Митридат-6 Евпатор, как последний великий враг Рима

Между тем Флакк, продолжая наступление во Фракии, в начале 85 г. до н.э. достиг Боспора Фракийского и при помощи союзных византийцев переправил один легион в Азию, к Халкедону. За время консульства невежественный в военном деле Флакк, который, по словам Аппиана, был «негодным человеком, жестоким в назначении наказаний и корыстолюбивым», настроил против себя легионеров, чем воспользовался его начальник конницы Гай Флавий Фимбрия, квестор 87 г. до н.э., "человек отчаяннейший" как писал Тит Ливий. Во время пьяной перебранки на пирушке Фимбрия пригрозил, что покинет Флакка и уедет в Рим, на следующий день Флакк заменил его на должности Термом. Тогда обиженный Фимбрия поднял мятеж в остававшемся на европейском берегу легионе. Фимбрии сопутствовал успех и вскоре его командование приняли и солдаты, переправившиеся в Азию. Луций Флакк попытался спастись в Никомедии, но Фимбрия с ходу взял город и убил спрятавшегося в колодце проконсула.

Действия против Фимбрии Митридат Эвпатор поручил войскам Таксила, Диофанта и Менандра, во главе которых поставил сына, Митридата. Митридату Младшему первоначально удалось потеснить римлян, но в произошедшей на реке Риндак, у Мелитополя, битве царевич потерпел поражение. Сначала Фимбрия, "насыпал с фланга валы, затем перед фронтом вырыл ров и держал солдат спокойно на валу до тех пор, пока неприятельская конница не вступила в узкий проход между укреплениями. Тогда он совершил вылазку и перебил шесть тысяч человек". В дальнейшем «полководец римлян около рассвета, когда еще шел дождь, неожиданно переправился через поток и напал на врагов, объятых сном в палатках». После этого Фимбрия захватил Кизик, где занялся вымогательствами, казнив двух самых богатых горожан, а затем двинулся на оказавшийся беззащитным Пергам. Митридату пришлось спешно покинуть служивший ему в течение двух с половиной лет резиденцией город и укрыться в приморской Питане. Фимбрия осадил царя с суши, но, не располагая флотом, не смог воспрепятствовать отплытию Митридата Эвпатора на Лесбос.

В Митилене Митридату VI стало ясно, что начинавшаяся столь успешно война проиграна и нужно искать способ завершить ее с наименьшими потерями. Такой подсказал ему Лукулл. Во время осады Питаны Фимбрия обратился к сулланцу с просьбой предоставить корабли, но тот предпочел скорее упустить врага, чем помочь сопернику. Митридат сделал ставку на вражду между двумя римскими полководцами.

Весной или в начале лета 85 г. до н.э. делосский купец Архелай встретился с Суллой в святилище Аполлона у Делия и передал царские предложения начать мирные переговоры. Политический расчет Митридата оказался совершенно правильным. Победа над Понтом была для Суллы бессмысленной, пока в Риме господствовали его враги, а достичь успеха в Италии он мог, лишь как можно быстрее закончив войну на Востоке. Это было важнее, чем возможные обвинения в отказе от мщения за убитого консуляра и истребленных в Азии римлян. Поэтому римский полководец не без радости воспринял предложения царя. Через короткое время в Авлийской бухте, там, откуда отправлялись под Трою ахейцы, и где Агамемнон приносил в жертву Ифигению, состоялась встреча Суллы со своим старым противником, командующим митридатовыми войсками в Греции Архелаем . Сулла в принципе согласился заключить мир, но потребовал, чтобы Митридат отказался от всех завоеваний, выдал 70 кораблей и выплатил две тысячи талантов (и то, и другое нужно было Сулле для войны в Италии). Пока Митридат обдумывал предложения, Архелай сопровождал римского военачальника в его продвижении к Геллеспонту. Сулла не скупился на знаки внимания к своему гостю, и когда под Лариссой Архелай заболел, римлянин, прервав поход, заботился о нем как об одном из собственных полководцев. Сулла, по всей видимости, уже тогда склонил Архелая к тайной сделке, и тот принялся отовсюду выводить понтийские гарнизоны, хотя сам Луций Сулла в своих воспоминаниях это всячески опровергал и даже сочинил несколько театральный диалог, где он и Архелай взаимно склоняют один одного к измене и в возвышенных выражениях отвергают такие предложения.

В Фессалию прибыли посланцы с ответом Митридата, который не соглашался отдать Пафлагонию, выдать флот и заплатить контрибуцию. При этом понтийский царь очень недипломатично заявил, что «получил бы гораздо больше для себя, если бы стал вести переговоры с другим римским полководцем, Фимбрией. Слова эти будто бы привели Суллу в ярость, и Архелай едва уговорил его продолжить переговоры, вызвавшись лично склонить царя к миру. Сцена гнева возможно и была разыграна, но возмущение Суллы навряд ли было искренним. Позже, оправдываясь в заключении мира с Митридатом перед своими легионерами, он говорил будто бы, что если бы Митридат и Фимбрия объединились, воевать с обоими ему было бы не по силам.

Сулла по отъезде царского посла приказал Лукуллу идти с флотом к Абидосу, чтобы не допустить перехода троадских городов на сторону Фимбрии, а сам, пройдя Фессалию, начал военные действия против фракийских племен медов, дарданов, энетов и синтов. В союз с Суллой вступил царь одрисов Садал, приславший римлянам отряд Амадока, сына Тереса.

В 85 г. до н.э. Митридат испытал еще один серьезнейший удар - началось восстание боспорян. Боспор не был затронут военными действиями, однако он несомненно должен был поставлять воинов в царскую армию и снабжать ее продовольствием и снаряжением. Между тем, война вызвала в Черноморской державе жестокий экономический кризис, который прослеживается по резкому сокращению количества поступавшей в Северное Причерноморье понтийской бронзовой монеты: число понтийских чеканов 90-80 годов, найденных на Боспоре, в Ольвии и Херсонесе, в 16,5 раз меньше, чем монет 111- 90 годов до н.э. Аналогичная картина наблюдается в Колхиде на городище Вани. Заморские части митридатова царства утрачивали экономическую заинтересованность в черноморском единстве, а это неминуемо вело их к попыткам восстановить былую самостоятельность.

Тем временем, Сулла стал испытывать все большее беспокойство в связи с действиями Фимбрии, который, выйдя к Геллеспонту, осадил Илион. Илионцы послали вестников к Сулле, обещая сдаться ему, но пока шел ответ, Фимбрия после десятидневной осады взял город.

Когда в Филиппах Сулла встретился с вернувшимся от Митридата Эвпатора Архелаем, условия мира были выработаны. Митридат отказывался от всех приобретенных в ходе войны территорий и выдавал 70 «броненосных» триер и две тысячи талантов. Кроме того, Митридат посылал Сулле на помощь 500 лучников. Между прочим, царь освобождал захваченных в плен в начале войны Квинта Оппия и Луция Кассия. Сулла в свою очередь восстанавливал понтийского царя в звании «друга и союзника римского народа» и брал обязательство не чинить никакого вреда городам, добровольно принимавшим власть Митридата.

Договор был заключен в конце лета 85 г. до н.э. в Дардане, маленьком безлюдном городке на азиатском берегу Геллеспонта. На встрече Суллу сопровождали четыре когорты и две сотни всадников, Митридата - 200 кораблей, 20 тысяч гоплитов, 6 тысяч конницы и колесницы. Сам Сулла так описывает встречу в своих воспоминаниях: «Митридат вышел навстречу Сулле и протянул ему руку, но тот начал с вопроса, прекратит ли он войну на условиях, которые согласованы с Архелаем. Царь отвечал молчанием, которое Сулла прервал словами: «Просители говорят первыми - молчать могут победители». Тогда Митридат … начал речь о войне, пытаясь одно приписать воле богов, а за другое возложить вину на самих римлян». Царь будто бы говорил: «Война была вызвана вашими полководцами, и все, что я совершил для самозащиты, мне пришлось делать скорее по необходимости, чем по желанию». «Тут Сулла, перебив его, сказал, что он давно слыхал от других, а теперь и сам видит, сколь силен Митридат в красноречии, ведь, даже держа речь о таких подлых и беззаконных делах, он безо всякого труда находит для них благовидные объяснения и еще раз спросил, выполнит ли Митридат условия, договоренность о которых была достигнута через Архелая. Царь ответил, что выполнит, и только тогда Сулла приветствовал его и, обняв, поцеловал, а затем подвел к нему царей Ариобарзана и Никомеда, и примирил его с ними».

Глава 2. Вторая Митридатова война

2.1 Война

В царстве Митридата Эвпатора поражение в войне оживило центробежные тенденции. Отложились колхи и потребовали, чтобы им назначили особого правителя с титулом царя. Митридат, отплывший к берегам Колхиды, согласился и назначил ее правителем сына, царевича Митридата, но вскоре, "заподозрив, что произошло это по проискам сына его, желавшего царства, призвав его к себе и казнил».

Первейшей проблемой, вставшей перед Суллой, был вопрос о распоряжавшемся двумя легионами Фимбрии, который к моменту заключения Дарданского мира находился в Пергаме. Посулами и соперника, и тому после безуспешных переговоров и столь же неудачной попытки покушения на Суллу ничего не оставалось как покончить с собой в пергамском Асклепийоне.

Установив единоличное командование всеми римскими силами на Востоке, Сулла занялся устройством дел в Азии. "Рабам, которым ранее Митридат предоставил свободу, он велел тотчас же вернуться своим господам. Так как многие не повиновались и многие города еще не подчинялись ему, то между толпами свободных и рабов происходила резня по различным поводам; стены многих городов были снесены, и жители Азии в большом числе проданы в рабство, а их страны разграблены". В конечном счете почти все подчинились Сулле; исключение составила Митилена на Лесбосе, которая отказалась добровольно впустить римлян.

Сулла направил Гая Скрибония Куриона для восстановления на престолах Никомеда Филопатора и Ариобарзана, а Пафлагонию разделил между Пилеменом, ранее посаженным туда римлянами, и неким Атталом. Родосцам, хиосцам, ликийцам и магнесийцам Сулла предоставил права "друзей и союзников римского народа", а затем отправился в Эфес, где провозгласил программу в отношении малоазийских общин "каппадокийской ориентации" (выражение Аппиана). Упразднялись все мероприятия, проведенные Митридатом Эвпатором в 86 г., Азия облагалась штрафом в 20 тысяч талантов.

Из Эфеса Сулла направился в Афины, Беотию и на Эвбею, где лечился на теплых водах и собирал силы для ведения гражданской войны, а по весне 83 г. отбыл на тысяче двухстах кораблях в Италию, оставив в Азии в качестве наместника Луция Лициния Мурену с двумя "фимбрианскими" легионами. Для сбора штрафа с Азии с отдельным войском был оставлен Луций Лициний Лукулл.

Хотя Сулла, желая нанести ущерб своим политическим противникам из числа римских всадников, отменил откупную систему взимания налогов в большей части Азии, тем не менее римские откупщики вовсе не убрались оттуда, ибо греческие общины, разоренные войной и политическими потрясениями, "сами без откупщика не могли уплатить дань, которую среди них равномерно распределил Сулла", и вынуждены были прибегать к займам, предоставляемым на кабальных условиях публиканами. Совокупными действиями последних и римских магистратов долг Азии к 70 г. до н.э. был доведен до 120 тысяч талантов, так что для его выплаты города должны были закладывать театры, гимнасии, укрепления, гавани и другие общественные сооружения.

Римляне облагали поборами не только общины, действительно сотрудничавшие с Митридатом, но и нейтральные города. Используя в качестве повода эпизод начала I Митридатовой войны, когда Архелай захватил двух знатных жителей Гераклеи Понтийской, Силена и Сатира, и заставил их дать пять триер, римляне послали в Гераклею, несмотря на ее нейтралитет и помощь хиосцам, сборщиков штрафа, отчего горожане "были повергнуты в уныние, сочтя это началом рабства". Гераклеоты отправили в Рим посольство с просьбой отменить поборы, но пока оно добиралось до Италии, римские сборщики штрафа были убиты, "так что об их гибели никто и не узнал".

С отплытием Суллы, Луций Мурена, "охваченный жаждою триумфа", начал "издевательским образом искать поводов к войне". Понтийский царь давал для этого достаточно оснований: он удержал наиболее богатую часть Каппадокии, собрал многочисленное войска и корабли для войны с боспорянами. К тому же Мурену подстрекал к войне перебежавший к нему Архелай после Дарданского мира к подозрениям в предательстве под Херонеей по отношению к нему присоединились обвинения в чрезмерных уступках на переговорах с Суллой, и несомненно наиболее одаренный из царских военачальников счел за благо бежать из Синопы с женой и детьми, оскорбленный и полный жажды мщения. Несмотря на то, что понтийский царь отправил к Мурене послов с просьбой подтвердить договор с Суллой, сулланский наместник не принял посольства, хотя, как замечает Мемнон, "послы, будучи эллинами и философами, больше порицали, чем одобряли Митридата", и стал готовиться к военным действиям.

В 83 г. до н.э. Мурена совместно с Ариобарзаном изгнал из Каппадокии понтийские отряды, основав на занятой территории город Ликинею. Пока Митридат воевал с Муреной в Каппадокии, он и его зять, Тигран Армянский, оказались втянутыми в события вокруг Сирии. В 83 г. закончилось пятилетнее правление в Антиохии Селевкида Филиппа Филадельфа. Обстоятельства его кончины неизвестны, но, если передаваемые Плутархом слова о Тигране, что тот "царей из рода Селевка предает смерти", относятся к Филиппу, она явилась следствием столкновения с Арменией. Достаточно темные указания Юстина на то, что "народ прибег к помощи извне", кажется свидетельствуют о причастности антиохийцев к свержению селевкидской династии. Так или иначе, после Филиппа жители Антиохии решили не передавать власть остававшимся еще потомкам Селевка Никатора, а стали подыскивать царя из чужестранцев. "Одни считали, что нужно призвать Митридата Понтийского, другие - Птолемея Египетского. Но случилось так, что Митридат был занят войной с римлянами, Птолемей же всегда был врагом Сирии. Поэтому все сошлись на царе Армении Тигране, который, помимо того, что имел собственные вооруженные силы, был вдобавок в союзе с Парфянским царством и в свойстве с Митридатом" . Учитывая, что Митридат Эвпатор утратил власть над Каппадокией, контролировать удаленную Сирию он навряд ли смог бы, поэтому избрание дружественного Тиграна было для него скорее успехом, чем неудачей. Впрочем, установление власти Тиграна в новых владениях было не вполне мирным, так как Страбон пишет, что "он силой овладел самой Сирией и Финикией".

Между тем, в Италии, где Сулла взял верх в гражданской войне: 7 июля 82 года он овладел Римом, а 1 ноября окончательно разгромил марианцев в битве у Коллинских ворот. Путь Суллы по Италии был отмечен массовой резней и грабежами. В Антемне победители умертвили в цирке шесть тысяч пленных, позже в Пренесте убили двенадцать тысяч человек. К согражданам сторонники Суллы проявили ничуть не больше милосердия, чем к италикам. По Риму прокатилась такая волна насилия, что обеспокоила даже некоторых Метеллов. Сулла прислушался к свойственникам и нашел законный способ продолжить избиение недругов. Памятуя то ли митридатов «Эфесский указ», то ли побоище, учиненное Марием и Цинной, то ли и то, и другое, он обнародовал список лиц, поставленных вне закона. Их убийцы, кроме безнаказанности, получали по 12 тысяч денариев из имущества жертв, доносчики - денежное вознаграждение, а укрыватели сами объявлялись вне закона. Владения убитых сверх доли убийцы и доносчика конфисковались и продавались с аукциона, фактически они за бесценок распределялись между клевретами и фаворитами Суллы, «письменное обнародование», такой способ массовых репрессий получил название «проскрипции»). В течение нескольких дней было вывешено три списка, где значились имена примерно полутысячи человек, причем

«Любимец Афродиты» сказал в народном собрании, что на этот раз назвал тех врагов, кого вспомнил, а тех, кого еще припомнит, внесет в список позже. «И не остались незапятнанными убийством ни храм божества, ни очаг гостеприимца, ни отчий дом. Мужей резали на глазах жен, детей - на глазах матерей. Павших жертвою мести было ничтожно мало по сравнению с теми, кто был убит из- за денег, да и сами убийцы, случалось, признавались, что такого-то погубил его большой дом, другого - сад, а иного - теплые воды». Нередко убитые вносились в списки задним числом, немало римлян подверглись преследованиям безо всяких обвинений. Очевидец писал: "И не было безопасности ни для кого, кроме окружения Суллы. Если человек приближался к спискам, он навлекал на себя порицание как вмешивающийся в чужие дела, в то же время, если избегал приближаться, его считали недовольным. Человека, который читал списки или задавал какой-нибудь вопрос о том, что там написано, начинали подозревать, что он разузнает что-то о себе или своих товарищах, а того, кто не читал и не расспрашивал, подозревали, что ему это не по душе, и по этой причине он возбуждал ненависть. Слезы или смех оказывались роковыми на этом месте; тогда многие были погублены не потому, что сказали или сделали что-то запретное, но потому только, что нахмурились или улыбнулись. Так же тщательно наблюдали за их позами, и никому не было позволено не то, что всплакнуть о друге или порадоваться по поводу врага, но даже тех убивали на месте, кто усмехался по какой-либо причине. Кроме того, многие столкнулись с трудностями в их настоящих именах: некоторые, не знакомые с проскрибированными, давали их всякому, кому заблагорассудится, и таким образом многие погибли вместо других. Это вызвало большое замешательство, так как тогда некоторые могли дать всякому, кого они встретили, какое-угодно имя, какое им заблагорассудится, а другие могли отрицать, что это их имена.

Некоторые были убиты, когда они еще не знали о том, что должны умереть, а других, которые не знали об этом заранее, убивали во всяком месте, где бы они ни находились; не было места, обычного или священного, которое было бы спасительно или безопасно для них. Некоторые, будучи спокойными, гибли неожиданно до того, как услышали о постигшей их беде, или в самый момент получения новости, и были счастливы избежать ужаса, предшествующего смерти, но те, кто услышал об опасности заранее и скрывался, был в жалком положении. Они не рисковали бежать, из страха быть обнаруженными, но и оставаться было нестерпимо из-за страха быть преданными; очень многие из них на самом деле были преданы своими близкими, и самыми дорогими из них, и так погибли. Вследствие этого, в результате постоянного ожидания смерти страдали не только те, чьи имена были написаны, но и остальные в той же степени".

В числе гонимых оказался и девятнадцатилетний Гай Юлий Цезарь, вся вина которого перед Суллой состояла, собственно, в том, что его тетка была женой Мария, а жена - дочерью Цинны, притом с немалым приданым. Лишенный и отцовского наследства, и жениного приданого, юноша вынужден был скрываться в области сабинян. «Несмотря на мучившую его перемежающуюся лихорадку, он должен был почти каждую ночь менять убежище, откупаясь деньгами от ищеек, пока, наконец, не добился помилования» (за молодого Цезаря ходатайствовали родичи его матери Аврелии, ярые сулланцы). Однако, большинству внесенных в списки спастись не удалось. Зато окружение Суллы сказочно обогатилось за счет конфискаций и спекуляций имуществом проскрибированных, на них выросло и крупнейшее частное богатство тогдашнего Рима - состояние Марка Красса.

Среди всеобщего страха народное собрание облекло Луция Суллу почти забытыми к тому времени полномочиями диктатора, предоставлявшими ему неограниченную власть “карать смертью, лишать имущества, выводить колонии, основывать и разрушать города, отбирать царства и жаловать их”, с тем существенным отступлением от римских обычаев, что получил он диктатуру не на обычные полгода, а бессрочно, “пока государство не укрепится”.

Теперь Мурена мог рассчитывать на поддержку из Рима и явно не собирался ограничиваться полным изгнанием Митридата из Каппадокии . Осенью 82 года он вторгся в пределы митридатова царства и занял Коману. "Многие", среди них по всей вероятности Архелай, советовали Мурене идти на Синопу с тем, чтобы, взяв ее, овладеть всем царством Митридата, но для этого у римского полководца не хватало то ли сил, то ли решительности. Представители понтийского царя принесли ему жалобу по поводу нарушения условий мира с Суллой, но Мурена заявил, что содержание Дарданского договора ему неизвестно. Тогда Митридат, воздерживаясь от военных действий, направил посольство к Сулле и в сенат. Мурена, чьи успехи в Понте ограничились взятием Команы, обобрав храмовую казну, отправился на зимовку 82/81 года в царство Ариобарзана. Весной следующего года он вновь переправился через Галис и принялся разорять понтийскую местность Тетракосиокомум ("Долину Четырехсот Селений"). Тем временем к Мурене из Рима прибыл сенатор Калидий. Он огласил с трибуны распоряжение сената воздержаться от нападения на царя, так как с ним есть договор. Затем посланец сената имел с Муреной разговор с глазу на глаз, после чего возвратился в Италию. Луций Мурена не только не прекратил войны, но вновь двинулся во владения Митридата. Однако на этот раз царь послал наперехват Мурене Гордия. Понтийский военачальник вторгся за Галис, захватив много скота и людей, в том числе вражеских воинов, и, став на реке укрепленным лагерем, преградил Мурене путь. Римляне переправились было через Галис, но подошедший с основными силами Митридат нанес им поражение и сам перешел реку. Мурена попытался закрепиться на близлежащей возвышенности, но был выбит и оттуда, и, понеся большие потери, бежал, преследуемый стрелками Митридата, по горной дороге во Фригию. Вся Каппадокия вновь оказалась под властью понтийского царя, который торжественно отпраздновал победу по персидскому обычаю. На вершине горы был воздвигнут "курган из дерева. Первыми несут на этот курган дрова цари; положив их, кладут на них другой круг, меньший по окружности, на самый верх они возлагают молоко, мед, вино, масло и всякие курения, а у подножия они устраивают для присутствующих угощение, состоящее из хлеба и всяких приправ, затем они поджигают дерево. Этот горящий костер, вследствие своей величины, виден плывущим издали на расстоянии тысячи стадий. митридат понтийский царство военный

Для урегулирования конфликта Сулла послал на Восток Авла Габиния. Габинию удалось достичь соглашения между Митридатом и Ариобарзаном: Митридат признавал Ариобарзана царем Каппадокии и выдавал за его сына свою четырехлетнюю дочь Атенаиду, но "сохранил все то, что имел в Каппадокии и присоединил лучшие области страны". Помолвку детей Митридата и Ариобарзана сопровождали пышные пиршества, на которых понтийский царь "угощал всех и назначал всем денежные награды за лучшие тосты, угощения и шутки, как он это обыкновенно делал". По всей вероятности именно в это время Габиний познакомился в окружении Мурены с Архелаем и его сыном, тоже Архелаем. Посланник Суллы сблизился с беглым митридатовым полководцем, Страбон называет Архелая другом Габиния40. В дальнейшем судьбы Габиния и Архелая Младшего причудливо переплелись в Египте. Когда четверть века спустя был свергнут с египетского престола Птолемей БII, и власть перешла к его дочери Беренике, Архелай, находившийся тогда в Сирии, через посредников предложил себя ей в мужья и египетские цари, утверждая, что он якобы сын Митридата Эвпатора. Габиний, который был наместником Сирии, сначала задержал молодого Архелая, а затем освободил его и позволил достичь Египта, где тот был провозглашен царем. Через полгода, однако, пути Архелая и Габиния вновь пересеклись: подкупленный Птолемеем БII Габиний вторгся в Египет, и в битве с ним в марте 55 г. до н.э. Архелай Младший погиб.

Закончив войну в Каппадокии, Митридат Эвпатор вурнулся к действиям против боспорян. Подробности возглавленного лично царем похода неизвестны, закончился он к зиме 80/79 годов восстановлением власти Митридата на Боспоре, наместником которого царь оставил сына Махара. Автономия, которую боспоряне имели до 85 года, была если не совсем упразднена, то существенно урезана. Признаком этого стало прекращение чеканки в Пантикапее собственной золотой и серебряной монеты. Зато за Херсонесом, который по всей видимости оставался верным Митридату, право самостоятельного монетного чекана сохранилось

Затем, то ли возвращаясь, то ли желая установить между Боспором и остальным царством связь по суше, Митридат Эвпатор ввязался в неудачную войну с так называемыми "кавказскими ахейцами", занимавшими побережье приблизительно между нынешними Сочи и Туапсе, и, "потеряв две трети войска в сражениях, от мороза и засад", вернулся в Синопу.

Мурена в 80 г. до н.э. был сменен на должности наместника Азии пропретором Квинтом Минуцием Термом, хотя Сулла и предоставил своему не в меру тщеславному легату триумф, ибо признание перед лицом сената и римлян поражения в столкновении с Митридатом не входило в планы диктатора.

Терм не стал ввязываться в новые предприятия в Азии, но решил наконец привести к повиновению митиленян, на пятый год после окончания войны все еще не признававших римской власти и даже принудивших Лукулла оставить Лесбос и уйти в Элею. Военные действия под Митиленой потребовали участия вифинского флота, за которым к Никомеду Филопатору ездил молодой Гай Юлий Цезарь, отличившийся затем при штурме городских стен и награжденный дубовым венком. Взятая Митилена была разграблена, 6 тысяч человек продали в рабство.

2.2 Временный мир

Завершение 2 Митридатовой войны, так же, как ранее Дарданский мир, не устранило причин римско-понтийской вражды. При сложной ситуации в восточных провинциях самостоятельное и проводящее активную внешнюю политику царство Митридата Эвпатора продолжало представлять опасность римскому владычеству в Азии.

Римско понтийские отношения оставались опасно неопределенными. Посланное в 79 г. до н.э. в Рим для заключения подтверждающего Дарданский мир письменного договора посольство Митридата оказалось безрезультатным: Сулла поддержал требования прибывших одновременно посланцев Ариобарзана полностью очистить Каппадокию. Когда же

Митридат, выполнив их, вновь прислал посольство на римские холмы, диктатор, сложив с себя в конце 79 г. до н.э. полномочия, через несколько месяцев, в марте 78 г. до н.э., умер, а сенат не пожелал обострять и без того сложное положение переговорами об утверждении Дарданского мира, не принадлежавшего в глазах римлян к числу заслуг покойного. В начале 77 г. до н.э., выступая в сенате в связи с мятежом Лепида, влиятельный сулланец консуляр Луций Марций Филипп назвал Митридата в числе главных врагов Римского государства и утверждал, что тот "угрожает нашим данникам, пока еще поддерживающим нас, и ждет удобного момента, чтобы начать войну". Поддержав его, сенат тем самым поставил под сомнение предоставленный Митридату Суллой статус "друга и союзника римского народа".

Убедившись в бесплодности попыток установить мирные отношения с Римом путем переговоров и уступок, понтийский царь обратился к своему старому союзнику Тиграну II. При содействии тестя армянский царь вторгся в Каппадокию, взяв и разорив Мазаку; он будто бы насильно переселил в Армению триста тысяч человек. Это обеспокоило Рим, и в 76 году сенат принял решение усилить армии в Азии и Киликии. Тогда, правда, оно выполнено не было.

Митридату Эвпатору не оставалось иного выхода, кроме как политическими, дипломатическими и иными мерами укреплять свое государство перед лицом грозящего столкновения с Римом.

Митридат пытался найти союзников, но привлечь к военному союзу против Рима какое-либо из эллинистических государств ему не удалось. Несмотря на то, что дружественные отношения с державой Тиграна продолжали развиваться, они не перешли в направленный непосредственно против Рима военный союз. Среди средиземноморских государств понтийский царь попытался сблизиться путем династических браков с Египтом: одна из его дочерей, Митридатис, была просватана за Птолемея 2, другая - Нисса - за Птолемея Кипрского, но возведенные на трон восстанием побочные Лагиды непрочно держались у власти и заняли выжидательную позицию.

Из греческих государств дружественные отношения сложились у Митридата с критянами, что в конечном счете стало одной из причин нападения римлян на Крит.

Особое место заняли поиски союзников среди римлян. Митридат VI отлично помнил, что именно гражданские распри в Риме позволили ему заключить достаточно почетный Дарданский мир. Поэтому царь охотно принимал фимбрианцев, дезертировавших из легионов после гибели своего вождя; к нему в частности перешли Луций Магий и Луций Фанний, которым Митридат поручил вести переговоры с восставшим в 80 г. в Испании Квинтом Серторием.

Почти непреодолимым препятствием, встававшим перед посланцами понтийского царя, казалось охраняемое римским флотом Средиземное море, однако, хорошо знавшие нравы провинциальных властей Магий и Фанний явились в 79 г. в карийский Минд и за взятку купили у квестора при наместнике Киликии Гая Верреса быстроходный государственный корабль, ранее реквизированный в Милете, на котором благополучно прибыли к Серторию. После того как Серторий высказался за переговоры с Митридатом, в трехмесячное путешествие из Синопы в Испанию отправился доверенный полководец понтийского царя Метрофан. Согласно условиям союза, о которых он договорился с Серторием, Митридат в случае победы получал Вифинию, а Азия переходила в подчинение серторианского уполномоченного. Чтобы облегчить Серторию борьбу за Рим царь попытался, правда неудачно, подкупить посланного в 77/76 г. в Испанию Гнея Помпея. После провала переговоров с последним к пиренейским берегам была послана понтийская эскадра в составе 40 кораблей и 3 тысячи талантов, взамен к Митридату в качестве уполномоченного представителя был направлен одноглазый бывший сенатор Марк Марий, занявшийся переустройством понтийской армии по римскому образцу. Из-за недостатка времени эти преобразования не дали желаемых результатов, да и сама перестройка была не очень глубокой и свелась по всей видимости к Ммене вооружения, это скорее всего имел в виду Гней Помпей, когда позднее говорил, что "Митридат обратился теперь к ... мечам и большим щитам". Однако, и она не была доведена до конца, так как всадники сохранили пестроту и роскошь одеяний.

Усилению единообразия строя противоречило увеличение числа отрядов воинственных племен. Согласно Аппиану в митридатовой армии середины 70-х годов имелись, из числа подвластных ему народов военные формирования халибов и левкосиров, а в качестве наемников или союзников обитавшие на черноморском побережье Кавказа ахейцы и гениохи, крымские тавры и скифы, а также язиги и царские савроматы, кораллы, фракийцы и бастарны, а также, вероятно, галаты.

Всего армия Митридата Эвпатора к 74 г. до н.э. насчитывала, согласно Аппиану, 140 тысяч пехоты и 16 тысяч конницы, согласно Плутарху - 120 тысяч пехоты и 16 тысяч конницы, согласно Мемнону и Страбону - 150 тысяч пехоты, 12 тысяч конницы и 120 серпоносных колесниц42. Кроме того, царь располагал флотом в 300 или 400 триер, несчитая легких пентеконтер и керкур. Экипаж каждой триеры состоял из 170 гребцов и 40 воинов, таким образом, на кораблях царь имел еще 63 - 84 тысячи человек. Строительство нового флота было закончено к весне 74 г., когда Митридат провел учения новопостроенных кораблей, а по их окончании совершил жертвоприношения Зевсу- Воителю и Посейдону, для которого в море сбросили пару белых коней.

К середине 70-х годов до н.э. среди ближайшего окружения понтийского царя произошли изменения. К этому времени вероятно уже умерли каппадокиец Гордий - он не упоминается после II Митридатовой войны - и "ближний друг" царя, "ведающий делами следствия" Паппий, сын Менофила; дети Паппия не достигли при дворе высокого положения - судя по надписи из Ольвии, его сын Никерат справлял какую-то должность в далеком Северном Причерноморье, а не в столице.

Среди военного командования оставались сильными позиции ветеранов I Митридатовой войны. К ним относятся командовавшие отдельными армиями опытный полководец Таксил, руководивший в 87-86 годах действиями понтийцев в Македонии, и воевавший в

86-85 годах под начальством предыдущего с Фимбрией Диофант, сын Митара. Видные посты в военной иерархии занимали и другие участники первой войны с Римом: Эвмах, бывший в 86 г. сатрапом Галатии, и соратник Диофанта Менандр из Лаодикеи; большим влиянием при дворе пользовался "друг царя" Менофан, победитель Мания Аквилия.

Метрофан, во время I Митридатовой войны не слишком удачно руководивший второстепенными операциями в Фессалии, к середине 70-х "заслужил благодарность царя своим повиновением" и стал одним из самых его доверенных военачальников. В число высших командиров к этому времени вошли и представители следующего поколения понтийской знати, вступившие на военное поприще, такие как Гермей, сын Гайя, "совоспитанника" царя.

В то же время Дорилай, сын Филетайра, "совоспитанник" царя, "ведающий делами военного командования", верховный жрец Кибелы Команской, имевший многочисленных родичей среди понтийской верхушки, оказывается после первой войны с Римом, обнаружившей полное отсутствие у него полководческих дарований, оттесненным от начальства над войском. Вместо него ключевые посты прибрали к рукам римские перебежчики серторианец Марк Марий и фимбрианцы Луций Магий и Луций Фанний. Кроме того, на командные должности в армии стали назначаться, чего не было ранее, евнухи: Дионисий командовал в 72 г. флотом, Клеохар возглавлял оборону Синопы, Менофил начальствовал над гарнизоном Синореги.

Глава 3. Третья Митридатова война

3.1 Начало

В 74 г. до н. э римско-понтийские отношения особенно ухудшились. Консул этого года Луций Лициний Лукулл, сравнительно молодой, сорока двух лет, но уже имевший влияние среди оптиматов, пожелал обменять, под предлогом смерти наместника Киликии Луция Октавия, полагавшуюся ему Цизальпинскую Галлию на Киликию. Это позволило бы, выполняя сенатское решение 76 года, произвести набор войск и, кроме того, давало шанс на командование в предполагавшейся войне с Митридатом.

Неизбежность столкновения его стала очевидной после смерти в 74 году до н.э. вифинского царя Никомеда Филопатора. Внутриполитическое положение в Вифинии было запутанным. От Ниссы, сестры Ариарата VII, Никомед имел двух детей-сына Ликомеда и дочь Ниссу, но жену обвинил в измене и заговоре, детей объявил незаконными и завещал царство Риму. Ходили, однако, слухи, будто перед смертью Никомед Филопатор признал права на диадему за сыном от Ниссы, внучатым племянником Митридата Эвпатора, и понтийский царь вроде бы занял по отношению к последнему покровительственную позицию.

Сенат поспешил привести в силу завещание Никомеда IV и назначил в Вифинию наместником коллегу Лукулла по консулату Марка Аврелия Котту, также получившего право набора войск, а правитель Азии Марк Юнк послал своего легата Марка Помпея за сокровищами умершего царя. Интерес к новой провинции проявили и римские всадники - Цицерон сообщает об образовании общества для аренды царских имений в этой стране.

В обстановке сложившегося вокруг вифинского наследства кризиса Митридат решил нанести удар первым. В произнесенной перед войском накануне выступления речи Митридат Эвпатор сначала прославлял своих предков и восхвалял самого себя, "говоря, что свое царство, бывшее маленьким, он сделал огромным и лично не разу не был побежден римлянами. Затем он высказал против римлян обвинения в корыстолюбии и жадности, под гнетом которых стонет порабощенная Италия и сама их родина. Кроме того, по поводу последнего договора он заявил, что римляне не хотят заключить его письменно, выжидая удобного момента, чтобы вновь напасть на него. Возлагая на них вину за эту войну, он отметил силу своего войска и его снаряжения, указал на то, что римляне тогда были заняты серьезной борьбой с Серторием в Иберии, а в Италии происходила междоусобица. Поэтому, сказал он, они не обращают внимания и на море, уже долгое время находящееся во власти морских разбойников, и нет у них никакого союзника, и никто по доброй воле не является их подданным.

Понтийская армия, сосредоточенная в начале войны в Приморской Пафлагонии, за девять дней быстрым маршем пересекла Тимонитскую Пафлагонию и Галатию, после чего разделилась на две части: одна, во главе с Таксилом и Гермократом вторглась с юго- востока, следуя параллельно течению Сангария, в Вифинию, другая, под командованием Марка Мария - при ней находился сам царь - двинулась в Азию, вглубь которой были посланы конные отряды Луция Фанния и Метрофана. Вероятно в это же время в Эгейское море был послан флот для помощи критянам, против которых в 74 г. до н.э. претор Марк Антоний начал военные действия, обвиняя их в поддержке Митридата. Вместе с кораблями, посланными ранее на помощь Серторию к берегам Испании, численность митридатова флота в Средиземном море достигла 80 судов.

Города снова встречали Митридата с радостью, и не только в Вифинии. Впрочем, успехи понтийского царя за пределами Вифинии были не очень значительны: на его сторону перешли лишь Лампсак, Парий и Приап, которым от имени Сертория была кассирована часть долгов. Конница Фанния и Метрофана была остановлена и отбита легатом пропретора Азии Гаем Сальвием Насоном в Геллеспонтской Фригии и легатом Мамерком в Мисии Аббаитской и вынуждена была возвращаться для соединения с основными силами окружным путем через Мэонию и выжженную пустыню Иноримы. Тем не менее понтийское наступление настолько обеспокоило проживавших в Азии римлян, что они, опасаясь повторения событий 88 года, стали создавать вооруженные отряды - так поступил, например, находившийся тогда в Карии Гай Юлий Цезарь. Одновременно с военными действиями на западе Малой Азии царский стратег Диофант, сын Митара, занял Каппадокию.

В конце 74 г. на Восток прибыли, имея при себе по набранному в Италии легиону, Луций Лициний Лукулл, получивший сверх киликийского наместничества полномочия правителя Азии на пять лет, и его коллега Марк Аврелий Котта.

Лукулл взял под свое командование два расквартированных в провинции "фимбрианских" легиона и, став у верховьев Сангария, занялся набором еще двух. Сенат постановил было выделить на постройку военного флота три тысячи талантов, однако Лукулл воспротивился этому, вероятно опасаясь соперничества со стороны командующего новым флотом, и заверил сенаторов в письме, что "и без таких затрат и хлопот, с одними только кораблями союзников сумеет прогнать Митридата с моря".

К Лукуллу прибыл и Архелай, не забывший старых обид и готовый предложить услуги в войне против Митридата Эвпатора еще одному римскому полководцу, тем более, что знакомы они были вероятно еще со времен переговоров понтийского военачальника с Суллой. Архелай уверял Лукулла, что стоит тому появиться в Понтийском царстве, тотчас все оно окажется в его руках.

Марк Котта же, сделав по пути остановку в Кизике, где к нему присоединилось не менее 4 тысяч гоплитов и не меньше 10 триер, направился в Халкедон, где уже находился командующий римским флотом Публий Рутилий Нуд, и куда стекались со всей Вифинии римляне. Митридат перебросил туда основные силы. Дальнейшие события описываются противоречиво, одни римские авторы обвиняли Котту в нерешительности, другие, наоборот, в опрометчивости. Так или иначе, командующий римским флотом Публий Нуд с частью войска занял наиболее укрепленные пункты на равнине, но изгнанный оттуда, бежал к воротам Халкедона, одолев с большим трудом много препятствий. Около ворот произошла сильная давка, так как все спешили прорваться в них. Поэтому ни одна стрела преследовавших не пропадала. Когда же и стража, стоявшая у ворот, испугавшись, неожиданно опустила на них затворы, то Нуда и некоторых других начальников они подняли наверх при помощи ремней, другие же погибли, находясь между врагами и друзьями, простирая руки к тем и другим. Митридат, пользуясь таким благоприятным поворотом судьбы, повел в тот же день свои корабли на гавань и, разорвав заграждения из бронзовых цепей, сжег четыре неприятельских корабля, а остальные шестьдесят захватил, причем ни Котта, ни Нуд не оказывали ему в этом сопротивления, а отсиживались, за стенами. В битве при Халкедоне особенно отличились бастарны, обратившие в бегство римскую пехоту и первыми ворвавшиеся в гавань. С римской стороны потери на море составили 8 тысяч человек убитыми и на суше пали еще 5300 человек, в том числе сенатор Луций Маллий, тогда как из числа воинов Митридата Эвпатора погибло всего около 730 человек, в том числе чуть более 20 бастарнов. Ободренный царь направил во Фригию Эвмаха, который быстро пересек область, "убил многих римлян с их детьми и женами"45 и достиг Писидии и Исаврии.

Митридат Эвпатор, оставив Котту запертым в Халкедоне, с лета 73 года сосредоточил усилия на осаде Кизика.

Крупнейший полис Геллеспонтской Фригии соперничал, по словам Страбона, "с первыми городами Азии величиной, красотой и устройством как своих гражданских, так и военных дел". Он был знаменит якорным камнем, будто бы оставленным аргонавтами, и деревянным зданием городского совета, построенным без единого гвоздя. Знаком богатства Кизика был храм Зевса, где стыки между мраморными плитами были заполнены золотом.

Этот город оказался единственным, предоставившим существенную помощь римлянам, и от овладения им зависело отношение малоазийских эллинов к Митридату. Кроме того, Кизик с его двумя гаванями и двумястами корабельными доками был важной морской базой, которую царь не желал уступать Лукуллу.

Царское войско с ходу захватило расположенные на азиатском берегу предместья Кизика, а затем переправив часть армии на остров Кизик, Митридат осадил город с моря и суши.

Учитывая политическое и стратегическое значение Кизика, к нему, вопреки советам Архелая вторгнуться прямо в Понтийское царство, спешно двинулся Лукулл. С ним было пять легионов, а также союзники, всего тридцать тысяч пехоты и тысяча шестьсот человек конницы. Митридат выслал навстречу римлянам отряд, встретивший их близ Отрии, но из- за случайности сражения не произошло: "внезапно небо разверзлось, и показалось большое огненное тело, которое неслось вниз, в промежуток между обеими ратями; по виду своему оно более всего походило на бочку, а по цвету - на расплавленное серебро. Напуганные падением метеорита противники разошлись без боя.

В дальнейшем два войска вновь встретились и между ними произошла конная стычка. "Заметив, что македонские всадники, бывшие в его вспомогательном войске, по внезапному сговору перебегают к неприятелю, Лукулл велел трубить к походу и послал турмы в погоню за ними. Неприятели, думая, что начинается сражение, встретили перебежчиков копьями. Македонцы, видя, что, с одной стороны неприятель их не принимает, а с другой стороны их теснят те, от кого они дезертировали, по необходимости вовлеклись в настоящее сражение и напали на неприятеля".

Тем временем, занимавшийся обеспечением войска еще при Сулле Луций Лукулл точно определил, что главная слабость митридатовой армии состоит в ее численности и возникающих из этого трудностей с продовольственным снабжением. Римский полководец "велел привести к себе одного из пленных и сначала спросил его, много ли товарищей было с ним в одной палатке, а затем - сколько в палатке было запасено продовольствия. Когда тот ответил, Лукулл велел ему уйти и подверг такому же допросу другого, третьего, затем сопоставил количество заготовленного продовольствия с числом едоков и пришел к выводу, что запасы врагов кончатся в три-четыре дня". Исходя из этого, Лукулл решил избегать решительного сражения и брать неприятеля измором.

Осуществлению такого плана весьма поспособствовал Луций Магий. К тому времени его отношения с Митридатом Эвпатором по каким-то причинам испортились, и он решил переметнуться к Лукуллу, на что последний согласился, пообещав перебежчику прощение и безопасность. Магий стал уверять царя, что его бывшие товарищи из "фимбрианских" легионов только и ждут момента, чтобы изменить Лукуллу, а для этого они займут гору Адрастия, отделявшую царскую армию от римской и господствовавшую над местностью у пролива между материком и Кизиком; чтобы убедить Митридата к нему даже явились посланцы от легионеров. Под влиянием магиевых посулов Митридат, вопреки мнению Таксила, позволил римлянам занять Адрастию, и оказался отрезанным от удобных дорог вглубь материка возвышенностями, озерами и реками. Между тем, посланник Митридата к "фимбрианцам", был ими убит, а письмо царя легионеры, привязав к стреле, пустили обратно.

Несмотря на то, что войско оказалось запертым на небольшом пространстве, Митридат, рассчитывая на господство на море, решил продолжать осаду. Тем временем сопровождавшему Лукулла Архелаю удалось переправить в Кизик своего посланца Демонакта (он переплыл пролив между материком и городом на доске с подвязанными двумя мехами, "раздвинув ноги, как рулевые весла, он направлял свой курс, а стоявшие на посту, глядя на него издали, приняли его за морское животное"), который сообщил кизикийцам о прибытии римского войска; в дальнейшем тем же путем удалось переправиться и лукулловым воинам.

Пока Лукулл стоял вблизи Кизика, понтийская армия обрушила на городские укрепления самую совершенную на то время осадную технику, построенную под руководством фессалийца Никонида. Митридат Эвпатор "осуществлял нападения на город всяческими способами, отделив гавань двойной стеной и окружив рвами остальные части города. Он насыпал много насыпей, выстроил много осадных машин, башен и "черепах" для таранов, соорудил осадную машину в сто локтей высотой, над которой поднималась вторая башня с катапультами, бросавшая в город камни и другие метательные снаряды. В гавани две связанные между собой пентеры несли на себе еще башню, с которой выбрасывали мост при помощи особого приспособления, когда она приближалась к стенам".

Перед нападением на город Митридат велел подвезти на кораблях к стенам три тысячи кизикийцев, захваченных под Халкедоном, которые, умоляли пощадить своих сограждан, подвергающихся такой опасности, пока, военачальник кизикийцев Писистрат не велел со стены объявить им, чтобы они терпели коль попали в плен.

Техника не принесла понтийцам успеха: два штурма с суши и один с моря были отбиты горожанами; хотя во время последней атаки часть стены и упала, защитники Кизика отразили натиск царских воинов, а за ночь восстановили стену. Вскоре в канун праздника Феррефатий Митридата постиг новый удар: разыгравшаяся буря опрокинула и разрушила многие осадные машины, в том числе гигантскую осадную башню. Царское войско было отведено на гору Диндим, откуда начало, под руководством все того же Никонида, подкоп под городские стены. Митридат Эвпатор лично наблюдал за работами и немало времени проводил под землей. Но и эта попытка овладеть Кизиком закончилась плачевно: соорудившие контрподкоп защитники города едва не захватили в подземном ходу самого царя, и ради его спасения стоивший стольких усилий туннель был уничтожен.

Между тем, с наступлением зимы подвоз припасов по морю резко сократился, и митридатово войско стало испытывать недостаток продовольствия. Первое время "Митридата обманывали его собственные полководцы, и он пребывал в неведении относительно голода, царившего в лагере, досадуя на то, что кизикийцы все еще не сдаются. Но скоро настал конец его честолюбивому и воинственному пылу: он узнал, какая нужда терзала его воинов, доводя их до людоедства". Царь решил отослать в Вифинию ненужные под Кизиком конницу и обоз, но ночью в снежную бурю они были настигнуты на берегах Риндака имевшим при себе легион Лукуллом и разбиты. Потери понтийской конницы согласно Саллюстию составили 15 тысяч человек и 6 тысяч коней; впоследствии жители соседней Аполлонии промышляли тем, что обирали трупы разряженных понтийских всадников.

Воспользовавшись затруднениями понтийского царя под Кизиком, верный римлянам тетрарх толистобогов Дейотар, сын Думнорига, нанес поражение Эвмаху и изгнал из Галатии царские гарнизоны.

Митридат предпринял попытку добыть необходимое для осаждавшего Кизик войска продовольствие в Азии и Греции, но и она не удалась - направленный с этой целью в Эгейское море флот Аристоника, имевшего при себе 10 тысяч статеров, был изменой выдан Лукуллу. После этого царю Митридату не оставалось ничего другого, как прекратить бесплодную осаду.

Причина поражения под Кизиком состояла не том, что Лукуллл сумел подсчитать необходимое для понтийской армии количество провианта, а Митридат - нет. И сам царь, и Таксил, и Марк Марий были достаточно искушены в военном деле, чтобы определить потребности войска. Причина состояла и не в предательстве Луция Магия - в конечном счете по сухопутной дороге к Кизику можно было подвезти ненамного больше продовольствия, чем за сто километров морем из Прусиады-Киуса. Причина была в том, что избранная Митридатом Эвпатором стратегия ведения войны, которой соответствовали численность и состав войска, равно как система его снабжения, и не предполагала длительных осад греческих городов. Она была рассчитана на то, что эллины Азии, как и в 88 г. до н.э., сами будут открывать ворота новому Гераклу - Освободителю. Однако, Митридат не учел, что ореол избавителя от римского гнета он окончательно утратил в Дардане, и вернуть его было невозможно. Царь сам себя обманывал воспоминаниями минувшей славы. Малоазийские греки, несмотря на злоупотребления публиканов и притеснения римских наместников, оказались в лучшем для Митридата Эвпатора случае безразличны к его походу. Кампания была проиграна не тогда, когда легионеры заняли склоны Адрастии, а тогда еще, когда власть понтийского царя не была принята далее реки Скамандр в Троаде. Дальнейшее оказалось только закономерными последствиями этого. По истечении чуть более года с начала войны Митридат мог лишь предпринимать лихорадочные усилия, чтобы сохранить хоть что-то из того, что несколькими месяцами ранее представляло собой огромное войско.

асть армии во главе с самим царем, погрузившись на корабли, отплыла, чтобы обмануть Лукулла, не на восток, в Вифинию, где ее скорее всего можно было ожидать, а на запад, в Парий. Поскольку суда всех вместить не могли - при посадке и так произошла давка, "желающие сесть на них привешивались к ним, одни уже были переполнены, другие же должны были уже наполниться; из-за множества людей одни затонули, а другиеперевернулись"- тридцатитысячному пешему отряду, во главе которого были поставлены Марк Марий и Гермей, приказано было пробиваться посуше в Троаду. Лукулл напал на оставленный понтийцами лагерь, разграбил его и перебил остававшихся там больных и раненых.

До Айсепа отступление понтийской пехоты более напоминало бегство; Флор приводит интересную деталь: "Царь, зная о римской жадности, приказал разбросать золото и деньги, чтобы задержать преследователей". В арьергардных боях на Айсепе, а затем на Гранике отряду Мария и Гермея удалось, несмотря на потери, сохранить отступавшее войско и укрыть его в Лампсаке. Во время этого отступления понтийцами был разграблен город Приап, вероятно проявивший какие-то колебания в пользу римлян, а из местного храма Артемиды похищена статуя богини. После сражения на Гранике Лукулл прекратил преследование царских войск и, отправив отряд для осады Лампсака, наконец-то вошел в Кизик.