Лингвосемиотика обряда погребения в англоязычном сказочном дискурсе

Размещено на http://www.allbest.ru/

Лингвосемиотика обряда погребения в англоязычном сказочном дискурсе

О. А. Плахова

Человек, единственный среди всех других живых существ, сознает свою смертность. Осознание смысла смерти как заключительного этапа человеческой жизни, являясь важнейшим элементом его мировоззрения, становится ключевым моментом религиозных учений, философских, психологических, антропологических и культурологических теорий. Включенность смерти в набор универсальных понятий, имеющих равную личностную и общественную значимость, обусловило ее активное изучение естественными, общественными и гуманитарными науками.

Огромный интерес данное природное и социальное явление представляет и для лингвистики. В рамках антропоцентрической парадигмы концепт "смерть", зачастую в сопоставлении с концептом "жизнь", изучается как базовый конституэнт национальной (в том числе авторской) концепто- сферы [2; 3; 4; 6; 10; 11; 13; 16; 17; 18]. Кроме художественных текстов, материалом исследования могут выступать песенный дискурс [12], фразеологический и паремиологический фонд [5; 14; 15], фольклорная лирика [1].

Не теряют, на наш взгляд, актуальность исследования, имеющие целью изучение объективации архаических представлений о смерти в культурных кодах отдельных народов. Система представлений о смерти в достаточной степени объективирована в лингвосемиотическом пространстве произведений народной словесности, включая сказочный дискурс. Взадачи настоящего исследования входит изучение особенностей семиотической и языковой объективации обряда погребения как значимой составляющей английской национальной культуры. В качестве материала исследования были отобраны произведения, входящие в классические и современные сборники английских народных сказок (`The Fairy Funeral', `The Flaycrow' [7], `The Fairy Funeral', `The Black Cock' [19], `The Bish- opsthorpe Ghost' [20], `The Fairy Funeral', `A Clergyman's Ghost' [23]).

Решение поставленной задачи становится возможным благодаря этнокультурному своеобразию произведений, образующих англоязычный сказочный дискурс. Английская народная сказка, являясь центральным элементом сказочного дискурса, в английской народной культуре в значительной степени приближается к несказочным жанрам (легендам и быличкам) в силу ослабления общей установки на вымысел и выполнения ею информативной и дидактической функций наравне с эстетической.

В указанных произведениях в целом достаточно подробно репрезентирован обряд погребения как центральное звено в системе погребальнопоминальной обрядности (предпогребальный обряд - погребальный обряд - поминальный обряд). Дискурсивную репрезентацию получают отдельные фрагменты погребального обряда, совершаемого как героями- людьми, так и сверхъестественными существами - фейри и призраками. Однако принимая во внимание принцип антропоцентричности в познании и отражении человеком явлений действительности, можно с уверенностью утверждать, что в последнем случае наблюдается проекция отдельных элементов традиционных для английского этноса погребальных церемоний на сверхъестественный мир.

"Словарь русского языка" С. И. Ожегова определяет обряд как "совокупность действий (установленных обычаем или ритуалом), в которых воплощаются какие-н. религиозные представления, бытовые традиции" [9, с. 435]. Соответственно, лингвосемиотическое пространство обряда погребения в англоязычном сказочном дискурсе представлено системой номинаций, объективирующих хронотопические характеристики обряда; субъект и объект обряда; совокупность действий субъектов обряда; звуковое сопровождение и атрибутику обряда.

Прежде всего, погребальный обряд репрезентирован в английской народной сказке знаками, номинирующими пространственные и временные характеристики его проведения. При этом отмечаются номинации, отражающие как реальные черты данной церемонии, так и фантастические элементы, обусловленные жанровыми особенностями произведений народного творчества.

Топический параметр обряда представлен в сказочном дискурсе 1) собственными именами - названиями объектов рельефа (the creek of Hayle, the Towen, the Castle Hill (in Lancashire), Penwortham wood), городов, деревень и приходских церквей (York, the parish church of Lelant, Lelant church, the village of Longton); 2) нарицательными обозначениями объектов физической географии (sandy waste, hill, meadow land), поселений и построек (church-town, church, churchyard, graveyard, tombstones, lodge gates, belfry). Первая группа номинаций, "привязывая" происходящие события к определенной местности, усиливает эффект достоверности, распространяемый далее и на нарицательные существительные, призванные изначально к созданию более обобщенной картины.

Согласно христианской традиции захоронения производились на территории кладбищ, которые в английской культуре получили эвфемистическое именование the God's Acre. Первоначально самоубийц запрещалось хоронить на кладбищах; захоронения производились вдоль дорог или на перекрестках дорог - burial at cross-roads, подтверждением чему является выражение go to Heckley Fence. Однако впоследствии закон разрешил погребение самоубийц на кладбищах, хотя и без соответствующего религиозного обряда. Умерших неестественной смертью, равно как мертворожденных и некрещеных детей, хоронили также ночью за церковью (`within the night on the backside of the church'), при этом предпочтение отдавалось восточной и южной сторонам [21, II, c. 38, 63 - 65].

Отдельные элементы описанного обычая сохранились в англоязычном сказочном дискурсе: фейри предают земле свою мертвую королеву в полночь в восточной части церкви. Существенным отличием в данном случае является ее погребение не снаружи, а внутри церкви, в алтаре под престолом, что делает знаки altar и sacramental table вербализаторами топического параметра обряда: The body was placed within the altar; and then a large pat of men, with picks and spades, began to dig a little hole close by the sacramental table. Their task being completed, others, with great care, removed the body and placed it in the hole. <.> At length one of the men who had dug the grave threw a shovelful of earth upon the body. [23].

Элемент сверхъестественности вносится посредством номинаций, имеющих темпоральное значение (on a beautiful moonlight night, midnight). Необычность происходящего подчеркивается не столько нетипичным для обряда погребения временем суток, сколько нетипичным состоянием природы в это время суток. Темная глухая полночь обретает такую характеристику, как свет, по степени освещенности становясь равной дню (`The night, though dark, was too light to admit of mistake' [20, c. 200]; `It was near upon midnight . but it was as light as mid-day' [19, с. 85]). При этом источник света может быть естественным (the moon shining in all her beauty, and casting her glamour upon the peaceful scene; a beautiful moonlight night; moonlight; a stray gleam of moonlight) или искусственным (lights in the church; everything was so distinctly illuminated). В последнем случае сам источник искусственного освещения остается неизвестным (`he could not perceive any one within, nor discover whence the light came' [23]), что подчеркивает ирреальность и таинственность самого совершаемого действа.

Не случайно активное вмешательство живого человека в погребальный обряд, проводимый фейри, вызывает его внезапное прекращение, сопровождаемое полным исчезновением эффекта иллюминации и погружением природы в естественный для этого времени суток мрак (deep darkness fell upon everything; the gloomy avenue; all the lights were extinguished).

Вера в то, что после смерти человека злые духи стремятся овладеть душой грешника, а ангелы сопровождают душу праведника на небеса, находит эксплицитное отражение в сказочных текстах: ...Tommas weren't that sort o' chap exackly as might flatter hissen angels `ud come after him out o ' heaven; so the thowt came on him it were t' owd chap come to fetch his soul to t' other place [7, c. 169]. Соответственно, представления о духах- помощниках и духах-вредителях реализуются в образах отдельных животных. Крестьяне предпринимали особые меры для того, чтобы защитить душу покойного от злых духов (`lest the devil should gain power over the dead person' [22, c. 126]). Так, в случае смерти человека со двора уводили всех домашних животных; следили, чтобы кошки были заперты, пока тело усопшего находится в доме. Считалось, что, если кошка или собака перепрыгнет через покойного, он окажется во власти дьявола. Особую, положительную роль в обряде играли пчелы. Они представлялись крылатыми вестниками богов, устремляющимися в страну мертвых объявить о скором прибытии новой души, поэтому близкие родственники усопшего обязательно прикармливали их особой ритуальной пищей и извещали о смерти хозяина [22, c. 125 - 127].

Особую семиотическую нагрузку в англоязычном сказочном дискурсе имеет петух, репрезентируемый соответствующими лексемами (th' black cock, th' black bird). Неестественное поведение птицы во время похорон и ее неотступное следование за гробом, отсутствие страха перед участниками погребальной процессии и ее поразительная живучесть (luk at th' black cock on th' top o' th' coffin; but every time it wer knockt off back it flew to it' place at th' deead mon's feet; an' th' fowk geet a throwin stooans at th' black bird, an' hittin it wi' sticks an' shaatin at it, but it stuck theer like a fixter [19, c. 235]) заставляют воспринимать данный образ именно как зооморфное воплощение сверхъестественных сил, желающих человеку зла: they begun to think as mebbi it were th' OwdLad hissel; it met be th' OwdLad claimin' his own [19, c. 237]).

Необходимыми средствами защиты души усопшего служили заупокойная служба (an' th' sarvice wer gone through, wi' th' bird harkenin every word like a Christian [19, c. 236]) и колокольный звон. Этой защиты были лишены умершие до крещения или неестественной смертью. Соответственно, похоронный звон (the passing-bell, or the soul-bell, the death-bell) на протяжении столетий оставался в английской культуре важным элементом погребальной церемонии. Он имел целью призвать христиан молиться об усопшем прихожанине и отпугивать нечистую силу в тот момент, когда душа усопшего покидает тело. Характер звучания менялся от громкого звона до приглушенного (soft and subdued). Однако считалось, что чем громче звучал колокол, тем большую защиту получала душа усопшего, поэтому звон самых больших церковных колоколов провожал в последний путь лишь людей состоятельных.

В отдельных случаях колокольный звон был необходим для успокоения умирающего и облегчения перехода его души в новые условия существования. В этой связи количество ударов колокола варьировалось: предсмертное состояние ознаменовывалось непрерывным звоном, смерть - одним кратким ударом, начало и конец похорон - одним кратким ударом (`Item, that when anye Christian bodie is in passing, that the bell be tolled, and that the curate be speciallie called for to comforte the sicke person; and after the time of his passinge, to ringe no more but one short peale; and one before the buriall, and another short peale after the buriall') [24].

В англоязычном сказочном дискурсе звуковые эффекты, предваряющие и сопровождающие обряд погребения, передаются соответствующими лингвосемиотическими средствами. Первоначально общее состояние окружающего мира характеризуется тишиной, умиротворенностью и спокойствием, вербализуемыми субстантивными сочетаниями с лексемой silence в качестве ядерного элемента (sweet silence), прилагательными peaceful, quiet, still, в том числе в составе сравнительных конструкций (as still as death). Начало и весь ход погребальной церемонии маркируется присутствием колокольного звона, характеристики которого представлены в лингвосемиотическом пространстве номинациями: 1) предмета, издающего колокольный звон (the bell of Lelant church); 2) действий данного предмета (the passing-bell / th'passin'-bell; the bell of Lelant church tolling; the bell chimed); 3) качества издаваемых колоколом звуков (not with its usual clear sound, but dull and heavy as if it had been muffled, scarcely awakening any echo; the solemn sound of a deep-toned bell; the doleful tolling).

Помимо протективной функции похоронный звон выполняет также предиктивную функцию, которая закреплена в переносном значении лексемы passing-bell - дурное предзнаменование, признак конца [8, II, c. 639]. В сказочном дискурсе данная функция может распространяться на весь погребальный обряд. Так, двадцать шесть ударов колокола в полночь, символизирующих количество отпущенных герою лет жизни (Whilst the bell chimed six-and-twenty both listeners stood almost breathless, and then Adam said, `He's thy age, Robin, chuz who he is' [7, c. 155]), сопровождают появление таинственной погребальной процессии. Ее участники несут гроб с телом умершего, являющегося точной копией одного из случайных свидетелей обряда. Осознание своего сходства с покойным (With a gasp of terror the young man also stooped towards the bearers, and saw clearly enough that the face of the figure borne by the fairies indeed closely resembled his own . [7, c. 156]) было новым после похоронного звона соприкосновением с миром потустороннего и привело к эмоциональному срыву героя сказки, который закончился его смертью. Мотивы исчисления жизненного срока колоколом и узнавания себя в мертвеце участвуют в формировании основных композиционных элементов в сказке, обрамляют детально воссозданную мистическую погребальную церемонию и, в конечном итоге, определяют главенствующую функцию обряда, состоящую в данном контексте в предзнаменовании близкой смерти героя.

Субъекты погребального обряда представлены в англоязычном сказочном дискурсе номинациями procession, company, host, cavalcade, bearer of the burden, singer, band. Данные именования указывают на многочисленность участников, характер их деятельности, вид движения и косвенно на вид церемонии (ср. procession - a line of people, vehicles etc, moving forward in an orderly way, e.g. as part of a religious ceremony or public entertainment [25, с. 1066]). Эпитеты funeral (procession), fairy (host), marvelous (cavalcade), strange (singers, funeral procession), определяющие перечисленные существительные, и первый компонент сложного существительного spectre procession в большинстве своем указывают на сверхъестественную природу происходящего действа и его участников.

Немаловажную роль в лингвосемиотическом пространстве погребального обряда играют также номинации эмоционального состояния субъектов погребения (sorrowful, grief, mournful, deepened mournfulness, cry, shriek) и ритуального одеяния (mourning garmet, raiment, cap).

Помимо субъектов погребения лингвосемиотическое описание посредством номинаций corpse, body, traveller, the contents, the burden получает и объект погребения. Данные номинации свидетельствуют о значимости в народной культуре христианских представлений о природе и жизненном пути человека. Человеческая жизнь на земле краткосрочна и человек мыслится путником, устремленным дом своего Небесного Отца. В момент смерти душа покидает тело, которое, в отличие от души, обладает определенными параметрическими характеристиками (размером, массой и т.д.), но не имеет ценности и потому, воспринимается как груз, ноша, нечто, занимающее определенный объем пространства.

Народные представления о мародерах получают свое воплощение в диалектизме resurrectioner (= grave robber, corpse stealer [7, c. 354], производном от resurrect), в котором переосмысливается исходное значение производящей основы и который обозначает людей, раскапывающих могилы и обворовывающих усопших: Ther's nod mich feightin i' th' buryhoyle, beaut ids wi' th' resurrectioners [7, c. 155]. Вероятно, данный языковой знак также аккумулирует народные представления о магических свойствах частей мертвого тела, что и заставляло людей, занимающихся магическими практиками, и преступников осквернять могилы.

Обрядовые действия участников погребения поддерживаются соответствующей лингвосемиотикой, которую составляют именования акцио- нальных, вербальных и музыкальных действий и сопутствующей атрибутики. Представленные ниже фрагменты сказочных текстов позволяют реконструировать традиционный для английской культуры погребальный обряд, который представляет собой торжественное шествие, сопровождаемое чтением молитв и траурными песнопениями. Участники похоронной процессии, как правило, шествуют парами; идущие впереди, несут на плечах или похоронных носилках гроб с телом усопшего. На кладбище священник служит заупокойную мессу, и после этого тело усопшего предается земле.

A little figure clad in raiment of a dark hue, but wearing a bright red cap, and chanting some mysterious words in a low musical voice as he walked, stepped into the avenue. <.> .a few minutes afterwards Adam and Robin saw a marvellous cavalcade pass through the gateway. A number of figures, closely resembling the one to which their attention had first been drawn, walked two by two, and behind them others with their caps in their hands, bore a little black coffin, the lid of which was drawn down so as to leave a portion of the contents uncovered. Behind these again others, walking in pairs, completed the procession [7, c. 156 - 157].

.each suddenly saw a coffin suspended in the air, and moving slowly along in the direction of York. It tilted occasionally, as if borne on the shoulders of men who were thrown out of step by the rugged character of the roadway. The coffin was covered with a heavy black pall of velvet, fringed with white silk, and was in size and appearance the resting-place of a full-grown man. Behind it, with measured tread, walked a Bishop in lawn, bearing on his hands a large open book, over which his head bent, but from his lips no sound came. On went the procession, with the steady precision observed in bearing the dead to the grave. [20, c. 200].

.Th' craad geet bigger afooar they reached th' owd country church wheer he hed to be berried. <.> After a while we reached th' graveyart, an' th' paason come deawn th' road fray th' church door to meet th' coffin, an' he wer just baan to start th' service when he see th' brid an' stopped [19, c. 235].

Соответственно, лингвосемиотика обряда представлена, прежде всего, знаками, объективирующими физические обрядовые действия, включая обозначения движения, перемещения предметов в пространстве и ряда ритуальных действий (crowd, move, pass, walk two by two, walk in pairs, march; carry, bear, place, remove, lower, dig, tear off the flowers, break their branches of myrtle, throw a shovelful of earth), и знаками, номинирующими предметы культового назначения (bier, coffin, the bell of Lelant church, buryhoyle, grave, book), орудия труда (picks and spades, sharp instruments) и растения (white flowers, wreaths of little roses, branches of the blossoming myrtle), используемые в обряде погребения.

Вербальные действия представлены формулой `Our queen is dead! our queen is dead!', являющейся по своему содержанию похоронным плачем, причитанием. Необходимость выделения третьей группы языковых знаков, объективирующих музыкальные действия, связана с тем, что в погребальном обряде акцент переносится на невербальные (музыкальные) формы выражения эмоций. Речь участников обряда либо минимизируется, передаваясь ограниченным набором языковых знаков (что и наблюдается во второй группе), либо характеризуется как неразборчивая, практически отождествляясь с пением (chanting some mysterious words in a low musical voice, croon, singing a requiem, notes, render the verse, sang only the refrain, chanted the refrain of the song, singing in inexpressibly mournful tones, pausing at regular intervals). Магия ритуального пения, чуждого и необычного для непосвященных, характеризуется в сказочных текстах посредством эпитета mysterious (words) и глагола интеллектуальной деятельности comprehend (neither Adam nor Robin could comprehend the burden of the song). Несмотря на неразборчивость пропеваемых слов, траурный характер исполнения в совокупности с другими ритуальными действиями участников недвусмысленно передавал содержание ритуальных музыкальных произведений и эмоциональное состояние поющих (singing a requiem, unmistakable croon of grief, mournful notes, inexpressibly mournful tones, chant its refrain with even deepened mournfulness).

Таким образом, в объективации семантики погребального обряда в англоязычном сказочном дискурсе участвует совокупность лингвосемиотических кодов - пространственно-временной, артефактный, натуроморф- ный, флороморфный, зооморфный, кинетический, музыкальный. Лингвосемиотическое пространство обряда фиксирует как мифологические, так и христианские народные представления при значительном доминировании последних. Реконструированная структура погребального обряда репрезентирована номинациями топонимических объектов, темпоральных феноменов, субъекта и объекта обряда, атрибутики и обрядовых действий. Изучение дискурсивной реализации обряда погребения позволяет выявить его новые функции (например, предиктивную).

смерть лингвосемиотический англоязычный дискурс

Список литературы

1. Воронцова С. С. Концепт "смерть" в фольклорной лирике (на материале русского, английского и немецкого языков) // Теория языка и межкультурная коммуникация. - 2009. - № 6. - С. 21-25.

2. Дербенева С. И. Концепт "смерть" в лирике Г. Бенна: когнитивно-авторский подход // Известия Самарского научного центра РАН. - Т. 12. - № 5. - 2010. - С. 178181.

3. Дзюба Е. В. Концепты "жизнь" и "смерть" в поэзии М. Цветаевой: дис. ... канд. филол. наук. - Екатеринбург, 2001.

4. Журчева О. В. Концепт смерти в драматургии М. Горького (к проблеме форм авторского сознания) // Вестник Самарского государственного университета. - 2009. - № 67. - С. 107-111.

5. Колкова Н. А. Концепт "смерть" в пословичных текстах // Вестник Оренбургского государственного университета. - 2008. - № 11. - С. 8-15.

6. Литвинова В. В. Концепт "смерть" в романе "Вино из одуванчиков" Рэя Брэдбери // Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена. - 2008. - № 58. - С. 168-172.

7. Народные сказки Британских островов. Сборник / сост. Дж. Риордан. - М.: Радуга, 1987.

8. Новый большой англо-русский словарь: в 3 т. / Ю.Д. Апресян, Э.М. Медникова, А.В. Петрова и др.; под общ. рук. Ю.Д. Апресяна и

Э.М. Медниковой. - М.: Русский язык, 2001.

9. Ожегов С. И. Словарь русского языка: 70000 слов / под ред. Н.Ю. Шведовой. - М.: Русский язык, 1990.

10. Осипова А. А. Концепт "смерть" в русской языковой картине мира и его вербализация в творчестве В. П. Астафьева 1980 - 1990-х гг.: дис. ... канд. филол. наук. - Магнитогорск, 2005.

11. Пономарева Е. Ю. Лингвокогнитивные и лингвокультурные особенности репрезентации концепта-оппозиции "жизнь - смерть" в поэтических дискурсах Д. Томаса и В. Брюсова // Вестник Тюменского государственного университета. - 2010. - № 1. - С. 155-162.

12. Приходько О. Е. Концепт "смерть" в песенном дискурсе музыкального направления метал // Вестник Челябинского государственного университета. - 2011. - № 11(226). - Серия: Филология. Искусствоведение. - Вып. 53. - С. 109-111.

13. Талицкая А. А. Языковая репрезентация концепта "смерть" в произведениях

Н. Заболоцкого 1929 - 1937 гг. // Ярославский педагогический вестник. - 2010. - № 3. - С. 158 - 161.

14. Тарасенко В. В. Фразеологические репрезентации концептов "жизнь" и "смерть" в системе английского языка и их восприятие англоязычными носителями // Мир науки, культуры, образования. - 2008. - № 4 (11). - С. 62-65.

15. Тарасенко В. В. Фразеологические репрезентации концептов "жизнь" и "смерть" в системе языка и их восприятие русскоязычными носителями // Филология и человек. - 2008. - № 3. - С. 115-123.

16. Тронько С. С. Концепт TOD в немецкоязычной картине мира и его актуализация в военной прозе: автореф. дис. . канд. филол. наук. - Иркутск, 2010.

17. Хо Сон Тэ. Концепты ЖИЗНЬ и СМЕРТЬ в русском языке: автореф. дис. ... канд. филол. наук. - М., 2001.

18. Чернейко Л. О. Концепты "жизнь" и "смерть" как фрагменты языковой картины мира // Филологические науки. - 2001. - № 5. - С. 50 - 59.

19. Bowker J. Goblin Tales of Lancashire. - London: W. Swan Sonnenschein & Co.,

1883.

20. Briggs K. M. British Folk-Tales and Legends: A Sampler. - London & New York: Routledge Classics, 2002.

21. The Denham Tracts: A Collection of Folklore by M.A. Denham. Vol. I - II / Ed. by Dr. J. Hardy. - London: David Nutt, 1895.

22. Gomme G.L. Ethnology in Folklore. - London: Kegan Paul, Trench, Trubner & Co. Ltd., 1892.

23. Hartland E.S. English Fairy and Other Folk Tales. - London: Walter Scott, 24 Warwick Lane, Paternoster Row, 1890. - [Электронный ресурс]: www.sacred- texts.com/neu/eng/efft/index.htm (Последнее обращение 16.03.2004).

24. Knowlson T.Sh. The Origins of Popular Superstitions and Customs. - London: T. Werner Laurie Ltd., 1910. - [Электронный ресурс]: http://www.sacred- texts.com/ neu/eng/osc/index.htm

25. Longman Dictionary of English Language and Culture. - Longman Group UK Ltd., 2000.

Размещено на Allbest.ru