Главная База знаний "Allbest" История и исторические личности Политическая элита Российской империи во второй половине XIX века: реконструкция социокультурного образа

Политическая элита Российской империи во второй половине XIX века: реконструкция социокультурного образа

Образ российского чиновника как определенный социокультурный типаж общественно-политической системы Российской империи. Министерский корпус Российской империи второй половины XIX столетия. Социодемографические характеристики управленческой элиты.

Рубрика История и исторические личности
Вид дипломная работа
Язык русский
Дата добавления 08.06.2017
Размер файла 116,8 K

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Страница:

Самым ярким проявлением волокиты являлась судебная. Разбор некоторых дел мог длиться годами.«В 1862 году Строганов обязывался наделить освобожденных рабочих землей, а он все тянул, передавал и разные инстанции, и дело окончилось только в 1913 году: лишь второе и третье поколение рабочих воспользовалось крестьянской реформой».21

Отдельное внимание стоит уделить проблеме взяточничества.«Не подмажешь - не поедешь» - говорит русская народная мудрость по поводу работы государственной машины. Масштабы взяток были различны и росли пропорционально объему и важности дел, а также рангу чиновника и его влиянию. Со временем сформировалась особая «культура взяточничества». Однако, к концу XIX века, после преобразований 1860-х годов, в ряде министерств, которые в большей мере затронули реформы, а также в связи с улучшением общей морально-психологической атмосферы среди управленцев, ситуация резко изменилась в лучшую сторону.

Корни коррупции можно охарактеризовать тремя следующими причинами:

1. Причина идеологии: чиновничество не считало свою службу службой отечеству, т.к. в России ещё с допетровских времён государственная служба по большей части ассоциировалась с холопской покорностью. Таким образом бюрократия компенсировало отсутствие свободы личными выгодами

2. Причина централизации: правительство России всегда стремилось максимально централизовать периферию. Как правило, чем более регион был удалён от центра, тем хуже исполнялись предписания Петербурга. Фактически в промежуточных звеньях системы и на окраинах в руках чиновников разных уровней оказывалась полная власть, номинально осуществляемая от лица высшей власти. Тем более здесь стоит упомянуть, что наиболее способные представители чиновничества рано или поздно перебирались в столицу, что ещё более делало аппарат провинции малоэффективным.

3. Причина материальной обеспеченности: если «низшее» чиновничество жило в условиях крайней бедности, то у высших слоёв аппаратчиков как правило «куры денег не клевали». Мелкому чиновнику для выживания требовалось найти так называемый «источник дополнительного заработка». «Кормление от дел» было довольно обыкновенным явлением в делопроизводстве Российской империи. Каждый бюрократ, даже довольно низкого ранга стремился извлечь максимальную выгоду. Однако с случалось, когда в погоне за «презренным металлом» были уличены и достаточно высокопоставленные чиновники, вплоть до министров. Если основной причиной коррупции в младших эшелонах власти можно признать несоответствие оклада даже минимальных потребностям человека, то у высшего чиновничества были совсем иные мотивы. Это в первую очередь долги (в том числе и игровые), корпоративные обязательства друг перед другом. Многие не могли отказать себе в соблазне нецелевого использования средств.

Власти предпринимали попытки наладить работу аппарата с помощью как разного вида отчетности, открытых ревизий, так и негласных проверок, назначением сенатских комиссий, но заметного результата эта деятельность также не приносила.

Пётр I очень негативно относился к злоупотреблениям. Не раз царь принимал меры, включая своих любимцев. Так, например, Сибирский губернатор кн. М.П. Гагарин, уличенный в расходовании казенных денег на личные нужды, был повешен в присутствии царя и всего двора.22

Екатерина II несколько раз издавала законы, запрещающие взяточничество, но при этом сама не верила в эффективность своих реформ. Окружение императрицы было очень сильно коррумпировано, но Екатерина I смотрела на этот факт сквозь пальцы.

Часто коррумпированность чиновника не воспринималась, как порок. Наоборот иногда это воспринималось, как показатель государственного ума и служебного опыта. Но стоит признать, что противоположная тенденция - прозрачная служба государственным интересам тоже наблюдалась.

Чиновник для скорейшего продвижения по служебной лестнице должен был пользоваться поддержкой какого-либо вышестоящего лица, быть в хороших отношениях со своим непосредственным начальником, нередко оказывая ему различные услуги, выходящие за рамки сугубо официальных отношений. Сановник, который оказывал услуги кому-либо из своих подчиненных, также мог рассчитывать на помощь своих протеже и т.д. Эти отношения можно было бы считать естественно-нормальными, если бы не одно, но: а именно осуществление всех должностных обязанностей от имени верховной непорочной сакральной власти (ведь император являлся наместником Бога на земле). Именно поэтому контроль за действиями бюрократии при абсолютизме не достижим.

Бесконтрольность и безответственность постепенно превращали даже честного порядочного чиновника во взяточника и бесполезного работника. Бюрократическая система поглощала отдельного человека, делая все его попытки и усилия вырваться из замкнутого круга тщетными. Попытки что- либо поменять в лучшую сторону порой выливались во вражду между государственными органами, иногда доходя до серьёзных «корпоративных войн».

Хотя в Российской империи и проходила профессионализация управленческого аппарата, было произведено разделение военной и гражданских служб, привлекались к службе специалисты других сословий, царю и окружение понимали, что государственный аппарат нуждается в постоянных обновлениях. Так Б.Н Чичерин писал: «Бюрократия представляет собою громадную машину, в которой каждое лицо играет роль маленького колеса. Вступая в нее, чиновник должен отречься от себя, отказаться от всякой независимости. Повиноваться и исполнять, таково отныне его призвание, и это въедается в его плоть и кровь, становится для него второй натурой...»

Далеко не всем министрам были присущи недостатки и вышеописанные отрицательные черты, но все же большинство было им подвержено, как и вся система в целом.

Глава 2. Основные социальные характеристики российских управленцев того периода

2.1 Половозрастные и этнодемографические характеристики чиновного корпуса

Особенности социального статуса сотрудников госаппарата Российской империи конца XIX - начала XX вв. представляют огромное значение для данной работы. В рамках такого анализа представляется возможным примерно отследить уровни социальной мобильности чиновников, кадровые запросы общества и многие другие социально значимые аспекты. Прежде всего, следует обратить внимание на такую сферу, как сословная стратификация управленцев высшего звена - министерского корпуса. Согласно статистическим данным, только порядка 10 процентов из недворянского сословия, все остальные - либо родовитые, либо выслуженные дворяне. Более того, «разночинцам», попавшим в министерский корпус, также предстояло в итоге своей карьеры оказаться включенными в данную общественную прослойку империи, вследствие чего было гарантировано практически полное «одворяниевание» государственного аппарат на высшем уровне.

Особое внимание в данной сфере уделялось этнонациональным характеристикам претендентов на пост, хотя в этой сфере фильтр не был так жесток; количество «инородцев», представителей зарубежья от общего числа, и нерусского происхождения (вернее, неправославного исповедания) составляли примерно около трети. Правда, здесь были свои особенности. Так, для «инородцев» был закрыт доступ в такие стратегически важные с точки зрения самодержавного режима министерства, как Военное министерство, министерство юстиции, разумеется, Святейший Синод - в такие учреждения был явный прорусский национальный ценз.

Необходимо также остановиться и на демографическом аспекте проблемы. На основе имеющихся данных по полу следует сказать, что власть в сфере возрастных характеристик носила явный геронтократический оттенок. Согласно подсчетам С.В. Куликова, «средний возраст членов Государственного совета равнялся 64 годам, министров и главноуправляющих - 56, сенаторов - 62, товарищей министров и директоров департаментов - 53 годам, генерал-губернаторов, губернаторов и градоначальников - 51,3 года, вице-губернаторов - 43 годам, управляющих казенными палатами и акцизными сборами - 55,7, председателей судебных палат и окружных судов - 54,7 года и послов, и посланников - 55 годам»24. Такая ситуация объясняется многими факторами: здесь и необходимость соответствующего ценза выслуги лет, и характерный для традиционного общества патриархализм, и, в конце концов, определенная степень кадрового голода. Так, в условиях «охоты на министров», объявленной революционерами в начале XX в, и в то же время отсутствии управленцев с уровнем должного опыта с началом Первой мировой войны пост Председателя Совета министров был вынужден занять престарелый (75 лет) И.Л. Горемыкин. Характерной чертой анализируемого периода было также то, что впервые за многие века на государственную службу стали приниматься женщины, хотя официального правового запрета в Российской империи на их работу в госаппарате не было; сама по себе такая ситуация, что женщина может быть служащим, до либеральных реформ Александра II, как таковая даже не помышлялась. Ситуация кардинально изменилась лишь в данный период, и то, в то же время, со значительными ограничениями:

«Лишь в ходе реформ 60-70-х годов их стали принимать "по найму" в медицинские учреждения, на почту и телеграф, в учебные заведения. Только с 1889 г. женщинам было разрешено работать на счетно-бухгалтерских и канцелярских должностях» 25. Даже затронувшая в начале XX в. многие страны Европы эмансипация, что называется, легким касанием прошлась по административной системе Российской империи (впрочем, как и многих других европейских держав). Следует принимать во внимание также тот факт, что образовательная система высшее образование - один из факторов социальной мобильности и продвижения в госаппарат, для женщин, по сути, не предусматривалась в указанный период.

2.2 Анализ образовательных траекторий и механизмов социальных лифтов чиновников

Другим, не менее важным цензом, распространяемым уже практически на все государственный аппарат, был уровень образования. Следует отметить, что «планка», предъявляемая к образовательным достижениям управленцев, была крайне высока. Так, по разным данным, от 75 до 80 % чиновников высшего и среднего звена имели высшее образование, оставшиеся, выражаясь языком современности - «среднее специальное», обычно военное или техническое.

Прежде всего, остановимся на вопросе пребывания министров во главе российских ведомств. Слишком частая смена министров вела к нарушению нормального, устоявшегося течения дел. Даже обыкновенный уход одного чиновника с поста министра и назначение другого происходили очень болезненно и зачастую являлись для ведомства по разным причинам настоящим бедствием. Смена министров отражалось на всём курсе министерства.

«У нас вообще мало преемственности и каждый новый начальник, относясь отрицательно к деятельности своего предшественника, склонен давать своим сотрудникам новые директивы. Не удивительно, что при этих условиях работа нашего государственного механизма была так мало продуктивна» - эта фраза одного из госчиновников показательно характеризует события в министерских кабинетах.

«Министерская чехарда» была одной из основных причин нестабильной политической обстановки того курса.

Частая смена руководства бюрократизирует ведомство, но обратное явление - пребывание на одном и том же посту человека в течение ряда лет и даже десятилетий было также чревато пагубными последствиями.

Слишком длительное исполнение обязанностей способствовало концентрации в руках министра чрезмерно больших полномочий, сосредоточения различных, не полагающихся по изначальному статусу, функций и прерогатив, создавало иллюзию безупречности и всемогущества. Наибольшее число министров за период 1881-1905сменилось в МВД, Министерстве Путей Сообщения (далее МПС) и Министерстве Народного Просвещения (далее МНП).

Наибольшая «текучка» министров наблюдалась в МВД. Как и сейчас этой сокращённой аббревиатурой именовалось Министерство Внутренних Дел. Курс, проводимый министерством, был очень важен для политической стабильности в государстве. Императору порой было сложно назначить кого- либо на этот пост в течении некоторого времени.

Очень часто министр не оправдывал тех надежд, которые на него возлагались монархом, и в скором времени смещался. Два министра либерала П.Д. Святополк-Мирский и Н.П. Игнатьев продержались на своих постах 145 и 391 день соответственно.

Министры внутренних дел в начале XX века находились в сложной ситуации. С одной стороны, революционная обстановка просто заставляла применять строгие меры, с другой стороны давление политической оппозиции, виновниками во всех бедах у которых была не власть в целом, а именно руководителей ведомств. С другой стороны, это явление можно объяснить тем что министры внутренних дел олицетворяли официальный правительственный курс, являлись приближёнными к императорскому величию.

Частая смена министров в МНП объясняется периодическим обострением «студенческого» вопроса в изучаемый период и отсутствием в обойме кандидатов на это место достаточно волевых людей, способных справиться с нарастающим студенческим движением, осведомленных в вопросах народного образования.

Текучесть кадров в руководстве МПС объясняется очень важным значением железных дорог для государства в целом и зависимостью самого министерства от Министерства Финансов. публицист И.И. Колышко писал, что «путейское ведомство манило петербургских сановников прежде всего своим министерским дворцом (бывшим Юсуповким). Помещаясь на Фонтанке в глубине тенистого Юсуповского сада, это был едва ли не лучший из петербургских дворцов»

Меньшим переменам были подвержены Святейший Синод (далее СС), Министерство государственного имущества (МГИ) и Министерство императорского двора и уделов (далее МИДиУ).На протяжении всего изучаемого периода бессменным обер-прокурором Святейшего Синода оставался К.П. Победоносцев. В некоторых кругах его называли «тайным правителем империи».

На перемену в руководстве МГИ оказало влияние народное бедствие - неурожай начала 1890-х годов, обрушившийся на центральные губернии России. М.Н.Островский более десяти лет занимавший пост был заменён А.С. Ермоловым, выдвинувший антикризисные меры.

Обратимся к сословному происхождению министров. Рассмотрение данного вопроса имеет большое значение, поскольку до конца остается невыясненным проблема доступа в высшие эшелоны власти людей из «низов». Главным большинством всех министров являлись лица дворянского сословия.

Среди них выделяются три категории:

1. Родовая аристократия

2. Выходцы знатных родов

3. «Недавние» дворяне, как правило получившие титул сами, или чьи родители стали дворянами.

Министры по рождению не принадлежащие к дворянскому сословию скорее были исключением из правил.

Но всё же из этого можно вывод, что доступ гражданам из непривилегированных сословий был открыт.Стоит отметить, что все они естественно получили ко времени своего министерского назначения потомственное дворянство.

Этот вопрос требует частного рассмотрения по отдельным министерствам. Наиболее либеральным и современным из всех являлось министерство финансов. С 1881 года в нём из пяти министров не было ни одного представители знатного рода. На первое место в министерстве выходили опыт, знания и способности, а не происхождение. МНП было одним из наиболее «дискриминируемых» министерств, так как слабо финансировалось. На его долю приходился всего лишь 1% бюджета Российской империи.26

Следует более подробно рассмотреть ситуацию с качественными характеристиками управленцев Российской империи в сфере получения ими образования. Выдвинутая выше в качестве гипотезы «высокая планка» образовательных достижений министерского состава не всегда находила подтверждение как в статистических источниках, так и в специализированных исследованиях историков. Так, О.В. Гаман-Голутвина, изучая возможности принципа меритократии в данной сфере, замечала, что «архивные исследования П. Зайончковского показали, что даже среди принятых на службу в 1894 г. лица с высшим образованием составляли 32,52 %, со средним--15,05 % и с низшим--52,43 %»27. Так или иначе, но следует при этом учитывать, что для касты управленцев Российской империи еще в начале XIX в. был определен вполне себе явный образовательный ценз, а именно, согласно высочайшему указу от 24 января 1803 г. ни один подданный государя не мог быть «определен к гражданской должности, требующей юридических и других познаний, не окончив учения в общественном или частном училище»28. Новая система стала в некотором смысле новым, значительным этапом в повышении меритократических качеств управленцев Российской империи. Отныне при получении чинов VIII и V классов по Табели о рангах недостаточно было стандартной формулировки «за выслугу лет», требовалось также пройти комплексный экзамен, который был утвержден «по следующим дисциплинам: русский язык, один из иностранных языков, естественное право, римское право, гражданское право, уголовное право, всеобщая история, русская история, государственная экономия, арифметика, геометрия, физика, география, статистика России» 29. Как мы можем обнаружить, данный ценз вводил весьма серьезные ограничения для претендента на должность, что, впрочем, вполне объяснимо: инициатором такого нововведения был выдающийся реформатор и общественный деятель, ценитель образованности и наук М.М. Сперанский.

Однако в данной сфере наиболее взвешенным представляется подходом, при котором следует учитывать только те сферы кадровой подготовки, которые представляли наибольший утилитарный интерес именно в отрасли государственного управления, т.е. в первую очередь обществоведческие и гуманитарные дисциплины. В данном случае государственный аппарат Российской империи был, казалось бы, на вершине образовательных достижений и подготовленности. Уместно привести тезис С.В. Куликова: «В отношении профиля образования юристы преобладали над остальными гуманитариями, а гуманитарии над естественниками и технократами. К 1917 г. российская монархия стала формой политического господства гуманитарной научной субкультуры» 30. Несомненно, ряд министерств, так или иначе связанных непосредственно с техносферой, как, к примеру, Министерство путей сообщения, Министерство торговли и промышленности, Военное министерство, требовали специальной инженерной подготовки, однако, возможно предположить, что регламентом министерства это предполагалось лишь для специализированных его подразделений, и вероятнее всего, касалось чиновников низшего и среднего состава данных ведомств. Более того, одной из тенденций образовательной политики того времени уже на закате существования империи было стремление к созданию профильных учебных заведений, готовивших бы специализированных кадры для конкретных государственных органов. Так, выдающийся ученый, чиновник и знаток военно-морского дела вице-адмирал И.Ф. Лихачев выступал с предложениями и проектами о создании специализированной морской Академии Генерального штаба, которая бы готовила высококлассных управленцев в погонах, «высокообразованных офицеров, которые должны будут нести службу как в центре, так и на местах -- в составе походных штабов, командующих эскадрами и в штабах военных портов»31. Аналогичные процессы и начинания имели свое место и в других сферах управления обществом Российской империи. Следует также обратить внимание на такую тенденцию, как обязательное получение многими будущими чиновниками военного образования. Российская империя представляла собой общество традиционного типа, в котором армия является собой один из немногих наиболее эффективных «лифтов» социальной мобильности. Следует помнить, что непременным даже для правителей Российской империи было получение соответствующего военного образования и произведения в воинский чин. Специалисты, характеризуя возможные пути дворянских карьер на государственной службе, также справедливо указывают: «В течение всего XIX в. престиж военной службы был настолько велик, что абсолютное большинство дворян мужского пола предпочитали получить военное образование и,хотя бы несколько лет послужить в гвардейских частях, в армии или на флоте. Затем можно было перейти на гражданскую службу, куда охотно принимали бывших офицеров».

Немаловажно также отметить, что многие из чиновников высшего класса занимались исследовательской работой; здесь важно проводить градацию между научно-практическими проектами, которые были в ходу из-под пера управленцев любого уровня, и, собственно фундаментальные теоретические изыскания, претендующие на глубокий научный анализ. Так, к числу последних представляется возможным отнести труд С.Ю. Витте «Национальная экономия и Ф. Лист», в которой в рамках экономической теории известный реформатор доказывал насущную необходимость протекционизма для эффективного управления и стабильного развития отечественной экономики.

Как указывалось, выше, социальный состав управленцев характеризовался высокой степенью сословной неоднородности к концу XIX - началу XX столетия, причем эта неоднородность была как между социальными группами, представленными в государственном аппарате Российской империи, так и внутрисословной. Стратификация шла не только по линии сословного происхождения и родовитости, но еще и по уровню обладания имущества, статусности и престижа самих владений. Как известно, еще со времен Петра I для бюрократической практики российского государства было установлено буквой закона, что чиновник не должен иметь иных источников дохода, кроме как государственного жалования, и это нашло свое отражение к началу XX столетия: в указанный период число служащих даже высшего класса, обладавших значительными латифундиями, было очень невелико, хотя, как сходятся во мнении большинство специалистов, в российском чиновничестве число тех, кто владел родовыми поместьям, превалировало над числом тех, кто получи их по выслуге или приобрел иным легальным способом. Подобную информацию предоставляет и С.В. Куликов: «Внутри всех категорий бюрократической элиты землевладельцы составляли меньшинство, за ними шли домо и заводовладельцы. Среди землевладельцев доминировали мелкие среднепоместные сановники.

Владельцы крупных поместий были крайне немногочисленны»33. Сам переход общества из аграрного состояния в индустриального начинал сказываться и на чиновном аппарате. Далеко за примерами ходить не надо: даже «могущественный» (по излюбленным выражениям либеральной прессы того периода) В.К. Плеве имел всего 300 десятин земельных владений в Калужской губернии, доставшихся ему после женитьбы34.

2.3 Социально-статусное положение чиновничества второй половины XIX века

Прежде чем характеризовать указанные позиции дореволюционного чиновничества, необходимо отметить ряд сопутствующих тенденций, характерных для бюрократического аппарата того периода. В первую очередь, кадровая ситуация многих ведомств, особенно министерства внутренних дел, характеризовалась высокой степенью «текучки» личного состава. Это было вызвано рядом причин: естественной убылью персонала, физическим уничтожением высшего сановного персонала террористическими организациями (ряд министров и руководителей ведомств конца XIX - начала XX в. погиб от рук революционных партий и движений), отсутствием как у соискателей, так и у самих действующих чиновников необходимых морально-волевых качеств, необходимых для борьбы и подавления, смягчения социальной напряженности и революционных настроений. Также в этом ключе следует отметить личностную профессиональную и идеологическую негибкость представителей чиновничьего корпуса конца XIX столетия, их неумение жестко, но адекватно реагировать на вызовы времени. Воздействовали на данный процесс и вполне спонтанные факторы - неурожаи 90-х гг. XIX в., различные чрезвычайные ситуации, которые влияли как на восходящую (железнодорожная катастрофа царского состава в Борках), так и нисходящую (Ходынская катастрофа) социальную мобильность.

Вместе с тем, вышеперечисленные позиции, в частности, вызваны определенным индивидуальными категориями их социальных и статусных показателей. Так, анализируя сословный срез представителей высшего чиновного корпуса конца XIX в., то можно обнаружить, что порядка 90 процентов представителей бюрократического аппарата были выходцами из дворянского сословия; разумеется, что сами выходцы из неродовитых слоев в процессе службы получали дворянское состояние, что вполне себе свидетельствует о продолжение процессов одворянивания в Российском обществе в указанный период. Если рассматривать отрасли государственного управления, то традиционно «низкосословными», «разночинскими» выступали сферы администрирования экономики, образования, имущественного хозяйства - в этих отраслях процент людей неродовитого происхождения был достаточно высок. Следует кстати отметить, что и финансирование данных министерств со стороны самодержавного правительства было довольно низким, что вызывало соответствующее перетекание служащих в другие ведомства или вовсе уход с государственной службы. Напротив, ведомства, чьи направления деятельности исключительно были уделом «благородных сословий» - дипломатия, военное дело, внутренняя политика - были представлены представителями самых именитых родов и фамилий. Немаловажным фактором социальных каналов рекрутирования управленческой элиты здесь выступали специализированные образовательные учреждения, куда благодаря, в частности социальным контрреформам Александра III попасть мог далеко не всякий, и выходцы из недворян уж точно не имели шансов. Следует также охарактеризовать достигаемые статусные позиции, в частности, что касается титулования управленческого корпуса - поскольку превалирующий процент чиновников пребывал в дворянском состоянии, они также и являлись носителями титулов, как можно было предположить. Однако данные статистики свидетельствуют об обратном - порядка 70 % министров и управленцев высшего звена не имели никаких титулов вообще. Только порядка 8 % имели один из высший дворянских титулов «князь», что само по себе свидетельствует о нивелировании социального значения актов пожалования титула, вопреки общей продолжавшейся тенденции одворянивания. Однако, среди совокупных 30 % титулов более половины было достигнуто путем личной выслуги, а не по наследованию. Однако данные титулы могли быть получены не только за какие-либо действительные достижения в пользу государство (как, например, отстаивание территориальных интересов на переговорном процессе с японской стороной С.Ю. Витте), но и в условиях личного позитивного отношения императорской особы.

В условиях постепенного выхода индустриальной стратификационной «квадриги» индивида (образование, доход, престиж, власть) особое внимание следует обратить на уровень материального достатка и имущественно- доходного обеспечения чиновничьего аппарата. Кроме того, в силу профессиональной специфики данный вопрос был еще важен по причинам противостояния коррупционным проявлениям в среде чиновничества, недопущения развития и трансформации механизмом злоупотребления властным положением. В силу этого, высокий уровень доходной обеспеченности служащих стоял достаточно остро. Помимо этого, в имущественном состоянии чиновника кроются и другие факторы - ибо, как справедливо указывает Д.Н. Шилов «о какой бы стороне жизни государственного деятеля не зашла речь, никогда не бесполезно взглянуть на нее через призму материального благополучия человека. Богатство давало независимость, помогало установить необходимые связи, иногда определяло род и характер службы»35. Социально-экономическое положение управленца способствовало трансформации его мировоззренческих доминант и специфических социокультурных установок, и зачастую это проявлялось в решении важных государственных вопросов. Попытка самодержавным правительством поставить это под свой контроль проявилась еще в 30-х гг. XIX столетия в виде размещения в формулярных списках специального раздела, отражавшего имущественное состояния того или иного уполномоченного лица. В связи с этим позиции тех или иных представителей министерств и ведомств косвенно или напрямую колебались в зависимости от их материальной и собственнической причастности к исходу решения текущей проблемы, а также влияния связанных с ними групп лоббизма. Таким образом, по вопросам доходного и имущественного статуса российской управленческой элиты второй половины XIX в. можно выделить ряд основных аспектов:

ь Прямое влияние имущественных аспектов на решение проблем государственного характера. Так, например, при решении аграрного вопроса консервативные позиции выражались крупными латифундистами, в то время как на либеральных и околорадикальным методах настаивали те, кто не имел достаточных земельных владений или вовсе их был лишен;

ь Наличие доходных имений и прочих источников пополнения личного бюджета прямо пропорционально снижало хозяйственно-экономическую зависимость управленца от государственной системы, и тем самым, делало его более независимым и, вероятно, более инициативным в разрешении наиболее острых проблем. Вместе с тем, это, с одной стороны, частично снижало мотивацию чиновника в достаточно добросовестном и интенсивном несении служебных обязанностей, с другой стороны, создавало эффект защищенности служащего от вовлечения в коррупционные схемы;

ь В целом, обладание достаточно крупными имущественными и доходными капиталами в целом негласно не поощрялось: сказывалась заложенная еще со времен Петра Великого и формирования абсолютизма традиция, согласно которой чиновник должен максимально зависит от «кормлений» со стороны государственной власти.

Характеризуя актуальное для периода обладание чиновниками земельными наделами как важным элементом собственности в аграрно- индустриальном обществе, необходимо отметить ряд тенденций. События либеральных реформ 1860-1870-х гг. положили начало процессу обезземеливания дворянского сословия, что в частности проявилось в увеличении числа не имевших надела министров и администраторов высшего уровня. Вместе с тем, наиболее преобладавшей прослойкой бюрократического аппарат были владельцы наделов среднего (от 500 до 3 тыс. десятин земли) уровня - таких в государственных министерствах и ведомствах было порядка 40 %. Владельцы земельных наделом объемом от 10 тыс. и более десятин было минимальное количество - по разным оценкам от 10 до 12 % от общего числа чиновного аппарата. С другой стороны, несмотря на негласное порицание обладания собственностью в целом, именно земельные наделы, их объем и качество почв, были определенным признаком высокого статуса, соответствовавшего уровню представителя политического истеблишмента, поэтому как министры, так и даже рядовые чиновники стремились всеми возможными легитимными способами осуществлять аккумулирование земельных фондов в личном владении. Таких путей было немного - в основном, помимо наследования земельной собственности, земли можно было приобрести в результате коммерческой сделки, а также посредством получения приданного в случае выгодной женитьбы (в данном контексте уместен пример К.Д. Плеве). Парадоксально, что среди именитых дворян, состоявших на государственной службе, разделение на категории на основании земельной собственности были вполне тривиальным - около половины были крупными латифундистами, в то время как другая половина потеряли свои земли в процессе либеральных реформ и последующего обезземеливания. Также, следует отметить, неродовитые министры при всем желании и даже используя методы покупки или получения земель в результате женитьбы не могли преодолеть планку в 0,5 тыс. десятин - уровня, отделявшего их от категории «крупный землевладелец».

Особый вопрос представляло семейное положение управленцев в обществе традиционалистского типа, какое представлял из себя социум Российской империи. Характерно, однако процессы модернизации, в частности в том числе и касательно семейной и половой культуры политической элиты. С.Д. Шереметьев, характеризуя ситуацию личных и внутрисемейных отношений министерского корпуса, со скепсисом человека консервативных социокультурных установок отмечает: «Я назвал жену министра путей сообщения кн. Хилкова... Это вторая его жена сестра первой, следовательно, не совсем законная; но все это пустяки при наличности других неправильностей между министерскими женами. Жена министра финансов разведенная жена, министра юстиции разведенная, жена Министра Двора купленная и разведенная, жена министра вне всяких уже правил, и все это министерские жены, первые сановные дамы в империи... Уровень такой действует на многое и если высшие сферы будут иметь только подобных представительниц, то дело плохо» 36. Небольшое число консервативно настроенных представителей управленческой элиты с недовольством характеризовали получившую широкое распространение практику заключение повторных браков, заключение союза с разведенными женщинами, да к тому же еще имевших детей от первого брака. Вместе с тем, такие ситуации были все же более прецеденты, повальным социальным трендом все таки выступало заключение первичного (и единственного брака), поскольку это зачастую напрямую коррелировало с развитием карьерного пути чиновника; впрочем, это зависело от морализаторских и иных социально-этических установок двора и управленческого аппарата каждого из правителей второй половины XIX - начала XX в. Например, если ряд государственных деяетелей и придворных (С.Д. Шереметьев, А.С. Танеев) отмечают некий «дух фривольности» в семейном положении министерского корпуса в эпоху Александра II, то, например, в правление последнего русского императора, не без влияния моральных установок супруги Александры Федоровны, довольно широко была распространена сдержанность в рамках морально-этических предписаний того времени. Еще одним важным аспектом семейного положения бюрократов выступало наличие детей. Заранее следует оговориться, что к концу XIX столетия в рамках профессиональной этики самим многими чиновниками наличие семьи и семейных обязательств рассматривался как фактор, отягчающий качественное исполнение служебных обязанностей; с другой стороны, был достаточно высок ценз социального доверия сотрудникам, имевших семьи. Так, например, достаточно большое число сотрудников ведомственных организаций и министерств в конце XIX в. были вовсе бездетны, что является само по себе довольно нетипичной ситуацией для общества традиционалистского типа. С другой стороны, очень ограниченно встречались министерские сотрудники с большим числом детей в семье. В целом, это вполне объяснимо. Сотрудники министерств с невысоким уровнем личных доходов и имущества не могли позволить себе иметь более двух-трех детей. При этом, следует не забывать и о «биче» того времени - высокой детской смертности. Даже на уровне управленческой верхушки страны ее показатели были очень высоки в силу невысоких медицинских технологий и санитарных практик того времени. Помимо этого, фактор детской смертности также сказывался на морально-психологическом состоянии сотрудников министерств и ведомств и происходило это с дальнейшим влиянием на карьерные траектории чиновников бюрократического аппарата зачастую неоднозначно: от полного «ухода» в служебную деятельность сотрудника министерства, до абстрагирования от служебных обязанностей и формально-повседневному исполнению полномочий.

Важным аспектом социальной динамики представителей министерского корпуса является пожалование последних наградами и различными знаками и средствами отличия. В данной сфере ситуация была довольно специфична. В данном вопросе огромное значение играла возрастная корреляция, выслуга лет, приближенность к персоне монарха, а также ряд других субъективных факторов, таких как участие в дипломатических прецедентах и переговорных процессах, личные заслуги в разрешении спорных общественных конфликтах и чрезвычайных ситуациях, иных эксцессах. Соответственно, что объем наградных отличий практически всегда прямо коррелировал в зависимости от длительности возраста и пропорционально, длительности пребывания на государственной службе. Кроме того, немаловажным фактором могла выступить причастность к тем или иным знатным родам. То же самое касалось и почетных чинов. Затрагивая престижность отраслей государственного управления, отметим, что наиболее престижными и социально высокостатусными являлись отрасли военного, военно-морского и дипломатического характера (примечательно, что например, МВД, и царская охранка при этом были на крайне невысоком и отрицательном счету. Сказывалось как влияние общественного мнения, так и личные субъективные факторы недоверия к «жандармскому корпусу»). Вследствие этого основанная масса выходцев дворянского сословия устремлялась на военную службу, в то время как гражданская службы была непривлекательным уделом разночинцев. Еще одной особенностью в этом контексте была возможность представителей военных ведомств (военного министерства, морского министерства) переходить в отрасли гражданской чиновной службы, в то время как у бюрократов, скажем, МВД, или министерства народного просвещения такой возможности изначально не было. Это спровоцировало наличие высокого процента военно-политической элиты в общем управлении государством; сказывалась и практика пожалования воинских офицерских званий родовитым семьям, хоть как-либо приближенным к императорской фамилии. Формально, даже не имея воинского образования или не обладая военно-стратегическими талантами и качествами профессионального военного, данные представители также составляли бюрократическую военную элиту. Таким образом, можно сделать вывод об имевшей место частичной и условной «милитаризованности» бюрократического аппарата самодержавной России к концу XIX - началу XX столетия.

Следует также рассмотреть аспекты социализации и вовлеченности представителей бюрократического аппарата в общественные процессы внеделового характера. В частности, практически основная масса министров мало была вовлечена в богемную жизнь столицы или регионов, или участвовала в ней строго в рамках служебной необходимости. Большинство представителей служебного корпуса были в этом отношении индивидуумами социал-консервативных взглядов, довольно скептически воспринимая социальное значение подобных мероприятий. Вместе с тем, определенное число публичных мероприятий, как, например, торжества по случаю тезоименитств монарших особ, устроение членами правящей династии официальных приемов изначально не могли быть проигнорированы представителями бюрократического корпуса. Тоже самое касалось и официальных церковных празднеств православной конфессии, даже в том случае, если сам представитель управленческой элиты принадлежал к другой конфессиональной направленности (что было редко) или вовсе демонстрировал отсутствие какой-либо религиозной принадлежности в пользу светских взглядов (что встречалось еще реже). В целом, активная социальная жизнь, равно как и вступление в брак, несмотря на традиционалистские предписания, не поощрялась, поскольку полагалось, что и в том и в другом случае это будет мешать полноценному исполнению служебных обязанностей.

Глава 3. Система политической социализации представителей министерского корпуса

3.1 Иерархия социальной значимости категорий российских управленцев

Разберём характеристику скорости продвижения бюрократов по иерархии чинов. В качестве примера рассмотрим скорость достижения чина статского советника. В данном исследовании изучаются только лица, состоявшие на гражданской службе, поскольку должность статского советника в армии и флоте отсутствовала. Первыми достигли этого рубежа барон А.П. Николаи (почти 9 лет), Д.М. Сольский (девять с половиной лет) и И.Д. Делянов (9,5 лет). На четвертом месте с момента поступления на службу - Д.А. Толстой (более 10 лет). На другом полюсе оказались: кн. М.И. Хилков (39 лет), А.К. Кривошеий (21 год), затем - М.Н. Муравьев (чуть больше 19 лет) и Г.Э. Зенгер (18,5 лет). Хилков, Кривошеин, Муравьев начали службу с чина 14-го класса и достигнуть чина статского советника им было значительно труднее, чем всем остальным. Уровень скорости достижения чина 5-го класса с расчетами П.А.Зайончковского и Д.И. Раскина 37, то получается, что практически все будущие министры взбирались по чиновной лестнице с большим опережением «нормального» графика. Так, в стандартном порядке чиновник, начинавший службу с самых низов иерархии, должен был служить не менее 30 лет для получения чина статского советника. И.Н. Дурново с этим участком «справился» в два раз быстрее.

Прочие чиновники, начиная службу с чина 10-го класса до статского советника должны были служить 18 лет, а если с 9-го - то 15 лет. И.Д. Делянов, таким образом, тоже поставил своеобразный рекорд - вместо полагавшихся 18 лет затратил всего девять с половиной.

Значимые корреляции скорости достижения чина статского советника возникают со следующими факторами биографий чиновников: местом окончания обучения, первым присвоенным чином, возрастом, с которого чиновник начал свою службу, местом начала службы, титулом, характером карьеры (военная / гражданская), профилем образования и некоторыми другими.

Возраст поступления на государственную службу на получение пятого ранга, как ни странно, практически не влиял. Скорость достижения чина статского советника в определенной мере зависела от конкретного учреждения, в котором будущий министр начинал служить. Можно отметить, что хорошим вариантом была служба в СЕИВК. За ней следовала служба в министерствах. На губернских и уездных должностях можно было как продвинуться, так и стагнировать в области темпов получения очередного классного чина.

Далее мы обратимся к анализу скорости между этапами карьеры. Мы рассмотрели скорость продвижения между чинами пятого и третьего классов, чтобы посмотреть на картину службы в период между этапами карьеры. Это позволит нам определить более точно взлеты и падения каждого из будущих министров - какие этапы у них складывались более удачно, какие - менее, на основе формальных показателей - скорости достижения очередного чина.

Итак, на первом участке (между началом службы и чином статского советника) лидировали: бар. А.П. Николаи, Д.М. Сольский, И.Д. Делянов, Д.А. Толстой, А.Я. Гюббенет. Отставали от остальных: кн. М.И. Хилков, А.К. Кривошеий, М.Н. Муравьев, Г.Э. Зенгер, Н.К. Гирс.

На втором участке (между чинами 5-го и 3-го классов, для гражданских лиц) в первую пятерку вошли: кн. М.И. Хилков (на это у него ушло всего 849 дней, тогда как у всей остальной массы, за исключением Плеве и Набокова - более 6 лет); В.К. Плеве, Д.Н.Набоков, А.С. Ермолов, Н.А. Манассеин.

«Замыкающими» были: Н.Х. Бунге, А.К. Кривошеий, И.Н. Дурново, Н.П. Боголепов, М.Н. Муравьев. Тем самым, можно утверждать, что начальный этап карьеры М.И. Хилкова было гораздо менее удачным, чем последующий, а у И.Н. Дурново ситуация складывалась скорее обратная. Утверждать, что начальный этап карьеры М.И. Хилкова было гораздо менее удачным, чем последующий, а у И.Н. Дурново ситуация складывалась скорее обратная. В принципе, исходя из абсолютных сравнений, можно утверждать, что расстояние между последними чинами военные, и прежде всего, моряки, преодолевали быстрее, чем статские министры, но за счет сильного отставания в прошлые годы при достижении сравнительно низких званий они продолжали оставаться на последнем месте по возрасту достижения второго ранга «Табели...»

В заключении можно так же говорить о том, что у министров, в принципе не попавших в списки отстающих или опережающих, карьера складывалась более или менее ровно и постепенно в отношении чинов (но не всегда должностей).Большинство бюрократов получали чин пятого класса уже после 12-13 лет службы, что, как правило, являлось опережением нормального графика. Исключения в меньшую сторону были сравнительно редки, а в большую - гораздо значительнее по количеству и качеству.

На гражданской службе сделать себе удачную карьеру было проще, чем в армии, естественно, при условии окончания одного из ВУЗов. Медленнее всего продвигались от одной ступени Табели о рангах до другой те, кто связал свою карьеру с морской службой.

С этой точки зрения данная стезя была наименее перспективна. Ряд министров продвигался по чиновной и должностной лестницам постепенно, без значительных взлетов и ощутимых падений (П.Л. Лобко, В.Н. Коковцов, В.Н. Ламздорф, Н.К. Гире, М.Н. Островский и пр.) Карьера других, наоборот, имела значительные флуктуации (С.Ю. Витте, А.Б. Лобанов-Ростовский, И.А. Вышеградский и др.)

Теперь перейдём к характеристикам, связанным со службой на посту министра. Важным представляется рассмотрение параметров, связанных с достижением министерского поста и работой в качестве главы ведомства. В этой связи необходимо прежде всего затронуть вопрос о возрасте достижения министерского кресла. Усреднённый показатель назначения на министерскую должность составляет 55 лет.

Подавляющее большинство лиц, становившихся министрами, находились в возрасте от 50 до 64 лет. Если средний возраст достижения министерского поста - 55,1 год, то увольнения или смерти при исполнении обязанностей - 61,9 года.

«Нормальный», средний, возраст российского министра в период с 1881 по 1905 годы равнялся 58 - 59 годам.На общем фоне выделяется достаточно раннее увольнение (примерно 43 года): это перемещение СЮ. Витте с поста министра путей сообщения на должность министра финансов. На другом полюсе, в самом преклонном возрасте при уходе с министерского поста находились: И.Д. Делянов (80 лет).Основная же масса начальников ведомств уходила в отставку между 54 и 67 годами.

Другая важная характеристика на которой стоит заострить внимание - продолжительность службы до занятия министерского поста.

В среднем, у министров царской России конца XIX - начала XX вв. уходило 35 лет службы до занятия поста руководителя ведомства. За это время они, несомненно, успевали приобрести колоссальный бюрократический опыт, который, однако, как мы выяснили, опираясь на теоретические построения классиков социологии и политологии, в корне противоречил тем качествам, которые требовались от политика.

Должность министра предполагала наличие собственных взглядов на тот или иной вопрос государственного управления, не говоря уже о собственной программе деятельности (ведь каждому министру она требовалась и это требование было прописано в законодательстве) которой не было у большинства бюрократов, занявших кресло министра, за свою долгую службу приобретавших по преимуществу навыки хороших исполнителей. Даже у такого выдающегося министра как С.Ю. Витте не было чётко поставленной программы. О других министрах в этом случае говорить не приходиться.

Наименьший по срокам (менее 22 лет) служебный опыт был у С.Ю. Витте перед назначением на пост министра путей сообщения. Перед занятием должности министра финансов - 22 года с небольшим. У Д.С Сипягина чуть менее 23 лет перед назначением министром внутренних дел. Н.В. Муравьев, занявший пост министра юстиции прослужил перед этим 23,5 года.

Один из историков, занимающийся проблемами чиновничества - Б.Б. Дубенцов - предложил и детально, по годам, рассмотрел в своей диссертации два варианта развития чиновничьей карьеры: блестящий и средний. Интересно сопоставить полученные данные с его теоретическими построениями.

По схеме Б.Б. Дубенцова следует, что через двадцать семь лет после начала службы чиновник, располагавший всеми данными для блестящей карьеры (которые включали окончание Императорского Александровского Лицея или Училища Правоведения по 1-у разряда с отличием, начало служебной деятельности 22 лет от роду, выдающиеся способности и хорошую протекцию), мог стать министром.

В изучаемый хронологический период именно так складывалась служба у СЮ. Витте, Д.С. Сипягина, Н.В. Муравьева, И.И. Воронцова- Дашкова, А.С. Ермолова, Д.М. Сольского и Г.Э. Зенгера.

Близко приближались к этому показателю П.Д. Святополк-Мирский, Н.П. Боголепов, Н.П. Игнатьев. Из них четверо учились в Санкт- Петербургском университете. Шестеро были медалистами. Возраст поступления на службу и первый из чинов были различными.

Надо отметить, что сроки, затраченные на достижение министерского поста, могли быть весьма неодинаковыми, причем отличаться на порядок: почти в три раза. Тем самым, можно заключить, что служебный опыт у министров был весьма и весьма различный, что придавало определенную пестроту министерскому составу.

Определенный интерес также представляет вопрос - какими чинами располагали бюрократы ко времени назначения на министерский пост, хотя, безусловно, к началу XX века чин утрачивает свое прежнее значение.

Определенный интерес также представляет вопрос - какими чинами располагали бюрократы ко времени назначения на министерский пост, хотя, безусловно, к началу XX века чин утрачивает свое прежнее значение39

Сравнительный анализ продвижения по иерархии чинов и должностей показывает, что абсолютное большинство бюрократов при назначении министром имели чины 3-го класса. В чине 5-го класса - статского советника

- чиновник в принципе не мог быть назначен министром. Назначение на этот пост в чине 4-го класса было достаточно редким явлением, и чаще всего эти лица в скором времени получали следующий чин. После министерской деятельности пропорции в корне меняются, что говорит о влиянии получения этой должности на приобретение следующего классного чина.

Надо отметить, что бывшие министры продолжали продвигаться по чиновной иерархии и после отставки, естественно, за исключением тех, кто умер или был убит на посту (как Д.С. Сипягин, так и оставшийся навечно действительным статским советником).

Картина будет неполной, если не затронуть еще один вопрос: сколько бывших министров и как долго оставались не у дел после отставки. Правда, есть и исключения - И.Л. Горемыкин и В.И. Коковцов после первой отставки еще не раз призывались к исполнению обязанностей на ответственных постах, а С.Ю. Витте был первым председателем реформированного Совета министров. В данном вопросе сразу бросается в глаза наличие нескольких классификаций. Первую составляют те министры, которые скончались при исполнении своих обязанностей. С 1881 по 1905 год к этой классификации можно отнести 12 человек. Вторая группа состоит из тех, кто умер в ближайшие два года после отставки. Это еще 6 человек.От двух до десяти лет прошло у 11 человек. Еще 11 человек прожили от 10 до 20 лет, и пять человек оставались не у дел более 20 лет. В последнюю группу попали: В.Н. Коковцов (ставший впоследствии еще раз министром финансов, а также премьер-министром после смерти П.А. Столыпина, но и после последней отставки проживший еще около 30 лет), Н.П. Игнатьев, Д.М. Сольский (после поста государственного контролера занимавшийся разнообразной государственной деятельностью, но уже в рамках Госсовета или различных комитетов и комиссий), А.Н. Куропаткин и Н.М. Чихачев. Как мы видим, самая большая из всех групп - первая. Второе место делят третья и четвертая группы (по 11 человек в каждой). Меньше всего лиц в последней, пятой группе. Долгое время (более двух лет), следовательно, оставались не удел 27 человек. Мы знаем, что этот период особенно болезненно переживали С.Ю. Витте, Н.П. Игнатьев, А.Н. Куропаткин и некоторые другие бывшие министры.

Страница:


Подобные документы

Работы в архивах красиво оформлены согласно требованиям ВУЗов и содержат рисунки, диаграммы, формулы и т.д.
PPT, PPTX и PDF-файлы представлены только в архивах.
Рекомендуем скачать работу.

© 2000 — 2023, ООО «Олбест» Все права защищены