Языковые средства репрезентации стихии света в идиостиле М.А. Волошина

Часто М.Волошин для описания источника света использует эпитеты. Так, украшающие эпитеты «жгуч» и «ярок», которым «свойственно придавать словам поэтический колорит» [Томашевский 1983: 199], реализуют дифференциальные признаки «теплота», «насыщенность». Жаркое, палящее солнце наделяется у поэта негативными характеристиками «злой», «страстный». Весна у поэта ассоциируется со «светом солнца», «пеньем птицы», потому как в это время года вся природа оживает. Здесь лексема солнце раскрывает дополнительные признаки «подъем», «оживление». Ср., например:«Из страны, где солнца свет//Льется с неба, жгуч и ярок…» (I, 15); «Степь околдованная спит…//Под взглядом солнца, злым и страстным…» (I, 12); «Знать, весна своим дыханьем//Отуманила меня,-//Светом солнца, пеньем птицы…» (II, 326).

Лунный свет в самом существе есть нечто холодное, стальное, металлическое. «Он есть нечто электрическое и в то же время как бы нечто механическое, машинное. Лунный свет есть гипноз. Он бьет незаметными волнами в одну точку сознания, которая переводит бодрственное состояние в сон. Вы переходите именно в гипнотическое состояние. Начинается какая-то холодная и мертвая жизнь /…/. Луна - совмещение полного окоченения и смерти с подвижностью, доходящей до исступления, до пляски» [Лосев 1991: 57]. Лосев А.Ф. отмечает разницу в зрительном восприятии образа луны. Так, у А.С.Пушкина она - женщина, враждебно-тревожная царица ночи (Геката). Отношение поэта к ней мужественное. Она его тревожит, а он обращает ее действие в шутку, называя ее «глупой». Месяц у Ф.М.Тютчева - «бог», «гений», льющий в душу покой, но тревожащий и усыпляющий. У Баратынского образ луны бледен и проявлен только в «подлунных впечатлениях» души поэта.

В творчестве М.Волошина луна наделяется дополнительными характеристиками «тихая», «спокойная», «молчаливая», но при этом «холодная», «проникновенная».

Наиболее распространенными при описании луны являются эпитеты-оксюмороны «тихий» и «холодный», которые, сочетаясь с лексемой свет, «несут противоречивые в прямом значении» [Томашевский 1983: 194] характеристики света. Ср., например: «Тихо светит луна…» (II, 143); «Смотрите: над рекою//Свет тихий льет луна…» (II, 166); «И здесь, у подножья богини - в лучах//Холодного лунного света…» (II, 382); «Ночь тиха и туманна. Чуть светит луна…» (II, 184); «Лунный свет…Сухие русла//И молчанье древних вод…» (II, 586). В стихотворении «Ночь» общая картина тишины «тихой» и «туманной» способствует наделению такими же признаками светящейся луны. При этом предлог чуть служит для ограничения степени освещенности и придает лунному свету дополнительные значения «тусклость», «неясность». В другом примере использование слова молчанье служит для придания поэтической картине признаков «тишина», «покой».

В одном случае М.Волошин использует лексему «месяц», который несет в себе положительные характеристики, он «светел», «сияет». При этом лексема светел выявляет дополнительные эмоционально-оценочные коннотации «радость», «неповторимость». Интересно то, что луна у поэта золотая, что придает ей признаки «блеск» и «сияние», тогда как свет луны серебряный, то есть более тусклый. Лексема проникающий актуализирует эмоционально-оценочные коннотации «загадочность», «таинственность», «магнетизм». Ср., например: «Зашелестел ветвями старый сад//Весь облитый светлым месяцем сиянья…» (II, 258); «Я плыву. Луна златая//Ярко светит…» (II, 210); «Виденье гаваней и древних берегов,//Просеребренных лунным светом…» (II, 578); «Луна золотая облила серебряным светом…//Волна…//Облитая тихим, насквозь проникающим светом…» (II, 280).

Созвездья поэт наделяет характеристиками, близкими к солнечным, несмотря на то, что эти источники света ночные, поскольку «светоносность - неотъемлемое качество звезды» [Бабенко 1996: 52]. Возникает некая противопоставленность при использовании лексем «звезды», «созвездья» вместе с лексемой «солнце». Свет созвездий «бледный», но мерцает «алмазно и лазурно», наделяясь при этом дополнительными коннотациями «блеск», «сияние». При этом эпитет «медленный», неся в своем значении признак «тихий», позволяет нам отметить близость описания созвездий и луны у М.Волошина. Лексема «лазурь» выступает как образ пространства, атмосферы, воздуха, вобравшего в себя лазурный цвет небес. Ср., например: ««На тверди видимой алмазно и лазурно//Созвездий медленных мерцает бледный свет…» (I, 78); «Зрачки чужих, всегда враждебных глаз,//Ни светом звезд, ни солнцем не согреты…» (I, 126). Здесь возникает антонимическая парадигма, в основе которой лексемы «звезда» и «солнце», при этом звездный свет наделяется дополнительными признаками «тусклый» и «слабый», а солнечный, в противоположность, звездному свету, _ «яркий» и «пылающий».

Кроме того, природные источники света служат для раскрытия внутреннего мира человека.

4.2 Человек

Солнце у М.Волошина несет дополнительные коннотации «надежда», «тепло». Поэт сравнивает себя со светом солнца. Ср, например: «Я свет потухших солнц, я слов застывший пламень…» (I, 88); «Я, полуднем объятый, // Точно терпким вином, // Пахну солнцем и мятой,//И звериным руном…» (I, 145). При этом в последнем примере мы наблюдаем явление синастезии, поскольку солнце наделяется несвойственным для него характеристикой «запах». Об этом свидетельствует использование лексемы «пахну».

Храмы сравнивает поэт с гроздью винограда, используя сравнение «как светлые звезды». При этом мы наблюдаем корреляцию исследуемой лексемы с лексемой «свят». Такой процесс происходит благодаря использованию слов «храмы», «мощи», «вера» в одном контексте. Например: «Как на небе грозди светлых звезд // По лицу Руси сияли храмы,//Города стояли на мощах,//Да Москва пылала светом веры…» (I, 310); «Пусть звездою незакатною,//Ярким светочем сияя,//Светит сила благодатная,//Никогда не угасая…» (II, 253). Сила благодатная наделяется у М.Волошина метафорическими признаками, свойственными звездам. Она способна «светить», «сиять», «не угасать». Лексема «светоч» употребляется автором для полного раскрытия значения силы благодатной как света «вечности», «истины» (БАС).

Наименования природных источников света и их производные поэт использует для описания явлений природы, а также внутреннего мира человека. Как видим, меньше всего в поэзии М.Волошина света божественного. Это связано с несколькими причинами, касающимися индивидуальности поэта. Во-первых, Волошин был поэтом-символистом, а «отношения с Богом, по их мнению, у каждого свои. Связь с ним осуществляется через самоуглубление, самопознание, саморазвитие» [Воскресенская 2005: 121]. Во-вторых, это привело поэта к «блужданию духа»: буддизм, католичество, магия, масонство, оккультизм, теософия, Р.Штейнер» [Шунейко 1997: 120]. Поэтому «божественность» света может воплощаться в самом свете как таковом, а также в символах, которыми наделяются солнце, луна и звезды. Следует отметить, что в поэтическом творчестве М.Волошина метафора как наиболее распространенное художественное средство «обретает значимость символа» [Кашинская 1996: 112]. Мы рассмотрим символику чаще встречающегося образа солнца.

§ 5. Концептуально-образная значимость символики солнца в идиостиле М.Волошина

Следует отметить, что мифы как сложное лингвокультурное образование представляют собой знание, которое прошло проверку эпох, и занимают особое место в структуре культурной памяти человечества. Они являются единицами культурного и мировоззренческого порядка, опосредованными языком и зафиксированными в нем. Долгожительство мифов обусловлено их специфическим свойством - сохранять относительную неподвижность образа при изменчивости их значения: «мифы и подобные им рассказы живут по целым столетиям не ради своего буквального смысла, а ради того, который может быть в них вложен», - пишет А.А. Потебня [Потебня 1976: 182].

Существенно то, что миф не является односоставной неразложимой семантической и художественной единицей, поскольку, как правило, писатель использует миф не таким, каким он предстает в сборниках мифологических текстов, а интерпретирует его и, следовательно, модифицирует в зависимости от своих авторских интенций: отталкивает «ненужные» элементы и делает акцент на тех, которые наилучшим образом подходят для раскрытия авторского замысла, наполняя новым смыслом существующую столетия «мифологическую формулу».

В художественном мире Волошина солнце является одним из наиболее значимых символов. Причина широкого использования поэтом мифологический представлений о солнце в качестве одного из ведущих способов достижения образности обусловлена собственными идейно-философскими представлениями художника слова. «Поэты-символисты располагали определенным (отчасти даже профессиональным) знанием о символах и мифах, пишет А. Ханзен-Леве, - некоторые из них даже добились серьезных успехов в области исследования мифов и символов, истории религии и ересиологии, классической филологии и этнологии» [Ханзен-Леве 1999: 10]. К тому же сам Волошин имел склонность к мистицизму. Известно, что в коктебельском доме проводились спиритические сеансы, обязательные ежедневные медитации и поклонение Солнцу; это был «ежеутренний обряд, совершаемый на плоской крыше… » [Шунейко 1997: 20]. Сам поэт ассоциировался у современников с солнцем (См.: [Цветаева 1990: 200]).

Солнце, уходя своими корнями в глубокую древность, «являясь воплощением верховного божества, духовного центра мира, источника жизни, света и мудрости (всеведения)» (Сл. символов 1994: 479), становится символом-доминантой многих мифологических систем, религиозных, философских, оккультно-мистических учений. «На определенном этапе развития культуры и истории культ солнца был главным и, возможно, единственным», - пишет Х. Э. Керлот (Там же: 479). Не случайно К. Бальмонт в статье «Солнечная сила» заметил, что, «в какую страну ни придешь, в слове мудрых, в народной песне, в загадках легенды - услышишь хвалы солнцу» [Бальмонт 1989: 553].

В поэзии Волошина происходит сплавление воедино образных представлений о солнце в различных культурах. Это связано, с одной стороны, со всеобщим устремлением русских символистов к синтезу в литературе, а с другой - с желанием самого поэта выявить «единое тайное» знание, скрытое за внешней формой мировых религий. Не случайно сугубый мистицизм - постоянное ощущение тайны мира и стремление в неё проникнуть - было особенностью Волошина-поэта, выделявшей его из круга русских писателей.

В ряде случаев волошинские представления о солнце практически не выходят за пределы художественного переосмысленного предметного мира, оказываясь, тем не менее, важнейшим элементом создаваемых поэтом образов. При этом сама лексема солнце выполняет в стихотворениях номинативно-текстовую функцию, то есть на фоне прямого, словарного значения в условиях контекста выявляет дополнительные оттенки смысла «источник жизни», «тепло», «свет». Ср.: «В лучистых тупиках застыло солнце…» (166)** Здесь и далее в круглых скобках арабскими цифрами обозначены страницы издания М.Волошина: Волошин М. Стихотворения. Статьи. Воспоминания современников. М.: Правда, 1991.; «…Монастыри в преддверии пустынь / И медных солнц гудящие закаты» (72); «Двенадцать лет не видел я ни солнца, / Ни неба синего, ни снега, ни деревьев…» (157); «…Зрачки чужих, всегда враждебных глаз, / Ни светом звезд, ни солнцем не согреты» (56); «… Будет так, как солнце в феврале / Изнутри неволит нежно семя / Дать росток в оттаявшей земле» (104); «…Солнце…Вода…Облака…Огонь… / Все, что есть прекрасного в мире…» (73). В приведенных примерах семантическая реализация лексемы солнце поддерживается и мифологическими ассоциациями: известно, что в славянской традиции солнце почиталось как источник жизни, тепла и света, являлось божеством, питающим живительными соками весь тварный мир, несущим жизнь и воскресение.

Сознательная авторская апелляция к мифологическим контекстам, а также прием олицетворения подчеркивают стремление Волошина раскрыть более значительный, космический образ божественного светила. Солнце наделяется живыми признаками, и, персонифицируясь, предстает в роли царя, власть которого безгранична. Ср.: «Солнце! Прикажи / Виться лозам винограда, / Завязь почек развяжи / Властью пристального взгляда!» (66); «Солнце! Твой родник / В недрах бьет по темным жилам» (66).

Подобные сравнения солнца с властелином стали традиционными и для христианской культуры. Часто поэт обращается к памятникам древнерусской литературы, к Библии, Евангелию. В связи с этим в художественных текстах Волошина мы встречаем сопоставление солнца с образом Христа. Однако осмысление Христа как солнечного божества может быть связано с антропософскими воззрениями поэта. Волошин, как поэт-символист, был захвачен идеей создания «лирики современной души, души, у которой есть множество “ликов”» [Бавин 1993: 45]. В христианстве солнце всегда считалось священным, «его называли красным, светлым, святым, добрым, праведным, божьим, чистым» [Слав миф. 2001: 497], а потому не случайно лексема солнце, реализуя светоцветовую семантику, нередко выступает в волошинских текстах как символ жизни, надежды, радости, приобретая дополнительную коннотацию «святость», «сакральность» («В традиционном христианском искусстве красный цвет - это цвет жертвенной крови Христа и мучеников» [Груза 1998: 20-21].

В волошинском представлении лик Христа равен солнцу. Такое сопоставление языческого бога с христианским говорит о стремлении поэта к единству между религиями [Лялина 1993: 199]. Известно, что «Христос одной рукой привлек древний народ Палестины, а другой - язычников, и оба собрал воедино» [Касперавичюс 1990: 12]. Отметим, что Волошин солнце называет именем собственным (солнце пишется с заглавной буквы), тем самым одухотворяя его. Ср., например: «…Брат мой, Солнце, старшее из тварей, / Ты восходишь в славе и пожаре, / Ликом схоже с обликом Христовым…» (185); «…Сквозь душный сумрак преисподней / Они кидают вещий луч. / Их судьбы (демоны - Т.Г.) - это лик Господний, / Во мраке явленный из туч» (118).

Постоянное обращение Волошина к мифу во многом объясняется влиянием на него атмосферы Восточного Крыма, хранившего античные воспоминания не только в древностях Феодосии и Керчи, но в самом пейзаже своей пустынной, опаленной солнцем земли. Поэтому солнце в произведениях Волошина может принадлежать к числу символов гетерогенного происхождения. В нем сливаются самые разнообразные трактовки, возникшие в лоне различных учений, религиозных и мифологических систем, литературных традиций (См.: [Бавин 1993: 45]). Так, оно предстает в образах златокудрого бога Аполлона-Феба, египетского Ра-Гелиоса. При этом за счет семантико-эстетической реализации соответствующих лексем-репрезентантов образ солнца получает характеристики «величественность», «царственность», что сообщает соответствующим описаниям значительный эстетический заряд. Ср., например: «Отрок-бог! Из солнечного диска / Мне яви сверкающий свой лик» (56); «Свой лик, бессмертною пылающий тоскою, / Сын старший Хаоса, несешь ты в славе дня!» (79); «…Но пьет так жадно златокудрый лик / Янтарных солнц, просвеченный сквозь просинь…» (74).

Волошин неоднократно обращается к отдельным образам и сюжетам солярных мифов различных народов. Это и египетский миф о ночном путешествии солнца в ладье Озириса, и античный миф о Дедале и Икаре, миф о Фаэтоне. Здесь символика солнца служит для описания стремлений человека к «высшему», лучшему, светлому (некоему идеалу). Ср.: «…К какой плывет судьбе / Ладья Озириса в твоем гербе / С полночным грузом солнечного диска?» (108); «…Как солнца бег нельзя предотвратить, - / Зачатое не может не родиться…» (123); «Я - солнца древний путь от красных скал Тавриза / До темных врат, где стал Ираклов град - Кадикс…» (46); «…Грезишь ты, с землею стертый, / Все один и тот же сон: / Быть как Солнце! до зенита / Разъяренных гнать коней» (83); «…Мы правим путь свой к солнцу, как Икар, / Плащом ветров и пламенем одеты…» (50). В последнем примере важна апелляция к самому мифическому сюжету - это символический поступок Икара, который отражает суть человеческих стремлений.

Солнце играет огромную роль в посвятительных ритуалах, ему принадлежит функция очищения, просветления, преображения, ведь цель человека - «быть как солнце» [Груза 1998: 20-21]. Ср.: «…Ликуя и скорбя, / Возношу к верховным солнцам чашу, / Переполненную светами, - себя» (69); «Я, полуднем объятый, / Точно крепким вином, / Пахну солнцем и мятой, / И звериным руном (52).

Помимо явленного солнца, в поэзии Волошина мы выделяем и солнце внутреннее, духовное. При этом лексема солнце используется как средство репрезентации мифологического признака, соотнесенного с концептом «предназначение человека». Ср. например: «Когда же ты поймешь…/ Что солнца и созвездья возникали / И гибли внутри тебя» (94); «…Вы отреклись от солнечного света, / Чтоб затеплить во тьме пещер огонь!» (222); «Явь наших снов земля не истребит, - / полночных солнц к себе нас манят светы» (50). При этом солярная символика эксплицирует представления о возжигании божественной искры внутри человека, репрезентируя при этом признаки, соотнесенные с концептами «преображение», «очищение», «возвышение». Ср., например: «Но ты, всезрящее, покинуло меня, / И я внутри ослеп, вернувшись в чресла ночи… / Но я в своей душе возжгу иное око / И землю поведу к сияющей мечте!» (41); «Есмь кал и грязь, / А сам горю, как солнце…» (157); «В душе встают неясные мерцанья…» (55); «Я свет потухших солнц, я слов застывший пламень…» (43); «И каждый внутри себя увидел Солнце / В зверином круге» (244). Возжигая солнце внутри себя, человек сможет достичь совершенства. Здесь имеет место развитие мифа «человек - дитя солнца», который был разработан в творчестве К. Бальмонта (Слав. миф. 2001: 497]). По некоторым поверьям, «когда рождается человек, от солнца отрывается кусочек, который превращается в звезду, а когда человек умирает, его звезда гаснет и падает; при этом душа праведного человека возвращается в солнце…» (Там же: 497).

В славянских культурах солнце наделялось и негативными свойствами. Так, согласно одной из восточнославянских легенд, «когда-то солнца не было, и люди жили в полутьме; однако верховному божеству Сварогу нужно было наблюдать за землей и людьми, и он выпустил солнце из-за пазухи. Люди обрадовались солнцу, а особенно обрадовались женщины: они вынесли из домов решета, чтобы набрать в них солнца и осветить жилища. Долго они трудились, но так и не набрали в решета солнца. Тогда, рассердившись, они стали плевать в сторону солнца и бранить его; солнце же обрушило на них свой гнев, превратив их в камни…» (Там же: 497). Оно может быть гневным, убивающим все живое, злым, палящим. В такой роли оно выступает в некоторых контекстах Волошина. При этом реализация солярной символики подчеркивает мученическую сущность человеческой души. Ср., например: «…Желанный луч с собой принес / Такие жгучие, мучительные ласки» (32); «Благоухание казалось оскорбленьем, / Луч солнца - издевательством…» (175); «Окрестные холмы вызорены / Колючим солнцем» (261); «…В багряных свитках зимнего тумана / Нам солнце гневное явило лик втройне…» (113).

Как видим, апелляция к мифологическим представлениям и сюжетам о солнце в различных культурах позволяет Волошину построить свою концепцию мировосприятия, в центре которой - человек, его красота и духовность. Солярная символика проникает во все области художественного мира Волошина, оказываясь важнейшим средством концептуализации, подчеркивая многоплановость и многогранность создаваемых автором образов.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Проведенное в данной работе исследование, предусматривающее выявление специфики языковой репрезентации в идиостиле М.Волошина стихии света в ее соотнесенности с категориями «Природа», «Человек», «Бог».

В поэтической системе М.А.Волошина нами выявлены следующие языковые средства, репрезентирующие стихию света: лексема свет и ее производные (56%), цветообозначения (14%), минералогическая лексика (12%), наименования природных источников света и их производные (18%).

В номинативно-текстовой функции наряду с природными реалиями лексема свет и ее производные (56%) употребляется в значении «лучистая энергия, воспринимаемая глазом и делающая окружающий мир видимым». Здесь М.Волошин в качестве художественных средств использует метафоры, которые придают природным реалиям дополнительную динамику, а также сравнения, в основе которых - вода, огонь. Нами отмечено употребление исследуемой лексемы на фоне словосочетаний «клубы огня», «огненная земля», что позволяет отнести ее к зоне «огонь». О глубоких сакральных смыслах стихотворений поэта свидетельствует употребление в одном контексте с лексемами «свет» и «тьма». При этом лексема свет получает дополнительные коннотации «проникновенность», «блеск», «прозрачность».

В категории «Человек» лексема свет используется при определении как искусственного света, так и внутреннего. Искусственный свет раскрывается посредством использования светообозначений «фонарь», «лампа», «лампада», «свеча». При этом свет наделяется дополнительными признаками «неясный», «мутный», «трепещущий», «бледный» в отличие от живого природного света. Но, несмотря на это, свет активен, посему М.Волошин использует метафоры, основанием для которых служит интенсивность света.

Душевное состояние человека, чувства (печаль, радость, надежда, отчаянье), молодость ассоциируется у поэта со светом. В исследуемых контекстах свет приобретает дополнительные характеристики «исцеление», «пробуждение», «бодрость», «веселье».

Мы отметили, что божественный свет встречается в контекстах, соотнесенных с библейскими сказаниями («Протопоп Аввакум», «Святой Серафим», «Видение Иезекиля»), где ему приписываются физические характеристики. В данных текстах мы выделили корреляцию лексем «свет» _ «свят», связанную с их «филологической тождественностью» [ПЦСС 1998: 582].

Исследуя цветообозначения, репрезентирующие стихию света (14%) в поэтическом творчестве М.Волошина, мы пришли к выводу, что со светом у художника слова связаны все цвета, поскольку здесь поэт выступает как профессиональный художник, образуя цвета посредством смешения. Нами были исследованы цветообозначения синего, красного, зеленого, желтого, белого тонов, которые закреплены за категориями «Человек», «Природа». Цвета красного тона (красный, алый) закреплены за реалией «солнце» и вызывают представления о повышенной яркости передаваемого словом цветового представления. Оттенки темно-красного тона передают цветообозначения «багровый», «медный», которые способствуют появлению в контекстах дополнительных коннотаций «торжество», «тревога». Белый цвет служит для описания внутреннего состояния человека (радости, печали) и несет дополнительные коннотации «спокойствие», «умиротворенность». Этот цвет является одним из значимых компонентов эстетического поля «свет». Синий цвет закреплен за реалиями «небо», «вода», а также «душа». Для описания внутреннего состояния героя поэт использует прием синастезии, поэтому синий цвет несет в контексте дополнительные характеристики «тихий», «желанный». К синему тону мы отнесли цветовые номинации лазоревый и лазурный. М.Волошин использует прилагательное лазоревый в разных значениях (как в значении «небесно-голубой», так и в значении, соотнесенном с красным цветовым тоном). Желтый цвет представлен в цвете золота и закреплен за реалиями «солнце», «облака», «звезды». Этот цвет несет дополнительные эмоционально-оценочные характеристики «теплый», «светлый».

Минералогическую лексику, (12%) М.Волошин использует при описании природы. К солнечным камням (как источнику света) относятся янтарь и золото, поэтому свет описывается посредством красочных эпитетов золотой, янтарный. Благодаря своим световым эмоционально-оценочным коннотациям «золотой», «солнечный», «теплый» прилагательное янтарный несет положительный эстетический заряд. При описании природы мы достаточно часто наблюдаем использование наименований самоцветов и металлов в составе сравнений и метафор. Прилагательные жемчужный, алмазный являются ведущим метафорическим средством экспликации звезд, облаков, солнца. Таким образом, минералогические лексемы, неся в себе образные характеристики «свет», «цвет» и «форма», позволяют поэту использовать их в основе художественных средств при раскрытии реалии «солнце», «луна», «звезды».

Вышеперечисленные реалии, как известно, _ природные источники света. Поэтому лексему солнце использует М.Волошин для создания красочных пейзажей. Лунный свет раскрывается посредством эпитетов-оксюморонов и характеризуется признаками «тихий», «спокойный». Свет созвездий несет в контекстах стихотворений дополнительные коннотации «блеск», «сияние». При описании света в категории «Человек» поэт использует синастезию, наделяя солнце несвойственным для него признаком «запах».

Исследуя поэтическую систему М.Волошина, мы убедились в том, что «волошинская метафора не выстраивает символ, а открывает его» [Кашинская 1996: 114]. Этим объясняется столь частое использование художником слова символических образов. Исследуя концептуально-образную значимость символики солнца, мы определили, что лексема солнце выполняет в стихотворениях номинотивно-текстовую функцию и выявляет дополнительные оттенки смысла «источник жизни», «тепло», «свет». Также солнце наделяется живыми признаками и выступает, реализуя светоцветовую семантику, как символ жизни, надежды, радости. Часто М.Волошин обращается к мифам (Миф о Фаэтоне, Миф о Дедале и Икаре, Миф о путешествии солнца в ладье Озириса). Солнце, связанное с категорией «Человек», используется как средство репрезентации мифологического признака, соотнесенного с концептом «предназначение человека».

Таким образом, обращение к мифологическим представлениям позволяет М.Волошину построить свою концепцию мировосприятия, в центре которой - Человек, его красота и духовность.

Столь многогранное использование лексемы свет и ее производных связано с огромным смысловым значением этого слова, которое оно реализует в контекстах стихотворений М.Волошина.

Таким образом, наше исследование показало, что в поэтической системе М.Волошина лексема свет наиболее часто используется в рамках категорий «Природа» и «Человек». Категория «Бог» реализует раскрытие исследуемой лексемы значительно реже. Это связано с интересами самого поэта, с его мироощущением и мировосприятием. Постоянный поиск истины, блуждания духа (буддизм, католичество, магия, масонство, оккультизм, теософия) привели М.Волошина к многогранному восприятию мира. Будучи художником, поэт отдавал предпочтение природе, отмечая ее неразрывную связь с человеком.

Видятся несколько направлений, по которым могут быть продолжены исследования в рамках обозначенной проблемы. Во-первых, вопрос может быть рассмотрен в контексте литературных течений Серебряного века. Во-вторых, возможно проведение сравнительного анализа репрезентации стихии света в творчестве поэтов Серебряного века.

БИБЛИОГРАФИЯ

I. НАУЧНАЯ ЛИТЕРАТУРА

1. Алимпиева Р.В. К истории формирования и семантического развития цветообозначения «багряный» // Развитие семантической системы русского языка: Сб. науч. тр. Калининград, 1986.

2. Алимпиева Р.В. К проблеме семантического развития цветообозначений // Материалы по русско-славянскому языкознанию: межвуз. сб. науч. тр. Воронеж, 1984.

3. Алимпиева Р.В. Об основных объектах исторической семантики (на материале прилагательных-цветообозначений) // Вопросы семантики. Сб. науч. тр. Калининград, 1987.

4. Алимпиева Р.В. Свет и цвет в византийской христианской эстетике и их отраженность в образной системе А.Блока // Актуальные проблемы и перспективы филологии. Калининград, 1994.

5. Алимпиева Р.В. Семантическая значимость слова и структура лексико-семантической группы. Л.: Изд-во ЛГУ, 1986.

6. Алимпиева Р.В. Синонимические связи в лексико-семантической группе цветовых прилагательных красного цвета // Вопросы семантики. Калининград, 1978.

7. Алимпиева Р.В. Этнокультурный компонент текста как средство выражения русского национального самосознания // Семантические единицы русского языка в диахронии и синхронии. Калининград, 2000.

8. Альтман М. Царь Киммерии // Воспоминания о Максимилиане Волошине. М.: Сов. писатель, 1990.

9. Апресян Ю.Д. Коннотация как часть прагматики слова // Избр. труды. Т.2. Интегральное описание языка и системная лексикография. М., 1995.

10. Апресян Ю.Д. Лексическая семантика. Синонимические средства языка. М.: Наука, 1974.

11. Арнольд И.В. Эмоциональный, экспрессивный, оценочный и функционально-стилистический компоненты лексического значения. // XXII Герценовские чтения. Иностранные языки. Материалы межвузовской конференции. Л., 1970.

12. Арнхейм Р. Искусство и визуальное восприятие. М.: Прогресс, 1974.

13. Арутюнова Н.Д. Метафора и дискурс // Теория метафоры: Сборник. М., 1990.

14. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М.: Языки русской культуры, 1999.

15. Арутюнова Н.Д. Языковая метафора (синтаксис и лексика) // Лингвистика и поэтика. М., 1979.

16. Архиппов Е. Коктебельский дневник // Воспоминания о Максимилиане Волошине. М., 1990.

17. Бабенко Л.Г. Лексические средства обозначения эмоций в русском языке. Свердловск, 1989.

18. Бабенко Н.Г. Эволюция символа «звезда» в русской поэзии XVIII-XX веков (лингвистический аспект). // Семантика русского языка в диахронии: Сб. науч. ст. Калининград, 1996.

19. Бабенко Л.Г. Лингвистический анализ художественного текста. М., 2004.

20. Бабенко Л.Г., Васильев И.Е., Казарин Ю.Б. Лингвистический анализ художественного текста. Екатеринбург, 2000.

21. Бабенко Н.Г. Эволюция антонимической парадигмы свет-тьма // Семантические единицы и категории русского языка в диахронии. Калининград, 1997.

22. Бабулевич С.Н. Цветообозначения как средство реализации концепта «Родина» в художественной картине мира С. Есенина: Автореф. дис. … канд. филол. наук. Калининград, 2004.

23. Бавин С., Семибратова И. Судьбы поэтов Серебряного века. М., 1993.

24. Бахилина Н.Б. История цветообозначений в русском языке. М., 1975.

25. Бекова С.К. К проблеме идеологического словаря писателя (Семантико-стилистический анализ группы слов со значением цвета у А.М. Горького): Автореф. дис. … канд. наук. Л., 1973.

26. Белый А. Символизм как миропонимание. М., 1994.

27. Берестнев Г.И. Семантика русского языка в когнитивном аспекте. Калининград: Изд-во КГУ, 2002.

28. Блумфилд Л. Язык. М., 2002.

29. Бобыль С.В. Семантико-стилистические свойства русских цветообозначений. Автореф. канд. филол. наук. Псков, 1987.

30. Борев Ю.Б. Эстетика. М., 1988.

31. Бычков В. Малая история византийской эстетики. Киев, 1991. С. 102-107.

32. Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. М., 1996.

33. Виноградов В.В. Проблема авторства и теория стилей. М., 1961.

34. Виноградов В.В. Проблемы русской стилистики. М., 1981.

35. Винокур Г.О. О языке художественной литературы. М.: Высш. шк., 1991.

36. Волошин М.А. Лики творчества. Л., 1989.

37. Волошин М. Стихотворения. Статьи. Воспоминания современников. М.: Правда, 1991.

38. Воскресенская М.А. Символизм как мировидение Серебряного века. М.: Логос, 2005.

39. Голлербах Э.Ф. Миражи Киммерии. Каталог выставки. Л., 1927.

40. Горшкова В. Светоносная палитра // Родина. 2000. № 2.

41. Груза Н. Тайны цвета // Наука и религия. 1998. №7.

42. Давыдов З., Купченко В. Совесть народа - поэт… (Максимилиан Волошин: жизнь, творчество, контакты). // Волошин М. Избранное: Стихотворения, воспоминания, переписка. Минск, 1993.

43. Донецких Л.И. Эстетические функции слова. Кишинев, 1982.

44. Енишерлов В.П. Судьба Максимилиана Волошина // Енишерлов В.П. Времен прослеживая связь: Сб. ст. М.: Современник, 1985.

45. Звегинцев В.А. Семасиология. М., 1957.

46. Зимина Н.В. Минералы и самоцветы. М., 2001.

47. История красоты /ред Умберто Эко. М.: Слово, 2005.

48. Касперавичюс М.М. Функции религиозной и светской символики. Л.: Знание, 1990.

49. Кассирер Э. Философия символических форм: в 2 т. Т.2.: Мифологическое мышление. М., СПб: Университетская книга, 2002.

50. Кацнельсон С.Д. Содержание слова, значение и обозначение. М.: Наука, 1965.

51. Кашинская В.В. Метафора в художественной системе М. Волошина (На материале лирики 1900-1910 гг.) // Художественное мышление в литературе XVII-XX веков: Сб. науч. тр. Калининград, 1996.

52. Крюкова Н.Ф. Метафорика и смысловая организация текста. Тверь, 2000.

53. Крючков С.Е., Максимов Л.Ю. Современный русский язык. М., 1977.

54. Кузнецова Э.В. Лексикология русского языка. М., 1989.

55. Кульпина В.Г. Лингвистика цвета. М.: Московский лицей, 2001.

56. Куприянов И.Т. Судьба поэта (личность и поэзия Максимилиана Волошина). Киев, 1978.

57. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. М., 1979.

58. Логический анализ языка. Языки эстетики: концептуальные поля прекрасного и безобразного / ред. Арутюновой Н.Д. М.: Индрик, 2004.

59. Лосев А.Ф. Знак. Символ. Миф. М., 1982.

60. Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. М.: Издательство политической литературы, 1991.

61. Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста. М., 1974.

62. Лялина М. Влияние французской поэзии XIX века на раннее творчество Максимилиана Волошина // Рус. лит., 1993, № 4.

63. Магия камня / Сост. Т.П.Гладышева. СПб, 2000.

64. Максимилиан Волошин-художник. Сборник материалов. М., 1976.

65. Милашев В.А. Алмаз. Легенды и действительность. Л., 1976.

66. Новиков Л.А. Семантика русского языка. М.: Высш.шк., 1982.

67. Норманская Ю.В. Генезис и развитие систем цветообозначений в древних индоевропейских языках. М., 2005.

68. Потебня А.А. Эстетика и поэтика: Сборник. М.: Искусство, 1976.

69. Робежник Л.В. Отражение духовных устремлений в цветопластике фресковой живописи (на примере церкви Спаса Преображения на Ковалеве в Новгороде). // Духовные начала русского искусства и образования. Новгород: НовГУ им. Ярослава Мудрого, 2005.

70. Рождественский В. Страницы жизни. Из литературных воспоминаний. М.: Современник, 1976.

71. Розенталь Э. Планета Макса Волошина. М.: Вагриус, 2000.

72. Рохлина Н. Метафизическая концепция света или неоплатонический принцип эманации в поэзии Максимилиана Волошина // The Silver Age in Russian Literature. Harrogate, 1990. P. 32-58.

73. Смирницкий А.И. Значение слова. // Вопросы языкознания, 1955, №2.

74. Соссюр Ф. Курс общей лингвистики. Екатеринбург, 1999.

75. Стернин И.А. Проблемы анализа структуры значения слова. М., 1979.

76. Таран С.В. Функциональная роль минералогической лексики в идиостиле М.Волошина: дис. канд. филолог. наук. Калининград, 2005.

77. Телия В.Н. Коннотативный аспект семантики номинативных единиц. М., 1986.

78. Телия В.Н. Русская фразеология: семантико-прагматический и лингвокультурологический аспекты. М., 1996.

79. Телия В.Н. Фразеология // Общее языкознание. Внутренняя структура языка. М., 1972.

80. Тишунина Н.В. Взаимодействие искусств в литературном произведении как проблема сравнительного литературоведения. // Филологические науки, 2003, № 1.

81. Томашевский Б.В. Стилистика: Учеб. пос. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1983.

82. Три века русской поэзии / Сост. Н.В.Банников. М.: Просвещение, 1986.

83. Трубецкой Е. Два мира в древнерусской иконописи // Философия русского религиозного искусства XVI - XX вв. Антология. М., 1993.

84. Усанкова Н.В. Специфика структуры соотнесенности лексико-семантической парадигмы цветообозначений красного тона в романах Г.Сенкевича и их русских переводах: дис. канд. филолог. наук. Калининград, 2001.

85. Успенский Б.А. Лотман Ю.М. Роль дуальных моделей в динамике русской культуры (до конца XVIII века) // Успенский Б.А. Избранные труды. Т.1. М., 1994.

86. Флоренский П.А. Избранные труды по искусству. М.: Изобразительное искусство, 1996. С.281.

87. Флоренский П. Иконостас. М., 1994.

88. Флоренский П.А. Столп и утверждение истины. М., 1990. Т. I (2).

89. Хаксли О. Рай и Ад // Хаксли О. Двери восприятия. СПб, 1999

90. Ханзен-Леве А. Русский символизм. СПб, 1999.

91. Цветаева М.А. Живое о живом (Волошин) // Максимилиан Волошин-художник. Сборник материалов. М., 1976; Воспоминания о Максимилиане Волошине. М.: Сов.писатель, 1990.

92. Чулков Г.И. Годы странствий. М., 1930

93. Шапарова 2001.

94. Шаховский В.И. Категоризация эмоций в лексико-грамматической системе языка. Воронеж, 1987.

95. Шаховский В.И. Эмотивный компонент значения и методы его описания. Волгоград, 1983.

96. Шмелев Д.Н. Очерки по семасиологии русского языка. М.: Просвещение, 1964.

97. Шмелев Д.Н. Проблемы семантического анализа лексики. М.: Наука, 1973.

98. Шмелев Д.Н. Современный русский язык. Лексика. М.: Просвещение, 1977.

99. Шмелев 1969

100. Шунейко А.А. «Мне было сказано: …ты будешь подмастерьем…»//Русская речь, 1997. №2.

101. Этимология 1986-1987. М.: Наука, 1988.

102. Эйзенштейн С.М. Избранные произведения: в 6 т. М., 1964. Т.3.

103. Ярушевская Т.В. О художественной функции самоцвета в образной палитре М. Волошина // Вопросы русской литературы: Республиканский межведомственный научный сборник. Львов, 1989. Вып. 1 (53).

II. СЛОВАРИ И ЭНЦИКЛОПЕДИЧЕСКИЕ ИЗДАНИЯ

1. БАС - Словарь русского литературного языка: в 17 т. М.-Л., 1948-1965.

2. БТС -- Большой толковый словарь русского языка. / Под ред. А.С.Кузнецова. М., 1998.

3. БЭ - Большая энциклопедия: в 62 т. М.: Терра, 2006.

4. ИЭС - Иллюстрированная энциклопедия символов / Сост. А. Егазаров. М., 2003.

5. Сл.символов _ Керлот Х.Э. Словарь символов. М.: «REFL-book», 1994.

6. ЛЭС - Литературный энциклопедический словарь / Под общ. ред. В.М. Кожевникова, П.А. Николаева. М.: Сов. энциклопедия, 1987.

7. МАС - Словарь русского языка: в 4-х т. М., 1957-1961.

8. МНМ 1982 - Мифы народов мира: Энциклопедия. В 2-х т. М., 1982. Т.2.

9. Сл. Даля - Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4-х т. М.: Русский язык, 1995.

10. Сл. Ожегова - Ожегов С.И. Словарь русского языка. М., 1990.

11. Сл. Фасмера - Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: в 4-х т. М., 1964-1973.

12. СТС -- Современный толковый словарь русского языка / Под ред. С.А. Кузнецова. СПб., 2000.

13. СЭС - Советский энциклопедический словарь / Гл. ред. А.М. Прохоров. 2-е изд. М. 1983.

14. Слав. миф. _ Шапарова Н.С. Краткая энциклопедия славянской мифологии: около 1000 статей. М.: Астрель, 2001.

15. ПЦСЛ - Полный церковно-славянский словарь: в 2 т. М.: Тера-книжный клуб, 1998. Т.2.

16. Слав. миф. _ Славянская мифология: Энциклопедический словарь. М.: Международные отношения, 2002.

17. Словарь синонимов русского языка: в 2 т.Л.: Наука, 1971.

18. Энц. Уайта _ Уайт А.Э Новая энциклопедия масонства (великого искусства каменщиков) и родственных таинств: их ритуалов, литературы и истории. СПб: Лань, 2003.

III. ИСТОЧНИКИ

Бальмонт К. Стихотворения. М.: Книга, 1989.

Библия. Книги священного писания Ветхого и Нового Завета. Канонические. В русском переводе, 1989.

Блок А. Собр. соч. В. 6 т. М., 1971. Т. 2.

Волошин М.А. Собрание сочинений. Т.1. Стихотворения и поэмы 1899-1926. М., 2003.

Волошин М.А. Собрание сочинений. Т.2. Стихотворения и поэмы 1891-1931. М., 2004.

Мандельштам О. Полное собрание сочинений. СПб., 1997.

Ницше Ф. Стихотворения. Философская проза. СПб., 1993.

Пушкин А.С. Сочинения. В 3-х т. Т. 1. Стихотворения; Сказки; Руслан и Людмила: Поэма. М.,1985. Т. 2. Поэмы; Евгений Онегин; Драматические произведения. М., 1986.

Серебряный век русской поэзии. М., 1993.

ПРИЛОЖЕНИЕ 1

Языковые средства репрезентации стихии света в идиостиле М.А.Волошина

ПРИЛОЖЕНИЕ 2

№	ПРИРОДА	ЧЕЛОВЕК	БОГ
1.	Когда же ты поймешь,//Что ты не сын земле,//Но путник по вселенным,//Что солнца и созвездья возникали//И гибли внутри тебя…(«Подмастерье», I, 218)	Люблю тебя побежденной,//Поруганной и в пыли,//Таинственно осветленной//Всей красотой земли…(«Россия», I, 221)	Только Русь, облистанная светом//Благости, цвела как вертоград…(«Протопоп Аввакум», I, 310)
2.	Сквозь огненные жерла//Тесных туч багровые мечи//Солнце заходящее простерло…(«Армагеддон», I, 232)	Но грянул гром, и ветр упал,//И свет померк. И вздулись воды… («Под знаком льва», I, 224)	От света земного заперли,//Да свет небесный замкнуть не догадались…(«Протопоп Аввакум», I,316)
3.	В жемчужных утрах, в зорях рдяных… («Весна», I, 237)	И было видно: осветленный//Сияньем бледного венца…//Висел в созвездии тельца//Корабль…(«Цеппелины над Парижем», I, 239	Бог наш есть огнь поядающий. Твари//Явлен был свет на реке на Ховаре…(«Видение Иезекиля», I, 356)
4.	Да светы небо стерегут,//Да ветр доносит запах пашни…(«Париж в январе 1915», I, 238)	Внизу несомый малый свет//Строений колыхал громады…(«Цеппелины над Парижем», I, 239)	Одежд ее чудесный сон,//Небесным светом опален…(«Реймская Богоматерь», I, 241)
5.	А после ночь писала руны,//И взмахи световых ресниц//Чертили небо… («Цеппелины над Парижем», I, 239)	В мутном свете увялых//Электрических фонарей…(«На вокзале», I, 285)	Я каждому скажу: «Тебе ключи надежды.//Один ты видишь свет. Для прочих он потух». («Ангел Мщенья», I, 253)
6.	И русые при первом свете//Поля…(«Бегство», I, 334)	В граде солнечном,//В небесном Иерусалиме…(«Протопоп Аввакум», I, 295)	Сквозь дымный сумрак преисподней//Они кидают вещий луч…(«Демоны глухонемые», I, 261)
7.	В нем [Петербург ] брезжит солнце завтрашнего дня,//И крест его - всемирное служенье…(«Европа», I, 267)	Царь-Государь, наш свет! («Протопоп Аввакум», I, 310)	В светлых ризах, в девственной фате,//В кружевах, с завешенными лицами,//Ряд церквей - невесты во Христе…(«Руанский собор», I, 85)
8.	По Руси что ветер засвистал,//Освещал свой путь двойной луною…(«Dmetrius-Imperator», I, 273)	Как на небе грозди светлых звезд//По лицу Руси сияли храмы,//Города стояли на мощах,//Да Москва пылала светом веры…(«Протопоп Аввакум», I, 310)	И пронизаны неизреченным светом,//Цепенели воды и деревья…(«Святой Серафим», I, 104)
9.	На свет из тьмы, на волю из полона_//Стихии, страсти, племена…(«Китеж», I, 281)	Выпросил у Бога светлую Россию сатана…(«Протопоп Аввакум», I, 315)	В окруженьи света, сил и славы//Сын Господний в лике человечьем//К ним идет по воздуху…(«Святой Серафим», II, 107)
10.	Искры света - в диске наклоненном - //Спутники стремительно бегут…(I, 167)	Затравленные пароходы//Врывались в порт, тушили свет,//Толкались в пристань…(«Феодосия», I, 323)	Только лик - то светом разгорался,//То бледнел, как снег…(«Святой Серафим», II, 107)
11.	Монастыри в преддверии пустынь,//И медных солнц гудящие закаты…(I, 171)	Одни возносят на плакатах//Свой бред о буржуазном зле,//О светлых пролетариатах,//Мещанском рае на земле…(«Гражданская война», I, 329)	И когда он вышел из затвора,//То увидели, что лик его//Стал сгущенным светом, все же тело -//Что клубок лучей, обращенных внутрь…(«Святой Серафим», II, 112)
12	Но пьет так жадно златокудрый лик//Янтарных солнц, просвеченных сквозь просинь…(I, 176)	Лики, как свет раскаленных лампад… («Видение Иезекииля», I, 356)	Не устрашайтесь, Ваше Боголюбие,//Теперь вы сами светлы, как я…(«Св.Серафим», II, 117)
13	Не несвязные слова,//Ночным мерцающие светом…(I, 184)	Я вижу изневоленную Русь,//Просвеченную заревом лампад…(«Россия», I, 380)	А в сердце света Лик Серафима -//Уста шевелятся, глаза глядят…(«Св.Серафим», II, 117)
14	Пузырчатые оспины огня//Сверкают в нимбах яростного дня…(I, 213)	И светотень курчавых складок//Струилась прядями волос…(«Реймская Богоматерь», I, 241)	Ты явила подлинный свой Лик://Светлый Лик Премудрости-Софии…(«Вл.Богоматерь», I, 130)
15	Явь наших снов земля не истребит,_//Полночных солнц к себе нас манят светы…(I, 119)	И в этот безысходный час,//Когда последний свет погас//На дне молчанья и забвенья…(«Преосуществление», I, 265)	Был образ Богоматери: она//Сама была материей и плотью,//Еще не опороченной грехом,//Сияющей первичным светом, тварью,//Взнесенной выше ангелов…(«Таноб», II, 73)
16	Клубы огня, мятущийся пожар,//Вселенских бурь блуждающие светы _//Мы вдаль несем…(II, 120)	Бровями союзна, телом изобильна,//Вся светлостью облистана//И млечной белостью//Всетельно облиянна [Царица Ксения…(«Написание о царях московских», I, 270)]
17	Когда для всех сапфирами лучей//Сияет день, журчит в полях ручей, -//Для нас во мгле слепые бродят светы…(I, 122)	Когда же плакала,//Блистала еще светлее//Земной красотой…(Написание о царях московских, I, 271)
18	Зрачки чужих, всегда враждебных глаз,//Ни светом звезд, ни солнцем не согреты…(I, 126)	Возношу к верховным солнцам чашу,//Переполненную светами, - себя…(I, 167)
19	Но Змий,//Что в нас посеял волю к свету…(I, 148)	Нет в мире радости светлее, чем печаль! (I, 183)
20	Точно кисть лиловых бледных глициний,//Расцветает утро…(I, 161)	Свети ему пламенем белым _//Бездымно, безгрустно, безвольно…(I, 190)
21	Я смотрел,//Как солнце мечет в зыбь стальную//Алмазные потоки стрел…(I, 165)	Мерцают отсветы бесед, событий, лиц…//Угасшие огни былых иллюминаций…(I, 194)
22	Ветер с неба клочья облак вытер,//Синим оком светит водоем…(I, 167)	Твой влажный свет и матовые тени,//Ложась на стены, на пол, на ступени…(Lunaria, «Венок сонетов», I, 208)
23	Степь околдованная спит…//Под взглядом солнца, злым и страстным…(I, 12)	Лампада снов! Владычица зачатий!//Светильник душ! Таиница мечты! (Венок сонетов, I, 208)
24	И брызнет кровь лучей с заката…(I, 12)	Из глаз твоих лучатся смерть и мрак…(«Венок сонетов», I, 211)
25	И тлеет медленно закат…(I, 12)	Лики, как свет раскаленных лампад… («Видение Иезекииля», I, 356)
26	Из страны, где солнца свет//Льется с неба, жгуч и ярок…(I, 15)	Тому, кто зряч, но светом дня ослеп…(I, 119)
27	Проклинает мир прекрасный//Светлых эллинских богов…(«Тапгейзер», I, 18)	Я, полуднем объятый,//Точно терпким вином,//Пахну солнцем и мятой,//И звериным руном…(I, 145)
28	Устало мерцают в отливах тумана//Далеких лагун огневые сверканья…//Вечернее солнце, как алая рана…(«Венеция», I, 19)	В них [кастаньетах ] живет испанский зной,//В них сокрыт кусочек света…(«Кастаньеты», I, 15)
29	Луч заката брызнул снизу…//Над долиной сноп огней…//Рдеет пламенем над ней он -// В горне бронзовых лучей…(«Акрополь», I, 21)	И танцоры идут в ряд,//Облитые красным светом… («Кастаньеты», I, 15)
30	Грод-змей, сжимая звенья,//Сыпет искры в алый день…(«Париж», I, 22)	Но поздний луч зари возжег благоговейно//Зеленый свет лампад на мутном дне бассейна…(«Париж», I, 28)
31	Вечер...Тучи…Алый свет//Разлился в лиловой дали://Красный в сером - это цвет//Надрывающей печали…(«Париж», I, 24)	Там вьются зарницы, как синие птицы,//Горят освещенные окна. («Рождение стихов», I, 32)
32	В лунном свете с миндолиной//Он поет в своем окне…(«В цирке», I, 31)	И боль пришла, как тихий синий свет…(«Я ждал страданья…», I, 42)
33	Падают, вьются, ложатся с усильями//Полосы света и мглы…(«Небо запуталось…», I, 37)	Спустилась ночь. Погасли краски.//Сияет мысль. В душе светло…(I, 44)
34	И солнце, черное как ночь,//Вбирая свет, уходит прочь…(«Письмо», I, 55)	Едва-едва//В неясном свете вижу почерк _//Кривых каракуль смелый очерк. Зажег огонь. При свете свеч//Глазами слышу вашу речь…(«Письмо», I, 49)
35	Мы заблудились в этом свете.//Мы в подземельях темных…(I, 61)	Как желтый жемчуг - фонари…(«Письмо», I, 49)
36	Старинным золотом и желчью напитал//Вечерний свет холмы…(I, 89)	Я буду помнить Лувра залы,//И шелест ног, и пыльный свет…(«Письмо», I, 52)
37	В волокнах льна златится бледный круг//Жемчужных туч, и солнце, как паук,//Дрожит в сетях алмазной паутины…(I, 91)	Свет очей - любовь мою сыновью//Я тебе незрячей отдаю…//И своею солнечною кровью//Злое сердце мрака напою…(«Руанский собор», I, 85)
38	Запал багровый день. Над тусклою водой//Зарницы синие трепещут беглой дрожью…(«Гроза», I, 92)	Я свет потухших солнц, я слов застывший пламень…(I, 88)
39	У излучины бледной Леты,//Где неверный бродит день,//Льются призрачные светы,//Веет трепетная тень…(«Призыв», I, 112)	В себе тая все летописи мира,//В ногах светясь внемирной красотой,//Златыми пчелами расшитая порфира…(«Созвездия», I, 116)
40	Нимбы света, венцы и сияний тяжких гирлянды//Мерно плывут над землей…(«Полдень», I, 113)	Я тебя согрею и укрою,//Чтоб никто не видел, чтоб никто не знал.//Свет зажгу…И ровный круг от лампы…(«В мастерской», I, 71)
41	И солнцу путь затлила тень Геракла…(«Созвездия», I, 115)	Любовь твоя//Во мне мерцает влагой звездной…//Ты слезный свет во тьме железной…(I, 73)
42	Робко верили мы//В непрозрачность света//И прозрачность тьмы…(I, 63)	На дне глухая кровь стучит…//В ней тьма горит, в ней света нет…(«Кровь», I, 77)
43	Эта светлая аллея//В старом парке - по горе…(I, 65)	С взглядом светлым, бодрым, ясным,//Вы явились предо мной…(II, 353)
44	Как этот день теперь далеко//С его бескрылою тоской!//Он был как белый свет востока…(«Второе письмо», I, 68)	Эти лучшие созданья//Светлой юности моей…(«Посвящение», II, 357)
45	И мы, как боги, мы, как дети,//Должны запутаться во мгле,//Должны ослепнуть в ярком свете…(«Второе письмо», I, 69)	Здравствуй, новый светлый год!//…На душе теперь - светло://Юность горя не боится…(«Час урочный настает…», II, 360)
46	На тверди видимой алмазно и лазурно//Созвездий медленных мерцает бледный свет…(«Сатурн», I, 78)	Забытые, старые сказки,//Преданья седой старины//Как милые светлые глазки…(II, 327)
47	Высятся дуги собора//К светлым пространствам ночей…(«Руанский собор», I, 81)	О юность, искусство, свобода и свет,//Вдохновенно прекрасное слово…(«Среди пошлых речей…», II, 336)
48	Свет страданья, алый свет вечерний//Пронизал резной, узорный храм…(«Руанский собор», I, 83)	Мы сошлись при блеске молодого света…//И когда придется снова нам расстаться с этой светлой верой - бодрой, молодой…(II, 352)
49	И поэт//Здесь мечтал собраться с силой,//Видя моря блеск и свет…(«Доля русского поэта», II, 366)	Светлый встретил иноклию старец…(«Св.Серафим», II, 122)
50	И над пылающей страной//Восходит с запада светило…(II, 357)	Сначала Евдокия светлых юношей спросила: кто вы? («Св.Серафим», II, 123)
51	В яркий солнечный день познакомились мы…(II, 335)	Сколько глаз жестоких и суровых//Увлажнялось светлою слезой…(«Вл.Богоматерь», II, 129)
52	Когда ж призыв могучий//Их к свету вызовет - подобные волне//Они нахлынут вдруг бунтующей толпою…(II, 339)	Что вас заставило родной покинуть край,//Тот светлый юг, столь сердцу милый?(«Откуда вы, станицы журавлей…», II, 191)
53	В высоте небесной засветлеют//Звезды золотые и разрывы туч…(II, 351)	Я счастья светлого не знаю,//Мне нету близких на земле…(«Я жертва жизненной тревоги…», II, 232)
54	Но отсвет затаенного заката//Лиловую просвечивает мглу…(II, 589)	Все весело, светло…все в жизни торжествует…(«Весна», II, 234)
55	Облака, пронизанные светом,//И молчанье звонкое земли…(II, 590)	Он создан был из тьмы и света,//Великим гневом потрясен…(«О Байроне», II, 529)
56	Резцом чеканен, светом обесцвечен//Лоснящийся муаровый залив…(II, 593)	Стены низкой комнаты в тусклом свете//Смутны и белы…(«На пол пала лунная тень от рамы…», II, 551)
57	Тонкий свет серебряной луны//В простынях невыявленной ночи…(II, 595)	И просвет в глубине аллеи -//Язык лазурного огня…(II, 584)
58	Холмы, окованные медью,//Сквозь дымно-розовый янтарь…(II, 595)	Кто укажет свет и скажет…//Наше слово в жизни снова//Свет и знанье принесет! (II, 262)
59	Янтарный свет в земной кисее//И хляби волн, и купол Карадага. (II, 597)

Подобные документы

• Восточный Крым в творчестве Максимилиана Волошина

  Поэтическое освоение крымского пейзажа Волошиным. Красота и единственность Коктебеля. Развитие и обогащение культуры восприятия природы у Волошина. Выражение любви к Киммерии и ее сердцевине - Коктебелю в поэзии Волошина. Зарождение пантеизма Волошина.
  
  реферат [23,9 K], добавлен 23.01.2010
  

• Истоки творчества М. Волошина

  Особенности мировоззрения М. Волошина, которое складывалось под влиянием художественной и научной литературы. Характеристика раннего периода творчества поэта, анализ темы природы. Отличительные черты поэзии - оригинальная оркестровка стиха, новые рифмы.
  
  реферат [29,1 K], добавлен 26.04.2010
  

• Творческие искания М. Волошина

  Все увидеть, понять, узнать и пережить как программа жизни и творчества М. Волошина. Отражение увиденного во время путешествий в поэзии, мастерство передачи зрительных образов. Стихотворное покорение Парижа и Венеции. Овладение мастерством художника.
  
  реферат [16,0 K], добавлен 15.04.2010
  

• Символика света в романе Ф.М. Достоевского "Преступление и наказание"

  Теория символа, его проблема и связь с реалистическим искусством. Исследование работы по символике света в романе Достоевского Ф.М. "Преступление и наказание". Раскрытие психологического анализа внутреннего мира героев через призму символики света.
  
  курсовая работа [62,5 K], добавлен 13.09.2009
  

• Пространство в романе Харуки Мураками "Страна чудес без тормозов и Конец света"

  Пространства как текстовые категории в литературоведении. Текстовое пространство и языковые средства его репрезентации. Пространства в романе Харуки Мураками: мифическое и реальное, существующие параллельно, тесная связь внешнего и внутреннего мира.
  
  реферат [28,4 K], добавлен 02.11.2009
  

• Творчество поэтов Серебряного века. Волошин Максимилиан Александрович

  Серебрянный век как период в истории русской поэзии. Краткая биографическая справка из жизни М.А. Волошина. Своеобразие лирики поэта. Сравнительная характеристика по анализу стихотворений М.А. Волошина "Любовь твоя жаждет так много" и "Старые письма".
  
  реферат [33,2 K], добавлен 22.12.2013
  

• Концепт "Город" в идиостиле И.А. Бродского

  Понятие и структура концепта в художественном тексте. Характеристика концептуального анализа как метода исследования. Особенности художественного мировосприятия И.А. Бродского. Семантическое пространство лексемы "Город" и стратегии его репрезентации.
  
  курсовая работа [72,5 K], добавлен 14.12.2012
  

• Языковые особенности басен И.А. Крылова

  Всенародная слава И.А. Крылова – баснописца. Языковые особенности слов разных частей речи в баснях И.А. Крылова. Роль антропонимов в басенном творчестве И.А. Крылова. Синтаксис словосочетания, простого и сложного предложения, способы передачи чужой речи.
  
  дипломная работа [4,6 M], добавлен 26.05.2012
  

• Символика романа Л.Н. Толстого "Анна Каренина"

  Выявление чёткого определения понятия символа и символики в мировом литературном наследии. Основные особенности использования Л. Толстым символических образов имен, железной дороги, скачек, света и деталей в художественной ткани романа "Анна Каренина".
  
  курсовая работа [45,4 K], добавлен 28.04.2011
  

• Языковые средства создания комического в речи рассказчика-героя Зощенко

  Сатира – обличительный жанр. Языковые средства комического в речи рассказчика-героя в произведениях М. Зощенко – непосредственность и тривиальность. Классификация средств речевого комизма: каламбур, алогизм, избыточность речи, парадокс и ирония.
  
  реферат [38,2 K], добавлен 25.02.2009
  

• главная
• рубрики
• по алфавиту
• вернуться в начало страницы
• вернуться к началу текста
• вернуться к подобным работам