Русский посол в Вашингтоне А.П. Кассини, хотя его донесение на имя министра иностранных дел В.Н. Ламздорфа относится еще к последним дням мира: "В данном случае ввиду кризиса на Крайнем Востоке и интереса, проявляемого к нему здешним обществом, - констатировал дипломат, - все силы англичан направились к тому, чтобы расстроить наши искони дружественные отношения с Североамериканской республикой: для этого прибегают как к редакционным статьям, в которых стараются доказать будто то бы полную непримиримость американских интересов с нашими стремлениями и задачами, так и прямо к распространению заведомо ложных известий, способных посеять недоверие между американцами и нашими" (62; С. 66-67).

Можно предположить, что осложнение российско-американских отношений в начале XX в. вызвано в определенной степени личной неприязнью, которую питал Т. Рузвельт к императору Николаю II, считая его "нелепым ничтожеством", но действительные причины сложившейся напряженности были гораздо глубже - США ни при каких обстоятельствах не желали видеть Россию доминирующей в Тихоокеанском регионе (32; С. 35).

В Вашингтоне же, учитывая личное участие Т. Рузвельта во внешней политике США и не довольствуясь работой японского посла Такахиры, токийское правительство прикомандировало к Рузвельту барона Канеко, его товарища по университету, который развивал президенту перспективы работы "американского капитала в союзе с японскими знаниями и искусством на Азиатском материке", снабжая его книжками о Японии и развлекая рассказами о "бушидо", кодексе морали и чести истого самурая. Граф Кассини - совсем не приемлемый для демократического Вашингтона дипломат старинной салонной школы, которого Вильгельм II, например, ставил на одну доску с Кишиневским погромом для объяснения резко отрицательной по отношению к России позиции правительства США в русско-японском конфликте (80).

В донесении 14 января 1904 г. Ламздорфу Кассини писал, что "Япония с самого начала настоящего кризиса всеми силами старалась заручиться если не материальной, так по крайней мере нравственной поддержкой Соединенных Штатов и, желая снискать себе положение федерального правительства, держала все время вашингтонский кабинет в курсе происходящего между нею и нами переговоров, причем очевидно стремилась выставить все в выгодном для себя освещении, притворяясь жертвой будто со дня на день возраставших притязаний и домогательств России… отношение к нам Соединенных Штатов становится с каждым днем все более и более отрицательным и недоверчивым…" (6; С. 50-52).

Усиленно готовясь к войне, Япония с июля начала переговоры с Россией. Во время переговоров японские империалисты все время находились в контакте с Лондоном и Вашингтоном. Правительства Англии и США всемерно поддерживали все мероприятия Японии, рассчитанные на развязывание войны. Англия заверила Японию в том, что она выполнит взятые на себя по отношению к ней договорные обязательства, и обещала ей заем немедленно после открытия военных действий против России. США заявили, что "в случае войны американское правительство пойдет дальше, чем соблюдение строгого нейтралитета" и что "американская политика будет благоприятной для Японии" (29; С. 408). Воспользовавшись исключительно благоприятной обстановкой и помощью США и Англии, Япония провокационно сорвала переговоры с Россией и 8 февраля 1904 г. без объявления войны, нарушая все нормы международного права, напала на русский флот.

В ночь с 7 на 8 февраля 1904 разразилась русско-японская война за контроль над Кореей и Маньчжурией. Начав военные операции против России на китайской территории без согласия и вопреки интересам Китая, японское правительство продолжало лицемерно оправдывать свои действия особой "освободительной миссией" в Азии, стремлением защитить западную политику "открытых дверей" в Китае, а на самом деле, вынашивая стратегические планы уничтожить сложившуюся инфраструктуру российской поддержки целостности китайского государства (11; С.142). Россия проявила свою готовность к войне полной военной неготовностью. Флот был потерян. Война открывала дорогу к пределу территорий Китая и Дальнего Востока. США в лице Теодора Рузвельта приготовились к роли великой державы (80).

В начале войны часть американской прессы разрекламировала первые успехи японского оружия, в некоторых слоях общества получили распространение прояпонские настроения. Воспользовавшись благоприятной ситуацией, Япония сумела получить в США несколько займов. Американские правящие круги делали все от них зависящее, чтобы ослабить Россию в ходе русско-японской войны. Симпатии почти всей Америки были в ту пору на стороне японцев. Умело организованная пропаганда представляла агрессора невинной жертвой, а защищавшуюся страну - обидчиком Японии (36; С. 236). Но уже через несколько месяцев, осенью 1904 г., Кассини сообщал об определенных переменах в пользу России в настроениях общественности. Как отмечал посол, и среди широкой общественности, и в правительственных кругах стали нарастать опасения по поводу усиления позиций Японии на Дальнем Востоке "здесь еще многочисленны элементы, не забывшие традиционных уз дружбы, сыздавна соединявших Соединенные Штаты и Россию. Многие тоже, несмотря на затруднения, которые мы до сих пор встречали в настоящей войне, знают силу России и патриотизм ее населения и поняли нашу твердую решимость довести наш спор с Японией до полной нашей победы. Это уже является задатком поворота симпатий в нашу сторону. По многим симптомам можно судить, что американцы начинают понимать за последнее время, что их интересы на Дальнем Востоке гораздо легче согласуемы с влиянием в этих местностях земледельческой России, чем Японии, которая при скученности ее населения должна явиться естественным соревнователем Соединенных Штатов на поприще промышленности и торговли" (6; С. 65-66).

Японское правительство продолжало испытывать большие затруднения с размещением своих займов и в самом начале войны, так как, хотя первые успехи японских войск и подняли престиж Японии в глазах американских банкиров и биржевых дельцов, они всё ещё опасались рисковать своими капиталами. Японцам важно было добиться успешного размещения своего первого займа в США, чтобы окончательно устранить все сомнения американских финансовых кругов. И вот этот "первый трудный шаг" помог сделать Японии известный банкир Яков Шифф, награждённый после окончания войны в знак признания его заслуг перед англо-японским союзом английскими и японскими орденами. В ноябре 1904 г. был выпущен второй англо-американский заём для Японии в размере 60 млн. долл., по курсу 90 за 100 из расчёта 6% годовых. Половина этой суммы, размещённая в Нью-Йорке тем же самым синдикатом банков, была в течение четырёх дней вновь перекрыта в несколько раз. Третий англо-американского займ в 150 млн. долл. был выпущен в марте 1905 г., гарантирован табачной монополией японского правительства подписка на заём достигла в одних только США суммы около 100 млн. долл., несмотря на его гораздо меньшую выгодность для кредиторов (заём был выпущен из расчёта 4,5% годовых вместо прежних 6%. в июле того же года на тех же условиях Япония выпустила свой 4-й заём, причём в распространении этого займа наравне с Англией и США приняла участие и Германия. Подписка и на этот заём, организованная в США всё тем же синдикатом, в 4 раза превысила первоначально установленную сумму займа (20; С. 147-149).

Оказывая помощь Японии, США в то же время боялись чрезмерного ее усиления. Идя на огромные уступки Японии в целях отвлечения ее от Филиппин и Гавайских островов, США считали необходимым дальнейшее усиление флота, для того чтобы заставить Японию уважать интересы США. Оказывая помощь Японии в ее борьбе против России, США не хотели и окончательного разгрома России и ее изгнания с Дальнего Востока. Они стремились установить на Дальнем Востоке "равновесие сил" и сохранить враждебные отношения между Россией и Японией (61; С. 27).

После сражения под Мукедоном и морской битвы при Цусиме встал вопрос о мире между Россией и Японией. Над русским правительством довлели тяжкие поражения на фронте и подъем революционного движения в стране. Потеряв флот, Россия не могла надеяться отвоевать Порт-Артур. Для обороны побережья необходимы были военно-морские силы, а они покоились на дне морском. Но и Японии - казалось бы, победоносной - мир тоже стал необходим. Финансовая нужда, так же как в России, в Японии давила на правительство тяжелым прессом (39; С. 577-578).

8 марта 1905 г. японский военный министр Терауци, встретив на обеде американского посланника, обратился к нему с просьбой передать президенту Соединенных Штатов его, Терауци, мнение "как частного лица": войну необходимо заканчивать (80). Но японское правительство, так же как и русское, отказывалось официально поставить вопрос о мире, дабы не ослабить свои позиции в предстоящем торге относительно его условий. Японское правительство выжидало, пока побежденная сторона не будет вынуждена запросить мира. После выступления Терауци министр иностранных дел Комура говорил американскому послу о желательности добиться с помощью Рузвельта русского предложения о мире.

Американское правительство было заинтересовано, прежде всего, в том, чтобы Россия и Япония максимально ослабили друг друга. Взаимное ослабление воюющих сторон должно было усилить влияние Соединенных Штатов в Восточной Азии и на Тихом океане. Это было главной целью Америки. "В программе её империалистической политики, - справедливо писал русский посланник в Китае Лессар, - на первом плане стоит - добиться руководящей роли в исходе русско-японской распри и связанных с ней вопросов" (20, с. 219).

Победа России сделала бы достижение этой цели невозможным. Американский империализм и его правительство всемерно стремились к поражению России. Именно для этого они и финансировали Японию. Но после падения Порт-Артура и начавшегося подъема революционной волны победа России стала менее вероятной. А после Мукедона и Цусимы такую перспективу можно было считать исключений. Чрезмерное усиление Японии также не входило в расчеты правительства США. По мере нарастания успехов Японии в войне Рузвельт все больше начинал страшиться усиления японской мощи. В июне 1905 г., в разгар своей посреднической деятельности по подготовке русско-японского мира, он писал своему другу сенатору Лоджу, выражая опасение, как бы переговоры о мире не сорвались и Япония не одержала новых успехов: "Для нашего покоя уничтожение России как восточноазиатской державы было бы… несчастьем". "Лучше всего было бы оставить ее лицом к лицу с Японией, так, чтобы она могла бы оказывать умеряющее влияние на другую" (80).

Рузвельт считал, что пока Япония остается заинтересованной в Корее, Маньчжурии и вообще в Китае, Россия будет ее "естественным врагом". Если же Япония потеряет влияние на континенте Азии, тогда она объединится с Россией и обратится против американских, нидерландских и английских владений на Тихом океане. Поэтому-то Рузвельт и не видел никакой выгоды умерять японские захватнические планы против России. Он также опасался и формирования четверной группировки - Германии, Франции, России и Японии против Англии и США. Готовя почву для своей мирной инициативы, Рузвельт в Берлине делал ударение на русской опасности, а в Лондоне - на японской, добавляя, что "если бы не позиция Англии и США", то "Германия и Франция уже вмешались бы на стороне России" (36; С. 262).

Исходя из всех соображений, Рузвельт признавал целесообразным выступить посредником между воюющими ради ускорения переговоров о мире. Президент оставил мысль о скрытии укреплений Порт-Артура и нейтрализации Маньчжурии, хотя это казалось более выгодным с точки зрения американского империализма. Рузвельт решил поддержать большую часть японских требований, дабы в дальнейшем Россия и Япония остались врагами. После обращения к нему Терауци, а затем Комура Рузвельт в марте 1905 г. говорил с русским послом Кассини и пытался вызвать мирную инициативу со стороны царского правительства. Но последнее не желало проявить публично признаков слабости и действовало очень осторожно. Оно, естественно, предпочло обратиться сначала к своему союзнику и ответило Рузвельту уклончиво (39; С. 581). Но впоследствии японцы теперь просили у правительства США уже не о том, чтобы вызвать инициативу России, а прямо о посредничестве президента Рузвельта.

Получив просьбу Японии о посредничестве, Рузвельт немедленно обратился к Кассини. Президент стал убеждать Кассини в необходимости срочно передать царю, что он, Рузвельт, считает войну абсолютно безнадёжной для России, а потому он "самым серьёзным образом" желает, чтобы представители России и Японии встретились и попытались бы договориться об условиях мира. Со своей стороны президент выражал полную готовность обратиться с аналогичным предложением к правительству Японии, согласие которого на начало мирных переговоров, "как он надеялся", "смог бы получить". При разговоре с Кассини Рузвельт, разумеется, тщательно скрывал тот факт, что японское правительство само просило его помочь организовать мирные переговоры (20; С. 268).

Посредничество Рузвельта было конкретным проявлением экспансионистской дальневосточной политики США, одним из путей осуществления американской агрессии на Дальнем Востоке. Выступив с посредничеством в момент, когда силы Японии были полностью истощены, а Россия продолжала ещё развёртывать мобилизацию, США оказали немалую услугу японским милитаристам. При этом американский империализм, разумеется, рассчитывал воспользоваться "плодами" своей политики поощрения японской агрессии, организовав совместную с Японией эксплуатацию стран Дальнего Востока и в первую очередь Китая.

Тот факт, что американская дипломатия выступила посредником на заключительной фазе русско-японской войны, объясняется несколькими обстоятельствами. Прежде всего, сыграла свою роль боязнь возможных социальных перемен в результате назревавшей революции в России. Европейская, а также американская дипломатия сочли необходимым повлиять на царя тем, чтобы не допустить в условиях революционной ситуации в стране полного военного поражения царизма (40; С. 39). Как писал видный советский историк Б.А. Романов, американский президент спешил предотвратить "решительное поражение одной из сторон", видя в продолжении войны "угрозу социального миру в Европе" (80). В нескольких своих обращениях к Николаю президент, предлагая свое посредничество, прямо указывал, что хлопочет о мире в целях сохранения царизма, исходя из интересов западной буржуазии в целом. Рузвельт выражал опасения по поводу того, что предсказывавшая послом США в Петербурге Лангерке Мейером победа революции в России придаст ей на мировой арене "такое же значение, как то, которое имела Франция после Французской революции" (43; С. 173). Кроме того, продолжение войны стало невыгодным Японии, где в руководстве далеко не все были за дальнейшие военные действия. Получив заверение, что Япония будет придерживаться политики "открытых дверей" в Китае и эвакуирует свои войска из Маньчжурии, президент Т. Рузвельт в мае 1905 г. ответил согласием на просьбу японского посланника в США Тахакиры выступить "по своей инициативе" посредником в мирных переговорах. "Меня позабавило, - писал 16 июня Рузвельт Лоджу, - обращение в котором они просили меня пригласить обе воюющие державы встретиться по моему собственному побуждению и инициативе" (42; с. 309).

Версия о том, что Теодор Рузвельт, начав переговоры об организации мирной конференции, хотел помочь России, не выдерживает критики. Рузвельт начал переговоры по просьбе японских милитаристов, которые правильно оценивали создавшееся положение и понимали, что затяжка войны угрожает Японии серьезными последствиями. Поставив вопрос о необходимости созыва мирной конференции, Т. Рузвельт заручился поддержкой не только Англии, но и Германии. Англия, добившись ослабления России, теперь была заинтересована в сближении с ней для борьбы против Германии. Германия же больше всего боялась, что дальнейшая затяжка войны может привести к крушению монархии Романовых, что может оказаться гибельным и для других монархий. Поэтому Вильгельм II настойчиво советовал царю согласиться на посредничество президента Рузвельта. Франция также была заинтересована в скорейшем заключении мира и даже оказывала давление на своего союзника - царскую Россию, отказываясь давать новые займы на войну. Господствующие круги Франции хотели обеспечить возможность использования русской армии в Европе в случае возникновения войны с Германией (29; С. 412).

Рузвельт прекрасно понимал, что для успеха его посредничества необходимо было добиться доверия не только со стороны Японии, но и со стороны правящих кругов России. Для этого у него был один путь: убедить царя в своём якобы желании помочь ему, указывая на одинаковую опасность дальнейших успехов Японии как для России, так и для США. Мы видели, что уже после Мукдена Рузвельт добился определённого успеха в этом направлении. Президент знал, что именно от него ждёт царь умиротворяющего влияния на японцев. Об этом президенту говорил ещё кайзер. Об этом же говорилось в ноте Ламздорфа от 7 июня, намекавшей на крайнюю желательность внушения Японии "необходимой умеренности" (61; С. 32).

В начале июня 1905 г. президент США Т. Рузвельт выступил с предложением, чтобы правительства России и Японии начали прямые переговоры о мире. Посол в России Дж. Фон Лангерке Мейер обратился в МИД России с нотой о миротворческом предложении президента Т. Рузвельта "Соединенные Штаты Америки связывают отношения дружбы и доброй воли и с Россией, и Японией. Президент надеется на процветание и благоденствие этих стран и осознает, что война между великими державами препятствует мировому развитию, поэтому он призывает правительства России и Японии не тольо ради их собственного блага, но и ради всего цивилизационного общества приступить к прямым мирным переговорам о мире" (6; С. 86). 5 июня Рузвельт поручил послу США в Петербурге Лангерке-Мейеру испросить аудиенцию у царя и передать ему предложение президента Соединенных Штатов о встрече представителей России и Японии для обсуждения вопроса о заключении и мира.7 июня Николай II принял американского посла. Тот передал настоятельный совет президента начать переговоры и скорее заключить мир. Царь сначала ответил, что над этим подумает и вскоре же даст ответ. Но посол настаивал на немедленном решении, и Николай II, передумав, выразил послу согласие в проекте телеграммы В.Н. Ламздорфа А.П. Кассини на предложение президента: "По высочайшему повелению можете сообщить президенту, что императорское правительство, приняв сделанное им предложение, не видит особых препятствий к обнародованию проектированного Рузвельтом сообщения…" (6; С. 88). Ламздорф пытался было изменить положение и обратиться к посредничеству Франции. Но после того как у Рузвельта оказалось в руках согласие царя, президент не собирался отступать.8 июня он опубликовал официальное обращение к воюющим сторонам с предложением начать переговоры о мире и принять для этой цели его "добрые услуги" (39; С.584).

Предложение было принято обеими враждующими сторонами. По поводу назначения своих представителей, следовавших в США, где должна была состояться встреча, Николай II направил Рузвельту послание, в котором, в частности говорилось: "Выбор уполномоченных, в лице моего статс-секретаря, председателя Комитета министров Витте, выдающегося государственного деятеля, пользующегося моим особым доверием, и барона Розена, состоящего моим представителем при Американских Соединенных Штатах, - служит новым доказательством моего твердого намерения, поскольку это будет зависеть от России, достигнуть благоприятных результатов" (6; С. 89).

Р.Р. Розен, который только что сменил А.П. Кассини на посту посла США, в начале июля 1905 г. прибыл в Вашингтон и через несколько дней был принят для вручения верительной грамоты Рузвельтом на даче в Остер Бей близ Нью-Йорка. В донесении Ламздорфу о состоявшейся беседе с президентом Розен сообщал: "Со свойственной ему горячностью г-н Рузвельт уверял меня в искренности его сочувствия к России, откровенно сознаваясь при этом, что в начале конфликта его симпатии были на стороне Японии, которую он считал правою, но с развитием военных событий сочувствие его перешло всецело на сторону России. Он отдает себе отчет в том, что не Россия, а Япония является соперником Соединенных Штатов в торгово-промышленном отношении, и поэтому чрезмерное усиление Японии никоим образом не может соответствовать американским интересам. Совершенное же оттеснение России от Тихого океана он считал бы, с точки зрения необходимого политического равновесия на Дальнем Востоке, в высшей степени нежелательным вообще и в особенности нежелательным для Америки" (6; С. 91).

Своего рода кульминацией американской внешнеполитической активности на Дальнем Востоке стало событие, оградившее интересы США от опасного соперничества Японии: секретное соглашение Тафта-Кацуры. Это была откровенная дипломатическая сделка империалистов на основе взаимных гарантий согласия с порабощением малых стран - Кореи и Филиппин. 29 июля 1905 г., когда японские войска еще были скованы военными действиями против России, военный министр США (будущий президент) У. Тафт посетил Японию и встретился с премьером Кацурой. США получили заверения, что Япония согласна с сохранением на Филиппинах американского управления. Тафт со своей стороны санкционировал установления японского протектората над Кореей и лишение ее права самостоятельно вступать в договоры с другими государствами. Соглашение это, парализовавшее какую-то ни было независимость филиппинского и корейского народов на десятилетия, получило одобрение президента США, а в августе 1905 г. - и со стороны Великобритании. Тем не менее, соглашение Тафта-Кацуры не предотвратило обострения японо-американских отношений после русско-японской войны (40; С. 123).

Соглашение Тафта-Кацуры было направлено также против России. В этой связи следует подчеркнуть, что инициатором ухудшения русско-американских отношений в период русско-японской войны неизменно выступало правительство США, а не русское правительство, которое наоборот, стремилось к улучшению этих отношений. Убедительным доказательством этого может служить секретная инструкция, утверждённая (за месяц до поездки Тафта) для вновь назначенного русского посла в США Розена. В ней специально указывалось, что деятельность русского посла "должна быть направлена, прежде всего, к поддержанию возможно доверчивых отношений между Россией и Соединёнными Штатами, связанными более чем столетней, ничем до последнего времени не омрачавшейся дружбой и в действительности неразделяемыми соперничеством на почве торговых и политических интересов". Заключением тайного соглашения Тафта-Кацура американский империализм снова продемонстрировал антирусский характер своей дальневосточной политики, подчеркнув свою готовность выступить вместе с Японией и Англией единым фронтом против России на предстоявшей Мирной конференции (43; С.165).

Накануне мирной конференции США не только одобрял грабительские условия Японии, не только обещал ей "полную поддержку США", но и был фактически связан Японией соглашением почти союзного характера. Следовательно, президент Соединённых Штатов Т. Рузвельт не мог быть беспристрастным посредником в Портсмуте (20; С. 291).

Японское правительство назначило своими уполномоченными на предстоявшей русско-японской мирной конференции министра иностранных дел Комура и посланника в США Тахакира. Царь, перебрав несколько кандидатур, назначил своими уполномоченными Витте и посла в Соединенных Штатах Розена. Рузвельт принял обе делегации - русскую и японскую - на борту президента яхты. Президент тщетно убеждал Витте, что России необходимо согласиться на уплату контрибуции. Японским делегатам он советовал не предъявлять требование о разоружении Владивостока (39; С.587). В телеграмме в МИД о состоявшейся беседе по ведению мирных переговоров с президентом Рузвельтом Витте сообщал, что "Россия не намерена соглашаться на условия не соответствующих нашему положению, прежде всего на контрибуцию… мы можем вести переговоры, учитывая лишь только те успехи, которые Япония имела, но отказываемся строить условия на тех успехах, на которые Япония надеется… Президент сказал, что окончания войны нельзя достигнуть без контрибуции, но он настоятельно советует японцам быть умеренными в требованиях…" (6; С. 92).

Русскому уполномоченному предстояло бороться сразу с несколькими противниками: с японской делегацией, Рузвельтом и отчасти даже с собственным правительством. Президент прислал Витте письмо с обоснованием своих предложений (одновременно он через посла Мейера обратился к царю). Витте ответил, что передал американское предложение в Петербург, но не надеется на его принятие. Письмо Рузвельта, а также дополнительная инструкция из Петербурга о предпочтительности прервать переговоры на вопросе о контрибуции натолкнули его на мысль, каким образом можно уличить японцев в их намерении продолжать войну только из денежных интересов (34; С. 230).

9 августа 1905 г. в курортном городке Портсмуте, на Атлантическом побережье США, открылась мирная конференция. С самого начала работы конференции и до ее закрытия Т. Рузвельт оказывал помощь японской делегации. Оказывая давление не царское правительство, Т. Рузвельт поддерживал тесный контакт с японской делегацией, информируя ее о своих действиях. Если японской делегации приходилось по некоторым вопросам идти на уступки и отказываться от своих чрезмерных требований, то это они делали не под давлением Т. Рузвельта, а под влиянием своих политических деятелей, которые боялись продолжения войны (29; С. 413).

В ночь на 11 август президент прислал Витте телеграмму с новым предложением: согласиться на уплату вознаграждения за северную часть Сахалина в принципе, без определения суммы, которая будет установлена позднее. Немного раньше это предложение было передано послом Соединенных Штатов в Петербурге Мейером царю. На телеграмму Рузвельта Витте ответил, что предлагаемый президентом вариант есть все же лишь признание иной формы контрибуции и что отсрочка только затянет переговоры (1; С. 489).

Японские делегаты вручили свои мирные условия русской делегации. Это бы те же условия мира, с которыми японская делегация познакомила Рузвельта во время её визита на дачу президента в Остербее. В этих условиях был опущен, по совету президента, пункт, требовавший разоружения Владивостока и нигде в тексте японских условий, также по совету Рузвельта, не употреблялось слово "контрибуция".

12 августа Витте вручил ответ русской делегации, которым категорически отвергались четыре пункта японских условий: пункт 5 - об уступке Сахалина, пункт 9 - о военной контрибуции, пункт 10 - о сдаче японцам русских военных судов, интернированных в нейтральных портах и там разоружившихся, и пункт 11 - об ограничен русских морских сил вводах Тихого океана. По остальным восьми (из 12) пунктам русская делегация выражала с готовность начать переговоры (20; С. 308).

Однако переговоры вскоре зашли в тупик. Япония, настаивая на большой контрибуции, столкнулись с твердостью России, и была вынуждена снять ряд требований, но не отказалась от притязаний на остров Сахалин. В этих вопросах русская делегация не уступала. Витте ловко использовал американскую печать, с которой сумел завязать интенсивные связи. Он активно готовился возложить на Японию всю ответственность за срыв переговоров перед мировой общественностью: Витте инспирировал сообщения о том, что конференции грозит срыв из-за притязаний Японии на чужую территорию и на грабительскую контрибуцию.

Во время конференции общественное мнение США заметно охладело к Японии. Это было вызвано не столько распространившимся сознанием агрессивной природы ее требований, сколько страхом перед усилением нового и опасного империалистического конкурента Америки на Дальнем Востоке. Поворот в общественном мнении начался в тихоокеанских штатах и быстро распространился с запада на восток. Этот поворот создал, конечно, не Витте, однако русский дипломат очень умело его использовал и содействовал его усилению. Витте искусно разыграл роль человека демократических взглядов и манер: он жал руку паровозному машинисту, который его вез, охотно и много общался с журналистами и т.д. Напротив, японские делегаты дергали себя чопорно и замкнуто (39; С. 590). Витте вспоминает: "Рузвельт желал, чтобы дело кончилось миром, так как к этому понуждало его самолюбие как инициатора конференции; успех его инициативы усиливал его популярность, но симпатии его были на стороне японцев. Он хотел мира, но мира как можно более выгодного для японцев, но он наткнулся на мое сопротивление, на мою с ним несговорчивость, а затем он испугался совершающегося поворота в общественном мнении Америки в пользу русских. О том, что Америке не особенно выгодно крайнее усиление Японии, ни он, ни вообще американцы не думали" (1; С. 491).

Рассматривая Россию в качестве главного препятствия для безудержной дальневосточной экспансии США, американская дипломатия стремилась на Портсмутской конференции добиться заключения такого мирного договора, который бы в максимальной степени ослабил позиции России на Дальнем Востоке и в районе Тихого океана. Уплата контрибуции и особенно потеря Сахалина, несомненно, значительно способствовали бы ослаблению этих позиций России. Сахалин занимал особое место в планах американских империалистов. Огромные природные богатства этого русского острова и в первую очередь крупные месторождения каменного угля, нефти и других полезных ископаемых давно привлекали алчные взоры американских дельцов. Уже с 60-70-х годов XIX века они упорно добивались у русского правительства предоставления им различных концессий на этом острове, в том числе и на добычу превосходного по своим качествам сахалинского угля не прекратились эти попытки и во время русско-японской войны. Немалые прибыли сулила и добыча других полезных ископаемых, а также богатейший рыбный промысел в сахалинских водах (80).

В предвидении поражения России в российских политических кругах возникли серьезные опасения территориальных посягательств со стороны Японии. Начался поиск политических и иных решений, способных гарантировать устойчивое положение страны на Дальнем Востоке. На случай занятия Сахалина японцами рассматривался вопрос о долгосрочной русско-американской концессии на совместную эксплуатацию всех рыбных, минеральных, лесных и пушных богатств острова "совместно одному американскому и одному русскому подданному, из которых последний был бы агентом русского правительства, причем капиталы на эксплуатацию доставались бы американским концессионерам, а доходы делились бы между ними поровну" (6; С. 79). Выдвинувшие эту идею российские деловые круги обосновали ее опасностью того, что, заняв Сахалин, Япония заключит с США договор о передаче им острова в аренду "умышленно за громадные суммы с тем, чтобы иметь данные для доказательства тех огромных потерь, кои они понесут, возвращая России уже занятый ими остров" (6, с. 79).

Одновременно в США активно обсуждалась возможность приобретения острова у России за 200 млн. руб. "с целью предупреждения замыслов Японии". Американские предприниматели, сообщившие об этих планах российским представителям, утверждали, что "таким путем русское правительство приобрело бы, не прибегая к займам, значительную сумму денег, обеспечило бы со стороны Сахалина от нападения японцев и избавилось бы в случае дальнейших неудач от необходимости уступки японцам территории по мирному договору" (6; С.82). Информируя об этих планах США российских дипломатических представителей в Вашингтоне, МИД России поручил послу А.П. Кассини проверить, насколько эти американские намерения заслуживают внимания. Кассини ответил своему руководству, что правительство США и сенат скорее всего, не пойдут на покупку Сахалина из опасения вызвать недовольство своих "новых друзей" - японцев, а также потому, что "уже одни Филиппины причинили Соединенным Штатам немало излишних забот и служат постоянным источником внутренних политических осложнений и крупных денежных затрат, пока все еще не оплачиваемых" (6; С. 83).

Российские противники продажи Сахалина Соединенным Штатам обосновывали свою позицию тем, что остров в руках американцев "обратится в могучую факторию, через посредство которой они не преминут поработить в экономическом отношении весь северо-восточный край, и никакими таможенными мерами мы не в силах будем остановить такого порабощения". А в случае перехода острова в собственность американцев Россия, по их мнении, сразу же приобретет в лице правительства США "могучего соседа и возможного врага, который будет иметь законное право вмешательства и политического воздействии на все дела Дальнего Востока". Учитывая такую опасность, противники продажи предлагали "примириться с тяжелой необходимостью перехода острова в руки Японии, от которой мы в будущем могли бы надеяться отвоевать его, чем соглашаться на уступки острова третьей державе, с которой нам воевать невозможно" (6; С. 85).

Японская делегация требовала передачи всего острова Японии. Русская делегация категорически возражала. Она справедливо доказывала, что Сахалин является исконной русской территорией и что японские претензии на остров лишены всякого основания. Оказавшись перед возможностью срыва конференции, японская делегация запросила мнения своего правительства. 27 августа кабинет и совет генро, считая, что Япония настолько истощена, что не может продолжать войну, приняла решение отказаться от Сахалина. Однако, Т. Рузвельт оказал давление на царя и советовал уступить. Принятый царем 23 августа американский посол Мейер жаловался на неуступчивость русской делегации и на возможность в связи с этим срыва переговоров. Стремясь во чтобы то ни стало добиться мира, чтобы развязать себе руки для борьбы с революцией, царь дал согласие отдать Японии южную половину Сахалина как раз в тот момент, когда японская делегация готова была отказаться от всего Сахалина. Таким образом, в значительной мере в результате "посредничества" Т. Рузвельта Россия потеряла южную часть Сахалина (29; С. 413).

29 августа состоялось последнее заседание Портсмутской конференции. Витте зачитал и вручил Комура ноту, в которой категорически отвергалось предложение японцев заплатить им 1,2 млрд. иен за возвращение Северного Сахалина и выдвигалось в качестве "последней уступки России" согласие на раздел Сахалина, но без каких-либо дополнительных компенсаций. Комура, сдерживая волнение, сказал, что и японское правительство, стремясь к "успешному окончанию переговоров", согласно на предложение о разделе Сахалина на две части без денежного вознаграждения. Витте ответил, что предложение японцев принимается и что линия демаркации на Сахалине будет проходить по 50° северной широты (1; С. 497).

5 сентября был подписан мирный договор между Россией и Японией. Империалистическая по своему характеру война закончилась империалистическим же миром. Правительство США было вполне удовлетворено мирной конференции, хотя Рузвельт считал, что японцы продешевили, согласившись на раздел Сахалина.

Россия признавала Корею сферой исключительного влияния Японии. Взаимное обязательство о полной и одновременной эвакуации Маньчжурии обеими сторонами и ее возвращение в "исключительное управление Китая" - кроме Ляодунского полуострова. Россия уступала Японии арендные права на Ляодунский полуостров с Порт-Артуром и дальним, а Южно-Маньчжурскую железную дорогу от Чанчуня до Порт-Артура. Тем самым Южная Маньчжурия фактически оказывалась сферой влияния Японии. Россия уступала Японии южную часть Сахалина по 50-ю параллель (8; С. 376).

В 1906 г. Рузвельт стал первым американским президентом, награжденным нобелевской премией мира в признание его заслуг в деле инициирования и заключения Портсмутского мирного договора между Россией и Японией. Присуждение премии мира государственному деятелю, во многом способствовавшему незадолго до начала войны обострению российско-японского конфликта и на его начальном этапе рассчитывавшему на взаимное ослабление обеих стран, рассматривалось многими политическими противниками президента как совершенно неестественное решение Нобелевского комитета (30; С. 49).

Усилия американской дипломатии во главе с Рузвельтом увенчались на первый взгляд известным успехом. Портсмутский мирный договор, санкционировавший захват Японией Порт-Артура, Дальнего и южной части Сахалина фактически закрыл выход России в Тихий океан, а её важнейшие позиции на этом океане оказались блокированными. Одновременно Япония получала в Южной Маньчжурии выгодный стратегический плацдарм для дальнейшей агрессии против русского Дальнего Востока. К тому же в качестве военного приза американского империализма Портсмутский договор признавал "открытые двери" и принцип "равных возможностей" в Китае.

Казалось, что США одержали дипломатическую победу. Но действительность вскоре опрокинула все расчеты американских правящих кругов, надеявшихся усилить свою экономическую экспансию в Корее, Маньчжурии и Китае. Японское правительство вовсе не намерено было допустить, чтобы США пожинали плоды побед, добытых японскими штыками. Немедленно после окончания войны они приступили к разработке и проведению мероприятий, которые должны были обеспечить монопольное господство Японии в Корее и Маньчжурии, а затем и в Китае. Политика "открытых дверей" вновь потерпела крах, ибо японцы вовсе не хотели "открывать двери" для своего экономически более мощного союзника на завоеванные территории. Потерпела крах и политика США, рассчитанная на сохранение враждебных отношений между Россией и Японией. Вчерашние враги пошли на временное сближение, с тем, чтобы дать отпор захватническим планам США (45; С. 14).

Тяжелый для России Портсмутский мирный договор, в выработке и заключении которого активную роль сыграла американская дипломатия во главе с Рузвельтом, был встречен с большим одобрением правящими кругами и рассматривался ими как важный этап в реализации экспансионистских планов американского правительства на Дальнем Востоке. Несмотря на это, российское правительство отстояло свои некоторые позиции в дипломатической борьбе, не уступив Сахалин американской стороне в виде концессии.

Таким образом, политика США на рубеже веков ставило своей целью кардинального изменения внешнеполитического курса страны, что означало отказ от принципов изоляционизма, поиск новых союзников для проведения мировой политики и создания колониальной империи в бассейне Тихого океана. Своим главным конкурентом в этом регионе американская дипломатия считала Россию, а инструментом ее ослабления - Японию. Именно руками Японии США стремилось надолго ослабить Россию как великую тихоокеанскую державу и, добившись установления враждебного равновесия сил между Россией и Японией, использовать русско-японские противоречия для захвата командных позиций в Китае и для безудержной экспансии американского империализма на всём Дальнем Востоке. Япония получала от США дипломатическое и финансовое содействие подготовки к будущей войне с Россией.

Чрезмерное усиление Японии также не входило в планы американского правительства. Оно было заинтересовано в том, чтобы Россия и Япония максимально ослабили друг друга. Ведь только в этом случае США могли надеяться на доминирование в Восточной Азии и на Тихом океане. Поэтому, по мере нарастания успехов Японии в войне американское внешнеполитическое ведомство стало опасаться усиления японской мощи и все больше склонялось выступить посредником между воюющими державами ради ускорения переговоров о мире. Организация Портсмутсткой конференции 1905 г. - одна из первых миротворческих миссий США. Ее вдохновителем был Т. Рузвельт, который в следующем году был награжден нобелевской премией мира за инициирование и подписание мирного договора между Россией и Японией. Однако материалы переговоров Портсмутсткой конференции показывают стремление США сохранить враждебные отношения между этими тихоокеанскими государствами.

Глава III. США и Первая русская революция 1905-1907 гг.

Известный американский историк Б. Перкинс, рассуждая о движущих силах, определявших внешнюю политику США, заметил, что отношение американцев к зарубежным революциям было по существу проекцией видения их собственной революции, и когда другие народы выходили за рамки допустимого в революционном движении за пределы чисто политической сферы, они теряли поддержку жителей заокеанской республики. Данный тезис подтверждается не только реакцией граждан Соединенных Штатов на европейские революции конца XVIII-XIX в., но и оценкой революционных событий в России начала XX века (57; С. 58-59).

Борьба за либерализацию политического строя в российской империи привлекла внимание американского общества еще в конце XIX в., когда в заокеанской республике оформилась энергичная оппозиция царскому режиму, что наиболее ярко проявилось в ходе борьбы против экстрадиционного договора и кампании в защиту прав русских евреев. Новый всплеск интереса к проблемам внутриполитического развития "другой" страны совпал с периодом революции 1905 г. в это время Соединенные Штаты активизировали свою внешнюю политику, стремясь попасть в число мировых держав. В сознании американцев происходило переосмысление того, каким образом надлежит явить миру идеальную модель государственного и общественного устройства. Теперь уже речь шла не о пассивной позиции, подразумевавшей влияние путем примера, а об активной, предполагавшей осуществление "освободительной миссии" Америки. Конгресс и исполнительная власть начали поднимать вопрос о правах человека во внешней политике, а внимание общества оказалось сфокусированным на революционных движениях и политических изменениях за рубежом (24; С. 162-163).

С развитием революционного процесса в России президент США Т. Рузвельт связывал тогда лишь перспективу ее ослабления на международной арене и отнюдь не сокрушался по этому поводу, а Генри Адамс, посетивший Россию вместе с сенатором Лоджем в 1901 г., писал 10 января 1904 г., незадолго до нападения Японии на Порт-Артур, что он "полупомешан от страха" перед назревавшей революцией, "которая может опрокинуть все Европу и нас тоже". "Революция неизбежна", писал он две недели спустя. "Она может превратить нас всех в одну большую кучу битой посуды" (36; С. 258).

В Соединенных Штатах заговорили о революционных переменах, грядущих в России, в связи с тремя событиями второй половины 1904 г.: убийством внутренних дел В.К. Плеве, назначением его преемником П.Д. Святополка-Мирского, предложившего учредить выборный законодательный орган; состоявшимся в Москве съездом земцев, выступавших за введение представительной формы правления и провозглашения гражданских прав. По другую сторону Атлантики складывалось впечатление, что огромная империя готова двинуться по пути конституционализма и сделать шаг в сторону западного парламентского строя. С этого времени в США начал обсуждаться вопрос о "русской революции". Одной из причин прореволюционной риторики стала реакция американского общества на Кишиневский погром 1903 г. Никогда прежде проявление антисемитизма в России не вызывало за океаном такого единодушного общественного осуждения: шквал публикаций в периодике с резкой критикой и обвинениями в подстрекательстве в адрес царского правительства, несколько десятков массовых митингов протеста по всей территории страны, сбор подписей под петицией протеста на имя Николая II.Т. Рузвельт решил представить Николаю II петицию протеста против преследования евреев в империи. В декабре 1904 г. президент заявил, что для борьбы с подобными актами насилия, в крайнем случае, может быть оправдано действие, форма которого должна зависеть "от масштаба злодеяний и от нашей способности ответить на них". Подобные выступления продемонстрировали готовность вашингтонской администрации перенести проблему прав человека в сферу международных отношений (24; С. 162-163).

Друг президента США Т. Рузвельта, английский дипломат Спринг-Райс, в одном из своих писем к нему в марте 1905 г. предупреждал - "социальная опасность", идущая из России, более страшная, чем "желтая" или "славянская", и с русской революцией надо считаться. Да и сам президент, по словам немецкого посла в Соединенных Штатах Штернбергера, был "…в высшей степени озабочен внутренним положением России" (39; С. 622).

Начавшаяся в 1905 г. русская революция сразу же привлекла пристальное внимание различных слоев американского общества: рабочего класса, интеллигенции, фермеров, буржуазии. Но причины, вызвавшие этот интерес, были различны. Если рабочие понимали, что падение царизма "…будет поворотным пунктом в истории всех стран, облегчением дела всех рабочих всех наций, во всех государствах во всех концах земного шара", и стремились связать революционные события, происходящие в России, со своей антимонополистической борьбой, перенять опыт новых форм классовых сражений, придать американскому рабочему движению более боевой характер, то для буржуазной Америки русская революция открывала совсем иную перспективу (66; С. 56).

Значительные слои интеллигенции, мелкобуржуазные элементы наиболее буржуазная часть либералов положительно относились к произошедшему в России, но при этом они побаивались влияния этих событий, в частности, на революционизированное американского пролетариата. Идеология российского революционного движения вызвала в буржуазных верхах США отчетливое чувство классовой ненависти. Ведущей силой движения симпатии и сочувствия русской революции выступали передовые представители американского рабочего класса, стремившиеся использовать это движение для подъема борьба за социальный прогресс в США. Проявлениями этого подъема стала майская стачка 1905 г. в Чикаго, сопровождавшаяся кровавыми схватками с полицией, и особенно создание в июне наиболее революционной рабочей организации (по сравнению со всеми существовавшими тогда в США) - "Индустриальные рабочие мира", явившееся результатом недовольства широких слоев американского рабочего класса либеральной политикой лидеров АФТ (40; С. 315).

27 июня 1905 г., как раз в дни восстания на "Потемкине", в Чикаго происходил учредительный съезд ИРМ, программа которой носила анархо-синдикалистский характер. Как вспоминал основатель этой организации У. Хейвуд "делегаты говорили в своих речах о революции в России, которая в то время вдохновляла рабочее движение всего мира" (18; С. 161). Делегаты ИРМ приняли специальную резолюцию о поддержке "…мы, индустриальные юнионисты Америки, постановляем поддержать наших русских товарищей рабочих в их борьбе, выразить сердечную симпатию и сочувствие жертвам притеснений, оскорблений и насилия, предложить им нашу моральную поддержку и обещать финансовую помощь…" (5; С. 464).

ИРМ, построенные по производственному принципу и признавшие главной формой борьбы всеобщую стачку, считали, что эти принципы доказали эффективность в России. И после спада революционного движения в России "Индустриальные рабочие мира" продолжали верить в конечную победу революции и были твердо убеждены, что "солнце социалистической республики поднимется сначала над горизонтом славянской страны" (66, С.68).

Иную точку зрения имеет Американская федерация труда. АФТ, во главе с Гомперсом, превращалась в реформистскую, отказываясь от борьбы за конечные цели пролетариата и выдвигая на первый план политику "делового юнионизма". Составными частями этой политики были цеховой принцип организации, борьба за улучшение условий труда в рамках капитализма и главным образом для квалифицированных рабочих, "политический нейтрализм", отрицавший необходимость политических действий рабочего класса. Революционное движение в России Гомперс стремился представить как реформистское, а не революционное, заявляя, что "…народ России оправдан в его протесте против существующих условий", но сразу же спешит подчеркнуть, что для Соединенных Штатов методы борьбы русских рабочих неприемлемы, здесь революционную роль играют профсоюзы, действующие "по линии наименьшего сопротивления". На съезде АФТ, состоявшемся в ноябре 1905 г., был внесен проект резолюции, в которой осуждались зверства царского правительства, выражались "сочувствие и симпатия" страдающим в России и предлагалось финансировать в поддержку борьбы русского народа 1 тыс. долл. В принятой резолюции АФТ желала успеха забастовочному движению в России, выражая надежду на то, что в ней будет установлена республика. Однако о материальной поддержке русского рабочего класса уже ни чего не говорилось, хотя предложенные деньги составляли всего около 0,5 % годовых доходов АФТ. Таким образом, выражая на словах солидарность с борьбой русского народа, гомперсистское руководств АФТ отказывалось от практической ее поддержки. Оно стремилось изолировать рабочих Соединенных Штатов от революционных ветров, идущих из далекой России, доказывая, что американское рабочее движение развивается только по своим специфическим законам (64; С. 87).

В Нью-Йорке, Чикаго и других городах США прошли многочисленные митинги против карательной политики российской властей. На них выражались чувства солидарности петербургскими рабочими, производился сбор денежных средств. Правительство и наиболее "респектабельное" буржуазное общественное мнение, как сообщал российский посол в Вашингтоне Кассини, были весьма встревожены, так как "многие здесь должны были признать, что стачки и ружейные выстрелы, являющиеся их неизбежным следствием, как раз не составляют монополию России". "Считаю необходимым добавить, - заканчивал Кассини свое донесение, изображая, как это обычно делось в его кругах, кампанию против официальной России как антирусскую, а сторонников царизма ее друзьями, - что федеральное правительство сожалеет и неодобряем чрезвычайно резких речей, произносившихся на антирусских митингах. К сожалению, оно не располагает никакими средствами для того, чтобы наложить узду на то, что здесь высокопарно называют свободой слова" (36; С. 259).

Ведущие буржуазные газеты "Нью-Йорк трибюн" и "Нью-Йорк геральд" широко публиковали материалы о событиях в России. Значительное место на страницах газет было отведено "кровавому воскресенью" (которое было названо в прессе "варварством", "жестокой бойней", "кровавой баней", "преступлением против рода человеческого"), октябрьским забастовкам в Москве, Саратове, Киеве, Казани, Харькове, отмечалось, что бастующие требовали восьмичасового рабочего дня и значительного повышения заработной платы. Как свидетельствовал русский очевидец, "за последнюю четверть века ни одно европейское событие не занимало Америку так искренне и так сильно, как именно современное русское освободительное движение" (44; С. 75). Подавляющая часть периодических изданий осудила кровопролитие. Лояльностью по отношению к царскому правительству отличались публикации в "Нью-Йорк геральд". Однако вряд ли позицию данной газеты можно считать показательной, учитывая тот факт, что с 1901 г. она активно сотрудничала с русским посольством в Вашингтоне. Консервативно настроенный журнал "Ноуз Американ Ревье" предупреждал своих читателей о жестокости разворачивавшейся революции и проводил мысль о необходимости постепенного постижения основ парламентаризма. Журнал "Арена", известный своей прогрессивной направленностью, напротив, убеждал американцев в том, что русский народ в состоянии свершить политическую революцию и готов к самоуправлению (26; С. 235).