Российская империя в публикациях

Размещено на http://www.allbest.ru/

Введение

российский империя пресса французский

Широко известно, что многие современные политические традиции берут своё начало в XVIII веке. В качестве примеров можно привести современное понятие деспотии, деление политиков на «правых», «левых» и «центристов», популярность идеи представительства и т.д. Помимо прочего, в этот же период формируются или продолжают формироваться устойчивые образы европейских стран, которые со временем стали традиционными и частично сохранились до наших дней.

Общие мнения создавались в первую очередь печатью. Успешные авторы передавали читателям свои идеи и во многом контролировали общественное мнение - самым известным примером являются, разумеется, Просветители. Их аудитория была весьма широка - по одним подсчётам, только во Франции читающая публика «потребляла» около 3500 различных книг за год.

Большую роль в процессе формирований оценок и восприятий играла и пресса. Особенность периодических изданий как создателя общественного мнения заключается в самом её формате. Литература могла высказываться о политике лишь время от времени, передавая восприятие той или иной темы лишь в определённой момент и часто довольно ограниченно. Журналы и газеты же создавали постоянный поток информации, изменения в котором отражали и изменения в образах.

В XVIII веке Россия приобретает статус «великой державы» и становится полноправным участником европейской политики. Рост важности роли империи в международных отношениях и расширение контактов русских с остальным континентом повлекли формирование образа России на Западе. И пресса, разумеется, оказывала на этот процесс заметное влияние.

Стоит учитывать и специфику отбора материала в прессе. Разумеется, авторы предпочитали писать о темах, которые привлекали их внимание. Однако для успеха издания они должны были учитывать и интересы публики, освещая сюжеты, привлекающие читателей. Поэтому публикации отражали те истории, которые с наибольшей вероятностью затрагивали общественное мнение.

Важно отметить, что данная работа рассматривает не сами публикации, а тот образ, который они создавали. Поэтому для действительно полного анализа источников необходимо не только передать содержание публикаций, но и учесть факторы, которые влияли на формирование общественного мнения. К примеру, следует принять во внимания политические и культурные контексты, в которых читатели получали информацию. Они могут включать в себя важные события, идеи, традиции и прочее.

Хронологические рамки работы обусловлены значимостью периода для восприятия России на Западе. К концу 1750-х оно заметно изменилось в результате Семилетней войны. Активное участие в конфликте российских армий и дипломатов, разумеется, привлекало повышенное внимание к их стране и стимулировало создание новых мнений о ней. Помимо этого, материалы каждого года отражают отдельные важные темы - военные действия, воцарение Петра III, дворцовый переворот и первый год правления Екатерины. Это позволяет оценить складывавшийся образ России с разных сторон.

Предметом нашего исследования являются публикации в отобранных изданиях в период 1761-1763 гг. и их эффект на восприятие читателями России. Объект же исследования - материалы Gazetted'Amsterdam, Gazettede France, Gentleman's Magazineи Annual Registerв указанные года.

Цель нашего исследования - установить, как авторы описывали Российскую империю читателям французских и британских изданий в указанный период и какие образы эти описания могли вызывать у их читателей .Для реализации этой цели представляется важным решить следующие задачи:

1) Выявив круг авторитетных изданий, определить их особенности, включая источники и формат подачи информации, круг освещаемых ими тем и т.д.

2) Проанализировать состав информации в прессе о российской внутренней политике и жизни внутри империи как таковой для определения интереса публики к России самой по себе, без факторов, которые могли затрагивать её интересы - т.е. без внешней политики

3) Изучить материалы о России как субъекте международных отношений - наиболее актуальные для западноевропейских читателей публикации, имеющие свою специфику.

4) Сопоставить материалы франкоязычной и англоязычной прессы, чтобы выяснить особенности представлений о России читателей газет в Голландии, Франции и Британии.

Исходя из задач исследования сложилась и структура работы в которой помимо введения, содержащего постановку целей и задач, обзор историографии и характеристики источников, имеется две главы - об освещении в прессе событий внутри России и об описании внешней политики империи. Такое разделение обусловлено разницей в подаче этих тем, и, следовательно, разным воздействием на общественное мнение. Отдельный разбор позволит подробней раскрыть специфику каждой темы.

Историографический обзор.

При рассмотрении историографии для нашей работы представляется разумным разделить литературу на четыре тематических блока, каждый из которых имеет значение для исследования -пресса XVIII века, образ России в Европе того же время, международные отношения в Европе середины столетия, а также внутренняя политика в России конца 1750х - начала 1760х.

Периодические издания XVIII привлекают немало внимания исследователей. Газеты и журналы, особенно европейские, изучаются с самыми разными подходами. Одни исследования обозревают прессу того или иного периода в целом, другие фокусируются на отдельных аспектах изданий или событиях которые они освещали. Тем не менее, учитывая многообразие материала, полноправно называть тему «изученной» ещё определённо рано.

Одной из лучших общих работ об английской является монография Дж. Блэка «Englishpressinthe Eighteenthcentury». Это действительно успешное исследование представляет собой обзор истории всех значимых британских изданий столетия и их особенностей. Исследователь показывает, как путём расширения спектра тем и профессионализации журнализма периодика в Британии превратилась из обычных источников информации в важнейший инструмент формирования общественного мнения. Также в работе подробно разбирается динамичное развитие цензуры и отношения прессы с парламентом.

Из общих работ на эту тему также следует отметить монографию Дерека Хадсона «British Journalists and newspapers». Целью работы было проследить развитие английской прессы от её зарождения вплоть до XX века, поэтому она представляет из себя скорее общий обзор темы чем рассмотрение конкретных вопросов. Тем не менее, исследователю удалось определить многие особенности английской журналистики, а также очертит круг тем, интересных для публики и изданий.

Что касается исследований французской периодики, то среди них преобладают работы, посвященные более узким проблемам.

К примеру, недавняя книга Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» раскрывает немало интересных деталей о функционировании цензуры во Франции середины XVIII века. На примере распространения одного высмеивающего правительство стихотворения, историк показывает механизмы оценки «неприемлемых» публикаций и работу цензоров по прекращению их публикации и изъятию из оборота. Один из важных выводов исследования - больше всего властей раздражала не критика политики, а негативные отзывы о самых влиятельных аристократах и членах королевской семьи. Конечно, к теме нашего исследования этот сюжет имеет довольно опосредованное отношение, но всё же помогает правильно оценить границы возможностей для прессы писать свободно.

В исследовании Ф. Вейла «Un episode de la "guerre" entre la 'Gazette de France' etles hollandaises» рассматривается конкуренция между французскими и франкоязычными голландскими газетами в первой половине XVIII века. Голландские газеты, будучи во многом более независимыми и содержащие больше информации, тем самым привлекали больше читателей. Более того, к 1759 г., голландские издатели добились понижения тарифов во Франции, став более доступными подписчикам. В итоге французские издания были вынуждены изменить свой формат чтобы справиться с конкуренцией. Работа содержит ценные комментарии о структуре и функционировании прессы того периода.

Внутренняя политика Российской империи в середине XVIII века изучена весьма подробно. Исследователи детально рассматривают как реформы и проекты монархов, так и карьеры придворных, а также борьбу дворянских партий.

Одними из важнейших работ о придворной политике того периода являются «Эпоха дворских бурь» И.В. Курукина содержащая детальный анализ дворцовых переворотов от их подготовки до последствий для участников и страны в целом. Для нашего исследования особенно ценны сведения об известности переворота 1762 года.

Исследования Семилетней войны в Восточной Европе обычно описывают не конфликт в целом а его отдельные аспекты. Российские учёные чаще всего обращают внимание на предвоенную «Дипломатическую революцию» и её последствия. Редкие исключения представляют собой исследование П. Черкасова «Елизавета Петровна и Людовик XV» и М. Анисимова «Семилетняя война и российская дипломатия в 1756-1763 гг.». Авторы подробно разбирают роль России в международных отношениях как до, так и во время конфликта. Особенно ценен анализ деятельности самих дипломатов и послов, раскрывающий развитие отношений европейских держав в это время. Существенная разница между работами заключается в сосредоточении Черкасова на русско-французских отношениях, Анисимов же рассматривает российскую дипломатию того времени в целом. Это даёт каждой работе индивидуальную ценность.

Зарубежные историки, вполне ожидаемо, куда больше внимания уделяют конфликту Великобритании и Франции, уделяя войне на востоке куда меньше внимания. Впрочем, существует несколько работ, посвящённых более специфичным проблемам того периода, что делает их ценными и для нашего исследования. Помимо прочего, внимания заслуживает исследование Д. Райли «The Seven Yearswarand the Old Regimein France». Главной темой книги является французская экономика того периода. Историк предоставляет обильные данные о торговле и финансах во время войны. Также книга содержит довольно подробный анализ политики и общественного «кризиса уверенности» - общей усталости от войны и растущего желания мира как среди аристократии, так и среди третьего сословия. Это позволяет в определённой степени понять настроение французской публики в рассматриваемый период.

Образ России на Западе в XVIII веке - весьма привлекательная тема для исследователей. В последнее время исследователи всё чаще анализируют образы русских и их правителей в европейских романах, мемуарах, научных трудах и даже на картах. Разумеется, нельзя не упомянуть фундаментальное для этой темы исследование Л. Вульфа «Изобретая Восточную Европу». В ней рассматривается формирование представлений о Восточной Европе как об отдельном регионе, одновременно похожем на запад континента и отличающимся от него. Помимо этого, автор рассматривает отдельные особенности образа России, включая рассуждения о деспотизме царей и удивительных возможностях, открывающихся перед иностранцами в их стране.

Тема образов развивается и в исследованиях идеологии империи и её связи с европейской культурой. Во многих работах, среди которых следует особенно выделить «Мифы империи» В. Проскуриной и «Кормя двуглавого орла» А. Зорина, анализируются большие массивы разнообразных источников и обнаруживаются связи между философией, художественной литературой и государственной политикой. Разумеется, исследователи рассматривают и восприятие российской идеологии в Европе, что дополняет общую картину.

Однако исследования образов России и прессы XVIII века пересекаются довольно редко. Иногда материалы из периодических изданий используются в работах о внешней политике или истории культуры, но совсем нечасто становятся самостоятельным предметом исследования.

Некоторые историки всё же рассматривают публикации о России в газетах и журналах сами по себе, однако часто результаты их изысканий остаются описательными, без какого-либо анализа. Это, само собой, не лишает их научной ценности, но всё же ограничивает глубину полученных результатов.

Разумеется, заслуживающие внимания исследования темы всё же существуют. Так, статья Ж. Дюлака «Gazettessousinf luence: le Courrierdu Bas-Rhin, la Gazettedes Deux-Pontsetlessujet stouchantla Russievers 1770 » и соответствующая глава из книги Е.Б. Смилянской и М.Б. Велижева «Россия в Средиземноморье» не просто описывают публикации европейских журналистов о русско-турецкой войне 1768-1774 гг., но и анализируют основные приёмы получения и публикации новостей, а так же их восприятие публикой.

Однако эти работы освещают лишь небольшую часть проблемы интерпретации роли России в европейской прессе, почти все оставшиеся события XVIII века остаются неизученными. Мы надеемся хотя бы частично заполнить небольшую часть этой лакуны в историографии нашим исследованием.

Источниковая база.

Стоит отметить один аспект методологии нашей работы. Большинство исследований прессы ограничивается сбором общих данных из публикаций и восстановлением политического и культурного контекста. Такой подход вполне работает для обозрения общих тенденций в периодических изданиях, однако понимание образов, которые они создают для публики, требует так же учёта некоторых особенностей, таких как запросы читателей на определённые темы, цензура, источники информации, частоту выхода номеров и прочие детали.

Исходя из этого, нами были выбраны 4 издания, представляющие разные типы прессы, и, следовательно, разными способами воздействовавшие на своих читателей.

«Gazettede France» была официальной газетой французского правительства и представляет прессу, наиболее близко выражавшую мнение властей. Основанная в 1631 году знаменитым Теофастом Ренодо, эта газета считается первым европейским периодическим изданием в современном понимании. Во многом, именно она создала те методы сбора и подачи информации, которые затем копировались другими изданиями в XVIII веке. Больше ста лет Gazette управлялась наследниками Ренодо, которые пользовались монополией на политические новости. Однако в 1762 году она перешла в ведомство министерства иностранных дел и приобрела подзаголовок «Официальный орган королевского правительства».С одной стороны, связь с властью давала газете дополнительные ресурсы, с другой - ограничивала свободу авторов.

Министерство уделяло немало внимания «правильной» подаче новостей и отбору материалов. Таким образом, материалы газеты позволяют нам установить не только мнение её читателей, но и позицию правительства.

Gazetted'Amsterdamже представляет сравнительно независимые новостные издания, пользовавшиеся большей свободой. Во Франции Gazette D'Amsterdam относили к числу так называемых «периферийных газет» - иностранных франкоязычных газет, не имевших «королевской привилегии на печать» и распространявшихся почтовым ведомством. Такие газеты, несмотря на заграничное происхождение, были ориентированы, в первую очередь, именно на французов.

Многие из них, включая амстердамскую газету, пользовались большой популярностью у публики благодаря публикации более разнообразных и непредвзятых текстов чем многие французские издания. Разумеется, цензура для них оставалась значимым фактором. Власти могли конфисковать тираж того или иного номера за особенно крамольное содержание или вовсе запретить распространение издания. Но цензура во Франции того периода была уже не слишком жесткой, и даже при всём желании редко могла полностью остановить циркуляцию запрещённых текстов. Впрочем, газета Дю Бреев обычно была весьма лояльна к нормам этикета Старого Порядка. О монархах и знати в ней писали неизменно тактично и с ожидаемым почтением, полными титулами и т.д. Поэтому опасаться внимания цензоров Gazetted'Amsterdam не приходилось.

Gentleman's Magazine представляет другой вид прессы - ежемесячный журнал. Главная особенность этого формата - куда большие возможности для комментирования и выражения личного мнения у авторов статей. Это позволяет куда лучше определить, как именно журналисты подавали читателем образы тех или иных событий.

Это имеет довольно большое значение, так как журнал был одним из самых популярных изданий в Британии того периода. Его авторы первые сумели обойти запрет на публикации о заседаниях парламента и открыто говорили об острых политических темах. Помимо этого, Gentleman's Magazine содержал удивительно разнообразные материалы - в нём публиковались не только новости, но и поэзия, научные эссе, переписка редактора с читателями и многое другое. Это привлекало широкую аудиторию и делало мнение журнала авторитетным.

Помимо часто встречающихся открытых комментариев, Gentleman's Magazine отличается от газет и периодичностью публикаций - его номера выходили раз в месяц. Поэтому, журналисты обычно не имели возможности писать о событиях сразу же после поступления новостей. Однако это позволяло им составить более подробную и разностороннюю оценку известий, тем самым формируя более устойчивые образы.

Таким же вполне независимым изданием был Annual Register. Его основателем и первым редактором был Эдмунд Бёрк - знаменитый интеллектуал, публицист, а в будущем и парламентарий. К тому момент он уже успел приобрести первую известность и занять яркую политическую позицию, что определённо делало его издание авторитетным. Ключевое отличие Annual Registerот других изданий заключается в его крайне нестандартном формате. Журнал выходил раз в год, обычно в начале февраля. В каждом из номеров описывались и анализировались главные события ушедшего года. Спектр тем был весьма широк, но большая часть материалов была посвящена политике. Авторы анализировали самые значительные события, в своём роде подводя итоги случившегося. Разумеется, заметную долю их внимания привлекала и Россия.

Формат Annual Register позволяет увидеть общественное мнение в его относительно устоявшемся виде - после получения и осмысления авторами статей всей информации о произошедших событиях. Ведь спустя некоторое время, первые впечатления могли измениться, и Annual Register отражает именно финальную форму сложившегося восприятия событий.

Пожалуй, больше всего нужных нам материалов из всех трёх изданий содержат именно GazettedeFrance и Gazetted'Amsterdam. Известия о России содержатся приблизительно в 500 из 615 номеров, выпущенных газетами за три года. К тому же, сам формат газеты имеет значимое преимущество перед другими видами прессы. Короткие промежутки между публикациями и «специализация» именно на новостях позволяли ей информировать читателей о происходящем намного быстрее, чем журналы, и формировать первые мнения и впечатления публики.

Это, впрочем, никак не умаляет значения Gentleman's Magazine и Annual Register. Ведь, во-первых, амстердамская газета была рассчитана на франкоязычных читателей, англоязычные же предпочитали «свою» прессу. Во-вторых, журналы имели возможность описывать новости куда более подробно и красочно, оказывая большее влияние на общественное мнение.

Таким образом, совместное использование всех трёх изданий позволяет рассмотреть формулируемое прессой общественное мнение более полно, с разных ракурсов.

К сожалению, сколько-либо точно установить личности информаторов почти невозможно. Редакторы не указывали имена авторов писем, и догадываться кто именно поставлял им новости можно лишь по косвенным признакам. Во-первых, как минимум большинство репортёров имели связь с дворами стран, в которых находились, так как большинство информации поступало именно оттуда. Во-вторых, не исключено, что письма в издания писали местные жители, так как в сообщениях из разных городов часто встречаются слова «наш двор» или «наш государь». Также, репортёры обычно выражали солидарность с действиями местных правительств.

Впрочем, письма из России вряд ли были написаны кем-либо для кого русский был родным языком. Это предположение основано на довольно грубых ошибках в написании фамилий и названий, вероятно были совершены иностранцем. К примеру, княгиня Дашкова и князь Долгорукий фигурирует в газетах как «princesse D'Ashkova» и «prince D'Olgoruki”, а старообрядцы названы «сектой Каскольников». Впрочем, как будет показано ниже, можно с уверенностью сказать, что как минимум у Gazettede France и Gazetted'Amsterdam было двое, а может и больше репортёров в России.

Глава 1. Внешняя политика России

1.1 Боевые действия и дипломатия 1761 г.

Из всех информационных поводов 1761 года наибольшее внимание привлекала, разумеется, война. Конфликт приобрел действительно всемирный масштаб и заметно отражался и на жизни в местах далёких от сражений. Об этом писали многие популярные публицисты - самым знаменитым примером можно назвать «Кандида» Вольтера.

Пресса стремилась удовлетворить интерес читателей к положению дел на фронтах. Большая часть новостей, опубликованных в 1761 году, была посвящена именно этой теме. Подробно описывались передвижения армий, смены командования и сражения. Иногда описание особенно значимого столкновения могло занимать в два или три раза больше места, обычно отводимого для одной новости. Некоторые номера Gazetted'Amsterdam и вовсе почти полностью состояли из сообщений, рассказывающих о военных действиях. Примечательно, что франкоязычные издания больше концентрировались на европейском театре военных действий, в то время как в Англии внимательней наблюдали за кампаниями в колониях и на море.

Военные действия в Восточной Европе занимали двоякое положение в восприятии западноевропейской публики. С одной стороны, конфликт между Австрией, Пруссией и Россией не затрагивал ни французских ни британских интересов напрямую. Однако дополнительное дипломатическое напряжение было вызвано опасным положением Ганноверского княжества, находившегося в личной унии с Великобританией. Несмотря на его удалённость, в Англии княжество виделось как важная территория, полноправное владение короля, имеющее значение для всей страны. К тому же, австро-прусский конфликт был интересен для западноевропейской публики сам по себе, хотя бы из-за его важности для уже давно привлекавшего внимание Европы Фридриха II. Поэтому известия о столкновениях на востоке континента регулярно попадали в прессу.

Большая часть новостных заметок о России в 1761 году была связанна как раз с боевыми действиями. По неизвестной причине с марта по октябрь письма из Петербурга в газеты не приходили вовсе. Однако это компенсировалось обилием сведений из Польши, Германии и Австрии, с описанием действий российской армии.

Безусловно, журналисты и их читатели видели в ней значимую военную силу. Это заметно хотя бы по частоте публикаций -корпусы Румянцева, Бутурлина и Тоттлебена упоминаются в большинстве сообщений из Восточной Европы, в то время как действия шведских войск почти не освещались. Нередко их эффективность особенно подчёркивалась в посланиях из союзных держав - к примеру, в письме из Вены, сообщающем о соединении российской армии с войсками фельдмаршала Дауна, говорилось что «русские полны желания сражаться и несомненно достигнут больших успехов». Примечательно рассуждение одного из авторов Gentleman's Magazine о неудавшемся в 1755 году договоре о субсидиях, в обмен на которые Елизавета Петровна должна была передать британскому командованию корпус своих войск. Убеждая читателей, что найм солдат из Гессена был лучшим решением, журналист всё же признал «высокие способности» русских.

Вплоть до июня в изданиях пытались определить куда отправятся три корпуса, расположенные в Познани, основывая на этом прогнозы российской кампании. Другой темой было снабжение российской армии. Поставки амуниции действительно были важной проблемой на европейском театре военных действий, а российская армия испытывала особые проблемы с получением необходимого через Польшу. Британские журналисты использовали это как возможность раскритиковать «неспособность русских организовать свои магазины».

Разумеется, издания не могли не обратить внимания на измену Г. Тоттлебена. Генерал был арестован 19 июня по подозрению, позже оправдавшемуся, в сговоре с Пруссией. Издания быстро отреагировали на произошедшее - в Gentleman's Magazine случившееся охарактеризовали как повод для конфликта австрийского и российского командования, который задержит общее наступление. В амстердамской газете же Тоттлебена назвали «бесчестным предателем» и затем даже отслеживали его конвоирование в Петербург. В обоих изданиях сообщалось и о роли в переписке Саббатков - двух польских евреях, отца и сына - именно они доставляли письма.

С августа практически центральной темой сообщений из Восточной Европы становится осада Кольберга. Долгая битва за укреплённый прибрежный город стала одним из важнейших эпизодов войны - контроль над ним открывал проход в Западную Пруссию и облегчал операции на Балтике. В осаде принимали участие не только российские, но и шведские и австрийские силы. Разумеется, настолько масштабное столкновение привлекло внимание изданий и освещалось во всех деталях.

Примечательно несходство сообщений описывающих действия армий в тот период. Так, во французских газетах чаще встречались известия об успешных «предприятиях» русских, особенно в сообщениях из Польши. Рассказывалось об удачных рейдах на прусские позиции и обилии трофеев. Английские же издания были более критичны по отношению к армии Румянцева, а если и сообщали о её успехах, то подчёркивали героическое сопротивление пруссаков и порицали «хвастовство» русских, по их мнению, преувеличивающих количество пленных. Стоит отметить, что некоторые отчёты из российской армии действительно выглядели довольно удивительно - согласно докладу Бутурлина, в одной из крупных битв в Польше его армия не потеряла ни одного человека, зато взяла 4000 пленных.

Оценки успехов осаждающих и осаждаемых также долгое время разнились. Даже спустя три месяца осады по данным из прессы было неясно кто выйдет победителем - в ноябре одни сообщения говорили о превосходящей позиции Румянцева, а другие утверждали, что «русские, очевидно, не возьмут город». В письме из Гамбурга, написанного 15 декабря за день до взятия Кольберга - сообщалось о стойкости защитников города и отражении очередной атаки русских.

На взятие города репортёры также отреагировали оживлённо. В письмах из Вены и Гамбурга произошедшее характеризовалось как значительная победа, означающая установление контроля Россией над Померанией. Из Петербурга же сообщалось о празднованиях в честь «большого успеха» и щедрых наградах участникам осады и даже гонцу, доставившему новость об окончании осады. Тон сообщений позволяет предположить, что в этот момент победа России в войне казалась особенно вероятной, что лишь усилило последующее удивление от заключения сепаратного мира.

Примечательно, что репортёры были весьма неплохо осведомлены о положении дел в войсках, в том числе и российских. Сообщения об отправке подкреплений или движении корпусов вряд ли могут вызвать удивление, хотя бы потому что их сложно не заметить. Однако нередко в прессе указывались численности отрядов, фамилии младших офицеров и даже планы генералов. Такую информацию было намного сложнее получить путём обычного наблюдения, поэтому вероятней всего у изданий были источники в самих войсках. В подтверждение этого говорят и иногда встречающиеся слова «согласно письмам из российской армии…».

Интересной деталью образа России во время войны были и рассказы о положении оккупированных российской армии территорий. В этом плане тон сообщений сильно разнился в зависимости от издания. В Gazette D'Amsterdam было напечатано обращение генерала Румянцева к жителям Померании. Им рекомендовалось сохранять спокойствие, не конфликтовать с солдатами, прекратить переписку с адресатами на территории Пруссии и не покидать домов без необходимости. Померанцы также должны были выбрать представителей для обсуждения с Румянцевым контрибуции и снабжения армии. Обращение сопровождалось комментарием «Генерал-лейтенант очень доволен дисциплиной своих солдат».

Gentleman's Magazine же ситуацию освещал более резко. В январском номере говорилось что «русские продолжают вторжение в Померанию и соседние регионы, грабя остатки несчастных местных жителей с безжалостным варварством». С негодованием о преступлениях солдат и позже, в том числе и при описании осады Кольберга - журналисты сочувствовали «несчастным горожанам, страдающим от долгого конфликта».

В 1763 тема присутствия российских войск заграницей была поднята ещё раз, в связи с их выводом из Польши. В письмах из Данцига репортёр Gazettede France почти обеспокоенно сообщал, что расположившийся неподалёку корпус не спешит покидать лагерь несмотря на наступающие холода и бездорожье, что может заставить солдат отложить возвращение надолго. Также, в газетах сообщалось о конфликтах между российскими солдатами и поляками у деревни Забу, приведшим к вооружённому столкновению солдат со шляхтой. Король потребовал наказания виновных, российские же представители принесли свои извинения.

Примечательно, что в Польше присутствие российских солдат было особенно волнующей темой. Покровительство Елизаветы «диссидентам» в литовских воеводствах породило опасения силового вмешательства российского правительства. Поэтому столкновения солдат с местным населением не могли не вызывать острой реакции в Варшаве.

Вполне возможно, что подобные детали усиливали позже ставший особенно популярным образ российской армии как «варварской орды». В дальнейшем отождествление русских с воинственными дикарями становилось всё более популярным - во Франции оно достигло своеобразного пика во время Революционных войн. Тогда в газетах Павла I описывали как опасного безумца, а Суворова - как непредсказуемого самодура. Нахождение же русской армии в Италии, согласно уже устоявшейся модели, сравнивалось с нашествием варваров.

Таким образом, и рядовые столкновения и последняя крупная операция российской армии за 1761 год получили довольно подробное освещение в прессе. И в целом, эти публикации закрепляли в общественном мнении образ России как важной военной и дипломатической силы. Спустя год авторы Annual Registerписали, что тогда от Елизаветы и её генералов зависела судьба не только Пруссии, но и всей Северной Европы. В Gentleman's Magazine даже допускали возможный конфликт Вены и Петербурга за влияние в Германии.

Поэтому во внимании, с которым издания следили за последующими событиями нет ничего удивительного. Новости из России описывались всё более детально и всё чаще вызывали внимание корреспондентов за её пределами.

1.2 Сепаратный мир и планирование новой дипломатической системы 1762 г.

Первой подробно освещаемой темой из Россиив 1762 году было воцарение Петра III. Смена монарха, очевидно, была важна как для внутренней, так и для внешней политики, а личность нового императора вызывала острые вопросы. Симпатии Петра к прусскому королю были широко известны, как и его привязанность к интересам Гольштейна. Поэтому иностранные министры, включая Шуазеля, предполагали возможность заключения сепаратного мира и учитывали её в своих планах. Имевшие связи при дворе и обычно проницательные журналисты вряд ли могли не догадаться об этом и стали ещё активней чем обычно наблюдать за российскими дипломатами и офицерами, а также за действиями самого Петра.

В письмах из Австрии и Германии, для которых участие России в войне было особенно важно, на протяжении двух месяцев почти постоянно фигурировали рассказы об аудиенциях послов, переписке генералов Чернышёва и Румянцева с Петербургом и заверениях Петра в верности союзам. В феврале репортёр Gazetted'Amsterdam в Вене даже отметил резко возросшее количество корреспонденции российского посла.

Конечно, всё это не могли не вызвать определённых догадок. В конце месяца в письме из Парижа уже открыто говорилось о «слухах о сделке между царём и королём Пруссии». Неуверенность в надёжности союза высказывалась и в письме из Вены. Впрочем, в амстердамской газете эта тема освещалась довольно нейтрально. В Gentleman'sMagazine же о возможности заключения мира писали ярче и даже радостней. Журналисты подчёркивали большие возможности, открывшиеся перед Петром по установлению мира, и намекали читателям на то, что царь всё же ими воспользуется. Большой акцент делался на разнице в обращении с дипломатами в Петербурге, а также на явное удовольствие, отразившееся на лице прусского короля после получения тайного сообщения из России. Помимо этого, авторы утверждали, что Пётр слишком благоразумен «чтобы преследовать сомнительную политику, истощающую, а не обогащающую его подданных».

Конечно, пресса не давала уверенных прогнозов а сама по себе публикуемая информация не давала оснований для точных выводов. К тому же, в газетах появлялись и совсем иные сообщения - письма из Петербурга убеждали читателей, что царь останется верным союзным обязательствам, в том же поначалу выражали уверенность репортёры из Вены и Парижа.

Поэтому выход Российской империи из войны всё же не стал для западноевропейской публики неожиданным. Как писал спустя 9 месяцев автор Annual Register «в начале года никто не ожидал такого внезапного решения». Газеты описали случившиеся сухо, не давая комментариев. Британские же издания благосклонно оценили «мудрое решение» царя и в целом восприняли новость с радостью. В этом случае мнение авторов было особенно близко к правительственному, ведь отказ России от сражений избавлял англичан от необходимости участвовать в восточноевропейском конфликте.

Подробно освещался также и сам союз между Пруссией и Россией.

Неоднократно подчёркивалось особенно приветливое обращение царя с прусским посланником - бароном Гольцом, и прохладное отношение к французскому и австрийскому послам. Из Вены писали о прибытии в прусские войска русского корпуса - репортёр не удержался от ремарки о «странности» ситуации, в которой «совсем недавно сражавшиеся вместе солдаты теперь вынуждены воевать друг против друга». В дальнейшем, этот корпус ещё не раз привлекал внимание прессы, а в августе Gentleman's Magazine даже отдельно описывал его выход из прусской армии.

Но важнее всего, что уже в марте в прессе стала подниматься тема следующего проекта Петра во внешней политики - войны против Дании.

План завоевания Шлезвига был, пожалуй, одной из самых спорных идей Петра. Сомнения в его целесообразности выражали не только историки, но и современники. Политическая элита империи разделилась на поддерживающих поход и всеми силами пытавшихся предотвратить его. Из политической элиты в первую группу входили П.А. Румянцев С.Р. Воронцов Во второй же было большинство высокопоставленных сановников и сам канцлер - М.И. Воронцов. В этом вопросе царя не поддерживал даже Фридрих II. Конечно, если журналисты и знали о таких тонкостях, то предпочитали о них молчать. Но о самом растущем напряжении между странами издания писали довольно открыто.

Примечательно, что в одном из писем из России отрицались намерения царя начинать войну, а все утверждавшие что тот желает завоеваний обвинялись в клевете. Однако новости из других источников говорили об обратном. В газетах писали о мобилизации армии и устройстве крупного лагеря недалеко от Санкт-Петербурга. Из Гамбурга, где с заметным беспокойством писали о занятии русским корпусом Померании и невозможности с уверенностью сказать куда он отправится дальше - в Россию, или на север. Освещались и приготовления к войне в Дании - репортёры не комментировали известия о передвижении войск, строительстве укреплений и визите короля в Гольштейн, но на фоне других новостей значения этих событий было понятно. Из Копенгагена в Gazettede France даже писали о слухах, согласно которым российские войска уже выдвинулись к Шлезвигу. Вне зависимости от правдивости таких сообщений, они определённо создавали у читателей образ кризиса в русско-датских отношениях.

Английские же издания прямо говорили о возможной войне, при том весьма критично. Несмотря на отсутствие официального союза, отношения между Англией и Данией были довольно тёплыми, и их лишь поддерживало распространённое среди датчан англофильство. Поэтому неудивительно, что энтузиазм англичан, вызванный предсказаниями мира в феврале, заметно угас уже к концу марта. Авторы AnnualRegister утверждали, что альянс России с Пруссией не принёс Европе никакого добра и только лишил империю последних завоеваний, оставив весь регион в напряжении, обещая новые столкновения. Помимо неприятия самой идеи замены одного конфликта на другой, авторы возмущались и тем, что атакой на Данию царь стремился удовлетворить узкие, почти эгоистичные амбиции, пренебрегая интересами своей страны.

В прессе рассказывали и о более частных деталях дипломатии Петра III. В частности, освещался конфликт императора и французского посла Бретйеля. Согласно новому указу, все иностранные дипломаты должны были сначала нанести визит Георгу Готторпскому, и лишь потом могли быть допущены к аудиенции при дворе. Бретейль же счёл это нарушением его прав как посла и отказался, в результате чего император потребовал его возвращения на родину.

Следует отдельно отметить одну связанную с прессой деталь истории Бретейля. Согласно донесению П.Г. Чернышёва, после начала скандала в Петербурге, во французской прессе проходящей через цензуру министерства иностранных дел Пётр стал называться «царём». Посол обратился с жалобой к Шуазелю, требуя использовать исключительно императорский титул - министр же ответил пространным обещанием изучить вопрос, при этом написав в ответном письме «его царское величество». И действительно, вплоть до переворота, российский монарх не назывался императором, что было практически повсеместной практикой до и после скандала. В британской же прессе разнице между титулами придавали мало значение, так как иногда в одной статье могли встретиться как «царь»,так и «российский император».

Само собой, переворот 28 июня вызвал бурную реакцию прессы, в том числе и в отношении внешней политики. Как отмечали британские авторы спустя полгода, в Западной Европе «ожидали что смена правительства повлечёт резкие перемены в системе международных дел». В первую очередь журналистов, как и большую часть Европы, интересовали планы новой императрицы об участии в войне. Многие полагали, что Екатерина решит вернуться к политике Елизаветы и восстановит союзы с Францией и Австрией.

У этих мыслей были и более практические основания - к примеру, узнав о перевороте, возвращавшийся в Россию вместе со своим корпусом генерал Салтыков повернул назад и восстановил контроль над частью потерянных после перемирия территорий, включая Кёнигсберг. Разумеется, информация об этом попала в газету и сделала предположения о возобновлении войны более правдоподобными.

1.3 Конфликт с Польшей 1763 г.

Важнейшей темой международных отношений 1763 года в Европе было, разумеется, окончание Семилетней войны. Пресса детально освещала слухи о мире, переговоры и, наконец, заключение Парижского и Губертусбургский договоров. Однако это не лишало российскую внешнюю политику места на страницах изданий.

В первые месяцы 1763 года издания уделяли внимание и завершению Екатериной внешнеполитических вопросов предыдущего царствования. Журналисты сходились во мнении что императрица намерена продолжать укреплять союзные отношения с Пруссией, однако писали об этом без опасений, акцентируя внимание не на возможной военной угрозе, а о «безопасности и коммерческом интересе» государств - в Gentlman'sMagazine писали и о желании Екатерины заключить союз с Британией.

Интересовало прессу и будущее русско-австрийских отношений. К примеру, британские журналисты обратили внимание на обеспокоенные требования австрийского посла подтвердить, что союз с Пруссией не противоречит договорам между Петербургом и Веной.

Другой проблемой «унаследованной» Екатериной от предыдущего царствования были разногласия с Данией. В начале января в Gazettede France ещё писали что планы императрицы в отношении Гольштейна ещё неизвестны. Однако затем в газетах освещались переговоры между Екатериной и Фредериком V о компромиссе в территориальном споре, при этом подчёркивался доброжелательный тон как послов, так и самих монархов. Пресса давала читателям понять, что конфликт вокруг Гольштейна хотя бы временно закончился.

Иногда упоминались и более локальные проблемы России в международных отношениях. К примеру, рассказывалось о попытках урегулировать спор о границах в Азии, при этом репортёры утверждали, что Китай пытается склонить на свою сторону «племена калмыков и монгольские орды».

Однако главным предметом внимания прессы и её читателей стали русско-польские отношения, пережившие в 1763 г. серьёзный кризис. Это был локальный конфликт и, разумеется, он вызывал меньше интереса чем завершение общеевропейского конфликта. Тем не менее, репортёры не только из Петербурга, но и из Варшавы, Дрездена и Гамбурга стабильно информировали публику о положении дел на востоке континента и роли Росси в нём.

Пожалуй, больше всего внимания вызвал спор о Курляндском герцогстве. Императрица стремилась усилить позиции России на Балтике, но не желала конфликтов с сильными государствами. Речь Посполитую же, чьим де-юре вассалом и являлась Курляндия, она считала относительно слабым соседом, чьи правители вряд ли станут препятствовать российским интересам.

В 1758 году сын Августа III Карл, получив согласие Елизаветы, был новым герцогом Курляндии. Предыдущий правитель - Эрнст Бирон - в это время пребывал в ссылке в Ярославле. Однако Пётр III вернул его в Петербург, а Екатерина приняла решение с его помощью расширить российскую сферу влияния.

В январе газеты описывали прибытие графа Симолин в Митаву с декларацией, согласно которой императрица восстанавливала Бирона в герцогских правах. С ним прибыл и сам Бирон, поселившийся в центре города - однако об этом прессе стало известно позже. Чуть позже пришли известия из Варшавы -российский посол объяснил «неотступность царицы в отношении Бирона», что вызвало «негодование» короля. Само письмо корреспондента так же выражало осуждение действий России. В дальнейшем, большая часть сообщений о развитии конфликта поступала именно из Польши, где автор писем всегда принимал сторону короля. Поэтому вероятней всего, у читателей сложился скорее негативный образ экспансии Екатерины в Прибалтику.

Конфликт развивался стремительно. В феврале, при помощи прибывших российских войск, Симолин провёл секвестр герцогства, по сути лишая Карла власти. В письме из Дрездена его действия охарактеризовали как «абсолютно несправедливые», из Варшавы же поступали известия о попытках урегулировать вопрос дипломатически и созвать сейм. В дальнейшем, на протяжении двух месяцев - с мая по июль - на первой странице Gazetted'Amsterdam печаталась общая сводка событий в Курляндии, что свидетельствует о большом интересе авторов и читателей к конфликту.

Эти письма писал репортёр из Варшавы и, разумеется, описывали действия русских критично. Если в начале конфликта сообщения были написаны в относительно спокойном тоне, то со временем они становились всё более враждебными, даже после фактического восстановления власти Бирона. К примеру, в одном из них, с возмущением рассказывалось, что «друг Бирона» Симолин приказал казнить магистрата Митавы за отказ подготовить празднества по поводу возвращения герцога. Описывались «дерзкие преступления» русских солдат и нежелание дипломатов компенсировать ущерб гражданскому населению.

Эта критика противопоставлялась описанию почти героического поведения Карла - согласно польскому репортёру, в споре с российским генералом он заявил «Как бы мало уважения я не испытывал к приказам царицы, я обязан повиноваться решениям короля».Подчёркивались и нарушение его прав - из Польши писали, что даже предложение ренты взамен на герцогство оскорбительно для Карла - такое решение подойдёт лишь для Бирона.

Gazettede France описывала события более сдержанно, воздерживаясь от совсем открытых оценок. Тем не менее, авторы обращали внимание на нарушение прав Речи Посполитой и справедливость требований короля признать Курляндию вассалом Республики. Рассказывали на страницах газеты и о недовольстве знати, как польской, так и курляндской.

Исход конфликта был предопределён в апреле, когда Август III приказал сыну оставить герцогство. Однако тема продолжала освещаться в газетах до осени, а репортёры продолжали отстаивать легитимность того или иного претендента. Рассказывалось и о неудачной миссииграфа Борча, отправленного в Москву для достижения компромисса с Екатериной - при этом в сообщениях из Варшавы критиковалось нежелание русских вступать в переговоры, а в сообщениях из Москвы - грубое поведение самого посланника и необоснованность его требований.

Примечательно, в сентябрьском письме из Дрездена Карла всё ещё называли законным герцогом, хотя к тому моменту он не только потерял титул, но и уехал из Митавы. Впрочем, в то же время парижский репортёр называл Станислава Лещинского, претендовавшего на польский трон в 1703 и 1733 гг., «королём Польши».

Письма в газеты из России довольно редко касались курляндского конфликта и, хотя в них и приводились доводы в пользу позиции императрицы, хотя бы из-за количественного соотношения с сообщениями польских репортёров они, вероятней всего, оказывали меньший эффект на мнение читателей. В мае даже был напечатан манифест Екатерины II, в котором обосновывались права Бирона и отвергались претензии Польши - однако он мерк на фоне десятка писем с противоположным посылом из Польши и Саксонии.

Новым поводом для недовольства стал проход по территории Литвы российского корпуса. Узнав о движении российских войск к польской границе в газетах с беспокойством отмечали, что их цель неизвестна и может спровоцировать новый конфликт.

Вскоре появились сообщения о попытках принца-примата «успокоить волнения» и узнать зачем и куда идёт армия. Российский фельд-маршал - чья фамилия не была указана - ответил в письме, что российские войска имеют полное право на проход по территории Польши после событий 1709 года, когда ими был восстановлен на престоле Август IIи что их присутствие во время прохода к Киеву лишь вернёт в Литву утраченный порядок. Такое объяснение, судя по всему, не успокоило польскую публику, и в следующих номерах вновь была поднята тема компенсаций за ущерб от солдат в начале года.

В ответ на резкие требования компенсации Екатерина издала декларацию, в которой выражала огорчение по поводу ухудшению отношений с «древним другом и союзником» и надежду на скорое восстановление взаимопонимания. В целом, сообщения из России обычно говорили о конфликте с Речью Посполитой в скорее примирительном тоне, лишь изредка подчёркивая правоту требований императрицы. В октябре письмо из Петербурга даже утверждало, что «все разногласия с Польшей улажены». Однако уже в следующем номере и российский и польский корреспондент вновь сообщали о взаимном недовольстве и сложностях в достижении компромиссов.

Последней важной новостью из Польши в 1763 была, разумеется, смерть Августа III. Уход монархов из жизни был важной темой, поэтому сообщения об этом приходили не только из Польши, но и из других европейских столиц. Однако наибольший интерес смерть короля вызвала, разумеется, в соседних странах.

К середине века Речь Посполитая постепенно теряла возможность проводить самостоятельную политику, становясь всё более зависимой от Австрии и России. Не в последнюю очередь это произошло благодаря практике избрания короля на сейме, где решения депутатов часто зависели от влияния внешних сил. Именно так получили власть Август IIи Август III. Было вполне ожидаемо, что соседи, в первую очередь - Россия, попытаются вновь повлиять на ситуацию в Польше.

Франкоязычные издания, в отличие от английских, не затрагивали эту тему напрямую. Однако некоторые детали писем репортёров довольно открыто показывают настоящее положение дел. Так, в ноябрьском письме из Вены сообщается что в Варшаву отправлен посол с целью «помочь правильно провести грядущие выборы». Ещё более откровенно об этом писали из Петербурга. Корреспондент сообщал о скорби, с которой двор встретил известия о смерти польского короля и упоминал о неких «давно приготовленных мерах для сохранения порядка в Республике во время выборов короля».

Как известно, спустя некоторое время Россия действительно в некотором смысле поддержала упорядоченность выборов. Корпус из 7000 солдат подошёл к Варшаве чтобы гарантировать избрание Станислава Понятовского - почти так же корону получил и Август III.

Таким образом, во многом благодаря репортёрам из Польши и Саксонии, в этот период внешняя политика России представала перед французскими читателями не в лучшем виде. Екатерина II была показана ими как агрессор, открыто нарушающий законы ради экспансии. Впрочем, так как их сообщения не встретили отклика от других репортёров, эффект их критики был ограниченным.

Стоит отметить разницу между реакцией на напряжение русско-польских отношений во французских газетах и в Gentleman's Magazine. В то время как первые живо реагировали на каждую новость из Курляндии и в целом создавали у читателей образ довольно серьёзного конфликта, авторы последнего эмоционально высказались о ситуации лишь в марте. Тогда сложившееся положение оценивалось как потенциальное «пламя новой войны», журналисты писали об общем замешательстве и «большой суровости» действий русских.

Однако спустя месяц тон резко изменился - почти флегматично отмечалось что вопрос в Курляндии ещё далёко разрешения и предсказывалось дальнейшее развитие событий: король попытается привлечь дипломатическую поддержку и сохранить титул за своим сыном, однако его противопоставить России достаточную силу предопределяет победу Бирона. Показательно, что абзацем выше говорилось о восстановившемся в Европе спокойствии, которому содействуют правители всех крупных стран. В Annual Register, рассказывая о ситуации в Польше, Курляндию и вовсе не упомянули, ограничившись лишь перепечаткой письма российского канцлера к польскому послу в Петербурге. За полгода инцидент либо забылся, либо уже не вызывал интереса.

С другой стороны, британские журналисты больше писали о перспективах, которые открывали выборы короля. Они отмечали, что лояльность правителя Польши важна для Пруссии, Австрии и России и признавали, что эти три государства окажут влияние на сейм. Обсуждались и возможные коалиции - авторы Gentleman's Magazine предполагали, что Фридрих II и Екатерина объединят усилия против Марии-Терезии, чтобы не позволить ей монополизировать власть над Речь Посполитой. О возможности же поляков проводить самостоятельную политику издания не писали вовсе, судя по всему, вовсе не считая это возможным.

В этих заметно разнящихся оценках проявляется косвенное влияние политики даже на независимые издания. Во Франции положение дел в Польше считалось важным вопросом. Причинами для этого были как общие политические вопросы, так и долгие попытки сделать королём «своего» претендента. К тому же, проигрывая в войне французы были озабоченны вопросами международного права, а действия Симолина и Кайзерлинга в Курляндии были почти единогласно признаны нарушением законов взаимоотношений государств.