Проблема нравственного выбора в творчестве Ю. Бондарева 1970-х годов ("Берег", "Выбор")

Последнее по-особому важно для понимания нравственного выбора, сделанного Рамзиным, а еще более важно для понимания той роли, которую он играет в жизни других героев. «Можно оставить след, но можно и наследить, хуже всего - пустое место. Стра-ашно это - пу-стое место!». В этих едва ли не последних перед смертью рассуждениях Рамзина выражено не только его запоздалое и горькое прозрение. Одновременно в них и начало нового мотива в романной теме этого персонажа. Мотива, который местами слышался и ранее (венецианское отступление, сцена встречи Ильи с матерью), но в полную силу зазвучит уже после того, как Рамзин уйдет из жизни. Речь идет о той роли, какую судьба Рамзина и, в особенности, его гибель играют в развитии душевного состояния других действующих лиц «Выбора».

В этой связи необходимо отметить важную роль необычайно подробного изображения обстоятельств смерти Ильи, а также его похорон. На фоне общего стремительного ритма романного повествования она может показаться излишней, а крайняя нагота описаний - чрезмерной. Между тем бондаревская обстоятельность продуманна и объяснима в структуре романа. С ее помощью автор не только останавливает, но и задерживает внимание на эпизодах, которые тем самым превращаются из случаев в события. Именно событием и является смерть Рамзина, потому что ее изображение непосредственно обнажает философский план сюжетного действия. «Memento mori!» В пронзительном свете этой суровой и мудрой истины начинает после рамзинского самоубийства резко проявляться человеческая сущность каждого из персонажей, а также достоинство их жизненных принципов.

Рядом со смертью Ильи до конца раскрывается уже не столько праведность, сколько какая-то искусственность суровой непреклонности его матери. В сцене на кладбище, куда Раиса Михайловна, «неизвестно чем обиженная», приезжает отдельно от всех и даже не может выйти из машины, чтобы навсегда проститься с сыном, в этой тяжелой сцене автор безжалостно и жестко прорисовывает такие, говорящие о чем-то безжизненном, детали, как видное сквозь стекло автомобиля «маленькое, безучастное, застывшее в горькой обиде гипсовое лицо» старой женщины, как «клоунски нелепая шляпка моды тридцатых годов», что «траурно выделялась на ее седых волосах».

По-своему меняется и Щеглов. Он еще по обыкновению хорохорится и язвит. Вместе с тем «вроде все пружинки в нем сразу сломались», и сквозь фатовство Эдуарда Аркадьевича стало видно «жалкую и старческую фигурку» одинокого человека, «которому давно за семьдесят».

Дочь Васильева после похорон Рамзина словно бы очнулась от своих бед и обиды на весь мир, покаянно попросила отца: «Па, прости меня за глупость».

Тогда же в Марии любовь восторжествовала, наконец, над ее себялюбием. «Господи, как я тебя люблю», - кажется, впервые говорит она мужу. - «Случись что... и я тоже умру».

Но самые решительные и заметные перемены происходят с Васильевым. Нравственные сдвиги в его сознании и мировосприятии выражаются с почти формулировочной четкостью. Впервые его перестает мучить вопрос о том, «как все случилось» с Рамзиным там, на войне. Теперь важнее становится другое: «Самое главное было то, что ушел из жизни Илья». На смену прежней тревоге в основном из-за неблагополучия собственной жизни приходит озабоченность тем, что вообще в мире происходит что-то неладное, исчезают такие чувства, как «доброта», «вера», «доверие и жалость друг к другу». Перед фактом рамзинской смерти в Васильеве отступает все частное, суетное, преходящее. Мысли его принимают философское направление. Болезненно-личным становится вопрос о том, какие силы в мире могут спасти человечество от бездуховности. И таким выходом представляется не что иное, как единение людей доброй воли.

Именно с этой, очень высокой позиции, отвечающей мироощущению современников космического века, познавших воочию, как мала Земля и как единственна жизнь во Вселенной, с этой позиции вступает бондаревский герой в мысленный спор с самим Достоевским, с его проповедью спасительной Красоты: «Нет, не красота спасет мир, а правда равной неизбежности и понимания человеческой хрупкости каждого. Всех».

Так человечность бондаревского таланта позволяет увидеть нечто светлое даже в безотрадной и до конца, кажется, безнадежной истории Ильи Рамзина. Вопреки горькой убежденности самого героя в абсолютной бесследности своего пребывания на земле («Никакого следа я не оставил после себя на земле») выясняется, что оно все-таки не было таковым. Родина неспроста разрешает исполнить последнее желание Рамзина быть похороненным на московской земле. И суть не только в том, что после войны, находясь в Германии, Илья сумел сделать нечто общественно, граждански важное, оказал «некоторые услуги своей родине». Не менее существенно и другое. Само рамзинское самоубийство, ужасно обнажившее всю полноту душевной муки героя и разбудившее во всех, кто сердцем прикоснулся к его беде, чувство милосердия - это тоже был след, оставленный Ильей на земле.

Гуманное отношение к людям и нравственный выбор - вот, пожалуй, две основные темы, которые беспокоят героев и автора в романе «Выбор». Свои пути к очищению души проходят два главных героя - Илья Рамзин и Владимир Васильев. Наиболее сложной и трагичной судьбою отличается Илья Рамзин. Исходя из того, что об этом новаторском, необычном для советской литературы образе спорят до сих пор, в нашей работе утверждается мысль, что гибель героя, как это ни парадоксально звучит, сродни нравственному деянию, это его путь к самоочищению.

3.5 Связь прошлого и настоящего в «Выборе»

Новое параболическое отступление от текущего времени в прошлое, образующееся в кульминационном месте «Выбора», уводит действие в далекие годы военной юности главных персонажей. Так в роман со всей своей необходимостью и естественностью вступает высокая и органичная для Бондарева тема Великой Отечественной войны.

В своих духовных исканиях Васильев мысленно углубляется в ту пору жизни, которая была и остается для него священной, исполненной самой высокой и непререкаемой истинности. Он вспоминает сначала первое время войны, когда вчерашний школьник, не достигший еще призывного возраста, он вместе с Ильей всеми правдами и неправдами добивался отправки в действующую армию. Затем следуют фронтовые эпизоды, в которых раскрывается подробность обстоятельств, сопутствовавших пленению Рамзина. И эта военная предыстория персонажей, упрятанная в середину романа, становится его логическим центром. Именно тут развертывается главное действие, проливающее свет не только на загадку пленения Рамзина, но и на личностные качества этого персонажа, а также на связанную с ним идею нравственного выбора.

За повторяющимся из произведения в произведение обращением Бондарева к теме Отечественной войны стоит беспокойная память писателя-фронтовика. Как и все его сверстники, литераторы фронтового поколения, он живет с сознанием неизбывного долга вновь и вновь рассказывать миру обо всем великом и горестном, что довелось увидеть, пережить в военные годы. И всякого, кто вдруг решил бы, что «с памятью о войне покончено», считает безоговорочно заслуживающим сурового осуждения, как «за предательство всех павших на полях сражений» [13, с. 14]. Поэтому в «Выборе» заметно, как художник отдает все силы своего таланта, чтобы с возможной достоверностью воспроизвести и как бы увековечить правду об ушедшей уже в историю военной поре.

Роман позволяет едва ли не воочию увидеть строгую, словно затаившую дыхание Москву 1941 года: «Нигде в городе не светилось ни одного огня. Мешки с песком баррикадами лежали под окнами первых этажей. Едва узнаваемые, погруженные в холодную темноту улицы, насквозь продутые октябрьским ветром, пахли инеем, недалеким снегом, и везде над головой туго свистело в антеннах на крышах, за которыми в черном небе, загораживая звезды, тенями плавали в ледяных высотах рыбообразные тела аэростатов воздушного заграждения».

Еще более впечатляющими своей безутайной подлинностью предстают нарисованные Бондаревым картины кровопролитных сражений, когда самый звук человеческого голоса «слабо выплескивался из хаоса воющих и скрежещущих» голосов войны, в «огненном месиве» которой, «в скачках пламени и треске, в грохоте, визге, в удушье немецкого тола», оглохнув от выстрелов, «не слыша команд друг друга, почти инстинктивно угадывая попадание трасс, матерясь обезумелыми словами ненависти при всплеске багрового пламени на танковой броне» врага, исступленно и яростно сражались герои писателя, в том числе едва вступившие в прекрасную пору юности Васильев и Рамзин.

Такая бесстрашная подробность и, вместе, почти символическая обобщенность батального живописания - одно из художественных открытий современной «военной прозы», ее страстный антимилитаристский протест от лица писателей, которые испытали на себе и всю безмерную тяжесть, и все бесчеловечье войны.

Однако в «Выборе» памяти о войне принадлежит еще и другая роль, которая не исчерпывается напоминанием человечеству о героике и муках грозных лет России. Имеется в виду исполненная глубокого смысла живая сопряженность минувшего времени с настоящим. Надо заметить, что критика отнеслась без должного внимания к продуманно тесному соседству в последних бондаревских романах военной и мирной темы. Мало того, когда увидел свет еще «Берег», где писатель впервые для себя решительно включил военные ретроспекции в современный сюжет, высказывались даже сомнения в оправданности самого этого структурного приема. «Слои» разных исторических эпох кое-кому показались даже слишком «разноцветными» и «струящимися отдельно», из-за чего, дескать, роман «не достиг органической художественной целостности» [46, с. 476.].

В критических суждениях о «Выборе» как будто уже не встречается подобное механическое расчленение романа на две якобы автономные и неравноценные части. Однако глубинный смысл заключенной в нем памяти о войне, ее значение для развития основной авторской идеи все еще остаются недооцененными.

Между тем для Бондарева всякое путешествие «вверх по реке времени», как сам он именует воспоминания своих персонажей о прошлом, обладают сокровенным нравственно-философским смыслом. Писатель убежден, что «настоящее» в литературе вообще не может быть «оторвано от существенных элементов прошлого, иначе теряются, более того, обрываются нравственные связи» [13, с. 238.].

Тем важнее сближение прошлого и настоящего в «Выборе», где этим прошлым является война - событие исключительное, чрезвычайное, поставившее человека на грань жизни и смерти, предельно обнажившее его духовные силы и возможности.

Бондарев как-то заметил, что его внимание равно распространяется и на войну, и на мир, ибо главной целью является «познание того и другого во имя высшей истины» [13, с. 238]. И такой высшей истиной считает он человечность. Но понятие человечности трактуется им очень широко. По его убеждению, оно «заключает в себе все: мужество, товарищество, любовь, ненависть, смысл жизни, теплоту патриотизма» [13, с. 239.]. Поэтому «высшая истина», ради познания которой герои «Выбора», думая о настоящем, вспоминают свое военное прошлое, эта истина находится в кругу самых крупных и решающих нравственных категорий. Страдание и равнодушие, милосердие и жестокость, самоотречение и гордыня, совесть и подлость - вот какие альтернативы образуют центральную коллизию этого романа. Неудивительно, что память о войне становится в нем не просто ее далеким эхом. Она - неотъемлемая часть текущей жизни. И военные воспоминания персонажей добавляют в образ современности не только свою скорбную краску, но и свое, опаленное огнем, испытанное перед лицом смерти знание о человеке.

Именно в военных главах «Выбора» окончательно формируется его конфликт как глубоко нравственный и никак не укладывающийся в нехитрую формулу конфронтации «положительного» Васильева с «отрицательным» Рамзиным, их полярного будто бы противостояния друг другу.

Здесь необходимо заметить, что гуманистическая позиция Бондарева достаточно высока, глобальна. Пафос «Выбора» направлен прежде всего против войны как главного зла, которое угрожает сегодня человеку и человечности. Таково убеждение большинства современных писателей, в особенности тех из них, кто, подобно Бондареву, на себе испытал ужасы войны «во всей противоестественной сути» ее жестокости. Все они видят свой гражданский долг в том, чтобы неумолчно напоминать миру: «Война - это позор человечества» [26, с. 14]. Оттого батальные сцены бондаревского романа потрясают нас в первую очередь ничем не завуалированным изображением бесчеловечности войны, которая ввергает в свое кровавое месиво миллионы людей, рожденных для мира и счастья, в том числе - совсем еще юных, почти мальчишек, едва достигших семнадцати лет.

Вместе с тем никакая война не является для Бондарева оправданием несправедливости или жестокости. С мужественной прямотой говорит писатель о неизбежной суровости военной обстановки, повелевающей человеку не жалеть жизни своей ради исполнения воинского долга. И тем не менее, чем немилосердней фронтовые обстоятельства, в которых действуют персонажи «Выбора», тем большей нравственной чистоты требует автор от них, тем строже не соглашается ни с какими преступлениями против человечности, тем выше оценивает их нравственный выбор.

3.6 Духовное перерождение Васильева и его нравственные поиски

Говоря о приемах и принципах художественного раскрытия той духовной эволюции, какую претерпевают персонажи «Выбора», нельзя особо не отметить, что для одного своего героя - для Васильева автор делает определенное исключение. В отличие, скажем, от Марии или Рамзина ему предоставлена возможность не только глубоко, но и достаточно полно проявиться в своем нравственном поиске. Гуманистические идеи, к которым он приходит в конце романа, даны в процессе их постепенного формирования, вызревания.

Нелегкий путь к обретению своего «я» у Васильева. С внезапным появлением Ильи рушатся иллюзии любви, искусства как высшего смысла жизни. Иллюзией оказывается вера в дружбу, лучшего друга, память о котором он свято хранил в душе. Привычная ситуация мира расплывается, единственный смысл жизни героя - работа - перестает удовлетворять его. Перед ним встают новые проблемы. Он в муках и колебаниях ищет путь к пересмотру выбора, сделанного им когда-то. Он целиком отдался искусству, отгородился от всего мира, стараясь воплотить в своих картинах вечную красоту, считая, что только она способна спасти мир.

Беспощадный суд совести, который вершит над собой Васильев, пробуждает в нем чувство тягостной вины: эгоизм себялюбца отдалил его от близких ему людей. И расплатой за это становится угроза потерять любимую дочь. Ночью, когда он остается наедине с самим собой, его давит груз мыслей: так ли все? верно ли? в наказание ли Васильеву прибыл из прошлого Рамзин? Погиб он - и не тревожилась память художника. И вот после бессонной ночи в Венеции явился в его уверенное сегодня бывший лейтенант, явился просителем, а оказался предвестником сурового суда - суда памяти. И этот суд оказался для художника очистительным. Часто он старался избегать «траты нервных клеток», жить в своем замкнутом искусстве. Пришло горькое раскаяние за то, что не нашлось времени для отца. Старый, одинокий, он много раз просил у сына дозволение приехать - внучку повидать, картины в мастерской посмотреть - всего лишь на день-два. А его сын занятостью отговаривался, деньги ему переводил, рубашки в подарок посылал, чтоб потом, после смерти отца, получить обратно сберкнижку с нетронутыми переводами и нераспечатанные целлофановые пакеты с рубашками. Не того, видно, хотел от него отец. Но раскаяние пришло слишком поздно.

Художник Васильев ищет новые пути, новый смысл в жизни. За его исканиями - пробуждение предельно обострившейся совести, осознание необходимости нравственного единения людей в этом мире. Совесть подсказывает путь к тому, чтобы вернуть утраченный смысл жизни. Совесть вызывает чувство вины не только перед близкими, но и вообще перед людьми. Она напоминает об утраченных чувствах жалости, сострадания, взаимопомощи. В чем будет новый выбор художника? Видимо, в новом искании правды, истины жизни и обретении ее через боль и страдание, через совесть, через доверие.

Можно ли считать, что содержание «Выбора» сводится к утверждению одной лишь нравственно-философской идеи выбора? Разумеется, нет! Проблематика романа широка, многосоставна. В нем, конечно же, большое и важное место занимает художественное исследование того вопроса, о котором так много уже писали критики, - разные человеческие потенциалы и разные судьбы, поступок и следствие, вина и расплата.

При всем том Бондарев и в этом случае сохраняет верность поэтике философской прозы. Он отмечает только решающие, узловые моменты развития личности, фиксирует одни, так сказать, пиковые, поворотные ситуации. В результате движение внутреннего мира персонажа воссоздается не с замедленной последовательностью отдельных шагов, но в резкой динамике контрастных сдвигов, переломов.

Для достижения этой цели писатель постоянно прибегает к помощи разного рода подчеркнуто условных форм, а также внесюжетных элементов, призванных не столько расширить поле действия, сколько углубить художественное познание диалектики человеческой души.

Одним из наиболее показательных для «Выбора» видов открытой условности являются сны, время от времени включаемые в развитие сюжета. Сны служат едва ли не самыми убедительными и многомерными характеристиками психологических состояний Васильева.

В снах Васильева, в их необычайной тревожности и даже кошмарности по-своему выявляется вся тяжесть его нравственных переживаний. Одновременно в них обнажаются самые сокровенные тайны души, развиваются мысли, в которых бондаревский герой даже не всегда признается себе наяву. Так, в самом начале «Выбора», когда только намечается его драматическая конфликтность, сон Васильева позволяет увидеть этого человека, что называется, до самого дна, попять почти смертельную остроту переживаемого им духовного кризиса, ощутить беспокойную тягость охватившей его безнадежности, от которой он как бы «задохнулся в одиночестве, прощаясь со своей неудавшейся жизнью, которую его друзья считали безоблачной, удачливой, счастливой».

Однако сны в «Выборе» имеют и другое, более широкое назначение. Они служат не только продолжением изображаемой яви, представленной в ее обостренно-условном выражении. В них заключен еще и важный элемент всей структуры романа, самостоятельно и по-своему несущий его основную идею. Е. Сурков первым обратил внимание на структурную роль снов Васильева, увидев в последнем из них как бы предложенный самим автором «ключ для понимания художественной структуры» его романа, где так же, как и в этом сне, «все отражается во всем - не однозначно, а многоступенчато, познается в истинной своей сути и ценности только через острейшие противоречия движущейся и ни на чем не замыкающейся мысли писателя» [73, с. 4].

Но структурная роль Васильевских снов не ограничивается почти зеркальным отражением лишь одних стилевых особенностей романа, его сложной неоднозначности, многоступенчатости. Стоит сравнить сновиденья Васильева в начале и в конце, чтобы открылось, как последовательно и целеустремленно отражают они и саму центральную идею романа - настойчивое и страстное утверждение человеческого взаимопонимания и единения в мире, основанном на принципах социальной справедливости и высокой нравственности.

Фантастико-символическая природа снов позволяет автору показывать развитие этой идеи крупно, значительно, масштабно, без ненужной в философском романе хроникально-бытовой подробности. Тем самым писатель приобщается к одной из коренных традиций русской прозы, по-разному претворенной в произведениях многих ее великих мастеров. Вспомним хотя бы вещие сны в романах Л. Толстого и М. Шолохова.

Путь духовной эволюции Васильева, отраженный в его сновидениях, предстает как движение героя от безотчетного страха перед чем-то, что ощущается как некая «опасность и предупреждение» («но какое предупреждение, какая опасность, нельзя было выяснить»), к совершенно иному, осмысленному, зрелому состоянию души. Сон, который видит Васильев в конце романа, пронизан уже не только страхом, но и чувством собственной ответственности за все страшное, нечеловеческое, что есть в жизни. Е. Сурков справедливо пишет, что в этом сне дан «как бы сгусток тревожных и требовательных раздумий писателя о нашей общей ответственности перед лицом обесчеловеченных сил, готовящихся «сделать затаенное», «страшное» и с самим Васильевым, и со всем миром» [73, с. 5]. Однако к сказанному необходимо добавить, что ответственность, о которой беспокоится Ю. Бондарев вместе со своими героями, отличается особенным, действенным характером. Она подразумевает не простое отстранение от всего «обесчеловеченного», но и долг разобраться в нем, понять его истоки и суть, прежде чем вынести свой приговор. В своем беспокойном сне, за перипетиями которого без труда угадывается параллель Рамзин - Васильев, главный герой «Выбора» мучительно ищет «разумное» в привидевшемся ему образе существа, у которого на месте лица - «затемненное удлиненное пятно с выражением немой угрозы». И в его сознании возникает неожиданная мысль о возможной своей вине перед ужасным фантомом: «Кто объяснит, почему так безумны, так тяжелы были его шаги за стеной, его мычащие вскрики не то угрозы, не то страдания, его резиновый отвратительный шелест плаща! Я боялся помочь ему, он был чужим мне, значит, я виноват перед ним». В этих словах слышится не только болезненное самобичевание личности с обостренной совестью. В них еще и открытие, что не должно существовать человека с «темным пятном» вместо лица. Самое страшное для Васильева отныне - это незнание ближнего, кем бы он ни был. «Но кто он, человек с темным пятном вместо лица, - мой враг, убийца, преступник или святой, нераспознанный брат?».

Автор еще заставит своего героя сомневаться в обретенной им истине и даже вообще в существовании единого смысла бытия («И все-таки я хочу понять: есть ли единый смысл жизни? И есть ли единый смысл смерти?»). И тем не менее гуманистический сдвиг умонастроений, столь резко обозначившийся в последнем сне Васильева, остается итоговым событием всей романной истории главного героя «Выбора».

Большую роль в понимании нравственного поиска героя играет сцена разрушения дома, свидетелем которой становится Васильев. Она недаром помещена в главе, повествующей о встрече Ильи Рамзина с матерью, когда окончательно выясняется гибельный разрыв этих двух родных друг другу людей. В ней по-своему, косвенно выражается пронизывающая всю эту главу авторская мысль о святости человеческой, исторической памяти и духовных ценностей, в ней заключенных. «Неужели прошлое не останется, и никто ничего не будет помнить?» Этим трудным вопросом мучается Васильев, с отвращением глядя «на тупо и грузно раскачивающийся перед исковерканной стеной шар». Но притом его терзает и всякая «разрушительная дьявольщина», в каком бы обличье она ни выступала. «Плотный звук» стального шара, разбивающего остаток фасада, напоминает ему «удары танковых болванок в кирпичную стену», как было когда-то на войне, возле крепости, атакуемой немецкими танками. Они же заставляют его с болью думать не только об уже «несуществующем дворе» своего далекого и навсегда ушедшего прекрасного детства, но также и «об Илье, о Раисе Михайловне», их печальной разобщенности, а еще - «о тщете человеческих усилий сохранить себя во времени». И как раз эта, столь опосредованно раскрытая философическая устремленность нравственного поиска Васильева еще задолго до конца романа знаменательно отмечает определенный этап духовного роста бондаревского героя, начало его возвышения над самим собой прежним, обеспокоенным в основном личным своим душевным дискомфортом.

«Одной из ключевых сцен» [63, с. 6] справедливо называет О. Михайлов, например, эпизод на кладбище, когда Васильев, возвращаясь с похорон Рамзина, сталкивается с встречной похоронной процессией. В этой, уже близкой к финалу и крошечной по размерам сцене, занимающей всего половину страницы текста, происходит событие, действительно, наиважнейшее для всего повествования. Именно здесь воочию раскрывается перелом в душе Васильева. Бондаревский герой по существу впервые начинает видеть мир не просто острым взглядом художника, но и глазами человека, способного к состраданию и сопереживанию чужой, вовсе не касающейся его лично беде. «Васильев ощутил все», - замечает автор, показывая, как тот улавливает в облике похоронной толпы ее скорбные приметы: и то, как, неся детский гробик, «тихой раскачкой шагал невысокий парень без пальто, в новом стальном костюме»; и то, как рядом с ним шли молодые люди «с неизвестно для чего взятыми сюда, на кладбище продуктовыми сумками»; и то, как в центре толпы «безголосо и дурно рыдала» некрасивая женщина, которую «неловко вел под локоть пожилой мужчина в ватнике». Однако одновременно выясняется, что Васильеву внезапно стало близким, понятным и даже родственным то горе, которое было написано на лицах случайных встречных. Он испытывает удивительное и просветляющее его чувство общности с этими совсем незнакомыми людьми. И, самое главное, наконец постигает ту высокую нравственную истину, которую так напряженно и мучительно все время искал. Имя ее - человечность: «Васильев вдруг испытал такую родственную, такую горькую близость с этим потрясенным светловолосым парнем, с этой некрасивой, дурно плачущей молодой женщиной, со всеми этими обремененными авоськами людьми на дороге, как если бы он и они знали друг друга тысячи лет, а после в гордыне, вражде, зависти предали, безжалостно забыли одноплеменное единокровие, родную простоту человечности».

Бондаревская система художественных доказательств отличается своеобразным характером. Писатель не приемлет абсолютных истин. Он уверен, что «как бы предельно ни было познано явление жизни, всегда остается нечто загадочное, запредельное, рождающее у читателя волнение и вопрос «почему?...» [13, с. 32]. Эта внутренняя свобода текста, его не скованность никакой догмой, схемой является одной из неотъемлемых особенностей «Выбора». Авторская мысль здесь поистине живет, пульсирует, ставя перед собой вопросы и отвечая на них, чтобы снова и снова ими же задаваться. Тем не менее, романом, несомненно, управляет строгая логика, которая и ведет читателя сквозь все лабиринты авторских сомнений, самопроверок к неким заветным для художника выводам. Поэтому в повествовании Ю. Бондарева всегда имеются совершенно четко определенные начала и концы у многих развиваемых и утверждаемых писателем идей.

Такие фиксирующие точки есть на дистанции, пройденной Васильевым в его нравственном поиске. Начало ее обозначено на первых страницах романа, когда герой искал душевного равновесия в бегстве от всего и вся в «далекое от Москвы, шума и суеты убежище». Конец - в альтернативном стремлении Васильева ощутить уже упомянутое «одноплеменное единокровие» с людьми, познав «родную простоту человечности». Можно обнаружить внутреннюю перекличку и между отдельными, как бы случайно мелькнувшими в повествовании образами-символами, которые в действительности тоже соединяют полюса развивающейся в «Выборе» концепции нравственного выбора героев. Вот в самом начале романа над головами совсем юных его героев, еще ничего не ведающих об уготованных им судьбою испытаниях, горят «лихорадочным огнем» две крупные звезды, воинственные Марс и Юпитер. Но заканчивается повествование, и в последнем абзаце писатель опять упоминает о звездах. Только теперь уже не видно тех прежних, недобрых, агрессивных светил. На мокром от первого мартовского дождя стекле Васильеву светит другая, «зеленая весенняя одинокая звезда», звезда красоты и человеческой любви.

Насколько смутна, тревожна и даже беспощадна проблема нравственного выбора, стоящая перед бондаревскими героями в начале их романного существования, настолько же определена она в его конце. Развязкой драматического конфликта «Выбора», воспринятого многими критиками как конфронтация Васильева и Рамзина, служит финальная сцена, в которой противоположность жизненных судеб этих героев не мешает автору поставить их рядом. Роман завершается еще одним, последним воспоминанием Васильева, где высоко над всем, что разъединило его с Рамзиным, поднимается непререкаемая для каждого из них истина о невозможности сделать «второй выбор» их юности, когда им обоим впервые открылся «прекрасный смысл всего мира - в бессмертии фиолетовых студеных вечеров в Замоскворечье и юной, бессмертной прелести Марии». Именно здесь до конца проясняются полюса Добра и Зла, создающие в произведении конфликтную напряженность. Всему жестокому, горькому, мучительному, что выпало на долю персонажей, торжествующе и страстно противопоставляется немеркнущее очарование жизни, которая каждого из нас зовет к тому, что отвечает «истинному смыслу нашего существования: к естественному исполнению своих скромных и вместе великих обязанностей перед «собой, перед другими и обществом» [14, с. 4].

Поднимаясь до патетики и «опускаясь» до описания быта, обращаясь к языку символов и используя стилистику хроники, Ю.Бондарев в своих произведениях все более полно открывает правдивую картину бытия сражающегося народа. Будучи следствием многих исторических и общественно-политических причин, война возбудила многие политические, нравственные, психологические процессы, происходящие в послевоенном мире. Поэтому воссоздаваемый в книгах Бондарева ход событий войны неизбежно проявляет и общие исторические закономерности, и частные особенности человеческой жизни.

Нам кажется, что выбор определенной жизненной позиции зависит не только в осознанном участии человека в историческом процессе, но и от практического осуществления данной необходимости через ту или иную область его общественной и личной жизни. Именно к этой мысли подводится читатель всем объективным ходом повествования в произведении Ю. Бондарева «Выбор».

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Благодаря ясному, непоколебимому гуманистическому пафосу бондаревская проза стала самобытным явлением в советской литературе, причем явлением не статичным и на каком-то этапе исчерпавшим себя, а беспрестанно развивающимся, обогащающимся, открывающим все новые грани человеческого бытия на поистине неисчерпаемом материале, лаконично именуемым «человек и война».

Уже в романе «Горячий снег» убедительно и наглядно проявилась расположенность бондаревского таланта к укрупненно-лаконичному изображению мира. Рядом с великолепной батальной живописью, отличающей и прежнее творчество писателя, здесь раскрылась его способность воссоздать и общую картину великой и грозной войны.

Однако в полную силу как художник-мыслитель и мастер лапидарного повествования Бондарев показал себя позднее, когда вышел его роман «Берег».

Здесь впервые в круг интересов автора самостоятельно вошли крупные нравственно-философские проблемы, такие как совесть, честь, сострадание, любовь, ненависть, расширились пространственные горизонты. Местом действия стала не только Россия, но и Европа. Военная тема утратила былую суверенность, подчинилась решению актуальных вопросов духовной жизни современного мира.

И весь разнообразный материал, вся многослойная проблематика уместилась в пределах небольшого по объему романа, чему немало способствовала глубокая содержательность самой его структуры.

Как мы видим, найденная в «Береге» романная форма не превратилась в нечто эпизодическое. Новый роман «Выбор» заметно близок к «Берегу» по всем своим параметрам. В нем та же философичность проблематики, напряженная духовность общей атмосферы, взыскующая озабоченность героев высокими истинами правды, добра, справедливости. И те же во многом структурные особенности: подчиненность сюжетного действия не столько развитию событий, сколько движению идей, соединение крупного и общего планов, большая функциональная роль разного рода внесюжетных элементов, свободное перемещение повествования во времени и пространстве.

Все предстало лишь еще более развитым, словно подчеркнутым. Усилился драматизм характеров и положений. Повысилась их сложность, неоднозначность, резче пролегли контрастные тени между отдельными частями и компонентами.

Создается впечатление, что тем самым автор словно подтвердил и утвердил проблематику и структуру «Берега» как некую принципиально важную для него художественную систему.

В романах «Берег» и «Выбор» философствующие и «любвеобильные чудаки» Юрия Бондарева думают о том, что объединяет нации и народы в годы опасности и кризисного состояния общества. Они не теряют надежду на спасение. Таким образом, по существу мы имеем дело с философско-интеллектуальной романной трилогией о глобальной, планетарной общности людей Земли, о её будущем. Герои Ю.Бондарева, ощущая себя «жертвами безжалостных весов жизни», приходят к жизненно важному выводу, хотя и совсем не по Ф.М. Достоевскому: «Нет, не красота спасёт мир, а правда равной неизбежности и понимания человеческой хрупкости каждого. Всех. Не сила, а трагическая слабость всех перед смертью. И здесь ничто не поможет. Ни талант, ни слава, ни положение. Ничто...» [12, с. 397].

Пожалуй, эти простые, понятные и как бы сами собой разумеющиеся истины и составляют мудрые пророчества писателя-гуманиста и философа Юрия Бондарева. Эти истины вновь стали художественной сверхзадачей в произведениях последующих лет. Бесспорно и безусловно одно: в литературном процессе 80-90-х годов тема нравственного выбора, перед которым стоит каждый человек, как никогда актуальна. А в романах Ю.В.Бондарева эта тема вышла на уровень осмысления глобальных проблем, так как речь идет о роли традиционных исконно-христианских ценностей в спасении всего человечества, всей земной цивилизации.

В его произведениях показана сложность человеческой природы, неоднозначность психологических проявлений личности, возможность свободного выбора между добром и злом, особо остро звучит проблема нравственного выбора героем своего места в жизни. Художественные открытия Бондарева связаны с новым ракурсом воззрения на мир, с новыми типами героев, которыми, несмотря на сложный комплекс переживаний, сомнения, нелегкий путь самопознания, овладевает горячая вера в свое дело. Писатель воссоздает многослойный и неоднозначный процесс духовных исканий современника, которые выступают как самая жгучая и острая потребность эпохи. Бондарев испытывает человека на прочность. Он пишет жизнь, как она есть, признавая за ней достоинства и недостатки, каковы ей присущи. Поэтому столь пронзительно звучат его слова: «Я стараюсь помнить, что литература - это великое переселение из мира внешнего в мир внутренний, что ей дано проводить всеобщую ревизию совести, порицать мировой порок безразличия друг к другу, жестокость, алчность, варварское соперничество с самой природой, которое ведет к гибели природы и человека не только физически, но и через сознание собственной вины» [12, с. 124].

Произведениями, которые раскрыли Бондарева как художника, мыслителя, размышляющего над нравственными аспектами человеческих поступков, и стали романы «Выбор» и «Берег». Они явились для писателя в полной мере обретением всего того, что переполняло его творческую память. Бондарев пытался определить, что же движет человеком при выборе определенного решения, от которого зависят сотни человеческих жизней.

На войне выбор обострен предельной сжатостью времени и дорогой ценой, которую приходится платить за подвиг, что находит наглядное подтверждение во всем творчестве писателя. Но в этих романах ситуация, концентрирующая в себе нравственную проблематику, осложняется за счет выхода творческого прорыва писателя к таким проблемам современности, которые, по мнению автора, завязаны в ситуации военного времени. Вот почему война и современность в художественном мире Ю.Бондарева представлены в нерасторжимом единстве. С этой точки зрения проблемно-тематическая и жанрово-стилевая общность «Берега» и «Выбора» очевидна.

В данной работе рассмотрена постановка и решение проблемы нравственного выбора героев двух романов Ю.Бондарева. Писатель затронул актуальную проблему как своего, так и нашего времени. Для него важно было выяснить человеческую сущность в предельных ситуациях войны и современности.

В результате проведенного исследования можно прийти к выводу, что человек не сможет выбрать правильное решение, если в нем нет гуманного отношения к окружающим, если нет заветной цели, к которой он стремится, постигая истину жизни, если в нем нет памяти-прошлого и памяти-будущего, если он не считает себя ответственным за судьбу всего мира в целом.

Произведения писателя, ставшие предметом литературного исследования, продолжают свою жизнь во времени. Боль за человека, ответственность за него, которую начал писатель в восьмидесятые годы ХХ века, находят отражение в русской литературе сегодняшнего дня.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Агеносов В. Художественный мир философских романов Ю. Бондарева. // Советская литература и воспитание общественно активной личности. Межвуз. сб. науч. тр. - М., 1988.

Апухтина В. Современная советская проза (60-70-е годы): Учеб. пособие для филол. фак-тов. ун-тов. - М., 1984.

Баринова Е.И. Обсуждение романа Ю.Бондарева // Вестник московского университета. Серия 10. - 1993. - № 4.

Белая Г. А. Художественный мир современной прозы. - М., 1983.

Блок А. Собрание сочинений. В 8-ми томах. - М. - Л., 1962. - Т. 6.

Богатко И. Истина в человеке: о творчестве Ю. Бондарева //Москва. - 1983. - №10.

Бондарев Ю. «Мир спасет слово» /беседовала В. Оберемко // Аргументы и факты. - 2006. - № 18.

Бондарев Ю. Быть справедливым к великому прошлому. // Советская Россия. - 1980. - 9 мая.

Бондарев Ю. В. О себе / Ю. В. Бондарев // Советские писатели: автобиографии. Т. 5 / сост. С. Колов. - М., 1988.

Бондарев Ю. Записки по поводу….(Размышления русского писателя Ю. Бондарева о современном развитии литературного процесса) // Молодая гвардия. - 1992. - №10.

Бондарев Ю. О настроении, сюжете и языке // Вопросы литературы. - 1959. - №11.

Бондарев Ю.В. Собрание сочинений в пяти томах. Т. 3. - М., 1979.

Бондарев Ю. Поиск истины. - М., 1979.

Бондарев Ю. Выступление на VII съезде писателей СССР //Литературная газета. -1981. - 8 июля.

Бочаров А. Г. Человек и война. - М., 1978.

Бровман Г. Гражданственность автора и героя // Москва. - 1963. - № 6.

Будни и эпос войны (Заметки о прозе Ю. Бондарева)//В кн.: Леонов Б. Духовный арсенал народа. - М., 1982.

Бузник В.В. След на земле. О нравственной философии романа Ю.Бондарева //Русская литература. - 1989. - № 3.

Бузник В.В. Память войны (Из писем читателей к Ю.В. Бондареву) // Русская литература. - 1995. - №3.

Бузник В.В. Перечитывая заново (О ранней прозе Юрия Бондарева) // Литература в школе. - 1995. - №3.

Вахитова Т.М. О творчестве Юрия Бондарева // Литература в школе. - 2005. - №6.

Горбунова Е. Проблемы выбора и вины: к спорам вокруг романов Ю. Бондарева //Октябрь. - 1988. - №5.

Горбунова Е. Юрий Бондарев. Очерк творчества. - М., 1989.

Гусев В. Испытание веком // В кн.: Гусев В. Рождение стиля. - М., 1984.

Дружинин В. В мирные дни // Новый мир. - 1958. - №2.

Дудин М. Каин продолжает убивать // Литературная газета. - 1982. - 10 ноября.

Дудорова Л. Нравственный потенциал человека. (Современная повесть о войне) // Литература в школе. - 1967. - №3.

Духан Я.С. Великая Отечественная война в прозе 70-80-х годов. - Ленинград, 1982.

Ершов Л. Судьба и право на выбор.// В кн.: Ради жизни на земле: лит. крит. сб./ Сост. В. Лавров и А. Пикач. - Л., 1986.

Ершов Л. Эхо войны и память сердца: О творчестве Ю. Бондарева // Звезда. - 1984. - №3.

Жданов Н. Заметки о рассказах. // Известия. - 1953. - 22 августа.

Жданов Ю. Мощь и действенность разума // Коммунист. - 1982. - № 18.

Жуков И. Испытание жизнью // Комсомольская правда. - 1980. - 13 декабря.

Журавлева А.А. Писатели прозаики в годы великой Отечественной войны. - М., 1978.

Золотусский И. Материал и мысль. Заметки о прозе Ю. Бондарева // Литературная газета. - 1969. - 26 ноября.

Золотусский И. Час выбора. - М., 1976.

Иванова Л. В. Современная советская проза о Великой Отечественной войне. - М., 1979.

Игнатова Е. О художественном своеобразии романа Ю. Бондарева «Выбор».// Сб. науч. трудов. - Алма-Ата, 1985.

Идашкин Ю. Грани таланта: О творчестве Юрия Бондарева. - М., 1983.

Идашкин Ю. Постижение подвига: Рассказы о творчестве Ю.В. Бондарева. - М., 1980.

Идашкин Ю. Юрий Бондарев. - М., 1987.

Ильин А. Особенности поэтики романа Ю. Бондарева «Выбор».// Материалы 5-й науч. меж вуз. конференции. 1985 г. - Томск, 1987.

Караганов А. Советский образ мышления и действия // Советский экран. - 1965. - №5.

Карлин А. Ответственность памяти (О творчестве писателя Ю.Бондарева) // Октябрь. - 1974. - №3.

Ковский В. Литературный процесс 60-70-х годов. - М., 1983.

Ковский В. Роман и современность (проблемы развития жанра). - В кн.: Советский роман. - М., 1978.

Кожин А.Н. Слово о великой победе // Русская речь. - 1991. - № 3.

Коробов В.И. Юрий Бондарев: Страницы жизни, страницы творчества. - М., 1984.

Кузнецов М. Пути развития современного романа. - М., 1961.

Лейдерман Н. Испытание на человечность // Литературная учеба. - 1999. - № 3.

Кузнецов Ф. Берег человечности. // В кн. Литература Великого подвига. Великая Отечественная война в литературе: Вып. 3. - М., 1983.

Кузьмичев И. Герой и народ. - М., 1973.

Козьмин М. Книга тревоги и надежды // Литературная Россия. - 1981. - 2 января.

Лавров В. Человек. Время. Литература. - Л., 1981.

Ланщиков А.В. Еще раз о романе Ю.Бондарева «Игра» // В кн.: Ланщиков А.П. Ищу собеседника: О прозе 70-80-х годов. - М., 1988.

Ланщиков А. Тревоги наших дней //Литературная газета. - 1981. - 13 мая.

Лапшин М. О друзьях-товарищах, о боях-пожарищах: Заметки о военной прозе Ю. Бондарева // Советский патриот. - 1978. - 29 января.

Лейдерман Н. Современная русская литература: В 3-х кн. Учеб. пособие. - М., 2001.

Макшина В. Г. Бондарев Юрий Васильевич // Русские писатели. ХХ век: биобиблиографический словарь. В 2 ч. Ч. 1. А - Л / ред. Н. Н. Скатова. - М., 1998.

Мансурова А. Роман Ю. Бондарева «Горячий снег» и его место в школьной филологической науке // Вопросы литературы. - 1978. - №3.

Михайлов О. Ю. Бондарев. - М., 1976.

Михайлов О. Страницы советской прозы. - М., 1984.

Михайлов О. Для жизни ты живешь // Советская Россия. - 1980. - 30 ноября.

Михайлов О. Тайна души. Психология характеров в романе Ю. Бондарева «Выбор» // Литературная учеба. - 1981. - № 5.

Муриков Г. Дневник души. (Заметки о современной лирико-философской прозе Ю. Бондарева, В. Астафьева, Ф. Абрамова, В. Белова) // Литературная Россия. - 1982. - № 45, 5 ноября.

Огрызко, Вячеслав. В бой идут одни старики // Литературная Россия. - 2005. - 25 ноября.

Петелин Г. Раздумья над методом и стилем // Дон. - 1966. - №8.

Перова Е.В. Повесть Ю.В. Бондарева «Батальоны просят огня» // Литература в школе. - 2006. - №5.

Позволяев В. С чего начинается Родина // Труд. - 1981. - 25 января.

Романенко В. Даль лирической прозы. (О цикле рассказов «Страницы из записной книжки» Ю. Бондарева). // Литературная газета. - 1976. - 17 ноября.

Семенов В. Любовь и пророчества Юрия Бондарева // Красная звезда.

- 1995. - 5 мая.

Степанян А. Школа гражданственности // В кн.: Литература, искусство и формирование личности в социалистическом обществе. - М., 1974.

Сурков Е. Идеи и люди // Правда. - 1981. - 27 июля.

Творчество Ю.В. Бондарева в русской литературной критике // Вестник МГГУ им. М.А. Шолохова. - 2008. - №3.

Топер П. М. Ради жизни на земле. Литература и война. Традиции. Решения. Герои: Монография. - М., 1985.

Урнов Д.М. Доигравшийся герой // Урнов Д.М. Пристрастия и принципы: Спор о литературе. - М., 1991.

Утихин Н. Цена выбора: о социально-философских романах Ю. Бондарева // Север. - 1985. - № 9.

Федь М. Н. Художественные открытия Бондарева. - М., 1988.

Филиппова М. Нравственно-философские искания героев трилогии Ю. Бондарева («Берег», «Выбор», «Игра»). // Дисс. …степ. канд. филол. наук. - М., 1990.

Хватов А. Мера гуманизма и народности (О шолоховских традициях в творчестве писателя Ю. Бондарева) // Звезда. - 1974. - №3.

Чапчахов Ф. Цена выбора // В кн.: Литература и современность. - М., 1982.

Чапчахов Ф. Цена выбора // Литературная газета. - 1981. - 1 января.

Эльяшевич А. Литературные герои пятидесятых годов // Наш современник. - 1961. - №3.

Юдин В. Украденная победа (Роман Ю.Бондарева «Непротивление», связь с другими романами о войне) // Молодая гвардия. - 1997. - №2.

ПРИЛОЖЕНИЕ

Урок литературы и истории в 11 классе на тему:

«Сталинградская битва в исторических документах, мемуарах

и художественной литературе (роман Ю.Бондарева «Горячий снег»)».

Цели урока: уяснить суть происшедшего на фронте коренного перелома в ходе Великой Отечественной войны; вызвать у учащихся интерес к литературе на военную тематику, к личности и творчеству Ю.Бондарева, в частности к роману «Горячий снег», показать, что внимание автора сосредоточено на поступках и состояниях человека; помочь учащимся осознать огромную актуальность произведений о войне и поднятых в них проблем; продолжить формирование навыка анализа художественного произведения; продолжить воспитание чувств патриотизма и гордости за свою страну, свой народ.

Оборудование: карта «Великая Отечественная война»; документы; выставка книг о войне; роман Ю.Бондарева «Горячий снег»; киноиллюстрации фильма «Горячий снег»; фонозапись «Священная война»; слайд-шоу «Сталинградская битва».

Запись на доске.

Эпиграф: «Железный ветер бил им в лицо, а они все шли вперед. И снова чувства суеверного страха охватывало противника: люди ли шли в атаку, смертны ли они!»

Словарная работа:

Оксюморон - художественный приём; сочетание противоположных, противоречащих друг другу по значению слов в одном художественном образе.

Абсурд - нелепость, бессмыслица.

Парадокс - явление, кажущееся невероятным и неожиданным (второе значение слова по Ожегову).

Антигуманный - направленный против блага других.

Ход урока.

«Железный ветер бил им в лицо, а они все шли вперед.

И снова чувство суеверного страха охватывало

противника: люди ли шли в атаку, смертны ли они!»

Запись фонограммы «Священная война».

2. Учитель литературы читает стихотворение Б. Окуджавы «До свидания, мальчики!»

3. Учитель истории об исторических событиях 1941-42 гг.

22 июня 1941 г. Германия без объявления войны напала на СССР. По плану «Барбаросса» предполагалось, что хорошо подготовленные и технически оснащенные армии вторжения до наступления зимы 1941 г. захватят жизненно важные центры страны и выдут на линию Архангельск - Волга - Астрахань. Немецкие войска наступали по трем направлениям:

группа армий «Север» имела задачу уничтожить советские войска в Прибалтике, захватить порты на Балтийском море и Ленинград;

самая мощная группа армий «Центр» должна была наступать на Минск и далее - на Смоленск и Москву;

группа армий «Юг» преследовала цель: разгромить силы Красной Армии на Западной Украине, выйти на Днепр и развить наступление на юго-восток.

Натолкнувшись на ожесточенное сопротивление Красной Армии, вермахт потерял за первые пять недель войны около 200 тыс. человек, свыше 1,5 тыс. танков и 1 тыс. самолетов. Однако остановить превосходящие силы неприятеля, захваченные врасплох, советские войска не смогли. К ноябрю 1941 г. враг блокировал Ленинград, а на юго-востоке вышел к Ростову-на-Дону. Критическая ситуация сложилась на центральном участке фронта. В рамках операции «Тайфун» вермахт предпринял два наступления на Москву: в конце сентября - октября 1941 г. и с 15 ноября, в ходе которого передовым немецким частям удалось приблизиться к столице на 25-30 км. В целом Красная Армия за первые месяцы войны потеряла убитыми, ранеными и пленными 5 млн. человек, большую часть танков и самолетов. И все же главной своей цели гитлеровское командование не добилось. В начале декабря оно было вынуждено отдать приказ о переходе к обороне на всем Восточном фронте.

5 декабря 1941 г. началось контрнаступление оборонявших Москву войск, продолжавшее до апреля 1942 г. Враг был отброшен на 100-250 км от столицы. Победа под Москвой окончательно похоронила немецкий план «блицкрига».

К началу весенне-летней кампании 1942 г. противник сохранял преимущество в численности личного состава, в количестве орудий и самолетов, уступая лишь в танках. Повинуясь директивам Ставки, советские войска в мае 1942 г. перешли в наступление в Крыму и под Харьковом. Оно закончилось тяжелым поражением. В июле пал Севастополь, были оккупированы Донбасс и важные сельскохозяйственные районы Украины и юга России. Враг вышел к Северному Кавказу, стремясь захватить богатые нефтяные месторождения, и одновременно начал штурм Сталинграда с целью перерезать Волгу - одну из ключевых транспортных артерий СССР.

4. Героическая битва под Сталинградом.

А) Слайд-шоу: «Сталинградская битва».

Б) Оценка обороны Сталинграда в документах.

Яркими примерами героической обороны Сталинграда советскими солдатами стали захват вокзала и Мамаева кургана. Дивизия Родимцева и Батюка отбила эти позиции. 13 раз вокзал переходил из рук в руки. 58 дней шли бои за «дом Павлова», но фашистам так и не удалось его взять.

Давайте познакомимся с оценкой обороны Сталинграда через воспоминания и отзывы очевидцев. (Индивидуальные задания учащихся).

Карточка 1

Из дневника немецкого солдата, убитого под Сталинградом:

«Нам надо пройти до Волги еще только один километр, но мы никак его не можем пройти. Мы ведем борьбу за этот километр дольше, чем войну за всю Францию, но русские стоят, как каменные глыбы».

Карточка 2

Из воспоминаний немецкого генерала Г. Дёрра:

«..За каждый цех, водонапорную башню, железнодорожную насыпь, стену, подвал и, наконец, за кучу развалин велась ожесточенная 3

борьба, которая не имела себе равных даже в период Первой мировой войны с ее гигантским расходом боеприпасов.

Русские превосходили немцев в отношении использования местности и маскировки и были опытнее в баррикадных боях и боях за отдельные дома; они заняли прочную оборону».

Карточка 3

Из воспоминаний В.И. Чуйкова:

«..Я никогда не забуду 14 сентября. Для Сталинграда оно стало одновременно одним из тяжелых и в то же время счастливых дней. В этот день враг вклинился в город большими силами западнее вокзала. Фашистские головорезы выскакивали из машин, веселились, врывались в жилые квартиры с целью поживится тем, что еще уцелело от пожара.

А наши солдаты и офицеры, спрятавшись за углы зданий, в подвалах, на чердаках домов, расстреливали зарвавшихся захватчиков. Врагов наши снайперы заставили бояться их огня.

Это, на мой взгляд, и явилось началом того долгожданного перелома, который следовало закрепить в дальнейшем успешными боевыми действиями».