людей, «замкнутый духовный мирок, противостоящий Городу» См.: Там же: С. 7.
Интересно, что особое внимание А. Кофман уделяет описанию музыкальной стороны творчества писателя, ранее обойденной вниманием советской критики. Приводя высказывание самого Кортасара о том, что он «несомненно выбрал [бы] музыку» См.: Там же: С. 8, если бы перед ним стояла сама возможность выбора между ней и литературой, исследователь приоткрывает для читателя новую сторону личности Х. Кортасара как страстного меломана, придающего и своим работам формы джазовых импровизаций. А. Кофман замечает, что воспринимать творчество Кортасара можно именно как музыкальные произведения, отслеживая «каждый мелодический голос» См.: Там же: С. 9.
Кроме того, исследователь подчеркивает индивидуализм и нонкоформизм многих кортасаровских героев, их противостояние миру обыденности и пошлости, миру сложившихся концептов и ограничивающих сознание рамок (Минотавр из «Королей», участники “территории” и “зоны”). В прежних критических статьях такая противопоставленность зачастую объяснялась “бунтом” героев и самого писателя против изживших себя устоев западного буржуазного общества, автор данной статьи, напротив, не выделяет отдельно протест писателя против западноевропейского общественного порядка. Постоянно появляясь в произведениях писателя («Менады», «Игра в классики», «Экзамен», «Короли» и т.д.), данной мотив немало говорит и о самом писателе, не желающего подстраиваться под не устраивающие его рамки или мириться с несправедливостью. В данном случае, интересно, что индивидуализм Кортасар упоминается напрямую, поскольку он обыкновенно требовал некоторого оправдания как нечто негативное.
Самокритичность является другой выделяемой исследователем чертой облика Х. Кортасара. Описывая появление писателя на литературной сцене Аргентины, А. Кофман приводит высказывание Кортасара о том, что он осознанно отказывался публиковать множество работ в начале своей литературной деятельности - «…до “Бестиария” <…> я мог бы напечатать две книги рассказов <…> шестисотстраничный роман, две повести, очерки <…> но все же это я сознательно отказывался публиковать» См.: Там же: С. 6. Самокритичность, сознательная работа над каждой деталью, перекликаются с выделенными в статье Былинкиной Былинкина М. Материал для ваяния /Латинская Америка. 1971, №2 чертами, обозначающими Х. Кортасара не только как мастера своего дела, но и как литератора, постоянно трудящегося над качеством своих работ, заслужившего славу и интерес читателей.
Данная статья лишена советской риторики и посвящена исключительно литературоведческому анализу творчества писателя. Представляется, что автор работы не ставил перед собой цели представить Кортасара с какой-либо определенной точки, но, предлагая анализ его раннего романа и обзор некоторых важных для всего творчества писателя мотивов, предоставляет читателю возможность самостоятельно составить для себя облик писателя. Все же, основными чертами личности Кортасара, которые можно выделить в данной работе, становится музыкальность и индивидуализм писателя, его профессионализм и самокритичность в работе над произведениями. Также характерно упоминание аргентинского происхождения Х. Кортасара - и в приведенной краткой биографии писателя и, что намного интереснее, в анализе мотивов и образов, постоянных в его творчестве и позволяющих исследователю утверждать, что «как писатель Кортасар состоялся <…> в Аргентине» См.: Там же: С. 9.
Таким образом, проанализировав посвященные творчеству и фигуре Хулио Кортасара статьи, написанных в период с 1970 по 1991 года, можно сделать выводы о происходивших в литературной критике данного периода изменениях. В первую очередь, они коснулись языка публикаций - насыщенный канцеляризмами, штампами и готовыми формулами, маскирующими действительный смысл высказываний, язык 1970х годов постепенно сменился более простым, отрицающим прежде введенные штампы и концентрирующемся на сути излагаемого. Заметное влияние оказало также и постепенное ослабление цензурных ограничений, происходившее со второй половины 1980-х годов и приведшее к закону о полной отмене цензуры 1990 года. Идеологический сдвиг, произошедший в общественном сознании в рассматриваемое двадцатилетие советской истории, значительно сказался не только на языке, но и на тематике периодики данного периода. Как представляется, во многом изменились сами мотивировки статей - исчезла необходимость в легитимации, объяснении причин появления той или иной публикации, ставших самоценными и без отсылок к якобы утверждавшейся в них идеологии. Так, можно заметить значительный тематический сдвиг в рассмотренных статях - от описания идеологических воззрений (часто только приписываемых критикой) и политических действий Х. Кортасара критика переходит к анализу литературных текстов, романов и рассказов писателя. Для поздних статей о Х. Кортасаре характерен смысловой акцент на творческой, а не политической деятельности автора. Обозначаются наиболее важные для творчества писателя темы - одиночество и потерянность человека в мире, взаимодействие культур, противостояние любому ограничению свобод и прав человека, протест против насилия и несправедливости и т.п., а также свойственные ему художественные приемы - высокая насыщенность прозы образностью и метафоричностью, ее тесная связь с поэтическим языком, преемственность произведениям мировой культуре вообще и литературы в частности (особенно отмечается влияние Ф. М. Достоевского и Х.-Л. Борхеса), интертекстуальность, установка на вовлечение читателя в процесс творчества и т.п. Канонизируются, “переносятся” из статьи в статью и некоторые черты личности писателя. Так, наиболее значимым становится упоминание о сопричастности Кортасара современности, настоящему моменту истории - в ранних, наиболее идеологизированных, статьях оно выражено через описание политической деятельности и приписывание писателю взглядов, близких советским; позднее эта черта подчеркивается посредством сопоставления творчества Х. Кортасара и другого знаменитого аргентинского писателя Х.-Л. Борхеса (наибольшую направленность творчества Кортасара на современные проблемы и вопросы отмечала И. Тертерян, А. Кофман, В. Андреев).
В качестве других наиболее часто упоминаемых советской критикой и впоследствии ставших каноничными при описании личности и творчества Хулио Кортасара черт можно выделить следующие:
1) черты, относящиеся к личности писателя:
- интеллектуальность, «погруженность» в мировую культуру;
- активная общественная позиция;
- активная политическая деятельность, «содействие» революциям в странах Латинской Америки;
- популярность его произведений в мире;
- критика капиталистического мира в произведениях;
2) черты, относящиеся к творчеству писателя:
- социальная проблематика поздних произведений;
- «экспериментаторство», «игра» с языком и прозаическими формами;
- мастерство и профессионализм;
- интеллектуальность и сложность построения произведений;
- оригинальность тем;
- «гипернасыщенность» произведений отсылками к мировой культуре;
- поэтичность, насыщенность прозы образами и метафорами.
- связь с литературой традицией;
Заключение
В рассматриваемых статьях при описании фигуры Хулио Кортасара чаще всего встречаются слова, соответствующие «положительному» по Н. Б. Вахтину словарю - «социалист», «активный друг кубинской революции» и т.п. То есть положительный образ писателя во многих случаях намеренно создавался на языковом уровне. Хулио Кортасар, особенно в ранних статьях, представлялся как «правильный», социалистический автор, революционер, выступающий против изживших себя устоев «капиталистического мира» и «буржуазного общества». Среди рецензий, опубликованных в рассматриваемый период, нельзя обнаружить ни одной негативной или критической благодаря довольно сложной системе взаимодействий: из-за намеренно сформированного литературной критикой положительного образа автора действительно критичное отношение к его творчеству и фигуре оказывается в пределах официальной критики практически невозможным.
Как замечалось раннее, рассмотренные статьи служат легитимации образа писателя в СССР. Произведения Х. Кортасара сложно вписать в рамки какой-либо политической идеологии, ограничить только поощряемыми ею формами, жанрами и способами выражения, поскольку сам писатель никогда не стремился в своих произведениях соответствовать определенной идеологии ни в годы активной общественной и политической деятельности, ни, тем более, в молодости, когда, по его собственным словам, был наиболее аполитичен. Все его творчество наполнено отсылками к различным образам и явлениям мировой культуры вообще, а не к строго ограниченной и «признанной» её части, затрагивают «общечеловеческие» темы. И потому неудивительно, что авторы рассмотренных статей считали необходимым подчеркнуть некоторые (почти всегда одинаковые) черты творчества и личности Х. Кортасара, наиболее вписывающие и отвечающие представлениям советской идеологии. Важно заметить, что авторы некоторых, особенно ранних, статей иногда поступались действительным положением вещей, не просто акцентируя внимания на определенных действиях писателя, но и приписывая ему новые черты, идеологически окрашенные действия или идеи.
Нельзя не обратить внимание и на логически обусловленное историческими переменами снижение степени «идеологизированности» фигуры Кортасара. Как правило, чем позже была выпущена статья, тем меньше внимания в ней уделялось идеологически окрашенным аспектам жизни писателя. Практически совсем исчезла идеологическая составляющая из работ о Х. Кортасаре после 1984 года (последний наиболее яркий пример подобного “навязывания” позиций виден в комментарии к речи писателя Кортасар Х. Эта революция и есть культура// Латинская Америка. 1984, № 6, опубликованной в 1984 году). При этом, неизменны остались упоминания о его активной политической и общественной жизни, как о действительном факте биографии.
Наиболее приближен образ писателя к фигуре социалиста и «идеального советского человека» именно в первой статье М. Былинкиной, 1970 года. Впервые представляя писателя советской публике, данная работа преследовала сразу несколько целей - «проложить» произведениям Кортасара «дорогу» в печать, легитимировав в глазах критики фигуру их автора, и «привлечь» читателей. И, вероятно, именно поэтому она отличалась особенно сильной степенью идеологизации и “приобщения” фигуры писателя к советскому культурному полю.
Заметно постепенное снижение степени идеологизированности и “советскости” образа Х. Кортасара в литературной критике. Однако упоминание каноничных черт остается обязательным вплоть до 1985 года. Так, в 1984 публикуются два перевода речи писателя, затрагивающей культурную жизнь Никарагуа, а также комментарии к ним, описывающие писателя с использованием ярких языковых штампов советской эпохи. Тем не менее, во второй из этих публикаций заметен определенный сдвиг в представлении образа - насыщенный идеологическими отсылками комментарий предваряет достаточно нейтральный с данной точки зрения перевод. Статьи И. Тертерян 1985 и 1986 годов практически совсем лишены идеологических отсылок, также, как и дальнейшие работы о творчестве Кортасара.
Постепенное снижение степени идеологизированности образа можно проследить не только на смысловом, но также и на лексическом, языковом уровне - понижается степень «ритуализованности» языка, уменьшается использование шаблонных конструкций и фраз, расширяется ряд эпитетов, использующихся для описания фигуры Кортасара. Кроме того, несколько изменяется и тематика статей - если первые работы (статьи М. Былинкиной, Э. Брагинской) уделяли больше внимания описанию именно политической и общественной деятельности писателя и схожести его идеологии с советской, то последующие (работы И. Тертерян, Л. Осповата, П. Грушко, А. Кофмана) сосредотачивались на филологическом анализе романов и рассказов Кортасара, выделяли наиболее важные для писателя темы, идеи и образы.
Существенно меняется и сам способ легитимации образа Х. Кортасара - в статье И. Тертерян «Новейший парадоксалист» она осуществляется не через сближение образа писателя и советского человека или подчеркивание близости его идеологической позиции социализму (как, например, в статьях М. Былинкиной и Э. Брагинской), но через тонко замеченную Тертерян идею преемственности произведений Х. Кортасара произведениям русской литературы (в частности, романам Ф.М. Достоевского). Такой же стратегией пользуются и авторы статьей «Поиски и открытия Хулио Кортасара» Л. Осповат, «Возвращение к истокам» А. Кофман, «…Нечто сокровенное» и «Создано в одиночестве и отвоевано у тьмы» В. Андреев, подчеркивая преемственность затрагиваемых писателем тем традиции мировой литературы. По-иному начинает описываться и фигура Х. Кортасара - в поздних статьях она представляется не через описание общественной и политической деятельности писателя, но через анализ его произведений, выявление круга наиболее важных для писателя тем и проблем.
Важным оказывается и дискурс о языковом новаторстве Хулио Кортасара, упоминания которого не могла избежать советская критика. Интересно, что в контексте активной социальной и политической деятельности писателя упоминание постоянной игры с языком и формой организации произведений, со связью «текст-читатель», традиционными образами и метафорами (т.е. подчеркнуто постмодернистические черты его творчества) приобретает положительные коннотации. Экспериментаторство оказывается оправданной и даже необходимой чертой творчества писателя, открытого происходящим в мире событиям и критикующего современное ему “буржуазное общество” с устаревшими рамками поведения и общения.
Нельзя также не обратить внимание на подчеркнутое игнорирование советской литературной критикой упоминаний о постмодернистичности прозы Х. Кортасара. Несмотря на то, что произведения писателя являются ярчайшим примером данного направления в литературе, критика намеренно избегает любого упоминания о постмодернизме, как о не вписывающемся в советский дискурс явлении. Несмотря на то, что постмодернистские черты творчества Кортасара (языковая игра, разрушение привычной композиции и структуры текста, привлечение читателя к соавторству, интертекстуальность текстов и т.д) неоднократно подчеркивались на страницах советской критики, любое упоминание дискурса о постмодернизме никак не отражено в публицистике рассматриваемого периода.
В работах, опубликованных после 1984 года начали появляться и некоторые новые, неупомянутые ранее критикой черты личности и творчества писателя. Сдвиг в сторону филологического анализа творчества заметен и в появившейся после смерти Х. Кортасара в 1984 году необходимости обобщения творческого наследия писателя. Распространенным становится комплексный подход и анализ центральных для его произведений идей и образов, проводимый в работах И. Тертерян, В. Андреева, А. Кофмана.
Кроме того, после 1985 г. к каноничным чертам творчества писателя добавилось постоянное упоминание поэтичности и образности, метафоричности его прозы. Это можно связать с посмертным выходом поэтического сборника «Только сумерки» в 1984 г. и желанием подготовить советского читателя к восприятию прежде неизвестного аспекта творчества Кортасара. Так, подобные упоминания впервые появляются в статьях И. Тертерян «Хулио Кортасар: Игра взаправду» и «Главный роман Хулио Кортасара» откуда транслируются в работы В. Андреева «Создано в одиночестве и отвоевано у тьмы…» и «…Нечто сокровенное» и статьи А. Кофмана, становясь неотъемлемой чертой в описании писателя и его творчества.
Таким образом, в ходе работы было проанализировано большинство публикаций советского периода в литературных журналах и отдельных изданиях, касающихся фигуры Х. Кортасара и влияющих на формирование его образа. Подтвердилось предположение о том, что наиболее распространенной и выделяемой советской критикой чертой в облике писателя окажется его активная социальная и политическая деятельность, в частности, содействие революциям стран Латинской Америки. Многократное подчеркивание мнимой близости идеологической позиции Х. Кортасара советской помогало в 70-х годах легитимировать фигуру автора и допускать его произведения в печать, несмотря на их несоответствие советским литературным установкам. Дискурс о постмодерне, прямо связываемый с именем писателя в зарубежных работах, оказался не затронутым в советской критике даже в наиболее поздних из рассматриваемых работ 1990-1991 годов. После 1985 года понижается степень идеологизированности, приписываемой фигуре автора, и работы о Кортасаре концентрируются на филологическом анализе его произведений, прекращая упоминать политическую деятельность писателя и приписывать ему “идеологически правильные” для советского пространства идеи.
Подобные документы
Життєвий шлях письменника. Магiчний свiт Хулiо Кортасара. Мотив самотностi людини в жорстокому капiталiстичному свiтi, цiлковитої її духовної iзольованостi, неспроможностi належати собi. Використання парадоксальних ситауцій та складних композицій.
реферат [47,3 K], добавлен 07.09.2012Понятие "магического реализма". Творчество Хорхе Луиса Борхеса (1899-1986). Основные работы Хулио Кортасара (1914-1983). Соединенение концептов аргентинского национального сознания с европейской интеллектуализацией. Жожи Амаду и Габриэль Гарсиа Маркес.
презентация [249,2 K], добавлен 04.06.2012Биография Снегина Дмитрия Фёдоровича - советского писателя, кинодраматурга, Народного писателя Казахской ССР. Его служба в армии и участие в Великой Отечественной войне. Послевоенная деятельность писателя, творчество, награды и увековечение памяти.
презентация [1,8 M], добавлен 15.05.2016Анализ публицистики русского писателя Ф.М. Достоевского. Сотрудничество Достоевского с журналами "Время", "Свисток" и "Русский вестник". Упоминания в художественных произведениях писателя о журналистах. Анализ монографических публикаций и статей.
курсовая работа [68,7 K], добавлен 27.05.2014Биография и творчество Николая Николаевича Носова. Популярность произведений писателя у детей. Мир детства в творчестве писателя. Технические гении в рассказах Носова. Волшебный мир сказки, отражение биографии писателя в повести "Тайна на дне колодца".
контрольная работа [36,1 K], добавлен 20.10.2009Основные вехи биографии выдающегося советского и российского писателя Виктора Астафьева. Важнейшие темы творчества писателя - военно-патриотическая и деревенская. Особенности стиля повествования, характеристика литературных образов простых рабочих войны.
презентация [265,1 K], добавлен 07.10.2015Изучение биографии и жизненного пути русского писателя Михаила Булгакова. Описания работы врачом во время Гражданской войны, первых публикаций его очерков и фельетонов. Анализ театральных постановок пьес автора, критики его творчества в советский период.
презентация [2,9 M], добавлен 11.05.2011Биография Александра Исаевича Солженицына, его детство, юность и призвание на фронт в годы Великой Отечественной войны. Арест и заключение литератора, его освобождение, ссылка и изгнание из страны. Оценка творчества и публикаций писателя и публициста.
контрольная работа [56,4 K], добавлен 09.11.2011Жизненные годы и периоды творческой деятелньости советского писателя М. Шолохова. Работа над главный трудом своей жизни — романом "Тихий Дон". Незабываемые образы "Поднятой целины". Военная проза Шолохова. Заслуги писателя, всемирное признание.
презентация [666,8 K], добавлен 19.12.2011В. Сорокин – ведущий представитель концептуализма и соц-арта в прозаических жанрах. Биография писателя. Широкий общественный резонанс и дискуссии вокруг его произведений. Сюжетная техника писателя. Роман-зарисовка в жанре реплик и диалогов в очереди.
реферат [55,3 K], добавлен 10.03.2009
