Российская Православная Церковь в Енисейской губернии в 1917-1920 годах

В первые же месяцы после Октября был принят целый ряд декретов и постановлений, лишавших церковь собственной экономической базы и господствующего статуса.11 (24) декабря 1917 г. появляется декрет о передаче всех церковных школ в Комиссариат просвещения[18], т.е. лишение Церкви всех семинарий, училищ, академий и всего связанного с ними имущества. 18 (31) декабря аннулируется в глазах государства действенность церковного брака и вводится гражданский.

Тревожная атмосфера вокруг готовящегося декрета об отделении Церкви от государства нагнетается лекциями, которые в январе 1918 года читал И.А.Шпицберг, привлекавшийся обер-прокурором В.Н.Львовым для работы в синодальной комиссии по пересмотру законов о разводе. В своих выступлениях Шпицберг утверждал, что причащение будет запрещено как «колдовской акт», священные сосуды изъяты из храмов, а все духовенство объявлено контрреволюционным: «Попы - это вши на народном теле, это пособники мародеров и помещиков». Самым ударным местом в речах лектора был подстрекательский намек: « Патриарх еще жив»[55].

10 января митрополит Петроградский священномученик Вениамин, обеспокоенный развитием событий и волнением своей паствы, обратился с письмом в Совнарком: «Я... уверен, что всякая власть в России печется только о благе русского народа и не желает ничего делать такого, что бы вело к горю и бедам громадную часть его. Считаю своим нравственным долгом сказать людям, стоящим в настоящее время у власти, предупредить их, чтобы они не приводили в исполнение предполагаемого проекта об отобрании церковного достояния»[56].

Патриарх Тихон в первом обращении к всероссийской пастве характеризовал переживаемую страной эпоху как «годину гнева Божия»: «В дни многоскорбныя и многотрудныя вступили мы на древлее место Патриаршее. Испытания изнурительной войны и гибельная смута терзают Родину нашу, скорби и от нашествия иноплеменных, и междоусобные брани. Но всего губительнее снедающая сердца смута духовная. Затмились в совести народной христианские начала строительства государственного и общественного; ослабла и сама вера, неистовствует безбожный дух мира сего»[11].

Еще более резок обличительный тон послания Патриарха от 19 января (1 февраля) 1918 года: «Тяжкое время переживает наша святая Православная Церковь Христова в Русской земле: гонения воздвигли на истину Христову явные и тайные враги сей истины.. Святые храмы подвергаются или разрушению... или ограблению и кощунственному оскорблению..., чтимые верующим народом обители святые захватываются безбожными властелинами тьмы века сего... Зовем всех вас, верующих и верных чад Церкви: станьте на защиту оскорбляемой и угнетаемой ныне святой матери нашей... противостаньте им силою вашей, вашего властного всенародного вопля... А если нужно будет и пострадать за дело Христово, зовем вас, возлюбленные чада Церкви, зовем вас на эти страдания вместе с собою»[2].

Несмотря на резкие выражения, к которым прибегал Патриарх, в послании нет суждений политического характера, нет оценок нового государственного строя с точки зрения его политической целесообразности; в нем выражены лишь озабоченность положением Церкви и осуждение кровавых беспорядков. Патриарх предает анафеме не советский строй, как поняли этот документ многие современники, а также церковные и нецерковные историки, а участников расправ над невинными людьми, никак не определяя при этом их политическую принадлежность. «Опомнитесь, безумцы, прекратите ваши кровавые расправы. Ведь то, что творите вы, не только жестокое дело: это - поистине дело сатанинское, за которое подлежите вы огню геенскому в жизни будущей - загробной и страшному проклятию потомства в жизни настоящей - земной. Властию, данной нам от Бога, запрещаем вам приступать к тайнам Христовым, анафематствуем вас, если только вы носите еще имена христианские и хотя по рождению своему принадлежите к Церкви Православной[2]». Тем не менее, когда уже состоялся суд над Тихоном, он написал заявление СНК с просьбой выпустить его из под стражи, где он называет свои действия антисоветскими, а воззвания контрреволюционными, говорит о раскаянии и о лояльной настроенности к Советскому строю.

Издание этого воззвания было обусловлено ошибочным убеждением Патриарха, которое разделяла с ним тогда большая часть духовенства, о непрочности нового государственного строя, несбывшейся надеждой на его скорое падение.

В январе 1918 г. публикуются тезисы Декрета об отделении церкви от государства и школы от церкви, окончательная версия которого станет известна под названием Декрета 21 января (1918 г.). Проект Декрета, предложенный специальной комиссией, образованной по постановлению Совета Народных Комиссаров, был отредактирован В.И. Лениным, отдельные пункты его были сформулированы им самим. 21 января 1918 г. Декрет был обнародован в газете "Известия ВЦИК РСФСР" под названием: "Декрет о свободе совести, церковных и религиозных обществах"[56]. Декрет 21 января (2 февраля) лишал Церковь всего имущества, движимого и недвижимого, и права владеть им. При этом прекращались всякие государственные субсидии церковным и религиозным организациям. Отныне религиозные общества могли получить необходимые для совершения богослужения здания и "предметы" не иначе как на условиях "бесплатного пользования" и с разрешения местной или центральной властей. При этом, однако, полученное Церковью "в бесплатное пользование" имущество подлежало налогообложению. Во исполнение декрета у Церкви сразу же было отобрано шесть тысяч храмов и монастырей - как "особо ценные памятники"[40] истории или архитектуры, подлежащие переходу "под охрану государства". Были закрыты и все банковские счета религиозных ассоциаций[15].

Декретом от 21 января, кроме того, запрещалось "преподавание религиозных вероучений во всех государственных и общественных, а также частных учебных заведениях, где преподаются общеобразовательные предметы": "Граждане могут обучать и обучаться религии (только) частным образом"[33]. Понятие "граждане", естественно, было отнесено лишь ко взрослым людям. Все церковные и религиозные общества были подчинены общим положениям о частных обществах и союзах (но не общественных организациях) и лишены каких бы то ни было прав на "принудительные взыскания сборов и обложений", равно как на наложение мер принуждения или наказания в отношении своих членов. Поскольку отныне в качестве договаривающейся стороны при получении в пользование молитвенных домов рассматривались лишь группы мирян, духовенство, включая патриарха и епископов, юридически оказывалось не у дел; власть епископа над паствой теперь всецело определялась доброй волей верующих и мерой их готовности исполнять преподанные им наставления и указания, в силу чего указания эти приобретали некий просительный характер[50].

Тревога усиливалась еще и оттого, что революционный процесс сопровождался эксцессами, жертвами которых становились православные храмы, монастыри, духовные лица. В Петербурге закрываются дворцовые церкви и конфискуется синодальная типография.

Декрет «Об отделении Церкви от государства и школы от Церкви», опубликованный 23 января (5 февраля) 1918 года вышел тогда, когда напряженность в отношениях между Советским правительством и Православной иерархией достигли предельной остроты.

В Декрете последовательно проводится принцип секуляризации государства. Православная Церковь теряла свой прежний привилегированный статус. «В пределах республики, - говорилось в Декрете, - запрещается издавать какие-либо местные законы или постановления, которые бы стесняли или ограничивали свободу совести, или устанавливали какие бы то ни было преимущества или привилегии на основании вероисповедной принадлежности граждан. Каждый гражданин может исповедовать любую религию или не исповедовать никакой... Никто не может, ссылаясь на свои религиозные воззрения, уклоняться от исполнения своих гражданских обязанностей»[48]. В основном эти нормы соответствовали конституционным основам светских государств нового времени.

Принципиальная новизна заключалась, только, в последних параграфах Декрета: «Никакие церкви и религиозные общества не имеют права владеть собственностью. Прав юридического лица они не имеют. Все имущества существующих в России церквей и религиозных обществ объявляются народным достоянием. Здания и предметы, предназначенные специально для богослужебных целей, отдаются по особым постановлениям местной или центральной властью в бесплатное пользование соответственных религиозных обществ»[17].

Эти параграфы и вызвали обеспокоенность в церковных кругах. Возникли опасения, что осуществление Декрета сделает невозможной нормальную жизнь приходов, монастырей и духовных школ. По городам и селам России прокатилась волна крестных ходов, на которых возносились молитвы о спасении Церкви. Не везде крестные ходы проходили мирно. В Нижнем Новгороде, Харькове, Саратове, Владимире, Воронеже, Туле, Вятке крестные ходы, устроенные без разрешения местных властей, вызвали столкновения, приведшие к гибели людей[54].

В стране началась междоусобная борьба, которая осложнилась вмешательством иностранных государств; Антанта поддерживала белые армии, которые изъявляли готовность в случае свержения Советской власти продолжать вести войну против Германии и ее союзников. Некоторые из белых генералов в борьбе с Советской властью сделали ставку на немецкие оккупационные войска. Русскую землю разделили на севере и юге, западе и востоке линии фронтов. По всей стране вспыхивали восстания и мятежи, помимо основных противостоящих друг другу сил: Красной и Белой армий, возникли национальные сепаратистские движения, всюду во множестве появлялись анархические бандитские формирования; русские города и села по несколько раз переходили из одних рук в другие. Енисейская епархия находилась под властью Колчака.

Патриарх Тихон, верховный пастырь Русской Церкви, считаясь с этим обстоятельством, старался избегать всякой политической вовлеченности в происходящие события.

В огне гражданской войны погибали не только военные люди, но и мирные жители. Жертвами междоусобицы стали и многие священнослужители, часто подвергавшиеся репрессиям по обвинению в контрреволюционной агитации или в поддержке белого движения.

31 марта (13 апреля) Патриарх Тихон в храме Московской духовной семинарии молился об упокоении рабов Божиих, за веру и Церковь Православную убиенных. Он помянул имена митрополита Киевского Владимира, протоиереев Иоанна Кочурова, Петра Скипетрова, Иосифа Смирнова, Павла Дернова, игумена Гервасия, иеромонаха Герасима, священников Михаила Чафранова, Павла Кушникова, Петра Покрывало, диакона Иоанна Касторского[61] и других служителей церкви.

В 1918 - 1919 годах погибли архиепископ Пермский Андроник, Воронежский Тихон, Тобольский Ермоген, Черниговский Василий (Богоявленский), Астраханский Митрофан, Вяземский Макарий (Гиевушев), Енотаевский Леонтий (Вимпфен), Ревельский Платон (Кульбуш). Епископ Амвросий (Гудко) был убит в августе 1918 года по особому указанию Троцкого, нагрянувшего в Свияжск со своим штабом[45]. В канун своей кончины на собрании братства православных приходов епископ Амвросий говорил: «Мы должны радоваться, что Господь привел нас жить в такое время, когда можем за Него пострадать. Каждый из нас грешит всю жизнь, а краткие страдания и венец мученичества искупают грехи всякие»[45]. В эти годы погибли также настоятель Казанского собора протоиерей Философ Орнатский, знаменитый на всю Россию московский протоиерей Иоанн Восторгов, осужденный за «антисемитскую пропаганду», протоиерей Николай Конюхов и священник Петр Дьяков из Пермской епархии, иеромонах Нектарий из Воронежа.

Петроградский протоиерей Алексий Ставровский после убийства Председателя Петроградского ЧК Урицкого был арестован как один из заложников и вывезен в Кронштадт. Заложников выстроили на плацу и объявили: «Каждый десятый будет расстрелян в возмездие за Моисея Соломоновича Урицкого, а остальных отпустят». Рядом с протоиереем Алексием Ставровским стоял совсем молодой священник, на которого выпал жребий, и отец Алексий предложил ему: «Я уже стар, мне недолго осталось жить..., иди себе с Богом, а я стану на твое место»[67]. После расстрела тело мученика было брошено в воды Финского залива.

Многие священнослужители, монахи и монахини были зверски замучены бандитами: их распинали на Царских вратах, варили в котлах с кипящей смолой, скальпировали, душили епитрахилями, «причащали» расплавленным свинцом, топили в прорубях[67].

13 (26) октября 1918 года Патриарх Тихон обратился с посланием к Совету Народных Комиссаров, в котором он выразил свою скорбь о бедствиях, переживаемых русским народом от братоубийственной смуты, страданиях, выпавших на долю мучеников и исповедников. Послание заканчивается призывом: «Отпразднуйте годовщину своего пребывания у власти освобождением заключенных, прекращением кровопролития, насилия, разорения, стеснения веры; обратитесь не к разрушению, а к устроению порядка и законности, дайте народу желанный и заслуженный им отдых от междоусобной брани. А иначе взыщется от вас всякая кровь праведная, вами поливаемая»[67]. Предостережение Патриарха оказалось пророческим.

Гражданская война, разделившая страну на противостоящие друг другу лагеря, затрудняла связь между центром и периферией, территориями, находившимися в городах, занятыми белыми армиями. Епархии Сибири и Юга России переходят на самоуправление, организуя местные временные высшие церковные управления.

В ноябре 1918 года в Томске состоялось Сибирское церковное совещание. В нем участвовали 13 архиереев, возглавлявших епархии Поволжья, Урала, Сибири и Дальнего Востока, а также 26 членов Всероссийского Собора из духовенства и мирян, оказавшихся на территории, занятой колчаковскими войсками. Почетным председателем совещания был избран митрополит Казанский Иаков, а председателем - архиепископ Симбирский Вениамин (Муратовский). На совещании образовано было Высшее Временное Церковное Управление во главе с Омским архиепископом Сильвестром (Ольшанским). В Высшее Временное Церковное Управление вошли архиепископ Симбирский Вениамин (Муратовский), Уфимский Андрей (Ухтомский), священник Я.Галахов и Владимир Садовский, профессора П.Прокошев и А. Писарев. Совещание постановило, что после прекращения своей деятельности Высшее Временное Церковное Управление обязано во всем дать отчет Святейшему Патриарху[67].

После разгрома войск Колчака одни священнослужители эмигрировали, другие, и среди них архиепископ Симбирский Вениамин, епископы Уфимский Андрей, Златоустовский Николай и Тобольский Иринарх, остались на Родине.

Главнокомандующие белых армий в своих приказах провозглашали, что их войска сражаются за поруганную веру и оскорбление церковных святынь. Но вера христианская поругалась и белыми офицерами. Среди них были, конечно, благочестивые люди, но большинство было равнодушно к Церкви. По воспоминаниям современников, после одного из сражений летом 1920 года протоиерей Андроник Федоров отпевал убитых, тела которых лежали перед ним на голой земле. А в это время, заглушая панихиду, из вагона казачьего генерала Бабичева неслись пьяные голоса пьяных, ревущих похабные частушки[67].

В годы гражданской войны в среде духовенства произошло расслоение - появились модернистские группировки, призывавшие к революции в Церкви, к всестороннему обновлению.

Еще при Временном правительстве 7 марта 1917 года в Петербурге был образован «Всероссийский союз демократического православного духовенства и мирян», который возглавили священники А.П.Введенский, А.И.Боярский, И.Егоров. «Союз», пользовавшийся покровительством обер-прокурора Синода В.И.Львова, издавал на синодальные средства газету «Голос Христа» и журнал «Соборный разум»[67]. В своих публикациях обновленцы ополчались на традиционные формы обрядового благочестия, на канонический строй церковного управления. Главным очагом обновленческой пропаганды стала церковь святые Захария и Елизаветы, где настоятелем служил священник А.Введенский. Патриарх Алексий впоследствии назвал демагогические заявления обновленцев, объединившихся вокруг А.Введенского, «керенщиной в церковной ограде». Свои филиалы «Союз» открыл в Москве, Киеве, Одессе, Новгороде, Харькове и других городах[67].

Позиции «Союза» особенно укрепились после того, как редактором «Церковно-общественного вестника» стал профессор Петр. Духовной академии Б.В.Титлинов, превративший этот журнал в рупор модернистских идей. На Соборе 1917-18 годов Титлинов и его единомышленники выступили против восстановления Патриаршества. 1 января 1918 года в газете «Знамя Христа» священник А.Введенский писал, что после избрания Патриарха в Церкви можно оставаться лишь для того, чтобы уничтожить Патриаршество изнутри[11].

После прекращения деятельности «Союза демократического духовенства и мирян» в 1919 г. священник Иоанн Егоров создает в Петербурге новую модернистскую группировку под названием «Религия в сочетании с жизнью». В своей приходской церкви он затевает самочинные нововведения: выносит Святой Престол из алтаря на середину храма; принимается за исправление богослужебных последований, пытается перевести богослужение на современный русский язык, учит о рукоположении собственным вдохновением. Священник А. Боярский в Колпине под Петербургом организует еще одну обновленческую группировку «Друзей церковной реформации»[67].

Многие священники уходили к обновленцам и другим модернистским течениям, многие уходили в большевики и занимались политикой, некоторые страшились новой власти, так жестоко расправляющейся с неугодными, некоторые по убеждению и т.д. Таким образом, в этот период происходит самоочищение церковной иерархии от колеблющихся и сомневающихся. Остаются только истинно верующие и преданные церкви духовники. Так, в журнале «Революция и Церковь» напечатано было заявление бывшего диакона: «Я снимаю с себя дарованный Николаем Романовым сан диакона и желаю быть честным гражданином РСФСР. Церковные законы и молитвы составлены под диктовку царей и капитала. Долой милитаризм, царей, капитал и попов! Да здравствует диктатура пролетариата!»[52] Правда, надо отметить, что подобные декларации были явлением исключительно редким.

Серьезным потрясением церковной жизни явилось повсеместное вскрытие мощей святых угодников Божиих. 1 (14) февраля 1919 года Наркомат юстиции издал постановление об организованном вскрытии мощей. Вскрытие проводили специальные комиссии в присутствии священнослужителей, составлялись протоколы. Если в результате вскрытия обнаруживалось, что мощи сохранились не в целости, то это обстоятельство в целях атеистической пропаганды выдавалось за сознательный обман и подделку. И некоторые из православных людей, превратно представляющие церковное учение о святых мощах, верили этому.

4 (17) февраля Патриарх Тихон разослал епархиальных архиереям указ об устранении поводов к соблазну верующих: «Благочестивое усердие верующих, - говорилось в указе, - окружая их останки благоговейным усердием, соорудило и для таковых честных мощей (речь идет о мощах, сохранившихся лишь частично в нетленном виде.- В.Ц.) драгоценные раки и оправы, иногда по подобию человеческого тела, располагая в них, в подобающих облачениях, кости праведников и другие частицы святых их мощей... Считая необходимым по обстоятельствам времени устранить всякий повод к глумлению и соблазну (в том, что доселе не вызывало соблазна и было лишь благочестивым народным обычаем), поручено Вашему Высокопреосвященству... с архипастырской заботливостью и рассуждением устранить всякие поводы к соблазну в отношении святых мощей во всех случаях, когда и где это признано будет вами необходимым и возможным»[11].

Но исполнение этого указа для многих архиереев оказалось затруднительным и даже рискованным делом. Попытка освидетельствовать мощи перед их публичным вскрытием подчас служила основанием для судебного разбирательства.

1 ноября 1920 года в Новгороде перед ревтрибуналом предстал епископ Хутынский Алексий (Симанский) вместе с архимандритами Никодимом и Анастасием, игуменами Гавриилом и Митрофаном, протоиереем Стояновым, иеродиаконом Иоанникием. Подсудимые обвинялись в тайном освидетельствовании мощей, почивавших в Софийском соборе, перед их официальным вскрытием. Епископ Алексий виновным себя не признал, заявив: «Освидетельствование мощей считаю делом исключительно церковным и отчет в этом могу дать только своим собратьям-епископам»[52]. Трибунал приговорил его к 5 годам заключения, других обвиняемых - к 2 и 3 годам, но ввиду близкой победы в гражданской войне все осужденные были амнистированы.

В том же 1920 году Московский трибунал судил видных пастырей и церковно-общественных деятелей: игумена Иону (Сторожева), протоиерея Николая Цветкова, Председателя Совета объединенных приходов А.Д.Самарина, бывшего обер-прокурора Синода, членов совета: Рачинского, Н.Д.Кузнецова. Они обвинялись в распространении клеветнических слухов об оскорбительном для верующих поведении участников вскрытия мощей преподобного Саввы Сторожевского, в частности в том, что Н.Д.Кузнецов подал в Совнарком жалобу: «Грубость и издевательство членов комиссии по вскрытию мощей дошли до того, что один из членов комиссии несколько раз плюнул на череп Саввы, останки коего составляют святыню русского народа». А.Д.Самарин и Н.Д.Кузнецов были приговорены к расстрелу, но, как сказано в приговоре, «ввиду победоносного завершения борьбы с интервентами» суд «заменил смертную казнь заключением в концентрационный лагерь впредь до победы мирового пролетариата над мировым империализмом[56]». Другие обвиняемые получили разные сроки тюремного заключения.

В 1919 - 1920 годах вскрыты были мощи святого Митрофана Воронежского, преподобного Макария Калязинскою, преподобного Евфимия Суздальского, святителя Питирима Тамбовского, преподобного Нила Столобенского, святого Иоасафа Белгородского. Всего до осени 1920 года было учинено 63 публичных вскрытия.

Мощи преподобного Сергия Радонежского были вскрыты 11 апреля 1919 года. В канун вскрытия, совершенного в ночное время, перед воротами Лавры собралась толпа богомольцев, молебны преподобному пелись всю ночь. Наутро народ впустили в Лавру. Перед ракой с мощами святого сияло пламя свечей. В течение трех дней тысячи богомольцев подходили вереницей к раке и прикладывались к обнаженным мощам преподобного. 4 (17) декабря 1920 года состоялось вскрытие мощей преподобного Серафима Саровского[34]. До недавних пор мощи преподобного находились в безвестности, в 1991 году они были обретены.

На исходе гражданской войны в крайне затруднительном положении оказались священнослужители, находившиеся на территориях, занятых белыми армиями, и после поражения белых не сумевшие или не пожелавшие эмигрировать. Многие из них были осуждены за совершение молебных пений о победе белого оружия. В 1920 году в заключении скончался Омский архиепископ Сильвестр (Ольшанский), возглавлявший при Колчаке Сибирское временное высшее церковное управление[13].

Сознавая всю тяжесть ситуации, стремясь уберечь пастырей Русской Церкви от печальных последствий их вовлеченности в политическую борьбу, Святейший Патриарх еще в 1919 году, в день памяти преподобного Сергия Радонежского 25 сентября (8 октября) обратился к архипастырям Русской Православной Церкви с посланием, в котором призывал их отказаться от всяких политических выступлений: «Доныне... брань не прекращается, и кровь обильным потоком льется по всему обширному пространству Русской земли... Не минуют эти ужасы и нас, служителей Церкви Христовой, и много уже и архипастырей, и пастырей, и просто клириков сделались жертвами кровавой политической борьбы. И все это за весьма, быть может, немногими исключениями, только потому, что мы, служители и глашатаи Христовой Истины, подпали под подозрение у носителей современной власти в скрытой контрреволюции, направленной якобы к ниспровержению Советского строя. Но мы с решительностью заявляем, что такие подозрения несправедливы; установление той или иной формы правления не дело Церкви, а самого народа. Церковь не связывает себя ни с каким определенным образом правления, ибо таковое имеет лишь относительное историческое значение...»[11]. Таким образом, в этот период положение церкви было незавидным. Очень много действий правительств было направлено на раскол и ослабление церкви, как очень сильной глыбе, складывавшейся веками. Российская Православная Церковь вошла в XXвек сильнейшей и мощной организацией, поддерживаемой абсолютным большинством населения. Но она, соблюдая канонические правила невмешательства в политику, оказалась в невыгодном положении. Октябрьская революция означала для церкви начало гонений. Все декреты советской власти относительно Российской Православной Церкви были направлены на ее разорение, обнищание, ослабление, уменьшение числа верующих и т.д. Советская республика, с ее марксистскими материалистическими убеждениями изначально предусматривала, создание государства без церкви. Религия считалась предрассудками народа, с которыми нужно бороться в строительстве настоящего коммунистического государства. Атеизм - неформальная государственная идеология. Поэтому Декреты «О земле» 1917 года, «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» 1918 года, постановление «О вскрытии мощей во Всероссийском масштабе» 1920 года явились важнейшими ступенями для перехода общества и государства на новый уровень. Для Российской Православной Церкви же эти декреты означали постепенное затухание, ослабление и множество жертв. Закрытие государственных кредитов, закрытие церковно-приходских школ, конфискация имущества, разрушение и закрытие церквей -все это явилось результатом политической борьбы и гонений на церковь.

2. Русская Православная Церковь в Енисейской епархии в 1917-1920 году

2.1 Русская Православная Церковь Енисейской губернии и Февральская революция 1917 года

церковь епархия православие духовенство

К 1917 г. в Енисейской епархии функционировали 310 православных приходов, более пятисот храмов (включая, помимо приходских, домовые церкви, молитвенные дома и часовни), благотворительные, миссионерские учреждения, общества, братства, воскресные школы, церковные хозяйственные предприятия[24].Революции ХХ века коренным образом изменили религиозную жизнь епархии, нанесли сильный удар по православной церкви и ее конфессиональному единству. В послереволюционный период распад государственности привел к разрыву постоянной двусторонней связи центра с периферией, а проведение радикальных конфессиональных реформ нарушило порядок управления церковно-административными единицами и хозяйственно-церковную жизнь приходов. Храмы и имущество стали собственностью государства, церковные и причтовые капиталы и предприятия ликвидировались, земли национализировались. Экономическая и политическая разруха не позволяла прихожанам в полной мере участвовать в церковно-хозяйственной жизни епархии, политика Советской власти во многом усугубила и без того плачевное состояние православного духовенства и христианской религии в регионе.

Известие об отречении Николая II от престола и о свершившемся политическом перевороте в Енисейской губернии был принят без возражений, и даже с восторгом, так же как и во всей России. В Красноярске это сообщение появилось 3 марта[31]. Узнав об этом, Епископ Никон, взволнованный и обрадованный, сразу же отравил телеграммы Г.Е. Львову, А.И. Гучкову, М.В. Родзянко, где сообщил о своем отношении к свершившемуся государственному перевороту: «Христос Воскресе! Искренне рад перемене правительства…»[31]. В этот же день, 3 марта, было собрано совещание из государственных священнослужащих, корпораций духовно-учебных заведений и служащих епархиальных учреждений для обсуждения текущих событий и отношения к ним. Было решено отправить от имени собравшихся приветственную телеграмму главе нового правительства с поздравлениями[31].

5-го марта в воскресенье епископом была совершена литургия в Кафедральном соборе. 10-го марта, в день «Весны» - Всероссийский праздник Великой Русской Революции, Никон произнес речь, где восхвалял новое правительство и революцию: «Я за Российскую республику…»-говорил он, - «…В то время как русский народ проливал драгоценную кровь за Отчизну,-Ирод упивался вином, а Иродиада бесновалась с Распутиными, Протопоповыми…». Эта цитата наиболее полно раскрывает отношение енисейского духовенства к монархии и ее свержению. Кроме того, 12-го марта на собрании партии «Народной Свободы» епископ Никон высказал свои политические предпочтения, где ясно выразил симпатию Временному Правительству: «На знамени нашей партии я написал бы такие слова: 1) Полное доверие новому правительству, 2) Решительная победа над немцем, 3) Учредительное собрание, 4) Великая Российская Республика»[31].

Епископ Никон (Бессонов Николай Николаевич) 1913 по 1917 -- епископ Енисейский и Красноярский, не отличался праведным поведением и открыто участвовал в политической борьбе, ранее был участником IV Государственной думы. В 1917 году в Енисейской епархии съезд духовенства и мирян постановил удалить епископа Красноярского Никона из епархии «ввиду сохраняющихся тягостных взаимоотношений между епархией и епископом Никоном»[43].В июле 1917 он снял с себя епископский сан и монашество. На его место временно был поставлен епископ Барнаульский Гавриил. Затем 9 февраля 1918 года управляющим Енисейской епархией стал Назарий епископ Алатырский.

Радость по случаю свершившегося государственного переворота высказывали и многие священнослужители, например, Иоанн Парышев, опубликовавший свое сообщение в Енисейских епархиальных ведомостях 1918 года: «И мог ли кто безнаказанно учить о царской власти иначе в государстве абсолютно-монархическом? Между тем, многие из этих подневольных учителей народа искренно сознавали, что царская власть-зло. Эта власть «земного бога»-наказание за грехи. Забыть истинного Бога Царя Вселенной-вседержителя и вместо него выдумать иного бога-преступление против первой заповеди Закона Божия.

В заботах об устройстве общественной жизни постепенно выработалась власть царя, - отца народа, «Божия помазанника». А сколько горя пережито, целое море крови и слез пролито русским народом за время несчастного царствования Николая II Голштинского-Романова. Все бедствия и военные неудачи, которые в последнее время сыпались на Россию, принесло нам продажное и бездарное русское правительство во главе со своим слабовольным и недальновидным монархом. Наконец, вопли и стенания несчастных калек и сирот переполнили чашу долготерпения Божия, -старый крепостной строй рухнул»[31].

Священник Х. Соболев выразил свой восторг по поводу перемен в стране: «Свершилось! Старая власть пала. Старый режим, приведший в расстройство жизнь нашего Отечества во всех ее областях, низвергнута навсегда»[31]. Так же об отношении к царскому режиму и к Февральской революции енисейского духовенства сообщает высказывание священника Григория Крылова: «До настоящего времени у нас не было патриотизма и должной, сознательной любви к Отечеству. В этом, прежде всего, виновато прежнее правительство: оно не предпринимало умелых, разумных мер к устранению подобных народных бедствий. Общественные собрания прикрывались, правдивые речи народных депутатов обрывались на полуслове, печать каралась и принуждалась к молчанию. Между нашим сердцем и Родиной встала великая непроницаемая министерская стена…». «Народная волна с Божественною помощью размыла безответственную министерскую толпу и, наш обрадованный своей победой народ, свободною поступью вошел в заповедную землю. Только 1-го марта мы осязательно почувствовали, что Россия - наша собственность»[31]!

Енисейское духовенство позитивно встретило Февральскую революцию и смену политического режима. «Столь единодушной революции никто, кажется, не ожидал. Духовенство будет освобождено от неприятной обязанности молиться за «земных миродержцев». Государство же наше будет управляться народными избранниками во благо народа. И Николай II отрекся от престола «на благо народа». Сам признал, что не способен с пользою править государством, доведенным им же до хаотического состояния»[31].

Естественно, что в стране с абсолютной монархией было принято на богослужениях восхвалять династию Романовых. После свершившегося государственного переворота, Святейший Правительствующий Синод, внес определенные формальные поправки в процесс богослужений. Во все епархии (в том числе и в Енисейскую епархию) были отправлены указы с подробно расписанными изменениями. Теперь вместо поминовения царствовавшего дома, нужно было возносить моления «О Богохранимой Державе Российской и Благоверном Временном Правительстве ее… и т.д.[31,28]».

За известным посланием Священного Правительствующего Синода Российской Православной Церкви верным чадам отечества с восхвалением Временного Правительства[59], в Енисейской епархии последовало аналогичное послание клиру и мирянам от Епископа Никона, где он просил доверять новой власти, во всем ей следовать и помогать.

Победа Февральской революции открыла дорогу для формирования буржуазной модели вероисповедной государственной политики. Поэтому, Временное правительство, не смотря на лояльное отношение Российского православия к нему, все же приводило в жизнь свою политическую программу. Так, нормативные акты о свободе совести и вероисповеданий, передача церковно-приходских школ в ведение министерства народного просвещения, а также объявление Закона Божьего предметом, не обязательным для изучения в школе, соответствовали концепции «светского» государства. Таким образом, Временное правительство сделало первый шаг к вне вероисповедному государству. Возражения со стороны Поместного Собора и иерархии не были приняты правительством во внимание. Сохранив церковное землевладение, Временное правительство все же не нарушило союза между Церковью и государством, который был унаследован от старого режима. Новая власть предпринимала меры по охране церковной и монастырской собственности, не препятствовала организации новых монастырей. Таким образом, революционные преобразования уже в начале 1917 г. затронули все стороны национальной жизни, произвели коренной переворот в отношениях между государством и церковью. Однако Временное правительство было настроено на диалог и сотрудничество с религиозными организациями и ни в коем случае не ставило под сомнение значение и роль православной церкви в общественно-политических процессах.

Периодическая печать того времени полна известий о начале работы Всероссийского Поместного Собора, избрании нового Патриарха, политике Временного правительства. Однако, сложность социально-политической ситуации в стране в период с февраля по октябрь 1917 г., продолжающееся участие России в мировой войне не дало этим процессам полностью реализоваться в обществе, в том числе в Енисейской епархии.

Таким образом, духовенство Енисейской епархии позитивно встретило смену власти в стране. Этот процесс прямо отразился в источниках в форме сообщений священников, восхвалявших Временное правительство. Политика новой власти не смогла полностью реализоваться в регионе, так как новое правительство было недолговечным, а политическая ситуация в стране крайне напряженной. Разруха, вызванная участием России в Первой мировой войне и неправильной политикой Николая II, непрочное положение Временного правительства в обществе - вот основные факторы, помешавшие нововведениям реализоваться в Енисейской епархии.

2.2 Русская Православная Церковь Енисейской губернии и Октябрьская Революция 1917 года

Дальнейшие политические события, свержение Временного правительства и начало Гражданской войны, ознаменовали начало гонений на церковь в огромных масштабах. Октябрьская революция и приход к власти советов означали коренные изменения в жизни енисейского духовенства, церкви и Енисейской епархии в целом.

Началась подготовка декрета об отделении церкви от государства и школы от церкви, о чем было известно еще до его опубликования. После того как епископ Назарий ознакомился с проектом данного законодательного акта, 20 декабря 1917 года в Красноярске прошло объединенное Собрание Енисейского Епархиального Съезда духовенства и мирян, представителей Приходских Советов и просветительных организаций города Красноярска, где обсуждался вопрос о конфискации церковных имуществ. Данное собрание вынесло единодушное постановление - заявить самый решительный протест против предполагающегося насилия над Православной Русской Церковью. «Русская Церковь не может отказаться от тех прав, какие предоставлены были Христианству с первых веков его существования и отдать те ценности, которые по праву дарения или купли составляют ее священную и неотъемлемую собственность и необходимы ей для осуществления высоких благотворительных и просветительских задач. Православное население Енисейской епархии всеми законными способами будут бороться против насильственного захвата церковного достояния, если бы таковой был произведен по приказу ныне действующей власти»[29].

Так же в Красноярске прошло несколько объединенных собраний приходских советов, корпораций духовно-учебных заведений и Братства Святого Иннокентия. Первое собрание состоялось 2-го февраля 1918 года. Предметом обсуждения стал вопрос о фактическом применении декрета в епархии. Присутствующий представитель исполнительного комитета Ткаченко заявил, что в исполкоме еще нет распоряжений по данному вопросу. Второе собрание состоялось 6-го февраля по вопросу о преподавании Закона Божия в школах. Епископ Назарий объявил собранию о том, что согласно данному законодательству Закон Божий полностью исключен из учебной программы школ, а священник Сельский сообщил, что Красноярской думой уже принято решение об изгнании преподавания Закона Божия из стен школы. Но в большей части школ города Закон Божий решили оставить.

Остро обсуждался вопрос о закрытии денежных субсидий от государства. Этот факт ознаменовал тяжелые последствия для церквей всей России и Енисейской епархии в целом. На этом заседании обсуждалось положение Кафедрального собора в частности. Рассматривался вопрос о создании союза ревнителей Кафедрального собора, так как у него нет своего прихода, и в случае передачи собора в общественные нужды союз будет помогать добровольными пожертвованиями в эти тяжелые и дорогие времена. Большинством голосов было принято решение о создании данного общества для Кафедрального собора[29].

Опубликованный 23 января в газетах окончательный проект декрета «Об отделении Церкви от государства и школы от церкви», первоначально называвшийся «О свободе совести, церковных и религиозных обществах» выглядел значительно серьёзнее, именно он заложил основы будущего, почти бесправного положения Церкви, хотя и содержал целый ряд демократических положений, в том числе и о свободном исповедании любой религии.

По этому поводу 25 января Поместный собор составил постановление: «1.Изданный Советом Народных Комиссаров декрет об отделении Церкви от государства представляет собой, под видом закона о свободе совести, злостное покушение на весь строй жизни Православной Церкви и акт открытого против неё гонения. Всякое участие как в издании сего враждебного Церкви узаконения, так и в попытках провести его в жизнь несовместимо с принадлежностью к Православной Церкви и навлекает на виновных кары вплоть до отлучения от Церкви». Подобная деятельность Поместного собора значительно повлияла на обострение взаимоотношений Церкви и государства. Именно этот период отмечен значительным накалом непонимания в действиях двух сторон. Узнав о воззвании, В.И. Ленин дал поручение В.Д. Бонч-Бруевичу, возглавлявшему комитет по борьбе с погромами: «Сообщите ему (Тихону), что Советская власть не собирается надевать на его голову венец мученичества, но все те, кто буду распространять его произведения, будут арестовываться и предаваться суду...» церковь для советской власти-это очаг контрреволюции, поэтому вся официальная литература советской эпохи была пронизана этой мыслью.

Одновременно нарастало недовольство самой Церкви религиозной политикой новых властей не только в центре но и в провинциях, в том числе и в Енисейской епархии. Епископ Назарий, вслед за патриархом Тихоном, призвал: «водворить между собою христианский мир и любовь, встать на защиту родных церковных святынь…». «Совесть и честь забыты, всюду насилия, грабежи… ». «Вера тает, над Христианством издеваются, церкви грозятся закрыть. Разве не об этом закрытии говорит декрет об отделении церкви от государства. Изданный декрет в своем содержании говорит не о свободе христианского вероисповедания, а о лишении православного христианина права веровать и молиться по христианским обрядам. Церковные имения, собранные верою народа вокруг своих святынь, предполагается к отдаче в пользу государства как будто у церкви нет своих просветительских и благотворительных задач. Преподавание Закона Божьего изгоняется из школ, а в данном запрещении лежит опасность оставить без религиозного воспитания подрастающее поколение, выпустить его в жизнь без правил нравственного поведения. Остановитесь, возлюбленные чадца, в своем падении…»[29]. Известно, что земли у церквей начали отбирать еще в 26 окт (8 ноября)1917 году по декрету «О земле». По поводу этого в Красноярске среди населения возражений не было. Так, крестьянский съезд Красноярского уезда в своей резолюции о земле, принятой еще 3 декабря 1917 года, приветствовал декрет о земле и выражал пожелание, чтобы на местах волостные земельные комитеты сейчас же приступили к его осуществлению с учетом местных условий. Кроме того, решение губернского съезда представителей Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, который прошел 1-13 марта 1918г., о том, чтобы все земли в губернии передать в ведение земельных отделов Советов, а из всех свободных земель (в том числе и монастырских) образовать земельный фонд, так же среди населения протестов не вызвало. В основном этот процесс был закончен к лету 1918 года[58].

Декрет об отделении школы от церкви так же не вызвал особых протестов среди населения Енисейской губернии. Но споры возникли вокруг конфискованного церковного имущества, например, общее собрание всех верующих прихожан города Красноярска, состоявшееся 31 марта 1918 года, приняло резолюцию протеста против Декрета[43]. В резолюции прямо указывалось, что декрет повлечет за собой не только закрытие церквей, духовных школ и религиозных учреждений, но и полное лишение верующих возможности беспрепятственно удовлетворять свои религиозные потребности. Особые возражения вызвал пункт о запрещении преподавания Закона Божьего в школах. Канское уездное собрание крестьянских, рабочих и солдатских депутатов, проходившее 10-18 декабря 1917 года, высказалось за то, чтобы Закон Божий оставался в ряду других школьных дисциплин[23]. В разных районах города Красноярска проходили подобные собрания, на которых рассматривался этот вопрос, и большая часть из них пришли к такому же решению, например, Покровский приход и Николаевская слобода. Оставить преподавание Закона Божьего в школах решил и благочинный съезд духовенства Туруханского края, проходивший 20 июня 1918 года[5].

В Минусинске, на Благочинническом собрании 22 февр. 1918 года по поводу декрета было пстановлено:1) преподавание Закона Божия в школах продолжать,2) церковных имуществ никому не передавать[29].

Программа коммунистической партии, принятая на VIII съезде РКП(б) в 1919 г[33]., требовала подчинить борьбу с религией задачам формирования новой - советской - общественной жизни страны.

Политика большевиков в этом вопросе обнаружила явное пренебрежение в отношении служителей церкви, неуважение к религиозным чувствам верующих, на средства которых создавались храмы и школы, а также и к их святыням. Это выражалось в грубых действиях красных комиссаров, которые врывались в дома и церкви без предупреждения, начинали претворять декрет в жизнь самыми дикими методами. Сразу после опубликования декрета был захвачен дом епископа, дела епархиального управления. На священнослужителей поступали доносы, их арестовывали без суда и следствия. Жесткая идеологическая политика государства предполагала борьбу с контрреволюцией любыми путями. Духовенству часто в вину ставилась агитация за ту или иную небольшевистскую партию. Так, было закрыто братство Святителя Иннокентия, с реквизицией всего имущества и капитала, конфискованы вырученные от продажи свечей деньги у Кафедрального собора в Красноярске[29]. Эти действия были прямым нарушением декрета - вмешательством во внутрицерковные дела.

Такое пренебрежительное отношение к законодательству Советской власти было вызвано в основном Гражданской войной, когда территория Сибири находилась под властью белых. После того, как из Енисейской губернии изгнали войска белых, на губернию вновь распространилось действие декрета об отделении церкви от государства и школы от церкви и Инструкции по применению на местах - продолжились реформы в отношении церкви, начатые в 1918 г.

Подобные действия представителей Исполнительного комитета вызывали протесты, провоцировали страх, порождали различные слухи. Например, среди крестьян поползли слухи, что большевики казнят за иконы, либо дают штрафы[27]. Озлобленные верующие далеко не всегда ограничивались мирным решением проблем, бывали случаи, когда миряне насильственно отгоняли представителей власти от церквей и святынь. Даже некоторая часть духовенства при таком кощунственном отношении решалась на вооруженные протесты.

Каким же образом проходила реализация декрета об отделении церкви от государства. При Общем Подотделе отдела юстиции Енгубревкома начали свою работу Ликвидационный Отдел, а также и Енисейская губернская Комиссия по делам музеев и охране памятников искусства и старины[62]. Задачи Отделения 7 провозглашались следующие: практическое проведение в жизнь всех мероприятий, вытекающих из декрета и узаконений; наблюдение за деятельностью местных отделений по проведению реформы; ознакомление населения путем печати и устной агитации с идеями происходящего реформирования; выработка мер, при которых проведение реформы произошло бы наиболее безболезненно; привлечение к ответственности лиц, саботирующих декрет; наблюдение за тем, чтобы в школе не преподавался Закон Божий. Здания храмов и монастырей были разделены на безусловно имеющие художественное, историческое или археологическое значение и здания, где могут лишь случайно оказаться ценные, с точки зрения Комиссии, предметы.

Проводилась экспертиза ценностей в Красноярске, Енисейске, Минусинске и других городах епархии[27]. Процесс национализации в городе Енисейске начался с монастырей, домовых, тюремных церквей. Поводы для национализации церковных зданий озвучивались как необходимые меры для улучшения жизни населения. Например, для устройства приюта, государственных учреждений, бесплатных гимназий и школ. Так, Иверскую церковь города Енисейска передали детской колонии для организации театра[62].Изъятие церковного имущества в Енисейской епархии происходило незамедлительно. В Енисейске, например, сначала изъятие коснулось церкви мужского монастыря, затем Воскресенского Собора, Успенской церкви, Троицкой, Кладбищенской, Крестовоздвиженской, Преображенской, Христорождественской и Абалакской кладбищенской церкви, а также церкви женского монастыря[62].

Со священников брали обязательства охранять церковное имущество, так как оно являлось общенародным достоянием. Но сам процесс изъятия ценностей не контролировался в полной мере, проходил стихийно. В связи с этим стали распространяться грабежи и хищения. Это послужило поводом для ареста многих служителей церкви [23]. Меры большевиков относительно церковного имущества не были встречены молчаливо прихожанами храмов. Так Приходской Совет Градо-Енисейского Богоявленского собора решил принять все меры к ограждению храма и причта от поруганий и созывать прихожан набатом в случае опасности. Сами же храмы города находились под охраной Комитета общественной безопасности.

В начале февраля 1920 г. была осуществлена национализация имущества Красноярского Знаменского общежительного скита[23]. Руководство скитом перешло в руки представителей власти. Монахи скита и епископ Красноярский и Енисейский Назарий обращались несколько раз в Енисейский губернский земельный отдел и в общий подотдел отдела юстиции Енисейского губревкома с просьбой о создании ими сельскохозяйственной артели на монастырских землях. Но губернские органы власти отвечали, что бывшие имения монастыря предназначены для образования советского хозяйства. В мае 1920 г. было национализировано имущество Туруханского Троицкого монастыря. К октябрю 1920 г. были образованы сельскохозяйственные артели на месте Енисейского Иверского женского и Енисейского Спасского мужского монастыря. В их уставах даже не упоминалось о том, что артели созданы на месте православных монастырей. В Енисейском уезде было зарегистрировано 8 артелей в октябре 1920 г. Собственность артелей строго учитывалась и заносилась в сводные таблицы. По мнению протоиерея Геннадия Фаста, сохраненный устав Иверской артели, образованной на основе Иверского женского монастыря, говорит о том, что данная организация имела лишь административно-хозяйственные функции[62].

Эти акции местных органов Советской власти были прямым нарушением декрета «О свободе совести, церковных и религиозных обществах» от 20 января 1918 г., в соответствии с которым разрешалась национализация монастырского имущества и последующая его передача верующим, которыми являлись сами монахи, во временное их пользование. Юридически закрытие монастырей не допускалось, однако на практике в Центральной России повсеместно осуществлялось.

Власти на местах не были озабочены тем, чтобы придать законный характер закрытию монастырей. В их делопроизводственных документах нет упоминаний о действиях монахов, противоречащих декрету. Происходящее обычно объяснялось нуждами советского хозяйства. Но реквизированные помещения для указанной цели использовались далеко не в полной мере. Тогда же, как и по всей стране, были закрыты духовные учебные заведения, домовые церкви, Епархиальный совет.

Местные органы Советской власти проводили декрет в жизнь административно-запретительными методами, часто с нарушением других законов. Участились случаи арестов православного духовенства по надуманным обвинениям их в пьянстве и контрреволюционной агитации. Население нередко выступало против подобных действий местных органов Советской власти. Особенно недовольны нововведениями в сфере вероисповедания были крестьяне, так как советские преобразования кардинально изменяли их образ жизни. Случалось, прихожане защищали священников при арестах, составляли приговоры сельских обществ, одобряющие деятельность приходского духовенства и замалчивающие агитацию священнослужителей. Были даже случаи активного сопротивления органам власти.