Латинская антиязыческая поэзия конца IV - начала V веков как исторический источник

Однако, как и у предшествующих ему языческих эллинистов, культурный идеал Синезия был также философско-религиозным. Сказать, что для Синезия и других подобных ему неоплатоников эллинизм обозначал только мудрость или греческую культуру, было бы неправильно. Если Синезий был до какой-то степени конфессионально нейтральным по вопросам религии (но он не был, как Юлиан, привязан к специфически языческим ритуалам и культам), он, как бы то ни было, был глубоко религиозен. Его равнодушие к культу показывает его религиозный универсализм более, чем какие либо взгляды на эллинизм как только на культурную традицию. Эллинизм, так, как он его понимал, был мировой необходимостью и базой для развития любой религии, включая христианство. Снова и снова он указывал, что спиритуальные практики греков выше варварских: его критика монашества была не более чем частью обращения к христианству, чтобы оно эллинизировалось: он не относился настолько резко к монахам, как Юлиан, который ненавидел и презирал их. В конце концов, известны крайне доброжелательные письма Синезия к его другу, который сам был монахом Bregman J. Synesius of Cyrene, philosopher-bishop. - Los Angeles: University of California Press. 1982. P. 139.. Его усилия были направлены в первую очередь на улучшение духовной составляющей жизни современного ему общества, и поэтому он критиковал те аспекты христианства, которые, как было сказано выше, считал лживыми и опасными заблуждениями.

Следовательно, в каком-то отношении он и подобные ему христиане, были детьми возрожденного эллинизма поздней античности, точно так же как язычники, такие как император Юлиан. Настоящую разницу необходимо искать в религии и философии. Решение Юлиана закрыть школы для христиан означало намерение отрезать их от единственных возможностей выражения своего мнения в поздней античности, то есть от классической риторики. Риторика, конечно, должна была быть адаптирована для христианского использования, но она не представляла собой соперника для христианства как такового. Теургический же неоплатонизм таким соперником был. Особенно это очевидно по отношению христиан к неоплатонизму на Западе, там вполне логичной христианской тактикой было утверждение того, что риторика является составной частью опасного для их религии элинизма. И для западных авторов было так же логично отрицать значение греческой религии и философии, как и утверждать христианство в качестве единственно возможной и истинной философии Bregman J. Synesius of Cyrene, philosopher-bishop. - Los Angeles: University of California Press. 1982. P. 140..

В конечном итоге отцы церкви отделили классическую риторику в большей ее части от остального эллинизма и много современных ученых до сих пор обсуждают христианство и классическую культуру под влиянием полемических позиций, созданных в рамках конфликта двух религий в IV-V столетиях. Однако Восток с помощью таких мыслителей, как Синезий и его единомышленники, сохранил греческую культуру мысли и образования в основной их части, что, в конечном счете, стало одним из факторов последовавшего в конце V в. окончательного культурного раскола и окончательного разделения ранее единой империи на «варварский» Запад и «греческую» Византийскую империю.

Следовательно, приведенный в третьей главе материал показывает качество и степень различий в критике христианства со стороны язычников и наоборот. Анти-языческие латинские поэмы, сформировавшиеся и распространившиеся на Западе Римской империи (главным образом, в Италии) были не философскими трактами, рассматривавшими вопросы морали, догматики, логики или богословия, а исключительно полемическими памфлетами, полемическими трактатами, т.е. мы можем отнести их к публицистике, в прямом смысле выкованной в огне идеологических боев. Цель этих поэм - не осмысление язычества, его философских оснований и принципов, не попытка понять или найти точки сближения с ним, как это пытался сделать Синезий применительно к христианству, а наоборот, жесткая критика на злобу дня. Авторы поэм стремились во что бы то ни стало воодушевить христианскую паству Рима, потрясенную реставрацией языческих культов в 392-393 гг., и в то же время обрушить весь накал своей критики на тех высокопоставленных римлян (сенаторов), которые в угоду политической конъюнктуре совершили вероотступничество и вновь приняли языческие культы.

Как раз наоборот, на Востоке Римской империи такая проблема не стояла просто в силу отсутствия сильной и независимой прослойки сенаторской аристократии, которая, если и была в восточных провинциях, то, конечно же, полностью зависела от императора в своих карьерных достижениях и материальном благополучии.

Синезий Киренский в своей критике монашества не ставил перед собой задачу опровергнуть христианские идеи, перевести на сторону язычества адептов христианской религии, он исходил не из мотивов общественно-политической или идеологической борьбы, как было, например, в случае с Алтарем Победы в Риме в 384 г. На Востоке ситуация была иной - критика христианства носила более отвлеченный, философский, умозрительный характер, это было скорее рассуждением о некоторых философских основаниях христианской религии и их совместимости/несовместимости с подобными же основаниями эллинской культуры.

Т.е., другими словами, Синезий стремился выяснить, что в христианском образе жизни не соответствует античным идеалам и принципам, культуре, взращенной на идеях греческой философии, и выяснив это, Синезий попытался синтезировать, соединить основные принципы неоплатонизма и христианского мировоззрения, главные идеи двух учений, двух религий. Отсюда мы действительно видим существенную разницу в содержании и наборе критики своих идейных оппонентов, которую предлагали анти-языческие латинские поэмы и греческие философы-неоплатоники.



Заключение

Латинская антизяческая поэзия - практически уникальный жанр, чей рассвет охватывает в общей сложности всего полтора десятилетия, предположительно от 392-394 до 414-417 гг. Все эти поэмы - ценный пласт исторических источников, позволяющий взглянуть на события противостояния христианства и язычества в Римской империи IV в. глазами их современников. Несмотря на небольшую литературную ценность, с точки зрения исследователя они представляют огромный интерес не только в политическом и религиозном, но так же в культурологическом и социальном контекстах, являясь ярким примером непрекращающейся полемики враждующих сторон.

Несмотря на то, что Константин не был новатором в толерантном подходе к религиозной политике, именно со времен его правления христианство окончательно перестает быть сектой, и практически сразу занимает ведущие позиции в империи, несмотря на внутренние противоречия, связанные со становлением догматики. Молодая, динамичная и открытая к развитию религия являлась более перспективной с политической и социальной точки зрения, поэтому язычество, несмотря на отчаянное и достойное сопротивление, не смогло конкурировать с ним, как и другие вероисповедания более старого образца. Попытки реформировать язычество, предпринятые императором Юлианом и его сторонниками, подарили древней религии еще только несколько десятилетий жизни, однако невозможно отрицать тот факт, что, даже умерев, язычество передало свое наследие дальше, как минимум, заставляя лидеров христиан активнее заниматься построением собственной догматики, помогая им оттачивать аргументацию в процессе яростной полемики и оказав воздействие на последующее развитие этой религии, исподволь проникнув и впитавшись в «плоть своего врага».

Не менее важным фактором взаимного проникновения двух враждующих сторон стало также развитие и укрепление в Восточной части империи неоплатонизма, ставшего своеобразным «мостом» для сменяющих друг друга религиозных воззрений и позволившего будущей Византии в основном сохранить греческие каноны риторики и философии, временно оказавшиеся потерянными на Западе после окончательной варваризации этой части империи.

Латинские анти-языческие поэмы - логичный и естественный результат развития всей христианской полемики, направленной против язычества. Начало этой полемике в рамках поздней Античности, IV в. н. э., положили конфликт Константина и Максенция в 312 г. и отражение этого конфликта в публицистике того времени, главным образом - в «Церковной истории» Евсевия Кесарийского. Тот образ, та модель критики, которая была предложена Евсевием применительно к язычнику Максенцию, легли в основу изображения всех императоров-язычников в последующей церковной историографии.

Но эта историография вплоть до начала V в. была исключительно продуктом грекоязычной христианской литературы, она была написана авторами, жившими в восточных провинциях империи и говорившими на греческом. На Западе же Римской империи вплоть до Руфина Аквилейского, написавшего свой труд в 402 г. См.: Christensen T. Rufinus of Aquileia and the historia ecclesiastica, lib.VIII?IX, of Eusebius. // Studia

Theologica - Nordic Journal of Theology. Vol. 34/1. 1980. P. 130., собственных, латинских, церковных историй так и не появилось, поэтому мы можем рассматривать анти-языческие поэмы 392-394 гг. как один из важных источников церковных историй, например, для труда того же Руфина.

Конечно, данные поэмы не были первой попыткой христианской критики языческих культов, не они впервые поставили этот вопрос, другой вопрос, что эти произведения затронули проблему язычества в связи с конкретной общественно-политической темой - восстановлением многих культов на официальном уровне в 392-394 гг. Впервые христианство на римском Западе критиковало не просто догматы и принципы языческой религии, здесь уже не шла речь только о философском споре, когда обсуждаются различные понятия, термины, системы космогонии, ритуалы и т.д. Христианство и его приверженцы-интеллектуалы вынуждены были давать ответ (и довольно резкий, жесткий по своей тональности) на попытку официального возврата к язычеству - попытку, прямо поддержанную правящей элитой и лично императором Евгением. Соответственно, анти-языческие поэмы - это первый пример живой полемики, вызванной реальными, текущими политическими причинами, обстоятельствами.

На Востоке, как мы попытались показать на протяжении всей нашей работы, подобный жанр не сложился, поскольку, во-первых, со времени смерти Константина восточно-христианская церковь погрузилась в бездну внутренних противоречий, была поглощена непримиримой борьбой ортодоксального учения и арианства, и борьба с язычниками во многом отошла на второй план, что отчетливо демонстрируют произведения и творчество Афанасия Александрийского. Тем более что на Востоке не было такой сильной прослойки независимой сенаторской аристократии, которая на Западе продолжала оставаться серьезной политической силой, причастной к власти.

Первое по времени полемическое, политическое столкновение христианства с язычеством, выходящее за рамки узких догматических вопросов - спор об Алтаре Победы, но он не был связан с официальным восстановлением языческих обрядов. К этому была предпринята попытка со стороны сенаторов (384 г.), но она не увенчалась успехом. Судя по всему, тематика спора, его основные образы, аргументы и сам идейный настрой повлияли на авторов анти-языческих поэм, возможно, послужили своеобразной моделью при создании своих текстов, но, конечно же, поэмы создавались в других условиях. Император Евгений дал официальное согласие на восстановление и открытое проведение различных языческих церемоний, поэтому реакция образованной христианской паствы Рима вылилась именно в форме жестких поэм, где авторы обрушивались на все известные им мифологические сюжеты и особенности отдельных культов, призывая прежде всего сенаторов и других представителей элиты не возвращаться в лоно язычества, а сохранить веру в Христа.

Мы предположили, что эти тексты были написаны в 392-394 гг., и определенно они уже существовали к 401/402 гг., когда их сюжеты, стиль и язык использовали два автора - Пруденций в своей поэме Contra Summachum и Руфин Аквилейский в своей «Церковной истории». Но уже через несколько лет, к 414-417 гг. популярность, и, самое главное, актуальность подобного жанра резко сошли на нет, поскольку многие сенаторы вернулись в христианскую религию, а перед Западной церковью встали новые задачи - христианизация варварских народов, все стремительней расселявшихся на территории провинций империи, и осмысление роли Римской империи в деле распространения и утверждения величия христианской церкви. Именно поэтому в 414-417 гг., когда Павел Орозий составил свою «Историю против язычников», он практически ничего не упомянул о тех языческих культах и обрядах, которые проводились в Риме в 392-394 гг., тогда как Руфин Аквилейский в 402 г. посвятил этому сюжету целую главу своей книги.

На Востоке же империи синхронная попытка критики христианства (в данном случае только одной из его сторон - монашества) со стороны философов-неоплатоников, таких как Синезий Киренский (или даже Юлиан Оступник) носила более отвлеченный, догматический, философский характер - Синезий, например, четко ставил своей целью соединить два мировоззрения, найти в них что-то общее, исправить недостатки христианского образа жизни, излишней аскезы путем неоплатонических идей. В целом мы можем отметить, что критика христианства со стороны восточных авторов-неоплатоников не была общественно-полемичной, в ней не было того задора гневной публицистики, с которым выступали авторы латинских анонимных поэм, здесь мы скорее можем говорить о сугубо научном, философском споре двух мировоззрений.

Конечно же, отметим, что анти-языческие латинские поэмы рубежа IV-V вв. выступают и как ценный источник по истории самого позднеримского язычества, их сюжетный и стилистический анализ показывает, что наиболее одиозными и неприемлемыми в глазах христианских авторов были именно восточные культы, а также связанные с ними обряды - культ Богини-Матери Кибелы и обряд тавроболий (жертвоприношения быка). Христиан также возмущало, что подобные церемонии сопровождались оскоплением, оргиями и разными нарушениями морально-нравственных устоев. Но важно подчеркнуть, что эти поэмы демонстрируют нам, какие мифологические сюжеты греко-римского язычества привлекали внимание образованной христианской публики, какие персонажи греко-римской мифологии и истории неизменно становились объектами жесткой критики.

Среди подобных сюжетов следует назвать Нуму Помпилия, которого считали (и вполне оправданно, что подтверждают и сами римские историки, например, Тит Ливий) основателем языческих церемоний и учредителем коллегии жрецов, критике подвергались также обряды гадания, институт весталок, миф о Кроносе, поедающем своих детей, личность Зевса-Юпитера - более того, авторы поэм не просто критиковали, а высмеивали эти мифы, настойчиво стремились показать их абсурдность, откровенную надуманность, лживость. Но вместе с тем хотелось бы отметить важную особенность, свойственную анти-языческим поэмам - в отличие от восточных философов-неоплатоников, критиковавших отдельные аспекты христианской религии и стремившихся синтезировать ее с самим неоплатонизмом, авторы наших поэм совершенно не выделяли каких-либо аспектов в язычестве и языческой культуре в целом.

Другими словами, поэмы не отделяли и не разделяли языческие культы и обряды как таковые от античной классической философии, представленной трудами Платона, Аристотеля, стоиков, киников и других школ. Поэмы в рамках своего анти-языческого задора и накала обрушивались и на философию, и на культы, подгоняя эти области культуры под одну категорию.

И, конечно же, следует отметить литературные заимствования, сделанные авторами поэм из трудов Вергилия, Овидия и других классиков латинско-римской поэзии. Особенно много таких заимствований можно встретить в поэме Carmen de contra paganos, где множество цитат из знаменитой «Энеиды» Вергилия перефразируется с целью нанести удар по тому или иному сюжету римской мифологии. Не лишена интереса к «Энеиде» и поэма псевдо-Павлина Ноланского Carmen ad Antonium, где есть целый пассаж, посвященный прибытию Энея и его спутников в Лаций - опять же, автор обращается к этому мифу для критики бога Януса, с целью показать двуличие жрецов, иллюзорность тех идей, на основе которых в Риме конца IV в. проводились языческие церемонии.

Подводя итог, следует сказать, что анти-языческие латинские поэмы - это пример полемического жанра, которые Ж.-М. Пуансотт даже сравнил с острыми и желчными пасквилями, но эта полемичность основывалась на конкретных политических событиях, возникла, что называется, «на злобу дня», и существовала в зависимости от этих событий, так долго, как они сами имели значимость и актуальность. Пока в Риме на официальном уровне разворачивался процесс возврата к язычеству, открыто проводились языческие церемонии (392-394 гг.), у христианской паствы Рима (точнее - у ее интеллектуальной элиты) возникла настоятельная необходимость переубедить тех представителей старой сенаторской аристократии, которые в угоду конъюнктуре вновь возвращались к язычеству, отвергая христианскую религию. Когда же опасность миновала и все сенаторы, совершившие вероотступничество и впавшие в идолопоклонничество, вернулись в лоно христианской церкви (судя по данным Пруденция, это произошло уже в 394 г., после победы Феодосия I Великого над узурпатором Евгением, который как раз и покровительствовал языческим культам), актуальность этих поэм стала постепенно ослабевать, равно как и необходимость в них. По крайней мере, в 414-417 гг. тем сюжетам, которые описывали авторы поэм, не нашлось места в «Истории против язычников» Павла Орозия, тогда как еще в 402 г. Руфин Аквилейский определенно позаимствовал многие из этих сюжетов и посвятил им целую главу своей «Церковной истории».



Список литературы и источников

Источники

Амвросий Медиоланский. Письма XVII, XVIII и LVII (пер. М.М. Казакова) - История Древнего Рима. Тексты и документы: Учебное пособие. Ч. 1. М., 2004. С. 407-420.

Амвросий Медиоланский. Письмо XVIIЙ (пер. И.П. Стрельниковой) - Памятники средневековой латинской литературы IV-VII вв. М., 1998. С. 59-62.

Афанасий Великий. История ариан - Творения иже во святых отца нашего Афанасия Великого, архиепископа Александрийского. Т.2. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1902. С. 105-175.

Евсевий Памфил. Церковная история - Евсевий Памфил. Церковная история. / Пер. М.Е. Сергеенко, комм. С.Л. Кравца. (Серия «Памятники церковной письменности») М., 1993.

Императора Юлиана против христиан книга первая - Ранович А. Б: Первоисточники по истории раннего христианства. Античные критики христианства. М.: Полит-издат, 1990. C. 399-434.

Лактанций. О смерти гонителей - Лактанций. О смерти гонителей. / Перевод с латинского и комментарии В.М. Тюленева. СПб.: Алетейя, 1998.

Павел Орозий. История против язычников - Павел Орозий. История против язычников. Книги I--VII / Пер. с лат., вступ. ст., коммент. и указатель В. М. Тюленева. СПб.: «Издательство Олега Абышко», 2004.

Руфин Аквилейский. Церковная история -Тюленев В. М. Рождение латинской христианской историографии. С приложением перевода «Церковной истории» Руфина Аквилейского. СПб.: Издательство Олега Абышко. 2005. С. 230-285.

Синезий Киренский. О жизни по Диону - Синезий Киренский. Трактаты и гимны. / Пер. с др.греч., статья, комм. Т. Г. Сидаша. Том I. Санкт-Петербург: ?Свое издательство?, 2012. C. 139-177.

Синезий Киренский. Письмо 105 - Синезий Киренский. Полное собрание творений. / Пер. Т.Г. Сидаша. Том II: Письма. СПб., 2014. C. 163-168.

Carmen ad Antonium - Corpus Scriptorum Ecclesiasticorum Latinorum. Vol. 30. S. Pontii Meropii Paulini Nolani opera. Pars II. Carmina. / Ed. G. de Hartel. Vindobonae, 1894. P. 329-338.

Carmen ad quendam senatorem ex Christiana religione ad idolorum servitutem conversum - Corpus Scriptorum Ecclesiasticorum Latinorum. Vol. 23. Cypriani Heptateuchos. / Ed. R. Peiper. Vindobonae, 1891. P. 227-230.

Carmen de contra paganos - Mommsen Th. Carmen Codicis Parisini 8084. // Hermes. Bd. 4. Hft. 3. 1870. P. 350-363, текст поэмы - P. 354-358.

Contra orationem Symmachi, Liber I - Prudentius. With english translation by H. J. Thomson, D.Litt. V. I. London: William Heinemann LTD, 1949. P. 344-401.

RELATIO III SEECK (ер. X 54), пер. А.Б. Рановича - Ранович А. Б: Первоисточники по истории раннего христианства. Античные критики христианства. М.: Полит-издат, 1990. С. 451-457.

Литература

Алфионов Я. И. Император Юлиан и его отношение к христианству. Изд. 3-е. ? M.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2012.

Бриллиантов А.И. Император Константин Великий и Миланский эдикт 313 года // Христианское чтение. 1914. № 2. С. 141-157.

Грант М. Римские императоры: Библиографический справочник правителей Римской империи 31 г. до н.э. - 476 г. н.э./ Перевод с английского М.Гитт. М.: ТЕРРА - Книжный клуб, 1998

Дмитриев В.А. Юлиан Отступник: человек и император // Метаморфозы истории. Альманах. Вып. 2 Вена-Псков: ПГПИ. 2002. С. 246-258.

Казаков М. М. Христианизация Римской империи в IV в. : дис. докт. ист. наук (на правах рукописи). М., 2003. Т.1-2.

Князьский И.О. Император Диоклетиан и закат античного мира. СПб., Алетейа, 2010.

Кулькова А.Н. Руфин Аквилейский и его время // Вестник ПСТГУ III: Филология. Вып. 4 (18). 2009. С. 76-93.

Лактанций. О смерти гонителей / Перевод с латинского и комментарии В.М. Тюленева - СПб.: Алетейя, 1998.

Лебедев А. П. Эпоха гонений на христиан и утверждение христианства в греко-римском мире при Константине Великом. СПб.: «Издательство Олега Абышко», 2006.

Мифы народов мира: энциклопедия. В 2т. / Под ред С.А. Токарева. репринт изд. М.: Большая Российская энциклопедия; Дрофа, 2008.

Пак Е.А. Религиозная политика Юлиана Отступника // Мнемон. Выпуск 9. СПб. 2010. С. 363-386.

Ранович А. Б: Первоисточники по истории раннего христианства. Античные критики христианства. М.: Полит-издат, 1990.

Рассел Б. История западаной философии: В 3 кн. / Пер. с англ; подгот. текста В.В.Целищева. СПб.: Азбука, 2001.

Тюленев В. М. Рождение латинской христианской историографии. С приложением перевода «Церковной истории» Руфина Аквилейского. СПб.: Издательство Олега Абышко. 2005.

Arnheim M.T.W. The senatorial aristocracy in the Later Roman Empire. Oxford: Claredon Press, 1972.

Barnes T. D. and Westall R. W. The Conversion of the Roman Aristocracy in Prudentius' "Contra Symmachum" // Phoenix. Vol. 45. No. 1. 1991. P. 50-61.

Barnes T. D. Athanasius and Constantius. Theology and Politics in the Constantinian Empire. Cambridge: Harvard University Press, 1993.

Barnes T. D. The Historical Setting of Prudentius' Contra Symmachum. // The American Journal of Philology. Vol. 97. No. 4. 1976. P. 373-386.

Bloch. H. A new document of the last pagan revival in the West, 393-394 A.D. // The Harvard Theological Review. V. 38. N. 4. 1945. 199-244.

Bregman J. Synesius of Cyrene, philosopher-bishop. Los Angeles: University of California Press, 1982.

Cameron A. Gratian's Repudiation of the Pontifical Robe. // The Journal of Roman Studies. Vol. 58. Parts 1 and 2. 1968. P. 96-102.

Cameron A. Last Pagans of Rome . New York: Oxford University Press, 2011.

Christensen T. Rufinus of Aquileia and the historia ecclesiastica, lib.VIII?IX, of Eusebius. // Studia Theologica - Nordic Journal of Theology. Vol. 34/1. 1980. P. 129-152.

Cullhed M. Conservator urbis suae. Studies in the politics and propaganda of the emperor Maxentius. Stocholm, 1994.

Dessau H. Inscriptiones Latinae Selectae. Vol. I-IV. Berolini, 1892-1916.

Diehl E. Inscriptiones Latinae Christianae Veteres. Bd. I-IV. Berlin, 1925-1967.

Jones A.H.M., Martindale J.R, Morris J. The Prosopography of the Later Roman Empire. Vol. I: A.D. 260-395. Cambridge, 1971

Liebeschuetz J. H. W. G. Why did Synezius become bishop of Plolemais? // Byzantion. T. 56. 1986. P. 180-195.

Martindale J.R. The Prosopography of the Later Roman Empire. Vol. II: A.D. 395-527. Cambridge, 1980.

Matthews J.F. Symmachus and the Oriental Cults. // The Journal of Roman Studies. Vol. 63. 1973. P. 175-195.

Matthews J.F. The Historical Setting of `Carmen contra paganes' (Cod. Par. Lat. 8084) // Historia: Zeitschrift fur Alte Geschichte. Bd. 19. H. 4. 1970. P. 464-479.

McLynn N. The Fourth-Century “taurobolium” // Phoenix. Vol. 50. N.3/4. 1996. P. 312-330.

Mitchel St. Maxinimus and the Christians in A.D. 312: A new latin inscription // The Journal of Roman Studies. Vol. 78. 1988. P. 105-124.

Mommsen Th. Carmen Codex Parisini 8084 // Hermes. Bd. 4. Hft. 3. 1870. P. 350-363.

O'Donnell J.J. The Career of Virius Nicomachus Flavianus // Phoenix, Vol. 32. N. 2. 1978. P. 129-143.

Poinsotte J.-M. La prйsence des poиmes antipaпens anonymes dans l'oevre de Prudence // Revue d'йtudes Augustiniennes. Vol. 28. 1982. P. 33-58.

The Roman Imperial Coinage. / Ed. by C.H.V. Sutherland, M.A. Litt. Vol. VI. London, 1967.

Rutter J.B. The Three Phases of the Taurobolium // Phoenix. Vol. 22. N.3. 1968. P. 226-249.

Shanzer D. The Anonymous Carmen contra paganos and the Date and Identity of the Centonist Proba // Revue d'йtudes Augustiniennes. Vol. 32. 1986. P. 232-248.

Sheridan J.J. The Altair of Victory. Paganism's Last Battle // L'Antiquite Classique. Vol. 35. 1966. P. 186-206.

Solmsen Fr. The Conclusion of Theodosius' Oration in Prudentius' Contra Symmachum. // Philologus. Bd. 109. Hft. 3/4. 1965. P. 310-313.

Sordi M. "И di Cipriano il Carmen ad quendam senatorem"// Aevum. 82. 2008. P. 149-154.

Szidat J. Der Neuplatonismus und die Gebildeten im Westen des Reiches: Gedanken zu seiner Verbreitung und Kenntnis ausserhalb der Schultradition. // Museum Helveticum. Bd. 39. 1982. S. 132-145.

Wardman A.E. Usurpers and Internal Conflicts in the 4th Century A.D. // Historia. Bd. 33. Hft. 2. 1984. P. 220-237.

Woods D. The Good Soldier's End: From Suicide to Martyrdom. // Byzantinoslavica. Vol. 66. 2008. P. 71-86.



Приложение 1

«Песнь против язычников»

Скажите те, кто почитает священные рощи и пещеру Сивиллы,

и идейскую рощу, и Капитолийскую сикомору Громовежца,

и Палладий Приама, и Лары Весты, и небольшое святилище,

и нечестивых богов, (и) сожительствующую с братом сестру,

(и) жестокого мальчика, Венеры преступной памятники -

(скажите те), которых священниками делает одна лишь тога, украшенная пурпуром,

кто никогда не говорит истину оракулом Феба,

которых всегда обманывает лживый эструский гаруспик -

(скажите), Юпитер (ли) этот ваш, побежденный любовью Леды,

творил (и) пожелал, чтобы лебедь в оперении (своем) стал белым?

И тек ли к Данае внезапно распутный золотой дождь?

И мычал ли через пролив Партенопы развратный бык?

И (не) так ли много эти ничтожные знаки мнят о себе, (что они) священны и скромны?

Бегущий правитель Олимпа низвергается оружием Юпитера -

и хоть кто-нибудь из молящихся почитает храмы тирана,

когда видит отца, обращенного в бегство сыном, принуждающим (его к этому)?

Наконец, если установлено (все) прорицанием богов, к чему тогда сам Юпитер

помогает несчастным издавать голоса, которые будут растрачены без пользы?

С шумом оплакивает себя в храмах прекрасный и молодой Адонис,

обнаженная Венера обливается слезами, радуется сын Марса, полубог,

Юпитер в центре не знает, как закончить жалобные вопли,

Беллона погоняет ссорящихся богов бичом. Подобает ли, чтобы с такими обожествленными начальниками люди, стоящие во главе (государства), надеялись на благополучие?

Пусть будет мне позволено усмирить ваши ссоры.

Скажите, префект ваш, что помог городу,

кто, ведомый, ушел к похищенному трону Юпитера -

когда он наконец-то долгой смертью отплатит наказания за преступления?

Этот приведенный в волнение человек, который в течение трех месяцев весь мир освятил жертвоприношением,

достиг, наконец, пределов жизни.

Каким было это бешенство души, каким было это безумие разума?

Но ваш покой может потревожить (безумие) Юпитера.

Кто тебе внушил траур, о наипрекраснейший Рим,

чтобы народ прибегал к помощи плащей, которых у народа давно не было?

Но не было на земле никого более обожествленного, чем тот,

кого Нума Помпилий, из многих первый гаруспик,

обучил бесполезному ритуалу жертвоприношений и кровопролитию,

(и) безумно осквернил алтари зловонными погребальными кострами.

Не тот ли он самый, кто ранее принес в жертву виноградники родины,

и кто древние здания, башни и жилища старших

разрушает, когда городу захотел принести погибель,

когда он украшал лавровым венком столбы, когда устраивал пиршества,

когда он ставил порочный хлеб, пропитанный благовониями и испарениями,

разыскивающий, кого бы предать смерти ради забавы,

привыкший к тому, чтобы внезапно обвязывать части тела шейными цепями,

готовый к тому, чтобы всегда осквернять несчастных новой ложью?

Чем помог городу тот, кого вы обожествляете? Я говорю.

Кто священников научил искать солнце под землей,

когда для себя из пашни землекоп однажды замыслил (вырастить) грушевое дерево?

Он говорил, что он спутник бога и наставник Вакха,

почитатель Сераписа, всегда друг этрускам.

Кто в беспечности постарался излить собранные яды,

кто изыскивал тысячу путей для причинения вреда и столько же видов искусства -

(и) тех, кого смертоносный змей захотел погубить, он ужалил -

кто против истинного бога напрасно готов воевать,

кто в безмолвии всегда оплакивал времена мира,

кто не мог собственную внутреннюю скорбь сделать известной для всех?

Какой тавроболий посоветовал тебе сменить одежду,

Отправленный под землю, оскверненный кровью быка,

грязный, обагренный (кровью), ты надеешься хранить кровавые одежды

и чистым прожить (еще) двадцать лет?

Ты ушел, суровый критик лучших, чтобы погубить жизнь,

и по этой причине ты надеешься, что совершенные тобой дела могут оставаться скрытыми,

когда ты всегда был окружен псами Кибелы -

тебя, чудовище, во время триумфального шествия распущенная толпа сопровождает.

Старик шестидесяти лет остался эфебом,

почитатель Сатурна, Беллоны вечный друг,

который убедил всех, что и фавны - это боги,

и спутники нимфы Эгерии, и сатиры и паны - боги,

кому освящать пляски и брать легкие тирсы

и бить в кимвалы, которые мать Берекинтия обагрила (кровью),

некая могущественная Галатея, рожденная могущественным Юпитером

и решением Париса наделенная красивой славой, приказала?

Пусть никому из обожествленных не будет позволено сохранить честь,

когда имеют обыкновение голос ломать во время Мегалисийских действ.

Безумец таким образом многих христиан захотел погубить,

которые хотели бы умереть без закона, (когда) он даровал позорные почести

и тех опозоренных брал коварством своего демона,

дарами желающий погубить умы некоторых,

или других сделать язычниками за небольшое вознаграждение

и отправить несчастные жертвы с собой в Тартар:

кто захотел отменить законы договорами, угодными богам,

кто сделал, чтобы Левкадий заботился о поместьях африканцев,

а Марциан их погубил, чтобы самому стать проконсулом.

Что божественный сторож Пафа, что Юнона, покровительница брака,

и что старик-Сатурн смогли тебе, обожествленному, дать?

Что тебе, безумный, пообещал трезубец Нептуна?

Какие оракулы смогла передать (тебе) Тритонийская дева?

Скажи мне, почему ночью ты в храм Сераписа стремился?

Что тебе, идущему, пообещал лживый Меркурий?

Что полезного в том, чтобы почитать двуликого Януса?

Чем тебе понравилась земля-родительница, мать богов прекрасная,

чем тебе, обожествленному, понравился лающий Анубис,

чем понравилась достойная жалости Церера, чем понравилась мать Прозерпина, (что) под землей,

чем тебе понравился Вулкан хромой, слабый на одну ногу?

Кто тебя, предающегося скорби, не осмеивал, когда ты, лысый

и умоляющий, Фарию, несущую систры, однажды вопрошал,

и когда оплакивающий несчастного Осириса лающий Анубис

желал вернуть ту находку, которую снова он мог бы потерять,

и после слез приносил сломанную ветвь оливкового дерева?

Мы видели, как львы несли деревянное ярмо с кованым серебром,

когда, связанные вместе, они тащили скрипящие телеги;

(мы видели), как он держит серебряные поводья справа и слева,

(мы видели), как благородная знать охраняла колесницу Кибелы,

которую нанятая рука вела к Мегалисийским празднествам;

(мы видели), как несут через город ствол срубленного дерева,

(мы видели), как оскопленного Аттиса внезапно провозгласили Солнцем.

Увы, пока магическими искусствами ты будешь искать почестей знатных людей,

Так, жалкий человек, которого одарили, возводишь (фундамент) для небольшой могилы.

Однако одна только блудница Флора любит тебя, о консул,

нечестивая создательница игр и Венеры наставница,

для которой недавно возвел храм наследник Симмах.

Все столь многочисленные знаки, что размещены были в храмах, ты почитал -

сама супруга с жертвенной мукой в руках молится;

пока дарами умножает она на пороге храма молитвы

и намеревается передать (это) богам и богиням, и, находясь на возвышении, желает

магическими небесными песнями всколыхнуть Ахерон,

она отправила его, безудержного и достойного жалости, (вместе с) жертвами в Тартар.

Перестань после водянки оплакивать такого мужа,

который пожелал уповать на благополучие Латию от Юпитера.

Приложение 2

«Киприана к одному сенатору, обратившемуся из христианской религии к служению идолам, (песнь)»

1. Когда я видел, что ты вновь служишь разнообразным и бесполезным святыням и упорствуешь в старинном заблуждении, потрясенный, я пришел в ужас.

Поскольку ты любил всегда песни, отвечаю песней: я поспешил написать стихотворение, для того чтобы увлечь тебя светом, что расстилается перед мраком.

6. Кто же позволил, чтобы ты смог поверить, чтобы ты назвал Великую Матерь богиней и чтобы ты снова считал ее достойной поклонения? Чье безобразное бесчестие применяет насилие над жителями?

9. Ибо священники в женских туниках внешним обрядом допускают тот же внутренний порок; и считают позволительным то, что не дозволено; отсюда по городу медленно распространяются те, которые говорят тихим голосом, имеют слабо связанные чресла с вытянутым большим пальцем и простонародными преступлениями меняют собственный пол

15. И когда свой проводят ритуал, в те дни называют себя нравственно безупречными; если они действительно были такими в то время, как рассказывают (эти) нравственно безупречные, я должен спросить, какими они были в последующее время?

18 Но поскольку считают, что, во всяком случае, они раз и навсегда целомудренны, они сходят с ума, уродуют тело и проливают кровь.

20. Как священным может быть, воистину, то, что переносится во имя крови?

21 Ныне же я узнал, что не возраст сделает тебя лысым, но твоя вера, и когда отставлен (в сторону) военный сапог, галльская сандалия пусть будет привязана к ногам мягким папирусом: дело, которое в итоге должно быть рассмотрено вполне, со всеми низменностями и вершинами.

25. Если кто-то из жрецов Изиды получает консулат в любой области, эта область будет осмеяна; кто же не смеется над тобой, если ты будешь консулом, когда ныне ты служитель Изиды?

28. И что стыдиться за первое, если ты не стыдишься за второе, что позорные (дела) осуждают твой характер через гимны, когда тебе отвечает чернь и ругает (тебя) сенат, и тебя в собственном доме изображают с фасциями впереди.

32. Сейчас даже с систром облик (твой) несет собачье мясо.

33. Вот твое смирение, вот образ твоего смирения!

34. И те памятники всегда будут пребывать в твоих покоях.

35. И до наших ушей доходит общий слух, что ты сказал: "Богиня, я ошибся; прости, я вернулся".

36. Скажи мне, если ты здоров: когда такими (словами) ты часто вопрошаешь и добиваешься милости, какие слова ты говоришь?

Воистину ты лишен разума. Ты последовал за теми, у кого нет разума.

40. И ты вновь не чувствуешь и не обретаешь того, что тебе не хватает: того, что заслужено. Смотри. Ты, пожалуй, слабее, чем тебе хотелось бы выразить, если настолько ты это знал и в такой ошибке пребывал.

43. Однако, когда ты проник в ворота чтущего истину закона и спустя некоторое время ты познал бога, который явился к тебе, зачем ты держишься за то, что должно быть выброшено, и зачем отбрасываешь то, что должно быть удержано?

46. Ты не возделываешь ничего, в то время как возделываешь все, и не обдумываешь ты сердцем, чем истина отличается от лжи, а свет от тени.

48. Ты воображаешь себя философом, тогда как тебя меняет мысль: в самом деле, если гнев простонародный возбудит у тебя вкус, ты будешь и иудеем и совсем станешь переменчивым.

51. Благосклонно отнесись к сказанному: высокая мудрость не ценится.

52. Все, что чрезмерно, падает в противоположность. Одинаково действуют и жара, и холод - и то, и другое обжигает.

54. Так то, что видно в темноте, на солнце предстает противоположным, и одинаково купальня остывшая и (купальня) кипящая причиняют вред, и тело питается едой и повреждается едой, и силу свою уменьшает, если что-либо сверх меры выставляет.

58. Наконец, отдых великий есть в работе, если ты сидишь, и тягота, если ты много сидишь, ведь и поэт Марон считал за наказание: "Сидит и будет вечно сидеть несчастный Тезей". Всегда вредит долгое полезному:

62. долгие трапезы вредят, долгие посты утомляют.

63. Чрезмерное знание делает глупцом. "Гнусное учение" - так мне объяснила богиня, она сказала: "Кормило приятно".

65. Но ты заботишься не о кормиле, не об образе учения.

66. Разум же твердый никакому волнению не подчинится и та же самая простота никакого зла не замыслит.

68. И по этой причине истинная вера наслаждается вечным престолом.

69. И хитрость, напротив, будет мучиться долгим огнем.

70. Выбери, что желаешь, чтобы смог ты уйти от заслуженного наказания.

71. Если, однако, эту милость заслужит веритель. Я повторяю:

72. Что преступление будет легким, если ты не желаешь знать, что истинно.

73. Преступление не будет легким, если ты оставляешь познанную истину.

74. Но, пожалуй, тебя, исправленного такими ошибками пресыщений, зрелая седина к более лучшему призовет; ибо время (все) меняет и время все плохое исправит. Тогда же, когда тебя снова восстановит опытный возраст, ты научись богу хранить верность, чтобы дважды сильно на один камень не наступить; поскольку вправду говорится это:

80. Кто не умеет во второй раз избежать пострадавшей ногой камня, и в беспечности вновь разгоняет свои суставы, пусть сам себя обвиняет, а не винит другие обстоятельства.

83. Исправь ошибку в вере, поменяй мнение,

84. Хватит грешить раз и навсегда и перестань опасаться:

85. Не будет виной то, в чем до этого раскаялся.

Размещено на Allbest.ru