Тема детства в творчестве Марка Твена

Размещено на http://www.allbest.ru/

Министерство образования и науки Украины

Севастопольская городская государственная администрация

Севастопольский городской гуманитарный университет

Филологический факультет

Кафедра русского язика и зарубежной литературы

Курсовая работа по дисциплине:

"История зарубежной литературы рубежа XIX-XX веков"

Тема детства в творчестве Марка Твена

студентки группы АН 3

Рецерь Ольги Леонидовны

Научный руководитель -

к.ф.н., ст.пр. Адонина Л.В.

Севастополь 2007

Содержание

Введение

Глава I. Формирование и развитие образа Тома Сойера в дилогии Марка Твена

1.1 Предпосылки создания литературы о детях

1.2 Прототипы главных героев. Влияние биографического факта на структуру произведений "Приключения Тома Сойера" и "Приключения Гекльберри Финна"

1.3 Диалектика души Тома Сойера

Глава II. Эволюция образа Гекльберри Финна в дилогии Марка Твена

Заключение

Список использованной литературы

дилогия марк твен сойер

Введение

Марк Твен - великий американский писатель, внесший огромный вклад в развитие американской и мировой литератур, одна из важнейших фигур американской жизни и американской культуры вообще. Многими нитями связан он с ходом развития своей страны, её национальными особенностями и социальными противоречиями, и эта глубокая связь ощутимо проходит и во всём его творчестве, и в личной судьбе.

Значение и роль Твена как могучей формирующей силы в американской прогрессивной литературе не только не ослабевает с годами, но утверждается вновь и вновь со всё возрастающей мощью.

Эрнесту Хемингуэю - одному из виднейших мастеров и новаторов в новейшей литературе США, принадлежат слова: "Вся современная американская литература вышла из одной книги Марка Твена, которая называется Гекльберри Финн. Это лучшая наша книга… Ничего подобного до неё не было. Ничего равного не написано до сих пор" [24;10].

Марк Твен более чем кто-либо другой из американских писателей, принадлежит мировой литературе. Уже более 100 лет его читают по всему миру, он самый известный и самый любимый читателями американский писатель. Интерес к его творчеству с годами не убывает. Напротив, с каждым новым поколением читателей, открывающим для себя его книги, внимание к Твену становится и шире и глубже.

По книгам Твена мы знакомимся с американским народом, его историей, традициями и национальным характером, с красотой американской природы.

В своих известных строках Николай Асеев писал:

Я очень люблю Марка Твена.

Он одним движением руки

Переносит меня мгновенно

На берег величественной реки.

И видится мне в серебряной зыби

Жизнь на Миссисипи … [24;11]

Однако Марк Твен долгие годы был более популярен в Англии, чем в Соединённых штатах. В то время как американские критики третировали его как шута, в Англии его сочли достойным высших академических почестей. Популярность Твена за границей и удивляла и беспокоила американских критиков: удивляла потому, что, говоря словами одного из них, "он только и умеет, что потешать публику" [24;61], а беспокоила оттого, что такое предпочтение создавало за рубежом неверное представление о литературных критериях самих американцев.

Профессор Чарльз Ричардсон так отзывался о творчестве Твена в конце 80-х годов XIX века: "Эта грубая, мерзкая писанина, порой украшенная соответствующими иллюстрациями, охотно читается кое-где в Европе и выдаётся там не только за увлекательное чтиво, но и за национальную, типическую, чисто американскую литературу. Пройдёт лет двадцать, и если Твену не удастся найти своему остроумию более достойное применение в литературе, его место заслуженного комедианта республики займут другие, ещё неведомые преемники" [24;62].

Пять-шесть статей о Марке Твене, появившиеся в 90-е годы, свидетельствовали о том, что настроение критики меняется и, что точка зрения профессора Ричардсона уже не выражает преобладающей тенденции. В октябре 1892 года в журнале "Атлантик мансли" говорилось: "Читая Марка Твена, вы никогда не знаете, с чем столкнётесь в ближайшую минуту, и это увеличивает очарование. Хотя преобладает смех, но шут то и дело сбрасывает свой колпак с бубенцами и вас с необыкновенной силой поражает какой-нибудь трагический пассаж" [24;62]. В августе 1893 года Фрэнк Стоктон в своём эссе о Марке Твене, напечатанном в "Форуме", дал анализ его художественного стиля: "Самая характерная его черта - смелость. Мало кто из писателей решился бы сказать людям то, что говорит им Марк Твен" [24;62]. Другая характерная черта Твена - "чистый, неразбавленный юмор" [24;62]. Стоктон указывает, что те, кто наблюдал Марка Твена в начале его писательской карьеры, "не могли себе представить его иначе, как юмористом" [24;63]. Но вскоре раскрылись и другие его качества, в особенности философская глубина и повествовательный талант: "Философия, разумеется, изначально заключалась в его юморе и была зачастую его неотъемлемой частью, хотя не всякий это замечал. Однако со временем философ в Твене окреп, вырос и был уже в состоянии стоять на собственных ногах" [24;63]. Ещё один критик Генри Ведер отмечал, что Твен обладал "искренней неподдельной любовью к свободе" [24;63]. А критик "Харперс Мансли" в мае 1897 года писал: "Мир постепенно приходит к сознанию, что Марк Твен не только юморист, а нечто неизмеримо большее" [24;63]. Большинство критиков приветствовало тот факт, что юморист Твен оказался ещё и философом, и отмечали его глубокомыслие, его философское восприятие жизни, его непоколебимую серьёзность в вопросах морали. Так, Уильям Лайон Фелпс приходит к восторженному выводу: "За последние двадцать лет в отношении читателей к Марку Твену наметился крутой поворот. Я помню время, когда на него смотрели только как на юмориста и каждый, открывая его книгу, заранее готовился смеяться. Лишь немногие понимали, что он принадлежит большой литературе. Твен больше, чем юморист, он зарекомендовал себя настоящим художником" [24;67].

Тема детства, одна из ключевых тем творчества Марка Твена, рождается из глубины его ностальгических переживаний. На втором этапе своего творчества Марк Твен начинает переосмысливать теоретические принципы американской демократии. Он уже испытывает настроения смутной тревоги и потребность в известной переоценке ценностей. Он всё чаще оглядывается назад, стремясь найти свой жизненный идеал уже не в будущем, а в прошедшем. В его произведениях поселяется смутная грусть о чём-то навсегда утраченном, о молодости своей и целой страны, о её наивных юношеских иллюзиях, беспощадно развеянных жизнью. Обратившись к теме детства, Твен в то же время дал выражение настроениям своей эпохи. Тоска по детству была характерна для послевоенной Америки, только что перешагнувшей из "золотого" в "позолоченный" век. Склонность к идеализации "патриархальной" Америки довоенного времени рождалась из сравнений настоящего с прошлым, представавшим перед взором американцев 70-х годов в дымке ещё не изжитых иллюзий. Американский литературовед Кеннет Линн писал: "Развитие цивилизации, которая быстро шла по пути индустриального прогресса, создавало представление о том, что волшебство и прекрасные тайны природы вытесняются из жизни…Чтобы ощутить очарование жизни в современной Америке, нужно было снова стать ребёнком" [19;61].

Но для Твена это возвращение к детству было чем-то неизмеримо более значимым, нежели уступка духу времени. Его книги о детях давали органическое выражение глубинным тенденциям его творчества, проявившимся уже на самом раннем его этапе.

Лет 20 - 30 назад к теме детства в творчестве Марка Твена обращались достаточно часто. Её изучением занимались такие известные российские исследователи, как М.О. Мендельсон [14], М.Н. Боброва [5], А.И Старцев [23]. Они широко рассматривали образы детей, их внутренний мир, взаимоотношения со взрослыми. Однако в современном литературоведении эта тема представлена не достаточно широко, на сегодняшний день к ней обращаются гораздо меньше, чем раньше, что и определяет актуальность данной работы. Проблематика и тематика, раскрытая Твеном в детских книгах, являются основополагающими для изучения детской литературы в современном мире. Нельзя изучать творчество других американских авторов в отрыве от творчества Марка Твена.

Цель данной работы - изучение развития темы детства в творчестве Марка Твена на примере двух его повестей "Приключения Тома Сойера" и "Приключения Гекльберри Финна".

Данная цель предполагает решение следующих задач: 1) определить место и значение повестей "Приключения Тома Сойера" и "Приключения Гекльберри Финна" в творчестве Марка Твена; 2) проследить эволюцию основных образов, идей и мотивов, встречающихся на втором этапе творчества Марка Твена; 3) проанализировать и сравнить образы главных героев-детей - Тома Сойера и Гекльберри Финна; 4) выявить влияние биографического факта на структуру повестей "Приключения тома Сойера" и "Приключения Гекльберри Финна"; 5) исследовать проблематику данных повестей.

Объектом данного исследования является развитие темы детства в повестях Марка Твена "Приключения Тома Сойера", "Приключения Гекльберри Финна", а предметом исследования выступают образы Тома Сойера и Гекльберри Финна.

Глава I. Формирование и развитие образа Тома Сойера в дилогии Марка Твена

1.1 Предпосылки создания литературы о детях

До появления "Тома Сойера" американская литература изобиловала книгами о детях. Детская литература явилась своего рода кривым зеркалом, в котором в преувеличенном виде отразились все недостатки и пороки господствующего литературного направления, а одновременно и господствующей морали. Образ ребёнка издавна являлся камнем преткновения, как для большой литературы США, так и для её разнообразных ответвлений. Диккенсовская традиция, оказавшая сильное воздействие на таких писателей, как Готорн и Бичер-Стоу, у них предстала уже в своём крайнем, гипертрофированном выражении. В их изображении ребёнок становился ангелоподобным существом, свободным от слабостей и пороков старшего поколения. В детской литературе эти тенденции были доведены почти до карикатуры. Утратив своё поэтическое обаяние, образы детей приобрели ханжескую окраску, в отдельных случаях почти непереносимую.

К моменту появления "Приключений Тома Сойера" одним из характернейших жанров детской литературы были так называемые книги для воскресной школы, представлявшие собою концентрат ханжеской морали американского обывателя. Традиционным героем книг для воскресной школы обычно бывает добродетельный и благочестивый, но хилый и немощный "хороший мальчик". Медленно угасая на одре болезни, он перед смертью успевает обратить на путь истинный "плохого мальчика" - маленького негодяя, не желающего посещать воскресную школу. Совершив этот подвиг благочестия, добродетельный отрок умирает, горько оплакиваемый всеми окружающими.

В 50-х годах возникает известная оппозиция дидактически-благочестивому направлению детской литературы. Книжки, изображающие "хороших" и "дурных" мальчиков, нередко становятся объектом пародий. Уже в это время многие писатели не шутя начинали считать, что герои детских книг "столь же похожи на живых настоящих детей, как цыплёнок, зажаренный на вертеле, похож на живых цыплят, свободно разгуливающих по лугам и полям" [19;66]. Эта точка зрения, высказанная Генри Бичером, нашла поддержку у ряда писателей второй половины XIX века.

Тяга к реализму, характерная для американской литературы 2-й пол. XIX века, в детской литературе проявилась лишь в чрезвычайно поверхностной форме. "Маленькие мужчины" и "Маленькие женщины" Луизы Олькотт, появление которых американская буржуазная критика обычно рассматривает как начало новой эры в американской детской литературе, отнюдь не разрушили сентиментально-назидательную традицию. Основная заслуга Луизы Олькотт заключалась в том, что ей удалось несколько оживить ходульные персонажи. Но и над страницами её романов незримо витает тень учителя воскресной школы.

Сентиментальные книги о добродетельных детях продолжали оставаться господствующим жанром американской детской литературы вплоть до последних десятилетий XIX в. Однако оппозиционные настроения, возникавшие ещё в предвоенные годы, на этом этапе приобретают более определённое выражение. Наряду с книгами о "хороших мальчиках" появляются книги о "плохих мальчиках". Основоположником этого своеобразного жанра был Т. Б. Олдрич. Создавая свою автобиографическую повесть, демонстративно озаглавленную "Рассказ о плохом мальчике", Томас Олдрич не скрывал её полемического замысла. Роман Олдрича послужил отправной точкой для создания своеобразной тематической разновидности детской литературы США, в конце XIX снискавшей известную популярность как у детей, так и взрослых.

"Приключения Тома Сойера" рассматривались американской критикой как произведение, возникшее в русле этой традиции. Но современные Твену буржуазные писатели, увидевшие в "Приключениях Тома Сойера" лишь обаятельную и весёлую книгу о проказнике-мальчугане, восприняли только её отдельные и второстепенные мотивы. Идейная концепция осталась им глубоко чуждой. Уже в самом начале своего творческого пути Твен создал злую пародию на книжки для воскресной школы в двух юморесках: "Рассказе о дурном мальчике" и написанном 5 лет спустя "Рассказе о хорошем мальчике". В остропародийной форме они демонстрируют несовместимость реальных законов жизни с теми, которые навязывает ей воскресная школа. Презирающий мораль и благопристойность "плохой мальчик" неизменно преуспевает во всех своих беззаконных действиях и великолепно устраивает свои житейские дела. Так, например, когда "плохой мальчик" Джим забрался на чужую яблоню, чтобы красть яблоки, "сук не подломился, Джим не упал, не сломал себе руку, его не искусала большая собака фермера, и он потом не лежал больной много дней, не раскаялся и не исправился, ничего подобного! Он нарвал яблок, сколько хотел и благополучно слез с дерева. А для собаки припас камень и хватил её этим камнем по голове, когда она кинулась на него. Необыкновенная история! Никогда так не бывает в нравоучительных книжках… Нет, ни в одной книжке для воскресных школ таких историй не найдёшь" [19;68]. Не менее поучительна история "хорошего мальчика", маленького лицемера, пытавшегося жить по рецептам книг для воскресной школы. Мечтая о награде за свою добродетель, "хороший мальчик", совершающий подвиги благочестия, то и дело попадает в неприятные ситуации, не предусмотренные произведениями указанного жанра.

Исполненные иронии рассказы о плохом и хорошем мальчиках являются своего рода прологом к "Приключениям Тома Сойера".

Писатель изгоняет из своего романа слащавость тогдашней литературы для детей - эта литература, по его выражению, была "до тошноты приличной" [5;227], - но сохраняет в нём те лучшие черты хорошей детской книги, которые делают произведение классическим. Ребёнок мыслит конкретно, то есть образно; ему присуща красочность восприятия, свойственно стремление к яркому и необычайному; неизменным обаянием обладает для него повествование непосредственного участника событий. Завладеть вниманием такого читателя, поразить его воображение - это и означает для писателя повести маленького читателя за собою и рассказать ему о возвышенном и благородном в поведении человека.

Марк Твен пишет именно такие книги для детей: смелые по мысли, простые по структуре, сложные по задачам автора, безудержно увлекательные, яркие и обязательно весёлые. Благодаря этим качествам "Приключения Тома Сойера" интересны и детям и взрослым.

В этой книге Твен подвёл итог целого периода своей деятельности. Писатель здесь дал законченное выражение многим мотивам своего раннего творчества. Бунт Твена против условностей, традиций, предрассудков буржуазного общества, начатый им ещё в его юмористических рассказах, приобретает в "Томе Сойере" последовательный и чёткий характер. Тема задорной, буйной жизни, стремящейся вырваться из стесняющих её мёртвых, искусственных форм, - одна из центральных тем раннего творчества писателя - легла в основу его первой детской книги.

1.2 Прототипы главных героев. Влияние биографического факта на структуру произведений "Приключения Тома Сойера" и "Приключения Гекльберри Финна"

Работая над "Томом Сойером", Твен сам хорошо не знал, пишет ли его для взрослых или для детей. Вложив в эту задорную, насмешливую, жизнерадостную книгу свои заветные мысли и стремления, писатель был склонен думать, что "Приключения Тома Сойера" "будут читаться только взрослыми" [19;63]. Однако восторженные письма юных читателей, а также отклики признанных корифеев детской литературы убедили Твена в том, что он, неожиданно для себя, стал автором детской книги. Эта точка зрения нашла поддержку у многих представителей современной Твену американской литературы и критики. Так, У. Д. Хоуэллс писал Твену: "Неделю тому назад я кончил читать "Тома Сойера". Я не вставал, пока не дошёл до конца рукописи, - просто нельзя было оторваться. Это лучшая повесть для мальчиков, которую я когда-либо читал. Книга будет иметь беспредельный успех. Но вы должны совершенно определённо относиться к ней, как к книге для мальчиков. Если это будет так, то и взрослые будут наслаждаться ею в равной степени, а если вы перейдёте к изучению характера мальчика с точки зрения взрослого - это будет неправильно" [19;63].

Марк Твен считал свой первый самостоятельно созданный роман поэзией детства. "Это просто гимн, переложенный прозой для того, чтобы дать ему словесную оболочку"[5;226], - говорил он.

Джон Голсуорси признавался: "Поистине, из всех книг, которые я читал когда-либо, наиболее чистое наслаждение я получил от очаровательного эпоса юности - "Тома Сойера" и "Гекльберри Финна". Они оживляли моё детство и продолжают доставлять радость во взрослой жизни - по сей день" [5;227].

Уместно здесь вспомнить мысль В. Г. Белинского о том, что детская книга - это литературное произведение, написанное "для всех" [5;227]. Примерно так же решал и Марк Твен проблему специфики детской литературы.

"Я считаю, - утверждал Марк Твен, - что правильный метод написания произведения для мальчиков - писать так, чтобы было интересно не только для мальчиков, но чрезвычайно интересно для любого, кто был когда-либо мальчиком. Это чрезвычайно расширяет аудиторию" [5;227].

С подкупающей безыскусственностью рассказывая о жизни, приключениях и переживаниях мальчиков, оставаясь правдивым и простым в раскрытии детской психологии, Марк Твен создаёт реалистическую картину той действительности, которая окружает его маленьких героев.

Поэзия чистоты детских чувств и мальчишеского непокорства имеет для него социальный смысл. В мире, им описанном, лишь в детском и отроческом возрасте человек сохраняет цельность и чистоту души, свежесть и непосредственность чувств, которые тускнеют и уродуются у взрослых.

"Том Сойер" - не автобиографическая книга, но в ней очень много непосредственных впечатлений детства, реальных фактов собственной биографии автора, которые придают повествованию чарующую прелесть. Однако этот материал подвергается в сознании художника своеобразному отбору и перестройке, диктуемой любовно-элегическим отношением к былому.

В предисловии к повести о Томе Сойере Марк Твен пишет: "Большинство приключений, описанных в этой книге, происходило взаправду: два-три приключения - со мною, остальные - со школьными моими товарищами. Гек Финн существовал на самом деле. Том Сойер тоже. Но не в качестве отдельного лица: в нём объединились черты трёх моих знакомых мальчишек" [18;5]. Позже было установлено: ими были сам автор, его школьный товарищ Уилл Боуэн и мальчуган из Шоунитауна. Этот бойкий весёлый двенадцатилетний мальчик рассказывал Твену о своих школьных проделках; звали его Томас Сойер Спиви. Много лет спустя Спиви встречался с Твеном в Нью-Йорке. Спиви был фермером, пытался писать романы. Умер он в 1938 году. Каждый из остальных персонажей также имел определённого прототипа.

Марк Твен 13 лет прожил в небольшом уютном городе Ганнибале на западном берегу Миссисипи. Этот город впоследствии он перенесёт на страницы своих повестей под названием Сент-Питерсберг. Для Твена Ганнибал стал источником тех жизненных впечатлений, которые впоследствии сыграли такую огромную роль в его творческой жизни. Здесь прошло его детство, здесь вместе со своими сверстниками он проводил время в играх и проказах, купался в Миссисипи, обманывал учителей воскресной школы, бродил в пещерах, расположенных неподалёку от города. Здесь, в толпе босоногих мальчишек, наводнявших узкие улички Ганнибала, он впервые встретил прототипов своих будущих героев. Дружба Твена с маленьким бродягой Томом Бленкешипом, впоследствии увековеченным им под именем Гекльберри Финна, стала одним из самых ярких воспоминаний его жизни. Прототипом отца Гека был простой ганнибальский горожанин. Был в Ганнибале и индеец Джо, и однажды он чуть не погиб от голода, заблудившись в одной из пещер. "В книге, которая называется "Том Сойер", - пишет Марк Твен в "Автобиографии", - я заморил его до смерти в пещере, но единственно в интересах искусства - на самом деле этого не было" [19;14]. Прообразом Бекки Тэчер послужила девочка Лаура Хаукинс. Она жила как раз напротив дома Твена. Именно здесь перед её окном маленький Твен пробовал свои силы в нехитрой акробатике, чтобы обратить на себя внимание Лауры, совсем так, как это делал Том Сойер. Прообразом судьи Тэчера стал отец Лауры. Младший брат Тома, тихоня и ябеда, Сид - это Генри, младший брат Твена, погибший при взрыве парохода "Пенсильвания"; кузина Мэри - сестра Твена Памела; тётя Полли - мать писателя; негр Джим списан с "дяди Дэна" - раба на плантациях Джона Куорлза - дяди писателя.

Воспоминания Твена о детстве окружены поэтическим ореолом, и он неоднократно обращается к ним в своих произведениях. Чтобы увидеть, из каких впечатлений складываются нарисованные в книге картины, следует обратиться к страницам "Автобиографии" Твена, написанным в том же ключе, что и книга о Томе Сойере:

"Я могу вызвать в памяти торжественный сумрак и таинственность глубины леса, запахи земли, лёгкое благоухание лесных цветов, блеск омытых дождём листьев, дробь падающих дождевых капель…" [23;151].

"Я знаю, какова на вид дикая ежевика, и какова она на вкус, знаю, как выглядит хороший арбуз, когда он греет на солнце толстый круглый живот…" [23;152].

"Вижу большой очаг, в зимние вечера доверху полный пылающими ореховыми поленьями, на концах которых пузырится сладкий сок… ленивая кошка, растянувшаяся на неровных камнях очага..." [23;152]

Это Твен вспоминает ферму своего дяди, где он помногу гостил в детские годы.

В приведённых автобиографических воспоминаниях Твен говорит, что такая жизнь была "рай для мальчишек" [23;153].

Но светлые, жизнерадостные впечатления ганнибальской жизни были неотделимы от страшных и трагических. Отзвуки буйной, шумной жизни Запада нередко вторгались в мирное существование Ганнибала. Однажды Марк Твен стал свидетелем убийства, которое среди бела дня произошло на одной из главных улиц города. Эту картину Твен впоследствии запечатлел на страницах своей повести "Приключения Гекльберри Финна".

Многие тяжёлые впечатления детства Твена связаны с существовавшим в Ганнибале рабством. Он вырос в окружении негритянских невольников, в тесном общении с ними и ко многим из них питал дружескую привязанность.

И всё же будущему писателю неоднократно случалось быть свидетелем жестокой расправы над неграми-рабами. Он видел, как шестеро мужчин избивали изнурённого, обессиленного беглеца, как рабовладелец за ничтожный проступок убил принадлежащего ему негра.

Старший брат его приятеля Тома Бленккеншипа - Бен в течение двух недель прятал беглого негра в камышах, потихоньку доставляя ему пищу. Когда негра выследили, он помог ему бежать. Впоследствии это воспоминание из детства Марк Твен запечатлел на страницах повести о Геке Финне.

Ненависть, которую Марк Твен на протяжении всей своей жизни питал ко всяким проявлениям расовой дискриминации, несомненно, впервые зародилась в его душе в связи с ранними впечатлениями детства.

В "Томе Сойере" нет конкретного героя-рассказчика. Но он, взрослый человек, писатель Марк Твен незримо присутствует в повести, и этот "эффект присутствия" является источником и особой еле слышимой ностальгической ноты повествования, и его лирического юмора. События, происходящие в книге, освещены улыбкой автора, из глубины времени созерцающего "утраченный рай" своего детства. Именно этот взгляд издалека, из другой эпохи как мировой, так и своей собственной жизни и позволяет Твену увидеть многое, ранее не увиденное, и найти причину конфликта поколений не только в особенностях их возраста, но и в условиях жизни Америки прошлого и настоящего. Соотнесённость этих двух временных измерений устанавливается здесь самим замыслом повести, в основу которой положены факты авторской биографии.

Заканчивая повесть о Томе Сойере, Твен напишет: "Большинство героев этой книги здравствуют и посейчас; они преуспевают и счастливы" [18;6]. Лаура Хаукинс дожила до преклонных лет. В 1902 году вместе с другим школьным товарищем Марка Твена, Джоном Бриггсом (Джо Гарпер в романе), она приветствовала Марка Твена, когда он приехал в Ганнибал для получения учёной степени от Миссурийского университета. Они сфотографировались вместе, и Марк Твен внизу на карточке написал трогательное: "Том Сойер и Бэкки Тэчер" [18;6].

Долгий и счастливый путь у этих литературных героев, любимцев читателей всего мира.

1.3 Диалектика души Тома Сойера

Том Сойер - один из самых ярких детских образов, когда-либо созданных Марком Твеном. В Томе Сойере Марк Твен воплотил типический образ. В мальчике имеется всё характерное для его возраста, среды, времени, страны. Это живой образ мальчугана. Отчаянный озорник, изобретательный, неугомонный, постоянный предводитель мальчишеских игр, Том Сойер отнюдь не вундеркинд, не гений, поражающий своей исключительной талантливостью и одарённостью. Даже имя своему герою Твен стремился дать такое, которое звучало бы, как всякое иное мальчишеское имя. Но именно обобщающая полнота, с которой здесь сведены воедино все типические особенности нормального, здорового детства, и придаёт герою романа черты ярко выраженного индивидуального своеобразия. Он не только "тип", но и "характер", весь сотканный из противоречий и всё-таки внутренне целостный.

Мы ясно видим Тома и радуемся каждой встрече с ним. Он понятен нам и тогда, когда проказничает, и тогда, когда, обливаясь слезами, глядит на молящуюся за него тётю Полли. В его сердце живут радость и обида, горечь и веселье, недовольство школой, запретами, нравоучениями и вместе с тем озорство здорового ребёнка, наделённого буйной фантазией. У Твена нет однолинейного определения героя. В повести происходят парадоксальные вещи: тётя Полли знает, что Том не "хороший", но у неё не поднимается рука наказать мальчика, "плохой" Том не может поступить подло с Бекки, а "хороший" Альфред намеренно подстраивает подлость.

Герои "Приключений Тома Сойера" - мальчики-подростки, ещё не вступившие в жизнь. Без особой охоты они ходят в школу, много шалят и тайно мечтают, сбежав от опеки взрослых, отдаться своим - отдельным и независимым от взрослых людей - интересам. Таков Том Сойер. Самое существенное в облике Тома - это страстная, неукротимая жажда жить вольно, чтобы все знакомые мальчики изнывали от зависти, а взрослые остолбенели бы от удивления, - жить так, чтобы "мёртвая рука обычая" [5;230] не могла сковать своим леденящим холодом и не сделала бы из него "хорошего мальчика", то есть ходячего манекена. Бессознательно и сознательно - дети упорно и настойчиво борются с мертвящей скукой пуританства в быту, в семье, в школе. Они инстинктивно восстают против косной силы буржуазной морали. Социальный быт отходит здесь на второй план. Он связан в повести с образами взрослых людей - родители, учителя, священник - и в глазах мальчиков представляет собой скопище досадных ограничений в их вольной мальчишеской деятельности, которых следует избегать. Том ускользает от нотаций тёти Полли, томится в церкви на долгой воскресной службе, получает трёпку от учителя в школе и старается скорее забыть обо всём и отдаться собственным радостям и печалям. Конфликт между естественными началами жизни и убогой мещанской моралью в "Томе Сойере" приобретает конкретное психологическое содержание. Он оборачивается конфликтом между живым, здоровым мальчиком-сорванцом и противостоящим ему миром взрослых, скучных людей. Повествование строится на всепроникающей антитезе "взрослого" и "детского", представляющей психологическую модификацию характерной антитезы "естественного" и "искусственного".

Природа в повести не есть нечто внешнее, привнесённое писателем в жизнь героев. Это органический фон их мальчишеской жизни. Широким фоном для всех событий в книге является могучая река с её свободными просторами, пещера с её красотой и страхами, лес с его романтикой "разбойничьей" [5;230] жизни. Том и его друзья, решив "стать пиратами", похищают соседский плот и проводят несколько дней на Джексоновом острове: "Было прохладное серое утро. В глубоком безмолвии леса таилось восхитительное чувство покоя и мира. Ни один листок не шевелился; ни один звук не нарушал раздумий великой природы"[5;230]. Здесь мы видим гармонию природы и непорочной детской души. Том Сойер с "разбитым сердцем" [5;230] уходит в лес и, разыграв там сцену из Робин Гуда, возвращается исцелённый.

То, что ценится в Сент-Питерсберге взрослыми, вызывает пренебрежение у детей, ибо мир взрослых наполнен условностями, их мнения определяются расчётом, тщеславием, страхом перед общественным мнением, детское же сознание свободно от них.

Самым радикальным средством убеждения и воспитания с точки зрения взрослых является палка. Оплеухи, затрещины, колотушки сыплются на Тома Сойера на протяжении всей повести. Дома его щёлкает напёрстком тётушка Полли, а в школе по его спине гуляет учительская розга. Ежедневная порка составляет обязательный элемент его существования, и он так привык к этой педагогической процедуре, что почти перестал её замечать. Однако система насилия над ребёнком осуществляется и в других формах. Наряду с физическими методами принуждения существуют и духовные. Одна из величайших условностей жизни взрослых людей - религия. Как по-мальчишески беспощадно с ней разделывается Том Сойер! Его детский ум свободен от трепетного уважения обрядности, религиозных атрибутов, общепризнанных канонов. Церковная служба наводит на него лишь одуряющую скуку. Проделка с пуделем, который поднял невообразимую возню в церкви во время воскресной службы, - превосходный контраст к чопорной церковной обрядности. В церковь во время проповеди забежал пудель. А у Тома был жук. Пудель "начал клевать носом; мало-помалу голова его поникла на грудь, и нижняя челюсть коснулась врага, который и вцепился в неё. Пудель отчаянно взвизгнул, мотнул головой, жук отлетел в сторону на два шага и опять упал на спину. Те, что сидели поблизости, тряслись от беззвучного смеха, многие лица скрылись за веерами и носовыми платками; а Том был безмерно счастлив" [14;212]. Потом пудель "позабыл о жуке и преспокойно уселся на него! Раздался безумный визг, пудель помчался по проходу и, не переставая визжать, заметался по церкви; чем больше он метался, тем сильнее росла его боль; наконец собака превратилась в какую-то обросшую шерстью комету… К этому времени все в церкви сидели с пунцовыми лицами, задыхаясь от подавленного смеха. Даже проповедь немного застопорилась" [14;212]. Ребяческая проделка даёт Твену возможность показать, что хождение в церковь лишь дань "общепринятому" [14;213], а проповеди - убийственная скука. В церкви нет подлинного благочестия, певчие вечно хихикают, и никто не в состоянии слушать скучную проповедь. Вдова Дуглас всё время "молится - чтоб ей пусто было!" [5;231] и вызывает у Гека раздражение. Мальчики обменивают билетики, полученные за зазубривание стихов из библии, на рыболовные крючки. В результате Тома, который не может назвать ни одного из 12 апостолов, но сумел выменять нужное количество билетиков, награждают библией за примерные познания по части евангелия. Так, для Тома "церковь - дрянь по сравнению с цирком" [5;235]. Эта фраза естественна в устах двенадцатилетнего мальчугана. Но она же характеризует и отношение к церкви рядового американца XIX века.

Твен подвергает критике и мертвящую систему школьного обучения: зубрёжку, отупляющую рутину, розги, побои. Школа не калечит душу Тома только потому, что мальчик живёт другими захватывающими интересами. Школа для Тома - "тюрьма и кандалы" [5;232], а время от воскресенья до воскресенья - "неделя мучений" [5;232]. В остроиронических сценах, изображающих различные столкновения взрослых и детей, Твен показывает, что насилие над личностью ребёнка является ведущим принципом официальной педагогики. Именно против этого насилия и бунтует детвора. "Задёрганные и замученные мальчики из приличных семей" [19;72] втайне завидуют бесприютному бродяге Геку Финну, который один во всём городе волен делать всё, что он хочет, не считаясь ни с какими запретами и ограничениями. Озорник и бунтарь, Том Сойер пользуется расположением Твена именно потому, что, инстинктивно отметая от себя всё, способное заглушить свойственное ему живое чувство жизни, остаётся внутренне свободным. Проповеди священника, назидания учителей воскресной школы, розги педагогов, и напёрсток тётушки Полли не затрагивает его внутреннего мира, и он сохраняет всю живую естественность своих чувств.

Том ненавидит школьные и всякие другие условности: его всегда заставляют делать то, чего он не хочет, потому что "так надо". Недаром на первой странице романа тётя Полли высматривает озорного Тома "между грядками томатов и высокой сорной травы" [5;233]. Буйная трава, растущая вопреки садовым условиям, - это символ натуры Тома Сойера, образ непокорного мальчугана-сорванца, инстинктивно восставшего против уродств застойной мещанской жизни.

Но, отвергая одни - бытовые - условности окружающей жизни, Том подчиняется другим - книжным. Для него, как для Дон-Кихота, незыблемым законом является всё, что он вычитал из книг. Чтобы быть отшельником, нужно "спать на жёстком камне, носить грубую власяницу, посыпать голову пеплом, стоять под дождём" [5;233]. Простодушный Гек удивляется: к чему всё это? "- Не знаю. Только все отшельники так делают; должно быть, так надо. Вот и ты, Гек, стал бы делать то же самое, если бы ты был отшельником" [5;233]. "- Ну, уж нет, ошибаешься, ни за что!" "- А как же иначе? Без этого нельзя" [5;233].

Сознание Тома и Гека полно суеверий и предрассудков. Для автора это неисчерпаемый источник комического; всем этим он характеризует среду, взрастившую Тома и Гека, низкий культурный уровень американского простого люда. Грамотный Том Сойер и безграмотный Гек Финн стоят почти на одном и том же уровне развития. Но их природная сметливость, наблюдательность и ум помогают им собственными силами выкарабкиваться из вязкой тины косности.

Примет, поверий, суеверий в повести множество; в детском быту они играют ещё большую роль, чем в мире взрослых: они делают игру таинственно-"жуткой". Но, оказывается, самым увлекательным и заманчивым является преодоление того "страшного", чем полна суеверная фантазия Тома и Гека. Что может больше пленить сердца отважных мальчиков, как не ночное приключение, когда, преодолевая страх, нужно в полночь идти к заброшенному месту, отыскать тень от ветки старого сгнившего дерева и открыть спрятанный там клад, который охраняют мертвецы и приведения. Или: немало отваги нужно, чтобы отправиться ночью на кладбище с дохлой кошкой на верёвке и знать, что мертвецы слушают разговоры живых. В самой дохлой кошке, конечно, нет ничего таинственного и загадочного, но зато она может служить средством лечения бородавок. Разговор Тома с Геком на кладбище не оставляет сомнений, что у мальчиков собственный взгляд на то, каковы отношения живых людей с теми, что умерли и лежат под землёй. "Тихий ветер стонал в ветвях, и Том опасался, что это души покойников жалуются, что их потревожили…

- Как ты думаешь, Гекки, понравится мёртвым, что мы к ним пришли?

- Кто их знает, не знаю! А жутко здесь… Правда?

- Ещё бы!

Наступило продолжительное молчание: оба задумались над тем, как отнесутся покойники к их посещению. Затем Том шепнул:

-Слушай-ка, Гекки, как тебе кажется, старикашка Уильямс слышит, что мы говорим?

- Конечно, слышит.

Снова молчание.

- Лучше мне было сказать "мистер Уильямс". Но ведь я его не хотел оскорбить. Так все звали его - старикашкой.

- Надо быть осмотрительнее, когда говоришь о покойнике, Том…" [23;154]

Мастерское построение сцены на кладбище хорошо раскрывает цель писателя: показать, что реальная жизнь бывает порою страшнее любых суеверных выдумок. Мальчики упорно сопоставляют свой небольшой житейский опыт с "узаконенными" поверьями и приметами. Бродячая собака выла в полночь около дома Джонни Миллера, и даже козодой сел на перила у крыльца их дома и запел, - а никто в доме Миллеров не умер. Ещё один эпизод: "Маленькая зелёная гусеница поползла по мокрому от росы листу. Время от времени она приподнимала две трети своего тела, как будто оглядываясь, а затем ползла дальше. - Снимает мерку, совсем как портной,- сказал Том… И когда, простояв несколько времени в мучительном раздумье, с туловищем, поднятым кверху, гусеница решила поползти по ноге и пустилась путешествовать по всему его телу, его сердце наполнилось радостью, ибо это значило, что у него будет новый костюм…" [23;154]. В душах детей рождается желание всё понять, проверить и осознать. Любознательность сильнее страха и религиозных предрассудков.

В борьбе с суеверными страхами и реальными житейскими злоключениями формируется решительный характер Тома Сойера. Он встаёт на защиту невиновного в убийстве Меффа Поттера. Однако сделать это его заставляет не только чувство справедливости, но и тщеславие. Необузданная фантазия, энергия, жажда приключений толкают его ко всему, что кажется опасным, требует смелости, отваги, дерзости.

В повести Твен-юморист прекрасно использовал способность детского сознания копировать окружающее. История любви Тома и Бекки - лёгкая лирическая пародия на взаимоотношения двух взрослых влюблённых: Том старается покорить сердце незнакомки; он тоскует под её окном, и служанка выливает на него ушат помоев; Том добивается поцелуя и "обручения", но нечаянно возбуждает ревность Беки; Том - мужчина и рыцарь - охраняет Бекки в пещере и избавляет её от возможной мучительной смерти. Он всё время ждёт её возле школы. Вот, наконец, "у ворот мелькнуло ещё одно платье, и у Тома ёкнуло сердце. Миг - и он уже был во дворе, неистовствуя, как индеец: он кричал, хохотал, гонялся за мальчишками - словом, совершал всевозможные геройские подвиги, всё время при этом поглядывая в сторону Бекки. Он носился вокруг неё с боевыми криками, сорвал с кого-то кепку и забросил её на крышу, врезался в толпу мальчишек, расшвырял их в разные стороны, растянулся на земле перед самым носом у Бекки и чуть не сбил её с ног. Она отвернулась, вздёрнула нос и сказала: - Пф! Некоторые воображают, что они интереснее всех… щёки у Тома вспыхнули. Он поднялся с земли, понурый, раздавленный и медленно побрёл прочь" [14;214]. Смешное и трогательное переплетаются в образе этого мальчика. Юмор помогает Твену глубоко проникнуть в сердце ребёнка, увидеть и показать то здоровое, свежее, прекрасное, что есть в его герое. Любовь Тома не только поэтична, но в высшей степени интересна. Его роман с Бекки - это увлекательная игра в любовь. Играть в любовь весело, и не случайно именно это слово приходит в голову Тому, когда он знакомит Бекки с правилами новой для неё увлекательной игры. Некоторые сцены повести носят откровенно пародийный характер. Так, эпизод, в котором Беки впервые представ перед Томом, бросает к его негам цветок, представляет пародию на одну из самых шаблонных ситуаций заурядного любовного романа. В книге Твена эта сцена кажется живой и очаровательной благодаря множеству юмористических деталей. Например, сообщая читателю о том, что Том берёт драгоценный дар любви не рукой, а пальцами ноги и вследствие плохого знания анатомии хранит его не около сердца, а около желудка. Эти юмористические подробности необычайно оживляют изображаемую Твеном картину и сообщают ей иронический смысл.

С Томом связана одна из чарующих особенностей романа - атмосфера игры. Безудержная фантазия Тома Сойера - это поэтическая сила, которая сохраняет целостным его собственный душевный мир, защищая его от тлетворного влияния косного быта, та сила, которая влечёт Гека к Тому и делает их закадычными друзьями. Изображая поведение играющих детей, Твен стирает грани между воображаемым и реальным. Играющий ребёнок в воображаемом мире живёт полноценной жизнью. Фантазия о кладе приводит их к сокровищам индейца Джо, жажда необыкновенного приключения - к романтическому и трагическому пребыванию Тома и Бекки в пещере; игра в разбойники - к реальным бандитам и убийцам. Том убеждён, что рядом с неинтересной, тусклой жизнью существует замечательный и яркий мир, попасть в который легко и просто. Он играет даже тогда, когда просто живёт.

Воспроизводя "диалектику" детской души, Твен показывает, что каждый предмет поворачивается к ребёнку своей игровой, занимательной стороной. Ни одному взрослому человеку не придёт в голову, что с удалением зуба могут быть связаны какие-либо переживания, кроме самых неприятных. Между тем в вырванном зубе Тома таятся неисчерпаемые возможности интереснейшего времяпрепровождения. "Когда Том после завтрака отправился в школу, все товарищи, с которыми он встречался на улице, завидовали ему, так как пустота, образовавшаяся в верхнем ряду его зубов, позволяла ему плевать совершенно новым, замечательным образом" [19;76].

Сливаясь со своим героем, Марк Твен смотрит на мир его глазами, что открывает путь для проникновения в душу ребёнка. Чередование событий в повести даётся как последовательная смена жизненных впечатлений Тома. Нередко они предстают перед глазами читателя не в своём непосредственном, а в отражённом виде - такими, какими их видит герой. В построении своего произведения Твен как бы воспроизводит логику "раскованного" детского сознания, в котором одно впечатление вытесняет другое. Том, как истинный ребёнок, не может думать одновременно о разных вещах.

Как видно из выше сказанного, Том во всём и всегда искренен и непосредственен. Это и делает его образ обаятельным. Но в то же время образ Тома Сойера довольно сложен: в нём сочетаются противоречивые черты - детское себялюбие и порывы великодушия; романтическая мечтательность и трезвый практицизм; отвага и способность поддаваться непреодолимому страху; высокоразвитое чувство товарищества и яростное детское честолюбие - нигде и никому он не смог бы уступить место вожака, "героя", первого выдумщика. Твен понимал, что судьба его героя будет зависеть от того, сможет ли он впоследствии вполне подчиниться "моральным принципам" общества, в котором живёт. Писатель полагал, что историю Тома Сойера можно продолжить в двух вариантах: в одном из них Том достигает высоких почестей, а в другом - попадает на виселицу.

Весь анализ, как мы пытались показать, указывает на то, что внимание художника сосредоточено на защите права ребёнка иметь детство, на специфике детской психологии. Утверждая поэзию и красоту чистого, свежего, неразвращённого сознания, Твен в своей повести показывает мир таким, каким его видит ребёнок, - чистым, бесхитростным, наивным, с ослепительными красками и прозрачностью колорита. Юмор помогает Твену глубоко проникнуть в сердце ребёнка, увидеть и показать то здоровое, свежее, прекрасное, что есть в его герое. Повесть полна разоблачительных наблюдений и суждений автора. Они явились результатом реалистического метода Твена. Только неистребимый оптимизм детства в состоянии был победить духовную скудость обывательского существования. В повести ясно ощутимы элементы нового в творческом методе Твена-реалиста. Становятся богаче, сложнее и разнообразнее приёмы индивидуализации характеристик героев, вместо сухой описательности даются художественные картины, убеждающие читателя своей образностью и живостью, появляется уменье показать жизненные конфликты не только во внешних столкновениях, но и в передаче духовного состояния героев. Также в повесть органически вплетаются картины природы. В "Приключениях Тома Сойера" реализм и романтизм представлены в сложном сплаве, что во многом и определяет художественное своеобразие книги.

Глава II. Эволюция образа Гекльберри Финна в дилогии Марка Твена

Гек Финн, беспечный оборвыш, беспризорный мальчуган из Сент-Питерсберга, был уже однажды охарактеризован автором в книге о Томе Сойере. В "Приключениях Гекльберри Финна" происходит сложный процесс обогащения этого образа, в результате которого он далеко перерастает рамки первоначальной характеристики. Формулируя замысел своего романа, Марк Твен писал: "Я возьму мальчика лет тринадцати-четырнадцати и пропущу его сквозь жизнь… Но не Тома Сойера. Том Сойер неподходящий для этого характер" [19;122]. Твен противопоставляет "игрушечным" приключениям Тома Сойера реальную жизнь и реальные приключения своего нового героя - Гекльберри Финна.

Гек остаётся Геком. Сложившийся образ героя сохраняет своё значение. Однако содержание этого образа основывается теперь на гораздо более глубоком проникновении в действительность. В одном из наивных мальчишеских диалогов в книге о Томе Сойере Гек так говорит Тому: "Видишь ли, Том, быть богатым вовсе не такое весёлое дело. Богатство - это тоска и забота… - Нет, Том, не хочу быть богатым, не желаю жить в гнусных и душных домах. Я люблю этот лес, эту реку, эти бочки - от них я никуда не уйду" [5;272]. Гек и Том теперь куда менее сходны обликом, чем раньше. Поступки Тома всё чаще носят характер забав, милых и наивных. Том обитает в мире выдумки. Ему ничего не стоит вообразить, что школьники на прогулке в лесу - это караван богатых арабов. Он упрекает Гека за незнание книжных правил поведения разбойников. Но Том в этой книге бледен. Центральная фигура здесь Гек. Если Том склонен забывать тяжёлые впечатления, инстинктивно отметая от себя всё уродливое и страшное, то Гек - натура более глубокая - знает, чего хочет, не способен на компромиссы, упрямо добивается своего - жить вольно. Методы типизации, которыми пользуется Марк Твен при создании характера Гека Финна лучше всего выявляются при анализе эволюции этого образа и композиционных противопоставлений ему. В конце повести о Томе Сойере Гек порывает с "приличною" жизнью. "Во всём такая гнусная аккуратность, что никакому человеку не вытерпеть" [5;273], - говорит он Тому, объясняя причину своего побега от вдовы Дуглас. Устами своего героя Твен определяет образ жизни буржуазного общества как античеловеческий, противоестественный. Напрасно Том убеждает его потерпеть, ведь "у всех то же самое" [5;274]. Геку "это невтерпёж. Прямо смерть - быть связанным по рукам и ногам" [19;125]. Гек хочет жить свободно, так, чтобы его не стесняли, не мучили. Это вполне реалистический образ. И жизнь, окружающая Гека, - реальная жизнь.

В "Приключениях Гекльберри Финна" Твен утверждает героя, который не только не стремится к богатству, но вообще чужд во всех своих действиях каких бы то ни было корыстных расчётов. Могущество этого мотива столь велико, что, хотя носителем его выступает едва вступающий в жизнь мальчуган, он сразу оказывается выше и разумнее всех окружающих.

Марк Твен рассказывает историю жизни типичного американского мальчика из народа. Он делает его воплощением независимости, свободолюбия, справедливости и сердечной доброты. Бездомный бродяга, уже с самого раннего детства вынужденный заботиться о себе, он обладает множеством практических навыков, необходимых человеку из низов, чей жизненный "капитал" состоит из умелых рук и способности преодолевать трудности. Его воспитательницей была сама жизнь. Сделав Гека трезвым реалистом и практиком, она избавила его от многих иллюзий, в том числе и детских. Обеими ногами он стоит на земле, и не ожидая ни от кого помощи, с недетским мужеством встречает испытания, уготованные ему судьбой. Однако сквозь его трезвость и практицизм нет-нет да и проглянет 14-летний подросток. Конечно, он не умеет играть, как его сверстники, но в его отношении к их играм таится немалая доля детской наивности, специфической наивности ребёнка, никогда не знавшего детства и чуть ли не с момента своего рождения жившего по нормам сурового и жестокого взрослого мира.

В первых главах повести Гек становится деятельным участником социального конфликта: он защитник и укрыватель беглого раба. Тем самым он восстаёт против "цивилизованного" общества, узаконившего рабство негров. Он спасает Джима от своры злобных работорговцев, хотя при этом рискует потерять собственную свободу: если бы обнаружилось, что Гек укрывает беглого негра, его самого ждала бы тюрьма. Гек помогает Джиму получить свободу потому, что сам не выдержал бы никакой неволи. "Пусть меня ругают паршивым аболиционистом и презирают за то, что я не донёс, но мне всё равно" [14;255], - говорит Гек Джиму. Геку приходится бороться не только с теми, кто хочет вновь вернуть негра в рабство, но и собственными предрассудками, на протяжении многих дней своего путешествия он озабочен дилеммой - передать или не передать Джима в руки властей. В конце концов, Гек проявляет себя сострадательным и мужественным человеком. Он не раз спасает Джима от его врагов. Джим бескорыстно предан Геку - не как раб господину, а как товарищ товарищу. В Геке он видит особенного человека. Скитальческая жизнь, во время которой Гек показал себя преданным другом, привязала сердце Джима к мальчику.

Ни одним словом не выражает мальчик любви к своему отцу. Вот как рассказывает Гек о появлении отца: "Я затворил за собой дверь. Потом повернулся, смотрю - вот он, папаша! Я его всегда боялся - уж очень здорово он меня драл. Мне показалось, будто я и теперь испугался, а потом я понял, что ошибся, то есть сперва-то, конечно, встряска была порядочная, у меня даже дух захватило - так он неожиданно появился, только я сразу же опомнился и увидел, что вовсе не боюсь, даже и говорить не о чем" [14;251]. Портрет пропойцы отца, находящегося на грани белой горячки, Гек передаёт такой деталью: кожа на лице у пьяницы была неестественно бледной, напоминала "рыбье брюхо" [14;256], так что "смотреть было противно" [14;256]. Этим выражено предельное равнодушие сына к опустившемуся отцу. "Папаша" заставляет Гека поселиться с ним. Старик Финн пьян, как всегда. Он заболевает белой горячкой, и каждый час пребывания с отцом становится для Гека пыткой. "Отец, как сумасшедший, - рассказывает мальчик, - метался во все стороны и кричал: "Змеи!" Он жаловался, что змеи ползают у него по ногам… Я не видывал, чтобы у человека были такие дикие глаза… Скоро он сбросил одеяло, вскочил на ноги как полоумный, увидел меня и давай за мной гоняться. Он гонялся за мной по всей комнате со складным ножом, звал меня Ангелом Смерти, кричал, что он меня убьёт и, тогда я уже больше не приду за ним. Я его просил успокоиться, говорил, что это я, Гек; а он только смеялся, да так страшно!.." [14;257]. С решительностью и сосредоточенностью взрослого Гек задумывает и осуществляет побег.