Характеристика научного дискурса, встречающихся в текстах жанра научной фантастики

Размещено на http://www.allbest.ru/

Оглавление

Введение

Глава I. Понятие дискурса в лингвистике

1.1 Различные подходы к дискурсу и его определения

1.2 Особенности дихотомии «дискурс -- текст»

1.3 Экстралингвистические и лингвистические характеристики научного дискурса

Глава II. Дискурс научной фантастики

2.1 Научная фантастика как жанр художественной литературы

2.2 Реализация научного дискурса в текстах жанра научной фантастики

Глава III. Особенности перевода научного дискурса в жанре научной фантастики

3.1 Айзек Азимов «Сами боги». Предварительный и переводческий анализ

3.2 Артур Кларк «Космическая Одиссея 2001». Предварительный анализ текста

Заключение

Список литературы

Введение

дискурс лингвистический научный фантастика

Научная фантастика -- относительно молодой, но уже прочно утвердившийся жанр художественной литературы. Как известно, изменения, происходящие в языке, неразрывно связаны с изменениями в сознаниях людей, и появление этого жанра не является исключением. Возрастающий интерес к науке и распространение научного взгляда на мир позволили создать новое сочетание двух форм познания мира: художественного и научного. В зависимости от идей, которые авторы стремятся донести, создавая произведение в жанре научной фантастики, или в зависимости от чисто прагматических целей, в произведении могут преобладать те или иные методы, свойственные соответствующей области. Иногда фантастические допущения используются исключительно для привлечения внимания к вполне типичному сюжету, иногда -- многократно подчеркивают извечные проблемы человечества, иногда служат основой для философских размышлений о туманном будущем.

Очевидно, что жанр научной фантастики, который на первый взгляд, может показаться оторванным от реальности, связан с ней достаточно прочно как своей проблематикой, так и причинами возникновения. Следовательно, можно предположить, что, как и любая область, сочетающая в себе текстово- речевую деятельность и экстралингвистические факторы, научная фантастика может рассматриваться с позиций дискура и его анализа. Как было сказано выше, научную фантастику можно грубо разложить на два компонента: научный и художественный; соответственно, с позиций дискурса жанр научной фантастики может рассматриваться как интердискурсивное явление, сочетающее в себе научный дискурс и дискурс художественной литературы. В данной работе внимание будет уделено только научному дискурсу как жанрообразующему компоненту научной фантастики.

Актуальность исследования связана, с одой стороны, с актуальностью самого жанра научной фантастики, исследованию которого в аспекте перевода уделяется сравнительно немного внимания, с другой стороны -- с использованием теории дискурса для выявления научных характеристик в текстах жанра научной фантастики, а также для предпереводческого анализа текста.

Цели данного исследования:

· выявить конкретные характеристики научного дискурса, встречающихся в текстах жанра научной фантастики, и

· определить особенности их перевода.

Для достижения данных целей поставлено несколько задач:

· Проанализировать теоретический материал по темам дискурса в целом, научного дискурса в частности, а также научной фантастики.

· Основываясь на теоретическом материале, сделать предварительные выводы касательно элементов научного дискурса, которые могут присутствовать в текстах жанра научной фантастики.

· Провести предпереводческий и переводческий анализ фрагментов текстов жанра научной фантастики с использованием полученных теоретических данных.

· Сделать вывод о совпадении или несовпадении результатов с предварительными выводами.

Таким образом, объектом данного исследования является научный дискурс как составляющий элемент научной фантастики. В качестве предмета исследования выступают особенности перевода элементов научного дискурса в жанре научной фантастики.

В процессе исследования использовались методы теоретического и практического (предпереводческого и переводческого) анализа.

Работа состоит из нескольких частей и включает в себя введение, три главы и заключение. Во введении излагаются основные предпосылки для написания работы, определяются актуальность, цели, задачи, предмет и объект. Первая глава посвящена анализу теоретического материала, касающегося дискурса и научного дискурса, в частности во второй главе обобщается теоретический материал, связанный с научной фантастикой. В третьей главе производится непосредственный анализ и перевод фрагментов текстов жанра научной фантастики. В заключении обобщаются результаты, полученные в процессе работы, и излагаются сделанные выводы.

Глава I. Понятие дискурса в лингвистике

1.1 Различные подходы к дискурсу и его определения

Понятие «дискурс» в настоящее время используется в самых различных контекстах. Так, в философии этот термин соотносится с интеллектуальным рассуждением: в системе понятий Фомы Аквинского

«дискурсивный», т.е. полученный путем рассуждения и осознания, противопоставляется «simplici intuiti» -- «просто интуитивному». Подобное противопоставление можно найти в работах Гоббса, Лейбница и Канта, считавших, что человеческая мысль дискурсивна [Тичер, 2009:45--47]. В сфере лингвистики слово «дискурс» получило терминологическое значение благодаря Э. Бенвенисту, который обозначил им «речь, присваиваемую говорящим» и соотнесенную с конкретными участниками акта коммуникации, противопоставив ее объективному повествованию [Арутюнова, 1990]. Во французской лингвистической традиции изначально слово «дискурс» обозначало речь вообще, поэтому дискурс рассматривался безотрывно от своего лексического значения и отождествлялся с речью или речевой коммуникацией.

Но, даже используя понятие внутри одной и той же области, часто исследователи трактуют его по-разному. Авторы многочисленных дискурсивных исследований трактуют явление дискурса в столь различных научных системах, что само понятие «дискурс» стало шире понятия «язык» [Карасик, 2002:271]. Многие исследователи отмечают, что «популярность» понятия и хаотичное использование в разных областях знания сделало его содержание нечетким [Marianne Jшrgensen, Louise Phillips, 2002:1], [Т.А. ван Дейк, 2013:131] и даже превратило в лишенное точного значения слово- паразит [Темнова, 2004:24]. Некоторые исследователи также отмечают неоднозначность имеющихся определений дискурса, перекликающихся с

существующими определениями других понятий, например, текста или функционального стиля [Ю.А. Левицкий, 2004]. Для того, чтобы рассматривать перевод с позиций дискурса, необходимо разобраться, какой именно подход к дискурсу применим для подобных исследований. С этой целью, в первую очередь, необходимо рассмотреть основные существующие взгляды и теории.

Так, Н.Д. Арутюнова определяет дискурс как связный текст в совокупности с экстралингвистическими факторами -- прагматическими, социокультурными, психологическими и другими. Также дискурс включает в себя сопровождающие речь мимику, жесты и прочие паралингвистические факторы. Согласно Арутюновой, одной своей стороной дискурс обращен к прагматической ситуации, а другой стороной -- к ментальным процессам участников коммуникации. Это определение является, вероятно, самым известным и принимается довольно часто.

Схожее определение дает В.Е. Чернявская, которая трактует дискурс как «текст в неразрывной связи с ситуативным контекстом, определяющим все то, что существенно для порождения данного высказывания или текста, в связи с системой коммуникативно-прагматических и когнитивных целеустановок автора, взаимодействующего с адресатом». Также она называет некоторые другие существующие подходы к дискурсу, например, идею дискурсивной формации, лежащую в основе понимания дискурса как интегративной совокупности текстов, связанных семантическими отношениями и объединенных в коммуникативном и функционально- целевом отношении. В этом смысле дискурсообразующими характеристиками (критериями отбора текстов, берущихся в качестве основы изучения дискурса определенного типа) выступают сферы человеческой коммуникации и практики, области знания, типологии текста и т.д. [Чернявская, 2004:20--21].

Согласно другому предположению, дискурс является третьим членом оппозиции «язык -- речь», где выступает как некий проводник между абстрактной языковой системой и живой речью, как механизм актуализации языка в речи (Э. Бьюиссанс). Отчасти такое понимание сводит дискурс к диалоговому взаимодействию [Карамова, 2013:20].

В подобном ключе о дискурсе и анализе дискурса говорит В.И. Карасик, определяя дискурс как явление промежуточного порядка между речью, общением, языковым поведением с одной стороны, и фиксируемым текстом, остающемся в «сухом остатке» общения с другой стороны. Согласно Карасику, все исследования дискурса объединяют некие основные принципы, независимо от позиции, с которой проводится исследование. К таким принципам относится, например, внимание к коммуникации людей, коммуникативным ситуациям и их культурному контексту [Карасик, 2002:276].

Ю.С. Степанов описывает дискурс как «язык в языке», представленный в виде особой социальной данности, и утверждает, что «… дискурс реально существует не в виде своей «грамматики» или своего «лексикона», как язык просто», а «прежде всего и главным образом в текстах, но таких, за которыми встает особая грамматика, особый лексикон, особые правила словоупотребления и синтаксиса, особая семантика, в конечном счете -- особый мир» [Степанов, 1995:44--45]. Хотя основная идея определения -- о зависимости текста от внешних по отношению к нему факторов и его связи с ними -- остается неизменной, в целом в нем представлена более широкая точка зрения. Мысль о дискурсе как об «особом мире» с «особыми правилами» сближает определение Степанова с некоторыми определениями, принятыми в зарубежных теориях дискурса, где под дискурсом понимается некая область, в которой то или иное понятие фиксирует свое значение определенным образом [Marianne Jшrgensen, Louise Phillips, 2002:26]. При

этом считается, что разные дискурсы постоянно находятся в состоянии борьбы за право достичь гегемонии, т.е. сделать общепринятыми закрепленные внутри них значения. Несомненно, в такой трактовке каждый дискурс -- это определенный способ понимания мира.

К упомянутым выше зарубежным теориям дискурса можно отнести теорию дискурса Лакло и Муффа и критический дискурс-анализ [Marianne Jшrgensen, Louise Phillips, 2002]. Данные подходы основываются на идеях структуралистской и постструктуралистской лингвистики том, что наш доступ к реальности всегда осуществляется посредством языка. Язык при этом не просто отражает реальность и общественные отношения нейтрально, но и создает их.

Особенность теории Лакло и Муффа заключается в ее широкой трактовке дискурса: в данной теории дискурс неразрывно связан с понятием социальной практики. Социальные практики при этом рассматриваются как всецело дискурсивные, без выделения отдельного измерения дискурса. Таким образом, дискурс материально воплощается в экономике, инфраструктуре и институтах и не ограничен только текстом и речью. В результате дискурс единолично и напрямую формирует наш мир и представления о нем [Marianne Jшrgensen, Louise Phillips, 19].

Критический дискурс-анализ, одним из представителей которого является Норман Фэркло, также связывает дискурс с понятием социальной практики, но, в отличие от теории Лакло и Муффа, понимает дискурс как один из множества других ее аспектов. При этом дискурс и прочие аспекты социальных практик оказывают друг на друга влияние одновременно и все вместе формируют наши представления о мире. В первую очередь к дискурсу относятся тексты, речь, а также другие знаковые системы, например, изображения [Marianne Jшrgensen, Louise Phillips, 2002:62]. Основной задачей

критического дискурс-анализа является изучение социальных проблем: так как дискурсивный компонент присутствует в каждой социальной практике, его анализ позволяет выявить наличие определенных социальных явлений и проблем. Так как большинство из этих проблем имеют историческое измерение, а также отличаются в зависимости от культуры, в ходе критического дискурс-анализа необходимо учитывать исторические и культурные аспекты, а также степень влияния на дискурс других культур. Как следствие, критический дискурс-анализ не позиционирует себя как политически нейтральный, а стремится принять сторону угнетенных групп общества, привлечь внимание к наличию проблем и спровоцировать изменения [Marianne Jшrgensen, Louise Phillips, 2002:63]. Представитель критического дискурс-анализа Т. ван Дейк, например, к основной задаче критического дискурс-анализа относит изучение властных отношений неравенства в обществе -- между классами, мужчинами и женщинами, этническими меньшинствами и численно преобладающими этническими группами и т.д. Исследования, проводимые с этой целью, фокусируются на характеристиках дискурса, которые ассоциируются с выражением власти. К таким характеристикам относятся, например, интонация, визуальные и аудиальные особенности (цвет, шрифт, свойства изображения, музыка), синтаксические структуры (например, активный или пассивный залог), выбор лексики, риторические фигуры, выбор определенных речевых оборотов (например, вежливых) [Т. ван Дейк, 2013:22].

Критический дискурс-анализ применяет подробный лингвистический анализ текстов. В то же время Фэркло считает, что исключительно лингвистический подход, сосредоточенный на анализе текстов, недостаточен для анализа дискурса, т.к. он не раскрывает связи, существующие между текстами и общественными и культурными процессами.

По модели дискурс-анализа Фэркло анализ осуществляется на трех уровнях: на уровне текста (письменного, устного, изображения или сочетания этих элементов), на уровне дискурсивной практики (производства и потребления текстов) и на уровне социальной практики. На уровне текста анализу подвергаются лингвистические особенности текста (лексические, грамматические, синтаксические особенности, связность предложений), его содержание и форма; на уровне дискурсивной практики -- связь между текстом и социальной практикой, то, как в процессе взаимодействия участники интерпретируют и производят тексты, а также вопрос интердискурсивности [Тичер, 2009:204]. Дискурсивная практика при этом служит связующим звеном между текстом и социальной практикой, именно через этот этап осуществляется взаимное влияние текста на социальную практику и социальной практики -- на текст [Marianne Jшrgensen, Louise Phillips, 2002:68--80]. На уровне социальной практики анализ направлен на различные уровни социальной организации, т.е. ситуации и институциональный контекст. Здесь интерес сосредоточен на вопросах власти и идеологии [Тичер, 2009:211].

К методам изучения, используемых в рамках дискурсивного анализа и критического дискурс-анализа Т. ван Дейк относит следующие способы:

• грамматический (фонологический, синтаксический, лексический и семантический) анализ;

• прагматический анализ речевых и коммуникативных актов;

• риторический анализ;

• стилистический анализ

• анализ специфики (жанровой и т. д.) структур (историй, новостей, парламентских дебатов, лекций, рекламных текстов и т.д.);

• конверсационный анализ разговора;

• семиотический анализ звукового, визуального материала и других мультимодальных параметров дискурса и взаимодействия [Т.А. ван Дейк, 2013:20].

Любопытно заметить, как сильно трактовка того или иного исследователя зачастую изменяет содержание понятия. Так, Т.В. Писанова под «переводческим дискурсом» понимает разновидность аргументативного дискурса, воплощенного преимущественно в текстах предисловий переводчиков к выполненным ими переводам. Целью такого

«переводческого дискурса» является убеждение читателя в приемлемости перевода, выполненного автором предисловия, в правильности принятых им переводческих решений [Писанова, 2011:161]. Используя то же самое понятие «переводческий дискурс», Н.Н. Белозерова и Л.Е. Чуфистова понимают под ним «особый вид деятельности по перекодировке информации в академических условиях через ряд когнитивных структур, при этом особое внимание уделяется особенностям проявления параметров удвоенной коммуникативной модели Р. Якобсона, модели языковой личности Ю. Караулова, а также ряду адаптационных параметров академической деятельности» [Белозерова, Чуфистова, 2004:195].

Подводя итог, можно сказать, что, при всем различии содержания и структуры определений термина «дискурс», все их объединяет сема говорения, высказывания [Белозерова, Чуфистова, 2004:16]. Однако по причине употребления понятия в различных сферах и на пересечении разных наук, почти каждое новое исследование дает понятию свое, несколько отличающееся определение. В данном разделе было рассмотрено несколько определений, которые упрощенно можно разбить на несколько групп:

1) Рассматривающие дискурс как текст в совокупности с экстралингвистическим контекстом (Н.Д. Арутюнова, В.Е. Чернявская).

2) Рассматривающие дискурс как третий элемент оппозиции «язык -- речь», посредством которого абстрактная система языка воплощается в речи (В.И. Карасик).

3) Рассматривающие дискурс как отдельную нишу внутри языка,

«язык в языке» со своими особенными правилами (Ю.С. Степанов).

4) Рассматривающие дискурс как социальную практику или одно из ее измерений (Лакло и Муфф, Фэркло, Т. ван Дейк).

Несмотря на многообразие подходов и определений, так или иначе, дискурс включает в себя некое измерение, находящееся за пределами чисто формальной структуры языка, что делает его основой междисциплинарных исследований на стыке лингвистики и других наук. Всякое изучение дискурса предполагает обращение к широкой экстралингвистической области и учет динамического аспекта языка. Для данного исследования представляется целесообразным взять за основу определения первой группы (Н.Д. Арутюнова, В.Е. Чернявская), а также использовать для проведения анализа некоторые положения, используемые для анализа дискурса представителями четвертой группы (Фэркло, Т. ван Дейк)

1.2 Особенности дихотомии «дискурс -- текст»

По мере становления когнитивной парадигмы в лингвистике изначально синонимичные понятия «текст» и «дискурс» постепенно приобрели различное содержание [Бочарникова, 2010:51]. Однако изначальная родственность понятий, а также то, что зачастую дискурс и текст определяются посредством друг друга, осложняет разработку единой системы определений. Отношения, связывающие дискурс и текст, трактуются исследователями по-разному в рамках различных подходов и в зависимости от сферы и целей исследований.

Некоторые исследователи рассматривают дискурс как единицу речи, противопоставляя тексту, рассматриваемому в качестве единицы языка; некоторые понимают под дискурсом только устную, звучащую речь, а текст соотносят с письменной формой. Другие возводят дискурс до родового понятия, объединяющего речь как процесс и текст как результат, третьи рассматривают дискурс как сам процесс, а текст -- как результат процесса речепроизводства, таким образом представляя текст как часть дискурса, его результат. Другие определения раскрывают дискурс как совокупность текстов, а текст -- как минимальную иерархическую структуру дискурса, или же трактуют дискурс в качестве максимальной единицы текста, интерпретированной автором или читателем [Карамова, 2013:21].

Н. Д. Арутюнова пишет, что под текстом понимают преимущественно абстрактную, формальную конструкцию, в то время как под дискурсом -- различные виды ее актуализации, рассматриваемые с точки зрения ментальных процессов и в связи с экстралингвистическими факторами.

В.Е. Чернявская разделяет понятия текста и дискурса посредством объектов их анализа: если анализ текста направлен, в первую очередь, на внутритекстовые отношения, структуру высказываний, взаимоотношения текстового целого и его частей, то анализ дискурса рассматривает внешние по отношению к тексту особенности коммуникативного процесса [Чернявская, 2004:19--20].

По определению Фэркло дискурс понимается как использование языка в качестве социальной практики, а текст -- его письменный или разговорный элемент, воспроизведенный в дискурсивном событии. При этом текст имеет мультисемиотический характер и может включать также визуальные образы и звук, как, например, в случае с телевизионным языком [Тичер, 2006:201].

Е. С. Кубрякова и О. В. Александрова пишут, что «под дискурсом следует иметь в виду именно когнитивный процесс, связанный с реальным речепроизводством… текст же является конечным результатом процесса речевой деятельности, выливающемся в определенную законченную (и зафиксированную) форму» [Кубрякова, Александрова, 1997:19--20]. Эти же исследователи отмечают, что текст и дискурс следует рассматривать скорее как понятия, связанные генетическим родством, а не абсолютно противоположные. Под этими словами подразумевается, что текст не существует вне дискурсивной деятельности: любому зафиксированному тексту предшествует дискурс.

Однако, несмотря на близкую связь обоих понятий, четкое разграничение текста и дискурса необходимо. С такой целью А.Ю. Попов в статье «Основные отличия текста от дискурса» выделяет ряд критериев, по которым дискурс можно противопоставить тексту. К этим критериям относятся спонтанность -- упорядоченность, динамичность -- статичность; нацеленность на реакцию собеседника -- закрытость коммуникативной системы; ограниченность во времени -- произвольность длительности; ориентированность на живую аудиторию -- ориентированность на абстрактную аудиторию; неограниченность -- ограниченность в плане выбора вербальных и невербальных средств; принадлежность конкретной ситуации -- неизвестность ситуации восприятия.

Таким образом, мы можем видеть, что исследователи по-разному видят отношения, связывающие дискурс и текст. Это во многом зависит от изначального определения дискурса, принятого внутри той или иной системы -- и одновременно определяет понятия дискурса и текста. В

предыдущем разделе были отобраны определения дискурса, подходящие для целей данного исследования. Следовательно, если под дискурсом понимается текст в совокупности с экстралингвистическим контекстом, то текст следует рассматривать как речевой элемент дискурса -- в устной или письменной форме. В таком понимании понятия текста и дискурса не противопоставляются друг другу: их соединяет причинно-следственная связь, т.к. текст является результатом дискурса.

1.3 Экстралингвистические и лингвистические характеристики научного дискурса

В предыдущих разделах было определено, что дискурс -- это текст в совокупности с экстралингвистическим контекстом. Соответственно, у каждого вида дискурса, отличающегося от других видов, есть два измерения: экстралингвистическое и текстовое, и анализ обоих одинаково важен для проведения анализа дискурса. Экстралингвистическое измерение, к которому относятся, например, прагматические установки, при этом определяет особенности текстов, функционирующих внутри данного дискурса. Поэтому в данном разделе сначала будут определены экстралингвистические параметры научного дискурса, а далее рассмотрены оформленные под их влиянием лингвистические параметры.

К одному из экстралингвистических факторов В.Е. Чернявская относит особую эпистемическую ситуацию. По ее определению, эпистемическая ситуация -- это результат осознания автором текста трех основных аспектов познавательной деятельности: онтологического (предметное содержание научного знания), методологического (процедура получения знания) и аксиологического (ценностная ориентация субъекта науки). Онтологический аспект знания организуется вокруг двух важнейших составляющих науки -- старого знания и нового знания, получаемого лично автором создаваемого текста. Под методологическим аспектом подразумевается изучение и интерпретация предшествующего, старого знания, сознательный контроль над процессом познания [Чернявская, 2010:22--24]. Таким образом, главный экстралингвистический параметр научного дискурса заключается в его основной задаче: сообщить читателю новую научную информацию.

Н.М. Разинкина относит к внешним факторам, повлиявшим на формирование научной литературы, развитие точных методов исследования и возросшую степень объективности познания, сопровождающиеся стремлением к лаконичности, последовательности, логичности и эксплицитности при построении научного текста. Также для передачи научной информации необходима унификация и строгая определенность номенклатуры научных понятий [Разинкина, 1978:13--14]. По ее словам, эти экстралингвистические признаки, благодаря которым в научных текстах появляется ряд специфических лингвистических признаков, создают то, что оставляет впечатление о «научности» работы вне зависимости от ее тематического содержания [Разинкина, 1978:14--15]. Поэтому можно сказать, что экстралингвистические факторы влияют не только на содержание текстов, но и на способ подачи содержания. К прочим принципам научного дискурса также относятся:

· нормативность (применение набора правил и стандартов),

· реализм (требование считаться с независящими от сознания автора объектами),

· непредвзятость (избегание субъективизма в суждениях),

· обоснованность (требование принимать к сведению высказывания, подкрепленные фактами),

· истинность (качество знания, полученного с применением обоснованности),

· интерсубъектность (общезначимость),

· теоретизм (использование абстрактных моделей),

· эмпиризм (результаты экспериментов, наблюдений),

· детерменизм (обусловленность явления какими-либо предшествующими явлениями),

· методологичность (использование определенной совокупности апробированных методов)

· критицизм (использование положений, выдерживающих критику),

· историзм (постоянное изменение и накопление научных знаний),

· ответственность (предотвращение использования результатов исследований во вред людям) [Кротков, Зуев, 2012:19-- 22].

Некоторые принципы, например, реализм, историзм и обоснованность, создают предпосылки для широкого применения интертекстуальности при построении научных текстов. Посредством интертекстуальности автор научного текста обращается к позициям других ученых. Это явление может осуществляться эксплицитно, или маркировано, т.е. при помощи цитат, косвенной речи, примечаний, сносок и ссылок (отсылки in presentia), или же в виде отсылок, упоминающих предтекст, но не воспроизводящих его (отсылки in absentia) [Чернявская, 2010:48--51]. Некоторые исследователи рассматривают интертекстуальность более широко и видят наличие связи между текстами не только за счет наличия отсылок, но и благодаря внутреннему наличию в текстах переклички авторской позиции с позициями оппонентов. Таким образом, наличие ссылок, особенно нормативно оформленных, представляет собой один из явных внешних признаков текстов научного дискурса.

В процессе создания научного текста авторы не просто фиксируют определенные знания в письменной форме, но и включают элементы воображаемого диалога с читателем, стремятся реализовать с помощью определенных языковых структур текста свои интенции, довести до адресата определенные прагматические установки [Дроздова, 2003:67]. Можно сказать, что авторы научных текстов стремятся не только на сформировать новое знание, но и на убедить читателя в его объективности [Данилевская, 2005:16]. Так, научно-популярная статья может обладать заметным манипулятивным влиянием и прибегать к адресным стратегиям, призванным управлять процессом понимания текста читателем [Киселев, 2010:762]. Схожую тему рассматривает Д.А. Копыл, исследуя стратегии, которые авторы научных текстов используют для убеждения читателей. Она пишет, что «убеждение адресата в научном письменном тексте можно описать как процесс передачи автором читателю рациональных оценок и отношений, призванных повлиять на принятие последним решений, действий, изменение его поведения». При этом эффективность убеждения зависит от ряда факторов, например, от личности ученого и личности адресата, а также и от эффективности аргументации: ее логичности, доступности реципиенту, правдоподобности и др. [Копыл, 2013:11--12]. Таким образом, убеждение читателя в научном дискурсе достигается не только за счет использования рациональных аргументов, но и также с помощью применения объяснений, воздействия на чувства, примеров, сравнения и оценки.

Под влиянием внешних факторов и сложившейся традиции тексты научного дискурса строятся по особым правилам композиции. В научном тексте, как правило, вначале формулируется некое положение, а затем дается его обоснование или интерпретация [Разинкина, 1978:21].

На следующем, синтаксическом уровне, требования к логичности, аргументированности, доказательности изложения, выдвигаемые перед научными текстами, выражены посредством употребления сложных предложений с развернутой союзной связью. Для письменной научной коммуникации типично использование предложений, осложненных цепочками сочинительных и подчинительных связей, вводными оборотами, придаточными предложениями, а также причастными и деепричастными конструкциями. При этом сложные конструкции отвечают за последовательность и аргументированность, предполагая ясное логическое построение и четкость в оформлении подчинительных и сочинительных связей [Разинкина, 1978:20--21]. Также для создания впечатления объективности в научном тексте редко встречаются восклицательные и вопросительные предложения, отсутствуют междометия, эмоционально окрашенные слова. Из усилительных средств в научном тексте используются лишь те, которые помогают уточнить логические связи между составными частями текста и их последовательность. К таким усилительным средствам относятся, например, обороты касательства -- утратившие самостоятельное лексическое значение слова, превратившиеся в знак синтаксического подчинения следующего за ним слова (что касается, насчет, по поводу, касательно, относительно). Специфика содержания научного текста обуславливает преимущественное использование неопределенно-личных предложений. При обозначении автора могут использоваться конструкции в первом лице множественного числа (авторское первое лицо), что лишает текст индивидуальности. Как средство логического противопоставления интенсивно употребляются уступительные придаточные предложения [Суханова, 2005:68--70].

В научном тексте постоянно отражается рассудочная деятельность человека, язык науки должен быть безличным, объективным и рассудочным, как и исследования в научной сфере. На лингвистическом уровне эти качества выражаются в стремлении к использованию стереотипных языковых средств, например, штампов [Разинкина, 1978:16]. Применение штампов, с одной стороны, связано с постоянным использованием определенного набора лексических единиц, их сочетаний и синтаксических конструкций, с другой -- со стремлением к отбору слов в их предметно- логическом значении.

Помимо использования штампов для научных текстов характерно использование специальной терминологии, применяемой для точного и адекватного выражения научных понятий. Использование терминологии часто воспринимается как основная характерная черта текстов научного дискурса, однако в научных текстах большую роль играют не только термины, но и общенаучный словарь. К общенаучному словарю относятся слова и сочетания, которые реализуют в контексте только свое основное, предметно-логическое значение [Разинкина, 1978:19].

Несмотря на указанные выше особенности, в текстах научного дискурса могут встречаться некоторые нетипичные для них черты. На лексическом уровне, например, может быть использовано такое средство выразительности, как метафора [Н.А. Мишанкина, 2015; А.В. Карташова, 2014; В.Д. Табанакова, 2011], а на синтаксическом уровне могут встретиться вопросительные и восклицательные предложения [Скрипак, 2008:254]. Тем не менее, упомянутые средства выразительности используются не с целью создания яркого экспрессивного образа, а для того, чтобы как можно понятнее донести до реципиента мысль или привлечь внимание к определенной проблеме, т.е. используются в соответствии с основной задачей научного дискурса -- точным донесением информации. Так, применение метафоры в научном дискурсе ограничено логикой: образ используется для того, чтобы описать какое-либо явление, ассоциирующееся с другим, и часто применяется для наименования новых явлений или предметов и объяснения их сути (например, «черная дыра», «первичный бульон», «земная кора»). В результате свойства метафоры изменяются, что приводит к созданию метафоры принципиально иного типа, в значительной степени нейтрализованной в своих эмоциональных и эстетических качествах [Разинкина, 1978:43--44].

Подводя итог, можно сказать, что основные экстралингвистические характеристики (логичность, эксплицитность, последовательность, объективность) формируют характерные черты на всех уровнях текстов научного дискурса (лексическом, синтаксическом, текстовом). На лексическом уровне к особенностям текстов научного дискурса относится использование терминологии, общенаучного словаря и штампов; на синтаксическом уровне -- построение сложных предложений, передающих логичное развитие мысли; на уровне текста -- применение стандартной композиции, состоящей из высказывания некой идеи и ее доказательства или опровержения. Несмотря на общее стремление научного дискурса к отсутствию образности и эмоциональной окрашенности, появляющееся в результате указанных выше экстралингвистических характеристик, в текстах научного дискурса в некоторой степени все же могут использоваться элементы, обычно считающиеся выразительными. Различие заключается в том, что в случае научного дискурса их выразительность многократно уменьшается, а производимый такими средствами эффект используется исключительно для максимальной понятности и доступности сообщаемого знания реципиенту.

Глава II. Дискурс научной фантастики

2.1 Научная фантастика как жанр художественной литературы

Несмотря на заявленную в названии «научность», научную фантастику, разумеется, не рассматривают, как жанр научной литературы. Она существует в рамках художественной литературы, и связано это с ее основной функцией, совпадающей с функцией всей художественной литературы -- в конце концов, на первом месте в числе задач научной фантастики стоит исследование человека и общества художественными средствами, как и для прочей художественной литературы [Новикова, 1985:76]. Однако наличие неких научных черт в научно-фантастических произведениях все же невозможно не заметить. Поэтому научную фантастику можно рассматривать как интердискурсивный жанр, т.е. сочетающий в себе характеристики различных дискурсов: научного и художественного. Согласно В.Е. Чернявской, интердискурс -- это такое взаимодействие автора и интерпретатора, при котором автор намеренно выстраивает свое сообщение как взаимоналожение нескольких дискурсивных типов и, таким образом, оказывает на адресата особое воздействие. Сознание интерпретатора при этом «переключается» в иное ментальное пространство и оперирует другими кодами и смыслами при оценке содержания текста [Чернявская, 2004:38]. В результате такое смешение выступает в роли действенного инструмента, с помощью которого авторы воплощают художественные замыслы.

На эксперименты с сочетаниями жанров авторов подталкивают происходящие в обществе изменения, как, например, произошло во время научно-технической и информационной революций XX века. Подобные изменения приносят не только пользу, но и новые проблемы и поводы для беспокойства о будущем. Особенности и функции научной фантастики претерпевали изменения по мере накопления нового знания и появления новых открытий, а также по мере того, как менялось отношение общества к науке .

Научная фантастика как жанр появилась в период становления классического естествознания Нового времени в XVII веке. Произошла смена ценностей, сформировался стиль научного мышления, и тогда же появилось, вероятно, одно из первых литературных произведений, использующих пусть и сравнительно примитивные, но все же научные принципы -- роман о полете на Луну (Ф. Годвин). На определенном этапе исторического развития научная фантастика стала той формой искусства, которая полнее всего отражала смену ценностных ориентаций, происходивших в обществе [Новикова, 1985:20].

По мере того, как темпы научно-технического прогресса возрастали, роль научной фантастики постепенно изменилась: из объясняющего механизма она превратилась в опережающий, направленный в будущее механизм, описывающий идеи, выходящие за рамки реализма. К такому типу фантастики относится фантастика «жюльверновского», инженерно- технического типа, в которой отображается процесс превращения науки в производственно-техническую силу [Новикова, 1985:25]. В фантастике такого типа инженерное фантастическое допущение само является центром интереса и движущей силой произведения, инструментом, доказывающим всемогущество человека и его разума. Научная фантастика стала выполнять функцию прогнозирования последствий прогресса. Примером этой функции служат произведения «основателей» научной фантастики (Ж. Верн, Г. Уэллс), в которых можно проследить следующую обобщенную схему: изобретение новой технологии, не существующей в реальности на момент написания произведения -- моделирование реакции отдельных людей и общества на появление инновации. Функция прогнозирования помогала осмыслить место техники и технологии в обществе и оставалась первоочередной, пока вера в науку и прогресс была неколебимой.

В течение XX века вера в абсолют научно-технического прогресса ослабевала; изменения настроений повлияли и на научную фантастику, приведя, однако, не к гибели жанра, а к появлению новых функций и разновидностей: литература стала инструментом переосмысления роли технологий в жизни человека. К этому этапу относится появление социальной фантастики, в которой часто выделяют поджанры утопии и антиутопии. Особенности этого типа фантастики были вызваны изменениями, происходившими в обществе -- которые, в свою очередь, были определены проникновением науки во все сферы жизни общества. Новые открытия и изобретения перестали быть центром произведения и стали дополнением к повествованию о проблемах человека. Возникшие поджанры сосредотачивались на возможных положительных и негативных последствиях такого проникновения. В поджанре антиутопии центральной темой являлась проблема ограниченности возможностей науки в том, что касалось решения социальных проблем, а также мысль о негативном влиянии науки на общество [Новикова, 1985:30]. Также упомянутые поджанры для усиления заложенной в них идеи использовали методы других жанров, например, сатиры [Шарифова, 2012:223].

Однако, несмотря на изменения, происходившие в функциях и формах жанра научной фантастики, можно сказать, что они не сменяли друг друга, а постепенно накапливались: в современной фантастике, в зависимости от замысла автора, фантастичность произведения может выполнять самые различные функции.

В некоторых случаях направленность взгляда научной фантастики в будущее сближает ее с футурологией -- областью исследований, целью которых является предсказание возможного хода развития технологий и общества в будущем. И хотя модели научной фантастики не претендуют на достоверность, и предсказание будущего не выступает главной функцией научной фантастики, фантазия писателей смогла предсказать многочисленные научные открытия.

Л.Д. Новикова в своем исследовании говорит о научной фантастике как об одном из средств художественного отражения и осмысления социальных перемен, порожденных ускоренным процессом развития науки и техники [Новикова, 1985:47]. Но отличительную особенность научной фантастики она видит в ее функциональной нагрузке: «научная фантастика одновременно формирует и транслирует на уровень обыденного мировоззрения некоторое обобщенное представление о науке в совокупности реальных и потенциальных возможностей ее развития» [Новикова, 1985:52]. Разумеется, на обыденном уровне целостной научной картины сформироваться не может, ведь научная фантастика основывается на

«верхнем слое» науки, ее мифологии. Понимая, что описываемые в научной фантастике ситуации, по крайней мере, пока что невозможны, читатели, тем не менее, воспринимают их как потенциально возможные за счет имеющегося у науки кредита доверия.

Для поддержания такого доверия и создания убедительной картины в текстах научной фантастики используются определенные пласты лексики. Для придания тексту в жанре научной фантастики достоверности часто используется терминология и специальная лексика, обеспечивающие профессиональное взаимодействие в институциональной среде. Для отображения профессионального общения авторы могут внедрять в текст термины, применяющиеся совместно с разговорной лексикой, что придает коммуникации персонажей черты институциональности. Для придания тексту иллюзии достоверности могут упоминаться различные реалии, например, обозначающие крупные международные организации. В тексте могут встречаться и более формальные элементы научной или академической лексики для передачи соответствующего окружения [Гусейнова, 2013:123-- 128].

Помимо внедрения в тексты научной фантастики уже существующих и действительно использующихся терминов и единиц из институциональной среды, авторы активно применяют словообразовательные модели для создания окказионализмов. Новосозданные слова обозначают такие объекты или явления фантастики, которые еще не существуют в реальности. Не все из созданных слов носят терминологический характер: созданное слово может обозначать, например, некий вид деятельности, ставший возможным в придуманном автором текста мире, названия предметов обихода, одежды, мебели, продуктов, видов транспорта и т.д. В случаях, когда новообразования носят терминологический характер, они приобретают ярко выраженную стилистическую окраску и их функционирование в тексте имеет много общего с функционированием терминов в художественном произведении. Цель их введения в текст - изображение обстановки профессиональной деятельности героев. Однако создание словесных единиц внутри пространства текста научной фантастики не всегда проходит бесследно для реального мира: не одно слово, созданное писателями- фантастами, перекочевало впоследствии в области науки и даже в обиходную лексику (киберпространство, телепортация и др.). Также научная фантастика создает свой собственный общепринятый вокабуляр: такие слова, которые используются разными писателями-фантастами в разных произведениях и не требуют дополнительных пояснений для читателей. К этому слою лексики можно отнести, например, слова «киборг», «бластер», «телепатия» и «звездолет» [Белоусова, 2006:179--180].

Главной отличительной чертой произведений в жанре научной фантастики является наличие научно-фантастического фантастического допущения. Фантастическое допущение вообще -- это литературный прием, заключающийся во введении в историю элемента, который не встречается в реальности. В случае научной фантастики допущение связано со сферой науки и может быть как естественнонаучным, так и социально- гуманитарным. Научно-фантастические произведения с допущением естественнонаучного типа связаны с описанием неких открытий в области точных и естественных наук и технических изобретений, социально- гуманитарного типа -- с описанием новых моделей общества, что характерно для упомянутых выше поджанров утопии и антиутопии.

В настоящее время считается, что при создании научно- фантастического произведения фантастическое допущение не должно являться самоцелью. Оно должно вводиться в произведение оправданно, как средство, с помощью которого можно показать проблему под неожиданным углом, намеренно заострить ее. В случае, если допущение используется просто ради самого допущения, смысл в нем исчезает. Фантастическое допущение, лежащее в основе произведения в жанре научной фантастики, является частью его поэтики, поэтому его «качество» во многом определяет качество произведения в жанре научной фантастики. Говоря о хорошем

«фантастическом объекте», одном из составляющих фантастического допущения, Ст. Лем пишет, что это, в первую очередь, незнакомая вещь, с которой человечество еще не сталкивалось. При столкновении с таким объектом обычный человек не будет знать, как на него «правильно смотреть»

-- ему просто не будет хватать имеющихся у него знаний и опыта. Однако в таком «качественном» фантастическом объекте нуждается только

«серьезная» фантастика, поэтому Лем называет ее самым трудным видом научной фантастики [Лем, 2008:43--44]. В более «легких» жанрах научной фантастики фантастическое допущение может не играть столь значительной роли и превращаться в «условный реквизит», на фоне которого происходят совершенно рутинные, нисколько не фантастичные действия [Лем, 2008:45].

Обобщая вышесказанное, можно сделать выводы о том, что достаточно молодой жанр научной фантастики, с одной стороны, выполняет функции, схожие с функциями любой художественной литературы, а именно функцию творческого познания и осмысления действительности, но в то же время имеет и свои собственные, присущие только ему функции. Это связано с интердискурсивной природой научной фантастики, с внедрением в художественное пространство характеристик научного дискурса, использование которых в конечном итоге служит достижению художественных целей. Формально о принадлежности произведения к жанру научной фантастики свидетельствуют обусловленные научно- фантастическим допущением признаки, например, присутствие несуществующих технологий, упоминание не происходивших в реальности событий и т.п. Именно посредством фантастического допущения -- естественнонаучного или социально-гуманитарного -- в научную фантастику проникает наибольшая часть элементов научного дискурса, связывая произведение с некой научной сферой или придавая ему «научную» окраску. Таким образом, впечатление достоверности, важное для научной фантастики как жанра художественной литературы, зависит от проработанности научно-фантастического допущения, и создается благодаря внедрению в текст произведения некого объема характеристик научного дискурса. При этом объем характеристик не является постоянной величиной и может значительно варьироваться в зависимости от замысла и целей автора.

2.2 Реализация научного дискурса в текстах жанра научной фантастики

Как было упомянуто в предыдущем разделе, жанр научной фантастики в некотором смысле можно рассматривать как интердискурсивное явление. Это означает, что в научной фантастике переплетены методы познания, задачи и установки, присущие как научному дискурсу, так и художественной литературе. Соответственно, если грубо «препарировать» научную фантастику, то ее можно разложить на две составляющие: научную и художественную. Такое переплетение обусловлено ранее упомянутыми процессами проникновения науки во многие сферы жизни общества. В результате характеристики научного дискурса можно проследить на разных уровнях текстов, принадлежащих к жанру научной фантастики. Однако наиболее ярко эти характеристики будут проявляться в тех случаях, когда задача, поставленная автором в произведении, будет совпадать с задачами, типичными для научного дискурса (сообщение новой информации, логичное и эксплицитное изложение и т.д.).

На уровне композиции текста целого произведения черты научного дискурса в рассмотренных в третьей главе научно-фантастических произведениях проявляются мало. В целом научно-фантастическое произведение больше подчинено законам художественной литературы, а не законам научного дискурса, поэтому логика повествования может не отличаться строгостью, необходимой для максимально точного донесения информации. Например, в романе Айзека Азимова «Сами боги» повествование начинается с шестой главы. Такой авторский ход погружает читателя в конфликт, а завязка при этом излагается параллельно основному ходу событий. Подобное нарушение структуры было бы немыслимым для текста научного дискурса, но является допустимым в художественной литературе. Тем не менее, структура текстов научного дискурса может имитироваться во фрагментах произведений научной фантастики согласно замыслу автора: например, в тексте может встретиться отрывок статьи, инструкция, материал из некого справочника -- существующего в реальности или нет. Так, в романе Артура Кларка «Космическая Одиссея 2001» в начале 12 главы приведен фрагмент из некого справочного материала, описывающего поверхность Луны. При этом часть фрагмента, посвященная описанию области макрократеров, полностью копирует параграф из статьи «Photogeologic Study of the Moon», опубликованной в издании «Proceedings of the International Astronomical Union» в 1962 году. Оставшиеся части фрагмента посвящены особенностям посадки, передвижения и строительства в данной области, что, разумеется, еще не могло быть изучено на момент написания романа. Таким образом, достоверность создается как за счет использования реального научного материала, так и стилизации фантастичной информации в соответствии с принятой для справочного текста структурой: наименование объекта и приведение его краткой характеристики.

О синтаксическом уровне текстов научной фантастики можно сказать то же самое: структуры, типичные для научного дискурса, не применяются в тексте научно-фантастического произведения повсеместно. Основное повествование куда больше сопряжено с задачами художественной литературы, для выполнения которых чаще всего не требуется строгая аргументированность. Хотя развернутые и осложненные предложения нередко применяются в художественной литературе, они строятся таким образом не для того, чтобы логично и последовательно привести аргументы, а, например, для развернутых описаний. Художественная литература в большинстве своем наталкивает читателя на размышления, а не говорит о правильности тех или иных положений напрямую. Синтаксические структуры, типичные для научного дискурса, будут применяться там, где автору требуется особенно подчеркнуть впечатление научности. Так, в уже упомянутом выше отрывке романа «Космическая Одиссея 2001» на синтаксические структуры оказывает влияние выбранная стилизация фрагмента под справочный материал: в предложениях опускаются глаголы- связки (landing generally difficult, movement possible almost everywhere), что обусловлено стремлением выбранной формы к максимальной сжатости и точности.

На лексическом уровне в научной фантастике можно обнаружить гораздо большее количество элементов, присущих научному дискурсу. Это объясняется не только установками автора на достижение научной достоверности, но и происходящем в литературном языке взаимодействием с языком науки. Литературный язык (т.е. нормативный язык) усваивает появляющиеся в науке терминологические наименования. В результате термины становятся более привычными и теряют часть своей научной окраски, а в повседневном употреблении могут даже лишиться терминологического значения -- такой процесс называется детерминологизацией [Разинкина, 1978:29]. Поэтому в научной фантастике могут употребляться термины, не связанные с областью науки, описываемой в произведении. Например, в романе «Автостопом по галактике» Дугласа Адамса для описания ситуации, в которой героя почти задушил вогон, автор применяет медицинский термин «asphyxiated», что не обусловлено некой научной задачей: автор скорее намеренно применяет термин, не соответствующий ситуации, чтобы привлечь внимание читателя. Такое употребление не обусловлено экстралингвистическими факторами научного дискурса, а зависит от индивидуальных задач автора. В научно- фантастических текстах могут встречаться элементы общенаучной лексики (атмосфера, Вселенная), а также специальные термины и номены (масс- спектрография, радиохимия).