Победителем в борьбе за власть, развернувшейся после смерти Хидэёси (1598), оказался Иэясу Токугава, который в 1603 г. провозгласил себя сёгуном и добился подтверждения титула у императора. После этого династия Токугава правила Японией в течение четверти тысячелетия.

Центром нового княжества стала небольшая рыбацкая деревушка Эдо. Здесь Токугава Иэясу и построил свой новый замок (в который пустя много лет переехал из Киото император).

В 1600 году Токугава вместе со своими сторонниками разгромили в битве при Сэкигахара войска Хидэёри, сына скончавшегося двумя годами раньше Тоётоми Хидэёси, и установили военный контроль над большей частью страны. Своей резиденцией новый сёгун избрал собственный замок в Эдо (иператорский двор продолжал оставаться в Киото). С этого момента и ведет отсчет заключительный период японского средневековья, известный в исторической литературе как эпоха Токугава или эпоха Эдо (1603 - 1868 гг.). http: //www.sengoku.ru [02/04/2014].

Эпоха Токугава в истории института императорской власти оказалась самой сложной для изучения, несмотря на большую близость к нам во времени по сравнению, например, с древностью. В какой-то мере это обусловлено своеобразным положением двора, когда полная его отстраненность от реальной политической власти не означала потери общественной значимости. Напротив, сохранявшееся долгое время особо почетное, номинально самое привилегированное положение императорского двора повлекло за собой абсолютизацию его сакрально-символической роли. В период вызревания национального самосознания японцев концепция "божественности и непрерывности императорской династии" (бансэй иккэй) в разных интерпретациях становится центральной объединительной идеей и перерастает в знамя борьбы всех сил, оппозиционных по отношению к сёгунату.

Согласно Я. Кинугаса, в японской науке утвердились три точки зрения на роль института императорской власти в период Токугава. "Первая (наиболее распространенная до второй мировой войны) трактует эту проблему тенденциозно, в духе концепции "кокутай", отводившей императору роль верховного правителя вне зависимости от исторических обстоятельств. Вторая точка зрения - теория "распределения (или разделения) политической власти между сёгуном и императором" (сэйкэн бунсё) - исходит из официальной концепции дома Токугава о "препоручении императором политической власти" сёгуну (дайсэйинин). Существует и третья оценка, согласно которой император формально обладал лишь религиозной властью, а фактически был низведен до уровня обычного феодала, подчинявшегося власти реального правителя Японии - сёгуна, поэтому не играл никакой роли в политике страны. Кинугаса Ясуки. Бакухан сэйка-но тэнно то бакуфу (Император и сёгунат в условиях системы «бакухан»). - Тэнносэй то минею (Императорская система и народные массы). Токио, 1976. с 80. Цит. по: Сила-Новицкая, Т.Г. Указ. соч.

В последнее время в Японии появились исследования, преодолевающие недостаточность любой из этих точек зрения и фиксирующие внимание на религиозной и культурной роли императора на основе исследования идеологии периода Токугава, а также подчеркивающие ритуальное значение тэнно, опираясь на изучение системы родовитости и порядков сельскохозяйственной общины.

Токугава, подобно Нобунага Ода и Тоётоми Хидэёси, поддерживали императорский двор, используя духовный авторитет императора для легитимизации собственного правления. Иэясу распорядился о закреплении за императорским двором фиксированного рисового пайка, точный размер которого неизвестен (источники дают разные данные - от 10 тыс. до 150 тыс. коку в год). Некоторые исследователи пишут о наличии небольших земельных владений у императора или о поступлении средств для содержания двора с определенных земель во владениях Токугава.

Однако все ученые сходятся на том, что размеры жалованья, получаемого двором, существенно уступали даже уровню доходов от владений средних феодальных князей-даймё, не говоря уже об их несопоставимости с богатством дома Токугава. Это ставило императорский двор в экономическую зависимость от сёгуната. К тому же была ограничена личная свобода императоров, в первые годы правления Токугава изредка совершавших отдельные выезды в Киото, а с 1632 г. и вовсе не покидавших пределов дворца. Сила-Новицкая, Т.Г. Указ. соч. Император при Иэясу и его приемниках оставался только наместником божества и пользовался внешними почестями. Он также не имел права общаться с даймё или награждать их без разрешения сёгуна. Все о Японии/ сост.Г.И. Царева. - М. 2008. - 608 с. Особа микадо была слишком высока, и своим приближением простой смертный мог оскорбить ее. В действительности, причиной этого запрещения служит, конечно, боязнь, чтобы даймё не вошли в сношения с микадо и не начали интриговать против сёгуна.

"Несмотря на то, что регламентации сёгуна обеспечивали почти полную изоляцию императорского двора, саму по себе достаточную, чтобы предотвратить какое-либо влияние императора и придворных на ход событий за стенами дворца, сёгун осуществлял строгий контроль над императорским двором через своего чиновника в Киото - "сёсидай" (представитель сегуна), обеспечивавшего связь между двумя правительствами, и городского префекта (Кёто мати бугё)". Сила-Новицкая, Т.Г. Указ. соч.

В связи с данными обстоятельствами в эпоху Эдо мало людей знало об императоре. Осведомлены о нём были в основном только киотовцы. Люди знали о сёгуне, но не об императоре. Исследователь Ч. Данн отмечает следующий момент: "Вряд ли кто из путешественников, посетивших Японию в те времена, знал о существовании императора, а Кэмпфэр называл этим титулом сёгуна, обращаясь к нему, как к Папе, живущему в Киото. Данн Ч. Повседневная жизнь в старой Японии. М., 1997. с. 17.

Императорский двор продолжал жить по законам, установленным еще кодексом "Тайхорё": в пределах двора сохранялись и правительство (дадзёкан), и система придворных рангов и должностей, учрежденные еще в период существования раннего государства. Но эти ранги и должности не означали приобщения к реальным государственным делам. Фактическую политическую власть давали посты в правительстве сегуна (бакуфу), распределявшиеся среди "букэ". Таким образом, император распоряжался лишь придворными аристократическими рангами и высшими должностями знати (кугэ), которая в отличие от военной аристократии (букэ) могла служить при дворе. Однако даже эти прерогативы императора, связанные с распределением почетных рангов и должностей, не всецело принадлежали ему: в случае, если придворный титул присваивался феодалу из "букэ", пожалование производилось по представлению сегуна.

Считалось, что император препоручил сёгуну всю власть в областях административного управления, военного строительства и внешних сношений, а сам был занят более возвышенными сакральными и духовными функциями Мураками Сигзёси. Тэнно то нихон бунка… с. 141-142. Цит. по: Сила-Новицкая, Т.Г. Указ. соч. . Объяснялось это следующим образом: "По той же причине, по которой солнце и луна совершают свой путь, император обязан сохранять свое сердце нетронутым. Поэтому он обитает во дворце, как на небе. Сёгун указывает все государственные повинности и не нуждается при отправлении правительственных дел в разрешении императора. Когда земля среди четырех морей неспокойна, то это вина сёгуна" Губер, А.А., Ким, Г. Ф, Хейфец, А.Н. Новая история стран Азии и Африки. М., 1975. с 97. Другими словами, удаленность императорского двора от реальной политической власти интерпретировалась как естественное следствие его особого сакрального положения, требовавшего соответствующего почитания. Говорилось также, что император "слишком высок, чтобы непосредственно пользоваться своею властью для управления людскими делами. Поэтому он поручает это управление, т. е доверяет свою власть, своему уполномоченному - сёгуну". Богданович, Т.А. Очерки из настоящего и прошлого Японии. - СПб. 2002.

Таким образом, каждый новый сёгун из династии Токугава получал утверждение этого титула от императора, продолжая считаться вассалом императора, а даймё именовались по отношению к сёгуну "байсин" - "вассалы вассала".

Этот хитрый силлогизм был изобретен, конечно, сёгунами, чтобы узурпировать всю власть микадо, оставаясь под охраною их божественного происхождения. Естественным следствием этого рассуждения было то, что за микадо сохранился только декорум власти, вся же ее сущность перешла к сёгуну. Сёгуны из рода Токугава прекрасно понимали все выгоды своего положения и старались всячески укрепить его, обставляя всякой пышностью и всяким почетом микадо, и в то же время лишая его всякой возможности иметь непосредственные сношения со страной. Микадо жил в Киото, окруженный блестящим двором, чины которого (куге) считались выше всех остальных правительственных чиновников и даймё и даже выше самого сёгуна, но в то же время не имели никакой реальной власти ни над чем. Киото был высокой и заповедной страной.

В этом дуализме власти, олицетворявшейся в микадо, а осуществлявшейся сёгуном, заключается главное отличие японского абсолютизма, водворившегося в начале XVII века, от европейского. В сущности, этот дуализм имел очень мало значения, и о нем вспомнили, как мы увидим, только тогда, когда пошатнулось положение самого абсолютизма. В первые два века его существования такой двухсторонний характер происхождения власти не сказывался ни в чем. На деле власть была единая и сосредоточивалась она в руках сёгуна. Микадо был только как бы его верховной санкцией. Все же подданные и вся страна имели дело только с сёгуном.

Сфера непосредственного влияния микадо ограничивалась Киото, который был выделен и представлял совершенно особый придворный город. Но и то некоторые должности в нем замещались сёгуном. Остальная страна вся находилась в управлении сёгуна. Богданович, Т.А. Очерки из настоящего и прошлого Японии. - СПб. 2002.

Однако нельзя сказать, что у императора совсем не было никаких полномочий. Кроме в значительной мере номинального права жаловать титулы и должности при дворе за императором сохранялись также по традиции принадлежавшие ему права по составлению календаря и по обозначению девизов годов правления (гэнго, или нэнго). Только после утверждения императором календарь считался официально принятым. В течение длительного времени в Японии пользовались китайским календарем. Однако в конце XVII в. астрономия и математика получили в Японии определенное развитие и был изобретен первый отечественный календарь. Воспользовавшись этим обстоятельством, бакуфу фактически захватило составление календаря в свои руки, а император стал лишь формально утверждать его.

Система "гэнго" (летосчисление по девизам правления, устанавливавшееся императорами) была заимствована из Китая: первое употребление "гэнго" относится к периоду социального переустройства общества по китайскому образцу, когда был взят девиз правления "Тайка" ("великие перемены", 645 - 650). В Китае система летосчисления "гэнго" имела большое политическое значение, она отражала представление о том, что "сын Неба" царствует не только над территорией (пространством), но и над временем. В Японии сформировалась своя особая система "гэнго". Прерогатива перемены "гэнго" принадлежала только императору, при этом считалось, что таким образом император магически воздействует на дела земные. В случае неурожая, эпидемии, землетрясения и т.д. перемена "гэнго" должна была повлечь за собой прекращение несчастья, а при радостных событиях служила способом передачи благодарности Небу. Кроме того, новое летосчисление вводилось с вступлением на престол очереднего императора. Эта прерогатива императора, тесно связанная с традиционными представлениями об особых сакральных связях "божественных" правителей с космическими силами, и при сёгунате Токугава сохранялась за императором. Однако отражением могущества сёгуната были довольно частые случаи смены "гэнго" в соответствии со сменой сёгунов и, наоборот, сохранение в некоторых случаях прежнего девиза правления, несмотря на восшествие на престол нового императора. Мураками Сигзёси. Тэнно то нихон бунка …с 138-141. Цит. по: Сила-Новицкая, Т.Г. Указ. соч.

Для обеспечения покорности императоров принимались различные меры. Третий сёгун из династии Токугава - Иемицу (1622 - 1651 гг.) потребовал, чтобы настоятелями храмовых комплексов были принцы крови, которых он мог бы противопоставить императору, если бы позиция последнего в чём-то вызывала его беспокойство.

Иногда на престол возводили малолетних детей от браков императоров с близкими родстренниками сёгуна (дочерям императоров в период Токугава запрещалось выходить замуж, и они уходили в монастырь). Так, Иемицу выдал замуж за императора свою сестру Кадзуко. Ребенок, родившийся от этого союза императорского двора и военного лагеря, занял престол в 1629 г. Новым Небесным Владыкой стала Мейсё (1629 - 1643 гг.) - первая женщина-император, занявшая японский престол после длительного перерыва. До этого женщина была императором Японии в VIII в. Мак-Клейн, Дж.Л. Япония от сёгуната Токугавы в XXI в. /Дж.Л. Мак-Клейн. - М. 2006. - 960с.

Иемицу добивался от императоров демонстрации почтительного отношения к дому токугава. С этой целью в 1645 г. была проведена церемония пожалования императором посмертного титула Тосё-дайгонгэн (Великое божество храма Тосёгу) Токугаве Иэясу. С тех пор император должен был каждый год отправлять специального посланца для ритуального подношения даров к его мавзолею. Все эти методы способствовали укреплению власти центрального правительства и престижа сёгунов. Гришелева, Л.Д. Формирование японской национальной культуры…с 83 - 84.

То, что император жил в Киото, создавало в городе определенную атмосферу. Если купцы в Эдо стремились стать поставщиками дома сёгуна, то в Киото купцы лезли из кожи вон, чтобы заполучить клиентов в императорском дворе. Может быть, иметь подобную клиентуру было и не очень прибыльно, но зато очень престижно и привлекало богатых снобов, которые готовы были платить лишние деньги за возможность пользоваться услугами тех же мастеров, кто обслуживал "небожителей", как называли членов императорского двора. Жители Киото время от времени видели обитателей дворца во время различных церемоний верхом или в экипажах, запряженных быками. Если членам императорского двора предстояло дальнее путешествие; допустим в Никко, выразить уважение праху Иэясу, который покоился в богато украшенном мавзолее, или в великий храм в Исэ, или в Эдо для участия в переговорах, им позволялось бесплатно пользоваться услугами почтовых станций, крестьяне при этом служили носильщиками или бесплатной рабочей силой.

Что касается культурной жизни двора, то она немногим отличалась от предшествующих эпох. Во дворце было принято исключительно изысканно и витиевато выражаться, а самих придворных считали мягкотелыми декадентами, хотя относились к ним с большим почтением. Они как и раньше посвящали себя таким эстетическим занятиям, как любование цветами и поэтические поединки, учились различать и оценивать ароматы. У горожан, живших по купеческому кодексу экономии и бережливости, подобное времяпрепровождение вызывало осуждение. Были у придворных и более подвижные занятия. К ним относились церемониальные танцы под придворный оркестр, и игры в мяч, где целью было не выиграть, а провести всю игру крайне грациозно. Придворные любили также смотреть театральные представления и кукольные спектакли, чтобы провести время, которое было для них тяжким бременем. Иногда придворным случалось наносить друг другу оскорбления, соответственно властям приходилось прибегать к их наказаниям. Данн Ч. Повседневная жизнь в старой Японии. М., 1997.

Необходимо отметить, что вся жизнь токугавского общества была опутана паутиной запретов и предписаний. Но установить регламент было граздо легче, чем поддерживать его. Власти постоянно сталкивались с множеством его нарушений. Большая их часть была обусловлена постепенным размыванием сословных перегородок в сфере духовной культуры. Культурные заимствования у высших сословий и подражание им в среде горожан не были редкостью. Но наблюдалось и обратное явление - тяга высших сословий к искусству горожан и к их образу жизни.

Даже сам император не мог остаться в стороне от общего течения жизни. Новомодная музыка и пение слышальсь даже в августейших покоях императорского дворца, к ужасу благородных вельмож почтенного возраста. Один из них жаловался в своем дневнике: "Его величество поет песни нагэбуси Нагэбуси - вид песен, исполнявшихся под аккомпанемент сямисэна. Он появился в среде куртизанок столичного квартала Симабара в кон. XVII в., быстро вошёл в моду и широко распространился в Киото, Осаке и Эдо. . Это безнравственный напев. Ужасно неприлично, что потомок богини Солнца делает такие вещи, которые не подобают даже добропорядочному лавочнику". Гришелева, Л.Д. Указ. соч. с. 123.

Итак, даже те незначительные административные прерогативы, которыми располагал император в начале правления сёгуната Токугава, в дальнейшем были окончательно формализованы, что исключало возможность для тэнно оказывать какое-либо влияние на принятие политических решений. Посмотрим теперь, что произошло с другими правами императорского двора, традиционно обеспечивавшими его духовный престиж.

Император имел глубокие и прочные связи с буддизмом и буддийскими храмами и монастырями. Однако политика Токугава, направленная на полное подчинение сёгунату всех буддийских храмов и создание иерархической религиозной структуры "сёгунат-буддийские храмы-массы", полностью исключала из этой структуры императора и придворную аристократию. И хотя окончательно пресечь связи императора с буддийским духовенством не удалось, все же возможность поддерживать в массах духовный авторитет императора через буддийские храмы была существенно подорвана.

Совсем иную позицию заняли Токугава в отношении религиозного престижа императора как главы синтоистского культа. В синтоизме сёгун не мог соперничать с положением императорского дома, прочно защищенным системой сакральных генеалогий, поэтому военные правители пошли по пути активного использования религиозного авторитета императора в синтоизме для укрепления собственного престижа. По иронии судьбы именно синтоизм, подкрепленный конфуцианством, в последний век господства Токугава явился идеологической опорой антисёгунского движения за реставрацию императорской власти.

Обращение к императору как к высшему авторитету в синтоизме для укрепления собственного духовного престижа повлекло за собой усложнение взаимоотношений сёгуната и двора. Противоречивая политика сёгуната Токугава неминуемо вела к медленному, но верному укреплению авторитета императора.

Токугава не могли возводить свою генеалогию к высшим божествам синтоистского пантеона, поэтому не удалось создать на основе новых культов новую государственную идеологию. Таким образом, сёгунат нуждался в императоре и придворной аристократии как "носителях традиционной культуры, центром которой был Киото".

Нельзя не согласиться с Я. Кинугаса: заинтересованность Токугава в сохранении императорского двора определялась особой, неотъемлемой принадлежностью последнего - дворцовым этикетом, основанным на традициях, восходящих к этапу древнего монархического государства. Именно церемониал составлял главное в бытовой культуре императора и придворных. Кинугаса Ясуки. Бакухан сэйка-но тэнно то бакуфу... с 90. Цит. по: Сила-Новицкая, Т.Г. Указ. соч.

Только признав этот факт, можно понять реальные функции киотоского императорского двора в жизни общества токугавской эпохи и объяснить, почему сёгуны Токугава непременно прибегали к узаконению своей власти специальным придворным ритуалом. Неспособность вновь введенных празднеств сёгуната и ритуалов самурайского сословия заменить собой государственный церемониал двора свидетельствовала о сохранении в японском феодальном обществе представлений, основанных на синтоистской мифологии, когда социальный статус определялся степенью сакральности происхождения - самую высшую ступеньку занимал императорский род, ведший свою родословную от верховной богини синтоистского пантеона - Аматэрасу.

Другими словами, с появлением первых признаков ослабления господства правительства-бакуфу строгая иерархическая система сословного деления и регламентация во всех сферах жизни феодального общества все больше нуждались в подкреплении формальной обрядностью двора, связанной с мифологизированным прошлым страны. Убедившись в недостаточности относительно недавно разработанной обрядности и церемониала военного дворянства (самураев) для поддержания незыблемости иерархической структуры общества в масштабах государства, с конца XVII в. сёгунат сознательно проводит политику на восстановление таких важных для узаконения иерархии социальных отношений ритуалов императорского двора, как церемония возведения в сан наследного принца (1683 г.), дайдзёсай (1687 г.), ниинамэсай (1688 г.) и т.д. Там же.С. 90 - 91 Дело в том, что только эта обрядность могла приобщить сегунов Токугава к высшим сакральным генеалогиям императорского дома и таким образом дать возможность косвенно получить "благословение на правление" от высших синтоистских богов.

В Японии того времени циркулировал достаточно широкий диапазон теорий, доказывавших законность власти сёгуна и положения императора. Среди мыслителей XVII в. широко была распространена теория о том, что императоры "поручают" Токугава управление страной (дайсэйинин рон), некоторые даже делали из этого вывод, что отправление сёгуном своих обязанностей правителя - не более чем служение императору и двору. Там же.С. 82-83

Во второй половине XVII в. появляются учения, ставящие в центр моральных принципов регулирования поведения всех сословий идею "почитания императора". Авторы такого рода теорий получили позднее наименование "кин-нока" ("императорские лоялисты"), или "соннока" ("поклоняющиеся императору").

Если попытаться наметить общие моменты, свойственные теориям всех "императорских лоялистов" XVII в., то кратко их можно сформулировать так. Во-первых, императорская династия обеспечивала сакральные связи с местными синтоистскими богами, поэтому совершенно необходимым для жизнедеятельности общества провозглашался церемониал императорского двора как средство обеспечения покровительства богов. Во-вторых, правление сегунов Токугава объявлялось праведным (исходя из критериев конфуцианской морали), так как только Токугава восстановили должное почетное положение императорского двора, что и привело к прекращению междоусобиц и беспорядков в стране. В-третьих, почитание сегуном императора обеспечивало, согласно воззрениям "императорских лоялистов", распространение конфуцианской морали среди всего народа. Одним словом, все "императорские лоялисты" учили, что учение Конфуция не противоречит синтоизму, более того, последний может черпать в нем принципы для обоснования верноподданности государю.