Юридические и нравственные аспекты депортации народов

Размещено на http://www.allbest.ru/

Министерство образования и науки Республики Казахстан

Костанайский социально-технический университет

имени академика Зулхарнай Алдамжар

кафедра Истории, педагогики и психологии

Допустить к защите

зав.кафедрой

к.п.н., доцент Смирнова Л.Н.

«___» _____________2009г.

Юридические и нравственные аспекты депортации народов

Дипломная работа

Специальность 050115-Основы права и экономики

Исмагулова Элина Марленова

Научный руководитель:

Кужахметова Н.Г. старший

преподаватель

Костанай

2009

СОДЕРЖАНИЕ

Введение

1. О некоторых аспектах депортации

1.1 Депортация как феномен политического развития советского государства

1.2 Юридические аспекты депортации

1.3 Нравственные аспекты депортации

2. Депортированные в Республику Казахстан народы

2.1 Депортация немцев

2.2 Депортация чечено-ингушского населения

2.3 Депортация корейцев

3. Положение этносов на территории современного Казахстана

Заключение

Список использованных источников

Приложения

Введение

Актуальность работы определяется важностью исторического и нравственно-юридического исследования депортации, как одной из трагических страниц в истории Советского Союза и населявших его народов, с целью недопущения подобного в будущем.

Объектом исследования является депортация как феномен политического развития советского государства, рассмотренная сквозь призму юридического и нравственного аспектов.

Предметом исследования выступают депортированные в Казахстан народы, их сложная историческая судьба.

Цель: рассмотреть теоретические и исторические аспекты депортации, которые раскрывают сущность этого процесса и ход его осуществления, как одной из трагичных сторон этнодемографического развития СССР.

Задачи:

1. Выявить наиболее важные аспекты депортации, раскрывающиеся в юридическом и нравственном смыслах;

2. рассмотреть исторические аспекты депортации на примере немецкого, чечено-ингушского и корейского этносов;

3. дать характеристику современному положению этносов на территории Казахстана.

Краткая историография.

В историографии проблемы можно выделить общие работы, посвященные депортации, ее юридическим и нравственным аспектам.

В исследовании Замниборщ Е. «Тоталитаризм и судьба человека» [8], депортация представлена как явление одного политического режима, для которого не было ценности ни одного человека, ни этноса.

Кульбаев Т. в своем обстоятельном труде «Депортация» [10], много внимания уделяет вопросам юридического обоснования сталинским режимом переселения больших масс людей, и доказывает, что никакой юридической основы у этих процессов не было - ни с позиций международного, ни с позиций советского права.

Полян П.М. в исследовании «Не по своей воле: некоторые последствия принудительных миграций» [12], изучает моральные стороны депортации, нравственный отпечаток этого процесса на судьбе и менталитете народов.

Известные казахстанские ученые Козыбаев М.К. и Алдажуманов А.С. свою совместную работу «Тоталитарный социализм: реальность и последствия» построили вокруг проблемы депортации, сделали ретроспективный взгляд в историю, и обнаружили, что депортация в первой половине XX века была самой жестокой и бесчеловечной за всю историю человечества [20]. Та же мысль, но уже с позиций системного подхода рассматривается в труде Алдажуманова К.С. и Алдажуманова Е.К. «Депортация народов - преступление тоталитарного режима» [22].

Академик Баймаханов М. изучает юридические аспекты депортации, разоблачая их правовую несостоятельность и спекулятивность [26].

Козыбаев М.К. в работе «История и современность» размышляет о влиянии депортации на ход исторического процесса и на развитие Советского Союза [47].

После рассмотрения работ общего плана следует обратиться к специальным исследованиям, посредством которых мы попытались раскрыть тему дипломной работы.

Прежде всего это научный уровень исследования, представленный авторефератами. Абуов Н.А. в работе «Депортация народов в Казахстан в 1936 - 1957 гг. (на материалах северо-казахстанской области)» [1], на основе богатого архивного материала и бывших ранее секретными документов раскрывает суть и основные этапы процесса депортации, как одной из сторон истории Казахстана советского периода.

Калыбекова М.Ч. в автореферате «Казахстан как объект переселения депортированных народов (1937-1956. исторический аспект)» [9], также изучает данную проблему в рамках междисциплинарного подхода, позволяющего комплексно подойти к такой сложной исторической проблеме.

Иной подход использован в автореферате Мардановой З.Ж. «Государственная политика принудительных переселений в Казахстан в 20-30-е гг. XX в.» [11], где депортация рассматривается как часть и неотъемлемый элемент внутриполитического развития СССР.

Костанайский исследователь Ярочкина Е.В. посвятила свою работу теме «Корейцы в Северном Казахстане: социально-исторический аспект. 1937-2002» [19]. Также проблеме депортации корейского населения посвящена работа Шотбаковой Л.К. «Национальный аспект переселенческой политики и коренизации в Казахстане в 1917-1941 годы» [40].

Переходя к специальным работам, посвященным депортации укажем на знаковую для этой проблемы книгу «Депортированные в Казахстан народы: время и судьбы» [7], всесторонне освещающую данную тему практически во всех возможных аспектах. Работа подготовлена коллективом известных казахстанских ученых - историков, философов, политологов и юристов.

Теоретические аспекты депортации раскрываются в следующих научных исследованиях: Акимбеков С. «На нижних этажах» [2], Алексеенко А.Н. «Депортация репрессированных народов. Эвакуация населения и миграционные процессы в военный и послевоенный период» [3], Садовская Е.Ю. «История миграционных движений в Казахстане в XX веке» [13], Глобачев М. «Великая переброска народов» [4], Телебаев Г. «Этномиграционные процессы в Казахстане: прошлое и настоящее» [16], Хегай А. «О некоторых проблемах социально-правовой защиты депортированных национальных меньшинств» [17], Земсков В.Н. «Кулацкая ссылка» в 30-е годы» [32], Татимов М. «Влияние демографических и миграционных процессов на внутриполитическую стабильность Республики Казахстан» [39], Зеленин И.Е. «О некоторых «белых пятнах» завершающего этапа сплошной коллективизации» [41], Галиев А. «Социально-демографические процессы в многонациональном Казахстане (1917-1991)» [42], Бугай Н.Ф. «К вопросу о депортации народов СССР в 30-40-х годах» [44].

Интересны воспоминания жертв политических репрессий «Страницы трагических судеб» [14], так как они позволяют рассмотреть депортацию изнутри, сквозь призму человеческих чувств, трагедию и горе народа. Такой же взгляд представлен в сборнике «Возвращение к правде» [24], вышедший после начала перестройки в СССР.

Проблеме депортации в Казахстан немецкого, чеченского, ингушского и корейского этносов посвящены работы ученых: Гунашев А. [5], Давыдова Н. [6], Ташева А.Л. [15], Черныш П.М. [18], Лайгер М.П. [21], Бугай Н.Ф. [23,30,43], Алексеенко А.Н. [29].

Методологические принципы работы составляют: сравнительно-обобщающий принцип, примененный нами при анализе исторических судеб народов, депортированных на территорию Казахстана; принцип историзма позволил нам проследить эволюцию депортационных процессов и их влияние на этнодемографическую ситуацию на территории СССР, а затем и постсоветских государств; общелогический принцип позволил нам раскрыть тему работы через рассмотрение базовых характеристик депортации - юридической и нравственной.

Научная новизна работы заключается в сочетании конкретно-исторического, юридического и нравственного аспекта депортации, которые тесно взаимосвязаны между собой. Работа не только дает оценку депортации, но и напоминает о том, что подобные процессы могут повториться в будущем.

Практическая значимость работы заключается в возможности использования ее материалов в школе - на уроках обществознания, всемирной истории и истории Казахстана, как основы для проведения классных часов, в том числе урока, посвященного Дню памяти жертв политических репрессий. Материал работы подходит для гражданского и патриотического, нравственного воспитания школьников старшего звена. В ВУЗе материалы дипломной работы могут использоваться в качестве основы факультативных занятий, практических занятий по истории Казахстана и истории СССР.

Структура

Дипломная работа состоит из введения, трех разделов, заключения и списка использованной литературы, общим объемом 63 страницы.

1. О некоторых аспектах депортации

1.1 Депортация как феномен политического развития советского государства

Сейчас о жертвах тоталитарного режима, его пороках и злодеяниях пишут много. Ранее эта тема относилась к числу запретных.

До недавнего времени горячая и животрепещущая тема спецпереселения и депортации народов была закрыта. Да и самому понятию „депортация" прежние лексикология и лексикография вплоть до середины 80-х годов XX века в Толковых словарях русского языка намеренно не находили места, а в специальных изданиях толковали его, как, скажем, в Словаре иностранных слов 1980 года издания - "изгнание, высылка из государства как мера уголовного или административного наказания" [28,c.52].

История XX века показала, насколько сложны и запутаны были пути борьбы за приоритет свободы личности и уважения ее прав и как далек был этот путь от его благородных целей. До революции 1917 года и в советские времена Казахстан был полигоном для всевозможных социально-политических экспериментов, от которых страдали не только казахи, но и русские, украинцы, немцы, уйгуры, все этносы, испытавшие на себе свинцово-имперскую длань всевозможных реформаторов и „улучшателей" народной жизни -- от «просвещенного» Черняева и премьера Столыпина до последнего генсека Горбачева.

Начало XX века ознаменовалось господством самодержавия с его системой национально-политического давления. Важным ее элементом становилась насильственная ассимиляция „инородцев" и „иноверцев". Ряд послаблений царского режима в начале XX веко с развитием невыгодных для российского трона событий на фронтах Первой мировой войны способствовал активизации национально-освободительного движения, чья стихия вылилась в восстание 1916 года. В политической жизни края настойчиво выдвигалась идея национального и конфессионального самоопределения, ставшая, кик известно, одним из ведущих лозунгов большевиков.

Ценой громадных потерь и жертв Казахстан следовал па экспериментами Центра. В итоге насильственное насаждение сверху новой модели социализма - провалилось, а вместо „светлого будущего" до предела закручивались гайки тоталитарной экономической модели, под чей пресс прежде остальных попали крестьяне. Первая часть материалов нашей книги как раз об этом.

Начало разгрома крестьянства в Казахстане падает на середину 20-х годов. Закончилось же оно массовым спецпереселением и - почти повсеместным новым крестьянским сопротивлением.

Для обоснования спецпереселения как акта интернационализации жизни Советского Союза идеологи Сталина, да и он сам пытались утвердить базовые положения, якобы вытекающие из марксистско-ленинской теории. С 30-х годов по нарастающей пропагандировались советский патриотизм и понятие Родины как стержневые в объединении всех народов вокруг „старшего брата" в единой государственной и общественной жизни под началом единой партии и единственного вождя. От этих посылок можно было шагнуть к выводу о неотвратимости слиянии народов и наций, и тем самым ранее отсталые „туземные" народы и народности даже в малолюдных районах Казахстана приобщить к нарождающейся общей социалистической культуре, как тогда неустанно твердили, „национальной по форме, социалистической по содержанию" [29,c.16].

Современные историки, политологи, публицисты, исследуя крайне противоречивую эпоху сталинизма, определяют ее как этап развития общества, в ходе которого проводится форсированная индустриализация, осуществляемая без рынка, с помощью аппарата принуждения и чрезвычайных мер за счет выкачивания ресурсов из договорных укладов. Да, индустриализация была главным вопросом эпохи сталинизма, но далеко не единственным. По значимости с индустриализацией сопоставима коллективизация. Гигантские массы населения подверглись жестоким репрессиям, став жертвой небывалого эксперимента. Пропагандистское обеспечение ему осуществляла созданная именно в 20-30-е годы идеологическая машина тоталитаризма, которая действовала безотказно почти все годы партийно-кремлевского диктата.

Осуществление грандиозных планов экономического и социального строительства в СССР было задумано для удовлетворения потребностей трудового народа. Попытки сотворения „нового человека" достигались теми же насильственно-казарменными методами, что и создание новой индустриальной экономики. Та же широко пропагандируемая культурная революция, - а за ней стоят и действительно неоспоримые позитивные результаты, - ставила своей окончательной целью формирование человека „винтика", беспрекословного исполнителя и уже изначально - конформиста.

Она его и получала, и зачастую он был триедин, исповедовал официально одно, но думал о другом, а действовал по-третьему, отбросив напрочь все заповеди и принципы коммунистической: морали и успешно, говоря словами ее создателя, „сочетая легальное с нелегальным". В скрытой, кухонного типа, оппозиции режима были если не все, то очень многие.

Идеология культа личности вливалась во все сферы общества и личную жизнь каждого, включая даже самих кремлевских бонз. Была арестована жена Калинина -- Екатерина Ивановна Лооберг. До самой смерти Сталина в лагере находилась жена Молотова - Полина Семеновна Жемчужина.

Известный британский литератор и футуролог Дж. Оруэлл подчеркивал: „Тоталитаризм посягнул на свободу мысли так, как никогда прежде не могли и вообразить. Важно отдавать себе отчет в том, что его контроль над мыслью преследует цели не только запретительные, но и конструктивные. Не просто возбраняется выражать - даже допускать - определенные мысли, но диктуется, что именно надлежит думать; создается идеология, которая должна быть принята личностью, норовят управлять ее эмоциями и навязывать ей образ поведения. Она изолируется, насколько возможно от внешнего мира, чтобы замкнуть ее в искусственной среде, лишив возможности сопоставлений. Тоталитарное государство обязательно старается контролировать мысли и чувства своих подданных по меньшей мере столь же действенно, как контролирует их поступки" [45,c.72].

Важно отметить, что в этих условиях официальная идеология интернационализма фактически обретала форму национального нигилизма. Самым же простым способом достижения „всенародных целей" был террор по отношению как к отдельному народу, так и ко всем народам СССР. Если до войны существовали лишь „враги народа", то с нею появились „народы-враги", - с горечью отмечал карачаевский публицист и политолог Рашид Хатуев [35,c.112].

Историческая ретроспектива показывает: не было ни одной догмы тоталитаризма по национальному вопросу, которая оставалась бы в неизменном виде. Так, нигилизм к национальной культуре русского народа в 20-е годы сменился воспитанием русского патриотизма, тщательно препарированная и заидеологизированная история русского народа пропагандировалась наряду с борьбой против „буржуазного национализма" в национальных республиках и регионах.

Наиболее полно идеология тоталитаризма отразилась на политических доктринах. Так, в 30-е годы поначалу разоблачался германский фашизм. Вообще-то правильнее было бы говорить: не фашизм, а - нацизм. Однако не слишком разборчивые в сфере терминологии ведущие агитпропщики ЦК ВКП(б) сразу же после прихода Гитлера к власти и даже раньше поставили на одну доску такие, по сути, неоднозначные явления, как германский нацизм и - фашизм в „национальных" разновидностях, начиная с его „родины" Италии (Муссолини) и кончая Португалией (Салазар). Ну это к слову. Уже после августа 1939-го постоянно велась пропаганда дружбы и согласия с Германией, хотя и, быть может, не в столь откровенном духе, как другие идеологические кампании.

Вот уже более полувека в динамике XX столетия умы и сердца миллионов занимает Вторая мировая война. Более 60-ти государств мира входили в глобальный конфликт столетия через социально-экономические и политические катаклизмы. Планетарный экономический кризис 1929-1933 годов, а затем и политические потрясения с их произволом, насилием, стихийной и сознательной борьбой трудящихся за свои права в новом переплетении тайных государственных умыслов и союзов - все это предшествовало Второй мировой войне.

Неминуемость войны ощущалась всеми, начиная от верхов политических элит до многомиллионных масс. Каждая из противостоящих сторон стремилась опередить другую в ускоренном наращивании экономического и военного потенциала, обрести политические выгоды. Наиболее выразительными документами той эпохи можно считать Пакт о ненападении и Договор о дружбе и границах между СССР и Германией с опубликованными уже в наше время секретными протоколами. Почему Пакт представляется наиболее симптоматичным документом эпохи? Да потому, что в нем, как в капле воды, отразилась и изуверская сущность тоталитаризма, и тайная дипломатия того времени, и социально-экономические противоречия эпохи.

Пакт скреплял тайные и явные надежды Сталина и Гитлера разделить весь мир. Но прежде чем перекраивать владения сателлитов или оккупированные территории, необходимо было навести порядок" у себя. Гитлер начал с создания концентрационных лагерей. Сталину и его Политбюро так начинать уже было не надо: концлагерями Кремль обзавелся еще со времен Ленина-Дзержинского. С тех пор количество больших и малых „соловков" увеличивалось или уменьшалось, но никогда совсем не исчезало. С узурпацией Кремлем власти самые разные кампании по лишению тысяч людей их нормального существования приобрели всеобщий характер. Стройки социализма и массовый загон в колхозы, лишение элементарных прав каждого и целых народов инъекцировались в советское общество с четко выработанным и системным постоянством. Только за 1926-1937 годы, по официальным данным, в СССР умерло до 1 500 000 человек на спецпереселении и в концлагерях [33,c.80]. При этом учитывались только те, кто действительно был зарегистрирован, а регистрации, как правило, подвергались немногие спецпереселенцы. В эти цифры не входили жертвы ГУЛАГа, о которых вообще старались молчать.

Акция спецпереселения не могла не быть необходимой частью той политики, которую проводил Сталин и его окружение, как правило, их мало волновали судьбы тысяч и тысяч людей, а больше беспокоили материальные ценности, остававшиеся после переселения на местах. Эти приобретения строжайше учитывались, пускались в дело и, конечно, с пропагандистским эффектом о высочайшей, невиданной производительности страны социализма.

В Москве и других городах „конфискованное" имущество репрессированных частью присваивалось сотрудниками НКВД, частью продавалось через сеть специальных магазинов.

Судьба большинства депортированных была трагической. Нечеловеческие условия жизни, тяжелый физический труд, инфекции, издевательства достигали невиданных размеров. Это признавали даже сами чекисты. Наиболее честные из них сами попадали под репрессии. 27 ноября 1941 года начальник ГУЛАГа НКВД СССР Наседкин докладывал заместителю наркома Чернышеву: „в 1941 году из Прибалтийских республик, Молдавской ССР и западных областей УССР и БССР выслали в Алтайский край, Кировскую область, Коми АССР, Красноярский край, Казахскую ССР, Новосибирскую и Омскую области семьи репрессированных как ссыльно-поселенцев сроком на 20 лет. Всего таких ссыльно-поселенцев имеётся 88 047 человек. По поступающим с мест сигналам, эти ссыльно-поселенцы находятся в весьма тяжелых бытовых условиях. Имеются факты опухания от голода, нищенства и "безработицы". Как вам известно, этой категорией социально-поселенцев ни один аппарат НКВД не занимается и не несет ответственность за их положение" [34,c.51].

Таким образом депортация становилась одним из слагаемых политики террора.

Как и в период коллективизации, спецпереселение осуществлялось на территории Казахстана. Бескрайние степи и малолюдность давали возможность скрывать беззакония и насилия. Сама депортация почти всегда велась по отработанной схеме: внезапное ночное оцепление селений, и быстрая погрузка в эшелоны; поезда обычно продвигались скрытно, не останавливались на больших станциях. В печати же иногда сообщалось о „зловредности" того или иного народа, об исторической необходимости сменить его место жительства во имя его же будущего.

Великая Отечественная война осталась в памяти человечества не только торжеством Победы над общим врагом, достигнутой невиданной ценою. Война вошла в сознание людей, и стала трагедией социальных групп, а также целых народов, депортированных из родных мест, злой волею сталинского режима ввергнутых в пучину невзгод и неимоверных страданий. Их исковерканные судьбы до сих пор дают о себе знать в нынешних межнациональных конфликтах и распрях, в неустроенности народов, не сумевших добиться возвращения на свою историческую родину.

Обычно историю выселения и депортации народов, в одночасье ставших неугодными, связывают с войной. Однако такая трактовка не раскрывает сути проблемы. Ибо выселение людей различных классов, социальных групп и сословий, национальных меньшинств и этнических групп практиковалось еще задолго до войны. В 20-30-е годы из центральных районов СССР в массовом порядке под конвоем были выдворены в Казахстан, Урал, Среднюю Азию, Сибирь и на Дальний Восток представители так называемого свергнутого класса, высшего сословия, духовенства, а также зажиточные крестьяне, лишенные своего добра в ходе насильственной коллективизации. Тогда же были выселены жители станиц Терского казачьего округа. В предвоенные годы под разными предлогами были сняты с мест постоянного проживания корейцы, персы-иранцы, курды и др.

С началом Второй мировой войны последовала депортация „нежелательных элементов" из Прибалтики, Западной Украины, Западной Белоруссии, Бессарабии. Если в довоенные годы это отчасти объяснялось необходимостью укрепления безопасности государства, то в период войны депортации подвергались целые народы, обладавшие национально-территориальной автономией. Так классовая политика тоталитаризма вступала в новое „качество".

Как уже говорилось, изучение истории депортации накануне и в период войны началось только в конце 80-х годов XX века. До этого на эту тему не говорили. Даже указы Президиума Верховного Совета СССР 1957 года о восстановлении ликвидированных в годы войны автономных республик и областей не давали права исследователях обращаться к этой чересчур „деликатной" тогда теме.

Казахстанская историография о депортации в довоенные годы и в период войны тоже пока не располагает обобщающими исследованиями. Вышли в свет лишь отдельные работы, в том числе о корейском, турко-месхетинском и немецком населении Казахстана. А об остальных - чечено-ингушском, курдском, карачаевском, балкарском, крымско-татарском и других тоже пока нет значительных публикаций.

Известная либерализация общественно-политической жизни после смерти Сталина и XX съезда КПСС, продолжалась недолго. Вскоре получил распространение тезис о том, что национальный вопрос в СССР решен и потому отдельные стороны жизни народов ССР необязательны в пропаганде. Появились формулы „расцвета и сближения наций". Особое внимание уделялось развитию „национально-русского двуязычия", которое взяло на себя функцию формирования советского человека, как представителя „новой исторической общности людей - советского народа".

В июне 1993 года Республика Казахстан участвовала во Всемирной конференции ООН по правам человека в Вене, подтвердила свою приверженность к утверждению универсального характера прав человека. При этом отмечалась необходимость соблюдения прав и свобод в экономической, социальной и культурной жизни народов. Еще ранее - в июле 1992 года - главой нашего государства Н. А. Назарбаевым был подписан заключительный акт Хельсинкских соглашений и как государство-участник Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ) Казахстан ныне стремится к неукоснительному уважению прав человека.

Депортированные народы обрели в Казахстане новую родину, и ныне они, приветствуя политический курс Республики, государственный разум и объективность в проведении единого курса перемен, прилагают все усилия по ликвидации трудностей переходного периода, дальнейшей консолидации нашего полиэтнического общества, укрепления в нем единства и мира. С обретением подлинного суверенитета и в ходе деятельного переустройства всей жизни общества разорваны оковы тоталитаризма, но впереди еще большая и непростая работа по неуклонному созиданию цивилизованного и процветающего Казахстана.

1.2 Юридические аспекты депортации

Депортация, как крупномасштабная акция государства по отношению к некоторым населяющим его территорию народам, как явление нашей недавней истории, чьи последствия дают о себе знать и по сей день,- должна быть проанализирована и оценена с точки зрения не только общественно-политических, морально-нравственных, но и юридических критериев. Использование последних позволяет судить о правомерности или неправомерности как всего явления депортации народов в целом, так и каждого составного его компонента и в зависимости от этого решать вопрос о законодательных и иных юридических мерах, которые следует предпринять государству и обществу, чтобы окончательно определиться с этой серьезной проблемой.

Депортация народов, как явление государственно-правовой жизни общества, относится к числу институтов, которые не могут не сказаться на характере, природе и направленности деятельности государства и общества. Не может быть речи о простой «рядоположенности» данного института со всеми другими действующими в стране политическими, социальными и юридическими институтами. Характеристика советского строя без учета института депортации народов одна, а с его учетом - совсем другая.

Институт депортации народов складывался в советском праве постепенно, пройдя ряд этапов и периодов. Первоначально депортация распространялась преимущественно на отдельных лиц, признававшихся правонарушителями, затем - на членов партий и организаций, и лишь после этого - на целые нации, народности, национальные диаспоры. Законченную форму институт депортации народов получил в законодательных и правительственных актах предвоенного, военного и послевоенного периодов.

Декретом ВЦИК от 10 августа 1922 года „Об административной высылке" установлено: срок административной высылки за границу или в определенные местности РСФСР не может превышать трех лет. Высланные в известный район поступают под надзор местного органа ГПУ, определяющего местожительство выселяемого в районе высылки. Через два с небольшим месяца ВЦИК наделил комиссию при НКВД, образованную согласно вышеуказанному декрету от 10 августа 1922 года, правом высылать и заключать в лагерь принудительных работ (на месте высылки на тот же срок (не свыше трех лет) деятелей антисоветских политических партий и лиц, дважды судившихся за ряд перечисленных преступлений [8,c.44].

Основные начала уголовного законодательства СССР и союзных республик, принятые постановлением ЦИК СССР от 31 октября 1924 года, говорят об удалении за пределы союзной республики или за пределы отдельной местности с поселением в тех или иных местностях или без такового, с запрещением проживания в тех или иных местностях или без запрещения, которое назначается судом в отношении лиц, признанных по своей преступной деятельности или по связи с преступной средой в данной местности социально опасными. При этом особо оговаривалось, что названные меры могут быть применяемы судом к указанной категории лиц независимо от привлечения их к судебной ответственности за совершение определенного преступления, а также и в том случае, когда они по обвинению в совершении определенного преступления будут судом оправданы, ко признаны социально опасными.

Неправовой характер нормы о лицах, хотя и не совершавших преступлений, но признававшихся социально опасными и потому подвергавшихся ссылке или высылке, был настолько очевидным, что Пленум Верховного Суда СССР постановлением от 12 июля 1946 года № 8 (5) вынужден был дать судам руководящие указания о том, что меры уголовного наказания, в том числе ссылка и высылка, могут быть применены в судебном порядке лишь в том случае, если подсудимый признается тем же приговором виновным в совершении определенного преступления [37,c.65].

Но наказания за несовершенные преступления продолжали назначаться, причем не только по отношению к отдельным лицам, но и целым народам, народностям и национальным диаспорам. Возьмем, к примеру, Указ Президиума Верховного Совета СССР от 12 октября 1943 года „О ликвидации Карачаевской автономной области и об административном устройстве ее территории", в котором утверждается, что „в период оккупации немецко-фашистскими захватчиками территории Карачаевской автономной области многие карачаевцы вели себя предательски, вступали в организованные немцами отряды для борьбы с Советской властью, предавали врагам честных советских граждан, сопровождали и показывали дорогу противникам, наступающим через перевалы на Закавказье, а после изгнания оккупантов противодействуют проводимым Советской властью мероприятиям, скрывают от органов власти бандитов и заброшенных гитлеровцами агентов, оказывая им активную помощь". Наказание за эти деяния было более чем суровым: „Всех карачаевцев, проживающих на территории области, переселить в другие районы СССР, а Карачаевскую автономную область ликвидировать" [6,c.58].

Вина отдельных представителей карачаевского народа автоматически переносилась на весь карачаевский народ, что совершенно недопустимо. К тому же вина „многих" карачаевцев должна была доказана в судебном порядке (в отношении каждого из них отдельно), а не основываться на голословных утверждениях и домыслах. Но, как видно, принцип презумпции невиновности не был в почете у тогдашних руководителей советского государства; он не брался в расчет и не учитывался.

В итоге уголовному наказанию подвергался целый народ, что противоречит азам уголовной, правовой теории и практики. Субъектом преступления обычно признается физическое лицо, вменяемое и виновное. Но чтобы народ в целом признать субъектом преступления и подвергнуть его уголовному наказанию - до этого могло дойти только тоталитарное законодательство.

Возникает сомнение относительно конституционности данного документа, В самом деле, вправе ли был Президиум Верховного Совета СССР ликвидировать Карачаевскую автономную область, в факте образования которой нашло выражение волеизъявления как карачаевского, так и русского и ряде других народов? Согласно пункту „е" статьи 14 Конституции СССР 1936 года ведению СССР в лице его высших органов власти и управления относились утвержденные образования новых автономных республик в составе союзных республик, а согласно пункту „в" статьи 19 Конституции РСФСР 1937 года ведению РСФСР в лице ее высших органов власти и управления -- представление на утверждение Верховного Совета СССР образования новых автономных республик и областей [10,c.23]. При этом, во-первых, вопросы упразднения (ликвидации) автономных республик, автономных областей в числе полномочий как органов Союза СССР, так и органов РСФСР не упоминались, во-вторых, компетенция Президиумов Верховных Советов СССР и РСФСР вообще не затрагивала вопросов образования и упразднения автономных республик и автономных областей. Следовательно, своим Указом от 12 октября 1943 года Президиум Верховного Совета превысил полномочия, закрепленные за ним Конституцией СССР.

По этим же причинам юридически неверными являются и Указы Президиума Верховного Совета СССР от 27 декабря 1943 года „О ликвидации Калмыцкой АССР и образовании Астраханской области в составе РСФСР", от 7 марта 1944 года. „О ликвидации Чечено-Ингушской АССР и об административном устройстве ее территории", от 8 апреля 1944 года „о переселении балкарцев, проживающих в Кабардино-Балкарской АССР, и «о переименовании Кабардино-Балкарской АССР в Кабардинскую АССР» и др. Все они аналогичны Указу о карачаевцах и страдают теми же недостатками и пороками.

Иногда депортация осуществлялась актами правительства и его руководителей. Так, распоряжением СНК СССР от 1 ноября 1941 года № 280-Кс за подписью Берии обязал НКВД произвести в двухнедельный срок переселение 1677 семейств немцев, проживающих в Кошкинском районе Куйбышевской области, в Казахскую ССР. Постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 12 сентября 1941 года № 2060-935сс „О расселении немцев Поволжья в Казахстане" разрешено ЦК ВКП (б) Казахстана вселять прибывающих немцев Поволжья в существующие колхозы не целыми колхозами, а группами хозяйств от 10 и выше [16,c.40].

Практика депортации народов шла полным ходом и в довоенные годы. Так, в постановлении СНК и ЦК КП(б) Казахстана от 3 марта 1938 года № 5с „О расселении и хозяйственном устройстве корейцев-переселенцев" говорилось о переселении в Казахстан 20 530 семей корейцев. Они распределялись по отраслям народного хозяйства, а также по областям и районам республики. Поскольку в этот период государство еще хотело сохранить имидж демократичности, постольку в постановлении предусмотрены меры по строительству школ, больниц и других социально-культурных учреждений в корейских колхозах, созданию корейского педагогического института; отделам НКВД поручено принять участие и оказать помощь на местах в расселении и хозяйственном устройстве переселенцев. Пункт 18 постановления гласил: „Все обязательства по возвращению принятых на Дальнем Востоке по обменным квитанциям лошадей, коров и прочего скота колхозов, расселяемых на землях совхозов, выполнить за счет скота ликвидируемых совхозов" [25,c.115].

Аналогичные „блага" содержало постановление СHK СССР от 8 октября 1938 года № 1084-269сс „О переселении иранцев из пограничных районов Азербайджанской ССР в Казахскую ССР". На иранских переселенцев распространялись льготы, порядок финансирования, кредитования и порядок организации переселения, предусмотренные постановлением СНК СССР от 20 февраля 1938 года.

Стремление поддержать видимость демократизма, существовавшего тогда строя обнаруживается и в постановлении СНК СССР от 22 октября 1938 года № 1 143-280с „О выдаче паспортов детям спецпереселенцев и ссыльных". Оно предписывало выдавать детям спецпереселенцев и ссыльных при достижении ими 16-летнего возраста, если они лично ничем не опорочены, паспорта на общих основаниях и не чинить им препятствий к выезду на учебу или на работу. Но как бы опасаясь обвинения в излишней дозе допущенного демократизма, постановление обязало делать в графе 10-й выдаваемых детям спецпереселенцев и ссыльных паспортов ссылку на пункт 11 постановления СНК СССР № 861 от 28 апреля 193 3 года, предусмотренную постановлением СНК СССР от 8 августа 1936 года за № 1441 „В целях ограничения въезда их в режимные местности" [25,c.177]. Иными словами, избежать ущемления прав детей спецпереселенцев и ссыльных, достигших 16-летнего возраста, постановлению так и не удалось: вместо одного унижения было узаконено другое.

Если предвоенное законодательство о депортации народов старалось, хотя и неуклюже, скрыть антиконституционную и антиправовую сущность за широтой некоторых словесных атрибутов, то законодательство периода отечественной войны и первых послевоенных лет никак не церемонилось с депортированными народами, отбросив всякие прикрытия и открыто обнажив свою реакционную направленность.

Ответ на вопрос о продолжительности высылки депортированных народов в отдаленные места поселения дает Указ Президиума Верховного Совета СССР от 26 ноября 1948 года „Об уголовной ответственности за побеги из мест обязательного и постоянного поселения лиц, выселенных в отдаленные районы Советского Союза в период Отечественной войны". В его преамбуле говорится: „В целях укрепления режима поселения для выселенных Верховным органом СССР в период Отечественной войны чеченцев, карачаевцев, ингушей, балкарцев, калмыков, немцев, крымских татар и других, а также в связи с тем, что во время их переселения не были определены сроки их высылки, установить, что переселение в отдаленные районы Советского Союза указанных выше лиц проведено навечно, без права возврата их к прежним местам жительства" [25,c.311]. Эта же мысль повторяется в приказе министра госбезопасности СССР № 00776 от 24 октября 1951 года: „Объявить под расписку спецпереселенцам перечисленных категорий: немецкой, чеченской, калмыцкой, ингушской, балкарской, карачаевской, греческой и крымских татар, что они в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 9 октября 1951 года оставлены на спецпереселении навечно" [23,c.37].

Поставив цель навечно депортировать названные народы, режим выбрал и соответствующие средства ее достижения. Были установлены жесточайшие санкции по отношению к тем, кто не мирился с переселением и противился его осуществлению: за самовольный выезд (побег) из мест обязательного поселения люди подлежали уголовной ответственности с прямо-таки драконовской мерой наказания в 20 лет каторжных работ. Ответственности подлежали также лица, виновные в укрывательстве выселенцев, бежавших из мест обязательного поселения, или способствовавшие их побегу, лица, виновные в выдаче разрешения выселенцам на возврат их в места прежнего жительства, и те, кто оказывал им помощь в устройстве в местах прежнего жительства. Санкция в отношении этих лиц была однозначной - лишение свободы на срок 5 лет.

Иными словами, никто не должен был усомниться в твердости, намерения властей относительно депортированных народов. Вся мощная карательно-репрессивная система государства была брошена на обеспечение того, чтобы они напрочь забыли о родных краях и свыклись с мыслью о вечном поселении.

Статус спецпереселенцев характеризовался унизительными процедурами регистрации, перерегистрации и отметок в местных комендатурах и иных органах НКВД или Мингосбезопасности, С полицейской дотошностью детально регламентировался и жестко контролировался каждый шаг спецпереселенцев. На совершение многих элементарных действий следовало спросить разрешения надзирающего начальства. О перемене места жительства или работы надлежало поставить в известность комендатуру не позднее трехдневного срока. Всякое своеволие немедленно пресекалось, а о суровом наказании за побег из мест переселения говорилось выше.

Нормы законодательства, регулировавшие статус спецпереселенцев, реализовывались на практике так, что в большинстве своем лишь усугубляли тяжкую судьбу спецпереселенцев. Некоторые представления об этом дают архивные материалы.

Так, в докладе „О результатах хозяйственно-бытового устройства спецпереселенцев Северного Кавказа, поселенных в Кокчетавской области Казахской ССР по состоянию на 30 ноября 1944 года" говорится, что вселение спецпереселенцев Северного Кавказа в иных случаях встретило скрытую форму сопротивления и враждебного отношения к ним местного населения и ряда руководителей районов и колхозов. На спецпереселенцев смотрели как на изменников родины и врагов народа, обратив на них издевательства и оскорбления. Отдельные руководители выдумывали версии об избытке у них рабочей силы, чтобы не брать на работу спецпереселенцев. В селе „Привольное" местным колхозникам выдали натуральный аванс на трудодни по 800 граммов зерна, а спецпереселенцам -- по 200, приговаривая: „Мы вас заставим подохнуть от голода и холода" [14,c.196]. Из-за отсутствия семян основная масса спецпереселенцев не сеяла огороды. Голод и тяжелые жилищно-бытовые условия привели к повальным заболеваниям. В докладе делается вывод, что создалась угроза гибели сотен семей спецпереселенцев.

О вопиющих фактах произвола и самосуда писал начальник управления по спецпереселению при СНК Казахской ССР Д. Родин в справке от 12 августа 1946 года № 40. Письмо Яркового, пересланное из газеты „Известия" в СНК Казахской ССР, озаглавлено „Балхашские порядки и нравственные законы". В нем говорится об уплотнении в бараках спецпереселенцев из Чечено-Ингушетии под предлогом, что на одного жильца полагается 0,5 квадратных метра. Чеченцев и ингушей решили не пускать в театр, кинотеатр, базар и другие общественные места, ссылаясь на то, что те через вши передают тифозные заболевания [36,c.231].

Постановлением от 29 января 1939 года № 50с „О положении переселенцев армян и турок в Каучуксовхозе № 13 Илийского района Алма-Атинской области" СНК Казахской ССР отметил, что в результате преступного отношения дирекции Каучуксовхоза № 13 переселенцы турки и армяне находились в исключительно тяжелых жилищных и бытовых условиях [22,c.87]. Они размещены в общих бараках и отдельных комнатах зданий, совершенно неприспособленных к зимним условиям, жили в исключительно антисанитарной обстановке, в результате чего были отмечены случаи заболеваний сыпным и возвратным тифом, массовых простудных заболеваний. Отсутствовало нормальное снабжение переселенцев продуктами питания. Положение оказалось настолько сложным, что СНК просил прокурора республики произвести расследование и виновных привлечь к судебной ответственности.

В середине 50-х годов политика государства по отношению к депортированным народам стала меняться. Первоначально наметилось ее смягчение и либерализация, а затем и отказ от ее отдельных наиболее одиозных, компрометирующих, антиправовых проявлений. Так, постановлением ЦК КП Казахстана и Совета Министров Казахской ССР от 12 ноября 1955 года №779-68с „О трудоустройстве и массово-разъяснительной работе среди советских граждан греческой национальности, проживающих на территории Казахской ССР" было поручено разобраться с семьями советских граждан греческой национальности, незаконно выселенных из Грузии и проживающих в Казахстане, установить материальный ущерб, понесенный ими в связи с незаконным изъятием у них имущества при выселении.

Еще раньше Совет Министров СССР принял постановление от 5 июля 1954 года № 1439-649 с „О снятии некоторых ограничений в правовом положении спецпереселенцев" (о нем становится известно через указание Генерального прокурора СССР от 20 июля 1954 года № 13/132с), где отмечено, что в связи с изменениями, происшедшими в стране и в жизни спецпереселенцев, применение к ним существовавших тогда ограничений в правовом положении не вызывается необходимостью. Лицам, состоящим на учете спецпоселений, занимающихся общественно полезным трудом, предоставлено право проживания в пределах данной области, края, республики, а по служебным командировкам -- право свободного передвижения в любой пункт страны на общих основаниях. Для спецпереселенцев была установлена личная явка на регистрацию в органы МВД один раз в год. Сняты с учета в органах МВД дети спецпереселенцев до 16-летнего возраста, они освобождены из-под административного надзора и к ним в дальнейшем не должны были применяться ограничения, установленные для спецпоселенцев. Отменено применение штрафа и ареста как административных мер наказания к спецпереселенцам за нарушение режима в местах поселений,

11 февраля 1957 года Верховный Совет СССР принял закон „Об утверждении Указов Президиума Верховного Совета СССР о восстановлении национальной автономии балкарского, чеченского, ингушского, калмыцкого и карачаевского народов" [25,c.234].

Но и после этого процесс исправления чудовищных несправедливостей и правовых несуразиц, допущенных тоталитарным государством по отношению к депортированным народам, шел необъяснимо медленно, неуверенно и непоследовательно. Государство как бы с сожалением делало шаги по восстановлению прав депортированных народов, каждый раз изображая дело так, будто оно идет на большие уступки, а не воздает им должное, положенное по Конституции.

Таким образом, институт депортации народов как в целом, так и по отдельным формам его проявления, не укладывается в рамки права и не согласуется с общепризнанными юридическими критериями. Он не вписывается в прогрессивные демократические стандарты, выработанные мировым сообществом. Законодательство о депортации народов являлось частью репрессивно-карательного законодательства, которое было глубоко засекречено, не подлежало обнародованию и огласке, но осуществлялось „железом и кровью", омрачало жизнь общества, внося в нее мощную трагическую струю и приводя к массовым жертвам и тяжелым последствиям. Оно должно быть полностью рассекречено, обнародовано, всесторонне проанализировано с тем, чтобы в будущем никогда и ничего подобного допущено не было.

1.3 Нравственные аспекты депортации

депортация советский государство казахстан

Достаточных оснований в применении депортации к целым народам не было и нет. Ссылки на массовые изменнические действия со стороны этих народов несостоятельны, ибо если такие действия и имели место, то их совершали только некоторые представители данных народов. Народ же в целом правонарушителем, а тем более преступником быть не может. Поэтому применение к нему наказания и юридически и нравственно несостоятельно.

Хотелось бы проанализировать безнравственную аргументацию властей, прибегнувших к такому крайнему средству, как депортация народов. Например, указ Президиума Верховного Совета СССР от 28 августа 1941 года «О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья» увязывает депортацию немцев с фактами массовых диверсий и шпионажа, которые якобы по сигналу из Германии должны были состояться в районах, заселенных немцами Поволжья [12,c.5]. Эти акты еще не состоялись, а только могли состояться в будущем. Тем не менее наказание за них уже назначено. Размыты границы и в оперируемых понятиях субъектов преступлений: с одной стороны, говорилось о большом количестве диверсантов и шпионов из числа немцев, о наличии которых якобы заранее известно советскому руководству, с другой -- о всем немецком населении, из представителей которого никто не сообщил советским властям о готовящихся диверсиях и шпионаже и которое-де скрывает в своей среде врагов советской власти. Примечательно следующее место указа: „В случае, если произойдут диверсионные акты, затеянные по указке из Германии, немецкими диверсантами и шпионами в республике немцев Поволжья и прилегающих районах и случится кровопролитие, советское правительство по законам военного времени будет вынуждено принять карательные меры против всего немецкого населения Поволжья" [21,c.130]. Здесь налицо правовая передержка: хотя диверсии и шпионаж совершают одни лица, однако карательные меры будут приняты против всего немецкого населения. Как видим, нет требуемого соотнесения субъектов преступлений и субъектов наказаний, что исключает соблюдение принципов презумпции невиновности, индивидуализации ответственности, обеспечение соразмерности наказания тяжести совершенного деяния и других азов юриспруденции.

Между тем жизненная логика подсказывала, что если есть диверсанты и шпионы, то их надо было выявлять и наказывать, не перенося их вины на весь народ. В этом случае можно было бы избежать глобального нарушения прав (как всего народа в целом, так и каждого из его невиновных представителей в отдельности).

Такой же логики придерживались и акты о депортации остальных советских народов: в них сначала отмечалась виновность некоторых (иногда многих) их представителей в измене родине, после чего формулировалось решение о переселении названных народов в целом в восточные регионы и о ликвидации их автономий.

Речь идет об актах, касавшихся ликвидации автономии карачаевского, калмыцкого, чеченского, ингушского, балкарского и ряда других народов, которые в годы Великой Отечественной войны были обвинены в пособничестве гитлеровцам и насильственно переселены в Казахстан, Восточную Сибирь и другие регионы. Этими актами предусматривался широкий комплекс мер политического, организационно-правового, принудительно-карательного воздействия, которые власть сочла нужным применить к названным народам.

Все эти акты в правовом и моральном отношении были несостоятельными, ибо противоречили конституционным принципам, нарушали права как народов, так и большинства их граждан. Они наказывали народы в целом, хотя инкриминировали государственные преступления не всем, а некоторым их представителям. К тому же совершения этих преступлений не устанавливались судебными органами, а приписывались на основе агентурных и иных данных. Наконец, Президиум Верховного Совета СССР не был наделен правом привлекать те или иные народы к ответственности, лишать их форм автономной государственности и, следовательно, явно превышал установленную конституцией компетенцию.

Итак, институт депортации народов в том виде, в каком он сложился в СССР, с самого начала был сопряжен с массовым нарушением прав людей.

Во-первых, человек независимо от того, совершил он или не совершил вменяемое ему деяние, подвергался наказанию. Тем самым государство изначально ставило всех представителей депортированных народов в юридически ущербное положение.

Во-вторых, правовая ущербность, незащищенность, уязвимость всех выселенных сопровождались новыми нарушениями их прав и свобод. К примеру, приказом наркома внутренних дел СССР от 8 сентября 1941 года №001237 „О проведении операции по переселению немцев из Москвы и Московской области" предписывалось предварительно провести следующее: „состоящий на оперативном учете УНКВД антисоветский и сомнительный элемент арестовать, а членов их семей переселить в общем порядке" [31]. Все решалось „на глазок": раз находящийся на учете спецорганов элемент вызывает хоть какое-то сомнение, значит, он виноват или может быть виновным и, следовательно, подлежит аресту.

Для каждого человека, тем более для переселяемого неизвестно куда, важнейшее значение имело обеспечение сохранности его имущества и собственности. Естественно, этот вопрос не мог оставаться неурегулированным. Какие же нормативные предписания действовали по нему?

Согласно приказу НКВД СССР от 23 июня 1941 года № 00761 „О переселении из города Мурманска и Мурманской области граждан инонациональностей" всем выселяемым был предоставлен 10-дневный срок для реализации имущества, что регулировалось специальной инструкцией. А постановление Государственного Комитета Обороны от 6 сентября 1941 года № ГКО-63 „О переселении немцев из г. Москвы и Московской области и Ростовской области" разрешало переселяемым брать с собой личное имущество и продовольствие на путь следования до 200 килограммов на каждого члена семьи [7,c.265]. Что касается принадлежавших переселяемым построек, сельхозорудий, скота и зернофуража, то они подлежали сдаче комиссиям с последующим восстановлением на месте расселения. Постройки колхозам и колхозникам должны были восстанавливаться в местах расселения путем предоставления готовых домов, а переселенцам, которым дома не предоставлялись, подлежал выдаче на постройку, а в необходимых случаях на ремонт домов кредит в размере до 2 тысяч рублей сроком на 5 лет из 3 процентов годовых, с погашением полученного кредита со второго года после получения ссуды. Но в условиях военного времени эти предписания не выполнялись вовсе или бывало лишь частично. То же самое надо сказать и о содержавшихся в указе Президиума Верховного Совета СССР от 28 августа 1941 года предписаниях о выделении переселенцам изобилующих пахотной землей районов Востока и об оказании им государственной помощи по устройству в новых местах: они были лишь благим пожеланием или обычным пропагандистским маневром.