Милюков П.Н. в отечественной историографии

После такого признания трудно ожидать от концепции «Очерков» абсолютной объективности. Многие авторы сходились на том, что «Очерки» содержали обоснование будущей программы кадетской партии Историография истории СССР. М., 1971. С.384; Сборник материалов по исто-рии исторической науки в СССР. М., 1985. С.128..

Источник противоречия заложен был в самой структуре «Очерков». Каждая из трех частей состояла из введения, основного текста и заключения (поскольку третья часть не была завершена, заключение в ней отсутствовало). Естественно, автор не мог рассчитывать, что каждый читатель одолеет весь труд целиком. Поэтому политический подтекст «Очерков» был сконцентрирован главным образом во вводных и заключительных разделах. Это не осталось без внимания рецензентов. Притом введение каждой части сосредоточивалось на вопросах теоретических, а в заключении формулировались наиболее значимые концептуальные выводы.

Эти выводы, разумеется, не могли противоречить политическим взглядам Милюкова, были выдержаны в строгом соответствии с ними. Как уже отмечалось, в первой части главным объектом критики Милюкова было «самодержавие», во второй -- «православие», в третьей -- «народность», причем среднему элементу уваровской триады он уделял наименьшее внимание. Самодержавие и национализм, напротив, заслуживали в его глазах самой острой критики как более опасные противники. Критика самодержавия вообще была главным мотивом «Очерков», а критике «национализма» было уделено существенное внимание не только в третьей, но и в первой их части.

Вначале остановимся на критике Милюковым «православия». Еще П.Б. Струве, сравнивая первую и вторую части «Очерков», отметил, что вторая проигрывает в научном отношении, поскольку в ней «рассказ решительно преобладает над обобщениями» Струве П.Б. Рец. на: Милюков П.Н. Очерки... // РМ. 1896. № 11. С.515 . Можно добавить, что заключение второй части чересчур внешним образом связано с основным текстом, представляет собой не столько резюме его, сколько совершенно самостоятельные рассуждения о причинах «разрыва интеллигенции и народа». Милюков пытается доказать, что главная причина разрыва не в том, что интеллигенция оказалась под влиянием западноевропейской культуры, а «масса народная не могла поспеть за европейским развитием». По его мнению, причина -- в несостоятельности русской церкви, которая, в отличие от западноевропейских, не смогла духовно сцементировать общество.

Историческую несостоятельность русской церкви как социального института также, как и несостоятельность самодержавного государства, нельзя отрицать, -- 1917 год продемонстрировал это со всей наглядностью. Но не следует и валить на церковь вину за чужие грехи, обвинять ее в разрыве интеллигенции с народом. Как представляется, пытаясь объяснить безразличие русской интеллигенции по отношению к религии, Милюков главным образом основывался не на историческом исследовании, а на своем личном неудачном религиозном опыте. В принципе, допустимость такой «дедукции» нельзя отрицать, но к добытым с ее помощью результатам Милюкову следовало бы отнестись более осторожно.

Кроме истории церкви, во второй части «Очерков» речь шла также об истории литературы и искусства и истории русской школы. Относительно «творчества» автор делал вывод, что его расцвет в XIX в. был связан с тем, что оно «не могло опереться ни на какую историческую традицию; смело и решительно оно пошло навстречу новым требованиям русской интеллигенции и, начавши свое развитие опять с начала, удивило посторонних наблюдателей варварской силой и свежестью своих впечатлений». Здесь видим полное соответствие с теоретическими и политическими взглядами Милюкова. Точно так же был тесно связан с политикой итоговый вывод относительно «образования»: Милюков предрекал бесперспективность попыток «создать государственными средствами клерикальную школу».

Критику «национализма» в третьей части «Очерков» Милюков не успел завершить. Согласно своей периодизации истории русского «общественного самосознания», он полагал разделить третью часть «Очерков» на три «отдела: 1) развитие националистических идеалов органической (национально-завоевательной) эпохи и начало их критики. 2) Последние победы национализма и первые успехи общественной критики. 3) Развитие общественного мнения критической эпохи» Милюков П.Н. Очерки... 4.2. С.393,401-402.. Хронологически первый «отдел» соответствовал времени с конца XV (лишь с этого времени Милюков полагал необходимым начинать историю общественного самосознания) до конца XVII века; второй -- XVIII веку; третий -- XIX - началу XX века. Написана была лишь история первых двух периодов. Между тем именно в ненаписанной истории третьего, «критического» периода и заключался весь смысл третьей части «Очерков», а по большому счету, и всех «Очерков» целиком. Недаром именно эту тему выбрал Милюков для своих нижегородских лекций. Ущерб усугублялся тем, что, кроме истории третьего периода, ненаписанным осталось и заключение третьей части «Очерков». То и другое восполнялось в какой-то степени существованием третьей части литографированного лекционного курса, где изложение было доведено до царствования Александра II включительно и где имелось небольшое заключение на полстраницы. Однако если учесть мизерный тираж этих лекций и то, что при подготовке к печати «Очерки» основательно дополнялись и перерабатывались, станет ясно - ни для читательской аудитории, ни для исследователей научного творчества Милюкова такую замену нельзя признать полноценной.

Словно бы предчувствуя такой оборот событий, Милюков заранее, во введении к третьей части «Очерков», вкратце изложил ее итоговые выводы и намекнул на их политическое значение: «Для читателей, знакомых с первыми двумя томами «Очерков», не будет неожиданным тот двоякий вывод, к которому мы придем в результате предстоящего нам обзора развития русского общественного самосознания. Мы найдем, во-первых, что качественно, по существу, ход этого развития ничем не отличается от подобного же процесса в любой стране, где он вообще имел возможность развиться. Во-вторых, мы увидим, что в той форме, в какой процесс этот развивался в России, он представляет количественные различия и особенности, вполне совпадающие с теми, которые нам пришлось отметить в предыдущих частях «Очерков» относительно других процессов. В зависимости от этих двух выводов должен стоять и возможный для исследователя социологический прогноз» Милюков П.Н. Очерки... 4.2. С.399,401.. Ясно, что за прогноз имелся в виду: преодоление «количественных различий» и установление конституционного строя.

В первой части «Очерков» Милюков пытался продемонстрировать, что ликвидация самодержавия уже вполне подготовлена ходом стихийного исторического процесса. В третьей он должен был показать готовность «сознательных» общественных сил вступить в свои права. Сложно сказать, какая из этих двух задач была для него важнее, ведь признавая в прошлом приоритет «стихии», в будущем он уповал на сознательность. Но, так или иначе, поскольку третья часть осталась незаконченной, главный интерес в политическом отношении представляет первая часть «Очерков», ее «Итоги». В них, как и во введении к третьей части, ставится вопрос о «количественном различии» и «качественном сходстве» между историческим развитием России и Западной Европы, но к его решению Милюков подходит тут более осторожно. Если в третьей части сразу и в категорической форме предлагая свой общий вывод, Милюков рассчитывал на читателя, подготовленного аргументацией двух предыдущих частей, то в «Итогах» первой части, где вывод предстояло сформулировать впервые, автор тщательно готовил почву. Он построил своего рода «диалектическую триаду», в которой вслед за «тезисом» «националистов» и «антитезисом» «западников» его собственный вывод представал как «синтез», снимающий противоречия двух сторон.

Как это ни парадоксально, долгое время Милюков считался в отечественной историографии, с подачи Н.П.Павлова-Сильванского, приверженцем теории «контраста» между историческим развитием России и Запада. Впрочем, такая участь постигла не только его, но и других ярко выраженных западников -- историков так называемой «государственной школы». В последние годы этот упрек в адрес Милюкова снят. И даже раздается противоположная критика, за то, что Милюков «думал о перенесении готовых западноевропейских форм и порядков в Россию, мало считаясь при этом с ее тысячелетней историей, национально-религиозными особенностями и -- одновременно -- взрывчатым потенциалом бунтов» Милюков П.Н. Очерки... 4.3, вып.1. С.13.. Эта критика более обоснованна.

Согласно «Итогам» первой части «Очерков», одна из двух основных черт русской истории -- ее «крайняя элементарность» по сравнению с западноевропейской. Перечень явлений, обозначенный Милюковым термином «элементарность», по сути иллюстрирует тезис об отсталости России. Но принятие такого тезиса было для Милюкова невозможно. Во-первых, в этом случае его борьба за немедленное введение парламентаризма в стране выглядела бы преждевременной. Во-вторых, Милюков считал тезис об отсталости сугубо западническим, сам же он, как уже сказано, пытался представить себя в «Итогах» наследником лучших сторон обеих доктрин -- и «западнической», и «националистической».

В качестве противовеса «крайней элементарности» Милюков называл второй основной чертой русской истории ее «совершенное своеобразие». Этот свой тезис он расценивал как прославянофильский, фактически же пользовался им для защиты «ультразападнических» позиций. Если критикуемые им западники признавали известную хронологическую задержку русского исторического процесса по сравнению с западноевропейским, то Милюков заявлял: «Историческая жизнь России не остановилась. Она шла своим ходом, может быть, более медленным, но непрерывным. Россия, следовательно, пережила моменты развития, пережитые и Европой, но по-своему» Милюков П.Н. Очерки... 4.3, вып.1. С.12.. В этой цитате в концентрированном виде отразилось то самое внутреннее противоречие концепции Милюкова, о существовании которого мы говорили выше. Ведь, если «историческая жизнь России» шла «более медленным ходом», то неизбежно должно было возникнуть отставание от Запада, наличие которого оспаривает Милюков.

Кроме того, что, при всем желании Милюкова, «своеобразие» не могло компенсировать задерживающее действие «элементарности», само по себе оно представляло для милюковской концепции очевидную опасность. Еще Н.П.Павлов-Сильванский указал на противоречие между представлением Милюкова о российском «своеобразии» и его политическими взглядами, в основе которых лежал перенос на российскую почву западноевропейских реалий Историография истории СССР. М., 1961. С.412. .

Издержки тезисов об «элементарности» и «своеобразии» Милюков пытался устранить тщательной «дозировкой» этих двух черт. «Своеобразие» в истории России допускалось им лишь в той мере, в какой оно смягчало задерживающее действие «элементарности» и в то же время не уводило в сторону от Западной Европы. Сочтя, что ему удалось провести русскую историю между Сциллой элементарности и Харибдой своеобразия, Милюков заключал, что желаемые им внутриполитические изменения давно назрели. Он видел препятствие развитию страны «в старом политическом строе, искусственное охраняемом в течение более чем столетия» Литература русского зарубежья: 1920-1940. М., 1993. С.50.. Напрашивается вывод, что он считал самодержавие отжившим уже к концу XVIII в.

Однако, согласно основному тексту первой части «Очерков», вплоть до второй половины XVIII в. Россия развивалась крайне медленно, а по- настоящему динамичное развитие обеспечили лишь реформы Александра II. Милюкова даже обвиняли в том, что он преувеличивал степень отсталости России. Создается впечатление, что Милюков «форсирует» русскую историю второй половины XVIII-XIX вв., чтобы к концу XIX в. созрели внутренние социально-экономические и политические предпосылки для конституционного строя.

Таким образом, политическое содержание первой части «Очерков» как бы распадается на два слоя. Внешний слой -- либеральные декларации «Итогов». Внутренний -- более консервативные выводы, вытекающие из основного текста, где автор был связан, во-первых, фактическим материалов, а во-вторых, -- унаследованной концепцией «государственной школы». Причина раздвоения политического подтекста «Очерков» кроется, надо полагать, в том отмеченном А. Н. Цамутали факте, что принятая Милюковым без принципиальных изменений концепция государственников (К. Д. Кавелина, С.М.Соловьева, Б.Н.Чичерина) была разработана представителями более умеренного либерализма, противниками немедленного установления конституционного строя Цамутали А.Н. Борьба направлений... С.195.. Со времени разработки ими этой концепции до момента издания «Очерков по истории русской культуры» социально-экономические и политические условия в России не успели измениться столь существенно, чтобы дать основания для радикальных выводов Милюкова. Он справедливо полагал, что условия эти менялись в конце XIX в. очень быстро, но свою политическую программу строил, переоценивая степень уже произошедших перемен.

2.2 Отношение к историографическому наследию Милюкова в 20-30 г.г. ХХ в. (период эмиграции)

Определяя отношение к историографическому наследию Милюкова в 20-30 г.г. ХХ в., следует отметить, что значительное влияние на формирование научных взглядов Милюкова оказала полемика славянофильской и западнических теорий исторического процесса. В этой полемике он пытался занять особую позицию с тезисом, что «европеизация России не есть продукт заимствования, а неизбежный результат внутренней эволюции, одинаковый в принципе у России с Европой, но лишь задержанный условиями среды» Там же. С. 158.. Тем не менее, симпатии Милюкова очевидны. Еще с гимназической скамьи он проявляет прозападнические тенденции и выступает как критик славянофильства, особенно против его идеи «неподвижной самобытности» русского народа. Милюков полагал, что славянофильская «идеология и теоретически уже подкопана, и практически изменилась до неузнаваемости по сравнению с тем, что грезилось старым славянофилам». По мнению Милюкова, славянофилы абсолютизировали «внутреннюю тенденцию» без учета обстановки, западники же, наоборот, ее недооценивали, преувеличивая роль обстановки и среды.

На становление религиозных взглядов семейное воспитание, по воспоминаниям самого Павла Николаевича, не оказало почти никакого решительного влияния, «дома не имелось для этого никаких предпосылок». Позже у Милюкова возникло сомнение, были ли вообще дома Библия или Новый Завет. Детский опыт встречи с Церковью, по воспоминаниям Милюкова, не был удачным, но постигшее его разочарование при встрече с церковным формализмом, все же не загасило растущее в нем тогда религиозное чувство. Это «бессознательное чувство неудовлетворенности» первой исповедью развилось и окрепло, когда «после поступления в гимназию исповедь и причастие стали обязательным актом, о выполнении которого надо было предоставлять гимназическому начальству официальное удостоверение» Там же. С 66..

В то же время, Павел испытывал внутреннюю потребность более личного участия в Таинствах. Нарастал духовный кризис: с одной стороны желание искреннего, личного участия в церковной жизни и страх причастия в «суд и в осуждение», с другой стороны отсутствие возможности разрешить накопившиеся вопросы. Домашняя церковность, как выражается Павел Николаевич, «не шла дальше обязательного минимума» Там же. С 67.. В конечном итоге, стремление к личному выражению веры разрешается у юного Павла в старании «чаще ходить в церковь, точнее соблюдать обряды, выражать это в действиях, истово класть на себя крест, становиться на колени, ставить свечи перед образами...».

Это первое пробуждение религиозного сознания не встретило сочувствия в семье и поскольку «кругом не было никого, кто бы от этих начатков показал путь дальше», росток нового чувства, не найдя глубокой почвы ни в семейной традиции, ни в окружении, ни, видимо, у самого Павла, «как-то завял само собой» Там же. С 67..

Стоит отметить, что в своих воспоминаниях будущий лидер партии кадетов часто жалуется на отсутствие поддержки и совета в своем первом чувстве интереса к Церкви. Трудно сказать, насколько искренни эти сетования и насколько глубок и настойчив был сам юный Павел Николаевич в своих религиозных устремлениях в то время, но уже на склоне лет, касаясь в мемуарах этого момента, Павел Николаевич достаточно иронично оценивает свое тогдашнее поведение, именуя себя девотом, т.е. святошей.

Значительное влияние на становление религиозных взглядов Милюкова оказало наследие Вольтера, точнее, его «Философский словарь». «Ирония и сарказм Вольтера, - писал Павел Николаевич, - подействовали на меня неотразимо. Они осмыслили мое отрицание формальной стороны религии. Насмешки над наивностями и примитивными добродетелями Библии разрушили традиционное отношение к библейским рассказам. Библия еще не встала для меня в ряд важных исторических памятников древнейшего быта, но потеряла свое учительное значение и свой ореол богодухновенности»

Милюков П.Н. Воспоминания. Т. 1... С. 83..

Следует учитывать, что «Философский словарь» Вольтера - произведение далеко не атеистического характера, каким его принято изображать в советской литературе. На страницах этого произведения Вольтер, вооружаясь против клерикализма и формализма в вере, все же активно отстаивает существование Бога. Влияние Вольтера не знаменовало собой еще коренной отход в религиозном мировоззрении Павла Николаевича. По собственному признанию П.Н. Милюкова, эта перемена осуществится позже под влиянием научного позитивизма.

Другим мыслителем, повлиявшим на Милюкова в становлении его религиозного мировоззрения, был Спенсер. Характерно, что он при первом прочтении не соглашается со скепсисом Спенсера. В полемическом задоре он исписывает возражениями целую тетрадь. Спенсер ему показался просто безбожником. Однако, вспоминает Милюков, как не хотелось ему «расставаться с остатками принятой на веру религиозной традиции, она явно отступала перед расширяющейся сферой научного познания». В итоге, заброшенные Спенсером искры сомнения затушить не удалось.

В последующее время колебание между «научным познанием и ощущением сверхчувственного мира» Милюков преодолевает через знакомство с Кантом, Юмом и Локком. С тех пор, оценивает себя Павел Николаевич, «критическая философия сделалась одной из границ моей мысли против потусторонних вторжений «сверхопытного» познания» Там же. С. 79..

Кроме того, следует дать характеристику некоторым чертам исследовательского облика П.Н. Милюкова. Прежде всего то, что Милюкова- политика и Милюкова-историка очень сложно разделить. Его историкофилософские взгляды, к которым он пришел в своих научных исследованиях, тесно переплетались с политическими убеждениями. Эту мысль разделял и сам Павел Николаевич. Подводя в свой семидесятилетний юбилей итог научной и политической деятельности, в речи о связи исторического прошлого с будущим России он озвучил бытовавшее о нем мнение, что «политик-Милюков повредил Милюкову-историку», что ему следует оставить политику и вернуться к научной работе. При этом он пояснил, что никогда не разделял этих сторон своей деятельности. «Связать прошлое с настоящим - такова была задача всей моей политической деятельности. Историк во мне всегда влиял на политика». Историк, считал Милюков, сможет постичь былое, только если он научится понимать современные ему процессы.

В то же время вывод, что в научном облике Павла Николаевича Милюкова отечественные либеральные идеи значительно влияли на философские взгляды, представляется оправданным. Показательным здесь является анализ его работы, посвященной юбилею А.С. Пушкина - «Живой Пушкин», в статье М.Д. Филина. Критик камня на камне не оставляет от «живого» Пушкина Милюкова, расценивая ее как политическую работу, написанную «по жестким либеральным канонам». «Книга П.Н. Милюкова, - пишет он, - являла собой образчик методологически безупречного применения коллекции либеральных постулатов и тактических приемов»

Филин М.Д. От составителя // П.Н. Милюков. Живой Пушкин (1837-1937) / Сост. авт. вступ. ст. и коммент. М.Д. Филин. - М.: Эллис лак, 1997. - 413 с. С. 7..

Определяя влияние на идейный облик Милюкова либеральных взглядов, следует учитывать ряд особенностей отечественного либерализма. Прежде всего, это многофакторность самого понятия «либерализм». О широте этого понятия свидетельствуют его отечественные и зарубежные исследователи. Это же подтверждают и факты множественных и расплывчатых употреблений понятия «либерал» в литературе как дореволюционной, так и современной.

Значительным явлением эмигрантской историографии стал, приуроченный к 70-летнему юбилею Милюкова, сборник статей, авторами которых выступили видные научные и общественные деятели эмиграции - В. Мякотин, А. Кизеветтер, П. Бицилли, В. Оболенский, М. Вишняк и другие.

Несмотря на юбилейный характер, статьи сборника дают целостное представление о различных сторонах жизни и деятельности Павла Николаевича: научной, педагогической, политической, дипломатической, журналистской. Оценки, суждения и характеристики, данные в сборнике, явились, пожалуй, наиболее интересными из всего того, что было написано о Милюкове в эмигрантской литературе. Они во многом определили и ход изучения его научных работ в западной историографии.

Эмигрантская печать явилась свидетелем ещё 2-х серий статей, посвящённых Милюкову. Первая из них была приурочена к 80-летию учёного, когда в «Последних новостях» были помещены многочисленные статьи, авторы которых делились своими воспоминаниями, связанными с личностью этого незаурядного человека. Вторая серия статей была вызвана трагической датой -- смертью Павла Николаевича.

Не могли не оставить своих отзывов о Милюкове и его противники. Резкой критике подвергли эмигрантские работы учёного о революции 1917 года известный русский историк С.П. Мельгунов и редактор журнала «Современные записки», эсер М.В. Вишняк. Они обвинили Милюкова в том, что тот в своих исторических трудах выступает ни как историк, а как политик. А попытку развенчать Милюкова и как историка и как политика предпринял в своей статье Е. Ефимовский.

В.Ф. Пустарнаков сетует на то, что «от безбрежного «плюрализма» в толкованиях и определениях сущности либерализма впору закружиться голове» См. напр.: Либерализм в России. Сб.ст. / Отв.ред В.Ф. Пустарнаков... С. 59.. В бессилии в этом вопросе расписываются даже западные исследователи, для которых либерализм как политическое явление имеет долгую историю См. напр.: Пивоваров Ю.С. Либерализм в Европе // Политическая наука: либерализм, консерватизм, марксизм: Проблемно-тематический сборник. - М.: ИНИОН РАН, 1998. - С. 35.. Все это вынуждает как западных, так и отечественных исследователей говорить о нем не как о доктрине, а как о течении или даже настроении. Тем не менее, подавляющая масса исследователей либерализма останавливается на его более широком определении, что это «доктрина, отстаивающая свободу личности»

Габидулина Н. Либерализма в России (историко-философский анализ) // Вестник высшей школы. - М., 1992. - № 7-9. - С. 71-76. - С. 71; См. также: Ситников А.В. Православие и модернизация российского общества. // Церковь и время. - М. 2006. - № 1. - С. 41-66. - С. 57.. Можно согласиться с поправкой В.Н. Жукова, предлагающего в качестве «исходной точки понимания либерализма не понятие свободы, а категорию индивидуализма, выделение личностью себя из социальной среды как уникальной ценности со своими интересами и потребностями» Жуков В.Н. Указ. Соч. С. 152..

Другая черта отечественного либерализма, значимая для понимания взглядов П.Н. Милюкова, - эклектичность. Отечественный либерализм вбирал в себя представителей различных научных школ и направлений западной и отечественной мысли. Отсюда в либерализме уживались сторонники народного суверенитета и естественного права, традиционалисты и неославянофилы. При этом либеральных теоретиков сближала идея эволюционной формы развития общества, отсюда ими принципиально отвергалась идея революционного преобразования общества. Либеральные теоретики нового типа, в частности, Милюков, признавали возможность только политической революции и только как политического инструмента. На одном из летних заседаний ЦК кадетской партии 1912 года П.Н. Милюков, прижатый к стене вопросом о пределах лояльности партии, должен был сказать, что когда из-под ног партии ускользнет возможность стоять на конституционной почве, то, может быть, и сама партия как таковая уничтожится, - и это вызвало нападки даже в ближайших к оратору кругах; однако лидер кадет здесь стоял на твердой идейной позиции. Так, когда 8 июля 1906 г. I Дума была распущена, кадеты выступили с возванием о пассивном сопротивлении, но дальше пойти кадетское руководство уже не смогло, это и есть грань, за которой кадет превращается в революционера.

Другой трудностью при анализе российского либерализма, что находит отражение и в определении идейного облика П.Н. Милюкова, является его эволюционный характер. Если на Западе либерализм поочередно прошел ряд стадий-интеллектуальную, экономическую,политическую, демократическую и социальную, которые были согласованы с историческим процессом, то в России эти стадии имеют сжатый характер и слабо связаны с исторической средой. При отсутствии связи с исторической средой русский либерализм получил отвлеченно-теоретический характер, имея слабое отношение к действительному содержанию исторического процесса. Поэтому можно только солидаризироваться с утверждением Л. Новиковой и И. Синеземской, которые при этом опираются на профессора Анджея Валицкого, что русский либерализм, в первую очередь, есть интеллектуальная традиция.

Современники Павла Николаевича Милюкова, он сам, а также исследователи отмечают его увлечение схематизмом, стремление упростить материал, свести его к ясным, выверенным выводам. Отсюда можно предположить, что, придя в своих исследованиях к выводам, он старался проследить их и в остальных сферах своей деятельности.

Милюкова можно обвинить в тенденциозности, в стремлении достичь результата, но не в непоследовательности. «Милюков всю свою деятельность строил на принципах, в которые верил. Он был убежден в справедливости либеральных идей и с чистой совестью отстаивал каждую подробность кадетской программы», - пишет о нем его современница Тыркова-Вильямс А. Кадетская партия... С. 210.. Отчасти это даже ставится в вину лидеру кадетов за политический провал его партии: «Он окаменел на раз занятых позициях, и это грузом легло на его политическую деятельность, отчасти на партию».

Не касаясь некоторых нравственных характеристик, хотелось бы отметить одну черту, которая является общей для ряда воспоминаний, а именно рациональность,интеллектуализм размышлений Павла Николаевича Милюкова. «Сам насквозь рассудочный, - вспоминала его соратница, член ЦК партии кадетов А. Тыркова-Вильямс, - Милюков обращался к рассудку слушателей. Волновать сердца... было не в его стиле». Но особенно примечательны для затронутого нами вопроса независимые свидетельства Тырковой-Вильямс и Шипова. Так, представитель земцев - Шипов, на аудиенции с императором Николаем II в Петергофе, говоря о влиянии Милюкова в партии кадетов, отмечает, что «по своему жизнепониманию Милюков преимущественно рационалист, историк-позитивист; в нем слабо развито религиозное сознание». Еще рельефней дает этому дает характеристику его коллега по ЦК: «Обычно он (Милюков) давал синтез того, что накопила русская и чужеземная либеральная доктрина. В ней не было связи с глубинами своеобразной русской народной жизни. Может быть потому, что Милюков был совершенно лишен религиозного чувства, как есть люди, лишенные чувства музыкального» Тыркова-Вильямс А. Кадетская партия... С. 211..

Таким образом, можно проследить влияние на П.Н. Милюкова идей Соловьева. Это отразилось в его утверждениях закономерности всемирного исторического процесса и эволюционном характере российской истории. В свете этих идей Милюков оценивал реформы Петра Великого как неизбежный и естественный результат истории России, связанный со всем ходом исторического процесса. Взгляды Ключевского отразились в объяснении Милюковым факта возникновения национальных культур как проявления общего культурного движения человечества. Общее идейное направление О. Конта о трех стадиях человеческого прогресса было также использовано и переосмыслено Милюковым, по отношению к каждой отдельной нации. Истоки скептического отношения П.Н. Милюкова к религиозному содержанию российской истории, позитивистский подход к вере и к национальной религиозной традиции получили основание в знакомстве с трудами Спенсера, Канта, Юма и Локка, а также в обстановке семейного религиозного скептицизма. Кроме того, следует отметить теоретизирование и жесткую привязку к принятым либеральным постулатам как яркие черты исследовательского облика Милюкова, которые заметно сказывались на решении им как политических, так и историко-философских вопросов. Эти положения находят яркое отражение в анализе Милюковым внутренних принципов исторического процесса.

2.3 Милюков в советской историографии 60-80 гг. ХХ в.

Исторические взгляды П.Н. Милюкова формировались в период нового этапа исторической мысли. Современная наука, как полагал Милюков, требовала отхода от повествовательного описания истории и диктовала комплексный подход в историческом анализе. Он полагал, что современная история должна выявлять закономерности исторического процесса. При этом, учитывая, что история может давать только конкретный эмпирический материал, Милюков видел в истории лишь факты, воплощающие в каждом конкретном случае единый исторический закон. Исходя из собственных позитивистских установок, Милюков отрицал любой творческий процесс в исследовании истории и нивелировал даже саму постановку вопроса о материальном или духовном основании истории. Отсюда, его научный подход к истории, делающий ее эмпирической наукой, предполагал использование социологии, которая обуславливает исторические связи и законы.

В то же время, Милюков предполагал единство исторического процесса, объединенного общими закономерностями различных процессов, протекающих в преломлении конкретных исторических условий.

В силу подобного подхода, Милюков отрицал в динамике исторического процесса существование главных и второстепенных сторон. Он полагал, что каждый из аспектов истории должен рассматриваться в конкретном подходе и на всем протяжении своего действия. В таком анализе, справедливо полагал Милюков, трудно решить, какой из аспектов истории «главнее». Научное понимание истории, по Милюкову, не может сводиться к односторонним ее толкованиям о первенстве того или иного элемента в процессе общественного развития. Однако, и в этом можно полностью согласиться с М.Г. Вандалковской, сам историк не выдерживал свой принцип и отдавал предпочтение в понимании истории экономическому фактору.

Либеральные взгляды Милюкова в понимании истории выразились в приверженности идеям прогресса и эволюции исторического процесса. Представление о целесообразности исторического процесса, объясняемое в теологическом либо в волюнтаристическом ключе, но не обусловленное породившей его социальной средой, Милюков считал неприменимым к научному пониманию истории.

В понимании исторического процесса П.Н. Милюков попытался занять среднюю позицию. С одной стороны, он критиковал возможность существования идеи всемирной истории, согласно которой «дух» каждого отдельного народа в процессе единого, закономерного прогрессивного развития является ступенью в развитии «мирового духа». Поскольку это, на его взгляд, неизбежно приводит к идее божественного промысла, управляющего человечеством. В то же время, он отрицал и самозамкнутость историй отдельных народов, поскольку предполагал общность хода исторических процессов, раскрывающихся индивидуально в конкретных исторических условиях.

Отсюда Милюков критически относился к идеям, видевшим в истории исключительно материальные или духовные двигатели. Он полагал, что их нужно рассматривать только в совокупности, где материальная среда выступает почвой, которая эволюционирует в осуществлении общих исторических законов.

Милюков признавал личность, наравне с социологической и внешней средой, фактором, влияющим на ход исторического процесса. По его мнению, даже с учетом внешних и внутренних влияющих сил, поддающихся закономерному объяснению, остается «некоторый остаток», который объясним только «индивидуальными особенностями действующих лиц».

Тем не менее, Милюков считал ошибкой сводить историю к деятельности личности. Значение личности обусловливается умением уловить нарождающуюся историческую тенденцию, ее выразить и трансформировать в общественное сознание. Таким образом, Милюков включал влияние личности в общий комплекс факторов исторического процесса наряду с закономерностями стихийного поведения масс.

Изучение влияния экономического фактора на формирование исторического процесса занимает особое место в исследованиях П.Н. Милюкова. Дискуссионность этого вопроса для того времени стала причиной обвинений в адрес Милюкова в историческом материализме. Сам историк решительно отрицал связь своего понимания экономического материализма с материализмом историческим. Он определял свое отношение к экономическому материализму исключительно как к методологическому подходу, отрицающему метафизическое и теологическое толкование истории. Таким образом, экономический материализм выступает у Милюкова как часть единого исторического процесса. В то же время, в решении этого вопроса Милюков противоречив, с одной стороны факторный подход равномерен и не имеет главных сторон, с другой экономический фактор становится явно определяющим в истолковании социальной и политической истории. Это совершенно верно отмечает Вандалковская, что в основу понимания исторических процессов на Западе и в России Милюковым «был положен единый критерий - степень развития экономического фундамента».

Не менее значимой в исторической концепции Милюкова стала тема «Россия - Запад». В этом известном вопросе, по его собственному признанию, он старался стать выше споров и занять примирительную позицию по отношению к двум противоположным лагерям - славянофилам и западникам. Оба течения, по его мнению, содержали «истину с ошибкой». Славянофилы недооценивали влияние внешней среды и переоценивали идею национального своеобразия. Западники же абсолютизировали роль обстановки и среды. В качестве решения этого вопроса Милюков предполагал, как общность хода исторического процесса, обусловленного общими законами истории, что, по его мнению, должно приводить к некоторой общности форм развития, так и то, что на местах результаты этого процесса будут «более или менее своеобразными».

Таким образом, Россия, по мнению Милюкова, проходит те же стадии исторического процесса, что и Европа, однако осуществляет эти процессы «по- своему», в более медленном темпе. Таким образом, сходство с Европой здесь является «естественным последствием сходства самих потребностей, вызывающих к жизни и там, и здесь эти новые формы», т.е. европеизм - органический элемент российской истории, а Россия в своем развитии - это Европа, но в своеобразии полученных результатов.

Таким образом, общность хода исторического процесса как в истории, так и в развитии отдельных народов Милюков ставил в основу своего взгляда на исторический процесс. «В основе всех национальных историй он признавал «общие социологические законы» и в «бесконечном разнообразии национальных существований» - сходные и общие всем им «элементы социального развития»».

Важное значение в изучении исторического процесса Милюков придавал его внутренним социальным законам, при этом предостерегая от их абсолютизации, поскольку они осуществляются только в реальных условиях исторической жизни. Материальная среда, в которой происходит процесс общественного развития, есть почва, которая сама находится в постоянной эволюции. Внешние факторы также влияют на ход исторического развития. Таким образом, оба фактора - и внешний и внутренний, взаимно обуславливают друг друга.

Третьим фактором, влияющим на ход исторического процесса, у Милюкова выступает личность. При этом деятельность личности не только не противополагается общим законам исторического развития, но их выражает. Так, в противовес оценке личности Петра как нарушителя естественного хода развития России, Милюков оценивает его роль как явление назревшей исторической необходимости. В противном случае, аргументирует историк, результаты его деятельности не выдержали бы испытания временем. Сознательное и целесообразное действие личности может идти и наперекор эволюционной тенденции социального процесса. В первом случае, по мнению Милюкова, социальная сила личности вырастает.

На уровень личности в историческом процессе Милюков выводит и стихийный бессознательный процесс. Проблема соотношения личности и массы решается с ростом общественного сознания - путь, которым можно прийти к замене стихийного исторического процесса сознательным, т.е. целесообразным поведением массы.

Отрицательное отношение к концепциям, признающим духовные причины в качестве внутренних законов истории, приводит Милюкова к необходимости проанализировать роль личности в историческом процессе.

Советская историография особое внимание уделяла отношению Милюкова к вопросу национальности, тогда как национальность определяется у П.Н. Милюкова в свете либеральных идей как непрерывный, эволюционистический процесс. Все, что служит динамичности, свободе этого движения - есть национальность. Все же, что трактуется вне демократических, либеральных идеалов, в том числе и идеи славянофилов, где национальность мыслится как мистически-таинственная народная душа - реакционно.

Такой подход к решению вопроса национальности приводит Милюкова к отрицанию неизменности, тождественности национальных признаков, низводя их в разряд случайностей творческого процесса человечества. Все признаки национальности, по его мнению, чрезвычайно хрупки, и ни один не восходит слишком далеко в историческое прошлое. Все, чем привыкли определять национальность - язык, религия, территория, нравы и обычаи, - все это сравнительно недавнего происхождения, все это подвижно и может отделяться друг от друга.

В этом ключе П.Н. Милюков разбирает такие национально образующие признаки, как язык и религию.

Прежде всего, Милюков отвергает существование общего праязыка, который связан с теорией постепенного разветвления народов по мере выхода из общей прародины - Азии. Вместо нее Милюков обращает внимание на современную ему теорию Иоганна Шмидта (1872) волнообразного или кольцеобразного распространения арийских языков, в основу которой положено наблюдение о тесной связи каждого арийского языка Европы со своими соседями. Отсюда Милюков приходит к выводу, что корни праязыка есть лишь следы языка одного из народов. «Разошлись между собой эти языки - не потому, что разошлись народы, а потому, что тот народ, который принес этот язык, передвигался не в пустом пространстве, а в пространстве, уже прочно заселенном упомянутыми древними расами» - утверждает Милюков. Однако, попытка опереться на «передовые» научные знания устаревает вместе с этими теориями. Так, выдвинутая в начале XX в. датским учёным Х. Педерсеном теория ностратических языков, разрабатывавшаяся Б. Коллиндером, К. Менгесом, В.М. Иллич-Свитычем, А.Б. Долгопольским, опровергающая взгляды Милюкова, имеет в настоящее время характер доказательной научной теории. В этой теории убедительно обосновывается возможность существования праязыка См.: Долгопольский А.Б. Гипотеза древнейшего родства языков Северной Евразии: Проблемы фонетических соответствий // VII Международный конгресс антропологических и этнографических наук. - М.: Наука, 1964; Иллич-Свитыч В. М. Древнейшие индоевропейско- семитские языковые контакты // Проблемы индоевропейского языкознания. - М., 1964. - С. 3- 12; Его же. Материалы к сравнительному словарю // Этимология. - М., 1967. - С. 321-373; Его же. Опыт сравнения ностратических языков. - М.: Наука, 1971. - [Т. 1]. - 412 с..

В критике определения национальности по религиозному принципу Павел Николаевич Милюков риторически вопрошает, что «если уже язык, этот основной носитель национального духа, не создает сам по себе национальности, то что же говорить о других признаках? Может быть, религия - вот признак национальности, который не обманет» Милюков П.Н. Национальный вопрос... С. 45.?

В решении этого вопроса П.Н. Милюков ориентирован, прежде всего, на критику внеконтекстно поданного им тезиса А.С. Хомякова, что «русская национальность исчерпывается православием». Этому утверждению ученик Ключевского противополагает убеждение, что религия - не содержание народа, но лишь внешний признак, как, например, национальный костюм. Не национальность определяется религией, а наоборот, религия формируется по национальности и должна соответствовать ей. Религия, считает Милюков, меняется, развивается и эволюционирует. Реформация, протестантизм и другие течения христианства - это всего лишь стадии религиозной эволюции.

Придя к такому релятивистическому утверждению в отношении веры, П.Н. Милюков утверждает, что «в конце концов, для национальности переменить религию еще легче, чем переменить язык». Единственное что может религия - это характеризовать национальность, но не создать ее.

Таким образом, в системе Милюкова религия в отношении к национальности превращается не более чем в акциденцию и теряет любую возможность существенного влияния на нацию.

Интересно, что сам П.Н. Милюков не проявляет индифферентности в оценке религиозных типов. Критерием здесь выступает их прогрессивность и соответствие либеральным началам. Московский, допетровский тип религиозности в этом соревновании у Милюкова явно проигрывает протестантской религиозности. Милюков вообще полагает московскую церковно-религиозную культуру препятствием прогресса, отдавая приоритет культуре Реформации. Однако, нет оснований находить в этом конфессиональные симпатии П.Н. Милюкова, здесь следует учитывать генетическую связь либеральной идеологии и идей протестантизма См.: Козин Н.Г. Искушение либерализмом. // Вопросы философии. - М.: Наука, 2006. - № 9. - С. 47-67. С. 49-50; Ситников А.В. Современное общество, демократия и православие. // Церковь и время. - М. 2005. - № 2 (31). - С. 19-42. С. 33..

В связи с этим представляется ошибочным объяснение данной связи А.В. Ситниковым, как обнаружение в либерализме общих христианских ценностей. Так, он полагает свободу одним из основных принципов либерализма, началом, связывающим либерализм с христианством и отделяющим его от идей Просвещения Ситников А.В. Современное общество, демократия и православие... С. 25-27.. Данное утверждение представляется спорным, т.к. идея свободы настолько широка, что даже внутри христианского понимания может иметь различные конфессиональные трактовки. По мнению автора, более близок к пониманию сути вопроса патриарх Кирилл (Гундяев), который в своем исследовании корней либерализма отталкивается от христианской антропологии. Патриарх Кирилл отмечает, что христианское понимание свободы определяется свободой от греха. «Либеральная же концепция, которой само понятие греха совершенно чуждо, включает в себя идею раскрепощения человека «как он есть», а значит, высвобождение потенциала греха в человеческой личности....В этой своей части либеральная идея противоположна христианству» - резюмирует патриарх

Цит. по: Иларион (Алфеев), епископ. Благословение или проклятие? Традиционные и либеральные ценности в споре между христианством и западной цивилизацией. // Церковь и время. - М. 2005. - № 3 (32). - С. 11-50. С. 24.. Патриарх отмечает, что именно языческий антропоцентризм Возрождения оформил идейный корпус либеральных принципов на излете эпохи Просвещения. Не отрицая жизненный потенциал либеральных идей и говоря о непредпочтительности для РПЦ любой идеологической парадигмы государства и общества, патриарх Кирилл ставит «фундаментальную мировоззренческую проблему соотношения традиционных и либеральных ценностей» Иларион (Алфеев), митр. Патриарх Кирилл... С. 446., необходимости учета современным либеральным стандартом самобытности цивилизаций.

Национальным П.Н. Милюков полагал общий объединительный процесс, охватывающий массы, «когда в умах и сердцах каждого члена зажигается общая идея». Милюков признавал, что в истории народов такой идеей выступала идея религиозная. Но при этом лидер кадетов строго отличал основы современных, национальных процессов, что это «не есть идея старой религии, налагавшей цепи, <...> требовавшей безусловного подчинения одному типу мысли и чувства, чуждому массам <...> по самим формам общения с Божеством» Милюков П.Н. Национальный вопрос... С. 63.. «Национальным центром, - считает Милюков, - является идея религии новой, исходящей из требований внутренней свободы веры для каждого, делающей веру живым фактом внутренней жизни каждого и тем низводящей религию с алтаря и жертвенника в сердца и умы народных масс», при этом Милюков подчеркивал связь новых либеральных идей с этой формой религиозного процесса Там же. С. 63..

Таким образом, в понимании национальности Милюков проводит либеральные взгляды. В то же время, эволюционистический принцип в осмыслении национальности, которым Милюков надеялся снять противоречия в понимании национального вопроса между националистами и социалистами, не объясняет содержание российской национальности. Либеральные взгляды Милюкова, напрямую отразились и в его понимании роли религии в истории. Он не видел в религии национально-формирующего принципа. Поэтому в вопросах церковно-государственных отношений в думских высказываниях Павел Николаевич предстает сторонником свободы совести. Милюков в воспоминаниях о своей деятельности в Думе сожалеет, что «внеисповедное состояние» как окончательное осуществление принципа свободы совести оказалось вне кругозора Думы. Однако, подобный подход Милюкова не учитывал глубокую укорененность Православия в российской культуре и обществе.

2.4 Милюков в современной историографии в конце ХХ - начале ХХI в.в.

Новейший период развития российской исторической науки определил направления исследований трудов ученого, когда, с одной стороны, прослеживается стремление осуществить реконструкцию взглядов П.Н. Милюкова, с другой, преодолеть пристрастие советской исторической науки при проведении оценки трудов ученого.

На современном этапе прослеживаются две основные тенденции при изучении работ Милюкова, одна из которых состоит в обобщении работ ученого, другая - в изучении определенных сторон его биографии и научного наследия.

В философском осмыслении вопроса государственно-конфессиональных отношений взгляды П.Н. Милюкова расходятся с А.В. Карташевым не только в принципах решения, но и в объеме анализа этой проблемы. Следует отметить некоторую лаконичность в решении вопросов церковно-государственных отношений П.Н. Милюковым. Это выглядит тем более удивительным, что по долгу своей работы в Государственной Думе третьего созыва он занимался вопросами государственной политики в вероисповедной области. Объяснением этому явлению, на наш взгляд, служит то, что в его либеральной трактовке понимание церковно-государственных отношений сводится к отделению Церкви от государства. П. Линицкий оправдывает данный факт тем, что либерализм, основываясь на идеях просвещения отрицает любую религиозную мысль как суеверие, противное идеалу научного просвещения. Отсюда он делает справедливый вывод, что либерализм считает не нужными религиозные институты, чья деятельность лежит в исторической основе складывавшихся государств, а их содержание не признает истинным, поскольку «с точки зрения либерализма, всякая религиозная вера есть суеверие». А раз не признается взаимодействие, то и множество вопросов, с этим связанных, снимаются, отсюда некоторая упрощенность взглядов на проблему церковно-государственных отношений в либерализме.

В то же время, решение вопроса в духе либерализма, выраженное в принципе отделения церкви от государства и даже ее ухода с ведущих общественных позиций, имело предпосылки прежде всего в историко-философских взглядах историка.

Милюков и полагал религию целиком частным делом. Поскольку он не видел в религии национально-формирующий фактор, то и Православие, и его носительница в России - Русская Православная Церковь, лишались для него своего государственного значения, нивелируясь до уровня индивидуального выбора. Поэтому в вопросах церковно-государственных отношений в думских высказываниях Павел Николаевич предстает сторонником свободы совести. Его критике подвергается «монополизация веры» официальным исповеданием и особенно национализация веры государством. В этих выводах П.Н. Милюков исходил из строго с усвоенных теоретических позиций западничества, позитивизма и эволюционизма. Лидер кадетов считал национальность постоянно эволюционирующим элементом. Он приходил к выводу, что национальность - это непрерывный эволюционный процесс воссоздания себя, и все, что служит этому явлению - национально, если нет, то реакционно и антинационально. Милюков критически оценивал московскую церковную традицию, полагая ее тормозящим фактором национального прогресса. Милюков опасался тем самым усиления идейной конкурентноспособности Церкви, что, по его мнению, могло выразиться в клерикализации общества.

Думская программа П.Н. Милюкова по вопросам отношения Церкви и государства выражала не только его политические взгляды, но и идейную позицию. Лидер кадетов неоднократно заявлял, что не разделяет в себе политика и историка, что убеждения, принятые на одном поприще, были цельными убеждениями. Такой подход был для П.Н. Милюкова принципиальным. Так, он выставляет себя сторонником формулы Кавура - «свободная церковь в свободном государстве», вне зависимости от любых своих взглядов. Такая позиция лидера кадетов позволяет оценить его политические взгляды как соответствующие его либеральной мировоззренческой парадигме.

Важное значение для определения взглядов Милюкова по вопросам церковно-государственных отношений имеет его политическая деятельность. Так как в работе Третьей Думы он принимал работу в комиссиях по церковным, старообрядческим и сектантским вопросам и, таким образом, мог полноценно сформулировать и представить либеральное понимание проблемы церковно-государственных отношений, его взгляд на церковно-государственные отношения становится ясен из обсуждавшихся в Думе проектов: свободы совести, реформы церковно-приходских школ и из оценки влияния Распутина на монаршую семью.