Психологические особенности семей с приемным ребенком

00:55:03

Ну, Валька в меньшей степени. Проекция С Валькой он отдыхает. Он там может с ней сидеть, они могут ходить тут что-то делать в огороде вместе. Если я в огороде предпочитаю одна, чтобы у меня там никто под ногами не мешался, то он любит с ней. Они что-то там обсуждают, рассуждают что-то там, о чем-то там, там что-то чинят.

Татьяна: А какой из детей… Может быть, по-другому я спрошу: какой из детей меньше всего беспокоит? Меньше всего беспокойства о ком?

Ольга: Не знаю. Я, ты знаешь, не могу выделить, сказать, что я там за него спокойна, да? Нет. Я ни за кого, наверное, не спокойна. Проекция

Татьяна: А какой родитель ближе всего к каждому ребенку?

Ольга: К Сашке однозначно я, треугольники к Вальке тоже я, ну и папа. Причем до какого-то возраста девчонки больше как-то к папе были. А потом, знаешь, такой щелчок происходит, и они вот все становятся моими. Но надо отдать должное, что видимо он это понимает. Когда дети поступили, сказали: «Сергей, ты молодец. Сашка у тебя там поступил в такой институт престижный». Он действительно престижный в своих кругах. Вот. А он им говорит: «Я-то что молодец? Я тут, собственно говоря, ничего и не делал. Везде носилась Ольга». То есть вот это тоже какой-то у него есть. Мне было странно, потому что мне всегда мне казалось, что у него такое какое-то отношение, что, знаешь, все время дома сидит, могла бы и это сделать. Знаешь, как часто бывает, да? Сидит, ничего не делает. А то, что там приходит, а каждый день у него убрано, все приготовлено, уроки там все сделаны.

Татьяна: Тебя как-то удивило, порадовало, что тебя оценили?

Ольга: Ну да. Мне как-то это показалось странным, потому что, мне кажется… Не то, чтобы я нуждаюсь в его оценке, но просто странно, что он это заметил. Понимаешь?

Татьяна: А насколько ваши взаимоотношения с детьми влияют на ваш брак или влияют ли они вообще как-то на ваше супружество, взаимоотношения с детьми?

Ольга: Наверное, знаешь, если бы, наверное, я понимала, что он не нужен детям (Даша очень его любила, и сейчас, конечно, любит папу. Сашка, может быть, в меньшей степени, треугольник хотя тоже нет. Валька - да), может быть, допустим, я бы… Может быть, не выбрала бы вот эту модель, которую я для себя выбрала, то просто раззонировать все пространство. Может быть, действительно, как-то мы бы разделили это пространство и разъехались бы.

Татьяна: То есть, здесь как-то вас связывает?

Ольга: Но все равно, конечно. Все равно какой-то… Я понимала, что если я сейчас все это порушу, то это, конечно, будет для них тоже крахом каким-то. Мне так кажется.

Татьяна: А как часто вы ссоритесь с Сергеем по поводу распределения родительских каких-то обязанностей? Бывает ли?

Ольга: Вообще не ссорюсь, потому что все мое. Интенсивность конфликтов. Если он вдруг изъявляет желание, то я не против.

Татьяна: А как часто вы чувствуете, что Сергей, он детьми поглощенный, на них сфокусирован? Бывает такое ощущение?

Ольга: Бывает, да. Тогда это меня, скорее, удивляет, потому что он обычно сфокусирован на работе. То есть у него работа, работа, работа. Любая работа, на какой бы он не работал, он работает на 110%. Функционирование Поэтому если вдруг что-то там становится… Очень у нас жесткая позиция была, вот когда поступал он в этот военный. Я потому что говорила: «Мы будем поступать туда, - и подали документы только в один институт. Я говорю: «Вы понимаете, что вы идиоты? Нет, не понимаете?». Я говорю: «Если есть возможность подать в 5, почему мы подаем в один?» Он сказал: «Саша сказал: «Я буду учиться только там», понимаешь?». Я говорю: «Вы дураки что ли совсем? А если ты провалишься, ты в армию пойдешь?». Я говорю: «Почему не подать в МВД?». Он сказал: «В МВД - это вообще не рассматривается». Прямо в МВД мы поступили с полпинка, понимаешь? Все там прошли. Это же, понимаешь, на все на эти силовые мы же еще проходили 100 тысяч всяких этих комиссий, полиграфов, вот этих тестирований, там каких-то профтестирований, их там на наркотики это все проверяли. Ты знаешь, мы начали проходить все это в ноябре и, в общем, закончили к марту. То есть, он прямо мотался, мотался, мотался… Я не знаю, какой-то отбор такой, понимаешь, что… Это только у нас в Москве. Периферия вся приехала, вообще там просто… Он говорит: «Такое впечатление, что собрали всех, кто на улице сидел, семечки лузгал». Может быть, и ощущение такое у детей, я не знаю. Поэтому тут вот Сергей жестко себя повел, сказал, что нет.

01:00:19 Сергей говорит, что ты слишком включена в детей, слишком поглощена?

Ольга: Нет

Татьяна: Нет

Ольга: Мне кажется, что ему нравятся яркие женщины. И, наверное, я ему понравилась, потому что я на тот момент была очень интересная и внешне. Но вот, знаешь, наверное, сейчас в это вообще нельзя поверить. У меня машины прям останавливались, мужики за автобусами на машине ехали. Машина тормозила: «Давайте догоним этот автобус». Понимаешь? И собственно, он со мной так тоже познакомился - на машине подвез. А сейчас, конечно, я так не выгляжу. Но давайте объективно скажем то, что я так не выгляжу - это, в общем, в этом и его же заслуга есть. Будем честны, правда? Нет у меня возможности уехать отдохнуть тогда, когда мне это хочется. Правильно? И привести себя в порядок тогда, когда мне это нужно. Понятно, что это, скорее, похоже на оправдание, но порой это не оправдание. Я бы с радостью купила себе какое-то новое платье, но у меня нет на него пока возможности, на это новое платье, и поэтому я хожу в старых джинсах. Понимаешь? Или сейчас я, например, не могу поехать в СПА, потому что у меня сейчас ограниченное количество денег, и мне жалко истратить тысячу себе на СПА, потому что мне нужно будет сейчас заплатить там 5500 за ментальную арифметику, понимаешь, там еще сколько там… 5500 - за английский, 4800 - за рисование, не считая Машиных нужд и Сашиных нужд. Проекция Там еще чего у нас, там какой-то кружок, мы тоже за него платим. А! За музыку еще по 5000 два раза. Понимаешь? То есть, как-то на меня, получается, что я остаюсь в конце списка этих расходов и экономлю я чаще, конечно, на себе, не на ментальной арифметике.

Татьяна: А кто ставит тебя в этот конец списка? Ты сама?

Ольга: Я сама себя ставлю в этот конец списка, потому что я не могу поставить в конец списка его, потому что он должен выглядеть на людях. Я не могу поставить в конец списка детей, потому что они нуждаются в этом, и они не зарабатывают. И я не могу им сказать, что «нет, ребята, мы не купим, я не знаю, учебник по теории государства и права, потому что я пойду в СПА. Понимаешь? И получается, что когда какие-то такие суммы остаются, то, в общем… Но иногда они не остаются, скажем так.

Татьяна: А когда вы общаетесь с Сергеем, как часто разговор заходит о детях?

Ольга: Мы только, наверное, об этом и говорим: о его работе и о детях. А больше не о чем.

Татьяна: То есть основная тема разговоров - это дети и работа Сергея, да?

Ольга: Да.

Татьяна: То есть, он делится, вы как-то это…

Ольга: Да, мы обсуждаем там, как он… Вот, это туда. Ну, я его выслушиваю. Должен же быть кто-то, который бы говорил, что ты самый лучший, а все остальные дураки. Уменьшение дистанции

Татьяна: Ты так говоришь, да?

Ольга: Конечно. А кто ему еще скажет?

Татьяна: А как часто возникают разногласия по поводу детей?

Ольга: Нечасто, но возникают.

Татьяна: Что это за разногласия?

Ольга: Ты знаешь, это из серии… Это даже не разногласия. Это, знаешь, это какая-то такая привычка делать из меня крайнего. Конфликты То есть, возьмем, допустим, сегодняшнюю ситуацию. Я говорю: «У Вали тест ноль». Будем говорить так, что это не просто случайная такая, что она не написала тест, а это тенденция - она уже несколько тестов не написала. И на мой вопрос «Почему ты не написала?» она мне говорит: «Я боюсь, что меня будут ругать, если я напишу неправильно». Я говорю: «Понимаешь, у ребенка не должно быть в первом классе страха, что она что-то сделает неправильно. Я ее так не ругаю за то, что она что-то делает неправильно. Меня она не боится - значит, она боится учительницу. Мне не хочется, чтобы мой ребенок сидел и дрожал на уроках. И не нужно ей это. Если это мешает ей делать тест, такая постановка каких-то там требований учителя, понимаешь?». Я говорю: «Значит, надо менять учителя, потому что маловероятно, что учитель изменится под твоего ребенка». Но я не знаю, может, я не права.

Татьяна: А он?

Ольга: Он говорит: «Ну, вот конечно, ты там Сашу переводила в 55 школ». проекция Я говорю: «Но это же не помешало Саше учиться хорошо в результате в найденной школе. - «И ты вот Дашу там переводила, - даша там понятно, Даша на домашнем была, - а теперь ты хочешь Валю переводить». Это из серии, знаешь, то есть я снова принимаю решение сама. Конфликт на тему детей Если это будет успешное решение, то мне все скажут: «Да, конечно, вот эта учительница хорошая». Понимаешь? А если это будет опять какая-то, например, там…

01:05:13

Татьяна: Вся ответственность на тебе.

Ольга: Да. «Ты такая дура, знаешь, еще одну школу давайте поменяем. Давайте еще поупражняемся».

Татьяна: А это так и происходит, он сам не хочет брать на себя ответственность или просто ты слишком берешь на себя эту ответственность?

Ольга: Да. Ну, понимаешь, тут… как тебе сказать? Тут из этой серии, когда два раза просишь, на третий делаешь сам. Потом это уже каким-то образом, понимаешь, вот это все… Ну, он вообще старается с себя сбросить Невключенность отца в воспитание как можно больше каких-то ответственностей, скажем так. Мама его говорит: «Не надо его трогать, потому что он работает. Его надо беречь». А меня не обязательно - вроде того. Поэтому…

Татьяна: А как часто окружающие, может быть, ты слышала такие разговоры, тебе говорили, что ты очень заботливая мама, что ты очень включена в детей?

Ольга: Ну, говорят иногда.

Татьяна: А кто? Кто так говорит, кто это замечает?

Ольга: Не знаю, знакомые могут так говорить, например, наши хорошие друзья. Но они больше говорят, конечно, с положительной точки зрения. То есть, что, допустим… Ну, все прекрасно помнят, какая Валя была и какая Варя стала. На самом деле, из наших друзей тот же, например. Серега. Он говорит: «Я вообще не думал, что из этого вообще что-то вырастет». Потому что она очень, мягко говоря, скверно выглядела, жалко выглядела.

Татьяна: Кстати, вот я видела год назад ее. Мне кажется, она даже за год очень сильно изменилась.

Ольга: Да, да, да.

Татьяна: Очень сильно изменилась. Она прямо как-то расцвела.

Ольга: Да. У нее исчез страх, неуверенность исчезла. Она даже выглядеть стала по-другому. Понимаешь? И мне не хочется, чтобы у нее снова этот страх и неуверенность в нее вселили. Понимаешь? Я на это 9 лет отдала, чтобы вот это победить и сказать, что ты у меня самая хорошая. Проекция

Татьяна: Как будто ты ее 9 лет назад родила.

Ольга: Да. (Неразборчиво, 01:07:08). Но я тебе знаешь, что скажу? Что бы ни говорили, у меня нет ощущения, что я ее не рожала. Ты ее все равно родил, я тебя уверяю. Понимаешь? Вот этот момент принятия-не принятия, когда вот этот первый год. Первый год был самый очень тяжелый, потому что я была последней вообще в семье, кого она приняла. Она меня игнорировала почти год. Прямо натурально игнорировала, понимаешь? Это просто… Она не ела, когда я ее кормила. Адаптация Она ела, она позволяла, значит, себя покормить меня, если только в доме никого не было. То есть, она понимала, что если я ее не покормлю, она останется голодной. А если дома кто-то есть, она не будет есть из моих рук. Она будет есть из Дашиных. Сначала из Сашиных, потом из Дашиных, потом из бабушкиных, потом из папиных и только потом из моих. Понимаешь? Я у нее была только вообще: принеси и положи. Очень долго. Сначала меня это обижало. Меня это… как тебе сказать? Не знаю. Конечно, ты не будешь обижаться на годовалого ребенка. Но это, мягко говоря, недоумение, даже с раздражением, скорее. А потом, знаешь, я долго думала, долго вообще анализировала, почему так. И ты знаешь, я в какой-то момент поняла, что Саша заменяет ей ее старшего брата. Но Даша в какой-то степени, значит, тоже там ребенок. Они там на одной на какой-то ступенечке иерархии. Бабушка - понятно, бабушка должна быть. Бабушка пожилой человек. Она тоже видимо как-то иначе воспринимала. А я воспринимаюсь, как та мама, которая бросила. И я поняла, что пока я все ее грехи, знаешь, не замолю перед этим ребенком, пока вся вот эта обида не пройдет, то ребенок мой не будет. И ты знаешь, да. Год, наверное, даже, может быть, больше. И потом все равно папа был для нее ближе, чем я. И уже только потом в самом конце, где-то, наверное, годам к семи я стала для нее вот прямо мамой. Я тоже была мамой. Знаешь, не совсем мамой, не та, которая родила все равно. Конечно, знаешь, вот полная отдача себя мне, она, наверное, годам к пяти, к семи, неаверное, совершилась.

Татьяна: Да.

01:10:00

Ольга: Такое вот все равно было.

Татьяна: Об Сергее говорят, что он такой очень заботливый папа?

Ольга: Да. Ну, он такой, знаешь, он папа-праздник. Он ничего сказать им не может. Если надо что-то купить, нам надо в магазин - мы к папе привяжемся, понимаешь? Потому что мама пленных не берет. Мама телефон за 23 тысячи маловероятно купит, понимаешь? Поэтому… Ну, и у меня другой немножко… Я их воспитываю так, что нужно покупать только те вещи и в магазин ходить только за тем, что вам нужно. Потому что иначе это будет…

Татьяна: В общем, папа балует, да?

Ольга: Папа балует, да. Но папа, мне кажется, что еще в глубине души откупается, знаешь, таким образом. Потому что он их мало видит.

Татьяна: А как изменились отношения ваши с Сергеем после появления детей? Сергей у вас был с самого начала, а потом… Ну, ты немножко рассказывала вот.

Ольга: Нет, Дашку мы ждали, Дашку - он был счастлив. Дашку я тяжело очень вынашивала. Очень тяжело ее родила, потому что ей не хватало… Это у меня были первые осложнения, кесарево. Никто, честно говоря, уже особо никто и не верил, что я ее доношу. Мы ее донашивали хотя бы до двух килограммов, чтобы прокесарить ее, чтобы она хотя бы могла выжить. Она оказалась уже не два, а три с каким-то там хороши хвостом. Но тяжело она, я ее очень тяжело вынашивала. После этого нам говорят, что вам нельзя иметь детей, то есть матка не выдержит, оно совершенно никакая у вас. Правда, я все время мучаюсь. Ну, и то же самое с Варей. Он детей ждал. Он вообще, когда мы брали Полину, он мне вообще говорит: «Я вообще мечтал всегда о большой семье». Проекция. Поэтому, конечно, нет… Дети - это как-то вот… Это на первом месте и у него, и у меня. У него это немножко по-другому, он о них заботится не так, как я. Но он тоже, конечно, все-равно, это его тоже… Это тоже его смысл жизни.

Татьяна: А если бы здесь сейчас сидел Сергей, он бы что рассказал? Как его жизнь поменялась с появлением детей?

Ольга: Я думаю, что для него это тоже самое главное, потому что, насколько я понимаю, что у него развод с первой женой был как раз из-за этого - из-за того, что у них не было детей. Она не хотела детей по какой-то причине. У него тоже такой же как бы взгляд, что дети - это вообще ничему не помеха. Что собрались куда-то ехать… У нас даже, знаешь… Как тебе сказать? У нас внутри семьи правило, что мы никогда не ездим никуда отдельно. Ездим все вместе. Нам говорят: «Мы детей оставляем дома и поехали отдыхать». Мы себе не можем представить, что мы уехали отдыхать, а дети остались с бабушкой и с дедушкой. То есть, нам хорошо, когда мы все вместе. Супружеская дистанция Понятно, что могут быть какие-то причины, по которым там, допустим, кто-то остался дома, но это не то, что мы захотели их оставить, потому что мы захотели побыть без них. Понимаешь? То есть, для нас вот вообще зона комфорта - это когда все вместе, когда все дома. Даже если каждый сам чем-то занят своим, то все равно это ощущение того, что вся куча, этот весь муравейник тут кипишится. Понимаешь?

Татьяна: Как вообще возникла эта идея взять приемного ребенка?

Ольга: Она возникла у всех у нас как-то одновременно. Мы ходили, случайно мы ходили в наш детский дом, в наш приют. Там работала моя знакомая, и она меня встретила и говорит: «Ты знаешь…». Я говорю: «А ты где сейчас?». Она говорит: «Я в приюте». Я говорю: «Как ты там? Что там у тебя?». Она говорит: «Детей мало. У нас такая нищета, нам даже нечего есть и не на чем есть». У детей умерла мама. Я говорю: «Слушай, у нас стоит квартира. Полно всякого добра». Я говорю: «Это никому не нужно. Давай мы вам принесем тарелки, ложки, вилки, там все дела». Она говорит: «Давайте, несите, потому что у нас тарелок даже не хватает». Надо понимать, что это 2000-е года. Мягко говоря, вообще как-то очень все было скромно. Везде все эти госучреждения, никто там, никаких спонсоров, ничего не было. И мы отвезли туда вещи, игрушки мы собрали. Надо сказать, что я, в принципе, детей всегда учила делиться. Я не знаю, зачем. Я всегда говорила, что «знаете, если ты не играешь в игрушку, зачем она тебе нужна, собственно говоря. Если она в хорошем состоянии… Это не значит там, что «Вот тебе, Боже, что нам негоже», да? Нет. Ну, допустим, Машка там говорила: «Ой, я в «Беби Бона» больше не играю. Давай отдадим Беби Бона».

01:15:03

То есть, вот как-то вещизма у детей нет. Я этого всего вещизма боялась, чтобы вот это вот собирали, мне нужна такая шмотка. Как-то это все… В общем, мы дружили с этим приютом. Периодически мы туда что-то привозили. Там какие-то мастер-классы туда приезжали, там наши приятели устраивали с какими-то росписями там. В общем, они нас пригласили один раз на Новый год. Мы пришли на Новый год, и там был зайчик такой маленький, трех лет мальчишка. Мы пришли домой, дети говорят: «Давайте заберем зайчика».

Татьяна: А у тебя тогда такой мысли не возникло, да? Эту идею подали дети? Или она просто была общей?

Ольга: Она, может быть, там как-то возникала, но она в какой-то оформленности у меня не была такой, что вот я прям сейчас готова взять. Сергей говорит: «Может, и правда взять нам ребенка из детского дома». Конечно, все стали вокруг орать «Вы что дураки?». Ну, а потом, знаешь, когда видимо это повисло в информационном поле, мы пошли, мы поехали на юг, там оказались, мы подружились там с ребятами. У них мама оказалась медсестра в детском доме, и вот она нам позвонила и сказала, что есть прекрасная девочка трех лет, как мы себе мечтали - трехлетняя девочка. Пока мы собирали документы, девочку удочерили. Ну, забрали. Я не знаю, что там с ней случилось. И нам досталась Варя. То есть, мы ее даже не выбирали. Мы пошли и первый ребенок, которого мы увидели в больнице, это была Варя. И она была такая страшная. Собственно говоря, я говорю: «Ну, тебе как?». Он мне говорит: «Наташ, надо ее брать». Я неврологию оценила сразу на минус 5, понимаешь? Я говорю: «Почему?». Он говорит: «Ты понимаешь, что такого страшного ребенка никто не возьмет». Такая была фраза. В общем, мы решили ее взять. Никому было непонятно. Все на нас там орали, верещали, говорили, что они, наверное, ее на органы берут. Там, конечно, 7200. В общем, органов, сама понимаешь, целых 7 килограммов. Это не мы, медперсонал прям так считал. Поэтому вот так мы взяли Варю. И как-то, знаешь, у нас в тот момент, когда документы собирали, Андрюша лежал в госпитале, я собирала документы за двоих. Ты не поверишь, мне все врачи за него подписывали. Бегунок этот, который нужен. Даже в психушке мне подписали без него. Я привезла его удостоверение. Я говорю, вы же понимаете, что раз удостоверение, то медкомиссия пройдена. Я весь его бегунок по здоровью… Единственное, что он только к педиатру сам пошел. Все. Я весь его подписала, вообще без него. Мне везде шли на встречу. Мы собрали документы буквально дней за 10. Все документы собрали и эту деточку забрали. У меня был шок. Я переклеила тут уже все, весь дом. Мы уже раззонировали, где будет жить она, и вдруг ее забирают. Она нам говорит в опеке: «Идите, сходите, посмотрите семимесячную девочку». Мы когда пришли, выяснилось, что ей уже не семь месяцев, в ей уже год и три, и она уже полгода одна в этой палате лежит. Полгода одна в палате! Представляешь, самый такой сенсорный возраст. И она, конечно, она страшна была, как вся моя жизнь. Я тебе вообще передать не могу. Прям реально страшный ребенок. Рахит. Она не ходит, не стоит толком. Но 7 килограмм, у нее просто сил на это нет, понимаешь? Грыжа в два пальца, белая линия живота. Просто она выпивает и сантиметров на пять вылезает вот эта вся еда. Понимаешь? Такая симметрия лица, здесь такой гипотонус, что не держится даже кефир во рту. Он выливается с одной стороны. То есть, ребенка надо положить, перевернуть, покормить ее кефиром, чтобы он не вылился с этой стороны, вот здесь подложить марлечку, приложить, щеку держать. В таком состоянии ребенка забрали. Просто ужас был. Просто ужас! Я тебе говорю, когда приехали наши друзья, Серега говорит: «Ребята, вы что думаете, что из этого что-то вырастет вообще?». Понимаешь?

Татьяна: А что тогда внушило вам какую-то там надежду, уверенность, что вы что-то сможете сделать, что что-то сможете исправить?

Ольга: Вот я что этого ребенка брала, что Полину брала с абсолютной уверенностью того, что это теперь мой ребенок. И для своего ребенка я сверну горы. И вот это вот, конечно, то, что Полину я отдала, понимаешь, я не то, чтобы ее предала, понимаешь, я даже не знаю, как это назвать. Я понимаю, что оставить ее никак нельзя была. Возврат

01:20:00

Я разрушила бы все, что есть. И ничего бы не построили не Полине бы, все бы разрушилось для Вали. Это все было понятно. Но если брать конкретно вот девочку Полину, понимаешь, то вот когда ты ее берешь, то внутри себя, если ты берешь ребенка и не думаешь, что это твой ребенок, то, наверное, у тебя ничего не получится. Это мне так кажется, я не знаю. А если ты берешь ребенка и говоришь: «Теперь ты мой, и я твоя мама, и будь спокойна. Я сейчас все сделаю так, что у нас все будет нормально, и это все поправимо, и есть мы будем нормально. В общем, мама знает, что надо делать», понимаешь, мне кажется, что это и ребенку передается. Понимаешь, когда он чувствует, что он в безопасности, вот тогда начинают выстраиваться какие-то отношения. А если этого нет, то мне кажется, вот там проблемы живут.

Татьяна: А то, что вы… Все-таки после того, как у вас Валя появилась, вот эта идея взять Полину, она каким образом появилась?

Ольга: Ты не поверишь, это была самая необдуманная мысль, вообще самый необдуманный поступок в моей жизни. Меня оправдывает только то, что он был абсолютно искренним и бескорыстным. Понимаешь? Я пришла в опеку, принесла справку, и она мне говорит: «Слушай, девочку сдали». Она говорит: «Хорошая девочка. Она, - говорит, - в детдоме не была». Она Вале ровесница, помладше на год. Получается, Варьке 9, а Поле было 7. Даже у них такая разница. Но она такая покрепче, такая прям хорошая вся такая. Я говорю: «Нет, ты сума сошла». Я говорю: «Только вот у меня тут Сашка поступил, я устала, как собака. Ты что?». Она говорит: «Да ладно тебе. Ходили бы в одну школу, туда-сюда». Ну, и я ушла, пришла домой, Сергею рассказала. Я говорю: «Может, правда нам взять?». Он говорит: «Ну и ничего, в принципе. Ты смотри, тебе, конечно, решать, ты же с ними сидишь, не я. С другой стороны, правда, в одну школу вести, в один класс. Какая разница - одну или двоих?». И мы решили сходить ее посмотреть. Мы сходили, пришли - ребенок как ребенок. Хорошенькая, но немножко такая с гонором. Ну, три раза мы ее видели. Сначала мы договорились на то, что это будет гостевая форма, что мы ее будем брать на выходные или еще как-то, то есть немножко приблизимся друг другу. Ну, а потом мне Ольга звонит и говорит: «В гостевой форме не получается. Тебе ее надо завтра забрать домой».

Татьяна: Как можно было назвать то чувство, которое двигало тобой, Сергеем, когда вы ее брали? Что? Как это можно назвать?

Ольга: Понимаешь, сейчас я, наверное, это назову необдуманностью. На тот момент нам казалось, просто судили так…

Татьяна: Нет, это сейчас. Тогда.

Ольга: Ну, мы судили так, что, собственно говоря, семилетний ребенок, то есть ничего, кроме ужаса, в детском доме он не испытывает. мотивация В детдоме она не была. Чем больше она там находится, тем хуже для нее и, грубо говоря, для будущих родителей. Сложности какие-то могут быть, но можно пойти к психологу. На сегодняшний день у нас нормальное финансовое положение в семье. Мы вполне тянем этих двоих девчонок, абсолютно без каких-то… То есть это не то, что у нас появится еще один ребенок, и все, и это как-то нам прям ущемит. Мы материально могли помочь этому ребенку. Мы могли дать ему дом. Мотивация. У нас много места. Теперь, ты видишь, мы тут вдвоем с Варварой в этом доме. Собственно говоря, почему нет-то?

Татьяна: Тогда это желание спасти ребенка, помочь ребенку, сочувствие - что это?

Ольга: Не знаю. Больше, наверное, больше жалости какой-то. Желание… Знаешь, тут даже не то, что желание спасти, а здесь, знаешь, когда есть кого спасти и у тебя есть такая возможность. Наверное, так. Потому что, то есть, мотивация собственно говоря, пока мне Оля про нее не рассказала, я никого спасать не собиралась.

Татьяна: Сейчас, когда вы пережили такой опыт, допускаешь такую мысль, что, в принципе, у вас может появиться в семье еще приемный ребенок?

Ольга: Нет. Я буду бояться, что может повториться это все. Я больше не могу так рисковать психикой своих близких. возврат

Татьяна: Как изменились отношения ваши супружеские с Андреем после появления Вари? Как-то менялись они?

01:25:07

Ольга: Ты знаешь, мы, может быть, конечно, плохие муж и жена, но мы очень хорошие родители. И проект, знаешь, такой по детям у нас на пять с плюсом. Понимаешь, как-то… Мне вообще кажется, что в какой-то момент, как бы это не банально звучит, но, наверное, дети, действительно, остановили от развода. То есть то, что они его любили, я не могла так эгоистично себя повести, их лишить. Дети- стабилизаторы семьи Потому что понятно, что дети выбрали бы меня. Это нет никаких сомнений, и у него нет никаких сомнений. Когда мы с ним ругались, он: «Я никуда не пойду. Я не хочу остаться один». Я говорю: «А ты не останешься один. Ты что думаешь, я буду с багрышнем детей. Нифига, все будет по очереди. Три дня они у тебя, четыре дня у меня, на следующей неделе четыре дня у тебя, три дня у меня».

Татьяна: Напугала ты, Наташа.

Ольга: Нет, а я ему сказала: «Ты думаешь, я буду воспитывать троих детей, а ты будешь развлекаться на диване? Нет, мой дорогой, все будет теперь, все будет то же самое, но теперь это будет одинаково». Я говорю: «Я тоже должна буду строить свою личную жизнь. Как ты считаешь? Я тоже хочу иметь три дня, когда я могу пойти в театр». То есть, я как бы, знаешь, так нарисовала перспективу, от которой видимо он вообще не захотел никуда идти. Поэтому, в общем…

Татьяна: У Вали… Ну, она такая неконфликтная?

Ольга: Вообще неконфликтная.

Татьяна: А вообще, если возникают конфликты, то с кем чаще всего она конфликтует или кто с ней чаще всего конфликтует?

Ольга: С ней вообще невозможно поссориться. С ней очень надо постараться, чтобы поссориться.

Татьяна: Ну, эту историю ты рассказывала, что с Дашей они иногда что-то не делят.

Ольга: С Дашей - да, с Дашей они делят, но какие-то, помадку ты мне подари. Я думаю, что это какие-то не такие… Дашка тоже бывает с ней чуть… Мне странно, что она делит что-то, потому что она вроде бы взрослая, разумная барышня, но, видишь, бывает и такое, оказывается.

Татьяна: Ты немножко уже рассказывала. С какими трудностями приходилось сталкиваться вот в период адаптации и, получается, адаптация сколько лет?

Ольга: Ты знаешь, минимум год. Я думаю, что, может быть, этих месяцев, которые Полина с нами жила, может быть, их мало было. Если бы она больше прожила… Здесь, понимаешь, здесь меня пугало, конечно, ее психическое заболевание. Скажу честно, второе, что меня напугало, это то, что если что-то случится с этим ребенком, я потом не докажу, что, грубо говоря, девочка мастурбировала карандашами и это не сделал мой сын. Понимаешь? Это меня тоже напугало. Иногда она просто выключалась из социума, понимаешь, и в этот момент я понимала, что я просто сесть могу на ровном месте. Не на ровном месте, но я имею в виду то, что это я не могу так поступить со всеми. Понимаешь?

Татьяна: Получается, с Полиной в период, что самое трудное было, это страх, что страх заболевания?

Ольга: Здесь даже не страх заболевания, здесь реально страх за жизнь появился. Потому что, во-первых, она два раза пыталась удушить Валю. Сиблиноговая конкуренция Естественно, страх появился у Вали. Она не оставалась одна дома с ней ни в какую. Даже я не могла выйти в сарай покормить котов. Я это делала, когда они в школе. Когда вдруг я поняла, что я вообще не в состоянии контролировать этого ребенка, то есть, понимаешь, так много зон риска, где я не могу всегда быть рядом. Это, конечно… Вот это, наверное, было решающее, понимаешь? Потому что я понимала, что у меня две крутые лестницы в доме. Я не могу всегда стоять на лестнице. И детские находятся на втором этаже, и нет возможности, в принципе, делать их на первом. Ты сама понимаешь, лестница - это такая вещь, которая просто достаточно посидеть в кресле и подождать. Девочка была хорошо спланированная.

01:30:00

То есть, она четко понимала, что она делает. Она делала все достаточно холодно. То есть, она бросала этих котят на собаку, и Андрей говорит: «Что ты делаешь?». Она говорит: - «Я?». Он говорит: «Ты понимаешь, что он их разорвет?». Она говорит: «Да, я понимаю». Он говорит: « А зачем ты это делаешь?». Она: «Я хочу посмотреть». Понимаешь? То есть, вот я понимала, что она точно так же может посмотреть легко, как и Валя летит по лестнице. Понимаешь?

Татьяна: У Сергея тоже был этот страх?

Ольга: Да. Этот страх был у всей семьи. И если сначала, допустим, я даже не думала о том, что сына можно каким-то образом заподозрить в каких-то сексуальных домогательствах, потому что… Вообще, меня не покидает мысль, что у ребенка была сексуальная травма. Я думаю, что она была. Я не пойму, в какой момент она у нее возникла. Может, в тот момент, когда она была десять дней в приюте, эти десять дней. Дело в том, что за эти десять дней она умудрялась там перецеловаться со всеми мальчиками. То есть, она это делала по-взрослому. Может, кто-то из мальчиков ответил ей на это. Понимаешь? Там же не всегда воспитатели за ними смотрят. Может быть, на фоне этого у нее это все обострилось. Я сломала себе всю голову. Я даже сейчас себе просто не разрешаю об этом думать. Ты знаешь, это вообще реально страшно, когда такое впечатление, что она просто выключается из действительности. Понимаешь, она не то, что просто не слышит, она на тебя смотрит, она смотрит так, ты даже не поверишь, что бежит даже холодок вдоль позвоночника. Я даже не знаю, это вообще можно как-то было… Психиатр сказал, что она не семейный ребенок. У нее не возникает привязанности и что есть дети, которых вообще не рекомендуют в семью. Я не понимаю, что значит несемейный и как ребенку в детском доме может быть лучше, чем в семье. Понимаешь?

Татьяна: Нет, это… Не знаю, мне кажется, это что-то неправильное. Понятно, что любому человеку нужна семья. Единственное, что если, действительно, нужно оценивать свои возможности.

Ольга: Я тебе скажу, что из моих, из личных наблюдений. Не то, что я себя чем-то оправдываю, ни в коем случае. Я тебе могу сказать, что самое комфортное ее обитание здесь, когда Варя уехала к Маше. У Варьки вся психосоматика сразу вылезла, она, естественно, заболела. Когда она уехала к Даше, она мне звонила и говорила: «Мамочка, мне здесь так у Даши хорошо. Я, наверное, здесь у Даши останусь». Ей там было спокойно, как было раньше. Здесь успокоилась Полина. Но она успокоилась, знаешь, в какой мере? Она оградилась от всех, и ей одной с собой очень хорошо. Я решила проверить, насколько я ей вообще, в принципе… Ну, понятно, что еще никакой привязанности ко мне не может возникнуть, естественно. Понимаешь? Ей вообще комфортно без всех. Андрей на работе, я в комнате. Я думаю, однажды я не работала и думаю: «Дай я посижу у себя в комнате. Интересно вообще, понадоблюсь я ей за день». При том, что можно, допустим, достать что-то съесть в холодильнике, то есть все это в доступности. Понятно, что я ее кормлю обедом. Я ей не нужна была.

Татьяна: То же самое ты рассказывала прям про Варю.

Ольга: Да. Ну, вот я тебе и говорю, то есть, ты понимаешь, вот этот первый год. Может быть, я его не дотянула, может быть, я его не досмотрела. Мне кажется, что если это… Может быть, мне приятно думать, что это как-то угрожало Варе, понимаешь? Я иногда сижу и думаю.

Татьяна: Нет, не то, что приятно. Если вы все чувствовали этот страх, эту угрозу, возможно, она и была.

Ольга: Ты понимаешь, Тань, во всей этой ситуации я думаю только об одном - о том, что мысли взять и отдать ни у кого не было. Понимаешь? Ребенка приняли все сразу, независимо от того, кто бы там чего там думал. Мои родители, что бы там не говорили, понятно - это все, оно развивалось независимо от того… Как тебе сказать? Этот ребенок… Ну, не было, не рассматривалось, понимаешь, вот как-то…

01:35:06

Мы ее взяли так же, как Валю, понимаешь? То есть не рассматривался никакой такой вот…

Татьяна: Взяли, как своего.

Ольга: Да, взяли, как своего. Думать о том, что я его… Это я сейчас еще как-то об этом легко говорю. Тогда я вслух даже произнести не могла. Как я могу отдать ребенка? Она что котенок?

Татьяна: Ну, вы даже котят не отдаете.

Ольга: Да. Понимаешь? Я говорю, получается, что мы отнеслись к Полине хуже, чем к собакам, которых нам подкидывают. Понимаешь?

Татьяна: Так это чувство вины так и осталось?

Ольга: Да. Я думаю, что я с ним и умру. Я не думаю, что она ко мне привыкла до такого… Она сказала психиатру, что она на Веру была зла, потому что Веру она любила, она с Верой прожила с двух лет до семи, четыре года. Меня она, конечно, полюбить, наверное, не успела. Может быть, и нет. Как тебе сказать… Мне… Может быть, это странно звучит, но для меня все дети одинаковые. Ты не поверишь, когда я ними работаю, мне кажется, может быть, у меня получается работать с тяжелыми детьми, потому что я их воспринимаю близко. Я их пускаю к себе близко очень, понимаешь, к себе рядом. И мне важно, чтобы ребенок мне доверял. Тогда получается. Сидят родители, говорят: «У меня дома это не делают. Как ты это делаешь?». Это получается только тогда, когда ты можешь открыть и пустить его к себе. Если по-другому, то ничего не получится. Я ее пустила, мне кажется, она это почувствовала. Потому что из всей семьи она доверяла только мне. Понимаешь? Она же мне все свои тайны рассказала. Она же рассказала, что она про Веру наврала, что Вера - это лесбиянка. Она мне рассказала, что действительно она щенка этого удушила. Она не знает, зачем, но зачем-то она его удушила. Понимаешь? То есть, она мне все это рассказала. И по мере того, как она меня посвящала в свои тайны, в карандашики вот все эти, все эти сексуальные какие-то вещи для нее такие какие-то, понимаешь, у меня волосы шевелились на голове травма сексуального насилия ребенка Я бояться начала этого ребенка, понимаешь? Я начала бояться того, что в какой-то момент может что-то пойти не так, и вот эта машина государственная, она меня сметет, понимаешь, на ровном месте, и мы все останемся виноватыми. Ну, даже я не беру, допустим, это один, так сказать, аспект. Второй аспект - это Валя, естественно. Понимаешь? И третий аспект - это совершенное, вот полное отсутствие контроля какого-то над этим ребенком. То есть, она захотела - она ушла со школы. Понимаешь? А завтра она еще чего-то захочет. Я понимаю, что и с этим можно работать, и нужно работать. А когда поперло это совсем вот все, вот эти нарушения совсем уже какие-то, как тебе сказать… Понятно, что поведение, что вот это вот, не слушаясь… То есть, нужно было сделать уроки. Я говорю: «Варя, нужно идти делать уроки». Полина говорила: «А я?». Я говорила: «Если хочешь, можешь идти с нами». Если я говорила: «Полина идет делать уроки», Полина не шла делать уроки. Можно быть уверенным, что в этот день уроки она не сделает. Понятно? То есть вот так.

Татьяна: Ну, это такое протестное поведение.

Ольга: Да, да, да. Вот.

Татьяна: А у Вали какие были проблемы со здоровьем, когда вы ее брали?

Ольга: Давайте лучше скажем, каких у нее не было проблем. Что там было у нее? Ну, ЗПР у нее было, задержка речевого у нее была, ПЭП у нее был, грыжа.

Татьяна: ПЭП - это что?

Ольга: ПЭП - это вот эта перинатальная энцефалопатия. Кислородное голодание, по контакту она была со всеми инфекциями. Что там еще? Рахит у нее, гипотрофия второй степени, малый вес - 7200. Не ходила она, не спала, он все время орала.

01:40:00

Что еще там? Целый набор, короче. Там неврологии целый букет, физическое недоразвитие - целый букет, порок сердца.

Татьяна: Как вы со всем с этим справлялись?

Ольга: Прям так и справлялись. Начали с физического состояния. Естественно, надо физическое поправить, да? Мы же ее в мае забрали.

Татьяна: Кто-то помогал, вообще вот какие-то учреждения в реабилитации?

Ольга: Нет.

Татьяна: Все за свой счет, да?

Ольга: Да, за свой счет. Единственное, когда пять дней она у меня отказывалась от еды, мы легли с ней в Филатовскую больницу (опять же, по знакомству). Туда мы бесплатно легли. Там нас обследовали, искрутили, извертели, вот это отсутствие аппетита, и выявили, что это все-таки нервная анорексия такая, не физическая. Нет у нее ничего такого. Ну, нашли, конечно, кучу сопутствующих каких-то: (неразборчиво, 01:41:03) желудочного пузыря, у нее там какое-то редкое явление. И все. Дальше мы работали над физикой. Мы делали массажи, мы плавали, мы гуляли много, мы все время спали на свежем воздухе, мы ходили, она у нас все время ползала. То есть мы всю эту… Хорошо, что были дети, дети еще того возраста, когда им интересно с ней возиться. Дети были настолько с ней, все время играли. То есть, она перекидывалась как игрушка. Меня же она не любила, и она все время находилась с ними. Понимаешь? То есть, Сашка мог ее забрать к себе на третий, они там ползали, он делает уроки. Я говорю: «Она тебе мешает?». Он: «Нет, она мне не мешает». Он мог, например, лечь с задачником или с историей, она рядом на одеяле со своими этими… Мне кажется, что вот это еще сыграло большую роль, что она… Она регресснула сначала назад. Она села и не захотела даже вставать и ползать. Она регресснула до сидеть. Месяц она сидела. Потом она начала ползать. Поскольку у меня тогда уже какие-то знания про нейропсихологию были, мы с ней стали усиленно ползать, а потом все по онтогенезу. На этом, собственно… Плюс медикаменты, плюс море. Мы ездили на море к знакомым, там ходили на все массажи, на все какие-то. На физио мы туда ходили, к остеопату ходили, поправляли эту грыжу. Нам там делали какие-то на манипуляции. В общем, вот так.

Татьяна: Валя знает, что она приемная?

Ольга: Да.

Татьяна: Когда вы об этом ей сказали?

Ольга: Ты знаешь, я ей потихонечку об этом как-то эту информацию вкладывала в голову какими-то гомеопатическими дозами. Так что мы пришли к тому, что нет никакой… Короче говоря, концепция такова: у всех детей должны быть родители. Не все родители могут оставаться со своими детьми. Некоторые, в общем, мамы не могут по каким-то причинам. Тогда они отдают своих детей тем мамам, которым очень нужно. Не надо объяснять, зачем. Вообще очень часто не надо объяснять, зачем. Просто есть как факт, и все. Им очень нужно. Она: «Я что тебе очень нужна была?». Я говорю: «Еще как!».

Татьяна: Это с какого возраста так, постепенная информация?

Ольга: Ты знаешь, с какого-то… Наверное, как только вот какое-то появилось… То есть мы всегда обсуждали. У нас же были бездомные животные, мы забирали, мы всегда говорили, что надо забрать: «Видишь, у него мамы нет, папы нет». Мы говорили: «Он может жить у нас. У нас большой дом, мы должны здесь жить все вместе». Да, и в общем, как-то, вот ты знаешь, когда это все с животными, когда это все вместе и потом, конечно, когда Полина появилась. То есть, это уже окончательные какие-то действительно приняло формы человеческие. Она говорит: «Почему мы забираем Полину?». Я говорю: «Да, нам надо забрать, она не должна жить в детском доме». Она ей отдала все свои какие-то игрушки, то есть ей не жалко ничего. Потом, когда она как-то: «Ты Валечку свою любишь больше». Я говорю: «Поль, а Валечка ровно столько же моя, как и ты». - «Так, а что Валя приемная?». Я говорю: «Да». И ты понимаешь, и здесь вот она уже ничего не могла мне сказать. Понимаешь? То есть, для нее это был шок, что Варя приемная такая же, как и она, потому что ей казалось, что она как-то отличается от всех в этой семье. Ты знаешь, как-то вот… Я не знаю, Тань. Ты понимаешь, мне до сих пор не верится, что у нее психическое заболевание.

Татьяна: Давай мы сейчас закончим вот этот блок.

И потом я выключу диктофон.

01:45:01

Татьяна: Да, наверное, лучше так. Вы не знаете, кто родители Вали?

Ольга: Папу не знаю, маму знаю. Не лично знаю, город же маленький. Поэтому как бы о ней не знаю.

Татьяна: А если Валя захочет поддерживать?

Ольга: Она умерла.

Татьяна: Она умерла?

Ольга: Да. Ну, образ жизни не способствовал ее продлению, поэтому…

Татьяна: А Валя знает о том, что?

Ольга: Да, знает. Случайно. Я не хотела ей, в принципе, этого говорить, но получилось так, что она узнала. Она не поняла, конечно, ничего, потому что у нее все равно какая-то такая, есть какие-то сложности с восприятием, пословицы она не очень понимает. То есть переносы значений, так же как переносы чувств. Да, она знает, что у нее какая-то другая мама, но та мама ей не нужна. Она знает, что у нее нет мамы.

Татьяна: Сейчас такие вопросы про супружеские отношения. Если представить ваши отношения с Сергеем, то какой образ у тебя возникает, какая-то метафора, на что похожи эти взаимоотношения?

Ольга: На шар.

Татьяна: Шар.

Ольга: Шар с внутри. Понимаешь?

Татьяна: Не понимаю.

Ольга: То есть это какое-то закрытое такое.

Татьяна: И вы там внутри этого шара?

Ольга: Да, мы внутри шара.

Татьяна: Что вы там делаете в шаре? Как вам там?

Ольга: Нам там в шаре нормально. Просто из шара уже никто никуда не хочет. Наверное, так. Не знаю… Наверное, так. Границы семьи

Татьяна: Никто не хочет, никто…?

Ольга: Никто - это я, наверное. Я же за себя говорю.

Татьяна: Как часто вы с Сергеем ссоритесь, расходитесь во мнениях?

Ольга: Знаешь, нечасто, особенно в последнее время.

Татьяна: Если вы ссоритесь, то по поводу чего вы ссоритесь?

Ольга: Знаешь, одна проблема нашей семьи -- это алкоголь. Обычно из-за этого и ссоримся. Так все остальное вполне решаемо. конфликты дисфункция. Ну, точнее, (неразборчиво, 01:47:35) второе неправильно. Нет, ему все равно. Он, собственно, вот этим ничем не занимается, понимаешь, поэтому ему все равно, с какой стороны там будет. Мне тоже все равно. Он насажал здесь три сосны на двух метрах квадратных. Хочет - пускай сажает. Нравятся ему три сосны - ну, пусть растут эти три сосны. Понимаешь? Что с ним спорить, что они не могут там вырасти? Ну, он поймет это через десять лет, когда они подрастут.

Татьяна: А как конфликты обычно начинаются, как заканчиваются?

Ольга: Начинаются обычно, когда он пьяный. Понимаешь?

Татьяна: Кто тогда начинает этот конфликт?

Ольга: По-разному. Потому что он бывает пьяный очень агрессивный.

Татьяна: И что он тогда делает?

Ольга: Ну, он вспоминает, что я мать, что я должна быстренько иди укладывать детей спать. Особенно, если я в этот момент чем-то занята своим. То есть, я вообще своим ничем не могу заниматься. У меня нет ни родственников, ничего у меня нет, и я должна заниматься только вот какими-то своими, в его видимо понимании, обязанностями. Я справедливо отправляю его в нужном направлении. конфликты дистанция Ну, и все, и собственно говоря…

Татьяна: А кто первый мирится? Можно как-то назвать это примирение или это просто?

Ольга: Нет. Я не мирюсь никогда в силу того, что он за всю свою жизнь ни разу не попросил у меня прощение. Я не считаю возможным вообще мириться как-то. дистанция Обычно как-то это все нивелируется в какой-то такой… Ну, я, опять же, тебе напомню, что он не чувствует неких границ. Понимаешь? То есть если, например, какое-то сближение происходит, я быстренько этот заборчик снова поднимаю, и он снова за заборчиком. Собственно, и я за заборчиком в своей безопасности. Потому что нервничать по этому поводу я уже больше не могу. Дистанция. Поэтому Валя спит со мной. Нам так удобней, на одной кровати… и теплей

Татьяна: А заборчик там, внутри шарика?

Ольга: Да. Да, внутри шарика. Мне, почему-то кажется, что…

Татьяна: И как будто вы из шарика вырваться не можете, но там строите заборчики, да?

Ольга: Да. Я строю заборчики. Мне кажется, он, может быть, и не рад этим заборчикам, инициатор сближения

Татьяна: А кто чаще вообще ссоры начинает?

Ольга: По-разному. Наверное, я.

Татьяна: А долго ли ты переживаешь после того, как поссорились, как последствия конфликта?

Ольга: Ты знаешь, сейчас уже не долго. Сейчас уже не долго.

01:50:00

Я сейчас даже вообще стараюсь на это не обращать внимание, стараюсь вообще не конфликтовать, потому что мне жалко свою нервную систему. Я понимаю, что я еще своим детям нужна. А ссориться каждый раз из-за бутылки пива - да ну, уже это надоело. А так, бывает, конфликты конечно, да, что, естественно, как любой психически здоровый человек, понимаешь, мне кажется, что я могла бы жить более интересной жизнью с каким-то более благодарным партнером. Но по какой-то причине же я его выбрала, понимаешь, и раз я его не бросаю - значит, он мне зачем-то нужен. слияние Поэтому видимо в этом какая-то выгода для меня тоже есть. Ну, наверное, так.

Татьяна: Ты уже немножко говорила. Как часто вы проводите время с Андреем без детей?

Ольга: Да мы его вообще не проводим без детей. Очень редкий случай. Дистанция. Но это так вот, если уж прям все куда-то уедут.

Татьяна: О чем вы чаще всего разговариваете с Андреем?

Ольга: В принципе, обо всем. Ну, про мою работу ему слушать, ясен пень, неинтересно. Что-то так, обо всем, наверное.

Татьяна: Что-то личное обсуждаете?

Ольга: Нет.

Татьяна: Нет?

Ольга: Ты знаешь,, как это ни странно, обсуждаются, естественно, там какие-то детские проблемы: школа, там я не знаю, училище, еще что-то, но больше материальное обсуждается, какие-то планы строятся. Дети- стабилизаторы семьи Может быть, еще такие, знаешь…

Татьяна: Это тоже как-то все равно связано с детьми, да?

Ольга: Ну, не обязательно, но что-то там здесь… Понятно, что… Он: «Давай сделаем уже комнату наверху. Там Сашке одной комнаты мало, пусть будет две комнаты. Может быть, он женится там». Я говорю: «Конечно! Женится и сюда мне жену свою приведет. Наверное, он будет уже жить один». Он говорит: «Ну и что, пускай та комната будет». Понимаешь, так вот.

Татьяна: Ну, какие-то бытовые, да, проблемы?

Ольга: Да-да, знаешь, такое, в общем. Бытового, сама понимаешь, 10 соток, и тут не перелопатить.

Татьяна: А есть проблемы, о которых вы вообще предпочитаете не затрагивать?

Ольга: Не говорить, да?

Татьяна: Не говорить.

Ольга: Да, есть.

Татьяна: Что это? Ну, если это можно сказать.

Ольга: Во-первых, это секс. Теперь это еще Полина. Дистанция Мы это тоже не обсуждаем. И для него, и для меня это проблема. Это переживание, конечно.

Татьяна: А что будет, если кто-то заговорит об этом?

Ольга: Я, может быть, и могу об этом заговорить, а он не может. Мне кажется, ему кажется, что он будет от этого слабый, если он это обсудит. Он, мне кажется, себя сильным считает не в тех вопросах, в каких… Ну, у него какое-то ошибочное представление, понимаешь? Может быть, это мое ошибочное представление.

Татьяна: А как часто чувствуешь себя так, как будто тебе хочется избежать разговора с ним о своих чувствах, мыслях?

Ольга: Даже не чувствую. Если я чувствую, что я хочу избежать, я просто избегаю, разворачиваюсь и ухожу к себе в комнату. Я тебе напоминаю, что мы в разных комнатах живем. Я просто ухожу к себе, и все, или вот в домик к себе. Тут можно создать имитацию бурной деятельности. дистанция

Татьяна: А как часто хочется побыть наедине, без Сергея?

Ольга: Нет, у меня такого нет, чтобы вот он меня раздражал. Нет, я очень рада, когда он там приходит с работы. У меня нет такого, чтобы, знаешь, он сидел, работал бы еще в ночную выходил бы. Нет, такого нет. Совсем одна - тоже, наверное, мне некомфортно. Я привыкла, что кто-то все время за меня цепляется. слияние

Татьяна: Как часто вы предпочитаете подальше друг от друга находиться, на каком-то расстоянии?

Ольга: Нет. Ну, он когда устает, приходит, сначала у себя в комнате сидит, а потом уже может выходить. У него бывает такое… У него работа напряженная. Понимаешь? Это, наверное, вполне естественно, когда ты приходишь и тебя все бесят. Но если раньше, например, он на меня срывался, и сейчас, наверное, может, но сейчас, конечно, уже нет. Как-то знаешь, он уже научился как-то это немножко этот гнев контролировать.

Татьяна: Можно ли сказать, что в ваших отношениях такая существует эмоциональная дистанция?

Ольга: Да. Можно, конечно. Дистанция

Татьяна: А бывает такое, что дистанция как-то… В каких случаях она становится больше, в каких случаях она становится меньше?

Ольга: Ты знаешь, я пыталась это проанализировать - у меня не получается. Я не знаю, в каких случаях он больше, в каких она меньше.

Татьяна: Что вас объединяет, что вас разъединяет?

01:55:00

Ольга: Не знаю, мне кажется, это больше от какого-то его настроения зависит, а не от моего. Хотя вроде бы заборчики я строю, но зависит больше от его какого-то настроя.

Татьяна: То есть, заборчик становится ниже или выше в зависимости от того, как…?

Ольга: Как он себя ведет, да.

Татьяна: Если говорить об этой дистанции, как давно появилась она?

Ольга: Давно появилась.

Татьяна: Было по-другому?

Ольга: Ну, было вообще все хорошо. Ты понимаешь, что вот эта вот измена, она, на самом деле… Меня убил даже не сам факт измены, а то, что он позволил мне узнать об этом. Так противно узнать об этом, понимаешь? Эмоциональный разрыв Просто тупо догадаться. Я не знаю, может, то, что я очень умная. Понимаешь? Просто настолько все это сошлось, как один пазл, и мне от этого так мерзко стало. Понимаешь? И, собственно говоря, на тот момент, давайте прямо скажем, я не была такая страшная, как сейчас. Я была все-таки 46-го размера, а не 50-го. Понимаешь? За мной вообще ухаживали куча каких-то других мужчин. Собственно говоря, почему я должна была это терпеть на тот момент, я не очень поняла. Больше того, мы еще были приглашены к ней на свадьбу, потому что из всех этих троих идиотов она выбрала, который побогаче. Понимаешь? А когда я ему все это вывалила и сказала: «И в заключение, - я говорю, - милый, чтобы ударить тебя по голенищу, она написала статью в газете, а ты мне эту статью принес». - «Это не она написала». Я говорю: «Да, конечно, не она. Лев Маргаритыч. Но она же начальник отдела». Но он был влюблен, понимаешь? Часть какую-то он мне выдавал, потому что видимо она не держалось у него. Близких у него нет никого. С кем-то же хотелось поделиться, понимаешь? А поскольку я умею слушать и думать, то, в общем, ему это сыграло в плохую, в общем. Когда мы пришли на свадьбу. Еще до свадьбы как-то я там, у меня еще как-то не это… Но когда я пришла на свадьбу и я ее увидела - все. Понимаешь, я никогда так себя не вела, как я вела себя на той свадьбе. Я сказала: «Ты зачем меня сюда привел?». Я говорю: «от эту бл*дь, на которой некуда поставить клеймо, ты называл Анечкой, которой нужно помочь?». А там просто ставить не на что. Она увела мужика у девчонки, которая только что родила двойню.