В процессе чтения романа «Обыкновенная история» мы смогли увидеть и понять дух усадьбы. Мы оказались в волшебном мире, где все кругом дышит свободой, люди с открытой душой, готовые прийти на помощь друг другу, также присутствует атмосфера празднества и беззаботности. Усадьба подобна раю. И.А. Гончаров дает такое описание приусадебной территории, что нам кажется, мы видим все эти тропки, дорожки, поля и лес прямо перед собой. Это отдельный мир, где все идет своим чередом, где время течет по-своему: от завтрака к обеду, от обеда к ужину. Люди здесь живут чувствами, а не делом.

Александра Адуева можно отнести к такому типу героя, как «лишний человек», так как он сбежал из этого рая, не желая стоять на месте, как это делают остальные герои романа, живущие в усадьбе «Грачи», хотя в деревне у него было все, что должно быть: «и цветы, и любовь, и излияния, и даже тетка».

Усадьба - место, из которого ребенок стремится убежать в город, ведь именно в городе, как видится молодым, можно наконец-то начать жить самостоятельно, без маменьки да нянек, и двигаться вперед, навстречу своей мечте.

Глава 2. «Петербургский текст» русской литературы и особенности его воссоздания в романе И.А. Гончарова «Обыкновенная история»

2.1 Специфика изображения Петербурга в русской литературе

…Все, что в Париже вкус голодный, Полезный промысел избрав, Изобретает для забав,

Для роскоши, для неги модной, -

Все украшало кабинет Философа в осьмнадцать лет.

… Но панталоны, фрак, жилет, Всех этих слов на русском нет…

А.С. Пушкин

По строкам из романа «Евгений Онегин», который был написан А. С. Пушкиным в 1831 году, мы видим, что Петербург является центром современной жизни. Северная столица уподобилась Европе: здесь все модно и современно («для роскоши, для неги модной»). В Петербурге сосредоточены новые веяния, некоторые слова даже не были известны в русском языке («но панталоны, фрак, жилет, всех этих слов на русском нет»), они пришли к нам из заграницы. Северный город воспринимался как столица новой России, являлся центром будущего, а жители города Петербурга стремились во всем походить на заграничных горожан, стать европеизированными.

Начиная с XIX века городские мотивы, мотивы Петербурга, в произведениях русской литературы стали встречаться у многих известных исателей, таких как А.С. Пушкин, Н.В. Гоголь, Н.А. Некрасов, Ф.М. Достоевский, А.А. Блок, А.А. Ахматова, О.Э. Мандельштам.

Н.В. Гоголь в своих произведениях создает художественный образ столицы, в котором изображена проблема «маленького человека». Петербург, показанный в повестях «Шинель» и «Невский проспект», является не только местом действия, но и той социальной атмосферой, в которой живут и действуют герои гоголевских произведений. Писатель рисует картины северной бездушной столицы, передает атмосферу погони за чинами и бюрократического равнодушия к человеку, который не соответствует этому городу противоречий и контрастов. Чаще всего в произведениях Н.В. Гоголя финал трагичен: герой, не соответствующий этой жестокой современности, погибает или сходит с ума, а «господствующие верха», которые всю жизнь находятся в погоне за чинами, показывают себя подлыми и хитрыми. В произведениях Н.В. Гоголя картины Петербурга (площади, улицы, дома, пронизывающий ветер) играют и главную, и второстепенную роли: они и участники, и причина происходящих фантастических событий.

Н.П. Анциферов пишет: «Петербург Гоголя - город двойного бытия. С одной стороны он “аккуратный немец, больше всего любящий приличия”, деловитый, суетливый, “иностранец своего отечества”, с другой неуловимый, манящий затаенной загадкой, город неожиданных встреч и таинственных приключений. Таким образом, создается образ города гнетущей прозы и чарующей фантастики». Такие слова как «поребрик» и «парадная» ассоциируются с педантичным городом Петербургом, но это только на первый взгляд город кажется таким правильным. Петербург открывается гостю не сразу, он испытывает его, толкает на приключения, сталкивает с трудностями, которые человек либо преодолевает с высоко поднятой головой, либо бежит из этого города прочь. Этот город показывает все грани жизни, в том числе и грубые. Двойственность этого города заключается в том, что он находится в России, но при этом, в отличие, например, от Москвы, является окном в Европу, ведь расположен на берегу Финского залива, который, в свою очередь, является частью Балтийского моря. Фразеологизм в роли метафоры европейской интеграции с подразумеванием Петербурга как «окна в Европу» впервые использовал в 1759 году Ф. Альгаротти в «Письмах о России» (1739). И только после того как А.С. Пушкин в своем стихотворении «Медный всадник», написанного в 1833 году, во второй строфе употребил такие строки (15-16): «Природой здесь нам суждено / В Европу прорубить окно» фразеологизм «Петербург - окно в Европу» становится популярным.

Необходимо уточнить, что включает в себя понятие «петербургский текст». Это понятие было введено в научный оборот лишь в 1984 году, когда в «Трудах по знаковым системам» увидели свет две соседствующие и перекликающиеся статьи - В.Н. Топорова «Петербург и “Петербургский текст русской литературы”» и Ю.М. Лотмана «Символика Петербурга и проблемы семиотики города». Вторая статья, более широкая по постановке вопроса, вполне соответствует первой части заголовка сборника в целом - «Семиотика города и городской культуры», первая - более узкая по масштабу проблемы, но исключительно важная по глубине и способу ее проработки - соотносится со второй, уточняющей частью заголовка:

«Петербург». Так, Ю.М. Лотман рассматривает семиотическое пространство города как «котел текстов и кодов», при этом в роли текстов выступают не только литературные произведения и - шире - письменные источники, но также и устные высказывания, и «архитектурные сооружения, городские обряды и церемонии, самый план города, наименования улиц…», т.е. по Лотману, «культура в целом может рассматриваться как текст».

Петербургский стиль проявляется в архитектуре столицы, его ансамблевой планировке, моде, времяпрепровождении жителей и внутренней организации.

Вводя в литературоведение понятие «петербургский текст» и понимая под ним «некий синтетический сверхтекст, с которым связываются высшие смыслы и цели», В.Н. Топоров в своей работе «Петербург и “Петербургский текст русской литературы”» пишет, что «Петербургский текст может быть определен эмпирически указанием круга основных текстов русской литературы, связанных с ним, и соответственно хронологических рамок его». Начало формирования петербургского текста ученый относит к 20-30 годам XIX века и связывает это начало с сочинениями Пушкина, а его развитие - с петербургскими повестями Гоголя. Это утверждение, по мнению исследователя, не отменяет проблемы генезиса петербургского текста.

«Петербургская тема в литературе XVIII века - первой четверти XIX века, строго говоря, к Петербургскому тексту не относится, хотя ее разработки (образ идеального Петербурга, чудесного города, вызывающего восторженные чувства) были учтены в Петербургском тексте, особенно в той его части, которая относилась к “светлому” Петербургу, но основательно переработаны. Особое значение для Петербургского текста имели те произведения, которые цитатно или в виде реминисценций отразились позже в текстах, принимавших участие в формировании самого Петербургского текста».

У всех произведений, где изображен Петербург, есть что-то общее. В.Н. Топоров задается вопросом: что же? «Все “петербургские” произведения обладают некоей семантической связностью, которая приводит “к кросс-жанровости, кросс-темпоральности и даже к кросс- персональности”». «Все это позволяет снять жанровые, хронологические и авторские ограничения, и увидеть петербургский текст единым и внутренне связанным феноменом. В связи с чем во всех текстах можно выделить определенное смысловое ядро, которое представляет собой некую совокупность вариантов, сводящихся в принципе к единому источнику». Если рассматривать произведения разных авторов, которые изображают Петербург или хотя бы упоминают о нем, то можно найти общие черты. Например, Германн в «Пиковой даме» А.С. Пушкина и Раскольников у Ф.М. Достоевского - настоящие петербургские типы. Германн и Раскольников - духовные братья, их объединяет идея, идея наполеонизма. В «Пиковой даме» звучит фраза Томского, который обращается к Лизе «...у него профиль Наполеона, а душа Мефистофеля», как известно, Наполеон был тираном, который хотел завоевать весь Мир, а также он любил играть в карты. А.С. Пушкин специально подчеркивает внешнее сходство Германна с императором и наделяет главного героя зависимостью от карт. Душа Германна похожа на душу Мефистофиля, ведь Мефистофиль не знал, что такое любовь, Лиза осознала это: «Деньги, - вот чего алкала его душа!».

Родион Раскольников в диалоге с Соней тоже упоминает императора:

«Вот что: я хотел Наполеоном сделаться, оттого и убил… Ну, понятно теперь?». Но после убийства его мучает совесть, в нем идет борьба с совестью: «И не деньги, главное, нужны мне были, Соня, когда я убил; не столько деньги нужны были, как другое… <…> мне надо было узнать тогда, и поскорей узнать, вошь ли я, как все, или человек? <…> Тварь ли я дрожащая или право имею…» Главный герой сетует: «Разве я старушонку убил? Я себя убил, а не старушонку! Тут так-таки разом и ухлопал себя, навеки!..».

При исследовании петербургского текста В.Н. Топоров отмечал:

«Первое, что бросается в глаза при анализе конкретных текстов, образующих Петербургский текст, и на чем здесь нет надобности останавливаться особо, - удивительная близость друг другу разных описаний Петербурга как у одного и того же, так и у различных (но - и это особенно важно - далеко не у всех) авторов, - вплоть до совпадений, которые в другом случае (но никак не в этом) могли бы быть заподозрены в плагиате, а в данном, напротив, подчеркиваются, их источники не только не скрываются, но становятся именно тем элементом, который, прежде всего, и включается в игру. <…> Однако такое единообразие описаний Петербурга, создающее первоначальные предварительные условия для формирования “петербургского текста”, по-видимому, не может быть целиком объяснено ни сложившейся в литературе традицией описания Петербурга, ни тем, что изображается один и тот же объект, а описывающий пользуется имеющимися в его распоряжении “штампами”. Во всяком случае, единство описаний Петербурга в Петербургском тексте не исчерпывается исключительно климатическими, топографическими, пейзажно-ландшафтными, этнографически-бытовыми и культурными характеристиками города (в отличие, например, от описаний Москвы от Карамзина до Андрея Белого, не образующих, однако, особого «московского» текста русской литературы).

Единство “петербургского текста” определяется не столько единым объектом описания, сколько монолитностью (единством и цельностью) максимальной смысловой установки (идеи) - это путь к нравственному спасению, к духовному возрождению в условиях, когда жизнь гибнет в царстве смерти, а ложь и зло торжествуют над истиной и добром»90. Например, в повести Н.В. Гоголя «Шинель», которая входит в состав цикла

«Петербургские повести», описана непогода, отвечающая душевному состоянию главного героя Акакия Акакиевича Башмачкина: «Он шел по вьюге, свистевшей в улицах, разинув рот, сбиваясь с тротуаров; ветер, по петербургскому обычаю, дул на него со всех четырех сторон, из всех переулков. Вмиг надуло ему в горло жабу, и добрался он домой...»91. У Ф.М. Достоевского описание погоды в Петербурге в романе «Бедные люди» схоже и также соответствует настроению героя Макара Девушкина: «...Дождь был такой, слякоть такая была сегодня! <...> На улицах было пусто, а кто встречался, так все такие занятые, озабоченные, да и не диво: кто в такую пору раннюю и в такую погоду гулять пойдет! Артель работников испачканных повстречалась со мною; затолкали меня, мужичье!..»92 (письмо Макара от 5 августа). Главные герои этих произведений попадаю в одни и те же погодные условия, на улицах Петербурга бушует непогода. Сюда же мы можем отнести поэму А.С. Пушкина «Медный всадник». Здесь тоже описана стихия, которая символизирует губительную силу и непредсказуемость судьбы мелкого чиновника Евгения. В повести Н.В. Гоголя «Шинель» главным героем, также как и в предыдущем произведении, является мелкий чиновник - Акакий Акакиевич Башмачкин, судьба которого тоже была загублена стихией. В романе Ф.М. Достоевского «Бедные люди», как и в повести Н.В. Гоголя, упоминается шинель: «А главное, родная моя, что я не для себя и тужу, не для себя и страдаю; по мне все равно, хоть бы и в трескучий мороз без шинели и без сапогов ходить, я перетерплю и все вынесу, мне ничего; человек-то я простой, маленький, - но что люди скажут». Здесь же упомянута Петербургская непогода и должность главного героя. Как мы видим, в «петербургском тексте» рассматриваются схожие проблемы, схожие обстоятельства, схожие судьбы. Они как бы переплетаются. Именно об этой близости текстов говорит В.Н. Топоров. Многие детали, упомянутые у разных авторов, соотносятся между собой:

погода, настроение главных героев, чины, а также употреблены одни и те же слова («шинель», вместо «пальто» или «плащ»).

Однако Петербург настолько загадочный город, что если в произведениях присутствуют схожие описания природы, стихии, людей, мест, то в искусствоведении, напротив, присутствуют разногласия на эту тему. К примеру, по поводу картины С.Ф. Щедрина под названием «Вид с

Петровского острова в Петербурге», написанной в 1816 году, искусствоведы спорят: что именно изображено на картине? Искусствовед А.И. Сомов описывает картину так: «За мостом из-за деревьев виднеется здание нынешней второй гимназии. Направо речка Ждановка, а за нею Пеньковый буян и часть Дворцовой набережной». Второе описание гласит:

«Представлен вид с Петровского острова в дельте Невы. Слева - портик и, по-видимому, дровяной двор Второго кадетского корпуса, за ним видна колокольня Владимирского собора. На первом плане - река Ждановка с мостом через нее. Укрепленный сваями берег переходит в Тучков мост.

Справа - здание Пенькового буяна, вдали видны крыши Биржи и Зимний дворец». Третий вариант принадлежит Э.Н. Ацаркиной, исследовательнице творчества С.Ф. Щедрина: «На картине показан мост на сваях, перекинутый через Малую Невку, с группой оживлённо беседующих на нём крестьян, пастух, который гонит стадо, нарядно одетые горожане с просящим у них милостыню нищим, крестьянки, усевшиеся на земле, и т. п.». Потом автор повторяет уже цитировавшееся выше описание А.И. Сомова, несмотря на то что последний говорил о Ждановке, а она - о Малой Невке. Как мы видим, город путает не только героев произведений, но и людей, приобщенных к искусству. Опять же, Петербург становится и участником, и причиной происходящих событий: он может запутать, запугать, обвести вокруг пальца, дать возможность самореализоваться или, наоборот, внушает идею уничтожения себя, как, например, поступил Пискарев из рассказа Гоголя «Невский проспект».

В.Н. Топоров выделяет ряд существенных черт петербургского текста. Отметив восприятие Петербурга как «веселого» и «славного», сохранившееся в основном в «народном» слове о новой столице, - в песнях, прибаутках и т.п., - исследователь сосредоточивает внимание на иной стороне города и порожденного им сверхтекста - на метафизике, пронизавшей и во многом сформировавшей этот сегмент русской литературы. «Ни к одному городу в России, - пишет В.Н. Топоров, - не было обращено столько проклятий, хулы, обличений, поношений, упреков, обид, сожалений, плачей, разочарований, сколько к Петербургу, и Петербургский текст исключительно богат широчайшим кругом представителей этого “отрицательного” отношения к городу, отнюдь не исключающего (а часто и предполагающего) преданность и любовь»». Практически каждый «петербургский текст» пропитан мистикой, сравниться с этим может разве что роман М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита», действие которого происходит в Москве, на Патриарших прудах. Но всё же, когда мы читаем роман, действие которого происходит в Петербурге, сразу чувствуем это на подсознательном уровне, ведь «петербургский текст» узнаваемый и особенный. Этот вид городского текста отличается от других своей мистичностью.

Также В.Н. Топоров выделяет следующие формальные показатели «петербургского текста» в системе его художественного языка. Внутреннее состояние:

а) отрицательное - хандра, тоска, сплин, бред, полусознание, болезнь, одиночество и т.п.;

б) положительное - предельная радость, свобода, спокойствие, дикая энергия, сила, веселье, жизнь, новая жизнь... Общие операторы и показатели модальности: вдруг, внезапно, в это мгновение, неожиданно; странный, фантастический; кто-то, что-то;

Природа:

а) отрицательное - закат (зловещий), сумерки, туман, дым, пар, муть, духота, вонь, грязь;

б) положительное - солнце, луч солнца, заря, река (широкая), Нева, море, взморье, острова, берег; Культура:

а) отрицательное - замкнутость - теснота, середина, дом (громада, Ноев ковчег), трактир, каморка-гроб, комната неправильной формы;

б) положительное - город, проспект, линия, набережная, мост, площадь, сады, крепость, дворцы, церкви; распространить(ся), простираться, расширяться;

Предикаты (чаще с отрицательным оттенком): ходить, бегать, кружить, прыгать, скакать, проникать, исчезнуть, возникнуть, утонуть;

Способы выражения предельности: крайний, неистощимый, необъяснимый, неописуемый, необыкновенный;

Высшие ценности: жизнь, полнота жизни, память, воспоминание, детство, дети, вера, молитва, Бог; Фамилии, имена: Германн, Медный всадник, Петр, Евгений, Акакий Акакиевич, Раскольников, Голядкин;

Элементы метаописания: театр, сцена, кулисы, декорации, антракт, публика, роль.

В.Н. Топоров в своей работе сравнивает два города: Петербург и Москву: «В определенном контексте русской культуры как раз и сложилось актуальное почти уже два века противопоставление Петербурга Москве, связанное, в частности, с изменившимся соотношением этих городов. В зависимости от общего взгляда размежевание этих столиц строилось по одной из двух схем. По одной из них бездушный, казенный, казарменный, официальный, неестественно-регулярный, абстрактный, неуютный, выморочный, нерусский Петербург противопоставлялся душевной, семейственно-интимной, патриархальной, уютной, «почвенно-реальной», естественной, русской Москве. По другой схеме Петербург как цивилизованный, культурный, планомерно организованный, логично- правильный, гармоничный, европейский город противопоставлялся Москве как хаотичной, беспорядочной, противоречащей логике, полуазиатской деревне». Но при этом Топоров утверждает, что «петербургский текст» всё- таки имеет своя язык, а говорит он своими площадями, улицами, историей и людьми.

А как город Петербург влияет на судьбы людей? Вот что об этом пишет В.Г. Белинский: «Куда деваются высокопарные мечты, идеалы, теории, фантазии! Петербург, в этом отношении, - пробный камень человека: кто, живя в нем, не увлекся водоворотом призрачной жизни, умел сберечь и душу и сердце не на счет здравого смысла, сохранить свое человеческое достоинство, не предаваясь донкихотству, - тому смело можете вы протянуть руку, как человеку... Петербург имеет на некоторые натуры отрезвляющее свойство: сначала кажется вам, что от его атмосферы, словно листья с дерева спадают с вас самые дорогие убеждения; но скоро замечаете вы, что то не убеждения, а мечты, порожденные праздною жизнию и решительным незнанием действительности, - и вы остаетесь, может быть, с тяжелою грустью, но в этой грусти так много святого, человеческого... Что мечты! Самые обольстительные из них не стоят в глазах дельного (в разумном значении этого слова) человека самой горькой истины, потому что счастие глупца есть ложь, тогда как страдание дельного человека есть истина, и притом плодотворная в будущем». Белинский говорит о том, что невозможно отказаться от всех искушений Петербурга, но, главное, не потерять голову от всех новшеств. Тот, кто остался самим собой, попав в этот город, по праву может называться личностью. Ведь только состоявшаяся личность будет смотреть на все новое с холодной головой, не потеряется в водовороте этой мистической атмосферы, не поддастся на уловки города.

Примечательно, что весомый вклад в создание «петербургского текста» внесли не уроженцы Петербурга, а выходцы из Москвы (Ф.М. Достоевский, Ю.М. Лермонтов, А.С. Пушкин и другие), которые описывали свои впечатления от встречи с Петербургом. В.Н. Топоров пишет: «Потрясение от их встречи с Петербургом ярко отражено в Петербургском тексте, в котором трудно найти следы успокоенности и примиренности. Но не только смятенное сознание, пораженное величием и нищетой Петербурга, находилось у начала Петербургского текста. Как повивальная бабка младенца, оно принимало на свои руки сам город с тем, чтобы позже усвоить его себе в качестве некоего категорического императива совести». То есть авторы описывали Петербург, который видели своими глазами, тот Петербург, каким открылся он им при первой встрече.

Выше упомянут городской текст, и нам необходимо внести ясность, что относится к такому виду текста, что мы понимаем под этим определением.

Городской текст, интерес к которому возникает в литературоведении в 70-е годы ХХ века, обладает определенной спецификой. Именно в это время начинает активно развиваться промышленность, происходит активный рост цивилизованных городов. Нам представляется, что интерес к городскому тексту объясняется процессом интенсивного изучения в рамках теории литературы специфики текста, осмысливавшейся в структуралистских концепциях Р. Барта, Ц. Тодорова, Ю.С. Кристевой, а также в трудах представителей тартуско - московской семиотической школы - Ю.М. Лотмана, Б.М. Гаспарова и других. Позже Н.В. Топоров вводит такое понятие как «петербургский текст», единство которого охватывает все «петербургские» произведения.

Л. Флейшман отмечает, что явление «городского текста» связано с двойной природой города «как изображения и реальности одновременно». То есть культура города и литература соединяются и взаимодействуют друг с другом. Город является одновременно субъектом и объектом, а в городском тексте должен быть изображен город, который отображает его внутренний дух с помощью определенных городских символов.

Остановимся на характеристике текста, которую дал Ю.М. Лотман.

Итак, текст обладает следующими характеристиками:

1. Выраженность. Текст зафиксирован в определенных знаках и в этом смысле противостоит внетекстовым структурам. Для художественной литературы это в первую очередь выраженность текста знаками естественного языка. Выраженность в противопоставлении невыраженности заставляет рассматривать текст как реализацию некоторой системы, ее материальное воплощение.

2. Отграниченность. Тексту присуща ограниченность. В этом отношении текст противостоит, с одной стороны, всем материально воплощенным знакам, не входящим в его состав, по принципу включенности - невключенности. С другой стороны, он противостоит всем структурам с невыделенным признаком границы: например, и структуре естественных языков, и безграничности их речевых текстов. Понятие границы по-разному манифестируется в текстах различного типа: это начало и конец текстов со структурой, развертываемой во времени, рама в живописи, рампа в театре. Отграниченность конструктивного (художественного) пространства от неконструктивного становится основным средством языка скульптуры, архитектуры.

3. Структурность. Текст не представляет собой простую последовательность знаков в промежутке между двумя внешними границами. Тексту присуща внутренняя организация, превращающая его в структурное целое. Поэтому для того, чтобы некоторую совокупность фраз естественного языка признать художественным текстом, следует убедиться, что они образуют некоторую структуру вторичного типа на уровне художественной организации.

Применим эти характеристики текста к понятию «городской текст». Выраженность текста заключается в языке, которым он написан. Именно по языку мы можем определить, какой город изображает автор в произведении, у каждого города свой язык. У текста есть «начало» и «конец», в этом заключается его ограниченность. Если рассматривать ряд «городских текстов», то можно определить, в какой период было написано произведение с помощью событий, которые в нем изображены, затем, сопоставив все события, мы сможем выстроить ряд текстов в хронологической последовательности. Текст имеет некое целостное значение. В «городском тексте» присутствует некий набор признаков, то, что объединяет разные тексты (важные события, которые происходят в городе N, правители и т.д.). Структурность текста (начало, середина и концовка) тесно связана с его ограниченностью, присутствует логика повествования.

Одним из первых, кто занялся изучением феномена «городские тексты», был В.Н. Топоров, объектом его исследования стал город Петербург. Исследователь обозначил особенности такого сверхтекста, с помощью которых был выделен целый ряд «городских текстов»:

«Московский текст» (З.Г. Меднис, 1999), «Петербургский текст» (В.Н. Топоров, 2003), Венецианский текст (З.Г. Меднис, 1999), Крымский текст (А.П. Люсый, 2003), Пермский текст (В.В. Абашев, 2000), Лондонский текст русской литературы (Л.С. Прохорова, 2005), Пражский текст чешской литературы (А.Е. Бобраков - Тимошкин, 2004). Ряд городских текстов выстраивается годами, имеет свой язык и свою культуру. Городской текст - это совокупность художественных текстов, принадлежащих нескольким авторам.

«С “петербургским текстом” зачастую соприкасаются произведения не о Петербурге, играющие сходную роль “текстов-шифров” и “текстов-тем”. Условие “подключения” их к “петербургскому тексту” - наличие тем и мотивов, в чем-то пересекающихся с символистской интерпретацией либо ядра “петербургского текста” XIX в., либо самого Петербурга. Таковы темы и мотивы большого города (“История одного города” Салтыкова-Щедрина, “Города-спруты” Верхарна), города Петра (“Полтава”), города чиновничьего (“Ревизор”), а также города “фантастического”, призрачного (традиция “гофманианы”), города мистического зла (“демонологические” тексты, “Страшная месть”), города механического “автомата” (“Каменный гость”), обреченного на гибель (Апокалипсис). В этих случаях можно говорить либо о пересечении “петербургского мифа” с другими символистскими “мифами” (“миф о Петре”), либо о вхождении его в более общие “культурные мифы” (о большом городе, его эсхатологии), либо о специфике какой-то подгруппы “петербургского текста” (“миф о переписчике” у Гоголя, Достоевского и др.;

возможно, восходит к “Золотому горшку” Гофмана)».

Чтобы текст был признан «городским», необходимо лишь, каким-то образом, пересечь тему того или иного города (образы, символы, городские легенды).

Такое понятие как «петербургский текст», которое ввел в литературоведческий обиход Н.В. Топоров, охватывает все «пространство» произведений о Петербурге, местом действия в которых является этот город. Ученый доказывает, что это не только литературное понятие, но и реальность, метафизическая и мистическая.

Все петербургские тексты имеют общую семантическую связь, что позволяет рассматривать этот текст как феномен в русской литературе. Петербургский текст является основой для изучения городских текстов. Но не каждое произведение, в котором описан Петербург, является таким феноменом, как «петербургский текст».

Петербург долгие годы является культурным историческим центром России, «маленькой Европой». Искусствоведы и исследователи, такие как А.И. Сомов и Э.Н. Ацаркина, до сих пор не могут разгадать загадки этого города, то же самое происходит и с героями произведений, для одних город открывается и показывает себя с положительной стороны, а других не желает посвящать в свои тайны и остается для них закрытым.

Для «петербургского» текста характерно описание улиц, дворов, прохожих - всего того, что может помочь понять внутренний мир этого города и дать информацию о его пространстве. «Петербургский текст» предполагает отображение структуры города в структуре произведения. Для обитателей Петербурга важен статус, что характерно для города, где начинает процветать промышленность. Этот город создан не для комфортного обитания, а для движения вперед.

Образ Петербурга существует в мире реальном и в мире творчества таких писателей, как И.А. Гончаров, Ф.М. Достоевский, Н.В. Гоголь. Этот город в произведениях является и пейзажем, и действующим лицом.

Кардинальная особенность «петербургского текста» - его насыщенность сквозными отсылками от произведения к произведению, благодаря этому смыслы ранних произведений мерцают и просвечивают в сочинениях, отделённых от них многими десятилетиями.

2.2 Образ Петербурга в романе И.А. Гончарова «Обыкновенная история»

Петербург - «культурная столица». В XVIII веке город был зеленым от изобилия усадеб и приусадебных садов. В XIX веке город начали застраивать архитектурными ансамблями, торговыми, складскими и производственными сооружениями, что придало Петербургу строгости и важности.

Во второй главе романа «Обыкновенная история» И.А. Гончаров изображает пейзажи Петербурга, и они оказываются совсем не такими, какими представлял их себе Сашенька Адуев: «Он подошел к окну и увидел одни трубы, да крыши, да черные, грязные, кирпичные бока домов...»105. Мы видим город глазами Александра Адуева, который приехал к дяде, чтобы исполнить свою мечту. Увидев такой пейзаж за окном, Адуев загрустил, ведь усадьба, откуда он приехал, славилась садом с разными деревьями, по утрам в этом саду слышалось пение птиц, а с балкона были видны поля. Такой контраст, связанный с переездом Саши из усадьбы в город, пришелся не по душе главному герою. Он вспоминает людей, которые остались в провинции:

«То вот Иван Иваныч идет к Петру Петровичу - и все в городе знают, зачем.

<…> Если, наконец, встретятся незнакомые, еще не видавшие друг друга, то вдруг лица обоих превращаются в знаки вопроса; они остановятся и оборотятся назад раза два, а пришедши домой, опишут и костюм, и походку нового лица, и пойдут толки и догадки, и кто, и откуда, и зачем». Здесь же все было иначе: люди в суматохе спешили кто куда, не было дела никому друг до друга. На службу ты иль со службы, на празднование свадьбы иль на чай - все равно. Каждый сам себе на уме, с холодным пронзительным взглядом бежит по своим делам: «Он вышел на улицу - суматоха, все бегут куда-то, занятые только собой, едва взглядывая на проходящих, и то разве для того, чтоб не наткнуться друг на друга». Не слушал Александр маменьку. Не ценил он той благодати, которая была в «Грачах».

Когда Александр взглянул на архитектуру, которая его окружает, ему сделалось еще печальнее: «на него наводили тоску эти однообразные каменные громады, которые, как колоссальные гробницы, сплошною массою тянутся одна за другою. “Вот кончается улица, сейчас будет приволье глазам,

- думал он, - или горка, или зелень, или развалившийся забор”, - нет, опять начинается та же каменная ограда одиноких домов, с четырьмя рядами окон». усадебный текст роман литературный

Такая архитектура хорошо характеризует людей, которые живут в Петербурге, им свойственна строгость, сдержанность, холодный взгляд. Внешне люди стараются не отличаться друг от друга, Александру они кажутся и вовсе одинаковыми: «Александр сначала с провинциальным любопытством вглядывался в каждого встречного… <…> Но вскоре это надоело ему - министры, писатели, посланники встречались на каждом шагу»109. Эти люди не способны отдаться своим чувствам и эмоциям на все сто процентов, как это может сделать любой провинциальный житель, они строги как к одежде, так и к самим себе, ведь в этом обществе человека могут осудить за чрезмерную эмоциональность и чувственность. В Петербурге люди живут не мыслями, не эмоциями и чувствами, а делом.

Когда Александр осознает, что усадьба в архитектурных постройках уступает городу, ему делается грустно и обидно за свою родную землю, зато «как он вдруг обрадуется, как посравнит да увидит, что у него в городе лучше икра, груши или калачи. “Так это-то называется груша у вас? - скажет он, - да у нас это и люди не станут есть!..”». Сашенька невольно сравнивает город и родную усадьбу. В городе все ему кажется чужим. Даже родной дядя. Антон Иваныч и то кажется роднее.

О том, что Петр Иванович Адуев, дядя главного героя, человек рассудительный и с холодным умом, мы узнаем, когда он получает письмо от Анны Павловны Адуевой. Прочитав его, он решает: «Племянника своего он не знает, следовательно и не любит, а поэтому сердце его не возлагает на него никаких обязанностей: надо решать дело по законам рассудка и справедливости». Петр говорит про сердце, но решает проблему, связанную с неожиданным приездом обузы, с помощью рассудка и справедливости. Однако воспоминание о своем отъезде, проводы и слезы Анны Павловны, пробуждают в нем чувства: «…но он вспомнил ее слезы при прощанье, ее благословения, как матери, ее ласки, ее пироги и, наконец, ее последние слова: "Вот, когда вырастет Сашенька - тогда еще трехлетний ребенок, - может быть, и вы, братец, приласкаете его..."». Этот момент говорит о том, что Адуев старший все-таки выходец из провинции, и не все чувства в нем остыли, просто он закрыл их глубоко в своей душе на семь замков. Он, как и Аграфена, которая живет в «Грачах», не показывает их. Только у них разные мотивы для этого. Поэтому, когда Александр при встрече хочет обнять своего дядюшку, тот ограничивается рукопожатием и держит племянника на расстоянии. Далее он пытается увернуться и от переданных объятий тетушки Александра - Марьи Павловны Горбатовой, которой «пора бы с летами быть умнее».

Петр Иванович Адуев является авторитетным человеком в Петербурге, имеет свой завод стеклянный и фарфоровый, является статским советником и директором канцелярии. Он умело совмещает эти виды деятельности. К этому он шел годами, отрубив для этого концы: он продал свое небольшое имение и уехал в город, чтобы сделать карьеру. Деньги нужны были ему, чтобы «пользоваться жизнью». Ему был необходим капитал для своего дела. Со своей родней Петр Адуев не общался с тех пор, как умер его брат - отец Александра Адуева, муж Анны Павловны. Он был отправлен в Петербург в свои двадцать лет и прожил там - семнадцать.

Вот таким предстает перед нами Петр Адуев: «Высокий, пропорционально сложенный мужчина, с крупными, правильными чертами смугло-матового лица, с ровной, красивой походкой, со сдержанными, о приятными манерами»115, и «одевался он всегда тщательно, даже щеголевато, но не чересчур, а только со вкусом; белье носил отличное; руки у него были полны и ы, ногти длинные и прозрачные»116. Образ предпринимателя у И.А. Гончарова сложился в сознании с детства, известно, что мать и отец его принадлежали к купеческому сословию. Сам А.И. Гончаров провел восемь лет в московском коммерческом училище. Наблюдения за коммерческой жизнью сформировали образ деловых людей в романах писателя.

Александр и Петр Адуевы - это столкновение двух эпох, двух характеров: романтический Александр и расчетливый Петр. Смысл жизни Петра: «трудиться, отличаться, богатеть», в то время как для Сашеньки смыслом жизни было его призвание - поэзия, но такое призвание было не по душе дяде: «Какая поэзия в том, что глупо? поэзия, например, в письме твоей тетки! желтый цветок, озеро, какая-то тайна... как я стал читать - мне так стало нехорошо, что и сказать нельзя! чуть не покраснел, а уж я ли не отвык краснеть! - Это ужасно, ужасно, дядюшка! стало быть, вы никогда не любили? - Знаков терпеть не мог. - Это какая-то деревянная жизнь! - сказал в сильном волнении Александр, - прозябание, а не жизнь!». Поначалу Адуев младший сетует, как можно жить без любви и трепетно хранит у себя колечко и волосы Софьюшки. А дядюшка презирает все эти невещественные знаки. Выбросив из окна сокровенный сверток, он дает первый урок: «Я оказал тебе вдвойне услугу. Через несколько лет эти знаки напомнили бы тебе глупость, от которой бы ты краснел». Мы видим в этом диалоге столкновение двух эпох: романтизма и реализма. Дядя видит в Сашеньке Адуеве себя. Он как будто смотрится в зеркало, от таких знаков, которые вспоминала в письме к Петру Мария Горбатова, краснел и сам дядя: «По гроб жизни буду помнить, как мы вместе, гуляючи около нашего озера, вы, с опасностию жизни и здоровья, влезли по колено в воду и достали для меня в тростнике большой желтый цветок. <…> Сей цветок и ныне хранится в книжке...». Петр желает, чтобы Александр не совершал ошибок, а для этого Адуев младший должен пойти по его стопам. Жизнь Петра можно назвать черновиком, а жизнь Александра - чистовиком, т.к. Петр сразу пресекает все начинания Александра: девушки не нужны, стихи - тоже не нужны. Дядя считает, что нечего себя растрачивать на все это, а «надо уметь и чувствовать и думать, словом жить одному; со временам понадобится». Александру кажется, что дядя его не понимает, но Петр Иваныч как никто другой понимал все эмоции и чувства, которые испытывал племянник после переезда в город, ведь когда-то он сам был на месте своего племянника. Вот только с годами он осознал, каким глупцом был.

На протяжении всего романа мы видим, как меняется Сашенька Адуев. Из романтического героя он превращается в расчетливого Александра Адуева, который идет по стопам своего дяди - Петра Адуева. Первые перемены происходят, когда Саша попадает в город, в который стремились попасть молодые провинциалы первой половины XIX века, которые были полны амбиций. В городе Сашеньку встречает родной дядя, но удивлению Александра не было предела, когда тот лишь отталкивал его от себя, избегал объятий и критиковал его произведения. Но прошло время, и Александра стало не узнать: он делает большие успехи и начинает осознавать, что «в жизни, видно, не все одни розы, а есть и шипы». А ведь прошло всего-то чуть более двух лет, а Сашенька обзавелся изящными манерами, ходит в щегольском костюме и из молодого юноши превратился в настоящего мужчину: «Мягкость линий юношеского лица, прозрачность и нежность кожи, пушок на подбородке - все исчезло. Не стало и робкой застенчивости, и грациозной неловкости движений. Черты лица созрели и образовали физиономию, а физиономия обозначила характер». Теперь Александр не был так наивен, первое, что закрадывалось к нему в душу, увидев он что-то новое, было недоверие. Он анализировал, думал, сомневался, научился владеть собою - своими эмоциями. Словом, делал все то, чего не делал пару лет назад. Научился Александр всему благодаря своему дяде. Но мысли о столкновении жестокой реальности и розовых мечтаний иногда мелькала у него в голове, без любви он не мыслил жизни: «Где же любовь? О, любви, любви жажду!». Саша уже был на правильном пути, но все еще думал, как можно жить без любви. Потребность в чувствах в его возрасте - это нормальное явление, но дядюшка так не считал.

Только пошли дела в гору, как Сашенька влюбился в Наденьку Любецкую. Сразу пропал он: стал реже появляться у дядюшки, а статьи стал задерживать. «Вы ничего не замечаете в моем лице? - спросил он. - Что-то глуповато... Постой-ка... Ты влюблен? - сказал Петр Иваныч. Александр молчал». Дядя не рад такой новости, ведь он стал гордиться успехами Александра, а тут снова глупые мысли, отвлекающие племянника от дел. Дядя считает, что «любовь любовью, а дело делом...».

Любовь к Наденьке обернулась разочарованием. Эта шаловливая девушка совсем не похожа на первую любовь Александра - Софьюшку:

«…Наденька пользовалась полною свободою, распоряжалась и собою, и маменькою, и своим временем, и занятиями, как хотела. Впрочем, она была добрая и нежная дочь, нельзя сказать - послушная, потому только, что не она, а мать слушалась ее…». Например, когда мама Наденьки, Марья Михайловна, велит заложить коляску, дочка начинает вести с ней диалог:

«Куда это, маменька? - спросит Наденька. - Поедем прогуляться: погода такая славная. - Как можно: Александр Федорыч хотели быть». И прогулка сразу отменялась. Можно сказать, что не дочь слушалась свою мать, как было принято в XIX веке, а мать была послушна - слушала свою дочь. Марья Михайловна находила прекрасным все то, что делала ее дочка, в этом она была похожа на мать Александра - Анну Павловну Адуеву. И Александра полюбила Марья Михайловна как родного, заботилась о его здоровье: «Не забудьте потереть грудь оподельдоком!». А также рассказывала ему все секреты Наденьки: «Я люблю вас как родного; вот не знаю, как Наденька; да она еще ребенок: что смыслит? где ей ценить людей!». Характер Наденьки проявляется в тот момент, когда Александр целует ее: «…Когда Александр прильнул губами к ее губам, она отвечала на поцелуй, хотя слабо, чуть внятно». Но затем она воскликнула, опомнившись: «Что это такое? Вы забылись!.. Я маменьке скажу!», и Александр упал с облаков.

В истории с Наденькой Адуев младший все еще верит в настоящую, искреннюю любовь. Его все еще легко вернуть в то состояние восторженного романтика, и после очередной встречи с Наденькой он произносит такие слова: «И дядюшка хочет уверить меня, что счастье химера, что нельзя безусловно верить ничему, что жизнь... бессовестный!». Но эта любовь спускает на землю Сашеньку. Наденька полюбила графа и не смогла обмануть Александра: «Простите меня! - сказала Наденька умоляющим голосом, бросившись к нему, - я сама себя не понимаю... Это все сделалось нечаянно, против моей воли... не знаю как... я не могла вас обманывать...».

Взаимоотношения Александра и Наденьки изображены для того, чтобы увидеть изменения в характере Александра. Он все еще готов отдаться любви целиком, без остатка.

Через год на жизненном пути Александра встречается девушка Лиза. Лиза пытается понять причину нелюдимости Сашеньки, ведь он наотрез отказывается общаться с девушкой и показывает свое равнодушие к ней, даже чай отказывается пить на свежем воздухе: «Все эти чаи ведут за собой сближение... знакомства... не хочу!». Александр полон разочарований прошлых отношений, поэтому он не хочет более связывать свою судьбу с женщинами. А Лиза, глядя на него, думает: «Вы несчастливы! может быть, обмануты... О, как бы я умела сделать вас счастливым! как бы берегла вас, как бы любила... я бы защитила вас от самой судьбы, я бы...». За разговорами о книгах Лиза влюбляется в Сашеньку, чего тот не замечает. А когда понимает, что девушка любит его, ему становится досадно: «Она любит меня, - думал Александр, едучи домой. - Боже мой, какая скука! как это нелепо: теперь нельзя и приехать сюда, а в этом месте рыба славно клюет... досадно!». Александр раньше сам находился на месте наивной Лизы. Он не желал, чтобы Лиза страдала из-за него, т.к. ему были знакомы эти чувства. От осознания ситуации «кровь бросилась ему не к сердцу, а в голову». Эти слова подтверждают то, что Александр охладел к любовным делам, стал походить на своего дядюшку, который не сердцем чувствует, а думает головой. Но, приехав проститься с девушкой, Сашенька не смог совладать с собой: поглядывал то на талию, то на ее плечи… и наконец, украл у Лизы поцелуй. Не по велению души было это сделано. Узнав об этом случае, отец Лизы приказал Александру больше не приезжать. Бедная Лиза ждала до самой осени своего возлюбленного, который так и не приехал.

С помощью взаимоотношений Александра с Лизой мы можем увидеть, как меняется сам Александр: он поостыл к женщинам, стал относиться к ним не так, как пару лет назад, стал больше думать и меньше чувствовать. Лиза является его «двойником», с помощью этой героини мы видим, как относится Сашенька к себе в своем прошлом. А Александр нынешний напоминает Наденьку, которая не знала, чего хочет, и игралась чувствами Александра.

Следующей любовью Адуева младшего стала Юлия Павловна Тафаева, овдовевшая молодая дама.

Любовные интриги Сашеньки Адуев старший использует для получения выгоды: его партнер по бизнесу, Сурков, уж слишком увлечен вдовой Юлией Тафаевой и тратит на нее слишком много сбережений, и для того, чтобы отвлечь Суркова от ее персоны, Петр Адуев дает своему племяннику задание - влюбить в себя вдову. Сделать это необходимо для того, чтобы Сурков понял, что место сердце Тафаевой занято. Уж тогда Сурков будет вкладывать деньги в совместный бизнес.

Как выяснится, Александр так и не научился управлять своими чувствами, спустя время он понимает, что снова любит: «Александр любил Юлию. Он почти с ужасом почувствовал первые припадки этой любви, как будто какой-нибудь заразы. Его мучили и страх, и стыд: страх - подвергнуться опять всем прихотям и своего и чужого сердца, стыд - перед другими, более всего перед дядей». Он досадует, что не может жить так, как ему велит дядя. Но с чувствами в возрасте Александра сложно совладать, особенно бывшему романтику, выходцу из провинции, где все строится на чувствах.

Роман с Юлией развивается стремительно, они наслаждаются друг другом, Александр ревнует ее ко всему и ко всем: будь то мужчина, женщина или вещь. Она делает так, как он пожелает, говорит его словами. В конце концов Александру становится не интересна эта женщина, он задумывается:

«И что это за любовь! - думал он, - какая-то сонная, без энергии». На самом деле такую любовь можно назвать зрелой, ею нужно уметь наслаждаться. Это такая любовь, когда не нужно разыгрывать драмы, а можно просто наслаждаться обществом друг с другом. Но Александру она не по душе, потому что он не смог полностью насладиться душевными переживаниями, т.к. следовал советам дяди, который считает, что любовь в жизни должна занимать далеко не первое место.

Большую роль в романе И.А. Гончарова играет такой персонаж, как Лизавета Александровна. Она является идеалом женщины, т.к. в ней есть и житейский опыт, и тонкость натуры. Она смягчает споры дяди и племянника:

«Она была свидетельницею двух страшных крайностей - в племяннике и муже. Один восторжен до сумасбродства, другой - ледян до ожесточения». Лизавета Александровна поддерживает и своего мужа - Петра Иваныча

Адуева, и своего племянника - Александра. Племянник часто спрашивал совета в любовных делах, а дядя интересовался, как усмирить пылкого романтика.

Этот персонаж с «живой душой». Она наблюдала, как черствеет живая душа Александра, пыталась помочь ему, просила не скрывать своих чувств:

«Смотрите, Александр, - живо перебила тетка, - вы в одну минуту изменились; у вас слезы на глазах; вы еще все те же; не притворяйтесь же, не удерживайте чувства, дайте ему волю...».

Александр же помог открыть глаза Елизавете Александровне на ее жизнь в золотой клетке: «Она взглянула на роскошную мебель и на все игрушки и дорогие безделки своего будуара - и весь этот комфорт, которым у других заботливая рука любящего человека окружает любимую женщину, показался ей холодной насмешкой над истинным счастьем». Елизавета не замечала, как и ее душа становится игрушкой в руках Петра, который обеспечил ей комфортную жизнь, но сам при этом пропадает на службе и не уделяет времени своей жене. Она недоумевает: «Но, боже мой!.. ужели он женился только для того, чтоб иметь хозяйку?».

Когда Александр уезжает в усадьбу, Елизавета Александровна начинает болеть. Когда она говорит, что ничего не чувствует, что ничего у нее не болит, мы понимаем, что ее душа уснула. Ее душа требовала общения с живой душой, коим был Александр, но Елизавета осталась сама с собой наедине. Муж Елизаветы по совету доктора решает уехать из Петербурга:

«Вы засиделись слишком долго здесь, в этом болотистом климате». Адуев старший готов бросить все ради здоровья жены, он спрашивает о ее желаниях, но она неохотно отвечает, что нет у нее никаких желаний. Елизавета Александровна не жила, а существовала рядом с мужчиной, делала все, как он попросит, а ее душа постепенно охладевала ко всему: «Ты, кажется, весь век хочешь проходить в блузе? - Да, если ты позволишь, я бы не сняла ее. Зачем наряжаться? и трата денег, и лишние хлопоты без всякой пользы». В надежде оживить ее душу, Петр решает уехать вместе с ней из Петербурга. Незаметно для нашего взора, на протяжении всего романа, менялся не только Александр Адуев, но и Петр. Они словно поменялись местами: Петр понял, что чувства тоже имеют место быть в этой жизни, а Александр, напротив, осознал, что был глуп, поддаваясь на любовные провокации.

Перемены в Александре Адуеве очевидны, когда он возвращается в родную усадьбу. Изменения в поведении Александра первым делом замечает его мать: «Сердце мое надрывается, глядя на тебя. Что с тобой сталось?». Переживания матери обоснованы, ведь Сашенька теперь не такой, каким был раньше: он худ, полысел, чересчур задумчив, без аппетита. Мать всячески пытается помочь Александру, вернуть ему прежнюю легкость. Однажды Александр проснулся в своей комнате и увидел старуху, которая что-то нашептывала у его кровати. На его расспросы мать отвечала, что это Никитишна: «Она только пошепчет на воду, да подышит на спящего человека - все и пройдет». Сашенька только рассмеялся в ответ. Мы видим, как изменился Александр, но мать и Аграфена с Антоном Иванычем остались прежними, такими же наивными, как тогда.

Спустя время в Александре начали снова пробуждаться чувства: в этом помог ему сад. Он стал рыбачить, вспоминал, как получил первый поцелуй от Софьюшки, как был счастлив в те мгновения. А мать помогала вспоминать ему то время: «Вот эти липы, - говорила она, указывая на сад, - сажал твой отец. Я была беременна тобой». Душа Сашеньки снова ожила: «Боже мой! как здесь хорошо! - говорил он под влиянием этих кротких впечатлений, - вдали от суеты, от этой мелочной жизни, от того муравейника, где люди в кучах, за оградой, не дышат утренней прохладой, ни вешним запахом лугов». Но недолго длилось это душевное счастье: душа Александра рвалась в Петербург. Он затосковал в этом скучном мире, сердце хотело броситься снова в омут.

В эпилоге мы узнаем, что Петр решил покинуть Петербург со своей женой Елизаветой Александровной. А Сашенька решил жениться: «Когда я любил... - отвечал Александр в раздумье, - тогда женитьба не давалась... - А теперь женишься, да любовь не дается, - прибавил дядя, и оба они засмеялись».

Теперь племянник и дядя, два главных героя романа И.А. Гончарова

«Обыкновенная история», могут общаться на равных: Александр достиг высот, к которым стремился и которых помогал достичь ему дядюшка, а Петр осознал, что любовь имеет место быть и ради нее нужно что-то делать, ведь любовь заключается не в материальном благе. Петр как бы попытался повернуть время вспять и спасти свою жену от тоски. На протяжении всего романа Петр дает наставления своему племяннику, тот следует его советам. Но сам Петр с помощью своего наивного племянника вспоминает, как он сам любил в молодости, а в конце произведения пытается вернуть те моменты молодости, снова жить и вдохнуть воздух полной грудью.