Митридат-6 Евпатор, как последний великий враг Рима

Вслед за победой на Амнии навстречу Манию Аквилию через Пафлагонию вышел сам царь со стопятидесятитысячным войском, к которому по пути присоединился конница Неоптолема. Римский ставленник Пилемен бежал из Пафлагонии. Одновременно были начаты боевые действия у границ Каппадокии против Оппия.

Митридат встретился с Аквилием у Пахия на реке Сангарий. В произошедшей битве царские полководцы Менофан, Найман и отличившийся уже на Амнии Неоптолем нанесли римскому консуляру поражение - потери его войска убитыми составили десять тысяч человек. Многие попали в плен, но вместо того, чтобы, по обычаю, продать их в рабство, Митридат дал им всем одежду и припасы на дорогу и отправил по домам. Оставшиеся у Мания Аквилия воины, набранные из числа провинциалов, ночью сдались победителю. Архелай, не встретив сопротивления, занял Вифинию. Маний Аквилий, а вместе с ним Никомед бежали дальше - к Кассию. Мгновенному падению Никомеда в первую очередь способствовали настроения вифинцев, о которых можно судить хотя бы по тому, что отослав после провалившихся переговоров митридатова посла Пелопида, Аквилий и Никомед Весной или в начале лета 88 г. до н.э. армия Митридата Эвпатора вступила в провинцию Азия. Перед началом похода Митридат вроде бы обратился к войску с речью, содержание которой передает Помпей Трог. Митридат Эвпатор будто бы сказал: "Для него весьма желательно обсудить вместе с собравшимися, должно ли с римлянами воевать или жить в мире с ними. Но ведь в том, что следует давать отпор нападающим, не сомневаются и те, кто не надеется на победу, ведь против разбойника все обнажают оружие, и если не ради спасения, то из чувства мести. Впрочем, дело сейчас не в том, можно ли оставаться в бездействии, - ведь речь идет не о враждебных настроениях, а уже произошло сражение; поэтому надо уже подумать, какими способами вести войну и на что можно надеяться. Он, Митридат, уверен в победе, если только у воинов хватит мужества. Что римлян победить можно, самим солдатам ясно не меньше, чем ему, Митридату: ведь разбили же они уже Аквилия в Вифинии, а Мальтина в Каппадокии. Но если на кого- нибудь больше действуют чужие примеры, чем собственный опыт, то он, Митридат знает, что римляне были разбиты в трех битвах Пирром, царем Эпира, у которого было не больше пяти тысяч македонян. Слыхал он также, что Ганнибал шестнадцать лет пробыл в Италии как победитель, а если он не захватил саму столицу, то не потому, что римское войско ему помешало, а вследствие происков его врагов и завистников на родине. И, как говорят, Рим был не только побежден, но и взят галлами, так что осталась только вершина одного из холмов, а врага они удалили не оружием, а выкупом.

Дальше Митридат сказал, что ему известно: сама Италия с тех пор, как основан Рим, никогда не была покорена им вполне, но в течение всего времени постоянно одни упорно боролись за свою свободу, а некоторые даже за главенство в Италии. И сейчас, в настоящее время, вся Италия охвачена восстанием, идет Марсийская война, италики требуют уже не свободы, а участия в управлении государством. Но не менее, чем от этой войны, происходящей в Италии, римляне страдают от внутренней борьбы, борьбы между разными партиями среди влиятельнейших лиц в государстве, и эта назревающая гражданская война гораздо опаснее италийской. Поэтому он, Митридат, полагает, что у римлян даже не будет времени для войны с ним.

Митридат считал, что необходимо воспользоваться благоприятным случаем как можно скорее увеличить свои силы, чтобы не пришлось, если сейчас оставить римлян, занятых, в покое, воевать с ними, когда они освободятся от других врагов. Не о том следует рассуждать, должно ли вообще браться за оружие, а о том, кто из них воспользуется удобным моментом: он или римляне. Ведь римляне, по существу, уже начали с ним войну уже тогда, когда они отняли у него, бывшего еще ребенком, Великую Фригию. Далее, когда римляне приказали ему, Митридату, уступить Пафлагонию, разве это не было своего рода войной?.. И в чем, собственно, он не уступил римлянам? Разве он не уступил Фригии и Пафлагонии? Разве он не отозвал сына из Каппадокии, которую он занял по праву победителя, праву, принятому всеми народами? Так право победителя нарушено по отношению к нему теми, кто сами все добыли войной. И разве он, Митридат, не убил в угоду римлянам вифинского царя Хреста, против которого сенат постановил вести войну? И однако же ему, тем не менее, вменяют в вину все, что бы ни сделали Гордий или Тигран... По наущению римлян напал на него Никомед. Когда же он выступил, чтобы отомстить, римляне сами выступили против него. И теперь у римлян будет поводом к войне против него то обстоятельство, что он не отдал себя безнаказанно на растерзание Никомеду.

Поистине римляне преследуют царей не за проступки, а за силу их и могущество. Римляне вменили себе в закон - ненавидеть всех царей, очевидно потому, что у них были такие цари, от одного имени которых они краснеют - туземные пастухи, сабинские предсказатели, коринфские изгнанники, этрусские рабы и их сыновья или люди, носившие прозвище "Надменных", прозвище, которое из всех перечисленных было все же самым почетным. А основатели их государства, как сами они говорят, вскормлены сосцами волчицы. Поэтому у всего римского народа и души волчьи, ненасытные, вечно голодные, жадные до крови, власти и богатств. А если он вздумает считаться знатностью с римскими царями, то окажется славнее всег Римлян, среди его предков со стороны отца он может назвать Кира и Дария, основателей персидского государства, а со стороны матери он происходит от Александра Великого и Селевка Никатора, творцов македонской державы.

Если же сравнивать подвластные ему народы с подвластными Риму, то он является царем народов, которые не только равны народам римской державы, но давали отпор и македонянам. Ни один из народов, ему подвластных, не знал над собою чужеземной власти, никогда не подчинялся никаким царям, кроме отечественных.

К Понтийской войне он, Митридат, приступал с гораздо большей робостью и неуверенностью, так как сам был в то время неопытен и неискушен в военном деле; защитой же скифам служат - помимо оружия и храбрости - незаселенные степи и холода... К этим затруднениям присоединялось также и то, что не было надежды на добычу от врагов- кочевников, у которых нет даже селений, а не то что денег. Теперь же он начинает войну на других условиях. Ведь нигде нет такого приятного климата, как в Азии, более плодородной почвы, большей привлекательности из-за многочисленности городов. Эта война, о которой трудно сказать, будет ли она более легка или более выгодна, будет для них скорее празднеством, чем походом. Ведь они слышали о недавно накопленных богатствах царства Аттала и о древних сокровищах Лидии и Ионии, которые они идут не завоевывать, а вступить во владение ими.

Азия ждет Митридата, с нетерпением, что взывает к нему с громким призывом: такую ненависть к римлянам вызвали там хищничество наместников, поборы откупщиков, злоупотребления в судах. Пусть только воины смело идут за ним, пусть они сообразят, каких успехов может добиться столь многочисленное войско под предводительством его, Митридата, его, который действуя совершенно один, не получив ни от кого военной помощи, овладел Каппадокией, убив ее царя; который единственный из всех смертных покорил весь Понт и Скифию, куда никто до него не мог проникнуть и остаться невредимым.

Что же касается до справедливости его и щедрости, то ему не приходится прибегать к другим свидетелям, кроме самих воинов, которые испытали их на себе. Доказательством их служит и то, что он единственный из всех царей владеет не только отцовским царством, но и чужеземными, приобретенными благодаря его широкой щедрости путем наследования.

1.4 Освобождение Малой Азии

С конца 90-х годов до н.э положение жителей римской провинции Азия стало тяжолым. В связи с марсийской войной «все народы и города, которые благодаря союзу с Римом или за какие-нибудь другие заслуги пользовались автономией и были свободны от податей, получили теперь приказание платить дань и повиноваться». Гераклея, Клазомены, Милет принуждены были за свой счет поставлять римлянам военные корабли. Скрытое до поры до времени брожение стало вырываться наружу, жителей провинции охватили настроения, в которых «вера в близкую гибель мира причудливо переплетались с мечтами о предстоящем золотом веке». Из уст в уста передавался рассказ о некоем мальчике из Тралл, будто бы увидевшем в воде Гермеса и в 300 стихах предсказавшем приход Спасителя. Когда на границах провинции появился после своих ошеломляющих побед Митридат Эвпатор, жители Азии увидели в нем желанного избавителя.

Несостоявшиеся победители Митридата, теперь уже втроем - Кассий, Аквилий и Никомед - продолжили бега, запершись в главном городе Фригии Апамее Киботос. Войдя во Фригию, понтийский царь завернул на стоянку Александра Великого. По выстроенной еще в персидские времена дороге Митридат Эвпатор подошел с войском к городу, в котором ровно за сто лет до того был заключен договор, положивший начало римскому владычеству на Востоке. При приближении к нему стало известно, что римские полководцы, отчаявшись организовать оборону, покинули Апамею. Кассий ушел на Родос, Маний Аквилий и Никомед - в Пергам, откуда их пути разошлись: Аквилий отправился на Лесбос, Никомед на Эвбею и дальше в Италию. Понтийский царь беспрепятственно овладел одним из крупнейших полисов Малой Азии, «торговым центром, занимающим в собственно Азии второе место после Эфеса», древней столицей персидских сатрапов, а затем Антигона Одноглазого. Возле города еще были видны остатки дворцового парка, созданного некогда Ксерксом после похода в Грецию, где находились истоки реки Меандр. По преданию, здесь Аполлон, победив состязавшегося с ним в умении играть сатира Марсия, содрал с него кожу и повесил в пещере, где исток реки.

Вступив в Апамею, Митридат объявил о снятии с городской общины всех долгов и подарил сто талантов на восстановление незадолго до того разрушенных землетрясением зданий. Из Апамеи царская армия вышла к Лаодикее на Лике, за стенами которой укрылся разбитый в Каппадокии Квинт Оппий. Лаодикейцы на переговорах с царем заявили, что не будут препятствовать ему в осаде запершегося в цитадели Оппия, и после того, как римляне сдались, подчинились Митридату. В насмешку над пленным римским наместником горожане привели его к победителю, заставив шествовать впереди ликторов. Митридат повсюду возил его с собою, но зла не причинял. Отбив нападение оставшихся верными римлянам ликийцев и писидийцев, митридатова армия повернула на северо-запад, добровольно принятая жителями Тралл и Магнесии на Меандре, и, наконец, вошла в Эфес.

За сорок пять лет римского господства Эфес, через который Азия преимущественно сносилась с метрополией, превратился в крупнейший город и главный порт Эгейского моря, оттеснив на задний план Родос и Афины. Эфесяне, узнав о приближении понтийских войск, разрушили стоявшие в городе статуи римлян и встретили царя с почестями, по словам Посидония, называли Митридата богом, своим отцом, спасителем Азии, Эвием, Нисием, Вакхом, Либером. В Эфес подошел и царский флот, пополненный судами Минуция Руфа. На нем Митридат прошел вдоль ионийского побережья, принимая под свою власть прибрежные города и селения. Митиленяне, желая выказать преданность, выдали царю укрывшегося у них Мания Аквилия.

Высадившись в Мисии, Митридат Эвпатор вошел в Пергам. Весь поход, исходя из обычного для древних армий дневного перехода приблизительно в 25-30 километров и считая, что на остановки было затрачено не больше времени, чем на движение, занял около 90-100 дней. За эти четыре месяца из заискивающего перед сенатом римского полуклиента понтийский царь превратился в торжествующего победу владыку огромных территорий и несметных богатств.

В бывшей столице Атталидов был казнен Маний Аквилий ему залили в горло расплавленное золото, а вскоре в театре Пергама состоялась церемония увенчания Митридата Эвпатора лавровым венком - общепринятым в эллинском мире символом победы и знаком признания за ним основанной на праве победителя власти над Азией. Действо явилось одним из звеньев широкомасштабной пропагандистской кампании, призванной обосновать законность владычества понтийского царя над новоприобретенными землями не просто как победителя, а как героя-освободителя. Эта идея была с наглядностью выражена в установленной в Пергаме скульптурной группе, где Геракл-Митридат освобождает Прометея-Азию.

На фоне развернувшейся идеологической обработки населения мероприятия, проведенные царем в отношении малоазийских гражданских общин, выглядели скромно. Митридат на пять лет освободил их от податей и простил долги; задолженность частных лиц, ложившаяся особенно тяжким бременем на малоимущие слои населения, осталась в неприкосновенности. В городах размещались понтийские гарнизоны, в одни из них царь назначал своих представителей, в других устанавливалась власть тираннов - Эпигона в Колофоне, сыновей Кратиппа в Траллах, философа Диодора в Адрамиттии. Хотя малоазийские города как правило добровольно принимали власть Митридата VI, имелись исключения. Силой была подчинена Стратоникея в Карии. Дочь стратоникейца Филопоймена по имени Монима приглянулась Митридату и он предложил ей разделить царское ложе, «царь домогался ее благосклонности и послал ей пятнадцать тысяч золотых, она на все отвечала отказом, пока он не подписал с ней брачный договор и не провозгласил царицей, прислав диадему24», а Филопоймена назначил эпископом в Эфес.

Гораздо упорнее под руководством стратега Гермия сопротивлялась Магнесия на Сипиле, под стенами которой был ранен Архелай и которую подчинили только в 86 г. до н.э. Не сложили оружия пафлагонцы и ликийцы , враждебную по отношению к понтийскому царю позицию занял один из важнейших торговых центров Эгеиды, старый римский союзник Родос, где нашел убежище пропретор Кассий и куда стекались со всей Азии противники Митридата.

В начале осени 88 г. до н.э. Митридат Эвпатор прибыл в Эфес для сбора сил против родосцев, беспокоивших нападениями побережье. В Эфесе его встретили послы самнитов и луканов, призывавшие азиатского государя высадится в Италии, и посланец афинян философ- эпикуреец Аристион, сын Афиниона. Италийцам Митридат ответил уклончиво, что поможет им, когда захватит все римские владения в Азии, Аристиона же обласкал и одарил в знак расположения перстнем со своим изображением. В это же время, следует предполагать, в союз с Митридатом вступили галаты, и шестьдесят галатских вождей явились к его двору в качестве друзей и союзников. Вероятно тогда же, в пору наивысших успехов понтийского царя в союз с ним вступили города черноморского побережья Фракии - Одесс, Месембрия и Аполлония. Перед отплытием на Родос Митридат предпринял шаг, который должен был крепче привязать к нему эллинов Азии. В определенный день по царскому указу были подвергнуты избиению жившие в Азии римляне, а их имущество разделено между убийцами и царем.

Отплыв из Эфеса с флотом, включавшим помимо собственно понтийских корабли малоазийских городов, Митридат по пути на Родос захватил остров Кос, где ему достались сокровища Птолемеев, вывезенные из Александрии в 101г. до н.э. во время войны царицы Клеопатры III с сыном Птолемеем Латиром. Среди них находились личные вещи Александра Великого; один из перстней, возможно принадлежавших Александру, сопровождал понтийского царя до конца дней и был найден в прошлом веке в Керчи.

Вместе с сокровищами в руки Митридата попал тринадцатилетний сын египетского царя Птолемея X Птолемей Александр. До конца войны египетский царевич жил при дворе Митридата, пока не бежал к Сулле, у которого стал близким человеком. У него Птолемей Александр II и находился до 80 г. до н.э., пока не был возведен римлянами на престол трагического девятнадцатидневного царствования.

Военные действия под Родосом с самого начала пошли неудачно для Митридата. Городские укрепления считались одними из лучших в античном мире. Особенно изобретательным устройством отличалась главная гавань Родоса. В залив, вокруг которого располагался город, вдавались два мола, обнимавшие пространство шириной почти шестьсот шагов. Позади большой гавани располагалась меньшая с более узким входом, предназначенная для родосского военного флота. Вдоль молов и вокруг города тянулась крепкая, снабженная множеством башен стена. Попытка царского флота окружить и захватить корабли Родосцев закончилась, несмотря на численное превосходство, провалом, родийские суда укрылись в защищенной заградительными цепями внутренней бухте. Высадившись на острове, понтийцы начали осаждать его столицу с суши, но пока царские воины стояли под стенами города, осажденные под руководством наварха Дамагора совершали дерзкие нападения на митридатов флот в возникшей во время одной из ночных стычек неразберихе хиосская триера ударила и повредила корабль, на котором находился сам Митридат Эвпатор, в другой раз Дамагор напал на рассеянные волнением корабли прибывшим к Митридату подкреплением и захватил в плен околотрех сотен человек. Провал потерпели также попытки овладеть Родосом при помощи сторонников Митридата из числа горожан: поданный ночью с храма Зевса Атабирия сигнал об открытии ворот оказался ложным и понтийский штурм захлебнулся, как и предпринятая после рассвета дневная атака с моря и с суши. Во время нее родосцы уничтожили подведенную к укреплениям большую стенобитную машину - самбуку, которую везли меж двух кораблей и из которой одновременно выбрасывалось много стрел, таранов и дротиков. Ввиду приближения зимы понтийский царь снял осаду.

Неуспех под Родосом Митридат попытался возместить в Ликии, где осадил Патары, осада начала затягиваться, тогда Митридат, объявив, что видел неблагоприятный сон, свидетельствующий о гневе богов за вырубку священной рощи Латоны - в подтверждение было приказано приостановить дальнейшую рубку деревьев и не трогать уже приготовленные- поручил ведение войны против ликийцев Пелопиду, а сам возвратился в Эфес, откуда отбыл в Пергам.

Там разместился его роскошный двор. Царь спал на ложе Дария, пользовался туалетным прибором Клеопатры III и одевался в тунику Александра, захваченную на Косе; по его заказу был сделан меч с ножнами, оценивавшимися в 400 талантов. Митридат судил соревнования в гимнасиях, сам участвовал в состязаниях колесничих и едоков: в первых он уступил Алкею из Сард, зато во вторых оставил позади прославленного в Восточном Средиземноморье атлета Каламодра из Кизика. Николай Дамасский пишет об этом: "Митридат, предложивший состязаться в том, кто больше съест и выпьет (наградой был талант серебра), победил и в том, и в другом. Однако он отказался от награды в пользу атлета Каламодра Кизикийца, оказавшегося вторым". Царь пополнял свою коллекцию резных камней, занимался любимой медициной, испробывая новые средства и методы лечения на приближенных, наконец, он еще раз женился, очередной супругой его стала Береника с Хиоса.

В Пергам к Митридату приходили известия и об успехах его армянского союзника и зятя. В начале 80-х годов до н.э. у главных противников Тиграна - парфянских Аршакидов - начались династические неурядицы. Около 90 г. до н.э. против стареющего Митридата II выступил Готарз, который хотя после смерти соперника около 88 г. и овладел всем царством, однако по всей вероятности не получил всеобщей поддержки. Воспользовавшись этим, Тигран вторгся в Адиабену, где опустошил область древней Ниневии и Арбел. Затем он подчинил себе ранее зависимых от парфян правителей Гордиены (Кордуэны, страны курдов) и Мидии Атропатены и с их помощью овладел землями между Тигром и Евфратом вплоть до Селевкии. Готарз попытался противодействовать, но потерпел поражение от Тиграна, предпринявшего большой поход вглубь Великой Мидии и дошедшего до Экбатан, летней резиденции парфянских царей, где он сжег пригородную крепость Адрабаны. После этого титул «царь царей» перешел от Аршакидов к Тиграну. Тем временем война Митридата с римлянами продолжалась, лишь переместив центр свой из Азии на Балканы.

1.5 Военные действия в Эладе

Центром римских владений на Балканах была созданная в 146г. до н.э. провинция Македония, кроме нее римляне владели еще тремя пунктами, еще во времена македонского господства получившими название «оков Эллады»: Халкидой, Деметриадой и районом Коринфа, а также некоторыми землями в Беотии и на Эвбее. Остальные греческие города считались «свободными» и состояли с Римом в «союзе», условия которого в каждом случае были определены особо, общим было подчинение военной власти наместника Македонии и право римлян по своему усмотрению менять строй общин.

Крупнейшим центром Эллады оставались Афины, владевшие под эгидой Рима Оропом, Галиартом на Копаидском озере, островами Парос, Скирос, Имброс, Лемнос и Делос. Афины к тому времени все более превращались в город-музей, привлекавший приезжих бесчисленными памятниками старины - Павсаний насчитывает в нем тридцать два храма и почти семь десятков статуй только на Акрополе - и в город-гимнасий, куда стекалась римская и греческая молодежь, чтобы послушать философов из знаменитых школ платоников- академиков, перипатетиков, стоиков, эпикурейцев.

Однако жизнь Афин клонилась к упадку, в Пирее приходили в запустение огромные строения арсенала и корабельных верфей, некогда соединявшие порт с собственно Афинами Длинные Стены были разрушены и не восстанавливались.

Хотя могущество Аттики было в прошлом, эллинистические цари по прежнему считали делом чести оказывать знаки внимания знаменитому городу, в чем преуспели и цари Понтийские: уже Фарнак I «оказывал благодеяния Афинам» и был вместе с женой почтен афинянами при архонте Тихандре, в 160/159 г. до н.э.; афинянин Дионисий, сын Боэта, был возведен в сан «почитаемых друзей» Митридата V, статуи этого царя воздвигли гимнасиарх Селевк из Марафона и Эсхил, сын Зопира. Традиция была продолжена Митридатом Эвпатором, в честь которого памятники на Делосе воздвигли афинский жрец Гелианакс, сын Асклепиодора, гимнасиархи Никон и Дионисий, сын Неона, в самих Афинах имелся содержавшийся на средства понтийского царя гимнасий Эвпатористов; сохранился посвященный в него Митридатом VI бронзовый кратер.

В начале I в. до н.э. положение в Греции было неустойчивым: волновался народ, происходили восстания рабов, под влиянием крупнейших из них, произошедших в 103-102 гг. до н.э. на Делосе и в Лаврионе, в Афинах перестали избираться должностные лица. За какие- то провинности римляне наложили на Афины штрафы, кроме того, по их требованию были закрыты некоторые святилища и философские школы. В то же время римские власти Македонии едва справлялись с брожением внутри страны, вылившимся с появлением в конце 90-х годов до н.э. некоего самозванца Эвфена в открытое восстание, и натиском варваров: в 91 г. до н.э. пропретор Марк Сентий Сатурнин потерпел поражение от фракийского вождя Сотима, следующие три года фракийцы опустошали провинцию, достигнув Додоны и разграбив там знаменитое святилище Зевса.

При таких обстоятельствах «простой народ и из простого народа особенно беспокойная часть» афинян восторженно приняли вернувшегося осенью 88 г. до н.э. из Эфеса вождя антиримской партии Аристиона, сына Атениона, вынужденного в свое время покинуть родину и жить в Мессене и Лариссе. Появление Аристиона в Афинах весьма ехидно описывает Посидоний (что, впрочем, понятно, учитывая его проримскую позицию):

«Когда Азия перешла под власть царя, Атенион завозвращался в Афины, но, измотанный бурной погодой, высадился в Каристе. Когда кекропиды прослышали об этом, они послали военные корабли и носилки с серебряными ручками, чтобы доставить его домой. Но вот он прибыл! Более половины жителей города или около того высыпали на улицу, чтобы поприветствовать его, многие другие образовали живую очередь, как из желающих осмотреть диковину, изумляясь тому невероятному повороту судьбы, что этого незаконно вписанного в число афинян несут по Афинам в носилках с золотыми ножками и пурпурными занавесями

- того, кто в прежние дни ходил в драной одежде и никогда и не видывал пурпура; и, что главное, римлянин никогда не унижал Аттику, так роскошествуя напоказ. И так они собрались толпой, чтобы видеть это зрелище - мужчины, женщины, дети, все с величайшими ожиданиями митридатовых щедрот, видя, как захудалый Атенион, который некогда учительствовал за любую плату, какую ему давали, ныне шествует через город и страну с высокомерным видом вследствие царской милости.

Его встретили также служители Диониса, призывая посланца нового Диониса явиться на общественный праздник и присоединиться к посвященным тому молениям и возлияниям. На следующий день он переехал из нанятого дома, и был поселен в доме Диэса, человека, нажившего в то время большое богатство за счет доходов с Делоса; дом был украшен тщательно застланными ложами, росписью и скульптурой, а также выставленной серебряной утварью. Оттуда он появился, волоча белый дорожный плащ, на пальце у него был золотой перстень с резным портретом Митридата; множество рабов следовали в шествии впереди и позади него. На священном участке служители Диониса принесли жертву в честь прибытия Атениона, и было совершено возлияние под возгласы глашатая. На следующий день многие пришли к дому и ждали его выхода; даже Керамик был полон граждан и иностранцев, и оттуда толпа, никем не понуждаемая, двинула в Собрание. Он с трудом пробрался вперед, сопровождаемый как телохранителями лицами, желавшими казаться значительными в глазах горожан, и каждый стремился хотя бы коснуться его одежды». По его предложению собравшееся после долгого перерыва народное собрание приняло решение о союзе с Митридатом Эвпатором, сам Аристион был избран стратегом.

Изменения в Аттике был враждебно встречены богатыми афинскими колонистами на Делосе, которые вместе с проживавшими на острове римлянами дали вооруженный отпор посланцу Аристиона Апелликону Теосскому. Новые афинские правители обратились за помощью к Митридату, который не замедлил в начале 87 г. до н.э. отправить к берегам Греции Архелая и Метрофана.

Царские полководцы сломили сопротивление делосцев, а сокровища Аполлона Делийского отослали Аристиону. Когда двухтысячный отряд царских воинов, сопровождавший деньги, прибыл в Пирей, вожди проримской партии Медий, Каллифонт и Филон Ларисский бежали, оставшиеся противники Аристиона были частью убиты, частью отосланы в Пергам. Кроме того, какой-то части афинян понтийский царь предложил поселиться в Амисе. Митридата афиняне на 87/86 год избрали архонтом-эпонимом, к союзу с понтийским царем примкнули беотийцы, ахейцы и лаконяне. Практически вся Средняя и Южная Греция отпала от Рима.

Метрофан тем временем очистил от римлян остров Эвбею, затем, отплыв к северу, взял фессалийскую Магнесию и приступил к осаде Деметриады, но под ее стенами потерпел поражение от легата проквестора (исполняющего обязанности наместника) Македонии Бруттия Суры. Тот не только снял осаду с Деметриады, но даже отбил стратегически важный остров Скиаф, контролировавший вход в пролив между Эвбеей и материком. Ободренные римляне двинулись на помощь Феспиям, однако у Херонеи путь им преградил Архелай с афинскими союзниками. После трех стычек Сура оттеснил понтийцев и попытался было захватить Пирей, но Архелай, господствуя на море, опередил его на кораблях.

В Риме первые известия о победах Митридата вызвали шок. Потеря Азии больно ударила по экономике: «очень многие люди потеряли в Азии большие деньги, в Риме … платежи были приостановлены и кредит упал». В организме Римского государства обострилась старая болезнь гражданских распрей. Консул 88 г. до н.э. Луций Корнелий Сулла, которому сенат первоначально поручил ведение войны, был по закону Сульпиция Руфа лишен командования, переданного Гаю Марию, и военные действия начал со штурма не азиатских городов, а Рима. Борьба в Италии заняла почти год, и только по весне 87 г. до н.э. Сулла с пятью легионами высадился на балканском побережье Ионического моря.

Римский легион после реформы Мария подразделялся на десять когорт, каждая из которых состояла из трех манипулов, по традиции называвшихся манипулами гастатов (передняя линия строя), принципов (вторая линия строя) и триариев (задняя линия строя), хотя имущественно-возрастные классы граждан, в зависимости от принадлежности к которым они туда зачислялись, с превращением армии в профессиональную утратили значение. Характерной чертой римского строя, как это подчеркивается со времен Полибия и Ливия, было единообразие состава воинов и видов вооружения. В отличие от фалангита, чьим главным оружием было колющее копье, легионер действовал в бою главным образом рубящим мечом-гладиусом, причинявшим тяжелые, по большей части смертельные ранения (короткие метательные копья-пилумы имели вспомогательное значение). Благодаря такому вооружению манипул мог вести сражение как сомкнутым строем шириною в десять, двадцать или сорок человек, так и врассыпную.Конница придавалась к каждому легиону в количестве 300 всадников, объединенных в 10 турм; впрочем, хорошей собственной конницы у римлян не было, и они стремились привлечь союзных всадников. Саперы с инженерными частями и флот выделялись в особые соединения. Боеспособность армии существенно усилило сокращение Марием обоза - легионер сам нес на себе необходимые припасы и снаряжение, из-за чего солдат прозвали«Мариевыми мулами».

В целом, вместе со вспомогательными частями легион насчитывал от 4500 до 6000 человек, таким образом, численность армии, приведенной Суллою в Грецию, составляла от 22 с половиной до 30 тысяч человек. Начальство над легионом формально принадлежало шести военным трибунам, первоначально по два месяца в году каждому. Однако, со времен Мария они превратились в простых порученцев командующего, и занимать эти должности чем дальше, тем больше стали молодые люди из знатных семей, начинавшие таким образом политическую карьеру и не имевшие военного опыта. На деле полнота власти принадлежала командующему (императору) и его уполномоченным - легатам. Заместителем главнокомандующего считался начальник конницы.

Высадившись в Эпире, Сулла вышел в Фессалию, куда прибыли деньги и подкрепления от верных римлянам этолийцев. Архелай, силы которого уступали римским, отошел в Аттику, в городах Беотии возобладали проримские группировки, и они изменили Митридату еще скорее, чем до того римлянам.

С лета 87 г. до н.э. военные действия сосредоточились вокруг главного митридатова союзника в Греции - Афин. После неудачной попытки взять город с ходу, Сулла, заперев Архелая в Пирее, занялся в районе Элевсина сооружением осадных машин, безжалостно вырубив для этого рощи Академии и Ликея. Одновременно силы собирал и понтийский военачальник, посылая за подкреплениями на Халкиду и другие острова и не останавливаясь перед такой крайней мерой как включение в армию освобожденных рабов - последних набралось до 15 тысяч человек. Кроме того, осенью в Пирей по морю прибыл от Митридата Дромихайт с войском. Однако, несмотря на успехи в частных стычках, царским полководцам не удалось прорваться в Афины. Всякий раз, когда понтийцы готовили вылазку с тем, чтобы провезти в Афины продовольствие, в Пирее находились предатели, предупреждавшие Суллу, бросая в римский лагерь из пращи свинцовые ядра, на которых писали соответствующие известия. Тем временем в городе начался голод, цена медимна пшеницы достигла тысячи драхм, люди «питались девичьей ромашкой, росшей вокруг Акрополя, варили сандалии и ремни», в дальнейшем дело дошло до поедания трупов, а в некоторых домах вроде бы даже находили человеческое мясо, приготовленное для еды. Среди граждан, особенно имущих, усиливалось недовольство; члены Совета и жрецы предложили заключить мир с римлянами, и единственным аргументом, который смог противопоставить им Аристион, оказалось оружие. Впрочем, враждебность к Аристиону, красочно расписываемая Плутархом, жившим через двести лет после войны и слишком очевидно старавшимся угодить римскому хозяину, была далеко не всеобщей, и город, в котором не было царского гарнизона, несмотря на голод и лишения не сдавался римлянам.

С наступлением зимы Сулла, отгородив Пирей земляным валом и соорудив западнее его еще и ров, ушел в Элевсин.

Между тем из Италии к Сулле приходили все более и более неутешительные вести. Его преемник на должности консула Луций Корнелий Цинна, вступивший в открытую вражду с сенатом и своим коллегой Гнеем Октавием, был вынужден покинуть Рим и отрешен от магистратуры. В Капуе Цинна стал собирать войско, тем временем, узнав о происходящем, в Этрурии высадился скрывавшийся ранее в Африке Гай Марий. Объединившись, Марий и Цинна взяли Рим в осаду, и после того как ими были перерезаны пути подвоза продовольствия, сенат капитулировал. Войдя в Вечный Город, Марий и Цинна устроили резню политических противников. Отрубленная голова консула Октавия была вывешена на форуме перед ораторской трибуной, скоро к ней добавились головы других сенаторов. Сулла и те из его сторонников, кого не оказалось в Риме или кто сумел скрыться, были объявлены врагами отечества, их имущество разграбили. Искали жену и детей Суллы, но те успели бежать, и новые власти вынуждены были довольствоваться сожжением его дома. Осенью или зимой 87 г. до н.э. Цецилия Метелла с детьми встретилась в Аттике с мужем, сюда же собрались многие оставившие Италию сенаторы.

Поставленный в Риме вне закона, зимой 87/86 г. Сулла со всей остротой ощутил отсутствие флота и недостаток денег. Средства, полученные в 88 г. до н.э. за счет распродажи италийских храмовых земель и имений «мертвой руки», исчерпались. Сулла обратился к располагавшим денежными средствами греческим святилищам, прежде всего к Дельфам, Олимпии и Эпидавру. После ожесточенного торга, который римский полководец тайно вел через своих представителей (в Дельфы от него ездил фокеец Кефис), греческое жречество предоставило необходимые суммы. В счет их пошли многие исторические реликвии, в том числе гигантская серебряная бочка -последний остаток даров древнего Креза Аполлону Дельфийскому. Впрочем, святилища особого ущерба не понесли - заем был оговорен не только солидными процентами, но и предоставлением ряду городов автономии.

Корабли римляне первоначально рассчитывали получить у родосцев, но ввиду господства митридатова флота в Эгейском море, те не смогли достичь побережья Аттики. Тогда Сулла послал за флотом в Александрию своего тридцатилетнего квестора Луция Лициния Лукулла. Молодой человек приходился Сулле свойственником: его мать происходила из того же знатного сенаторского рода Цецилиев Метеллов, что и жена Суллы; позже Сулла посвятил ему составленное им самим описание своих деяний. На трех небольших суденышках в разгар зимних штормов Лукулл через Крит и Кирену добрался до Александрии. Царствовавший тогда в Египте Птолемей IX Сотер («Спаситель»), известный более под прозвищем «Латир», «Овечий горох», принял сулланского посланника чрезвычайно радушно, поселил его во дворце, отпустил на содержание средств в четыре раза сверх обычного, подарил изумрудный перстень со своим портретом, но кораблей не дал. Больше того, когда Лукулл, бесплодно просидев в египетской столице около полугода, отплыл обратно, подвластные Птолемею киприоты напали на него, и до Родоса Лукуллу пришлось добираться тайком.

Зимой 87/86 года в Македонию вторглась собранная Митридатом армия под командованием царевича Ариарата Эвсеба Филопатора. Кроме собственно понтийских частей, в том числе фаланги «меднощитых» под начальством Таксила, в нее входили союзники фракийцы и скифы - и оказавшиеся под властью Митридата Эвпатора каппадокийцы, вифинцы, галаты и фригийцы.

Зимою в Македонии у царского войска возникла нужда в продовольствии, так как митридатовы командиры беспечно отнеслись к снабжению армии. Впрочем, Таксилу удалось овладеть Филиппами и Амфиполем, где находились продовольственные склады, вытеснив сулланского легата Гортензия в Фессалию. Ставший на зимовку в Амфиполе Ариарат был объявлен правителем Македонии - от его имени в Македонии была отчеканена монета, кроме того золотые статеры с портретами, сочетавшими черты Ариарата и Александра Великого, чеканились в Истрии, Томах и Каллатисе. Однако той же зимой двадцатитрехлетний Ариарат Эвсеб Филопатор умер.

Сулла, не теряя времени, сосредоточил силы на борьбе против Архелая и Аристиона. Пирей римский полководец, несмотря на все ухищрения, вплоть до попытки обрушить его стены, наполнив подкоп паклей и смолой и поджегши их, взять не смог. Однако, ему стало известно о слабом месте афинских укреплений в районе Гептахалка. Через это место в северо- западной части городских стен, между Пирейскими и Священными воротами, в ночь на 1 марта 86 г. до н.э., в новолуние, легионеры Суллы ворвались в Афины. С обнаженными мечами в руках римляне носились по узким улицам и убивали всех подрят. Убитых не считали, и лишь по огромному пространству, залитому кровью, судят об их множестве», горожане «ни бежать не могли вследствие истощения, ни пощады не оказывалось ни детям, ни женщинам»31 . Все же разорение Афин могло неблагоприятно сказаться на репутации римского полководца, и он приказал остановить резню, заявив, что дарует немногих многим, милуя живых ради мертвых. Позже Сулла говорил, что самой большой своей удачей считает ту, что мог сжечь Афины, но пощадил. В этих словах заключалась изрядная доля лицемерия: сулланцы перебили почти половину жителей города, сам Любимец Афродиты помимо золота и серебра вывез из Афин веками собиравшиеся произведения искусства.

Несмотря на то, что победа не была полной - среди ночной сутолоки Аристион со сторонниками заперся на Акрополе и продолжал его удерживать, Сулла на следующий день после овладения городом приказал рабов продать, а свободных лишил права собираться на народное собрание. С падением Афин удержание Пирея стало бессмысленным; Архелай отплыл к Фермопилам, где соединился с войском Таксила. Объединенная понтийская армия численностью более 60 тысяч человек вошла в Фокиду и осадила Элатею.

Римляне, захватив Пирей, сожгли большую его часть, в том числе знаменитый арсенал постройки Филона, и разрушили остатки

«Длинных стен»32. Сулла, предоставив осаду запершегося на Акрополе Аристиона Гаю Скрибонию Куриону, сам с тремя легионами поспешил навстречу царским полководцам. По дороге к нему присоединились подкрепления из многих греческих городов и областей Македонии, так что в целом численность римской армии достигла почти 40 тысяч человек. Противники встретились в Беотии, на поле у Херонеи, там, где греки неоднократно бились с шедшими с севера врагами.

Архелай занял неудобную, не позволявшую воспользоваться численным преимуществом позицию, сосредоточив войско на небольшом пространстве и имея в тылу крутые горы. Сулла поспешил, пока Архелая и Таксил не нашли более удачного места, навязать им сражение. Архелай против Суллы поставил в центре снабженные серпами квадриги, чтобы расстроить ряды неприятеля, на второй линии - македонскую фалангу, на третьей - вооруженные по римскому образцу вспомогательные отряды, прибавив к ним беглецов-италиков, на чье упорство он более всего рассчитывал; легковооруженных он поместил позади; наконец, с обоих флангов он поставил свою многочисленную конницу для окружения неприятеля.

В ответ Сулла провел на обоих флангах рвы большой ширины и на их концах построил укрепления, этим он обезопасил себя от окружения неприятелем, превосходившим его численностью, особенно конницей. Затем он выстроил пехоту тройным строем, оставив промежутки, по которым он мог бы, если потребуется, выдвинуть легковооруженные части и конницу, поставленные в арьергарде. Далее, он велел бойцам второй линии забить крепко в землю множество частых кольев». Против приближающихся легионов Архелай выслал всадников, а после того, как они были отбиты - серпоносные колесницы. Сулла, «когда стали приближаться квадриги, за частоколом укрыл бойцов первой линии. Только тогда он приказал подвижным частям и легковооруженным с боевым кличем пустить в ход копья. В результате неприятельские квадриги, натолкнувшись на частокол или напуганные криком и копьями, повернули на своих и расстроили македонскую фалангу».

Против пришедшей в замешательство фаланги римляне применили свой излюбленный и практически единственный, в совершенстве ими освоенный, тактический прием - лобовую атаку. Понтийцы выставили вперед сариссы и, сдвинув щиты, пытались сохранить сомкнутый строй. Но римляне, метнув свои дротики, обнаженными мечами срубали неприятельские копья, стремясь схватиться врукопашную. Помимо фаланги легионерам противостояли также освобожденные Архелаем рабы. Чтобы ослабить фронтальный натиск легионеров, Архелай напал с двумя тысячами всадников на римский левый фланг, где находились Гортензий и Гальба,

«Гортензию пришлось отойти к склону горы, а враги мало-помалу оттесняли его от остальных римлян и захватывали в кольцо». Тогда Сулла, находившийся на правом фланге, «ведя лучшую часть своей конницы и мимоходом захватив две свежие когорты, которые были им оставлены в засаде, напал на врагов, когда они еще не успели выпрямить свой круг и выстроиться твердо по фронту и, приведя их в беспорядок, изрубил многих из них и стал преследовать обращенных в бегство».

В ходе битвы Сулла проявил незаурядную реакцию и подвижность. Когда Архелай, увидев, что Сулла ушел с правого фланга, попытался перенести туда направление атаки конницы, римлянин, оставив на левом фланге часть подкреплений, с остальными вернулся на правый, а отбив оттуда Архелая, опять возвратился на левый на помощь Мурене, атакованному Таксилом. В итоге произошло то, что практически всегда происходило при лобовой стычке легионов с фалангой: ряды фалангитов были смяты и они обратились в бегство.

Последствия бегства были усугублены ошибкой Архелая, который приказал запереть перед отступавшими лагерь, и те, «не имея у себя ни военачальников, ни руководителей, чтобы выстроить их в порядке без труда были избиты: одни из них врагами, так как не успели развернуться против них, другие же - своими собственными товарищами, так как они в беспорядке метались в большом количестве на узком пространстве».

В тот же день, когда произошла битва при Херонее, Курион взял Акрополь, с Акрополя было вывезено 40 мин (17 килограммов) золота и 600 мин (255 килограммов) серебра). Аристиона, схваченного в Парфеноне у статуи Афины, Сулла приказал умертвить ядом, из остальных же защитников Акрополя, заключенных в Керамике, казнил по жребию каждого десятого. Падение Афин и поражение при Херонее оказались для Митридата Эвпатора, тяжелым ударом.

Сулла, между тем, принялся за устройство дел в Греции. В уплату своего долга он отдал Дельфам, Олимпии и Эпидавру половину фиванских земель и часть афинских, а храму Амфиарая - Ороп; Феспии, остававшиеся верными римлянам, получили в награду принадлежавшую Орхомену статую Диониса работы Мирона. Архелай с оставшимися после Херонеи силами некоторое время находился в южной Беотии, откуда переправился на Эвбею. Власть Митридата Эвпатора над Грецией была потеряна.

1.6 Дарданский мир

Весной 86 г. до н.э. у Митридата Эвпатора появился новый противник в войне. Вскоре после Херонейской битвы в Эпире высадился с двумя легионами Луций Валерий Флакк, враг Суллы, сменивший в должности консула 86 г. умершего в январе Мария. Продвинувшись вглубь Балкан, он подошел к Мелитее, южнее которого стоял со своими солдатами Сулла. Какое-то время противники находились поблизости, разделенные лишь цепью Офризских гор, но затем разошлись в противоположных направлениях: Сулла на юг, в Афины, Флакк на север, в Фессалию и Македонию, вытесняя оттуда остатки армии Таксила. Митридат спешно выслал на помощь Таксилу войско во главе с Диофантом, сыном Митара, и Менандром, одновременно Дорилай начал собирать силы для нового похода в Грецию. Получив подкрепления, Таксил осенью предпринял успешно начавшееся контрнаступление: понтийцы сожгли флот Флакка, осадили Абдеры и взяли Филиппы - но этот успех был кратковременным, Флакк выбил царских воинов из Филипп, они бежали к Абдерам, внося в лагерь осаждавших панику. Таксил вынужден был оставить Фракию, легионы приближались к границам Азии.

Вероятно в это же время восьмидесятитысячное войско под начльством Дорилая, сына Филетайра, отплыло в Грецию. Высадившись на Эвбее и соединившись в Халкиде с Архелаем, Дорилай вскоре овладел всей Беотией. С появлением поблизости Суллы полководцы Митридата стали лагерем на равнине Орхомена. Римляне принялись копать рвы с тем, чтобы затруднить действия понтийской конницы. Архелай, несмотря на советы Дорилая избегать сражений, приказал напасть на работающих. Те побежали, смяли строй выстроенных к бою легионов, так что Сулле пришлось останавливать свое войско с криком: «Если кто спросит вас, римляне, где вы предали своего полководца, вам придется отвечать: “При Орхомене”». Восстановив порядок, римляне контратаковали, «в этой стычке на правом крыле погиб, сражаясь с замечательной доблестью, пасынок Архелая Диоген, а лучники, теснимые римлянами так, что не могли натянуть лук, пытались отразить противника, сжимая в кулаке пучок стрел и действуя наподобие меча»34. На ночь понтийцы укрылись в лагере. На следующий день легионеры Суллы разрушили угол вала, защищавшего лагерь, и стремительным штурмом взяли его. Многие из митридатовых воинов погибли в водах Копаидского озера и окружающих его болотах, уцелевшие укрылись в Халкиде.

Преследуя противника, Сулла разрушил сразу три беотийских городка на побережье Эгейского моря - Антедон, Ларимну и Галею.

Между тем за два с небольшим года владычества Митридата VI в Азии восторги и надежды, с которыми его встречали, сменились разочарованием. С наборами в царскую армию - один был проведен осенью 87 г. до н.э., другой летом или осенью следующего года - к разочарованию добавилось недовольство. Когда же стало ясно, что война в Греции Митридатом проиграна, недовольство стало прорываться наружу.

Первым его проявлением стал заговор живших при дворе Митридата Эвпатора галатских союзников. Один из них, тетрарх тосиопов Эпоредориг, вознамерился сбросить Митридата с трибуны в пергамском гимнасии, когда тот должен был разбирать судебные дела, но царь по какой-то причине не пошел в гимнасий, а пригласил тяжущихся галатов к себе во дворец. Эпоредориг тогда стал уговаривать товарищей, которые должны были пойти к царю, напасть на Митридата там, но один из них выдал заговор. Царь приказал истребить галатов вместе с находившимися в Пергаме семьями. Одних убили из засады тайные убийцы, а других, сделав вид, что ему ничего не известно, царь созвал вечером на пир, во время которого всех их схватили и перебили. Пощажен был лишь отличавшийся красотой юный Беполитан. Уже распорядившись об убийстве, Митридат «пожалел o нем и на случай, если он окажется еще в живых послал приказ отменить казнь. И выпало тому какое-то удивительное счастье. Когда его захватили, на нем была прекрасная дорогая одежда, и палач, желая присвоить ее незапачканной в крови, неспешно снимал ее с юноши. Тут он и увидел посланцев царя, бегущих к нему и выкрикивающих имя молодого человека».

В Галатию вошел с войском назначенный туда сатрапом Эвмах. Вслед за этим обнаружилось, что тайных посланцев к Сулле направили хиосцы. По приказу царя Дорилай, направлявшийся в Грецию, отклонился от пути следования и неожиданно высадился на острове. Прибывший вместе с ним представитель Митридата Зенобий потребовал от хиосцев выдать оружие и заложников. После того как они были выданы и отосланы на материк, в Эритры, Зенобий огласил в народном собрании письмо Митридата, в котором царь припоминал жителям острова старое прегрешение, когда во время осады Родоса хиосское судно повредило в неразберихе царский корабль, и обвинял в том, что «лучших своих граждан вы тайно послали к Сулле, и ни на кого из них вы не донесли мне, что они сделали это не по общему решению». Совет царских друзей решил предать хиосцев смерти, но Митридат заменил казнь огромным штрафом в две тысячи талантов. Островитяне не смогли собрать требуемую сумму, и царский уполномоченный предал город разгрому: граждане были обращены в рабство и переданы в оковах собственным рабам для поселения в земле колхов, а их имущество разграблено, на Хиосе поселялись понтийские колонисты. Философ Посидоний, почему- то недолюбливавший хиосцев, написал в связи с этим, что "божество справедливо и по заслугам воздало им за то, что они первыми использовали купленных рабов в домашней работе, хотя большинство людей выполняют ее сами". По пути несколько кораблей со ссыльными хиосцами были захвачены гражданами Гераклеи Понтийской, освободившими пленников.

Известие о разгроме Хиоса вызвало у малоазийских греков взрыв возмущения. Когда Зенобий в конце 86 г. подошел к стенам Эфеса, его жители потребовали через эпископа, царского тестя Филопоймена, чтобы палач Хиоса сложил оружие перед входом в город. Зенобий подчинился требованию горожан, но ночью все равно был ими схвачен, заключен в тюрьму и убит. Вслед за этим эфесяне изгнали Филопоймена и объявили Митридату войну «за гегемонию Рима и за всеобщую свободу. Власть вручалась специально избранной «комиссии общественного блага» и трем магистратам: двум Асклепиадам и Эвбулиду. Одновременно принятый эфесским народным собранием декрет провозглашал ряд важных социальных мероприятий: свободным негражданам - метекам, иностранцам и храмовым рабам, которые запишутся в ополчение, предоставлялись права граждан, общественным рабам - метеков; приостанавливались все тяжбы о разделе имущества и размежевании; приостанавливались или отменялись все платежи частных лиц по долговым обязательствам (кроме гарантированных ипотекой, а также выплат государству со стороны лиц, ведших его финансовые дела).

В течение зимы 86-85 гг. примеру Эфеса последовали горожане Тралл, Гипейб, Метрополя, тогда же Книд и Кос перешли на сторону находившегося на Родосе Лукулла, который с их кораблями сверг власть Митридата на Самосе, в Колофоне и на многострадальном Хиосе, вслед за этим от понтийского царя отпали Смирна и Сарды.

В создавшейся обстановке Митридат Эвпатор, чтобы удержать власть над сохранившими ему верность городами, провел ряд мер, отвечавших чаяниям демократических слоев населения и повторявших в основном положения декрета эфесян: метеки получали права гражданства, рабы свободу, города автономию, должники освобождение от долговых обязательств, кроме того, был произведен передел земли.

Тем не менее, и такие меры вызвали резкое недовольство среди связанного с верхушкой греческих городов ближайшего окружения царя. Против Митридата VI был подготовлен заговор, во главе которого встали Миннион и Филотим из Смирны, а также Клисфен и Асклепиодот. Впрочем, заговорщики рассорились между собой и Асклепиодот выдал их всех Митридату. Царь сначала не поверил в предательство друзей, тогда Асклепиодот, «чтобы не было сомнений, дал возможность из под какого-то ложа услыхать речи Минниона». После пыток изменники были казнены. Вскоре в Пергаме был разоблачен еще один заговор, за участие в котором поплатились жизнью еще восемьдесят человек. После этого в разные города были посланы соглядатаи, покатился вал доносов, в которых каждый указывал своих врагов, вовсе и не причастных к враждебным замыслам против Митридата. По подозрению в причастности к заговорам казням подверглись тысяча шестьсот человек. В подстрекательстве городов к восстанию был обвинен и знаменитый ритор Диодор Зонас из Сард, но он оправдался защитительной речью.