Первая мировая война принесла миру новый порядок, сопровождавшийся изменением в геополитических и стратегических приоритетах ведущих держав. Война стала фактом в результате развития международных процессов, предшествующих ей десятилетий: Россия и Великобритания продолжали политику XIX в., а Германия и Франция также следовали курсу, обусловленному итогами франко-прусской войны. Вместе с тем это была война за гегемонию в мире. В антигерманском блоке Россия занимала ведущие позиции, поэтому политика Великобритании и Соединенных Штатов по отношению к ней влияла как на отношения в Сердечном Согласии, так и на характер англо-американского взаимодействия в августе 1914 - августе 1917 гг.

Задачи этого параграфа заключаются в следующем:

охарактеризовать американскую и английскую политику в отношении России до момента прихода к власти большевиков, выделяя концептуальные особенности англо-российских и американо-российских отношений в 1914-1917 гг.;

проследить изменения в отношении США и Великобритании к России после февральской революции 1917 г.;

определить общее и особенное в политике Соединенных Штатов и Великобритании по отношению к России в период август 1914 - август 1917 гг.

С точки зрения дипломатического и военного сотрудничества этих стран можно выделить следующие периоды:

Август 1914-февраль 1917 гг. - Великобритания и Россия вовлечены в военные и дипломатические акции Сердечного Согласия и настороженно относятся к действиям США, которые поддерживают отношения с обоими воюющими блоками, симпатизируя Антанте.

Март-октябрь 1917 г. - после февральской революции изменяется отношение стран-союзниц к России, что было обусловлено ее военным ослаблением. В связи с этим Великобритания была вынуждена форсировать свои усилия по сближению с Америкой.6 апреля 1917 г. США вступают в войну, что позволяет отчасти компенсировать снижение военного и дипломатического веса России, пока еще продолжающей войну на стороне Антанты.

Отношение к России двух англоязычных держав в годы Первой мировой войны было неоднозначным. Исторически сложившиеся связи США и Великобритании с Россией, позиции политических лидеров обеих стран по отношению к ней были достаточно точно очерчены в 1914-1917 гг.

Британский курс по отношению к России с началом мировой войны строился под руководством министра иностранных дел в кабинете Герберта Асквита Эдварда Грея и посла "его величества короля Великобритании" в Петербурге Джорджа Бьюкенена. В Соединенных Штатах официальные отношения с Россией определялись президентом Вудро Вильсоном, государственным секретарем Уильямом Брайаном (в 1914-1915 гг.), а затем Робертом Лансингом и американским представителем в России Дэвидом Фрэнсисом. Немаловажную роль в определении курса США в отношении к России сыграл помощник президента Эдвард Хауз.

Англия имела более длительную историю взаимоотношений с Россией, чем Соединенные Штаты. Отношения двух держав в 1914-1917 гг. во многом определялись историческими факторами соперничества в ХГХ в. и одновременно характеризовались сближением Англии и России, состоявшемся после 1907 г.

Не только военные обязательства Антанты, но и личные связи между дипломатами влияли на англо-российское взаимодействие. Дж. Бьюкенен установил дружеские отношения с министром иностранных дел в России С.Д. Сазоновым и "имел сердечное чувство и подлинную симпатию к царю, и полностью оценил, как необычно трудны были обстоятельства, в которых он управлял". После крушения самодержавия английский посол стал "сердечным другом" и для Временного правительства. Это говорит о том, что английская дипломатия была заинтересована в сохранении союзнических отношений с Россией.

Но обстоятельства, определявшие подозрительность и недоверие в англороссийском взаимодействии, сохранялись и окрашивали отношение общественности обеих стран друг к другу. По мнению исследователей из Института российской истории РАН, в начале XX в. недоверие к Англии в российском обществе было традиционным. При этом Россия часто становилась союзницей Великобритании в борьбе за сохранение европейского равновесия. Но, в целом, российское общество в ХIХ-начале XX вв. было настроено антибритански. Поэтому накануне Первой мировой войны "требовалась решительная ломка стереотипов в общественно-политическом сознании правящих кругов и целых социальных групп населения" России, чтобы принять Великобританию как страну-союзницу.

В противовес этой точке зрения И.В. Алексеева говорит о том, что в конце июля 1914 г. в Петербурге и в Москве прошли торжественные манифестации у союзных посольств и миссий: "буржуазный Петербург приветствовал вступление Великобритании в первую мировую войну на стороне России и Франции". Историк это объясняет тем, что лидеры либеральной оппозиции, в первую очередь кадеты, считали, что контакты с конституционными и демократическими правительствами союзников будут "способствовать некоторой "либерализации" и "демократизации" внутриполитических русских институтов". Другая часть общества, монархически ориентированная сохраняла скептицизм по поводу перспектив русско-английского союза.

Таким образом, с началом мировой войны отношение российской общественности к Великобритании было неоднородным. Существенную роль при этом играли внутриполитические факторы, разделившие российское общество на сторонников и противников буржуазных преобразований в стране.

Английское общество также недоверчиво относилось к России из-за ее постоянной территориальной экспансии, представлявшей угрозу имперским и колониальным интересам Великобритании. Поэтому российская сторона постоянно ощущала антагонизм, сопутствовавший взаимоотношениям Санкт-Петербурга и Лондона в 1914-1917 гг.

Первый секретарь российского посольства в Японии в 1914-1917 гг. Л.В. Урусов рассматривал отношение к России стран, входящих в оба воюющих блока, как "исторический каламбур": "Наши враги [не считают] нас сколько-нибудь серьезными противниками - а наши друзья всемерно опасаются нас". Российский дипломат дал точную оценку англо-российским отношениям в этот период. Взаимоотношения Англии и России следовали в русле этого "каламбура": в случае победы последней к ней перешла бы гегемония в Европе, и Англия признала бы ее своим очередным врагом. Поэтому в интересах России было, чтобы одновременно поверженными оказались и Германия, и Англия. Дипломат сетовал на то, что англичане не обращали внимание на победы русских и отмечал, что "судьба России угрожала судьбе Англии": "англичане нас до сих пор мало понимали и совсем не чувствовали". Резюме русского дипломата было достаточно категоричным: "русско-английский антагонизм, который намечался в будущей схеме мировой политики, уже созрел настолько, что стал предметом обсуждения в серьезной прессе обеих стран". Пока Германия была не побеждена, России было "обеспечено полное содействие Англии", а в случае победы России над Германией политическая картина изменилась бы настолько, что могла быть "сдана новая карта".

Место России в Сердечном Согласии в августе 1914-начале 1917 гг. определялось тем, что основной груз военных действий был возложен на нее. В дипломатических кругах Антанты и нейтральных стран уже в конце 1914 г. бытовало мнение, что Британия мало сил вкладывала в военные действия и "воевала до последнего русского солдата". Этот вывод подтверждается и данными общей численности армий России и Англии в этот период. Армия России в начале 1915 г. составляла 6 млн.600 тыс. чел., в начале 1916 г. - 8 млн. чел., к началу 1917 г. она увеличилась до 10 млн.800 тыс. Армия Англии в начале 1915 г. составляла 1,5 млн. чел., в1916 и 1917гг. достигла только 2 млн.700 тыс.

Для советской исторической науки Англия в годы Первой мировой войны была одной из империалистических держав, которая разжигала ужасы войны, и ее политика по отношению к другим странам Антанты отличалась "эгоизмом и бесцеремонностью". В результате такой политики Англии Россия потеряла экономическую самостоятельность и находилась в "полуколониальной зависимости от иностранного капитала". С этим утверждением можно согласиться, так как Англия стремилась использовать тяжелое военное положение союзников для достижения своих целей, чтобы поставить их, Россию в первую очередь, в финансовую зависимость. В ходе войны Британская империя предоставила союзникам займов на сумму 5 млрд. 45 млн. долл. Россия, по свидетельству американского исследователя Р.Х. Уллмана, получила около 600 млн. долл., так как союзники рассчитывали на "российскую сокрушительную силу, которая в 1914 году казалась огромной".

Кроме того, английская дипломатия нередко действовала так, что это противоречило интересам русского союзника: например, в апреле 1915 г. был заключен тайный договор, по которому часть славянской территории на Балканах была передана Италии в обмен на ничего не обязывающий пункт, по которому Италия выбирала момент вступления в войну по своему желанию. Этот шаг предупреждал усиление России в этом регионе.

Февральские события в России поколебали ее "великодержавные" позиции и трансформировали англо-российские отношения. Англия была заинтересована в том, чтобы Россия продолжала удерживать восточный фронт и поэтому поддержала политические перемены в России.10/23 марта 1917 г. английский посол в Петрограде Дж. Бьюкенен адресовал российскому руководству ноту, где "в торжественных выражениях" сообщалось о признании Временного правительства. По сообщениям российского Поверенного в делах в Лондоне К. Набокова, Англия приветствовала февральскую революцию, "как освобождение от цепей вероломного и тлетворного самовластия". В связи с этим, министр иностранных дел Временного правительства в период 2/15 марта - 2/15 мая 1917 г. П.Н. Милюков написал в своих мемуарах, что "мрачные перспективы, разделявшиеся осведомленными людьми, не могли изменить самого дружественного отношения союзников к новому русскому правительству". Отдавая должное признанию Великобританией новой власти в России, министр поспешил объявить готовность Временного правительства продолжать войну, опровергая слухи о стремлении России заключить сепаратный мир с Германией.

А.Ф. Керенский по-другому оценивал реакцию дипломатических представителей стран-союзниц на события в России. Он пришел к выводу, что большинство дипломатов союзнических стран выразило свое отношение к Временному правительству "критически, а порой и враждебно", что было связано с тем, что "они не мыслили себе Россию без царя". Система двоевластия также вызывала непонимание и настороженность у иностранных представителей. Противостояние между Временным правительством и Петроградским Советом беспокоило дипломатов, так как оно расшатывало основы новой государственной и общественной структуры, ускоряя внутригосударственную дестабилизацию и уменьшая надежды союзников на восстановление восточного фронта.

Политическая и экономическая дезорганизация России, нараставшая после февральской революции, способствовала особой чувствительности российского общества к действиям Великобритании. В связи с этим, британский посол в Петрограде обращал внимание своего правительства на то, что после второй русской революции общественное мнение в России стало "чрезвычайно чутко, в особенности по отношению к Великобритании", поэтому он призывал избегать критических замечаний в адрес нового российского руководства. Такое отношение русского общества было не безосновательно. После февральской революции дипломатические представители иностранных держав стали нарушать дипломатический этикет и протокол, посещая различные собрания и общаясь с теми, кого еще недавно считали политическими "преступниками". Это было связано с тем, что, например, дипломатов Великобритании, главным образом, интересовала проблема наследования Временным правительством курса Российской империи и способность страны продолжать войну, в чем британский кабинет уже сомневался.

Необходимость совместного планирования решающей победы над германскими вооруженными силами вынудила союзников в начале 1917 г. провести ряд совещаний, посвященных планированию военной кампании 1917 г. на западном фронте. Поэтому в них участвовали только военные представители Великобритании, Франции и Италии. Россия не была приглашена на совещания союзников, что обеспокоило представителей новой власти в Петрограде. В апреле 1917 г. П.Н. Милюков высказал послам союзников свое "крайнее недоумение" по поводу того, что русское правительство не было предупреждено о них. Обеспокоенность министра была связана с тем, что на совещании обсуждались не только текущие дела, но и вопросы будущих территориальных приобретений. Милюков также высказал опасение, что без участия России пройдут и переговоры "такой же важности" в Вашингтоне между правительствами Великобритании, Франции и США, на которых будут затронуты вопросы мировой политики.

Замечания Милюкова не получили должного ответа, в связи с чем в мае 1917 г. министр иностранных дел в новом составе Временного правительства (май-октябрь 1917 г.) М.И. Терещенко был вынужден передать французскому и английскому послам в Петрограде памятную записку, в которой "указал на затруднительность" положения России вследствие действий союзников, осуществляющих решения Лондонского совещания, "в подробностях [российскому руководству] еще неизвестного", без согласования с Россией. Это обстоятельство, по заявлению Терещенко, подрывало принцип солидарности, которого придерживались [до февраля 1917 г.] страны-союзницы.

Таким образом, весной 1917 г. ряды Сердечного Согласия перестали быть согласованными и потеряли свою стройность. Разногласия были не только между странами-союзницами, но и в руководстве отдельных стран. В конце 1916 г. единого мнения по поводу будущей стратегии Антанты не было и в Великобритании.

По завершении военной кампании 1916 г. в британском кабинете серьезно встала проблема продолжения войны или заключения мира. Министры британского кабинета отмечали, что бремя войны будет скоро невыносимо. Военные не разделяли этого пессимизма и были уверены в победе в 1917 г., опираясь непосредственно на несколько предположений об истощении немецких сил в 1916 г. Именно эта обнадеживающая точка зрения и настроила Грея, при всей его нерешительности, против мирных переговоров на этой стадии войны.

Поэтому в начале 1917 г. стратеги Антанты пришли к общему убеждению, что будущая кампания 1917 г. будет решающей в победе над Германией. Этот вывод обосновывался тем, что перед грядущей кампанией Антанта находилась в более предпочтительном положении, чем страны германского блока. Армии антигерманской коалиции к январю 1917 г. включали в общей сложности 23 млн.500 тыс. чел., вооруженные силы германского блока - 10 млн. чел. На стороне Антанты в январе 1917 г. сражалось 425 дивизий, которым Центральные державы могли противопоставить только 331 дивизию.

Несмотря на то что половину вооруженных сил Сердечного Согласия составляла русская армия, военные стратеги пришли к выводу, что кризис в России вывел ее из числа членов Антанты и главной их целью должны быть "сепаратные военные политические цели", не принимающие в расчет интересы России. Поэтому на Петроградской конференции в феврале 1917 г. союзники согласились поставить России только 3,4 млн. тонн различных военных материалов, что было в 3 раза меньше того, что просили русские (10,5 млн. тонн). Таким образом, страны Антанты были заинтересованы в том, чтобы Россия продолжала войну против Германии, но уже не рассматривали ее как равноправного партнера.

Таким образом, вопрос о продолжении участия России в войне стал камнем преткновения в ее взаимоотношениях с союзниками. Дипломатический и военный вопросы тесно переплетались. Милюков и Терещенко постоянно заверяли союзников в готовности России продолжать войну. Заключение сепаратного мира они рассматривали как "позор, несовместимый с честью и достоинством России". Новое российское руководство, в то же время, не могло следовать курсу Царского правительства, и предлагало пересмотреть цели, преследуемые каждой державой в войне, так как затяжная война, политические перемены в России, вступление Соединенных Штатов в войну требовали модернизации договора 1907 г. и соглашений, достигнутых в начале войны. Возможно, такими действиями российское руководство пыталось вернуть ведущие позиции в Сердечном Согласии, потерянные в результате кампании 1916 г.

Ослабление России позволило германскому правительству сделать вывод, что дальнейшее наступление в России бессмысленно: оно может "увязнуть" на Востоке и лишит германскую армию маневренности при переброске частей между фронтами. Наиболее уязвимым для немцев был французский фронт, на котором планировалось сосредоточить все внимание. Поэтому в начале 1917 г. Верховным командованием был принят "генеральный план", по которому силы германской армии должны были быть переброшены с русского на западный фронт, чтобы осуществить решающее сражение в Западной Европе прежде, чем Соединенные Штаты "смогут оказать реальную и эффективную помощь союзникам". Этот план существенно дополнял "программу Гинденбурга", по которой военное производство Германии в 1917 г. (по сравнению с 1916 г.) увеличивалось в 2 раза, по отдельным видам вооружений (артиллерийские орудия, минометы, самолеты) - в 3-3,5 раза. Таким образом, разногласия союзников предоставили Германии возможность перегруппировки своих сил, что позволило ей взять стратегическую инициативу в свои руки.

На русском фронте немецкое командование планировало "предпринять "мирное наступление" в сочетании с пораженческой пропагандой, парализующей русский боевой дух". Поэтому можно прийти к заключению, что политика союзников, направленная на изоляцию России от принятия решений в антигерманском блоке, была дипломатическим просчетом.

Таким образом, англо-российские отношения после февраля 1917 г. развивались, с одной стороны, в соответствии со стремлением союзников сохранить боеспособность восточного фронта, чтобы противостоять "генеральному плану" Германии. С другой стороны, неоднозначное отношение Лондона к Временному правительству, уменьшение военного снабжения русской армии способствовало дестабилизации внутриполитической ситуации в России и установлению власти большевиков. Напрашивается вывод, что в 1916-1917 гг. английская сторона демонстрировала неспособность видеть реальные условия послереволюционной России.

Из-за центрального географического положения на евразийском континенте Российская империя всегда занимала важное место во внешнеполитической стратегии Великобритании. Соединенные Штаты, вступая в мировую политику, также начинают проводить особую политику по отношению к России.

США не имели столь же богатой истории взаимоотношений с Россией, как Великобритания. Несмотря на это, отношение американцев к России в начале XX в. не было однозначным. Русская дипломатическая служба в 1914 г. сообщала о распространении русофильских настроений в США, что, в первую очередь, отражалось в печати, а так же в организации курсов по изучению России (так как с началом войны возросла потребность развивать торговые отношения). По сообщениям газет германофобские настроения в Америке были сильны уже в начале войны, что уже само по себе свидетельствовало об определенных пророссийских предпочтениях американской общественности.

Но с началом войны отношение американцев к России претерпело некоторые изменения. В начале европейского конфликта Америка, согласно предписанию президента, была строго нейтральна, так как ей было "совершенно безразлично, который из союзников раздавит Германию, только бы она была раздавлена". Русский посол в США Ю.П. Бахметьев дал следующую оценку отношению американцев к странам Антанты. По его мнению, Англия потеряла в глазах американцев свой "исторический венец непобедимости на морях и умелой распорядительности вообще", так как "могущественнейший флот в мире" по всеобщему мнению должен был "смести" с морей и океанов "нахальный" германский, а в действительности английское адмиралтейство растерялось и было не готово к ответному удару. Россия же в глазах американцев стала "колоссом силы", она как пример разума, спокойствия и "скромности", - в отличие от немецкого бахвальства - смогла объединиться против "врага человечества и цивилизации" под руководством государя императора. Конечно, слова Бахметьева надо воспринимать как оценки преданного царского дипломата, но они хорошо отражают установку в американском обществе, сформировавшуюся с началом мировой войны, на формирование симпатий к России.

Одновременно с этим, на протяжении августа 1914 - начала 1917 гг. американской администрацией владел страх перед перспективой усиления влияния Российской империи в Европе, заставлявший даже побаиваться победы Антанты в целом". Американское общество также негативно относилось к русскому царизму. Это создавало напряжение в отношениях двух стран, которое усугублялось, по верному замечанию Б.Д. Козенко, тем, что Россия в своих экономических связях ориентировалась главным образом на Западную Европу, а российские и американские предприниматели постоянно сталкивались в Европе, Китае и других странах Азии. Поэтому, несмотря на то что Соединенные Штаты и Российская империя являлись близкими соседями, "вряд ли их отношения можно было назвать добрососедскими". Российский император не испытывал симпатии к американцам в связи с его недоверием к американским идеалам и республиканским институтам, а также показывал свое недовольство по отношению к стремлению Соединенных Штатов занять ведущие позиции в мировой политике.

Немаловажным фактором в американо-российских отношениях в годы мировой войны были военные кредиты Соединенных Штатов. До 1914 г. американский капитал играл незначительную роль в российской экономике. Но осенью 1914 г. и зимой 1914/1915 гг. представители обеих стран начали разрабатывать возможности кредитования России в Америке. В 1914 и 1915 гг. возможности получения американских кредитов для оплаты военных материалов в самой Америке были незначительные, так как американское военное производство не имело опыта работы и квалифицированных специалистов. Но для американо-российских торговых отношений скачок, сделанный в первый год войны, был значителен. Объем торговли России с Соединенными Штатами в 1914 г. составил 1157 % по сравнению с довоенным, в то время как аналогичный показатель торговли с Англией был равен 158 %.

С начала 1915 г. по соглашению с английским правительством Дж. Морган был наделен функциями коммерческого агента по всем закупкам и заказам английского правительства в США. На совещании союзников было решено сосредоточить все закупки в его руках, но Россия отказалась от этого соглашения, так как военный агент в Париже А.А. Игнатьев "возражал против того, чтобы "монополизировать все заказы" в руках Моргана". Но, по верному замечанию. Р.Ш. Ганелина, рекомендации Игнатьева были приняты к сведению, но не изменили того, что Морган и без соглашения с русским правительством осуществлял закупки для России на основе соглашения с Англией. Поставки по моргановским контрактам в1915-1917гг. в Россию составили 44 %, в Англию - 32 % всего экспорта США в страны-союзницы.

Российские коммерческие круги были заинтересованы в установлении прямых торговых отношений с Америкой. С начала 1915 г. начинается активизация деятельности Русско-Американской торговой палаты под председательством московского городского головы Н.И. Гучкова. Целью палаты была "организация прямого товарообмена между Россией и США и широкое "привлечение" в Россию американского капитала" при помощи организации специального Русско-Американского банка, петроградское отделение которого было создано в июле 1915 г. Это означало, что "монополистические круги Петрограда" были заинтересованы в русско-американском сближении. На этом фоне новый государственный секретарь Р. Лансинг предложил подписать торговое соглашение, на что получил благоприятный ответ министра иностранных дел С.Д. Сазонова. Таким образом, несмотря на то что американо-российские торговые отношения носили односторонний характер, то есть русского экспорта в Соединенные Штаты не было, начало мировой войны способствовало экономическому сближению Соединенных Штатов и России, а взаимное недоверие обеих стран стало смягчаться.

В связи с этим, президентская администрация и деловые круги Соединенных Штатов стали рассматривать Россию как своего партнера и как важный фактор в мировой политике. В отличие от англичан, по замечанию Бахметьева, американцы "восхищались русским духом и твердостью императора", внушая русским дипломатам, что именно Россия занимает ведущие позиции в антигерманской коалиции, а не Великобритания и Франция и, что только Россия может обеспечить "всеобщий мир и безопасность. на столетия". Возможно, российский посол преувеличивал, но из этого утверждения можно сделать вывод, что основа для американо-российского партнерства была сформирована.

Чтобы укрепить американо-российское экономическое сотрудничество и увеличить американские кредиты, российская сторона должна была произвести благоприятное впечатление на промышленные круги Америки и ее общественное мнение. Бахметьев отмечал, что симпатии американского общества необходимо было поддерживать через американскую печать. Так, первый секретарь посольства России в Вашингтоне И.Л. Лорис-Меликов отмечал, что "при настойчивой и умелой постановке просветительской кампании в Америке. нетрудно будет завоевать симпатии американского народа и установить экономическое и политическое сближение с этой страной". Это стремление было связано с тем, что российское руководство хотело найти в лице Соединенных Штатов экономического партнера и политического союзника в борьбе против британского доминирования.

Совсем другим было отношение в русском обществе к международной деятельности президента Вильсона. По воспоминаниям Л.С. Урусова русская общественность до предела была раздражена миротворческими изысками американского президента и по-прежнему не воспринимала Соединенные Штаты всерьез. Первое же предложение Вильсона о посредничестве было отклонено русским императором как преждевременное. Бахметьев язвительно отзывался о стремлении США выступить посредником в войне и о "заветной мысли [президента] войти в историю с блестящим титулом умиротворителя Европы".

18 декабря 1916 г. Вильсон направил воюющим странам мирную ноту, в которой выразил свое убеждение, что она будет воспринята в воюющих странах дружественно, так как интересы Соединенных Штатов как нейтрального государства "наиболее серьезно затронуты войной". В ответ Бахметьев недоумевал, почему Америка так обогатившись во время войны, "находится теперь в невыносимом положении", как это было заявлено в ноте? Отвечая на этот вопрос, Лансинг объяснил русскому послу, что "это положение касается только необходимости избавиться от двух зол - немецкой подводной войны и строгостей английской блокады".

Ситуация усугублялась тем, что еще до оглашения мирного предложения президента 12 декабря с обращением к противникам и нейтральным государствам выступила Германия, главной целью которой было вызвать союзников к переговорам на германских условиях, сохраняя все территориальные завоевания для стран ее блока. Поэтому Вильсону пришлось объяснить, что его мирная инициатива никоим образом не связана с немецкой нотой. В российских правящих и дипломатических кругах сложилось представление о мирной ноте президента как о попытке доказать, что Америка не думает о Германии, а всецело сочувствует союзникам. Но результат ее, как считали в России, получился обратным задуманному - мирная нота президента привела к "радости немцев и ликованию желтой прессы". Рассматривая отношение мировой печати и дипломатических кругов к американской ноте, Бахметьев отметил, что предполагаемого сначала сговора между Вильсоном и немцами не было; "неумелое, несвоевременное, неуместное и непонятное" вмешательство преследовало личную цель президента войти в историю величайшим из всех президентов.

Главной целью ноты было предложение пересмотреть цели всех стран в войне и условия ее завершения. В соответствии с требованием Вильсона, условия прекращения войны должны были содержать "гарантии против ее возобновления или разжигания любого подобного конфликта в будущем". Формулировки пунктов условий завершения войны, предложенных различными государствами должны были быть четкими и искренними, "чтобы была возможность сопоставить их". Но, по замечанию Бахметьева, он не предлагал обсудить условия воюющих стран, а считал, что только в результате их объявления "германский народ, находящийся теперь в заблуждении, прозреет и будет активно способствовать завершению войны, что изменит германский государственный строй и автоматически уничтожит милитаризм". Такого рода прогнозы российский дипломат назвал "довольно любительскими предположениями", которые не счел нужным даже обсуждать.

В послании президент акцентировал внимание на своей особой роли в процессе завершения войны, говоря, что для него "указание на те условия, которые приведут к предотвращению конфликтов в будущем", является "не только правом, но и обязанностью". По мнению Вильсона, каждая воюющая страна стремится к тому же, что и Соединенные Штаты, а именно "предоставить права и привилегии слабым народам и маленьким государствам против агрессивных посягательств в будущем, равно как и права и привилегии великих и могущественных государств, находящихся сейчас в войне"; "обеспечить свою безопасность в будущем вместе со всеми другими нациями и народами против повторения войн подобной этой и против агрессии или эгоистичного вмешательства любого рода". Для достижения этих целей, считал президент, необходимо, чтобы "каждое государство осторожно относилось к формированию больших конкурирующих блоков", и он предложил обсудить вопрос о создании международной организации Лиги Наций, "обеспечивающей мир и справедливость на планете". Но прежде, чем этот заключительный шаг будет сделан, президент предложил всем государствам "решить проблемы прекращения войны на условиях, обеспечивающих независимость, территориальную целостность, политическую и коммерческую свободу вовлеченных в нее наций". В конце ноты Вильсон заявил, что не предлагает ни мира, ни своего посредничества. Это вызвало недоумение у русского посла, который обратил внимание на противоречивость заявлений ноты, и не мог понять ее цели.

Мирная нота не содержала в себе прямого предложения о созыве международной конференции, так как в этом случае президент вторил бы Германии. Вильсон предпринял попытку изложить державам обоих блоков концептуальные основы своей внешнеполитической программы, обращая внимание на то, что правительство Соединенных Штатов "так остро и так непосредственно заинтересовано, наряду с правительствами стран-участниц", в скорейшем завершении войны и изменении принципов международных отношений, предотвращая войны в будущем. Со стороны Вильсона это был достаточно смелый политический маневр в условиях, когда лидеры воюющих блоков были заняты планированием военных операций, которые могли обеспечить им военную победу в 1917 г.

Таким образом, Вильсоном были высказаны идеи, наносившие удар по системе довоенного "равновесия сил", в которой существенную роль играла Россия. Поэтому российский дипломатический корпус не мог принять предложения американского президента как вариант мирного урегулирования. Кроме того, в соответствии с исторически сложившимися правилами международных отношений структуру послевоенного мира должны были формировать лидеры европейских держав - России, Великобритании и Франции, а не заокеанский президент.

К концу 1916 г. Соединенные Штаты активно обеспечивали Россию военными поставками, при помощи которых российское руководство стремилось возобновить военные действия на восточном фронте, чтобы подтвердить свое право решающего голоса в мировых делах после окончания войны. Несмотря на то что американская нота была воспринята в России скорее как недоразумение, из нее вытекала определенная дипломатическая процедура. Бахметьев отмечал, что Вильсон не только честолюбив, но и "крайне тщеславен и злопамятен"; он может, пренебрегая интересами страны, следовать "личной мстительности". Поэтому, чтобы сохранить военную и финансовую помощь дома Морганов, самым мудрым решением, считал посол, было ответить президенту "в самом дружеском духе" с благодарностями за участие, акцентируя внимание на человеколюбивых чувствах президента и надеждах на приближение мира. В ответе, считал Бахметьев, надлежит написать, что к миру стремятся все страны Сердечного Согласия, придерживаясь идей, выдвинутых США, но в данный момент представить конкретные мирные требования они не могут "по военным обстоятельствам". Русский дипломат верно просчитал ситуацию. Американская печать с "восторженным одобрением" встретила ответ союзников, хотя сама нота во всех странах Антанты была отвергнута. Похожую реакцию союзников вызвала речь президента в Сенате 8/22 января 1917 г., посвященная будущим мирным условиям. Министр иностранных дел России Н.Н. Покровский 12/25 января заявил иностранным представителям в Петрограде: "Хотя это обращение и не было сообщено державам дипломатическим путем, я, тем не менее, не усматриваю. необходимым для нас реагировать на это выступление". В случае, если союзники посчитали бы необходимым "не оставлять без возражений" речь американского президента, то ответ, по мнению российского министра, должен был "ограничиться лишь краткой формулой". Официального ответа от союзников не последовало.

Реакция российского министра на выступление президента отражает то, что позиции Российской империи в Антанте к началу 1917 г. стали слабеть в связи с военными неудачами и внутриполитическим и социально-экономическим кризисом. Стремление американского президента играть определяющую роль в послевоенном мироустройстве могло и вовсе лишить страну многих преимущественных прав в международных отношениях. Активные американо-английские дипломатические отношения в 1915-1916 гг. создавали опасность для российских позиций в Сердечном Согласии, поэтому российское руководство должно было проработать возможность установления специальных отношений с Соединенными Штатами.

В начале 1917 г. в России усугубляется кризис, который мог отрицательно сказаться на американо-российских торговых отношениях. Существует точка зрения, что в этот период руководство Соединенных Штатов воспринимало Россию исключительно как военный фактор. Поэтому военную помощь России США могли предоставить только "на условиях ее участия в войне". В связи с этим, следует отметить, что Соединенные Штаты не могли воспринимать Россию только как военный фактор, так как, с одной стороны, к началу 1917 г. российское руководство было настроено на продолжение активного участия в дипломатии Антанты. С другой стороны, российская армия быстро утрачивала боеспособность из-за деморализации и отсутствия военной и материальной помощи со стороны союзников, о чем руководство США было неплохо информировано.

Таким образом, в 1914-1916 гг. отношения между Соединенными Штатами и Россией приобрели форму торгового сотрудничества, на основе которого начинается дипломатическое сближение между двумя странами. К началу 1917 г., российское внешнеполитическое ведомство пришло к выводу, что с началом европейской войны Соединенные Штаты проявляли заинтересованность в происходящей борьбе и солидарность со странами Согласия, поэтому необходимо было обеспечить американскую поддержку интересам Российской империи при территориальных и иных комбинациях по окончании войны и обратить внимание американской администрации на то, что в вопросе о проливах и сферах влияния на Кавказе и в Персии Россия обладала преимущественными правами.

Февральская революция 1917 г. стала переломным событием в отношениях между США и Россией, она "сняла многие барьеры, главным образом политико-идеологического характера, на путях сближения России и США". В американском общественном мнении события в России были встречены с одобрением. Конгресс США также сочувственно отнесся к русской революции.

Но дипломатическая служба Соединенных Штатов не скрывала настороженности по поводу будущего России. Осторожность в данном случае во многом была вызвана позицией, которую занял царский посол в Вашингтоне. Он не признал изменений государственного строя в России и подал в отставку. Его уход сопровождался распространением сообщений о том, что деятельность царского посла в Вашингтоне характеризовалась "бездеятельностью и нерадением" и, что он занимался "устройством денежных дел бывшего царя Николая II". Лансинг, со своей стороны, находил в представителе императорской России "что-то варварское", "его цинизм и хладнокровие к кровопролитию его соотечественников. поражали. Его преданность царю и особам императорской крови была средневековой". Не удивительно, что мрачным прогнозам Бахметьева о том, что крушение российской монархии приведет к кризису российской государственности и выходу страны из войны, в США не придали значения.

Таким образом, после февраля начинается новый этап в отношениях между двумя странами. Дж. Кеннан считает, что февральская революция в американской администрации воспринималась как кадетская "революция для войны", так как ей придавалось значение только в связи со вступлением Америки в войну. Следует возразить американскому ученому: Соединенные Штаты были заинтересованы в оформлении специальных отношений с Россией. Молодое демократическое государство должно было стать союзником Америки в установлении новых принципов международных отношений. Поэтому после февральских событий в России полковник Хауз настоятельно убеждал президента в том, что необходимо признать новое русское правительство скорее, чем это сделают Англия и Франция. Свою позицию советник президента объяснял тем, что России надо помочь в построении демократического государства, а также предотвратить опасность возможного союза между Германией и Россией. Благодаря такому шагу, по мнению Хауза, президент мог бы стать центральной фигурой в этой войне, "великим либералом современности". Поэтому государственный департамент поспешил безоговорочно одобрить произошедшие изменения в государственном строе России и признать Временное правительство. В связи с этим, Фрэнсис сделал все, чтобы "Америка первой признала русский переворот".

Другое событие первой половины 1917 г. - вступление Соединенных Штатов в войну 6 апреля 1917 г. придало новый характер взаимоотношениям США и России. Б.Д. Козенко считает, что "в Петрограде облегченно вздохнули со вступлением США в войну", так как это обеспечивало рост взаимной торговли, и Россия могла получить от Америки "займов и кредитов втрое больше, чем царское правительство", С этим утверждением можно согласиться лишь отчасти. Конечно, объем торгово-экономических связей между двумя странами значительно возрос с момента вступления Соединенных Штатов на стороне Антанты, но о всеобщем "облегчении" в России в этот период говорить все же нельзя. Напротив, в июле 1917 г. Терещенко писал послу в Вашингтон, что "особой нужды во вступлении Америки в число Держав, связанных договорами мы не усматриваем". В этой же телеграмме он отметил, что все послания американского президента не нашли в России должного отклика.

По мнению Р.Ш. Ганелина, этот период характеризовался "оживлением инвестиционных планов и рекогносцировок, дискуссий о русско-американском сближении". Но "американские капиталовложения в России по-прежнему были незначительны". В обмен на военную помощь Соединенные Штаты стали предъявлять конкретные требования к российскому правительству, в первую очередь, в государственно-военной сфере. Следуя идеям прагматизма, американцы поставили жесткие условия американо-российской "дружбы": установление демократического строя по американскому образцу, "уничтожение всех форм самодержавия и деспотизма". Многочисленные оговорки были связаны также с обеспокоенностью американской администрации слухами о возможном заключении сепаратного мира между Россией и Германией и неуверенности в судьбе нового строя в России.

Революционные события в России определили пацифистские настроения и в эшелонах власти и среди населения России. Эту тенденцию быстро уловили иностранные дипломатические представители. Министр иностранных дел И. Мотоно из Токио писал 13 (26) марта 1917 г. представителю в Петрограде Я. Уцида, что "Россия вследствие революции окажется в невыгодном положении. Желание мира со стороны русского народа будет все усиливаться, и Россия будет вынуждена заключить сепаратный мир с Германией". Подобные настроения, естественно, не были секретом и для американских, и для британских наблюдателей.

Соединенные Штаты и Англия в разной степени ощутили опасность выхода России из войны. В Англии степень обеспокоенности "будущей судьбой России" была более высокой. Британское руководство очень остро восприняло перемены в России, а также сообщения о том, что немцы распространяют в Америке версию, будто революция в России является результатом интриг Дж. Бьюкенена и английского правительства. В связи с этим министр иностранных дел А. Бальфур писал в Петроград, чтобы Бьюкенен поспешил убедить американских корреспондентов в обратном. Но никаких реальных действий для предотвращения выхода России из войны британский кабинет не предпринял.

Прагматичные американцы более спокойно отнеслись к широко распространяемым в печати сообщениям о том, что Временное правительство стремится к заключению сепаратного мира с Германией, и отмечали, что этот шаг "может помешать России получить свою долю в займе, предоставляемом союзникам", и что "чувство восторженной дружбы" к России будет полностью уничтожено. Чтобы проверить слухи относительно неспособности России выйти из состояния затяжного кризиса, ее стремления заключить сепаратный мир с Германией и возможности использования союзниками российских ресурсов в борьбе против Германии, в мае 1917 г. в Россию была направлена миссия Э. Рута, которая состояла из технических специалистов, так как в первую очередь миссию интересовало техническое состояние железнодорожного сообщения в России.

Миссию сопровождали нота Фрэнсиса, адресованная Терещенко и послание Вильсона Временному правительству. Послание президента передавало содержание плана выхода из войны и призывало российскую сторону поддержать его. Он говорил о том, что необходимо отказаться от территориальных и материальных претензий и "сражаться за свободу, самоопределение и независимое развитие всех народов".

Нота Фрэнсиса разъясняла цели миссии и обращала внимание на то, что в ее задачи входило признание Временного правительства и обсуждение с его представителями планов сотрудничества в военной сфере. Это заявление убеждало, что Соединенные Штаты стремились установить специальные отношения с Россией, чтобы получить поддержку с ее стороны в процессе определения новых принципов международных отношений, либо чтобы добиться больших уступок в этой области со стороны Великобритании. Американский посол отмечал, что миссия прибывает в Россию "с целью засвидетельствовать русскому правительству и народу чувства глубокой симпатии за присоединение к демократическому началу" и будет готова обсудить "лучшие способы и пути наиболее действенного ведения войны против германской автократии". В связи с этим, можно сделать вывод, что американская сторона стремилась расположить к себе российское правительство, противопоставив свои цели сомнениям и интригам Великобритании и Франции в планировании кампании против Германии. Кроме того, Америка была единственным государством, которое объявило свои цели в войне, откликнувшись на призыв Милюкова.

Особенностью ноты было то, что она была адресована всем социальным группам России и подчеркивала, что миссия представляет все социальные слои американского общества, которые преследуют разные цели, но "единодушны в своей преданности демократии во всем мире". Таким образом, нота обращалась к представителям всех политических партий коалиционного правительства и не выражала недоумения по поводу конфронтации двух противоположных политических полюсов в российском обществе (что, например, показывала Великобритания).

В заключении ноты было отмечено, что "Соединенные Штаты ручаются за сотрудничество и помощь России в деле достижения цели увековечения демократии" и уверяли, что военная и финансовая помощь будет оказана при условии продолжения демократического курса. Этим жестом они также преследовали цели преодоления недоверия к американским целям в войне со стороны российского руководства и укрепления американо-российских отношений, используя противоречия между союзниками и бедственное положение России.

Пробыв в России 19 дней, члены миссии Рута встречались в основном с официальными лицами российского правительства, представителями иностранных держав и американского бизнеса. Биограф Рута Ф. Джессап признает большим упущением Рута то обстоятельство, что он "не общался с большевиками, не видел Ленина и не слышал его выступлений". Члены миссии "рекомендовали осуществить действенную помощь российскому правительству снабжением и кредитами" и заявили, что "такая помощь вернет русскую армию на поля сражений". Рут, Фрэнсис и Бертон лично обещали предоставить Петроградскому отделению кредит на сумму 30 тыс. долл.1.

По возвращении в Америку Рут представил отчет президенту и "особый дополнительный доклад" государственному секретарю. Президент прочел отчет с величайшим интересом и обратил внимание на замечания Рута о том, что Россия "страдает от плохого состояния железных дорог и безграмотностинарода". Однако Вильсон нашел в русском населении те качества, которые, по его мнению, были близки к ценностям демократии.

На основании доклада миссии Рута Лансинг составил специальный меморандум, отражающий его взгляды на ситуацию в России. Он "был поражен оптимизмом членов комиссии и не мог найти причин этому". Джессап считает, что "члены миссии были обмануты иллюзией способности Керенского поддерживать и контролировать ситуацию". Лансинг же напротив "выразил сомнения относительно личной силы Керенского и способности осуществить его планы ввиду сильной оппозиции, развивающейся против него". Сомнения в Керенском Лансинг объяснял еще и тем, что "он слишком часто шел на компромисс с радикальными элементами революции".

американская английская политика россия

По его мнению, события в России развивались по схеме Французской буржуазной революции конца XVIII в. Французская революция была "характерным примером полного ниспровержения социальной системы и учреждения новой". Эта революция начиналась с умеренной попытки преобразовать старую систему при помощи популярного правительства и привела к восстановлению порядка и защите личных прав через этап установления якобинской диктатуры. В результате Лансинг сделал вывод, что события в России - "это обычный процесс и что российская революция пройдет подобные этапы: преобразование - террор - восстание против новой тирании и восстановление порядка деспотической военной силой". Поэтому русская якобинская диктатура еще впереди, и, учитывая эту перспективу, американское правительство должно проводить особенную политику по отношению к России. Для Великобритании миссия Рута представляла большой интерес. В британской дипломатической переписке отмечалось, что накануне отъезда в Россию были проведены обсуждения планов будущей миссии между Рутом и Бальфуром. Заместитель министра иностранных дел Великобритании Р. Сесиль информировал английское посольство в Петрограде о том, что миссия преследует цель "подбодрить русское посольство в отношении продолжения войны и предложить помощь, добрые пожелания и симпатии". Но успокоительный тон телеграммы свидетельствовал о том, что британский кабинет был серьезно обеспокоен стремлением американской администрации отдельно от других правительств провести переговоры с российским правительством, поэтому обращал внимание Бьюкенена на американскую миссию.

В результате деятельности миссии Рута в окружении Вильсона сложился план "перевоспитания целого народа". Падение демократического правительства в России привело бы к установлению диктатуры или спровоцировало бы разрушение государственного порядка в стране, что, в свою очередь, могло дестабилизировать систему международных отношений, частью которых была Россия. С пропагандистскими целями в июле 1917 г. в Россию был направлен "один из ближайших советников полковника Хауза, талантливый журналист, аналитик и дипломат" Артур Буллард. В августе 1917 г. был одобрен план отправки миссии американского Красного Креста. Цели у всех агентов были фактически одинаковые - предотвратить распад российской армии и поддержать правительство Керенского, чтобы дать ему возможность навести порядок в стране. Планы широкой агитационной и "воспитательной" кампании рухнули вместе с падением Временного правительства и штурмом Зимнего Дворца. События октября 1917 г. вынудили американское руководство определить новые варианты политики по отношению к России.

Деятельность миссии Рута сыграла важную роль в оформлении американо-английских отношений в 1917 г. В японской дипломатической переписке, например, отмечалось, что единым для США и Великобритании было стремление "не допустить прихода к власти в России крайних партий, которые могли уничтожить зарождающуюся демократию", а также заключения российским правительством сепаратного мира с Германией. Последующие события в России показали, что пропагандистская деятельность Соединенных Штатов и союзников не смогла бы достичь своего результата, так как она была "слишком консервативна для революционной массы народа".

Российское руководство, в свою очередь, весной 1917 г. отчаянно пыталось убедить союзников в своей способности продолжать военные действия и в необходимости возобновления финансовой и военной помощи. Доказательством этому служат данные об увеличении количества русских дивизий на фронте со 159 в марте 1917 г. до 234 в апреле-мае. В июне в составе российской армии было уже 288 дивизий пехоты и спешенной кавалерии.