Второе наступление на Русь связано с митрополитом Исидором, попытавшегося внедрить на Русь Флорентийскую унию подписанную «зашатавшимися в вере» греками с папским Римом в 1439 г.

Следующим покушением Антихриста на Святую Русь была ересь жидовствующих, стоявшая особняком и с католицизмом естественно ничего общего не имевшая.

В 1596 г., то есть через 600 лет, отпала Западная Русь под давлением Речи Посполитой принявшая унию с католицизмом в Бресте, а в 1666 г. настало время Восточной Руси, то есть сам Антихрист по Божьему попущению, либо уже пришел на Русь, либо скоро придет в обреченный Православный мир.

Главным виновником в крушении Русской Православной Веры дьякон Феодор считал церковного «отметника» уже бывшего патриарха Никона. «И великое российское наше царство, -- увы! -- отторже сатана хоботом своим Никоном».

По версии дьякона Феодора, именно в патриархе Никоне дьявол нашел союзника по разрушению святых догматов Православной Веры, ведь внешними силами Православию не повредишь, поэтому требовался отступник-предатель. Самим Антихристом дьякон Феодор патриарха Никона не считал, даже разуверял своих неграмотных сторонников, поясняя, ссылаясь на апокалипсис, что Антихристом будет царь, а не патриарх, а Никон его предтеча.

Именно эта версия легла в основу многих старообрядческих литературных памятников, в которых рассматривались причины отпадения Руси от истиной, Христианской веры.

К царю Алексею Михайловичу и к восточным иерархам, дьякон Феодор по мнению С.А. Зеньковского относился достаточно терпимо, то есть без личных выпадов, хотя и считал, что и они повинны, потому, что поддались погибельному соблазну, стали «лжеучителями, которые «…не со Христом собирают, но с Сатаною расточают прежних святых отец Христову веру. И своими растленными догматами Антихристу путь уготовляют…».

В своих писаниях он настоятельно завещает: не ходить на службы и не принимать благословения у тех священников, которые поставлены Церковью после 1666 года. И даже простых мирян принявших реформы , считал вероотступниками и запрещал с ними любое общение » Поистине лепо есть ныне от их богомерския службы бегати и уклонятися, и ненавидети и гнушатися, понеже писано в заповедех церковных: еретических книг не прочитати, и учения, и пения и чтения их не слушати».

Поэтому для спасения все истинные христиане должны чуждаться никоновских новин, это была декларация разрыва с официальной Русской Православной Церковью.

Многие положения дьякона Феодора в «ответе православных» стали учениями в беспоповском течении старообрядчества.

Что касается сводки аргументов в защиту старого обряда, то здесь дьякон Феодор в своем «Ответе православных» опирается на ранних защитников Старой Веры, по сути дела компилируя их доказательную базу: от «Прения с греками о вере» 1650 г. Арсения Суханого, до трактата «О защите двуперстия» соловецкого инока Герасима Фирсова и уже от Герасима Фирсова на своего соузника по Пустозерску священника Лазаря, который детально в своей «росписи» проводит тщательное сравнение богослужебных книг старого и нового издания.

Доказывая, что речь, прежде всего идет о догматах, дьякон Феодор ,изменил прежнее построение аргументов защитников Старой веры: если раньше старолюбцы, начинали разбор с защиты двуперстия, затем переходили к апологии аллилуйя и так далее в зависимости от того какое из нововведений им казалось наиболее кощунственным, а затем переходили к разбору текстологических вопросов, то дьякон Феодор начинает свой разбор с изменений сделанных в «Символе Веры», доказывая, что даже незначительное изменения Священного текста приводит к ереси.

Например: изъятие «аз» из второго члена в Символе Веры, абсолютно недопустимо, так как это «аз» поставлена копьем против арианской ереси.

И в Символе Веры «несть конца», совсем не равно новому «не будет конца», потому как будущее время доказывает, что по их никонианскому положению Иисус Христос еще не воцарился и даже не родился, а только собирается родиться и воплотиться.

Наконец, изъятие из 8 члена слова «Истина» в Символе Веры является духоборной ересью, непростительной хулой на Духа Святого.

И только после разбора Символа веры дьякон Феодор переходит к критике, новых богослужебных книг, доказывая их пагубную несогласованность, ведущую к ересям.

На самом деле под мнимой ересью новых книг нужно понимать не всегда удачные переводы малоросса Епифания Славинецкого и Арсения Грека, главное обвинение против никоновских книг строилось на том доводе, что они были списаны с новогреческих служебников, напечатанных в католической Венеции.

Заканчивая свой «ответ православных», дьякон Феодор обличает жестокость новых церковных властей к истинным христианам, последних он призывает претерпеть все бедствия, потому как судный час близок. Заканчивает он свое духовное сочинение объяснением цели написания «для пользы Святой гонимой церкви». И каждого христианина дьякон Феодор просит переписывать, распространять, добавляя по возможности новые аргументы ссылаясь на церковные авторитеты и исправлять, если где увидит все орфографические неточности.

«Молю зде всякаго православна, хотящаго сию малую книжицу преписати себе, да внимаеши, возлюбленне, опасно глаголем силу в речении всякаго словеси, и како есть писано зде кое слово или где запятыя и точки, и вместителныя сице, тако же и ты твори, и речь с речью не сливай в писме. А где еще опись узриши, и ты, разсудя собою, исправь, понеже писано в великих бедах сие и в горком гонении, скорым обычаем, ползы ради верных христиан…».

Такое бережное отношение к рукописной книге будет характерно для старообрядческой культуры.

Вершиной литературы эпохи «Раскола», является, полутрактат- полупоэма «О познании антихристовой прелести». Божественная экзальтация дьякона Феодора доходит до неистовой одержимости верой в неминуемый приход сил тьмы. Познание начинается как ответ на вопрос некоего возлюбленного ученика спрашивающего: «о познании нынешной новоявленной прелести, наставшего по знаменованному числу в Святом Русском Царстве нареченным Богом Третьим Римом».

Спокойная ритмизированная проза, в которой дается описание Антихриста.».

«Антихрист бо он испадшая денница, зовомый диявол, темный и помраченный языческий бог, творец и зиждитель всякия злобы, всякому благу противник», заканчивается поэма короткими анафорическими строчками, напоминающими по мнению С.А. Зеньковского, акафист. Прелесть атихриста пестрообразного зверя предстает, по мнению дьякона Феодора, в смешении праведного и богомерзкого, святого и лукавого, истинного и ложного.

«О, прелесте! понеже еси пестра: церковныя стены созидаются, законы же ея раззоряютея и злохульно укоряются. О, прелесте! понеже еси пестра: иконное поклонение почитается, образы же святые яко непотребны отметаются. О, прелесте! понеже еси пестра: причастие, Тело и Кровь Христову, исповедуют, тайнодейства же ея еретичеством оглаголуют. О, прелесте! понеже еси пестра: правоверием нарицается, благоверные же побиваются. О, прелесте! понеже еси пестра: еретики проклинаются, благоверные же яко враги осуждаются».

Итак, мы видим, что Никоновская реформа является духовным делом самого Антихриста, а некоторые черты новой культуры , воспринимаются им

как губительное мирское зло, способное отвлечь христиан от праведной жизни, запутать и уловить в сети христианские души.

В широком смысле - эта поэма - проповедь, отражает не только церковный «раскол», но и обмирщающееся сознание православных русских XVII в.

В целом уверенность наступлении последнего времени помешало дьякону Феодору создать позитивное учение для расколотого русского Православного мира.

После падения Третьего Рима, акцент в учении дьякона Феодора переносится на личное спасение немногих избранных, хранящих старые догматы и чурающихся и гнушающихся и по возможности обличающих антихристову прелесть владеющую всем миром.

Уже на следующий год «Раскола» в 1670 г. на труд дьякона Феодора будет ссылаться старец Аврамий мирское имя Афанасий - земляк, ученик и духовный сын протопопа Аввакума. В своей «Челобитной Алексею Михайловичу», примечательно то, что старец был единственным в истории Руси юродивым писателем и публицистом.

Жил в Москве, успешно распространял учения староверов, потому что тайно хранил библиотеку рукописных книг, главное место в которой занимали труды пустозерских узников с которыми имел переписку.

После ареста и обвинения в сношении с протопопом Аввакумом, был допрошен и расстрижен. Аврамий, находившийся в заключении, так и не признал новых богослужебных книг и обрядов, малого того, он написал «Челобитную Алексею Михайловичу», где резко обличал вероотступников отказавшихся «от веры прежних отцов». В частности, осуждал рязанского епископа Иллариона, «крещенного с ним в одной купели».

За оскорбительный недопустимый тон в критике и в челобитной царю, он был осужден и сожжен в Москве на Болотной площади.

Основная мысль во всех его трудах выражена цитатой Василия Великого: «креститися подобает, яко прияхом; а веровати, яко крестихомся. Да и много есть о сем в писаниих святых, яко не правое крещение, не вменяется в крещение но паче во осквернение. И посему зле крестивыйся добре веровати не может».

Здесь наглядно выступает смешение противниками нового обряда внешней и внутренней стороны Веры, то есть, обряда и догмата, символа и идеи, хотя сам инок Аврамий отмечает, что последователи Капитона «лесные старцы» крестятся по старому, но тем не менее они существенно отступили от христианской веры и также как никониане находятся под дьявольским прельщением, значит в защите староверов для старца Аврамия, главное не сама внешняя форма, а тождество внешнего и внутреннего ,семиотическая неразрывность знака и значения.

Как уже мы писали, старец Аврамий по историософским концепциям был близок дьякону Феодору и даже еще пессимистичнее.

В своем главном труде «Христианоопасный щит веры против еретического ополчения», представляющий собой богословско- полемический сборник, он, ссылаясь на «Кирилову Книгу», доказывает, что приход Антихриста был предуготовлен и предрешен в злосчастном 1666 г.

Вина русских иерархов церкви в том, что они знали об этом пророчестве и духовно не подготовились к нему, поэтому и попустили Никона к патриаршему престолу.

Приход Антихриста должен был произойти именно в России в последнем бастионе христиан. В своем послании к некому христолюбцу Аврамий пишет: «Выпросил убо светлую Россию сатана, да же очервленит ю кровию мученическою».

Это Божье попущение было призвано отобрать из избранного народа избранных праведников. Впрочем эсхатологическая риторика в «Челобитной к Алексею Михайловичу, была несколько смягчена, Аврамий, хотя и указывал на признаки последнего времени, например к таким он относил некий пожар случившийся в 1670 г., но указывал и на то, что если царь все же вернется к старой Вере, то Царство его избежит погибели.

Возможно здесь сказалось влияние протопопа Аввакума, духовного отца Аврамия, известно, что старец высоко ценил протопопа и даже называл его: новым апостолом.

Оптимистически настроенный Протопоп Аввакум никогда не поддавался эсхатологическому ужасу, так как верил, что истинное благочестие восторжествует на Руси.

Версия о влиянии протопопа Аввакума, на старца Аврамия, как на автора выше указанной «Челобитной к царю Алексею Михайловичу», подтверждается тем, что эта челобитная, стилистически похожа на самую знаменитую пятую Челобитную протопопа Аввакума к царю.

Подлинным отцом и создателем старообрядчества являлся протопоп Аввакум. За свою непоколебимую преданность старому обряду он претерпел большие гонения, но остался верен Древлеправославной Старой Вере. Ссылка в Пустозерск была третьей по счету. Каждый раз царь, Алексей Михайлович пытался спасти любимца народа, давая ему шанс примириться с официальной церковью, но протопоп не поддавался на увещевание, чем еще больше привлекал к себе последователей.

Ученик Иоанна Неронова, Аввакум и сам был прекрасным проповедником, а благодаря своей страстности и убежденности в правоте и даже неистовости характера более подходящего ветхозаветному пророку, чем обыкновенному смертному, он стал для старообрядцев первым всеми признанным вероучителем подобно Лютору у протестантов. Помимо роли религиозного вождя, Аввакум является одним из самых почитаемых святых мучеников пострадавших за истинное Благочестие.

Мученик и религиозный идеолог старообрядчества, протопоп и сам был уверен, что все его проповеди, повелевания, увещевания, являются откровением свыше, а не его собственным разумением. «Господь открыл ему свои небесные и земные тайны. «О имени Господни, повелеваю ти», «изволися Духу Святому и мне» (948), «не я, но тако глаголет Дух Святый» (871), «не имать власти таковыя над вами и патриарх якоже я о Христе» (861), «я небесные тайны вещаю, -- мне дано!» (584), -- писал Аввакум.

Но для русской культуры Аввакум был, прежде всего, талантливым писателем из самого сердца народа, впервые, заменивший ораторское «плетение словес» русских проповедников простым разговорным языком, порой грубоватым, а порой трогательным и наивным, именно поэтому его проповеди, пользовались популярности в народе. Ему симпатизировали многие: от его стражников земляной тюрьмы в Пустозерске до царской четы. Его «Житие», проложило дорогу к первым русским романам.

Писатель Валентин Пикуль справедливо заметил: «Не будь Аввакума - наша литература не имела бы, кажется, прочного фундамента на котором она уже три столетия незыблемо зиждется. Российская словесность началась именно с Аввакума, который первым на Руси заговорил горячим и образным языком - не церковным, а народным».

Число духовных детей Аввакума исчислялось сотнями, а то и тысячами. Самыми известными из которых были: боярыня Морозова, ее сестра Евдокия Урусова, их подруга Мария Данилова - три Боровские страдалицы.

Даже дьяк Феодор поначалу был в числе духовных детей протопопа, но позже Аввакум жестоко с ним разругался из-за неудачного выраженного в «Цветной триоде», догмата о Святой Троице, а также различного истолкование текста сошествие Христа во ад и некоторых других богословский вопросов. Он подговаривал пустозерскую стражу издеваться над ним. Один раз посоветовал страже «отвести воду в землянку дьякона, так что тот едва не захлебнулся. Другой раз после ночного спора, для ведения которого дьякон выполз из своей подземной темницы, Аввакум убедил стрельцов забрать и отдать ему «еретические» писания Феодора. Затем, как рассказывал в послании своему сыну Максиму сам дьякон, стрельцы избили его и, несмотря на зиму, сорвали всю одежду, «связаша руце мои опако, и к стене привязали и знобили на снегу часа два. А друзи мои зряше мя и смеющееся».

В этих поступках проявилась фанатическая нетерпимость Аввакума ко всем несогласным, то есть к тем, кто, по его мнению, отступал от истинного Благочестия. Известно, что он призывал «резать никониан, как собак».

Справедливости ради надо отметим, что утверждения всегда вдумчивого дьяка Феодора богословски были верны, в отличие от часто поспешных утверждений Аввакума нередко противоречащих основным догматам, но эти ошибки не были ересью и связаны с неумением систематически мыслить слишком порывистого и поспешного в своих заключениях Аввакума. Кроме того, его вера носила слишком конкретный характер.

Вера в собственные духовные силы, а также преданность традиционному взгляду на Русь, как на «богоизбранное «государство, которое уже по определению должно быть спасено, а все приходящие беды лишь временны, обуславливало оптимистическое решение наболевших для старообрядцев вопросов. Так вопрос о пресловутом 1666 г., как было выше сказано никогда не волновал неукротимого протопопа. В ранних работах он почти его не упоминает, да и в поздних касается вскользь ради обличения врагов старого обряда.

«Врата адовы не одолеют церковь» считал он и, осуждал священство поддерживавших правку книг, шутливо называя их «дрождями прокислыми мудрецами”, а о самой правке отзывался в только как о еретической порче книг (880, 884).

В то время как многие верили, что Никон, прельстивший русскую церковь бесовской прелестью, является Антихристом, Аввакум называл его только лишь «Антихристовым шишом», также уверяя, что Антихристом может быть каждый поступающий «дурно», олицетворяя в Антихристе человеческие пороки.

Не настроенный эсхатологически Аввакум, тем не менее, приветствовал «гари», которые стали распространяться в 1660 гг. в Пошехоньи, лесах Костромской области и в Вязниховский лесах под Владимиром, а в 1670 гг. в Новгороде, а затем и по всему северу России.

Бежавшие из Москвы староверы попали под влияние учеников Капитона призывавших к очищению через самосожжение, например, так было с двумя монахинями проживавшими вместе с боярыней Морозовой в Москве, которые сожглись в лесах Пошехоньи. Позже самые радикальные староверы все больше и больше смыкались с капитоновскими последователями.

Всего с 1670 по 1690 гг., огненную смерть приняли около 20 000 тысяч последователей староверия.

Эта эпидемия самоубийств была связана уже с новым ожиданием конца света, который не состоялся в 1669 г., то есть через три года после воцарения Антихриста.

По новым расчетам «конец света» должен наступить 7 200 г. от Сотворения мира, то есть в 1692 г. от Рождества Христова, именно поэтому самоубийства приобретают массовый характер в 1680 гг. Так в одной «гари» могло участвовать несколько тысяч самосожженцев.

По сведениям Н.М. Никольского «конец света» ждали в 1702 г., то есть к 1666 г. прибавляли 33 года земной жизни Христа, а затем еще 3 года для конца мира.

Авторитета протопопа Аввакума хватило бы, чтобы пресечь распространение самосжиганий, но он напротив восторгался самосожженцами, восхищаясь их стойкостью и преданностью Старой Вере.

Протопоп расценивал явление «гарей» как духовный протест, а самих самосжигателей причислял к мученикам за «Истинное Благочестие».

Глава семейства протопоп Аввакум, демонстрирующий трогательную привязанность как к своей семье, так и к институту семьи в целом, неизменно защищал семью от радикальных старообрядцев. «Честен брак и ложе не скверно», - не раз напоминает Аввакум слова апостола Павла из Послания к евреям (ХIII, 4) таким фанатикам изуверам. как священник Исидор и боярыня Елена Хрущева, которые нападали на брак и рождение детей, негодуя на продолжение жизни в этом обреченном на погибель мире.

Аввакум верил, что старая Вера будет продолжать жить, и придумывал способы ее выживания.

Протопоп повелевает «исповедатися искусному простолюдину, нежели невеже попу, паче же еретику».

Так он разрешил своей духовной пастве из-за отсутствия попа совершать таинства исповеди и причащения у благочестивых мирян, внедрив

тем самым более серьезное новшество, чем вся обрядовая реформа Никона.

«Исповедайте друг другу согрешения, по Апостолу, и молитеся друг о друге яко исцелите», -- добавляет он, давая этим понять, что такая исповедь полностью заменяет исповедь у священника.

Для причастия протопоп советовал пользоваться заранее полученными из благочестивой церкви запасными дарами. «Аще нужда приведет, и причаститься без попа можно святым комканием», - совершать короткую службу, кадить, класть поклоны и читать молитвы.

Это было временное разрешение, показывающие заботу протопопа, о духовной жизни своей паствы, пока Старая вера вновь не засияет на Руси.

Ведь Аввакум был священником и не мог представить церковь без священства, поэтому он разрешает своим последователям ходить на службу к священникам, поставленным после 1666 г. и даже делать их своими духовными отцами, если те служат по Старым книгам, отвергая новые. Примечательно, что об этом он писал в том же 1669 г. в «Послании к рабам Верным», то есть тогда когда дьяк Феодор написал свой « Ответ православных» в котором утверждалось обратное в отношении «никонианского» священства.

Правда в 1678 г. в « Послании к отцу Ионе», протопоп пишет, что такие священники могут служить все службы, исключая литургии, разрешая ее служить тем из новопоставленных, кто изольет кровь за Старую Веру, то есть пострадает, но позже он снимает и это запрещение, заменяя его покаянием. Боясь, как бы рожденные дети не остались без крещения, он разрешает крестить младенцев, даже у нераскаявшихся священников, правда советовал прочитать добавочных молитв и не перекрещивать детей.

В отношении царя, Алексея Михайловича, Аввакум избрал тактику» кнута и пряника», то, лаская того, то, устрашая своими пророчествами.

Аввакум всегда подчеркивал, что хотя Алексей и царь, но именно ему страдальцу Аввакуму, «Господь вместил Небо и Землю» и ему открыта Истина.

Только 1670 г. Аввакум, окончательно разочаровался в Алексее Михайловиче, но не в самой идее «Благочестивого царя» и столь же « Благочестивого патриарха», которые должны непременно прийти на смену правителям еретикам и вернуть все на «круги своя».

Так, когда на царство вступил четырнадцатилетний Федор Алексеевич, он спрашивал у своих сторонников: «Почему они не молятся за царя Федора, хороший он человек, а сам называл его «пасхальным яичком ко Христову дню», а также умилялся приходу нового патриарха Иакима.

«Иакимушка-батюшка», - писал он о новом патриархе, а этот «Иакимушка-батюшка», когда был архимандритом Чудовского монастыря много раз допрашивал Аввакума, и возможно, он издал указ в 1682 или 1681 г. о сожжении всей «пустозерской» четверки

Вера в «Доброго государя» объяснялась не только народными представлениями о добром царе. хотя и они сыграли немаловажную роль, но и знанием протопопом Аввакумом Византийской истории, в которой случалось быть царям - еретикам, имеется в виду иконоборцев, которых сменили вновь ортодоксальные православные правители.

Основным полемическим трудом протопопа Аввакума, является

«Книга бесед», состоящая из 10 проповедей, обличающих крестоборную никонианскую ересь. Некоторые из исследователей, как напимер А.С. Елеонская, считают, что «Книга бесед» не единое сочинение, потому что отсутствует список, в котором представлены все десять бесед.

Мы со своей стороны считаем возможным рассмотреть «Книгу Бесед», в качестве единого по замыслу и цели написания апологетическо-полемического сочинения, представленного в виде проповедей обличающих различные стороны современной протопопу Аввакуму действительности.

Если, дьякон Феодор был прекрасным систематизатором, пытавшимся богословски истолковать обрядово-догматические вопросы, то неистовый, но интуитивный протопоп Аввакум, рассматривал раскол, как культурное явление, в последствии названного историками эпохой обмервщлением сознания.

Можно видеть, что Аввакум часто затрагивает вопросы непосредственно не связанные с реформой патриарха Никона. К ним относится характер изменения в иконописи; недозволенное поведение монахов, общая ориентация Руси на иноземную ученость.

В центре проповедей Аввакума, всегда образы людей, наверно, поэтому протопопу так хорошо удаются живые портретные зарисовки, например, сатирические изображения монахов никониан или трогательные изображения защитников Старой Веры, Святых и даже Спасителя.

Люди у протопопа делятся строго на две половины: одна презревшая ради мирских благ Божественную правду, а другая, страдальцы за единую Богочеловеческую истину

Сам Аввакум подобно апостолу Павлу мыслит себя последним и недостойным среди живущих, с другой стороны, он апостол-носитель Божественного Откровения. От блудного сына к пророку проходит свой жизненный путь протопоп Аввакум, показывая возможность каждому верующему пройти свой путь нравственного очищения.

Именно образами Ветхозаветных пророков и блудного сына, открывается вступление в «Книгу бесед». В образе блудного сына предстает сам протопоп Аввакум, который традиционно для древнерусской литературы уничижает себя, как недостойного говорить о божьем промысле пути спасения.

Тогда как в образе древних иудейских пророков и праведников преследуемых нечестивыми властями проходит параллель с современным временем, когда уже народилось много «выб***ков», преследующих праведников.

Особенно важен образ библейского праведника Иова, способного претерпеть любые беды, но не разуверится в божьем промысле.

Беседа первая, «Повесть о страдавших в России за древлецерковная благочестная предания». Заглавие взято из другого списка «Книги бесед» XVIII в. (БAH собр. Дружинина, № 39, л. 181) - краткий рассказ об восшествии на патриарший престол овчеобразного волка Никона и всех страдавших и гонимых им за Веру Христианскую. Заканчивается беседа описанием страданий Боярыни Морозовой с сестрой Евдокией Урусовой, которые отказавшись от земной роскоши «Осьмь тысящ хрестиян имела, домовова заводу тысящ больши двух сот было…» приняли мученический венец «А ныне вместо позлащенных одров в земле закопана сидит за старое православие».

Первая беседа, призыв всех верующих, пострадать за истинное старое Благочестие. Позднее изложенные Аввакумом события войдут во все старообрядческие литературные памятники, описывающие историю раскола . Вторая беседа [Об образе креста Христова] В рукописях беседа продолжает первую, поэтому предположительно время написания 1675 г., рассматривает ряд традиционных для староверов вопросов: незыблемости священных предметов, реликвий, форме честного креста - противопоставление честного восьмиконечного и римского крыжа.

В доказательство приведена библия Исайя с привлечением апокрифов, сказаний, а также ложная этимология, например, слово костел Аввакум, разъясняет нам, как произошедшее от слова - кости и на них утверждает протопоп и был построен первый католический храм.

Смешение апокрифов со Священным писанием, а также обращение к ложной народной этимологии будет основной чертой низовой старообрядческой литературы 18-19 веков.

Следующие две беседы: Беседа третья [Об иноческом чине], будучи сатирической обличает главных врагов староверов: о развращенности никонианского монашества, произошедшего из-за того, что они предали догматы и обряды староправославия. «А ты что чреватая жонка, не извредить бы в брюхе ребенка, подпоясываесе по титькам!»

По мнению протопопа Аввакума, смена чесного православного клобука на якобы еретический римский, а также смена обрядов и священных книг пагубно сказалась на всем монашеском чине.

Видимо, протопоп Аввакум забыл, что Ревнители Древнего благочестия вели борьбу за нравственность духовенства задолго до никоновских реформ, но миф о Святой и непорочной Руси потревоженной никоновскими новинами уже укоренился в сознании староверов.

Четвертая беседа, [Об иконном писании] несправедливо обвиняет патриарха Никона в написание икон по Фряжскому образцу.

Патриах Никон как раз сурово боролся с этим явлением, преследовал всех тех, кто писал или имел иконы фряжского письма, а сами иконы разбивал и сжигал.

Решением Большого Московского собора 1666--1667 гг. был издан запрет отхода от традиционных Православных канонов в иконописании.

Миссионерская цель протопопа Аввакума убедить своих сторонников, что патриарх Никон повинен в обмирщении сознания и всех духовных нестроениях.

Ключевая пятая беседа [О внешней мудрости], в которой протопоп Аввакум, вслед за апостолом Павлом обличает светскую ученость, как безумие мира сего, таким образом, поворачивая в свою пользу главный упрек

ранних антираскольнических полемистов и прежде всего Симеона Полоцкого с его трактатом «Жезлом Правления» - в неученности староверов. В этой беседе протопоп Аввакум обличает гордость богомерзких никонианских епископов и митрополитов, которые ради светской учености допускают кощунственные нападки на русских святых.

«Помните ли? -- на сонмице той лукавой, пред патриархами теми вселенскими, говорите мне, Иларион и Павел: «Аввакум милой, не упрямься, что ты на руских святых указываешь, глупы наши святые были и грамоте не умели, чему им верить!»»

Внешняя ученость оборачивается по мнению протопопа отходом от Бога: погибельной мудростью языческих философов, гордостью денницы (Люцифера) римской схоластикой и мирской суетой.

«Да нечева у вас и послушать доброму человеку: все говорите, как продавать, как куповать, как есть, как пить, как баб блудить…».

Осознание раскола переживается протопопом, как всеобщая национальная трагедия, где плакать надо, не только о горемыках миленьких, но и об отступниках никонианах. «Плакати о вас подобает, а не ругати: понеже плоть от плоти нашея и кость от костей наших, тела нашего и уды отчасти», одни истинные православные по стойкости веры пойдут в огонь земной, другим отступникам «русским немцам» уготован огонь ада.

Здесь Аввакум выступает не только как пророк, но и как глашатый от всего христианского мира - посредник между народом и Небесами.

Из беседы восьмой [Об Аврааме] «О Мелхиседеке», вновь протопоп Аввакум сталкивает образы гонимых и гонителей. Сильные как лев - праведники, радеющие за древлеотеческую веру, подобны ветхозаветным пророкам и христианским первомученикам, готовые пострадать и сподобиться царствия небесного. Это проповедь призыв пострадать от новых жидов устроителей еретической зимы всему русскому Святому царству.

«Мне сие гораздо любо: руская освятилася земля кровию мученическою. Не ленитеся, бедные, подвизайтеся гораздо, яко Махмет, подклоняйте под меч непокоряющихся в веру свою, да и по смерти своей… Да пускай плачет Израиль, в день умертвия вашего поминая мертвыя своя».

Возможно по мнению протопопа Авввкума, всеобщее страдание русского народа есть залог духовной победы над Антихристом.

Беседа заканчивается аллегорическим введением протопопа Аввакума, в котором предстает образ самого дьявола, за которым идут царь и многие его приспешники , но сам Антихрист перед мучеником протопопом бессилен, потому, что он властен только над теми, кто добровольно отрекся от Христа и его учения. Мученика Аввакума, он боится и по точному замечанию С.А. Зеньковского, выглядит скорее комически, чем ужасающим.

Утверждение Аввакума, что Антихристу «скоро быть», скорее имеет не эсхатологичекий, а аллегорический по форме характер понимания, возможно новых бедствий на Руси, ведь для протопопа время и вечность не разделимы, что является особенностью отражения средневекового сознания.

Если же рассматривать утверждение протопопа о приходе Антихриста с точки зрения цели, то здесь просматривается пропагандистский характер для своих приверженцев с целью вернуть в лоно староверия павшую паству, и предать мужество сторонникам, усилить любые вплоть до «гарей» формы сопротивления с никонианской ересью, ведь из « Челобитной царю Федору Алексеевичу, мы знаем, что протопоп Аввакум верил, что еретическая зима пройдет и все вернется на круги своя.

Из беседы девятой [Толкование на 87--88 зачало Послания aп. Павла к римлянам и 23 зачало Евангелия от Иоанна] 1675 г соединяет все уже ранее, высказанные идеи и обличения. В ее центре образ духовно ограбленной никонианами Христовой невесты - Православной церкви. Церковные обряды, являются живительной и боговдохновенной силой и менять их не только отступать от Веры, но и разрывать мистическую связь с господом Богом Аввакума, как белого священнослужителя больше всего волнуют вопросы литургического характера, такой частный вопрос как изменения числа просфоры для богослужения таинства Евхаристии, в качестве доказательства он пользуется повестью из сборника «духовный Цветник» и ссылкой на Спиридона Потемкина с его утверждением о незыблемости: догматов, обрядов и обычаев Церкви, любое изменение превратит православных в латинян - папежников.

«Папа еретик, -- забыл я имя ему, Спиридон Потемкин покойник помнил, -- так же откинул от седми две просвиры: подобает-де над пятию просвирами служити в пять чувств человеческих. А другой папа после тово еще две откинул: подобает-де над трема служить во образ святыя Троицы. А после тово третий папа еще две откинул: подобает-де над единою служить во едино Божество. А иной папа: не подобает-де кислой просвире в службе быть, но опреснок надобе Моисеева закона ветхаго».

Из десятой беседы [Беседа о наятых делателях], толкует самую любимую на Руси евангельскую притчу о двух Лазарях, где бедный Лазарь - это страдающие староверы, а богатый Лазарь, - это никонианин и прежде всего забывший о боге и совращенный Никоном, сам царь. От неумеренной ярости на нечестиво монарха, Аввакум переходит к состраданию к заблудшему самодержцу.

По мнению митрополита Макария, писательский талант протопопа Аввакума, сыграл роковую роль в распространении раскола Русской Православной Церкви, именно его живая образная эмоциональная речь, неподдельное чувство правоты, обличительная ярость к своим идейным противникам, сделала протопопа Аввакума подлинным народным апостолом и увлекло многих простых мирян.

Основываясь на переписке Аввакума со своими сторонниками, митрополит Макарий делает вывод, в том, что протопоп Аввакум стал родоначальником поповского направления старообрядчества, мировоззрение которых С.А. Зеньковский определял, как консервативно-оптимистическое в отличии от радикалов беспоповцев.

Несмотря на серьезные различия в мировоззрении двух основных течений складывающихся в старообрядчестве основной идейной платформой будет являться идея Спиридона Потемкина о непогрешимости древнего Православия и невозможности делать исправления, как в богослужении так и в учении Православной Церкви.

В полемике с официальной Церковью в качестве доказательства чистоты староверия, по-прежнему применялся детальный разбор обрядов, с приведением авторитетных для русских православных источников.

Так в 1723 г. представителями самого умеренного беспоповского направления староверов Поморского согласия было создано главное полемическо-апологетическое произведение, «Поморские ответы», ставшее настольной книгой всего старообрядчества.

Это был фундаментальный коллективный труд девяти поморцев- начетчиков во главе с киновиархом Андреем Денисовым, который представляет собой письменные ответы на 106 вопросов данные миссионеру иеромонаху Неофиту синодальной церковью. Девяносто восемь из них были посвящены старообрядчеству в целом и лишь только восемь касались «беспоповских согласий».

Выговская община Поморского согласия считала себя преемницей Соловецкого монастыря-крупнейшего центра сопротивления никоновской реформе, устав и чины которого были приняты ими за основу в 1702 г., когда Андрей Денисов стал киновиархом (настоятелем), а духовной сферой ведал Данила Викулин.

Благодаря деятельности Андрея Денисова Поморское согласие разрастается и становится ведущим центром Древлеправославия. «Можно сказать, что никто столько не сделал для «Раскола» и Выговской обители, как два брата Андрей и Семен Денисовы-Мышецкие», -- так характеризует деятельность обоих братьев историк и противник раскола митрополит Макарий. Один из Олонецких администраторов так восхищался Андреем Денисовым, что считал, что если бы он принадлежал к Православной церкви, то был бы патриархом. А старообрядческий писатель XIX в., Павел Любопытный в свою очередь назвал Андрея, «поморским патриархом».

Для распространения Древлеправославия, он у себя на Выге создает школы, где готовят миссионеров. За каждым из них закрепляется свой регион страны. В школе учили грамматике, риторике, богословию, древнему «крюковому» пению и даже стихосложению, что послужило появлению особой выговской литературной школы. Эта школа имела прекрасную богословскую библиотеку, потому, что Андрей Денисов разыскивал и скупал древние духовно-богословские книги.

Он и сам уже будучи киновиархом под видом купца пошел учиться к своим идеологическим противникам, знаменитым греческим братьям Лихуда.

Миссионерская деятельность Денисова и его учеников способствовала появлению новых центров Поморского согласия в России.

Как справедливо указывает Журавель в своей диссертации посвященной литературному наследию старообрядцев Выга. поморцы в отличие от протопопа Аввакума и других ранних защитников Староверия, разделяли культуру и Веру и хорошо приспособили научные достижения для защиты и пропаганды своих религиозных взглядов.

Поморцы расширили источниковедческую базу, для обоснования своих ответов. Так Н.С. Гурьянова отмечает подробное описание Андреем

Денисовым каждой рукописи, от момента и места ее создания, до места обретения.

Для обоснования до никоновских обрядов, Андрей Денисов привлекает иностранные источники, такие как «Сказание Мелетия Антиохийского» о двуперстном крещении написанное на греческом языке.

Считается что Андрей Денисов заложил основы таких наук, как палеография и источниковедение.

Подлинной научной заслугой Андрея Денисова было разоблачение подлога архимандрита Питирима, идейным вдохновителем , которого был сам Петр первый, так называемое ««Соборное деяние на еретика Арменина Мартина» якобы проповедовавшего отмененные никоновской реформой церковные обряды в Киевской Руси еще в XII в. и осужденного за свою ересь не только в Киеве, но и в Византии. и включающий в четвертой части , так называемый «Требник митрополита Феогноста», с текстами, приписываемым иерусалимскому патриарху Софронию, который был издан по указу Петра I в Москве, Петербурге и через два года - в Чернигове.

«Еже убо изнесеся новообретеная книга, Деяние соборное, яко бы бывшее в Киеве на неслышаннаго Мартина еретика в лето 6665 (1157), в нем же триперстное сложение утверждается, а древлецерковное двоперстное анафеме предается».

Как уверял Питирим, он получил копию деяний этого собора в 1709 г. от митрополита Дмитрия Ростовского.

Методически рассматривая особенности письма и внешнего вида рукописи, переплета, скрепление листов, выделку пергамента XII в. и сопоставляя его с «Соборным деянием на еретика Мартина» поморцы успешно доказывают фальсификацию этого документа.

Поморцы запаслись летописями, хронографами, печатными изданиями, в том числе сочинениями Дмитрия Ростовского, ознакомились со второй древнейшей датированной славянской рукописью -- Изборником Святослава 1073 г.

В.Дружинин пишет: «Есть известная отметка в одной из карманных записных книжек Петра, напечатанная в «Деяниях Петра Великого» Голикова: «Написать книгу о ханжах и изъявить блаженства (кротость Давыдову и проч.), что не так они думают и приплесть к требникам, а в предисловии явить то дельцем Ростовского съ товарищи».

Об этой же записи свидетельствует П.П. Пекарский в своей книге «Наука и литература в России при Петре Великом».

Вот так посмертно был оклеветан достойнейший митрополит Дмитрий Ростовский, изобличавший раскол исключительно с точки зрения богословия.

В основном все литературные труды Андрея Денисова подчинены задачам наставничества, это проповеди и поучения, а также полемические вопросы богословского характера и, прежде всего, концепции особого предназначения Руси, которое было поругано реформой Никона.

Хотя Андрей Денисов и говорит о злосчастном 1666 г., но вера в то, что Русь вернется к Истинному Благочестию, у него никогда не пропадает, благодаря этой Вере он думает о всех староверов России.

Отвергая священство в виду его непригодности, Андрей Денисов подчеркивает, что если бы «никонианская» Церковь вернулась к старым обрядам, то никто из староверов упорствовать не стал.

В отсутствии церковной иерархии, святых таинств, спастись можно только Верой, так Андрей Денисов оправдывал свое отрицание господствующей церкви словами Иоанна Златоуста » Церковь - это не стены

«не только», именно его Андрей Денисов и не припомнит.

«Причастие важно и нужно, но сейчас нет возможности выполнять его из-за отсутствия священства». Также он пишет о верующих, не имеющих возможности причаститься, но желая таинства евхаристии, они мистически общаются с Богом, и происходит духовное причастие. Многие святые причащались духовно. Именно «истовая Вера», как путь соединения с Господом, является духовной доктриной Андрея Денисова. «Люди благочестивой жизни спасутся и, не имея возможности получить Святые Дары, а только духовно общаясь с Богом», - приводил он слова Святого Киприана.

Но немало было в этой «истовой Вере» «поморцев» и радикальных черт, так они прославляли мучеников «гарей», как святых, восторгались Капитоном с его учениками, считая их «мужами дивного воздержания». Недаром они вели свое духовное начало от знаменитого организатора 1-й Палеостровской «гари» в 1687 г. соловецкого «черного» дьяка Игнатия, и старца Варлаама (Василий Быков), участником организации 2-й Палеостровской «гари» 1688 г. В отношении государства поморцы проявляли большую лояльность, и уже 1738 г. «поморцы» вводят молитву за царя, но не за императора, возможно желая подчеркнуть русскость государя. Тем самым они уступили по сути, но не уступили в букве.

2.2 Идейное наследие в агиографической литературе раскола

Памятники житийной литературы были второй группой произведений отображавшие идеи раскола. Агиографическая литература староверов будет способствовать углублению раскола и становлению старообрядчества в самостоятельную христианскую конфессию. Уверовавшие в спасительную силу старых обрядов и воспринимавшие нынешний век, как век, по меньшей

мере, господства ереси и греха, защитники старины приходят к идее добровольного мученичества и при жизненной святости каждого несгибаемого поборника древнего благочестия, при котором чистота обряда является залогом спасения от искушения.

К сожалению, нужно отметить, что жестокие репрессии со стороны государства только способствовали распространению идеи страдальцев-мучеников за истинное благочестие. В то время как официальная Русская Церковь деканонизирует некоторых русских православных святых, вожди старообрядчества создают собственную агиографию, призванную прославить новых христианских мучеников и страдальцев а Веру.

Самое знаменитое произведение житийного жанра эпохи раскола «Житие протопопа Аввакума им самим написанное», в этот период также были написаны «Житие инока Епифания», еще одного пустоозерского страдальца и «Житие боярыни Морозовой», автор которого нам неизвестен.

В кругу агиографической литературы эпохи раскола мы можем рассматривать и панегирический плачь протопопа Аввакума, «О трех исповедницах слово плачевное», повествующее о жизненном подвиге за истинную Веру трех мучениц: Морозоваой Феодосьи Прокопьевны, во инокинях Феодора-схимница, сестры ее княгини Урусовой Евдокии Прокопьевны, и их верной подруги дворянки Даниловой Марии Герасимовны.

Уже в начале XVIII в. выдающийся писатель, выговский старообрядец Семен Денисов написал мартиролог всех убиенных за преданность Древнеправославию.

Отдельную повесть Семен Денисов посвятит крупнейшему центру сопротивления никоновским новинам Соловецкому монастырю, духовными чадами которого считали себя поморские беспоповцы.

Автобиографическое «Житие протопопа Аввакума», бесспорно, представляет собой феномен древнерусской религиозной мысли, совмещающий в себе исповедь великого подвижника и рассказ простого смертного.

Споры о жанровой природе ведутся и по сей день литературоведами, так как житие не укладывает в каноническую житийную традицию.

Советские исследователи, такие как Д.С. Лихачев, Н.К. Гудзий не признавали житие произведением агиографического характера. По утверждению В.Е. Гусева житие протопопа больше похоже на жанр нравоучительного бытового романа. А.Н. Робинсон относит произведения Аввакума к агитационной автобиографии. Мысль М. Плюхановой заключалась в том, что биография Аввакума представляет собой исповедь.

М.М. Дунаев считает житие протопопа Аввакума первым русским мемуарно- биографическим произведением.

Ближе всех на наш взгляд заключение, данное Н.С. Демковой, которая замечает связь Аввакумовского жития с традицией деяний и посланий апостолов, с характером самой житийной литературы, где она выявляет сочетание в житии как канонических традиционных (композиционных и сюжетных) элементов, так и новаторских черт (стилистических особенностей сочинения).

Так с точки зрения конфликта житие протопопа является полностью традиционным, отражающим столкновение христианского проповедника и нечестивых властей. Конфликт определяет главную идею, традиционно выраженную в ранних византийских житиях мартириях мученичества за Истинную веру.

Композиция тоже является традиционна для жития, но отличается свободой построения и ориентацией на диалогическую речь, что сближает житие с проповедническими беседами.

Даже такие стилистические черты жития протопопа Аввакума, как обилие бытовых подробностей, психологизм - интерес к душевному миру героя, конкретные исторические и географические реалии уже не новы для трансформирующейся житийной традиции XVII в., здесь можно вспомнить «Житие Юлианы Осорьиной», и как это не парадоксально о житие идеологического противника Аввакума, патриарха Никона, написанного его клириком Шушериным, где во многом будут присутствовать те же особенности стилистики.

Самоканонизация Аввакума, трансформирующая житийный жанр в исповедальный, оправдывается им ссылками на учительную и преподобническую литературу. Так в одной из редакций своего жития Аввакум оправдывает свое горделивое намерение написать собственное житие, ссылаясь на христианского подвижника VI в., Авву Дорофея, якобы написавшего свое собственное житие в назидание братьям.

На самом деле Дорофей писал монашеские поучения и наставления основанное на собственном жизненном опыте инокам основанного им монастыря.

Правда в древнерусской литературе с XVI в. стали появляться преподобнические жития, в той или иной мере соотносимые с автобиографическим жанром, например: жития Филиппа Ирапского записано по рассказам преподобного, житие Иринарха Затворника записано его учеником по завещанию аскета.

В XVII в. было написано житие - свиток Елеазара Анзерского, в котором старец поведал о своей подвижнической жизни на Анзерском острове, где стал основателем Свято-Троицкий скита.

Аввакумом, как и преподобными отцами, движет забота о своих духовных чадах и последователях. Он чаял оставить всему православному народу живой образец несокрушимой веры и стойкости, недаром Аввакум пишет не только свое житие, но и призывает это сделать своего духовного отца и соузника по Пустозерску инока Епифания.

По замыслу Аввакума самосожженцы за древлеблагочестие тоже должны войти в пантеон святых эпохи раскола.

Фактически погребенный заживо, и уже не надеявшийся на освобождения и возможно предчувствовавший близкую погибель, он уже не чувствует себя связанным с миром живых, намеренно превращая свою собственную личность, в живое знамя, образ - символ староверия. Он канонизирует себя, ради спасения других. Одно его имя должно воодушевить верующих на сопротивление никонианам.

Осознавая собственную греховность перед ликом Господа, он вознамерился стать иконой для православных христиан, последователей древне-отеческой веры.

Естественно, что в его автобиографическом житии с одной стороны доминирует публицистическая и агитационная заостренность, а с другой стороны личное интимное исповедальное начало.

Блестящий оратор, Аввакум, мог не только посрамить своих идеологических противников Дионисием Ареопагитом, с его идеей непознаваемости Бога с помощью разума, но и наглядно по лицедейски продемонстрировать собственную мысль, что он и сделал, перевоплотившись

в юродивого на Большом церковном соборе 1667 г., Это действие Д.С. Лихачев оценил как «наглядный апофеоз юродства». «Мы уроди Христа ради; вы славни, мы же бесчестни; вы сильны, мы же немощны!», сказал протопоп повалившись набок под смех патриархов.

Иногда кажется, что Аввакум не может наговориться, просит прощение, что много « развякался», он как никто другой нуждается в понимающем собеседнике, которому хочет излить душу.

Особенностью его мировоззрения является сакрализация быта: бытийное и бытовое для него неразрывно связаны, что обуславливает характер приводимым им чудес.

Крайний субъективизм присущ всему творческому наследию Аввакума.

Основные идеи в житии не отличаются от идеи боголюбцев.

Несмотря на неканоничность своего жития, старообрядцы всех толков и согласий канонизировали протопопа Аввакума, а в ануфриевском согласии каждый его текст считался чудотворным.

Создав орел Святого, Аввакум невольно усугубил раскол в православии. У противников староверов, появился веский аргумент, обличающий непомерную гордыню и эгоцентризм «учителя раскола».

Возведение в кумиры Аввакума, не прошло даром и для верных старине православных, ведь появились те, кто отстаивал даже ошибочные с точки зрения богословия, не канонические положения Аввакума, которые в свою очередь способствовали расколу самого старообрядчество.

«Житие боярыни Морозовой» написанное в 1675 г., в целом не выходит за рамки агиографической литературы XVII в. Его особенностью является, детальное описание быта, например, комнат в доме боярыни, условия пребывания в темнице.

Детальное знание домашнего обустройства, дало основание А.И. Мазунину, в своей статье предположить, что автором повести, о боярыне Морозовой, был ее слуга - дворецкий Андрей, известный среди своих единомышленников под гипотетическим прозвищем - «большой брат». Под влиянием интереса к душевному миру своих героев в «Повести о боярыне Морозовой» трансформируются, такой вставной канонический элемент житийной литературы как плачь.

Так в финале одна из староверок, Устинья, оплакивая мученическую кончину трех исповедниц и просит и ждет божьего отмщенья, но плачет она по замечанию неизвестного автора, только по своей собственной потребности, потому, что так было заведено по ее обычаю. «Грядущи же от тоя темницы к мученицам и посреди обою темниц бывши, возва и возопи, и вознесе глас свой и плакася вельми, и глаголаша многая словеса в рыдании своем по обычаю своему».

Даже смерть боярыни Морозовой представлена, не как смерть житийной мученицы, а как смерть немощного человека - раба Христова, замученная голодом, она просит сухарика у стороживших ее стрельцов.

Желая умереть в чистоте, боярыня по-человечески умоляет молодого стрельца постирать ее сорочку.

Мы можем только согласиться с выводом А.Н Панченко, в том, что «Человеческая немощь не умаляет подвига. Напротив, она подчеркивает его величие: чтобы совершить подвиг, нужно быть, прежде всего, человеком».

В Повести почти нет чудес, кроме видения старицы Маланьи, но главным чудом является, мужество трех женщин, для которых Вера была дороже всех земных благ, и ради Господа они могли пожертвовать не только

собой, но и счастьем своих детей, поэтому на церковном собрание боярыня Морозова была названа - безумной. «ум погубила есть».

В житии боярыни Морозовой упоминается поборники староверы, которые или жили в доме или приезжали в дом к Морозовой: черный дьякон Иоасаф, игумен Досифей, «духовная мать - старица Меланья, Елена Хрущева, инокиня Устинья, Иова Льговский и многие другие все они представляют собой хорошо организованную, объединенную московскую общину единоверцев, со своими непререкаемыми авторитетами, прежде всего это были пустозерские узники, во главе с протопопом Аввкумом, неуловимый для властей игумен Досифей, от которого приняла постриг боярыня Морозова и духовная мать старица Меланья.