Особенности развития ЕС как элитистского проекта

3. Монизм (критическая теория - Ч. Миллс, Ф. Хантер, У. Дохофф и др.) - отвергает плюралистическую трактовку политических систем современных развитых капиталистических стран, прежде всего США. Полагают, что элита - это единая высокосплоченная категория по модели трех «С» Дж. Мизеля - consciousness, cohesion, conspiracy (сплоченность, самосознание, закрытость). Монисты приводят убедительные данные (в том числе статистические, данные эмпирических политологических исследований), свидетельствующие о том, что важнейшие решения, жизненно важные для миллионных народных масс, принимает узкий круг людей «наверху» -- несколько сот, иногда тысяч человек. Ключевое понятие - правящая элита. Более консервативен. Критика: неисторический подход к управлению социальной жизнью, абсолютизация элитарной структуры как закона политических отношений, нежелание понять творческую роль народных масс в политической жизни общества.

4. Неоэлитизм - новая волна интереса мировой политологии к изучению элит, начало которой в 1980 г. положила книга Дж. Хигли и Л. Филда «Элитизм». Хигли является неформальным лидером этой школы. Считают, что правящая элита более последовательна, рациональна и активна в осуществлении идеалов демократии, чем широкие массы населения. Однако, стремились к преодолению дихотомии «монизма» и «плюрализма» и сосредоточились на исследовании связи между конфигурацией элит и изменениями политических режимов.

5. Радикальный антиэлитизм (эгалитаризм) постулирует, что элита - это возможная угроза демократии и призывает к реализации подлинного народоправия. В целом такая позиция большинством признаётся как утопичная и опасная иллюзия: попытки ее воплощения в жизнь порой приводили к авторитаризму и тоталитаризму.

6. Партократическая теория элиты (А. Автохранов, М. Кализе Калице, М. Третья республика. Партии против президентов. Calise, Mauro. La terza Repubblica. Partiti contro Presidenti. - Laterza; 2 edizione. - 2006.) воплотилась в странах тоталитарного социализма, также можно говорить об итальянской, ирландской партократии и др. Среди базовых черт элиты выделяет: а) её глобальный и/или мессианский характер; б) её историческая, руководящая роль в переходе человечества от капитализма к коммунизму, а также пролетарское, народное происхождение (в случае с СССР); в) политическое руководство всеобъемлющего характера, всех сфер общества: экономики, распределения материальных и духовных благ, решения кадровых вопросов и т.п.; г) лояльность одной идеологии - ценность и гарантия успешного руководства обществом; д) иерархичность элиты, а также милитаризация ее внутренних отношений (последнее в случае с СССР).

Последняя школа элитологии представляет интерес, поскольку среди экспертов можно встретить критические сравнения ЕС с СССР (например, В. Буковского The European Union - the New Soviet Union? Transcript of Mr Bukovsky's Brussels Speech. - URL: [http://wariscrime.com/new/the-european-union-the-new-soviet-union/] (дата обращения: 30.01.2016)). Как минимум, такие сравнения дают пищу для размышления.

Взвешенные современные оценки структуры элиты построены на избегании крайностей в оценках. Так, Ж. Блонель (J. Blondel) отмечает, что современные элиты не столько монолитны, как это представляли «монисты», но и не столь разобщены, как об этом писали «плюралисты»; структура элит динамична.

§3. Тематика элит в осмыслении европейской интеграции и демократического дефицита

Рассмотрим некоторые аспекты элитарного функционирования общества подробнее. Для выдающегося философа XX века К. Поппера контроль за элитойМаксимальная гласность, возможность неограниченной критики элиты, разделение властей и относительная автономия друг от друга политической, экономической, культурной и иных элит, наличие оппозиции, борьба и соревнование элит, арбитром которой (по крайней мере во время выборов) выступает народ, иначе говоря, все то, что составляет в своей совокупности современный демократический процесс -- центральная проблема демократии, важнейшее условие её сохранения, ведь не что иное, как контроль мешает элите сосредоточить в своих руках тираническую, деспотическую власть. Согласно этой логике с помощью усиления контроля за элитой, а также прозрачности и подотчётности институтов можно смягчить дефицит демократии в ЕС. Используя терминологию исследователя В. Шмидт, решением проблемы может стать улучшение качества и транспарентности управления, т.н. «сквозной легитимности». Однако, Иван Крастев полагает, что демократия без доверия невозможна и что усиление контроля за правительством не обязательно предполагает рост доверия к публичным институтам. Правительства под давлением демократической общественности могут создать иллюзию прозрачности. По Крастеву, сам факт того, что правительства разных стран вынуждены раскрывать информацию, ещё не означает, что люди будут знать больше или понимать лучше - где больше света, там гуще тень. Не секрет, что лучший способ воспрепятствовать налоговому инспектору - дать всю возможную информацию вместо нескольких нужных и полезных пунктов. Зачастую огромные информационные потоки усложняют публичную дискуссию, смещая фокус с моральной правомочности граждан на их компетентность в той или иной сфере. Интересна постановка Крастевым следующего вопроса: не есть ли любое раскрытие одновременно сокрытием другого рода? Плюс ко всему, информация, как правило, содержит в себе интерпретацию. Ценность прозрачности и контроля не должна абсолютизироваться, иначе общественность сочтёт своих представителей опасными преступниками, за которыми нужно следить круглые сутки. На данный момент, по мнению болгарского исследователя, политическая жизнь развитых западных стран во многом сводится к управлению недоверием. Элиты по-прежнему играют здесь ключевую роль, являясь и причиной недоверия и одновременно его «менеджерами».

Говоря о ситуации, сложившейся в ЕС, автор отмечает: сущность настоящего демократического дефицита - крах доверия масс к меритократии элит. Элиты отгорожены от избирателя экраном «сетевой демократии».

Возможно, золотую середину между двумя полюсами выражает Ашин: здоровое недоверие масс к элите (или неполное доверие) оправдано и в значительной мере конструктивно.

Вопросы о природе элит, соотношении элит и масс и демократии имеют прямое отношение к реалиям ЕС и его существованию как такового. Нас уже давно пытаются убедить в том, что ЕC - светоч и колыбель демократии, но вообще-то современная европейская история и философия всегда были довольно подозрительной к обаянию буржуазной демократии (это нашло отражение в работах Ж.П. Сартра, М. Фуко и др.). У. Черчиль, противореча сам себе, изрёк, что лучшим аргументом против демократии является пятиминутная беседа с обычным избирателем. По мнению Крастева, идеал образованных слоёв Европы - это не абсолютное народоправие, а скорее меритократия и либеральный рационализм, и именно они, а не демократия, легли в основание европейского интеграционного проекта. По большому счёту, люди - не участники, а зрители исторических событий, несмотря на внешнее распространение демократических прав и прививание европейской гражданственности.

Если в традиционных обществах правящей элитой была «элита крови» (аристократия), в индустриальных обществах - «элита богатства» (плутократия), то в постиндустриальных странах преобладающей является «элита знаний» (меритократия). В целом, все вышеупомянутые категории элит, по нашему мнению, сохранились и продолжают играть свою роль, просто, возможно, изменились их соотношение, форма. В контексте ЕС можно выделить ещё один тип элит - еврократию (технократическо-бюроктатическую элиту). Чтобы иерархизировать структурные элементы элиты, С. Кёллер вводит понятие «стратегических элит».

За последние десятилетия в мире возникла особая глобальная элита - класс людей, неизмеримо более могущественных, чем любая другая группа жителей планеты. Каждый из членов этого суперкласса (многие из которых европейцы) имеет возможность оказывать воздействие на жизнь миллионов людей во множестве стран мира. То, что такая наднациональная властвующая элита существует - бесспорный факт. Руководители государств, исполнительные директора крупнейших мировых компаний, медиамагнаты, миллиардеры, активно распоряжающиеся своими капиталами, предприниматели - пионеры новых технологий, верхушка военной иерархии, немногие выдающиеся религиозные деятели и горстка знаменитых писателей, ученых и художников, даже вожди террористических организаций и главы преступных синдикатов - все они отвечают обозначенным выше критериям членства. Д. Роткопф с его ассистентами отобрал всего лишь шесть тысяч подходящих кандидатов. Среди них можно особо выделить группу лидеров финансового сообщества - группы, находящейся в авангарде глобализации, «хвоста, который виляет собакой».

Чтобы понять, какое место в суперклассе занимают европейцы, воспользуемся примером из книги Роткопфа. В главе 1 «Знакомство с суперклассом» он рассматривает существующие хозяйственные субъекты, объем продаж или ВВП которых превышает 50 млрд. долларов. Из всего числа - 166 на момент написания - только 60 являются странами, а остальные 106, то есть неоспоримое большинство - компаниями. Из 106 упомянутых мегакомпаний 91 базируется по ту или другую сторону Атлантики - 53 в Европе и 38 в США (ещё 8 в Японии) Роткопф, Д.: Суперкласс. Те, кто правит миром. - М.: АСТ. - 2010. С. 61 . Этот пример также демонстрирует нам важность экономических игроков. Роткопф считает, что во многих случаях крупные рыночные игроки держат политических лидеров и других администраторов на коротком поводке: если в один прекрасный день министр, или президент, или глава центрального банка сделает заявление, которое рынкам придется не по вкусу, на следующий день его стране может оказаться нелегко найти кредит. Получается, что Уолл-стрит голосует наравне с избирателями. Подробнее роль экономических элит в европейском проекте будет рассматриваться Главе 2, § 2.

Ниже по вертикальной классификации элит идут «субэлиты», региональные элиты и т.д. Наконец, в самой политической элите следует различать правящую элиту и оппозиционную (если это -- «системная» оппозиция, борющаяся за власть в рамках данной политической системы) и контрэлиту, имеющей целью изменение всей политической системы.

С. Хикс называет стоящих у руля ЕС «просвещенными деспотами» и говорит, что застой европейской политической культуры можно объяснить отсутствием настоящем политики на наднациональном уровне, конкуренции элит, соперничающих повесток дня, острых дискуссий - одним словом, реальной борьбы и реального выбора. По его мнению, это можно исправить посредством: а) активизации общеевропейской партийной среды; б) утверждения прямой зависимости назначений на высшие должности в КЕС от выборов в ЕП; в) преобразований в сфере СМИ и связей с общественностью, чтобы подтолкнуть создание общеевропейского публичного пространства. Хикс прав, подмечая, что необходимо обеспечить влияние граждан на решение не только частных вопросов, но и концептуальных, связанных с будущим, целью интеграции и миссией ЕС. Однако, правда в том, что с момента начала интеграции граждане намеренно исключались из решения вопросов такого масштаба и глубины, по замыслам отцов-основателей. Вектор развития всегда задавался сверху, а граждане могли определять только «стиль» и детали происходящего с ними. Европейские элиты имеют тенденцию действовать как попечители, которые лучше знают, что в интересах людей - в таком случае их видения и предложения естественным образом должны совпадать с позицией граждан. Однако, многие исследователи констатируют пропасть между «Европой элит» и «Европой граждан». Свободу выбора и правомочность граждан также подрывает «смирительная рубашка» глобализации, когда экономическая политика уже определяется не государством и не партиями с их идеологиями, а рынком, а государство только корректирует и регулирует. Но рынок - это не автомат и не безликий механизм, рынком тоже кто-то управляет, задавая тенденции, создавая события, и этот «кто-то» - глобальная (финансовая) элита. Поэтому отчасти всесилье европейских элит и демократический дефицит в ЕС связаны с глобальными структурными факторами.

Европейские элиты играют важную роль не только в региональном, но и мировом масштабе с точки зрения распространения идей, ценностей, повестки дня. В какой-то степени, это передовая, экспериментальная площадка глобализации. Всё то, к чему стремятся глобальные элиты в мировом масштабе, уже осуществлено или осуществляется в ЕС - пул суверенитетов, единый внутренний рынок с четырьмя свободами и единая валюта, устойчивое развитие, пост-демократия, постмодернистские социальные трансформации, попытка отбросить традиционные идентичности, основанные на культуре и истории (род, семья, регион, нация) и произвести новые - гражданин ЕС, космополит, глобальный потребитель. За эти новые идентичности так или иначе ратует суперкласс, которому тесно в рамках традиционных сообществ. ЕС - первое в мире интеграционное объединение с сильными наднациональными властными структурами, негласно ратующее за всё большее делегирование национального суверенитета и постоянно расширяющее свои компетенции, сферы жизни людей, которые он регулирует. Европейские элиты - это, возможно, «показательный пример» элит настоящего и будущего, «освобожденных», стирающих границы. Хорошо это или плохо, в основном, останется за рамками данной работы. Можно задаться провокационным вопросом, не является ли возвышение объединенных регионов первым шагом к кардинальному переустройству мира, консолидации и централизации власти в более узком кругу людей. По факту, обсуждение перспектив мирового правительства перестало быть прерогативой конспирологов, а отныне всерьез обсуждается на международных форумах. Интересна глобальная миссия ЕС, их желание преобразовать мир посредством продвижения своей модели региональной интеграции, сотрудничеством с третьими интеграционными объединениями, а также политикой «собственного примера». Ни для кого уже не секрет, что национальное государство - это не факт природы, а продукт истории и, как и все подобные продукты, не вечно. Если будущее нашей планеты за регионами как главными акторами системы международных отношений, то ЕС - это первый шаг и эксперимент на пути к этому, ведь, заметьте, на опыте ЕС учатся другие группировки, в т.ч. и близкая россиянам ЕврАзЭс.

Чтобы соответствовать духу времени, следует также обратиться к пост-позитивистским теориям европейской интеграции и кратко очертить их потенциал в изучении элит ЕС. Оказалось, что для исследования элит наиболее релевантны конструкционизм, а также дискусрный анализ. У конструкционизма идеалистичная онтология: подразумевается, что именно идеи составляют основной фундамент общественных явлений, а политику наделяют смыслом ее участники, способные менять (конструировать) политическую культуру. В целом, человеческая природа, государство и международная система воспринимаются как сферы постоянного создания новых форм. В свою очередь, анализ дискурса подразумевает, что «наше понимание реальности, в том числе интеграционной, находится в принципиальной зависимости от «языка», каким мы о ней говорим. Исследователь изучает, соответственно, что именно обозначается в том или ином языковом контексте. Анализ дискурса помогает выявлять шаблоны, принятые в публичном обсуждении, которые регулируют обсуждение интеграционных сюжетов, ограничивая свободу такого обсуждения и уводя его в определенном направлении» Роткопф, Д.: Суперкласс. Те, кто правит миром. - М.: АСТ. - 2010. С. 43. Посредством дискурсного анализа, исследователи выделяют несколько конкурирующих «Европ»: «Европу государств», «Европу регионов», «ЕС как политическую сеть». В 1960-х. гг. от выбора словесного девиза ЕЭС - «Отечество Европа» или «Европа Отечеств» буквально зависели дизайн и смысловое наполнение дальнейшей интеграции, не зря Ш. де Голль так упорно отстаивал второй вариант. Стрежнева отмечает, что «[в] зависимости от «языка», на котором говорят о европейской интеграции, от употребляемых при этом терминов и альтернативных значений, которые эти термины получают в различных контекстах, данный феномен не только являет наблюдателям разные свои грани, не складывающиеся в общую, созвучную картину, но и предполагает альтернативные возможности политического развития в будущем». Интересен также феномен «евроспика» - крайне замысловатого политического жаргона, используемого в институтах ЕС и частично в СМИ для обозначения специфических проблем и задач Сообщества. Хотя появление особой интеграционной терминологии всегда было неизбежно, обилие «евроспика» в политическом дискурсе затрудняет и запутывает рядовых граждан ввиду его недоступности и формализма.

§4. Преимущества социологического анализа элит ЕС

Теория демократического элитизма построена на двух перспективах. Один представлен такими политическими философами, как Монтескьё и Ханна Арендт, которые исследуют основополагающие характеристики демократических систем с нормативной точки зрения. Исследователи социологического толка задаются вопросом, как демократия реально работает. Это разграничение отражается на направленности различных социально-научных дисциплин, имеющих дело с европейской интеграцией: в то время как юриспруденция фокусируется, главным образом, на нормативных вопросах, экономика и социология вопрошают, как на самом деле работают институты ЕС и какой эффект интеграция производит. Политология склонна находиться посередине, включая в себя рассмотрение предмета как с нормативной перспективы (как в сравнительной политологии), так и с эмпирико-объяснительной перспективы (как в случае с исследованиями выборов и общественного мнения). В данной работе, предполагается, что социально-научный анализ должен включать в себя обе перспективы: нормативную и эмпирико-аналитическую. Эмпирическое исследование действительной работы институтов, интересов вовлеченных акторов и т.д. можно осуществлять на гораздо более качественном, «информированном» уровне, если оно систематически соотносится с нормативными принципами. В социологическом исследовании должно быть чёткое разделение между нормативной и эмпирически-аналитической перспективами. В двух традиционных и, возможно, по сей день доминирующих теориях интеграции это разделение должным образом не осуществлено. Функциональная теория со своим ключевым постулатом о «переливании» была с самого начала пропитана про-интеграционными убеждениями. Этот недостаток также замечается и за межправительственными теориями и в частности за федерализмом, в котором интеграция рассматривается как результат намерений и действий правительств с целью создания «супергосударства» (European superstate).

С политико-практической точки зрения будет плодотворно рассмотреть процесс интеграции, используя социологический подход (социологический анализ), с его фокусом на персоналиях и конкретных группах элит, на идентичностях элит и рядовых граждан, а также на том, как идентичность связана с социальным контекстом. Как известно, социология - наука о социальной реальности. М. Халлер в своём исследовании «Европейская интеграция как элитистский проект: провал или мечта?» предлагает разделить социальную реальность на четыре элемента: идеи, институты, акторы и социальные структуры, и опираясь на эти четыре элемента, комплексно рассмотреть роль и интересы элит в европейском проекте. Помимо горизонтального (функционального) разделения элит, М. Халлер, вслед за Р. Патнемом, предлагает также делить элиты вертикально на: безоговорочных лидеров и харизматичных персоналий, ядро или сердцевину и, наконец, суб-элиты.

Для ещё большей ясности изложения, следует подробнее обрисовать основные различия между методом социологического анализа и двумя укоренившимися теориями интеграции - неофункционализмом и интерговернментализмом. Функционализм постулирует, что интеграция между ранее отдельными друг от друга единицами приводит к выигрышам в продуктивности и благосостоянии. Однажды начавшись в одном секторе, она переливается в другие сектора и так из экономической плоскости переходит в политическую. Таким образом, процессы интеграции приобретают собственную логику и набирают обороты с усилением международной торговли и разделения труда. Согласно К. Дойчу, Э. Хаасу и его продолжателю Ф. Шмиттеру, финальной стадией всего этого будет высоко интегрированное экономическое и политическое сообщество. Для межправительственной теории интеграции, интеграция - это стратегия, которой следуют национальные правительства с тем, чтобы добиться безопасности в стремительно меняющейся международной обстановке, а также чтобы успешно справляться с вызовами глобализации. Интеграция усиливает позиции национальных правительств как внутри их государства, так и на международном уровне, что утверждают такие исследователи данного направления, как С. Хоффман, Э. Моравчик и др. Социологический подход отличается от этих двух подходов по нескольким параметрам. Во-первых, он избегает приравнивания функциональных толкований с причинными (не отождествляет причину и функцию тех или иных процессов/институтов/пр.). Ведь дело в том, что функция интеграции может достаточно существенно отличаться от причин, которые привели к её появлению. Следствие функциональной образности - это телеологическое мышление, которое подразумевает врождённую логику развития и чётко определённую финальную стадию. Телеологическое мышление также является наследственной чертой федерализма, варианта межправительственного подхода, который предсказывает появление «Соединённых штатов Европы». Во-вторых, социологический подход говорит не только о «системах» или «национальных правительствах», но проводит чёткое различие между разными группами акторов и их многочисленными интересами. Помимо правительств и политических элит, экономические, бюрократические, профессиональные и интеллектуальные элиты также рассматриваются как акторы, играющие решающую роль. В-третьих, социологический подход фокусируется, в отличие от традиционных теорий, на роли граждан и их интересах, которые могут отличаться от интересов элит и между собой в национальном плане. В-четвёртых, социологический подход систематически рассматривает роль идей и ценностей в процессе интеграции, как в их позитивной функции в качестве мотивирующих сил, так и в их функции придания легитимности, когда элиты используют ценности, чтобы скрыть от народных глаз ряд своих собственных интересов.

Исключением из данного правила игнорирования элит при теоретическом осмыслении объединения Европы является А. Спинелли, который в 1966 г. опубликовал работу «Еврократы». По его мнению, фокус на бюрократических элитах - более эффективный способ понять эволюцию Европы, чем иные существующие интерпретации динамики интеграции. А. Спинелли изучал отношения между различными институциональными игроками, используя широкое определение еврократии: не только постоянные чиновники ЕЭС, но и постоянные представители стран-членов, евродепутаты, члены групп интересов. Традицию Спиленни продолжает команда учёных под руководством Д. Георгакиса и Дж. Роуэлла в исследовании, озаглавленном «Область еврократии» Georgakakis, D., Rowell, J. Field of Eurocracy. Mapping EU actors and professionals. - Palgrave Macmillan UK. - 2013. - URL: [http://www.palgrave.com/gp/book/9781137294692#aboutBook] (дата обращения: 02.02.2016). Отвечая на вопросы о социологических структурах и динамике внутри бюрократической элиты ЕС и её роли в выработке решений и фундаментальных концепций, авторы «Поля еврократии» обращаются к последним тенденциям изучения элит в истории и социологии (например, теория П. Бурдьё о бюрократическом поле Бурдьё П. Дух государства: генезис и структура бюрократического поля // Поэтика и политика. Альманах Российско-французского центра социологии и философии Института социологии Российской Академии наук. -- М.: Институт экспериментальной социологии, СПб: Алетейя, 1999. -- С. 125-166. - URL: [http://bourdieu.name/content/burde-duh-gosudarstva-genezis-i-struktura-bjurokraticheskogo-polja] (дата обращения: 02.02.2016)). В отличие от позиционных исследований элит, данные подходы подчёркивают социальные процессы конструирования элит в качестве таковых, рассматривая способы, которыми они добывают себе власть.

Вопрос о том, каков был изначальный посыл европейской интеграции - был ли это чисто экономический или политический проект на раннем этапе и какие цели он преследовал - наконец нашёл свои ответы. Европейская интеграция была создана политическими элитами, поддержана экономическими и затем неуклонно продвигалась новыми европейскими бюрократическими элитами, очень в ней заинтересованными. Интеграция в целом - это прерывистый процесс, в котором динамика и консолидация сменяется стагнацией и кризисными моментами. Политические элиты выступали как в качестве ускорителей, так и тормозов интеграционного процесса, экономические и бюрократические элиты, в свою очередь, последовательно содействовали объединению. Вследствие периодической разнонаправленности сил, скорость и направление интеграции иногда противоречивы и приводят к проблематичным результатам.

Европейская интеграция - это политический процесс, а экономика выступила скорее как средство или инструмент политики. Политические элиты, следовательно, встанут во главу угла данного исследования. Так как интеграция постоянно усиливает власть бюрократии и эти элиты, пожалуй, всех больше заинтересованы в её углублении и продолжении, особое внимание следует также уделить данной группе. Экономические элиты также займут важное место в структуре работы, не в последнюю очередь потому, что стоят в авангарде глобализации.

В контексте исследования элит Европейского Союза, интерес представляет понятие «политических сетей». Согласно Стрежневой М.В., «[п]олитические сети -- это сложное сочетание относительно стабильных, децентрализованных, неиерархических отношений, связывающих разных по природе акторов (государственных и негосударственных), которые обмениваются имеющимися у них ресурсами (властными, информационными, материальными) ради достижения общей цели» Стрежнева, М. Теории европейской интеграции // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 25. Международные отношения и мировая политика. 2009. № 1. - URL: [http://fmp.msu.ru/attachments/article/268/STREZHNEVA_1_2009.pdf] (дата обращения: 01.04.2016) С. 40.

С конца 1970-х гг., в научных кругах начался дискурс об эрозии суверенитета. Национальное государство отступает перед глобальным распространением разных сетей с участием бизнеса, криминала и НПО, активно устанавливающих трансграничные контакты. Однако, государства и государственные чиновники стали также заниматься выстраиванием транс-правительственных сетей, чтобы дать дорогу альтернативным формам сотрудничества.

Впрочем, в ЕС значение политических сетей особенное, т.к. они более многоакторны и пестры, а также потому, что государства, имеющие прерогативу в определении первичного и важной части вторичного права ЕС, потеряли непосредственный контроль над многими сферами политики, в особенности, над экономикой. Уровни политических сетей в ЕС не подчинены один другому, а «пересекаются в разных плоскостях и связаны между собой множеством полуформальных и неформальных» Стрежнева, М. Теории европейской интеграции // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 25. Международные отношения и мировая политика. 2009. № 1. - URL: [http://fmp.msu.ru/attachments/article/268/STREZHNEVA_1_2009.pdf] (дата обращения: 01.04.2016) С. 41 контактов. В ЕС в сети входят члены национальных правительств, европейские чиновники, MEPs, представители бизнес элит и суб-элит, а также, в качестве представители организованных общественных групп. Скептики могут задаться вопросом, какое отношение понятие «политических сетей» имеет к данному исследования. Однако, в ответ на это потенциальное замечание, следует отметить, что «нетворкинг» - основная форма общения и организации элит, и особенно ярко это выражено на глобальном уровне, в отсутствие решающих и эффективных международных организаций, и институтов. Об этом в своём исследовании о глобальной элите подробно писал уже знакомый нам Роткопф. К тому же, Стрежнева отмечает, что политические сети заполнили вакуум, образованный слабой и искаженной вовлеченностью граждан и общественных организаций в европейский политический процесс, при этом пропасть между ЛПР и гражданами продолжает увеличиваться.

В заключении данной главы подведём краткие итоги. Во-первых, не существует единого определения понятия «элиты», можно встретить такие подходы в толковании, как узкое и широкое, функциональное и аксиологическое и пр. В наиболее общем виде, элиты - это лица, обладающие властными ресурсами и вовлеченные в процесс стратегического управления обществом и его развития. Классифицировать элиты можно в двух плоскостях: горизонтальной, в зависимости от эксклюзивности группы и степени влияния (глобальные элиты, стратегические элиты, «рядовые» элиты, суб-элиты) и от структурных позиций в обществе (правящие элиты и оппозиционные, контр-элиты), а также в вертикальной, по сфере деятельности или «полю» (политические, экономические, бюрократические, интеллектуальные, военные элиты и т.п.). В данной работе используется функциональное определение элит, однако, с целью получения более комплексных и точных результатов исследования эмпирическая перспектива местами сочетается нормативной (сравнение «что есть» и «что должно быть»). Во-вторых, проделав краткий обзор развития элитологии, мы выяснили, что эта научная дисциплина многолика и включает в себя несколько школ (радикальный элитизм, плюрализм, монизм (критическая школа), неоэлитизм, радикальный антиэлитизм (эгалитаризм), партократическая и «умеренная» школы); распространены попытки примирить и синтезировать теорию элит и теорию демократии. Было подтверждено, что в рамках политологии элитистская парадигма занимает лидирующие позиции (т.к. элитизм признаётся работающей практикой демократии). В-третьих, среди исследователей демократического дефицита в ЕС встречается два ярко выраженных «лагеря»: один считает, что чтобы смягчить элитистский характер и приблизить ЕС к гражданам, необходимо развивать «сквозную легитимность» и совершенствовать стиль и практики управления, другой предполагает, что такие меры по усилению прозрачности и подотчетности мало что решат, потому что демократический дефицит имеет гораздо более глубокие корни. Это общий спад доверия граждан к меритократии элит, кризис самой западной политической культуры, а также последствия глобализации (эффект «смирительной рубашки» глобализации Д. Родрика Rodrick, Dani. The inescapable trilemma of the world economy. - 27.07.2007. - URL: [http://rodrik.typepad.com/dani_rodriks_weblog/2007/06/the-inescapable.html]). Теоретические и практические предложения по демократизации ЕС (которых огромное количество) натыкаются на фундаментальное препятствие, которое будет подробнее рассмотрено в Главе 2, а именно намеренную, врожденную недемократичность европейского проекта, заложенную в его фундамент и в стратегию продвижения интеграции с самого начала. В-четвёртых, было установлено, что большинство теорий интеграции отводят весьма скромное место как изучению роли элит, так и признанию выраженного элитистского компонента интеграции. Исключение из этой тенденции - это работы исторического характера, биографии отцов-основателей и других эпохальных деятелей ЕС; некоторые школы неоинституционализма также обращают внимание на фактор элит в формировании идентичности и самостоятельной логики институтов. В-пятых, были раскрыты особенности метода социологического анализа элит, который используется в данной работе, а также преимущества социологической парадигмы в сравнении с основными теориями интеграции. В-пятых, был обоснован выбор трёх категорий элит для дальнейшего изучения, Европейская интеграция была создана политическими элитами, поддержана экономическими и затем неуклонно продвигалась новыми европейскими бюрократическими элитами, очень в ней заинтересованными. То есть это главные акторы и двигатели интеграции, наиболее заинтересованные в ней стороны. На этапе развития европейской идеи интеллектуальные элиты были самыми важными, доминировали. Однако, практическая реализация проекта оставляет более скромное место данной категории, а конкретные практики интеграции не столь согласуются с идеями и видениями европейских философов, как это преподносится. В какой-то степени, форма и содержание европейского проекта современности - это разрыв с традицией.

Глава 2. Особенности европейских элит в контексте европейской интеграции

Для лучшего понимания европейской интеграции, мы предлагаем обратиться к осмыслению роли архитекторов единой Европы, их интересов, степени влияния и социальных характеристик. Так можно выйти за рамки полумифологического хрестоматийного образа, который успел сложиться. Элиты будут разделены на категории, каждая из которых будет последовательно рассмотрена. В процессе анализа, мы попытаемся выявить степень интегрированности и консолидации элит, а также подробно проанализируем характер взаимодействия элит с европейскими гражданами.

§1. Политические элиты ЕС

а) Отцы-основатели ЕС

Прежде чем начать разговор о фактических основателях европейского проекта, хотелось бы вернуться в начало XX века и проанализировать деятельность Р. Куденхове-Калерги, которого образно можно окрестить «духовным отцом» ЕС. Создатель Панъевропейского движения, он по праву может считаться самым влиятельным автором и идеологом XX века, для которого идея Единой Европы как нового мирового центра силы была центральной. Р. Куденхове-Калерги широко цитируется ведущими европейскими политиками; он первым в истории получил международную премию им. Карла Великого за вклад в объединение европейских народов. В 1922 г. Калерги начал свою неустанную пропагандистскую кампанию за «Единую Европу». В его работах нормативная и эмпирико-фактическая перспективы перемешивались между собой (эту манеру аргументации переняла сегодняшняя элита ЕС): «Страны континентальной Европы от Португалии до Польши либо сольются воедино (amalgamate), либо исчезнут с лица земли с политической, экономической и культурной точек зрения». В своей книге «Европейская нация» (Die Europдische Nation, 1953), опубликованной после Второй мировой войны, он весьма точно замечает, что большинство федераций зародились в ситуациях внешней угрозы. Он видит европейскую интеграцию как прямое и необходимое следствие возвышению СССР и защиту Старого Света от большевистской идеологии. Калерги выделяет европейскую культуру как одну из четырёх крупнейших в мире, включая в неё также Америку, Австралию и Южную Африку, также говорит о делении мира не по политическим линиям, а по цивилизационным, что перекликается со взглядами нашего современника С. Хантингтона («Столкновение цивилизаций», 1996). По мнению японо-австрийского графа, Европа должна стать настоящим федеративным государством, которое включает, в первую очередь, Германию, Италию, Францию, Бельгию, вбирая африканские колонии последних с их обширными территориями и запасами ресурсов и сырья. Это новое федеративное государство будет могущественной мировой империей, соразмерной с Британскими и Американскими союзниками по мощи. Макс Халлер, анализируя работы Калерги, делает вывод, что взгляды последнего были достаточно элитистскими и во многом продиктованы европейскими великодержавными устремлениями. Термин «демократия» редко фигурирует в работах Калерги и не числится среди четырёх принципов Панъевропейского движения, которые таковы: христианство, консерватизм, примат Европы, либерализм. Добавим, что вокруг себя Калерги мобилизовал интеллектуальную и политическую элиту в поддержку европейской интеграции; Ватикан в конце сороковых годов также официально одобрил движения федералистов, выразив опасения по поводу морального и духовного упадка в Европе.

То, что характер движения Пан-Европа был аристократическо-элитистским и великодержавным, также подтверждается тем фактом, что Отто фон Габсбург, сын последнего императора Австро-Венгрии, тридцать лет возглавлял это движение, а его сын, Карл Габсбург, является действительным президентов австрийской секции Панъевропейского движения (данная организация существует и процветает по сей день). Отто фон Габсбург давно известен как ярый сторонник европейской интеграции. Он был активным членом Европейского парламента на протяжении 20 лет и развивал критические идеи и предложения по реформированию институтов ЕС (Habsburg 1965, 1999) Haller, Max (2008-05-05). European Integration as an Elite Process: The Failure of a Dream? (Routledge Advances in Sociology) (p. 276). Taylor and Francis. Kindle Edition..

Весьма вероятно, что Калерги не оказал прямого влияния на непосредственный дизайн европейской интеграции в том виде, в каком она развивалась начиная с 1953 г., Жан Монне даже относился к нему с некоторой долей высокомерия. Однако, интересно то, что согласно М. Халлеру, идея мира как состояния не-войны была лишь вторичной в концепции Калерги, его основной мотивацией было сделать Европу новой мировой сверхдержавой, третьим полюсом наряду с США и СССР. И в таком уже случае, его взгляды всё-таки повлияли на более позднюю политику европейской интеграции, хотя это её измерение (великодержавность) не так подчёркивается в публичном дискурсе Ibid, p. 269.

Калерги со своим проектом Панъевропы сделал большой вклад в формирование нынешнего европейского самосознания и европейской идентичности. Многие его яркие и неординарные идеи так или иначе актуальны до сих пор. Некоторые обозреватели и критики современной политической ситуации в ЕС отмечают, что видение Калерги Европы, максимально открытой мигрантам, реализуется на наших глазах и что эта массовая иммиграция - не такой уж-то спонтанный феномен, а, возможно, срежиссирован с целью разрушить «лицо» Старого Света и произвести на свет новое «племя» людей с более глобальной, размытой культурой и идентичностью. Куденхове также считал, что объединение Европы будет первым шагом к единому мировому правительству. Были у Калерги и другие противоречивые и неудобные для сегодняшнего дискурса видения. Например, из всей массы европейцев, которых Куденхове называет «людьми количества», он выделяет две расы «людей качества», которые верят в свою высшую миссию, в своё превосходство по крови - родовое дворянство и евреев, составляющих вместе ядро будущей европейской аристократии («Практический идеализм», 1925) Лайтман, М. Необходимость духовного лидерства в Европе. - 08.11.2015. - URL: [http://www.laitman.ru/crisis/169410.html] (дата обращения 30.01.2016). Также Калерги - автор идеи о том, что «будущая евразийско-негроидная раса, внешне похожая на древнеегипетскую, заменит разнообразие народов разнообразием личностей» Race of the future. - Материал из Википедии. - URL: [https://en.wikipedia.org/wiki/Race_of_the_future#cite_note-2] (дата обращения 02.02.2016). Некоторые критики охарактеризовали идеи Калерги в качестве прообраза европейской политики мультикультурализма.

Справедливости ради, необходимо уточнить, что в послевоенные годы пацифистские и федералистские движение приобрели более широкий характер и их нельзя назвать сугубо аристократическо-элитистскими. В 1946 г. возник Союз европейских федералистов, созданный на базе 50 национальных организаций федералистов и привлекший в свои ряды в послевоенные годы почти 100 000 членов. Однако, между 1947 и 1949 годами, рост идеологического противостояния расколол движение; оно также сменило своё название на «Социалистическое движение за Соединённые Штаты Европы», что отражало идею, что единая Европа должна быть создана до начала борьбы за социализм. В 1947 г. благодаря активизму Калерги и его сторонников создаётся Европейское парламентское движение. Таким образом, проактивные элиты предпринимают усилия по сплочению национальных федералистских ассоциаций и по мобилизации общественного мнения. Но даже несмотря на это, массовую поддержку, осознание и принятие такие движения не получают. На Гаагском конгрессе 1948 г., созванном Международным Комитетом движений за европейское единство, присутствовало не более 700 человек - в основном интеллектуальная элита, идейные политики, борцы за права человека и т.п. Гаагский конгресс не является прямой предтечей наднациональной европейской интеграции. Он дал толчок созданию организации межправительственного сотрудничества Совет Европы в 1949 г. Отсюда можно вывести, что интеграция украдкой, по методу Монне (integration by stealth) и создание новой административной и исполнительной власти - это нечто принципиально иное, не укладывающееся в массовые движения и традиции и не так тесно связанно с прошлыми концепциями и идеями Единой Европы, как оно преподносится.

В заключении анализа роли «духовного отца» ЕС Р.Н. Куденхове-Калерги, кратко суммируем основные положения: а) Единая Европа в первую очередь должна стать новой глобальной сверхдержавой, главная цель объединения - увеличение могущества и влияния, создание противовеса СССР и в некоторой степени США; б) Европа должна стать новой «нацией» в смысле «сообщества культуры и общей судьбы» (по мнению Калерги, которое разделяли такие европейские политики, как Проди, Миттеран, Коль, таковой она уже была в Средние века под эгидой Священной Римской империи и Католической церкви)

В данной главе будет произведён анализ политических элит ЕС. В эту группу мы включили лиц, занимающих центральные властные позиции - членов правительств и парламентов стран-членов ЕС, которые напрямую участвуют в европейской политике через Европейский совет, членов Европейского парламента, ключевых Еврокомиссаров. В эту группу можно даже включить членов Суда ЕС, т.к. де факто они оказывают очень мощное политическо-правовое влияние на интеграцию.

Концепция политических элит предполагает, что мы уделяем внимание также личностным характеристикам, интересам и мотивам политических акторов. Также необходимо ответить на вопросы, почему национальные элиты были готовы передать власть в пользу ЕС, а также почему интеграция пошла именно по такому пути и в такой особой форме? Помимо модели Шумана-Монне были и другие альтернативы: не отказываться от частей Европы под советским влиянием и развиваться сообща, франко-британский альянс и создание Европы как «третьей силы» между СССР и США - идея предлагалась европейскими социал-демократами и британскими лейбористами. Третьей альтернативой было объединение континентальной Западной Европы и принятие разделения на Восток и Запад, и именно такой путь был выбран.

Итак, нарисуем социологический портрет тех, кто заложил основы развития европейской политики на многие десятилетия вперёд, а именно «отцов-основателей» Европейских сообществ Конрада Аденауэра, Альчиде Дегаспери, Робера Шумана и «политико-бюрократического» предпринимателя Жана Монне. Социологический анализ их идеологического, культурного и политического бэкграунда, их решений и действий необходим по следующим причинам: а) получить более критическое, исторически объективное представление об их позициях и деятельности; б) широко и непредвзято рассмотреть истоки и развитие европейской интеграции. У «отцов-основателей» можно найти много общих характеристик, особенно это касается Аденауэра, Дегаспери и Шумана. Они родились в период между 1880 и 1890 гг. и на своём опыте, во взрослом возрасте, пережили ужасы фашизма, они были практикующими католиками, а также ярыми анти-коммунистами; в общих чертах являясь приверженцами демократии, они все демонстрировали существенные автократические тенденции на своих государственных постах и в характере. После Второй мировой войны, христианско-демократические партии заняли лидирующие позиции во многих Западноевропейских странах, заполнив идеологический вакуум фашизма и подвергавшегося гонениям коммунизма. Все эти партии поддерживали Западноевропейскую интеграцию, как и сам Папа Пий XII. В католицизме есть два компонента, объясняющие его поддержку интеграции, и причём именно в элитистском нисходящем (top-down) формате: а) универсализм (в противовес национализму и местничеству); б) приоритет традиций, догмы, иерархии и власти, институциональной преемственности. Вплоть до XIX в. Католическая церковь поддерживала старые монархические династии и структуры собственности; в первой половине XX в. позиция Ватикана по отношению к фашистским диктатурам была двусмысленной. Жёсткая вертикальная структура Католической церкви и представление Ватикана в качестве верховного авторитета в вопросах социальной этики и морали являются отражением второй характеристики сегодня. Эти черты имеют отношение к тому, какую форму приняла европейская интеграция с самого начала и как продолжила развиваться.

Самым старшим из «отцов-основателей» ЕС был Конрад Аденауэр (1876-1967), канцлер ФРГ в период между 1949 и 1963 гг., который обладал большим политическим влиянием уже в Веймарской республике в качестве мэра города Кёльна, лидера Католической партии центра (Zentrumspartei), а также главы прусского Государственного Совета (Staatsrat). С молодых лет был оппонентом великодержавной политики Бисмарка. Национал-социалисты отстранили Аденауэра от должностей, отобрали имущество (выделив, при этом, пенсию), и он отправился в изгнание в Швейцарию. Уже в 1920х гг., Аденауэр развил идею о «Западногерманской республике», которая бы установила длительные мирные отношения с Францией. Эта идея была порождена его глубоким отвращением к Пруссии, которая превалировала над католической Рейнской областью. Нелюбимыми чертами Пруссии для Аденауэра являлись её милитаризм, культ государства, национализм и материализм.

Следующий «отец-основатель» ЕС, Робер Шуман (1886-1963), был также вовлечен в примирение государств и народов Европы уже в межвоенный период, будучи активистом Сопротивления против Гитлера и его пособников во Франции. Шуман родился в Люксембурге и был немецким гражданином и воевал за немецкую армию в Первую мировую войну; в 1919 г. он стал членом французской Национальной Ассамблеи, во Вторую мировую войну заместителем государственного секретаря по делам беженцев. Его депортировали в нацистскую Германию, и только благодаря побегу ему удалось выжить. Известный «план Шумана» по объединению угольной и сталелитейной промышленностей Франции и Германии, составленный и предложенный последнему Жаном Монне, заложил основы европейской интеграции, в буквальном смысле стал первым её реальным шагом.

Третий из «отцов-основателей» Альчиде Дегаспери (1881-1954) был итальянским премьер-министром в период с 1945 по 1953 гг. Родом из Трентино, бывшей части Тироля и Австрии, он был парламентским депутатом ещё в венском Рейхсрате империи Габсбургов. После Первой мировой войны, он стал членом новой католической Народной партии дона Луиджи Стурцо. После запрета этой партии Муссолини, Дегаспери укрывался от фашистского режима, работая библиотекарем в Ватикане. Во время Второй мировой войны Дегаспери стал со-основателем Христианско-демократической партии Италии, которая была решающей политической силой в Италии до 1990х. гг., когда она была распущена вследствие коррупционных скандалов. Дегаспери был первым политиком, полностью поддержавшим план Шумана-Монне, и с самого начала считал, что Италия должна принимать участие в процессе европейской интеграции. Такая позиция характерна для Италии и по сей день. Часто утверждается, что ужасный опыт фашизма, национал-социализма и Второй мировой войны фундаментально изменили мышление элит и народов Европы и открыли им необходимость мирного сосуществования и сотрудничества. Однако, обращаясь к историям трёх вышеупомянутых политических фигур, можно заметить разницу. Все они осознали данную необходимость уже в межвоенный период. Их идеи, в своём роде, опередили время. Давайте подробнее остановимся на общих чертах этих трёх политиков, о которых уже упоминалось выше. Во-первых, католическое мировоззрение. Это было решающим фактором в особенности для Робера Шумана - он был больше, чем просто практикующий католик, он был активистом епархиальной молодёжи и организатором собраний католиков в Метце в 1913 г. После смерти своей горячо любимой матери в 1910 г., он рассматривал вариант бросить юридическую карьеру и стать священником; в старости он придерживался около-монашеского образа жизни и посвящал всё время чтению и молитве. Шуман был очень скромен в общественной жизни, так и не женился. Однако, французский политик старался не смешивать свои религиозные взгляды с политической деятельностью, а также избегал политических игр и интриг. Алчиде Дегаспери был также очень верующим католиком. Он был родом из исконно католического региона и, как уже было сказано, являлся членом и со-основателем двух влиятельных католических партий. Дегаспери смолоду поддерживал тесные личные связи с церковными лидерами, включая Папу. И наконец, Аденауэр также практиковал католицизм, имел репутацию безупречного семьянина, был предан своей рано оставивший мир жене. Большим успехом Аденауэра было политическое примирение между католиками и протестантами Германии, когда им была учреждена новая инклюзивная партия Христианско-Демократический союз (ХДС). Существуют также непрямые свидетельства тому, что католический бекграунд играл решающую роль для целей европейской интеграции в этот период: например, позиция второго по популярности немецкого политика, министра экономики Людвига Эрхарда, автора немецкого «экономического чуда». Эрхард был воспитан в протестантском духе и открыто противился интеграции в той форме, какую предполагали вышеупомянутые политики. Прямое регулирование рынка, субсидии и вообще всё, что было даже отдалённо напоминало «плановую экономику», осуждалось Эрхардом. Эти элементы чётко присутствовали как в ЕОУС, так и в ЕЭС. Более того, самые серьезные сомнения по поводу политической интеграции исходили от страны, где был очень влиятелен протестантизм, а именно Нидерландов. Аденауэра и Дегаспери объединяет также и то, что оба они демонстрировали автократические тенденции в поведении и взглядах, зачастую проблематичными с демократической точки зрения. Эта характеристика Аденауэра хорошо известна. Его склонность к единоличности в принятии решений чуть не стоила ему поста мэра Кёльна. Автократический стиль лидерства Аденауэра на посту канцлера ФРГ получил название «канцлерская демократия» Fulbrook, Mary. Interpretations of the Two Germanies. Edited by Roy Porter. - Palgrave Macmillan. - 2000. P. 18. Выдающийся немецкий философ К. Ясперс писал, что манера управления Аденауэра сказалась на укоренении таких черт, как авторитаризм и покорность (submissiveness) в политической культуре поствоенной Германии Ясперс К. Куда движется ФРГ. -М., 1969. - C. 89.. Альчиде Дегаспери также с успехом возглавлял Христианско-Демократическую партию у себя на родине, которая получила 48% голосов в 1948 г. Однако, это было достигнуто ценой агрессивной и во многом клеветнической кампании против Коммунистической партии Италии, пользовавшейся у населения большой поддержкой. Помимо этого, из борьбы были исключены критические и либеральные силы политического центра, и в результате на десятилетия была заложена основа для доминирования Democrazia Christiana, которое резко оборвалось в связи с клиентелизмом и коррупцией. Негативными последствиями обернулось также расчленение Объединенной итальянской конфедерации труда. Дегаспеги и Аденауэра также объединяет их воинственный анти-коммунизм. В Германии такое отношение зародилось во время Первой мировой войны, когда были убиты коммунистические лидеры К. Либкнехт и Р Люксембург, агитирующие против участия страны в ней. В Веймарской республике Коммунистическую партию объявили вне закона. На короткое время возродившись, в 1956 г. KPD оказалась под запретом, начались массовые судебные преследования не только её прямых сторонников, но и людей весьма отдалённо с ней связанных. Жёсткий курс Аденауэра подвергся критике со стороны общественности, СМИ и интеллигенции за нарушение демократических принципов, и его лично обвинили в давлении на Конституционный суд. В свою очередь, итальянские коммунисты, которые отличились героической борьбой с фашизмом и сделали большой вклад в разработку прогрессивной конституции, также жёстко преследовались Дегаспери при содействии США. ХДП уничтожила своих конкурентов и стала гегемоном итальянской политики.