Индивидуальный имидж как сторона духовной жизни общества

Но есть еще два, как минимум, блока таких стереотипов.

Вопервых, есть нормы и стереотипы гражданского группового поведения, которые непонятны и неосознанны человеком, но которые учитываются в имидже стихийно, на уровне упоминавшейся связки «призыв рефлекторная копия». Отслеживать их чрезвычайно сложно, хотя и представимо.

Вовторых, существуют такие стереотипы гражданского поведения, которые базируются только на индивидуальных представлениях о нормах жизни конкретной группы, не совпадающих с реальностью. Однако, верны или неверны стереотипы А - вида, они всегда опредмечены в имидже.

Напомним также, что все описанные феномены совсем не исчерпывают структуру имиджа. Она включает, например, многие чисто личностные знаки и символы, выражающие эстетические ориентиры человека.

По мнению автора, движение имиджа конкретного человека и выражает изменение корреляций, связей блоков, обозначенных на рисунке знаками «А» и «С», и первая неопределенность в формировании конкретной структуры имиджа состоит в отсутствии достаточной базы данных для выделения законов таких изменений.

Можно лишь с достаточной долей уверенность выделить три типа имиджей:

а) имиджи с критически большей долей Астереотипов. Политический лидер, например, может отбирать определенные области для своего контроля, релевантные его навыкам, причем делать этот выбор на основе восприятия собственных навыков и способностей, где он силен, а где нет. Таким образом, правильность и успешность выбора политическим лидером области для своего контроля зависит во многом от адекватности его концепции и самооценки. Эти имиджи отличаются заметной долей безразличия человека к тому, как воспринимается имидж другими людьми, ориентацией на самоощущение при оценке качества имиджа, неадекватными представлениями об особенностях группы, в которую человек намерен войти и возможности которой намерен использовать в своих целях, и т.д. Будем обозначать такой тип имиджа термином» психологический тип», или «П» - тип»;

б). имиджи с критически большой долей сстереотипов. Такие имиджи ярко функциональны, требуют времени для отработки и высокой чуткости по отношению к групповым нормам, ценностям, ритуалам и ожиданиям. Они жестко ориентированы на результат, на формулу «добиться с помощью других того, что я хочу», а не на самовыражение или абстрактную красоту имиджа. Будем называть имидж такого типа «функциональногрупповым», или «Ф.Г. типом»;

в). имиджи с высокой долей «встереотипов», то есть имиджи без яркой личностной окраски, основанные на довольно механическом освоении, «интериоризации», групповых стереотипов гражданского поведения. Относительная автономность чисто психологической подготовки и строительства имиджа выражена, в данном случае, в упомянутой ориентации на моду, престижные образцы поведения. Назовем такие имиджи имиджами «некритичногрупповыми».

Естественно, выделение таких типов нуждается в более подробной аргументации в пользу оснований для необходимых исследовательских и логических операций, чему посвящены разделы данной работы по психологическим аспектам имиджелогии.

5. Имидж не бывает изолированным. Использование одногоединственного имиджа практически невозможно. Имиджи либо завязаны в своеобразный «пакет», систему, позволяющую выполнять описанные выше функции, особенно психологическую защиту, - либо их нет вовсе. Последнее, как уже отмечалось, бывает чрезвычайно редко, и связано либо с психической болезнью, либо с вынужденным одиночеством, либо с мощным желанием осознанно избавиться от имиджей в силу нравственных или религиозных убеждений.

Число используемых имиджей широко варьируется, хотя, по наблюдениям автора, выдерживаются следующие, как минимум, зависимости:

а.) наибольшее число имиджей, как и интерес к проблемам их корректировки, приходится на возраст активной социализации и возраст 33-37 лет, что отражено на рис. 6.:

Рис. 6: Зависимость числа имиджей от возраста

б.) в любой точке рис. 6. число имиджей у женщин пропорционально больше, хотя результаты исследований автора не позволяют выделить конкретную зависимость. Во всяком случае, интерес женщин к отработке нескольких имиджей примерно в одно и то же время, определенно выше мужского.

в). наращивание числа имиджей имеет пороговый предел, связанный с ощущением достаточной психологической защиты. Дальнейшее наращивание числа имиджей резко замедляется, особенно у мужчин. С некоторым основанием можно предположить, что структуру такого «джентльменского набора» имиджей входят имиджи делового общения, имиджи общения с людьми, обладающими властью, или кажущимися таковыми, имиджи знакомства, развлечения.

Подчеркнем еще раз, что подобные выводы достаточно условны, в связи с тем, что авторские исследования имеют достаточно ограниченную репрезентативность. Однако представляется возможным сохранение выводов, перечисленных в пунктах а, б, в, как исходной гипотезы для работ по более масштабной выборке, возможностей для которых автор не имел. Еще меньше оснований у автора в пользу других тезисов о природе объединения имиджей. Приведем их, однако, просто для сведения читателя и как указание на возможные направления дальнейших исследований в такой области.

г). Объединение,» сращивание», имиджей до известной степени зависит от того, что автор называет «инерцией установок». Другими словами, привычка человека к использованию имиджей определенного типа, о чем речь шла выше, прямо влияет на качество, число, уровень отработанности самих имиджей, от интонаций до выбора цветовой гаммы одежды. Такое «сращивание» далеко не всегда рационально; отметим, впрочем, что все иррациональное, не укладывающееся без остатка в связную систему определенностей, как бы тем самым взрывает саму систему предметного бытия или действительности и выходит за ее пределы. Скажем, привычка к «психологическим имиджам» ограничивает число используемых имиджей; их наращивание и отработка идет лишь до возникновения самоощущения, которое можно описать примерно так: «Я доволен тем, как веду себя в общении с конкретным человеком или людьми; уверен в том, что уж тем более ему, или им, нравится моя внешность, речь, интонация, и т.п. настолько, что он, или они, сделают то, что мне надо, с удовольствием».

Наибольшее число имиджей используют люди, склонные к «Ф.Г. имиджам». Это определяется, видимо, как числом групп, куда входят, или хотят войти.

д). «пакетирование» имиджей связано с подражанием нормативному «пакету» имиджей лидера малой группы, психическим состоянием, и т.д. Однако такие зависимости, в данном случае, указываются просто как логически вытекающие из общей концепции имиджа, сформулированной в предшествующих тезисах.

Как отмечал А.Л. Леонтьев, источники, причины интереса человека к имиджам и комбинирование имиджей таким образом, чтобы они обеспечивали хотя бы простейшую психологическую защиту, формируется уже в диалектике детских игр, многие аспекты которой чрезвычайно сложны для понимания взрослого человека. «В основе трансформации игры, - писал он, - при переходе от периода предшкольного к дошкольному детству лежит расширение круга человеческих предметов… Как происходит осознание ребенком такого более широкого мира человеческих предметов? Как вообще происходит осознание предметного мира на первоначальных ступенях психического развития ребенка? Это путь осознания человеческого отношения к предметам, то есть человеческого действия с ними».

Одной из сторон становления такого отношения и является опредмечивание собственного отношения к другим людям в имидже. Детская игра первый раз показывает человеку ситуативную выгодность позиции «изображаю для тебя», когда реализация миметических, актерских способностей человека идет с очевидной психологической выгодой и ощущением движения к цели.

Таким образом, имидж не есть просто желание нравиться. как базовый мотив, отличающий духовную жизнь и духовность. Он выражает, причем в неявном, «шифрованном», виде опыт вхождения людей в систему социальных отношений, чтобы, используя самого себя, свою внешность, одежду, мимику, и т.д., присвоить возможность группы, или просто другого человека, как свои собственные.

Разумеется, такое положение дел не случайно. Для понимания глубинных зависимостей и законов, вызвавших к жизни феномен имиджа, как своеобразного символа нашей цивилизации, необходимо изучение самой диалектики бытия и психики, и социума, чему посвящены следующие разделы работы. Пока же отметим главную для дальнейшего исследования гипотезу: имиджи, возникшие как атрибутивная сторона социоантропогенеза, выражают неточную, неравномерную, но необходимую ориентацию структурных и динамических законов духовной жизни общества на воспроизводство всей системы человеческого общежития с типичным для нее центрированием власти и отношениями престижности, иерархизирующими образцы поведения и поведенческих выборов символами социального успеха, в том числе и на невербальном уровне.

1.2 Личностные основы индивидуального имиджа

Данный раздел работы посвящен исследованию собственно психических и социальнопсихологических аспектов бытия индивидуального имиджа, что подразумевало широкое использование идей общей и социальной психологии, антропологии и теорий онто и филогенеза, общей теории систем.

Приведенные выше общие ориентиры возможной базовой модели природы имиджей прямо подразумевают очевидные уточняющие вопросы. Наиболее простые из них можно сформулировать так:

- если в описываемой модели природа имиджа прямо коррелирует с бытием духовной жизни общества, то возможен ли вообще индивидуальный имидж? Или он просто, используя известные, восходящие к идеям Б. Спинозы, методологические принципы, суть атрибут духовной жизни общества, как некоего субстанционального начала?

- В чем конкретные психологические корни, детерминанты индивидуального имиджа?

- Можно ли управлять своим имиджем или хотя бы блокировать тягу к обладанию им, исходя из идеалов высокой духовности или просто в ходе эксперимента; в чем специфика детских имиджей, и существуют ли они; как трансформируются имиджи в состоянии страстей, душевной болезни; зависят ли они от типа личности и ситуации, возможны ли операции социологического измерения их качества, - что. по представлениям автора, есть непременный атрибут социологического знания?

Попытки ответов на такие вопросы невозможны без интеллектуального самоопределения в фундаментальных проблемах антропологии. Не исключено, что психика человека является не столько объектом изучения наук, сколько вызовом им; причем вызовом, данным объективно, и в очевидно высокой степени равнодушном к усилиям ученых понять его. Во всяком случае, более сложных объектов просто нет. Учитывая, несмотря на успехи в абстрактном теоретизировании, довольно печальный опыт предшественников, исследователям нынешнего века остается лишь приспосабливаться к такому положению дел, продолжая строить более или менее правдоподобные модели психики, - по большому счету, рациональная наука, начиная с лорда Бэкона, не имеет другого оружия. Число таких моделей огромно от романтическирелигиозных до бихевиористски «точных»; впрочем, после смерти Ж.П. Сартра, темп появления новых идей относительно природы и структуры психики заметно упал. Уже потому претендующий на корректность анализ феноменов психики, - по крайней мере, в рамках рациональной методологии, должен начинаться с открытого постулирования установок самого исследователя. По понятным причинам, приводить полностью авторскую позицию относительно фундаментальных проблем происхождения, природы и структуры психики было бы вряд ли целесообразным. Подробнее такая позиция выражена в соответствующей монографии. Приведем лишь общие ее положения, характеризующие исходные установки автора.

Они основаны на трактовке имиджа как психического интериоризирования, «овнутрения», общей социальной ориентацией, самопрограммирования психикой большинства своих подсистем на общение. Иными словами, имидж, как своеобразный «ген», алгоритм освоения стереотипных норм, ритуалов и ценностей духовной жизни общества, был бы невозможен без закрепления готовности к такому положению дел в индивидуальной психике.

Возможно, категории алгоритмизации и самопрограммирования не слишком удачны. Автор, в данном случае, понимает денотаты таких категорий как родовое обозначение следующих как минимум, процессов и зависимостей:

- необходимого «давления» родового и индивидуального опыта при принятии поведенческих решений, причем таким образом, чтобы собственно социально стереотипные выборы были наиболее вероятны;

- шифровки такого опыта в цепях ассоциаций и «ассоциативного разгона» психических состояний, как своеобразного компаса, указывающего на высокую роль образовстереотипов еще до волевых решений;

- осознания желания избегнуть высоких энергетических трат в возможно большем числе поведенческих состояний;

- простого сохранения образов группового общения, инерции психического копирования устоявшихся адаптационных образов.

Иными словами, имидж возникает в психике, как естественное стремление человека так организовать свою душу, чтобы чаще добиваться власти, богатства, славы, - то есть социального успеха, и уж во всяком случае занять субъективно приемлемый внутригрупповой статус.

Другое дело, что его душа колоссально избыточна по отношению к столь нехитрым желаниям; Но, в данном разделе, речь идет именно о диалектике имиджа, как символа стремления человека стать обезличенной частью социума, и потому преуспеть, причем даже и сами критерии такого преуспеяния провоцируются, по закону обратной связи, тысячелетней привычкой людей к имиджам как нормативным, алгоритмизирующим образам и символам инвариантов духовной жизни общества.

Подробнее такая роль имиджа отражена на рис. 7.



Рис. 7. Модель «социальнй компас»

Данный рисунок описывает общую гипотезу относительно одной из сторон имиджей его роли как своеобразного психического «компаса», который, в среднем, делает социальные выборы более вероятными, чем обратные.

Собственно стрелка такого гипотетического прибора выражена на рисунке терминами «переживание» и «выбор». Они определяют масштаб энергетических трат психики в данной ситуации.

Иначе говоря, согласно данной гипотезе, вполне возможны состояния, когда жизнь психики вообще не подразумевает имиджей, или процессы их образования играют явно подчиненную роль.

Однако в обычной жизни психики такие состояния несколько менее вероятны, чем обратные, что отражено в асимметрии мотивации, как бы заполняющих «чаши весов» во время актов переживания.

«Пружина», на рисунке прикрепленная к блоку мотивации несоциального поведения, показывает меньшую вероятность выбора именно таких вариантов. Для этого нужны провоцирующие условия.

К их числу можно отнести осознаваемые важность и сложность поведенческих задач и целей, высокий физиологический тонус, а также накопившуюся усталость от постоянных стереотипных ситуаций, которая часто сопровождается тягой к риску, без чего невозможны ни творчество, ни простой выход за пределы привычных установок.

Существуют и процессы, характеризующие движение собственно личности, но не всей психики. К ним никак нельзя отнести ощущение, восприятие, предчувствие и др., которые являются условием, но никак не этапом формирования имиджа.

Бытие таких автоматизированных психических процессов показывает жизнь психики как бы «до имиджа». Возможен и вариант такой жизни «после имиджа», когда поведение определяется навязанной извне программой действий. Это возможно как в индивидуальном общении, так и через массмедиа, провоцирующих так называемое массовидное поведение. И в том, и в другом случае имиджа нет, или почти нет.

На поведенческой шкале, отраженной в рисунке, участок «имидж» показывает социальную норму, область привычных, достаточно стереотипных решений и для человека, и для группы, что закрепляется в наиболее мощных законах духовной жизни общества.

Разумеется, описание имиджа как участка поведенческой шкалы какогото фантастического прибора всего лишь полезная абстракция, необходимая как комментарий стартового для нашего анализа тезиса: имиджи возникли и существуют как возможная специфическая форма функциональнодеятельностной ориентации психики на общение, чтобы решить возможно больше поведенческих задач с минимумом затрат, используя миметические, «копирующие» стереотипы, нормы и символы принадлежности к какойто реальной или воображаемой общности людей.

Речь идет, подчеркнем, именно о возможной форме, поскольку, по представлениям автора, имидж не фатален. Представимы, хотя и маловероятны, процессы закрепления уже в детстве удовольствия от выбора и решения сложных творческих поведенческих задач. Для них имидж, как механизм упомянутого «клиширования», копирования образцов поведения не эффективен. Такие варианты можно сравнить с магнитной бурей, когда показания компаса особенно не надежны. Но буря проходит, а компас остается. По замечаниям И. Канта, периоды страстей не отрицают, а лишь делают сложным для понимания устоявшуюся структуру личности.

В следующих разделах работы будут описываться варианты жизни «вне имиджа», что бывает редко и требует заметных нравственных усилий.

Пока же отметим два общих аргумента в пользу принимаемой гипотезы. Вопервых, еще в раннем когнитивизме было доказано положение о том, что самая топология, глобальные принципы жизни психики подразумевают энергетическое неравенство различных психических подсистем.Те из них, которые в ходе антропогенеза, становления собственно человеческого в движении жизни, показали свою выгодность, закрепляются как энергетически более выгодные; остальные же «запираются» и используются более редко.

Вполне возможно, что один из таких механизмов, ответственный за приоритетное использование социальных ориентиров в поведенческом выборе бытие имиджа в психике.

С помощью имиджа человек, прежде чем быть собой в творческом акте, проекции себя на сложную задачу, пробует раствориться, не быть собой, в групповом, стереотипном опыте решения задач, не точно ассоциирующихся с данной. Поддержка в себе готовности к такому «растворению» и есть, согласно базовой гипотезе, формальнопсихическая основа имиджа.

Вовторых, антропогенез подразумевал конечный интервал времени принятия решения. Такой интервал зависел не только от высокой вероятности ситуаций, требующих быстрых решений, но и выражал диалектику жизни коллектива, где групповой опыт дает каждому шанс поправить неверное, неадаптивное решение например, через копирование поведения лидера.

Психические корни имиджа при этом формировались, возможно, как привычка ориентироваться на символы «правильного поведения» ради выдерживания алгоритма быстрейшей адаптации к ситуации.

Приспосабливаться приходилось быстрее, чем понимать, и ориентация на нормы и символы группового опыта еще один мощный фактор формирования имиджа.

Так или иначе, но оба таких аргумента содержат ярко выраженную неопределенность. Они исходят из предположения о том, что имидж есть одновременно и проекция на психику собственно социального поведения, и вызревание готовности к освоению такой проекции в глубинах индивидуального сознания.

Но в чем конкретные критерии социального поведения? Можно ли проследить их на уровне конкретных психических подсистем?

Разумеется, без попыток ответа на подобные вопросы приведенная гипотеза будет безнадежно абстрактной. Попробуем выделить хотя бы наиболее яркие из таких характеристик социального поведения.

По мнению автора, социальное поведение не есть какаято система действий человека в обществе, - во всяком случае, в таком варианте не слишком ясно, что именно считать «действием в обществе». Социальное поведение возникает как неизбежное взаимопроникновение мира социума и мира человека как в актах общения, так и в актах психической деятельности. В этом смысле оно основано на присвоении человеком всего богатства общественных отношений как элемента собственной личности. Такое поведение есть постоянное становление собственно человеческого в нашем мире, постоянная сверка социальных ситуаций с установками психики, десятками способов присваивающей себе новые возможности жизни, скрыто содержащиеся в отчужденности социальных ситуаций.

«Доля» собственно социального поведения субъектов в общих процессах их жизни варьируется, зависит от установок самого человека, сходя до нуля в состоянии аффекта, так и от специфики социальных ситуаций, например, социальность поведения резко падает при рукопашном бое, идеологическом внушении, и т.д.

Разумеется, столь общие рассуждения мало чего стоят без ответа на вопрос о возможных критериях собственно социального поведения.

Исходное представление о таких критериях отражено на рис. 8.

Рис. 8. Возможные критерии социальности поведения

Такие критерии должны описывать одновременно прошлое, настоящее и будущее, одновременно присутствующие в любом акте жизни общества и человека. Согласно первому критерию, социальным является поведение, ориентированное на стереотипные общечеловеческие ценности. Назовем такой критерий конвенциональным, поскольку он описывает как социальные те системы намерений и соответствующих действий, которые считаются таковыми наибольшим числом людей наибольшее время без особых апелляций к сущности явлений. Но, так или иначе, такие действия типичны для всех цивилизаций и, видимо, уже поэтому являются выражением какогото атрибута социальности.

Подчеркнем при этом, однако, следующее. В данном разделе работы отстаивается главный для общей концепции имиджа тезис, который можно сформулировать так: все психические процессы бытия имиджа выражают меру личностного освоения необходимости считать себя защищенным, используя образ успеха в группе, причем такое освоение всегда опосредовано реальной или воображаемой внутригрупповой духовной жизнью.

Кроме того, упомянутая «мера личностного освоения» всегда нестабильна, возникая лишь при условии необходимого сочетания целого ряда процессов. Такие процессы выступают как бы «ракетой носителем», выводящем на орбиту собственно психические механизмы имиджа. Назовем лишь некоторые из них:

- циклоидные процессы движения физиологической готовности к подражательным, миметическим актам, что суть одна из очевидных основ имиджа, показывающая его восхождение к условнорефлекторной деятельности приматов, к феноменам импринтинга, врожденной тяги к подражанию у животных;

- процессы ментальной ориентации подсознания, меняющей меру воздействия архетипов на поведение, предопределяя национальный колорит имиджа, данный как в типах ценностей, так и в визажистике;

- процессы бытия скрытого от индивидуального сознания страха перед враждебностью мира, выражающие экзистенциальную сторону имиджа. Подробнее об этом речь пойдет ниже, пока же отметим лишь, что имидж, будучи социальной маской человека, содержит в себе самоотрицание, показывает внимательному взгляду сам факт лица под нею;

- процессы социализации «Ясистемы» в психике через групповое общение, дошедшее до уровня социального целепологания, показывающее собственно индивидуальные привычки человека в воспроизводстве системы своих имиджей;

- врожденные и приобретенные процессы ориентации частных механизмов психики, и прежде всего воли, восприятия, страстей, на действие в социальной среде;

- движение ситуативных стимулов психического оформления имиджа, и другие.

В психологии категория верной мысли о психике часто была относительной, и описывала более взаимные оценки самих психологов; разумеется, приведенные тезисы не являются исключением. Любое их обоснование упирается в вопрос о природе человека. Решать же такой вопрос, чтобы позже вывести, как частный случай, природу имиджа, - путь не только самонадеянный, что было бы еще терпимо, но и тупиковый, поскольку просто относит окончание работы в бесконечность. Как упоминалось выше, автор видит единственный выход из такого противоречия в простом постулировании своей исходной позиции, поскольку простой ссылки на свои симпатии к ролевым интеракционистским и нефрейдистским, а отчасти и к когнитивистским, методикам было бы очевидно недостаточно, слишком разветвлены и враждебны друг другу даже разные направления в одной и той же школе психологии.

В силу приведенных соображений, у автора нет другого выхода, кроме следования целям работы, ограничившись кратким описанием своей позиции в фундаментальных проблемах, отсылая читателей, интересующихся такими проблемами в целом, к соответствующей литературе, и признавая, что придерживается приводимых ниже положений, поскольку таков опыт его жизни, согласуемый с известными ему по личному опыту и по научной литературе фактами.

Некоторые результаты упоминавшихся авторских исследований позволяют сделать вывод, что большинство респондентов считают имидж, особенно имидж руководителя, явлением чисто личностным, сформированным, в основном, осознанно. Впрочем, для большей выборки такие выводы, разумеется, слишком обязывающие; но, в любом случае, представляется интуитивно существенной такая связь имиджа и бытия личности. Установим же такие исходные ориентиры именно в проблеме природы личности и соотношения ее с психикой вообще, прежде чем продолжить анализ собственно психологических аспектов имиджа.

Первый из таких ориентиров вопрос об историческом происхождении личности и так называемой «Ясистемы». В гуманитарных науках нет недостатка в теориях происхождения личности и разума вообще, от классической марксистской, связывающей такое происхождение с усложнением практики деятельности приматов в нелагоприятной ситуации, что спровоцировало развитие особого элемента мозга неокортекса, до экзотики идей Р. Шеррингтона, согласно которым разум вообще есть не функция и результат жизни мозга. Он явление, «наведенное» всеобщим «полем разума»; психика вообще есть не генератор, но приемник разума, и мера «искажений» в таком «приеме» и есть личность. Идеальный же «прием» вообще не ведет к возникновению личности, и так далее.

Принимая, хотя и с некоторыми оговорками, теории естественноисторического процесса формирования личности, - во всяком случае, не зная ей фундаментальной рациональной альтернативы, - автор считает приемлемой для комментария психологических аспектов имиджа примерно следующую схему.

Возникновение разума, если не прибегать к непроверяемым гипотезам «внешней воли творения» и соблюдать упоминавшуюся «бритву Оккама», отсекающие экзотические объяснения, можно хоть както объяснить одним из трех способов: либо объективно неизбежное для выживания усложнение деятельности привело к образованию качественных рывков в усложнении структуры, топологии мозга и его отношения к массе тела, либо все это было результатом уникальной мутации, причем не единственной, учитывая опыт неандертальского человека с горизонтальной, а не вертикальной ориентацией черепа, либо такие процессы шли примерно одновременно, взаимостимулируя друг друга.

В рамках теории естественноисторического процесса такой скачок развития одной из живых систем уникален лишь для истории человечества, но никак не мира в целом. Более того, последняя настаивает на том, что такие скачки, связанные с любыми другими процессами лишь отношением диалектического отрицания, неизбежны, имеют особую, темную логику фазового перехода, смена представлений о которой и есть научная парадигма. Таких скачков, известных рациональной науке, немного. Автор вообще хотел бы подчеркнуть несостоятельность старых, времен физических гипотез КантаЛапласа, представлений о гармонии «небесных сфер» как главной характеристики мира. В рамках современных представлений именно взрывные, катастрофические процессы являются нормой, а не отклонением от нее в наблюдаемой части Вселенной. Думается, что такое положение вещей прямо отражено и в психике, которая, понятая как слащавоблагостный когнитивистский «гармонический «баланс», просто не существует.

Одни из нихпоявление разума и государственности, причем, по исследованиям Д. Лики, такие точки разнесены, по крайней мере, на 2 млн. лет. Не пускаясь в дебри запутанных гипотез антропогенеза и отсылая читателя, интересующегося конкретными его проблемами, к специальной литературе, отметим лишь главное для вопроса о происхождении самой склонности человека к имиджам.

Автор, не считая себя специалистом и в фундаментальных вопросах антропогенеза, тем не менее, вынужден определиться именно в проблеме происхождения личности. Простого признания методологических принципов теории естественноисторического процесса было бы недостаточно, а отказ от такого самоопределения просто ставит под сомнение любые последующие построения о конкретнопсихологических аспектах бытия имиджа.

Автор вполне разделяет традиционный тезис русской психологии о деятельностном происхождении сознания. Во всяком случае, идеи полной несводимости жизни психики к топологии мозга представляются несколько экзотичной, хотя и не лишенной красоты и мужества, попыткой тем чаще отыскивать лекарства от своих бед и болезней, чем больше удаляешься от аптеки. Г. Олпорт справедливо и не без юмора отмечал по такому поводу: «Если мы будем считать, что природа таких черт коренится в духовном начале), то мы должны признать доктрину маленьких человечков в груди, захватывающих, с помощью гипофиза, исключительно контроль над всякой общей и отдельной активностью. Один маленький человек будет сделан ответственным за побуждение актов добра, а другой гомункулус будет описан в виде агрессивного, жадного, вульгарного маленького человечка». Видимо, происхождение сознания действительно было связано с тем, что логика выживания рода в неблагоприятных условиях и, возможно, особые мутации мозга, поставили группы приматов перед необходимостью решения неточных задач и выработки навыков ориентироваться в них и передавать опыт детям, что провоцирует миметическую родовую систему знаков общения к превращению, по мысли А. Мида, в знаковую дочленораздельную речь.

Другими словами, «Я» возникает как необходимое продолжение бытия условно-рефлекторных систем организации приматов при уникальном сочетании внешних условий, многие из которых не ясны до сих пор, - во всяком случае, моделированию не поддаются. Отметим, однако, один интересующий нас аспект. Упомянутый «взрывной» принцип должен быть распространен, в общих рамках теории естественноисторического процесса, и на диалектику возникновения разума. Дело в том, что, в соответствии с таким принципом, разум должен возникать неравномерно и по территории, и по времени, и по роли «Ясистемы» в первобытной психике, причем даже и внутри одной первобытной общности. Состояние же существа, ощутившего «Я» и оглядывающегося вокруг, автор представляет вообразить читателю.

Очевидно, глубокое, фундаментальное чувство одиночества будет непременной компонентой такого состояния. Назовем такое чувство экзистенциалом, в соответствии с традицией Ж.П. Сартра. Будем понимать под ним врожденный комплекс страха разума осознать самого себя, как чего-то очевидно противостоящего остальному миру. А. Камю называл такое исходное чувство страха «заброшенным, несчастным сознанием».

«Несчастное сознание» обретает выход в сложной деятельности, причем деятельности все чаще коллективной, вырабатывая как бы психологические заслоны от изначального чувства страха перед рефлексией. По крайней мере, именно так понимает автор психологическую сторону зарождения социальности, - а отнюдь не через простую ссылку на некоторую специализацию ролей в стаде приматов.

Подчеркнем также, что экзистенциал не есть неофрейдистский архетип или подсознание в целом. Он выражает именно функционально-деятельностную ориентацию психики, которой, чтобы обрести свою социальную суть, приходится постоянно убегать от себя. Такая ориентация выражена, видимо, на уровне физиологии мозга в противоречиях так называемых «старой» и «новой» психики отягощенных вдобавок возмущяющими воздействиями малопонятной пока генной памяти, вплоть до не так давно обнаруженного «Р-комплекса», показывающего врожденную боязнь человеком всего, что прямо ассоциируется со змеями.

Таким образом, исходный постулат относительно психологических корней имиджа можно сформулировать так: имидж впервые формировался в историческую эпоху, когда уже появившийся разум впервые использовал возможности общения в группе для психологической защиты и копирования найденных образцов и ритуалов поведения, причем такой опыт был закреплен в общей, ситуативно-пластичной, функционально-деятельностной, ориентации психики. Одновременно оформилось и психологическое блокирование альтернатив, способностей разума к рефлексии и социальной свободе, что первоначально просто мешало необходимому коллективизму, а позже закрепилось в системе имиджей как своеобразных символьных ритуалов «социальной покорности», готовности к отчуждению части своей души в стереотипы группового поведения и духовной жизни рода.

Подчеркнем, что, по представлениям автора, все же главными в описываемых зависимостях были действия по психологической защите. Последнее может быть доказано известными опытами по выявлению младенческого «орального рефлекса» в неофрейдизме. Напомним, что такой рефлекс, по мнению неофрейдистов выражает формирование первичного эгоизма ребенка, желающего брать от окружающих, а не давать им.

Дело в том, что ребенок не способен к рассуждению: «Заботящийся обо мне человек отошел, но ничего страшного не происходит, он скоро будет». Законы исчезновения и появления таких людей для него неясны; кроме того, сам мир содержит слишком много информации, а сил для ее освоения немного. Потому самое мощное личностно исходное чувствование мир угрожающ и непонятен, попытка осмыслить его всерьез и в одиночку с необходимостью рождает дискомфорт и тревогу; надо брать то, что выгодно для меня, каждый раз, когда такое возможно, что суть краткая формула эгоизма. Такое чувствование человек проносит через всю жизнь, трансформировать его можно только колоссальной духовной работой, что маловероятно, и вырабатывает, исходя из такого чувствования, так называемый «здравый смысл» к которому, конечно, далеко, не сводится вся человеческая жизнь.

Последний вообще есть, видимо, исходная точка власти и государственности. Они возникают не из абстрактной боязни одиночества, а из еще более глубокого чувствования, закрепленного уже генетически боязни остаться без психологической защиты, «брони» из ценностей, мотивов, атрибутов, ритуалов группового общения. Феномен экзистенциального «бегства от себя» представляется автору одним из наиболее глубоких процессов, показывающих необходимость имиджа, как механизма такого бегства.

Таким образом, первый из факторов, предопределяющих необходимость индивидуального имиджа общая его роль, как некоего турбулентного слоя между колоссальным по масштабу миром человеческой души и миром социума, его роль «социального компаса» индивидуального поведения, делающего девиантные асоциальные состояния менее вероятными, чем стереотипы гражданского поведения.

Второй ориентир, который должен быть конкретизирован для изучения имиджа статус личности в психике. Без конкретизации такого вопроса просто нельзя понять меру осознанности в бытии индивидуального имиджа. Отличия позиций исследователей по такому поводу просто поразительны. Одни, начиная с А. Шопенгауэра и З. Фрейда, считают личности второстепенным элементом психики, в основном лишь реализующим диктат какого-то «первичного начала» - фрейдистского «Ид», аккумулирующего опыт выживания первобытного разума, «Чистой Воли» А. Шопенгауэра, предшествующей личности и предопределяющей поведенческий выбор, «низуса» А. Александера, и так далее.

- Другой крайностью является сведение к личности едва ли не всей структуры психики, - как, например, в некоторых религиозных трактовках, у Р. Карлейля, П. Жане. Существует, разумеется, и ряд «промежуточных» позиций, сторонником которых является и автор.

Так или иначе, но для современной психологии можно считать доказанными, - в рамках рациональной научной парадигмы, - следующие, как минимум общетеоретические положения:

- личность не исчерпывает содержания психики и не является изолированной частью психики;

- она представляет собой динамическую систему открытого типа, причем элементами ее являются психические механизмы воли, понимания, планирования, целеполагания, ценностной ориентации, и другого;

- системное качество личности всегда выражено не просто в связях между элементами, но конкретным состоянием всей психики, выражающим реакцию прежде всего на состояние среды, в том числе социальной;

- опыт бытия в социальной среде, наложенный на врожденные предрасположенности, фиксируется в убеждениях, ценностях и представлениях личности; наиболее же устоявшийся и осмысленный опытв так называемой ориентации жизни, показывающей готовность человека реально действовать для достижения какой-то глобальной цели. Человек, как шутят психологи, не является ни большой бихевиористской белой крысой, ни маленьким когнитивистским компьютером; личность, тем более, не является ни чисто адаптивной системой, реагирующей на изменение среды рефлекторно, ни биороботом, постоянно реализующим некую изначально данную человеческую природу;

- понятие «Я-система» не тождественно понятию личности, если последнее описывает сферу «осознанной психики», или, реже, собственно область выработки социальных решений, то первое включает механизмы, управлять которыми человек практически не в состоянии аперцепцию, интуицию, архетипы. Личность, в последнем варианте, не только сознает, но и чувствует невозможность управления осознанием во многих аспектах;

- структура психики содержит элементы, совершенно не сводимые к личности, например, упоминавшиеся экзистенциалы, очаги дальней и генной памяти, ассоциаций и другое. Однако все они опосредовано влияют на личностный поведенческий выбор, причем, по представлениям автора, в каждом поведенческом акте:

Корреляция систем «личность» и «неличность» постоянна и подчинена очень сложным законам. Например, особое внимание психологов и физиологов привлекает так называемая ретикулярная формация в структуре мозга, которая, как ни парадоксально, не только фильтрует информацию по коду «новое-старое», но и запускает, с помощью норадреналина, многие эмоции. Давно известны и феномены частичной потери людьми ориентации в социальных ситуациях не из-за каких-то мировоззренческих кризисов или недостатков воспитания, а из-за поражения лимбической подсистемы мозга;

- вся жизнь психики осуществляется как бы на нескольких энергетических уровнях, отличающихся друг от друга, прежде всего, именно задействованностью личностных психических подсистем. Таки уровней три, что отражено на рис. 9.

Рис. 9. Поведенческо-энергетические уровни психики

Ордината графика выражает энергетические затраты, причем подчеркнем, что речь идет о психической энергии, которая всегда тратится «по минимуму», необходимому для решения типичных для такого уровня поведенческих задач; по абсциссе - время.

Для первого уровня характерна деятельность условно- и безусловнорефлекторных систем, что естественно для поведения в несложных условиях, или для решения довольно сложных объективно, но часто повторяющихся задач. Имидж представлен здесь в основном неосознанно, на уровне миметических и поведенческих привычек.

Для второго уровня нормой является следование групповым поведенческим стереотипам, и, в соответствии с принятой концепцией, роль имиджа здесь резко увеличивается.

Более того, именно этот уровень есть основной «ареал» имиджей. Иными словами, именно этот уровень показывает глубокую связь имиджа и социума. Там, где человек оценивает ситуацию. Как слишком простую или слишком сложную, роль имиджей резко падает. Третий уровень, уровень чистого понимания, провоцируемого сложными и неточными поведенческими задачами, где имидж просто неэффективен, слишком сложен, чтобы говорить о нем в двух словах;

- Роль имиджа на третьем уровне невелика и чувствуется лишь в стартовых, чувственных же, психологических операциях, равно как и в ментальных аспектах имиджа. Такая роль обозначена на графике линией с кодом «Jm». Ее пунктирность условно отражает еще одну фундаментальную особенность личности. По представлениям автора, самосознание дискретно, прерывно. Переход с уровня на уровень может идти скачками; иначе говоря «уровневая инерция» падает от 1 к 3 уровню. Дело в том, что на высших уровнях очень велик энергетические траты, и при первой иллюзии решения сложной задачи идет «сброс» на низший уровень.

Весьма условно и приблизительно, что неизбежно при любых попытках формализации знаний о человеке, основные факторы, определяющие структуру личности, выражены на рис. 10.

Данный рисунок отражает исходные авторские представления о структуре личности и основных факторах, очевидно влияющих на бытие такой пластичной и сложной структуры.

Стержнем такой структуры выступает упоминавшийся экзистенциал, а иными словами, функционально-деятельностная ориентация и всей психики, и личности в результате оформившегося еще в процессе изначального антропогенеза мощного влечения к психологической защите как психическому аналогу инстинкта выживания, путем социализации и интериоризации.

Рис. 10. Структура личности

На каждом энергетическом уровне структуры личности такой экзистенциал выступает своеобразным «генератором» поведенческого поля, на факт которого указывает еще К. Левин, которое провоцирует метасистему несоциальных и девиантных, отклоняющихся действий, ценностей, потребностей и квази-потребностей на каждом уровне структуры личности.

Таким образом, вся приведенная на рисунке структура как бы вращается, рождая центробежный момент, упоминавшуюся «внешнюю» ориентацию на действие, имеющую свою специфику на каждом уровне. Причем неизбежны межуровневые связи посредством которых гипотетический «момент движения» от экзистенциала, момент психической защиты должен передаваться от уровня к уровню, первоначально плавно, а на высших уровнях - скачками, меняя формы такой защиты.

На «выходном» уровне, уровне готовности к выполнению групповой роли роль экзистенциала минимальна, поскольку сам имидж, оформляющийся именно тут, и выражает единство группового и индивидуального опыта психологической защиты, опосредованного социальными целями человека и ситуацией. Естественно, общая логика схемы подразумевает зависимость чем «ближе» уровень организации личности к подсознанию, дальней памяти, тем ниже роль чисто социальных ориентиров в процессах формирования имиджа и общедетерминирующими воздействиями микросреды, что часто переплетено самым затейливым образом.

Остается лишь выделить, хотя бы в самом общем виде, специфику каждого из уровней. Подчеркнем еще раз, что они различаются энергетикой, степенью управляемости, частотой аппеляций к дальней памяти, интуиции, и т.д.

3. Автор счел нецелесообразным касаться в данной работе чрезвычайно сложных проблем собственно физиологии мозга, не желая перегружать и без того непростую логику анализа, и не разделяя до сих пор встречающиеся в литературе идеи психофизиологического редукционизма, полного сведения психических процессов к процессам, характеризующим физиологию мозга. Но было бы просто наивным отрицать значимость для мира психики уже достаточно исследованных процессов иррадиации, перехода возбуждений от физиологических к психическим центрам подкорки и коры мозга, деятельности ретикулярной формации и др. Опишем возможную классификацию уровней организации личности.

Уровень А. Будем понимать под таким шифром уровень социального обоснования поведения человека. Отличается высокой ролью рационально понятийного «тракта». По упоминавшимся уже причинам, имидж есть прямой результат функционирования такого уровня, выступая как бы «выходной характеристикой» психики, шифрующей в своей структуре специфически социальную сторону организации психики на всех более «глубоких» уровнях;

Уровень В. Уровень бытия личностно-деятельной ориентации. В нем также как бы обобщаются, системно связываются процессы, идущие на предыдущих уровнях. Своеобразным нормативно-ценностным «центром» такого уровня должна являться картина целей, ради которой человек готов действовать реально.

Уровни А и В можно объединить в известном термине «социальная Я-система».

Уровень С. Назовем его уровнем выбора предубеждений. На таком уровне происходит сложнейшее согласование неуправляемых, автоматизированных, стремящихся к гомеостазе психических процессов с социальным «Я». Центром такого уровня являются движения воли, о чем речь пойдет ниже. Будем называть такой уровень «витальным Я» человека.

Уровень Д. Описание такого уровня наиболее затруднительно, поскольку именно тут формируются фобии, комплексы, востребуемые лишь интуитивно цепи ассоциативного разгона. Другими словами, здесь хранится и самоорганизуется доволевая экзистенциональная информация. Она выражает сам исходный принцип жизни высших уровней боязнь и необходимость самопознания одновременно, фундаментальность страха себя как скрытую и формализуемую на других уровнях в десятках форм основу бытия личности.

Коммуникации и структурирование комплексов, страхов и фобий экзистенционального уровня чаще всего неосознанны и даны в мире самосознания личности лишь в несоциальных формах, например, в сновидениях.

Уровень Е. Назовем его условно-рефлекторным уровнем личности, где происходит отождествление, идентификация собственно физиологических и психических реакций, - например, посредством упоминавшейся иррадиации.

Разумеется, такое описание гипотетических уровней организации личности очень фрагментарно и функционально, что определяется целями работы. Качество и законы взаимосвязи «сквозных» и «уровневых» процессов жизни психики интересуют нас лишь со стороны формирования имиджа.

Подведем потому первые итоги относительно причин формирования имиджа в психике, - хотя, разумеется, выделить чисто психические детерминанты имиджа, отвлекаясь от социально-групповых его аспектов, весьма непросто. Кроме того, в системе таких методологических операций приходится отвлекаться и от процессов формирования имиджа на отдельных уровнях, что уменьшает достоверность обобщений.

Выделим, тем не менее, общепсихические основы бытия имиджа:

Разумеется, любая классификация феноменов жизни психики условна, что связано с огромной сложностью объекта изучения. В данном случае гипотетичность классификации выражена еще и в трудностях чисто количественных измерений энергетики уровней личности. Диалектика же взаимосвязи уровневых процессов рассматривается ниже, в блоке общепсихических основ бытия имиджа.

1. Имидж не является только «выходной» или чисто» уровневой» характеристикой личности. Его бытие выражает необходимость психологической защиты человека в группе, а также несводимость упоминавшегося «социального Я» к витальному и экзистенциональному «Я»;

2. Имидж есть феномен личности, а не внеличностных структур психики, которые оказывают лишь общедетерминирующие воздействия, причем разные элементы и уровни организации личности в разной степени влияют на формирование имиджа;

3. На уровнях «Д» и «Е» в структуре личности оформляются лишь общие, достаточно безличные условия возникновения имиджа. Наиболее важными из них являются:

- ассоциативная связь первичного экзистенционального страха с социально опасными символами. Другими словами, символы социального поведения оформляются как приятные статистически чаще. Движение от одного такого символа к другому, как один из моментов выбора поведенческого решения, энергетически выгодно, создает чувство психологической защищенности;

- оформление образа социального успеха как важного ориентира в критически большом числе случаев осознанного целеполагания;

- выделение функционально-деятельностной психической ориентации, причем целого ряда процессов. Иначе говоря, многие процессы восприятия, воли, понимания, логического обоснования решений и др., показывают как бы скрытый учет будущих корреляций при поведении в социальной группе, где даже явно ошибочное решение может быть скорректировано групповым опытом.

4. Необходимость имиджа растет от «нижних» уровней личности к «верхним», причем на каждом уровне приведенные ниже зависимости опредмечиваются в конкретных «уровневых» процессах Ситуации, когда роль имиджа падает провоцируются редкой сменой энергетических потенциалов уровней.

5. Окончательное оформление конкретного имиджа идет на уровне социального обоснования модели поведения. В таком случае миметические, игровые, подражательные потребности человека реализуются с учетом образа желаемого социального успеха и давления глубинных комплексов и фобий.

Иными словами, общепсихический статус имиджа выражен в единстве вербальных и невербальных стремлений человека обойтись минимумом сил в выработке полезного ему для поведения в реальных социальных группах, и при этом избежать «прикосновение к экзистенциалу», не почувствовать тревоги, страх, восходящих к детским, страхов, фобий. Имидж является в психике чем-то, напоминающим «встроенный социальный компас», указывающий, на «верхних уровнях личности», на необходимость центрального образа желаемого социального успеха. Автор предпочитает оставить такой безмерно сложный и тонкий вопрос в стороне от основной линии анализа, отсылая читателя к творчеству Ж.П. Сартра, З. Фрейда, М. Пруста, Н. Бердяева, П.А. Кропоткина и др.

П.А. Кропоткин, например, указывал на связь чисто социального поведения, имиджей, с несвободой, писал: «Человек всегда принимал и будет принимать в расчет интересы хоть нескольких других людей, - и будет принимать их все более и более, по мере того как между людьми будет устанавливаться более и более тесные взаимные отношения, а также и по мере того, как эти другие сами будут определеннее заявлять свои желания и чувства, свои права и настаивать на их удовлетворении. Вследствие этого мы не можем дать свободе никакого другого определения, кроме следующего: свобода есть возможность действовать, не вводя в обсуждение своих поступков боязни общественного наказания.

Остановимся, для примера, лишь на роли человеческой воли в формировании самой мотивации построения имиджа.

Выбор именно воли объясняется рядом соображений:

анализ воли как подсистемы процессов осуществления поведенческого выбора позволяет прикоснуться к диалектике фундаментального по значимости перехода «неосознанное-осознанное» в возникновении самого мотива строительства имиджа;