Проблема террора в великой французской революции в классической и современной исторической литературе

Интерпретация проблемы террора в "классической" исторической литературе. Политическая история Французской революции XVIII в. Марксистская историография о феномене террора во Французской революции XVIII в. Последние работы, посвященные проблеме террора.

Рубрика Литература
Вид дипломная работа
Язык русский
Дата добавления 03.05.2016
Размер файла 164,0 K

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Содержание

  • Введение
  • Глава I. Интерпретация проблемы террора в "классической" исторической литературе
  • 1. Политическая история Французской революции XVIII века
  • 2. "Социальная" интерпретация проблемы террора в "классической" историографии
  • Глава II Марксистская историография о феномене террора во Французской революции XVIII века
  • 1. Оценка советскими историками проблемы террора
  • 2. Французская марксистская историография о феномене террора
  • Глава III. Проблема террора в современной исторической литературе
  • 1. Взгляды на проблему террора представителей "ревизионистского" или "критического" направления в современной историографии Французской революции XVIII века
  • 2. Последние работы, посвященные проблеме террора
  • Заключение
  • Примечания
  • Использованные источники

Введение

Актуальность исследования

Вот уже два столетия продолжаются споры историков о феномене террора во Французской революции XVIII века, традиционно признаваемом одной из ключевых проблем её истории. Ученые, до сих пор, не едины в оценке якобинского этапа революции и террора, как его неотъемлемой части. Исследователи не решили целый ряд вопросов по данной проблеме: хронологические рамки террора, причины, чьи интересы он защищал и многое другое. Не даром в историографии часто употребляют термин "феномен террора" - необычное, исключительное явление. Несмотря на это, на протяжении последних десятилетий и отечественная, и западная историография обходили стороной тему революционного террора XVIII века. До двухтысячного года не было специальных работ, посвященных этой проблеме. Вышедшие в 2000 году работы П. Генифе и А.В. Чудинова, пробили брешь в стене молчания. Авторы попытались по-новому взглянуть на феномен террора, чем вызвали всплеск самого живого интереса к, казалось бы, "забытой" теме. Можно констатировать, что на сегодняшний день не введены новые источники, не опубликованы новые материалы по данной проблеме, а появление новых работ связано с изменением подходов к оценке революций и методов их проведения.

На изменение оценок повлиял упадок социальной истории, долгое время игравшей ведущую роль в объяснении якобинского эпизода Революции, и в ещё большей степени, крушение вместе с коммунизмом надежд, возлагавшихся на революционный путь.

В связи с этим, очень важно проследить насколько изменились подходы в оценке революций и террора на примере Французской революции XVIII века.

Тем более что обобщающих историографических трудов по проблеме террора нет.

Объект исследования

Объектом изучения является сам феномен террора во Французской революции XVIII века, его оценка отечественными и зарубежными учёными - историками.

Предмет исследования

Предметом изучения являются труды западных и отечественных исследователей, написанные в период с конца XIX века по сегодняшний день и посвященные истории Французской революции и проблеме террора как её неотъемлемой части. Дело в том, что самостоятельных работ по проблеме террора практически нет, но много трудов по истории Французской революции XVIII века, в которых, так или иначе, поднимается данная проблема.

Цели и задачи исследования

Цель исследования: сравнительный анализ интерпретаций проблемы террора во Французской революции XVIII века в "классической" и современной исторической литературе.

Для решения поставленной цели необходимо рассмотреть следующие вопросы:

1. Интерпретации проблемы террора в "классической" исторической литературе.

2. Особенности рассмотрения проблемы террора в отечественной и французской марксистской историографии.

3. Оценка феномена террора представителями "ревизионистского" или "критического" направления французской историографии.

4. Особенности последних работ, посвященных проблеме террора.

Хронологические и территориальные рамки исследования

Данное исследование предполагает рассмотрение трудов, посвященных Французской революции XVIII века и проблеме террора, созданных в период с конца XIX века по сегодняшний день. Дело в том, что критическое осмысление феномена террора началось уже на следующий день после термидорианского переворота 1794 года, но наиболее крупные труды по истории Французской революции увидели свет в конце XIX - начале XX века. В свою очередь, последние работы, посвященные непосредственно проблеме террора вышли в двухтысячном году практически одновременно во Франции и в России. Этот, достаточно большой промежуток времени, берется для того, чтобы проследить, как изменялись интерпретаций проблемы террора в исторической литературе. На сегодняшний день, необходимо создать более цельную картину по проблеме и подвести общие итоги. Кроме этого, в данной работе предполагается исследование трудов не только западных, преимущественно французских, но и советских ученых - историков. Их труды поставили целый ряд новых проблем и обогатили знания о Французской революции. Советские историки уделяли особое внимание якобинскому этапу революции и внесли свой вклад в рассмотрение феномена террора.

Методология исследования

В своем исследовании я опираюсь на "теорию многофакторности". Каждый из рассматриваемых мной авторов предлагает свою интерпретацию проблемы террора XVIII века, на которую оказали влияние целый ряд факторов: эпоха, во время которой написан труд, страна, внутриполитическая ситуация в ней, мировоззрение авторов и многое другое. Примером могут служить труды советских авторов, которые, оправдывая террор, руководствовались той внутриполитической ситуацией, которая сложилась в СССР в 30-50-е годы XX века. Влияние этих факторов необходимо учитывать для большей объективности исследования.

Историография проблемы

Одна из попыток осмысления зарождения историографии по проблеме террора принадлежит А.В. Чудинову. Его статья, под названием "Суровое "счастье Спарты"", была опубликована в сборнике "Человек эпохи просвещения" в 1999 году. В ней автор подчеркивает момент зарождения критического осмысления феномена террора, который он обнаруживает, начиная со следующего дня после термидорианского переворота 1794года. Именно в том времени автор видит истоки сформировавшихся позже направлений в историографии террора. В основе исследования лежит хронология появления тех или иных работ. А.В. Чудинов исходит из концепции "трех мотивов". Автор считает, что какие бы интерпретации феномена террора не предлагались, в них неизменно звучали, либо по отдельности, либо в различных сочетаниях, три доминирующих мотива, которые он условно называет - "мотив обстоятельств", "мотив утопии" и "социальный мотив". Но А.В. Чудинов не до конца подтверждает свои суждения, так как обращается только к самым ранним произведениям, авторами которых были современники событий и не даёт полной картины. Следует заметить, что автор и не претендует на исчерпывающее освещение проблемы, так как для этого нужна, по меньшей мере, специальная монография.

Много раньше Е.В. Тарле, в работе изданной в 1918 году под названием "Революционный трибунал в эпоху Великой французской революции", обращается к этой проблеме. Он заостряет внимание на двух школах, которые вели споры по поводу террора в Великой французской революции. "Первые, - утверждает Тарле, - смотрят на террор как на систему, пущенную в ход якобинским меньшинством для того, чтобы поработить большинство нации, не разделявшее их взглядов".1 К сторонникам этой концепции автор относит И. Тэна, Мортимера Терно, Валлона, Жоржа Ленотра. Другая школа (Луи Блан, Олар, Альбер Матьез), по мнению Тарле, проповедует "теорию обстоятельств". Данного термина автор не употребляет, но отмечает все признаки теории: "Террор возник, когда вся Европа шла походом на Францию, когда Вандея, Лион, Тулон подымали знамя восстания, когда сплочённые и могущественные кадры духовенства перешли в лагерь контрреволюции…".2 Историографию Террора, написанную Тарле, нельзя назвать исчерпывающей, и более того, автор отмечает лишь две школы, а их на тот момент было гораздо больше.

Сегодня появились новые попытки интерпретаций проблемы террора. Д.Ю. Бовыкин анализирует эти новые подходы в своей статье "Революционный террор во Франции XVIII века: новейшие интерпретации". Автор делает целый ряд важных выводов, анализируя работы А.В. Чудинова, П. Генифе, Ф. Фюре, советских авторов и представителей "классической историографии". Бовыкин прослеживает преемственность взглядов на террор, подчеркивает особенности в интерпретации террора разными авторами. Основное внимание автора приковано к работам Чудинова и Генифе, которые снова подняли на поверхность проблему террора во Французской революции. Это большой плюс статьи, но она носит обзорный характер, в связи с чем, автор упускает множество важных деталей и не всегда достаточно ясно аргументирует свою точку зрения.

Таким образом, получается, что есть работы, посвященные зарождению историографии проблемы террора во Французской революции XVIII века и анализ последних работ по данной теме. Это достаточно важные, но краткие, обзорные исследования. Что касается комплексного историографического исследования по проблеме террора, то его просто нет.

Гораздо лучше дело обстоит с историографией Французской революции XVIII века. Работ на эту тему написано гораздо больше и они значимы для данного исследования, так как проблема террора неотделима от Французской революции XVIII века. Одна из таких работ принадлежит перу Н.И. Кареева. Четырёхтомник "Историки французской революции" - плод более чем пятидесятилетней изыскательской деятельности автора. Он написал такую историографию Великой французской революции, какой не имели тогда французы. До появления этого исследования французская историческая наука располагала небольшими историографиями революции, принадлежавшими перу П. Жане, Альбера Ле-Руа, П. Буасонада, Карона и некоторых других. Все они вместе взятые, гораздо беднее работы Кареева. Но они, как могли все-таки удовлетворяли до поры до времени интерес учёных к историографии Великой французской революции. Самой характерной чертой "большой историографии" Кареева следует считать её уникальную всесторонность: ни один сколько-нибудь значительный исследователь истории Французской революции не ускользнул от внимания русского историографа. В книге Н.И. Кареев связывает научное наследие рассматриваемых учёных с эпохой, в которой им пришлось жить и творить, что перекликается с "теорией многофакторности" на которой основывается данное исследование.

Значительно позже, в 1981 году, будет издана книга В.М. Далина под названием "Историки Франции XIX-XX веков". В этот сборник включены статьи, посвященные некоторым важнейшим течениям французской исторической мысли, характеристики ряда крупнейших историков и освещению того вклада, который русская и советская историческая наука внесла в изучение новой истории Франции. Особое внимание автор уделяет школе "Анналов", как наиболее новой и сложной теме. В книге Далина названы те имена и направления, которые не мог знать Кареев, так как не застал их при жизни. Данная работа не дает последовательного и цельного изложения развития французской историографии и совсем не касается проблемы террора, да автор и не ставил перед собой подобных целей.

Перечисленные работы относится к числу трудов, в которых авторы не обращаются на прямую к историографии проблемы террора, но она может быть вписана в контекст исследования. Такого рода работы дают общие направления, особенности развития историографии Французской революции XVIII века. В них названы имена, проанализированы концепции авторов, что ценно для данного исследования. К такого рода работам, также относятся статьи А.З. Манфреда, С.Ф. Блуменау и других.

На сегодняшний день уже написаны работы, анализирующие достижения советской историографии Французской революции. Одна из таких работ, под названием "Французская революция в советской историографии", принадлежит перу отечественного ученого-историка А.В. Адо. Данная статья представляет собой текст его выступления на международной конференции "Французская революция и европейская цивилизация" (Москва, 1989 г.), подготовленный автором к печати в 1990 г. Статья краткая и не анализирует взгляды отдельных авторов, но достаточно полно отражает общие тенденции и этапы в развитии советской историографии Французской революции XVIII века. Адо подмечает те внутриполитические факторы, которые оказали влияние, как на авторов, так и на их концепции. На мой взгляд, это одна из наиболее точных, объективных работ, анализирующих достижения советской историографии и ее промахи. Кроме этой стать следует отметить работы В.М. Далина, Л.А. Пименовой, А.В. Чудинова, которые показывают развитие российской и советской историографии с конца XIX в. до 1986 г.

Взгляды советских ученых на события Французской революции XVIII века тесно перекликались с оценками данных событий французскими историками-марксистами. Они внесли немалый вклад в освещение политических, а особенно социально-экономических аспектов Французской революции. Не смотря на единство методологии и схожесть взглядов, труды французских историков-марксистов проанализированы в нашей литературе плохо. Чаще звучали похвалы в их адрес от советских историков, нежели объективный анализ. В настоящее время анализ работ французских историков-марксистов можно встретить в статьях Д.Ю. Бовыкина и С.Ф. Блуменау. Последний, в своей работе изданной в 1990 году под названием "Современная французская марксистская историография революции во Франции конца XVIII века", дает краткий обзор развития марксистской французской историографии, не углубляясь в детальное рассмотрение трудов авторов данного направления.

Написано большое количество статей, анализирующих общие взгляды представителей "ревизионистского направления". Среди них, статьи А.З. Манфреда, А.В. Адо, А.Л. Нарочницкого и еще целого ряда советских авторов. Их объединяет стремление опровергнуть выводы представителей данного направления с марксистских позиций. Эти статьи содержат достаточно подробные сведенья о зарождении и развитии данного направления, о тех, кто стоял у его истоков, о тех спорах, которые оно породило. В то же время, авторы не столько анализируют, сколько хвалят историков - марксистов Франции и СССР. Исключение составляет статья А.Л. Нарочницкого "Юбилей Французской революции: поиски и проблемы", вышедшая в журнале "Новая и новейшая история" в 1989 году. Автор не только делает беглый обзор по спорным сюжетам истории Французской революции XVIII века, но и касается проблемы историографии террора. Нарочницкий критически рассматривает не только взгляды на террор представителей "ревизионистского направления", но и советских авторов. Исследователь точно подмечает недостатки советской историографии по проблеме террора и ставит вопрос о необходимости новых исследований. Но это очень краткий обзор по проблеме, который не содержит четкой структуры и конкретики: имен, фамилий, анализа трудов.

О постсоветской историографии подробно говорить еще рано, но и здесь появились первые работы, анализирующие перемены, которые в ней произошли. Такова статья В.П. Смирнова, изданная в 1998 году под названием "Образ французской революции в постсоветской историографии". Автор, в работе, подчеркивает основные тенденции в развитии постсоветской историографии Французской революции, не подводя итогов. Историографии Французской революции также посвящена статья А.В. Чудинова под названием "Смена вех: двухсотлетие Революции и российская историография". Она издана в сборнике "Французский ежегодник 2000: двести лет Французской революции". На сей раз, автор анализирует изменения, произошедшие в отечественной историографии к двухсотлетнему юбилею Французской революции. Чудинов отмечает, что в связи с общественно-политическими переменами в России, сменой поколений историков, произошла смена вех в отечественной историографии. Это проявилось, по мнению автора, в новом отношении к "ревизионистскому" ("критическому") направлению западной историографии, в уходе от идеологической ангажированности темы, в расширении проблематики. За последние пятнадцать лет произошло размывание и фактически полное разрушение прежней концептуальной основы интерпретации историками-марксистами событий Французской революции XVIII века. В связи с тем, что эта работа носит обзорный характер, в ней автор не останавливается на тех изменениях в интерпретации проблемы террора, которые произошли в отечественной историографии.

Из вышесказанного становиться очевидным, что историографических работ, посвященных проблеме террора, насчитывается очень мало, а крупных обобщающих работ не написано. Исследования ограничиваются написанием статей, очерков в научных журналах. Чаще они посвящены отдельным авторам, писавшим о феномене террора, реже встречается сравнительный анализ научных трудов.

Источники

В данной работе используется один вид письменных источников - научные труды, написанные в период с начала XIX века по сегодняшний день и посвященные Французской революции XVIII века и террору, как её неотъемлемой части. Кроме того, это научные труды, опубликованные на русском языке. В связи с невозможностью изучения всех работ этого периода, исследованию подвергаются наиболее известные, общепризнанные и исторически значимые научные труды западных и отечественных авторов.

Одним из первых исследователей, который спустя сорок лет после термидорианского переворота 1794 года попытался беспристрастно разобраться в причинах массового террора во Французской революции, был выдающийся английский мыслитель, историк, философ и публицист Томас Карлейль. Его классический труд был написан в 1837 году, вышел на русском языке в 1907 году и переиздан в 1991 г. В литературно-публицистическом наследии Карлейля "Французская революция" - наиболее известное произведение, написанное в жанре исторического портрета. Разумеется, данная работа отражает тот уровень знаний и анализа, который был возможен в английском обществе 30-х годов XIX века. С точки зрения строго академического подхода профессионала-историка, книга Карлейля с трудом укладывается в нынешнее понимание того, как нужно писать историю, - читатель не найдёт здесь ни архивных шифров, ни обзора источников и литературы, ни указателей - словом, всего того, что определяет степень научности труда по истории. Его современный нам биограф Дж. Саймоне справедливо пишет, что "некоторые личности, не пользовавшиеся симпатией Карлейля, такие как Робеспьер и Сен-Жюст, обрисованы у него однобоко, а его оценка Мирабо совершенно неприемлема с точки зрения современной науки".3 В строгом смысле слова, автор не столько систематически излагает историю Французской революции, сколько ведёт беседы с читателем о тех, кто творил эту историю. "Французскую революцию" Карлейля отличает соединение исторически точного описания с художественностью изображений. Сказанное вовсе не означает, что Карлейль не использовал источники при написании работы по Французской революции. Как раз наоборот: работая над книгой, автор изучал документы в библиотеке Британского музея в Лондоне, использовал различную литературу, беседовал с ветеранами революции. И, если, часть консервативного английского общественного мнения встретила книгу в штыки, то в прогрессивных кругах, напротив, "Французская революция" была принята восторженно.

В "классической" историографии Французской революции особое место занимает труд французского историка А. Олара "Политическая история Французской революции". Книга вышла впервые в 1901 году во Франции и была издана на русском языке в 1938 году. Труд Олара - плод долголетнего и кропотливого изучения огромного архивного материала и прессы той эпохи. Само название книги говорит о том, что какие-либо социальные аспекты в анализе событий Французской революции автор не затрагивал. Книга содержит большое количество фактов, относящихся исключительно к политической истории. Особое внимание Олар уделяет организации политического строя, борьбе партий, политической идеологии и религиозной политики. Наряду с этими моментами автор "Политической истории…" рассматривает якобинскую диктатуру и террор, но ей в книге отведено немного места. Свой взгляд на эту проблему Олар подробней изложил в брошюре "Теория насилия и французская революция", содержание которой перекликается с материалами "Политической истории Французской революции".

Немного в стороне от трудов перечисленных историков стоят работы Ж. Жореса и А. Матьеза, также относящихся к "классической" историографии Французской революции. Их отличает обращение к социально-экономическим, а не только к политическим аспектам революции. В 1901 году началась публикация многотомной "Социалистической истории Французской революции" Ж. Жореса, которая явилась первой попыткой социальной интерпретации революции. В нашей стране этот труд издавался несколько раз. Последнее издание выпущено в 80-е годы с комментариями А. Собуля и А. Адо. В книгах силен социальный аспект и использован широкий круг источников, которые автор часто трактует весьма своеобразно. "Социалистическая история…" насыщена фактическим материалом и, в меньшей степени, теоретическими выводами и обобщениями. Для данного исследования представляет интерес шестой том, в котором освещена якобинская диктатура и террор. О последнем автор пишет немного, акцентируя свое внимание на борьбе группировок в Обществе якобинцев и деятельности Робеспьера. На этих же моментах подробно останавливается автор трехтомной "Французской революции" Альбер Матьез. Впервые его труд вышел в Париже в 1920-х годах. О Матьезе писали и в нашей стране в 20-30-е годы, когда, соответственно и увидели свет его произведения в русском переводе. Писали о нем не только потому, что он уделял особое внимание социальным и экономическим проблемам революции, но и потому, что использовал теорию классов и классовой борьбы. Это связано с тем, что еще в 90-х годах XIX века Матьез стал убежденным социалистом. Он в отличие от Жореса пытался глубже рассмотреть проблему террора, чему посвятил третий том, носящий одноименное название. "Французская революция" основана на последних научных достижениях истории того времени, на широком круге источников и изобилует авторскими выводами. Исследование содержит сильный научный аппарат, теоретическую и фактическую базу. В связи с этим, труд Матьеза стоит на ступень выше по сравнению с трудом Ж. Жореса.

Советские историки в лице А.З. Манфреда, В.Г. Ревуненкова, Е.Б. Черняка, Н.М. Молчанова и других, внесли свой немалый вклад в изучение истории Французской революции XVIII века. Их труды, как наиболее ярких представителей, взяты за основу в исследовании взглядов советской историографии на проблему террора. Манфред и Ревуненков стоят на схожих позициях. Авторов объединяет единая методологическая основа и политические взгляды, которые нашли отражение в их трудах и повлияли на интерпретацию ими проблемы террора. Наиболее "классическим", в этом плане можно считать труд А.З. Манфреда, изданный в 1983 году под названием "Великая Французская революция". Автор развивает концепцию, утвердившуюся в советской историографии в 20-30-е годы, которая высоко оценивает якобинскую диктатуру и террор. В труде доктора исторических наук, профессора Санкт-Петербургского университета В.Г. Ревуненкова, "Очерки по истории Великой французской революции. 1789-1799", обнаруживаются некоторые особенности. Во-первых, Ревуненков заговорил о количестве жертв якобинского террора, проблеме, которую до него не поднимали в отечественной историографии. Во-вторых, автор вступил в полемику с Манфредом по вопросу о классовой сущности якобинской диктатуры. Расхождения по данной проблеме порождали расхождения по вопросу о том, против кого направлен и чьи интересы защищал террор. Достаточно своеобразной следует считать концепции Е.Б. Черняка и Н.Н. Молчанова. Авторы концепций, изложенных в статье "1794: актуальные проблемы исследования Великой французской революции" и в труде "Монтаньяры", в ряде моментов отошли от традиционного для советских авторов подхода в оценке якобинской диктатуры и террора. Это связано с внутриполитическими переменами в стране, которые дали толчок к переосмыслению истории Французской революции XVIII века. Оба автора попытались по-новому взглянуть на якобинскую диктатуру и террор, но в их трудах еще ощущается давление прошлого. Как мы видим, советские авторы не были до конца едины в своих оценках проблемы террора. И все-таки, не смотря на разногласия, концепции авторов схожи, так как, их объединяет одна методологическая основа, которая не успела еще изменится.

Яркими представителями французской марксистской историографии являются А. Собуль, К. Мазорик, М. Вовель, Г. Ламаршан. Наиболее комплексный труд, изданный на русском языке в 1974, принадлежит перу Собуля и называется "Первая республика". Книга охватывает 1792 - 1804 годы. Из всех работ французских историков, я особенно подробно остановлюсь именно на этом труде потому, что в нем основательно затронута проблема террора. А. Собуль - признанный глава марксистского направления в историографии Франции в 60-х - начале 80-х годов, его труд достаточно полно отражает взгляды представителей данного направления на основные события истории Французской революции XVIII века, в том числе и на террор. Его труды отличаются повышенным интересам к социальным аспектам истории, и особенно, к изучению революции "снизу". Уже само название главы - "Народная республика", где рассматривается якобинская эпоха, говорит о многом.

В конце 60-х и в 70-е годы в западной историографии оформилось новое течение, претендующее на новое осмысление Французской революции XVIII века. Это течение получило название "ревизионистское направление". В настоящее время его чаще именуют "критическое". Историки этого направления (Ф. Фюре, Д. Рише, Э. Леруа Ладюри и другие) не создали капитальных трудов, но исследуя их работы, становиться очевидным, что несмотря на некоторые различия, в целом, у авторов преобладает общность исходных позиций, общность главной методологической направленности. В связи с вышесказанным, основным источником для данного исследования послужит работа Ф. Фюре "Постижение Французской революции", изданная в 1978 году в Париже и переведенная на русский язык в 1998 году. В данной работе, автор опровергает взгляды историков "классического" направления на события Французской революции XVIII века, в том числе, и на террор. При этом Фюре не вводит новых источников, он отталкивается от достижений "классической" историографии, опровергая ее же. Его критика основывается на иных методологических подходах. Этим Фюре, с одной стороны, навлек гнев на себя советских и французских ученых-марксистов, с другой, дал толчок к переосмыслению событий Французской революции XVIII века.

После бурных дискуссий, на долгие годы наступило затишье в изучении якобинской диктатуры и террора. Лишь в 2000 году, во Франции, в свет вышла работа П. Генифе, которая подняла на поверхность и вызвала всплеск самого живого интереса к проблеме террора. П. Генифе - один из крупнейших в современной Франции специалист по истории Французской революции XVIII века. Группа российских историков Французской революции XVIII века приняли решение и издали на русском языке его труд под названием "Политика революционного террора 1789-1794". П. Генифе, не претендуя на исчерпывающее освещение проблемы, предложил один из возможных вариантов интерпретации проблемы террора. Авто берёт в качестве исходной точки историю Французской революции и поднимается в своих размышлениях на высокий уровень обобщения, рассматривая данный сюжет в широком контексте современных споров о природе и ценностях демократии, её истоках и традициях. Как отмечает сам автор, он писал "…не историю Террора, а нечто более скромное - размышление о политике Террора и о революционном насилии".6

Одновременно с работой П. Генифе в России вышла книга А.В. Чудинова - "Утопии века Просвещения" также посвященная проблеме террора в Французской революции XVIII века. А.В. Чудинов - ведущий научный сотрудник ИВИ РАН, доктор исторических наук, прежде всего, уделяет внимание идеологическим основам и предпосылкам террора. Очевидно, что оба автора рассматривают проблему под разным углом зрения.

Таким образом, состояние источниковой базы позволяет решить поставленные в исследовании задачи.

Структура работы

Данная работа состоит из введения, заключения и трех глав. В первой главе рассматривается интерпретация проблемы террора во Французской революции XVIII века в трудах историков "классического" направления. Во второй главе рассматривается интерпретация проблемы террора в трудах советских и французских историков-марксистов в сравнении с историками "классического" направления историографии. Особое внимание в этой главе уделяется советской историографии Французской революции XVIII века и этапам ее развития. В третьей главе рассматриваются изменения, произошедшие в современной отечественной и западной историографии и их влияние на интерпретацию проблемы террора.

Практическая значимость исследования и апробация

Данная работа может быть полезна исследователям истории Французской революции XVIII века и проблемы террора. Кроме этого, данное исследование может принести практическую пользу при написании более цельного обобщающего историографического труда по данной проблеме.

Исследование прошло апробацию на предзащите.

террор французская революция литература

Глава I. Интерпретация проблемы террора в "классической" исторической литературе

1. Политическая история Французской революции XVIII века

К "классической" исторической литературе традиционно относят труды, написанные в период с начала XIX-первой половины XX вв., посвященные Великой французской революции. Недаром Н.И. Кареев указывал, что только в годы Реставрации "начинается настоящая научная разработка прошлого Франции, в которой нашло свое место и изучение Французской революции".1 Но в начале XIX века классическая историография только начинает складываться, а наиболее крупные труды появляются на рубеже XIX-XX веков. На этих трудах я остановлюсь подробнее.

Одним из первых исследователей, который спустя сорок лет после термидорианского переворота 1794 года попытался беспристрастно разобраться в причинах массового террора во Французской революции, был выдающийся английский историк Томас Карлейль. В своём классическом труде "Французская революция", автор красочно и живо описывает якобинский террор, пытаясь разобраться в его причинах. Причём инициатива в развязывании террора исходила не от якобинских вождей, как считает Карлейль. Объясняя его происхождение, автор склоняется к мысли о том, что стихийный террор впервые пришёл "снизу". Уже взятие Бастилии, как показывает Карлейль, сопровождалось кровавыми расправами над теми, в чьём лице толпа видела врагов. Сущность этого явления, автор "Французской революции" пытается понять через призму внутреннего психологического состояния народа. Карлейль приходит к выводу о том, что хоть и не осознанно, но населением двигало "трансцендентальное отчаяние", которое "зашедшее столь далеко,… замыкает круг и становится своего рода источником подлинной и плодотворной надежды".2 От этого "люди, движимые нуждой и пифийским безумием"3, стремятся, во что бы то ни стало, решить насущные проблемы любыми методами. Жестокость толпы порождалась свойственным сознанию участников революции стремлением к полному уничтожению старого мира и к основанию нового мира, очищенного от следов прошлого, считает Карлейль. Кроме этого, автор обращается к некоторым национальным особенностям французов, о которых говорит весьма резко. Во-первых, Карлейль отмечает: "Все, что содержит в себе национальный разум, проявляется наружу".4 Стало быть, так и начался стихийный террор. Во-вторых, Карлеиль пишет: "Французы - нация стадно-подражательного характера; ей был необходим только сигнал для движения".5 Эти рассуждения нельзя назвать объективными, но они имеют место быть в труде Карлейля. Подобные выводы автор позволяет себе, видимо, в связи с тем, что судит об иной нации с позиции представителя другой нации - англичанина. Карлейль описывает еще несколько всплесков народного терроризма, вызванного вышеперечисленными факторами. Сильный всплеск произошёл в начале сентября 1792 года, отмечает автор. Год спустя, 4-5 сентября 1793 года, санкюлоты с оружием в руках вышли на улицы Парижа, требуя от Конвента "поставить террор в порядок дня" и "внушить ужас всем заговорщикам".6 В ответ на это Конвент решил реорганизовать созданный в марте 1793 года Революционный трибунал, упростить судопроизводство, и принял декрет об аресте "подозрительных". Несмотря на то, что инициатива развязывания террора принадлежала народу, эти стремления были присущи и революционной элите, считает Карлейль. Примечательно то, что, по мнению автора, изначально якобинские вожди были приверженцами гуманистических идеалов свободы и неприкосновенности личности. Но фанатичная вера в правоту своего дела и крайняя нетерпимость к противникам, породила у них упование на спасительную силу террора. Карлейль считает, что якобинские вожди считали себя выразителями интересов народа. Он отмечает зловещую роль принятого ими "закона о подозрительных", первого акта, лишившего граждан Первой республики какой-либо правовой защиты: "Более ужасный закон некогда не управлял не одной нацией, все тюрьмы и арестные дома… переполнены людьми до самой кровли".7 Получается, что Карлейль условно делит террор на два этапа. Первый этап, когда террор "существовал в своем первозданном виде, просто как ужасы Французской революции"8 и второй, когда он был выбран осознанно и поставлен в порядок дня. Автор "Французской истории" сожалеет о казнях жирондистов, скорбит о гибели Дантона и его друзей, но и не злорадствует при описании казни Робеспьера: "Да будет же Бог милосерден к нему и к нам!"9. Поражает доброжелательное, без лишних эмоций, стремление Карлейля разобраться как в причинах, вызвавших массовый террор, так и в попытках нарисовать объективную картину повседневной Франции той эпохи:". читатель не должен воображать, что царство террора было сплошь мрачным; до этого далеко. Сколько кузнецов и плотников, пекарей и пивоваров, чистильщиков прессовщиков во всей этой Франции продолжают отправлять свои обычные, повседневные обязанности, будь то правительство ужаса или правительство радости. В этом Париже каждый вечер открыты 23 театра и. до 60 танцевальных залов. Писатели-драматурги сочиняют пьесы строго республиканского содержания. Всегда свежие вороха романов. поставляют передвижные библиотеки для чтения".10 Но не смотря на это, отрицательные оценки террора перевешивают возможную объективность. По мнению Карлейля, террор привел к анархии, которая "организовалась сама собой".11 В свою очередь, всякая "анархия по природе своей не только разрушительна", она "пожирает своих собственных детей".12 Якобинские вожди во всяком инакомыслящем видели преступника и врага революции. С подобным взглядом на общество они закономерно пришли к тому, что стали полагаться на террор как на способ разрешения всех конфликтов. Недаром, в борьбе за власть между якобинскими вождями, террор был направлен против его творцов. Карлейль подробно пишет о жертвах террора и его последствиях. Созданная им картина носит мрачные оттенки, а иногда и содержит шокирующие подробности.

В книге Карлейля мало теоретических рассуждений. Автор художественно описывает казни, восстания и многое другие, зачастую, без критического анализа и оценки событий. Автор "Французской революции" считает, что террор начался "снизу", а позже этот импульс подхватили якобинские вожди. Карлейль не оправдывает террор сложившимися обстоятельствами, это члены революционного правительства "вознесенные силой обстоятельств… управляют этим вихрем или кажется, что управляют".13 Организованная сама собой анархия принесла много жертв, среди которых были и сами ее творцы.

В историографии Французской революции особое место занимает труд французского историка А. Олара "Политическая история Французской революции". Книга была издана впервые в 1901 году. Это более поздняя работа по сравнению с трудом Карлейля, а потому более осмысленная. У Олара своя точка зрения на проблему террора во Французской революции. Его политические убеждения сложились во время борьбы республиканского союза, руководимого Гамбеттой, с монархистами за конституирование французской буржуазной республики и получили полное отражение в его работах. Он был историком республиканского направления, а потому не мог не идеализировать завоевания буржуазной революции конца XVIII века. Олар отказывается видеть среди вождей Французской революции идеологов насилия. Террор французской революции определяется только войной и является последствием войны, доказывает автор. "В стране, обратившейся… в обширный военный лагерь", по мнению Олара, установление революционного террора "складывалось эмпирически, изо дня в день, из элементов, вызывавшихся последовательно возникавшими потребностями национальной защиты".14 К этому автор "Политической истории…" добавляет гражданскую войну, которая еще больше усугубляла обстановку. Сущность террора Олар видит в "приостановке действия основных принципов 1789 года".15 Но эта временная приостановка, считает автор. Диктатура и террор, которые выступали "как продукт войны", должны будут исчезнуть "вместе с ней".16 Олар датирует эту приостановку десятым августа 1792 года, "когда опасность достигла своего максимума"17, а начало так называемого официального террора относит к августу и сентябрю 1793 года. При этом он считает, что Конвент никогда не ставил террор в порядке дня, хотя Коммуна это требовала. "Тогда правительство облеклось во внешние формы террора, но не из предпочтения к ним и не в силу системы, а с целью успокоить парижан и избежать мятежа в Париже"18, - пишет Олар. Такая политика, по его мнению, не привела к неорганизованному террору, и все законы общего характера были приняты без всякого давления улицы. Олар считает, что Робеспьер никогда не хотел сделать насилие ни системой, ни даже режимом. Он нарушал принципы революции "только потому, что его принуждали к этому обстоятельства". 19 Не смотря на это, Олар вынужден признать, что террор кроме пользы принес еще и вред. Законы этого периода карали не только виновных, но "вопреки намерению законодателя".20 Также автор признает, что "Робеспьер воспользовался им (террором) для осуждения на смерть своих собственных противников - гебертистов и дантонистов".21 Но Олар подчеркивает правильность данной позиции, так как они "хотели ослабить пружину террора раньше, чем Европа была побеждена".22 Как только была достигнута военная победа, едва лишь обеспечена национальная охрана, диктатура Робеспьера была сброшена. Немного Олар говорит и о количестве жертв, но жертв только одного "закона об эмигрантах", а не всей политики террора.

Как мы видим, Олар стоит на противоположной позиции, по сравнению с Карлейлем. Это говорит, о неоднородности взглядов внутри "классического" направления западной историографии. На взгляды Олара оказала влияние политическая обстановка в стране и его собственные политические взгляды, сложившиеся под влиянием этой обстановки. Тем более, Олар француз, для него история Французской революции, это история его страны. В отличие от Карлейля, Олар пытается оправдать якобинскую диктатуру, вождей и террор. Его оценка этих явлений позже будет названа "теорией обстоятельств". Эта точка зрения нашла отражение уже у видного историка Реставрации Ф. Минье, который создал краткую историю революции, проникнутую глубокой убежденностью в закономерности всего хода событий. Кроме него, приверженцами "теории обстоятельств" были А. Тьер, Ж. Мишле, М. Рейнар и другие. Все эти авторы, включая Олара, считали, что террор стал порождением рокового стечения объективных обстоятельств, необходимым средством ведения внешней и гражданской войн, заставивших якобинцев прибегнуть к крайним формам насилия как к единственному средству спасти завоевания революции.

2. "Социальная" интерпретация проблемы террора в "классической" историографии

Первая попытка социальной интерпретации революции принадлежит Жану Жоресу. Он, в 1901-1904 гг., издал свой многотомный труд, направивший изучение истории революции по новому пути. Он поднял на поверхность социально-экономические проблемы революции, не даром, его труд называется "Социалистическая история Французской революции". Немало места в своей книге, автор уделяет якобинской диктатуре и террору.

Жорес связывает начало террора со сложившимися обстоятельствами в стране. Во-первых, "развивалась гражданская война", во-вторых, "пруссаки и австрийцы продвигались вперед".23 Подтолкнуло якобинцев к террору, по мнению Жореса, убийство Марата и Шалье. Автор считает, что Революцию не могло спасти ничего кроме террора, так как "в заговоре против нее мир".24 Автор пишет об этих событиях так восторженно, что создается впечатление об уверенности автора в правоте революций вообще и в том, что революции всегда источник прогресса. Об обратном говорят строки из "Социалистической истории. ": "Революции - варварская форма прогресса. Какой бы благородной, плодотворной, необходимой ни была революция, она всегда относится к более низкой и наполовину звериной эпохе человечества".25 Получается, по Жоресу, что революция - зло, но если она началась, то нужно до последнего защищать ее завоевания. Методом защиты завоеваний революции якобинцы выбрали террор. Но, по мнению Жореса, не их вина в выборе метода, к которому их "побуждает или им навязывает безумие событий".26 Автор начинает официальную политику террора с 5 сентября 1793 года, с момента создания Революционной армии. Кроме борьбы с контрреволюционерами, Конвент и народ рассчитывали, по мнению Жореса, разрешить "продовольственный вопрос… путем террора, направленного против фермеров, торговцев и скупщиков".27 Получается, что Конвент проводил политику террора в интересах народа, а народ требовал сиюминутного решения насущных проблем, и выбирать методы не приходилось. Откровенно оправдывая террор, Жорес отмечает, что программа дальнейшего развития, намеченная Робеспьером, "это ни в коей мере не программа постоянной диктатуры".28 Стало быть, диктатура и террор, по Жоресу, носили заведомо временный характер. Почему же, когда внешняя угроза отступила и с группировками, внутри Общества якобинцев, было покончено, начался "Великий террор"? Жорес объясняет это явления весьма своеобразно. Он исходит не из реальных фактов, а из личных качеств Робеспьера, обстановки в которой он оказался и его ощущений, что трудно доказуемо. Жорес пишет, что Робеспьер "…не мог справиться с необъятностью проблем и событий и что сама пустота, образовавшаяся после исчезновения его противников, вызывала у него головокружение".29 Безусловно, это слабый аргумент в пользу Робеспьера и он не раскрывает причин "Великого террора". Но автор приводит еще более удивительный аргумент: "Чрезмерный террор должен был привести к отмене террора. Робеспьер хотел усилить террор, усиленно осуществлять его на протяжении нескольких… недель, чтобы иметь силу и право покончить с террором".30 Иными словами, автор вразумительно не смог объяснить причин "Великого террора". Вместо этого, из рассуждений Жореса, получилось, что вина за "Великий террор" полностью лежит на Робеспьере, который в силу своих личных качеств не смог справиться со сложившейся ситуацией: "он… был вынужден наносить удары во все стороны и стать в некотором роде сеятелем смерти".31 Жорес, с одной стороны, пытается оправдать Робеспьера, с другой, признает, что если бы ему удалось расправиться со всеми врагами сразу, то "это было бы решением вопроса только на час".32 О жертвах террора Жорес говорит скупо: "То был Великий террор, который в течение нескольких недель, с 22 прериаля до 9 термидора, унес больше жертв, чем революционный режим с марта 1793 г. до 22 прериаля II г.".33 Никакими данными и источниками автор не подтверждает свое заключение.

В интерпретации проблемы террора у Ж. Жореса звучит все та же "теория обстоятельств", согласно которой террор был вынужденным средством защиты от внешних и внутренних врагов. О самом терроре автор "Социалистической истории…" пишет мало, все больше о борьбе группировок внутри Общества якобинцев, о вопросах религии и деятельности Робеспьера. Последнему Жорес дает противоречивую оценку, делая его виновником террора поневоле. Но самое слабое место в интерпретации автором террора то, что он так и не смог вразумительно объяснить причин "Великого террора".

Еще один французский историк начала XX века увлекся социально-экономической историей Французской революции. Этим историком был ученик А. Олара А. Матьез. Он вместе с Жоресом принадлежал к более левому историографическому направлению, нежели Олар. В 90-х годах XIX века Матьез стал убежденным социалистом. Его взгляды отразились в его трехтомном труде под названием "Французская революция". В третьем томе с говорящим названием "Террор", Матьез рассматривает период господства монтаньяров от 31 мая - 2 июня 1793 года до 9 термидора II года республики. В этом томе изложена его интерпретация проблемы террора. Несмотря, на явные противоречия во взглядах А. Матьеза и А. Олара, а они были, их объединяет приверженность к "теории обстоятельств", которой они объясняют причины террора. Матьез пишет: "Уже вандейское роялистское восстание вынудило Конвент сделать крупный шаг по направлению к террору".34 Жирондистское восстание "заставило его сделать новый решительный шаг в том же направлении"35, - отмечает автор. Получается, что шаг за шагом, вынужденно, якобинцы шли к террору. Но кроме контрреволюции, среди причин автор выделяет внешнюю угрозу. Снова звучит мысль о том, что убийство Шалье и Марата "доставили грозный аргумент тем, кто уже требовал применения террористических мер".36 Как и у Жореса, у Матьеза звучит тезис о том, что Конвенту "диктатура была навязана"37, соответственно и террор был "роковой необходимостью переживаемого момента".38 Там действовала формула - "либо мы их, либо они нас". В вышесказанном нет ничего нового. "Теория обстоятельств" нашла отражение уже у видного историка Реставрации Ф. Минье, а развивали эту теорию такие исследователи как А. Олар, Ж. Жорес и многие другие. Кроме этого, Матьеза и Жореса объединяет оценка борьбы группировок внутри Общества якобинцев, в которой предпочтение оба автора отдают Робеспьеру. Жорес пишет, что эбертисты только и умели "напрягать пружину терроризма до тех пор, пока она не лопнет", а дантонистская партия могла "ослабить столь резко революционную энергию, что могла ослабеть сама Революция".39 Получается, что Робеспьер был той "золотой серединой", пытавшейся спасти Революцию. Матьез вообще считает всех противников Робеспьера, как справа, так и слева (включая "бешеных" и эбертистов), контрреволюционерами. Если Жорес не делал однозначного вывода, то Матьез очень высоко оценивал Робеспьера. До сих пор никто не выступал с таким безудержным восхвалением Робеспьера, роль которого Матьез склонен и преувеличивать и приукрашивать одновременно. "Более 25 лет Матьез занимался реабилитацией своего любимого героя - писал по этому поводу Манфред, - …он пытался представить Робеспьера историческим деятелем вне времени, образцом для подражания не только в прошлом, но и в настоящем".40 Матьез не в коей мере не обвиняет Робеспьера в развязывании террора: "Робеспьер делал отчаянные усилия, чтобы предотвратить начавшуюся борьбу".41 Когда сделать этого не удалось, террор стали рассматривать как временную меру.

Есть один момент, который выделяет труд Матьеза - применение автором теории классовой борьбы. Он не был марксистом, но учение Маркса, все же отложило свой отпечаток. Матьез пишет: "Революционное правительство превратилось в диктатуру партии, осуществляемую в пользу одного класса населения - класса потребителей, ремесленников, мелких собственников, и бедняков, - и руководимую людьми буржуазного класса".42 Эти слова свидетельствуют о том, что политика якобинского режима служила интересам определенного общественного слоя (класса) Франции. Позже такую трактовку событий назовут "социальной". Как отмечает А.В. Чудинов в своей статье " Суровое "счастье Спарты"", четко выраженный социальный мотив звучал уже в памфлете Гракха Бабёфа в 1796 году. Он утверждал, что Неподкупный и его окружение, проводя политика террора, руководствовались заботой о неимущей части общества и стремились к установлению "подлинного равенства". Такая же интерпретация террора была в трудах бывшего сподвижника Робеспьера Ф. Буонарроти. Не так явно, но "социальная" трактовка звучит и у Ж. Жореса. Французское общество уже после термидорианского переворота 1794 года разделилось на тех, кто обличал и тех, кто оправдывал террор. Отталкиваясь от вышесказанного Матьеза нельзя назвать первооткрывателем в данной трактовке террора. Думаю, именно применение теории классов привлекло к трудам Матьеза советских историков, которые широко изучали и использовали его труды, особенно в 20-е годы.

Несмотря на личные и деловые качества Робеспьера, он и его партия погибли. Эти события Матьез, главным образом, связывает с тем, что они "хотели использовать террор для нового переустройства собственности".43 Переустройство должно было произойти "путем применения вантозских законов". Робеспьер и его партия мечтали о республике основанной "на принципе равенства, без богатых и бедных". "Республика была обречена вместе с ними на гибель"44 - считает Матьез. О жертвах террора и их количестве автор "Французской революции" не пишет.


Подобные документы

  • Предпосылки возникновения и первые шаги Французской революции, поэтизация революционных идей Вольтером и Руссо. Особенности песен и прозы, посвященных революции и победе над феодализмом во Франции. Применение античных образов в данном виде искусства.

    реферат [17,9 K], добавлен 24.07.2009

  • Романы начала ХХ в., посвященные политическому террору. Публицистика Д.С. Мережковского, посвященная I Русской революции. Д.С. Мережковский и лидеры террористических движений. С. Нечаев и "нечаевщина" как источник философии отечественного террора.

    дипломная работа [159,7 K], добавлен 18.06.2017

  • Гражданская война в России как трагедия русской нации. Произведения художественной литературы о гражданской войне: от поклонения революции ("Разгром" А. Фадеева) до резкой критики ("Россия, кровью умытая" А. Веселого). Осуждение "красного террора".

    реферат [89,9 K], добавлен 24.11.2009

  • "Благополучные" и "неблагополучные" семьи в русской литературе. Дворянская семья и ее различные социокультурные модификации в русской классической литературе. Анализ проблем материнского и отцовского воспитания в произведениях русских писателей.

    дипломная работа [132,9 K], добавлен 02.06.2017

  • Артур - герой кельтского эпоса. Мифологическое и легендарное в образе Артура. Основные этапы формирования легенд об Артуре. Становление классической Артурианы, ее общая характеристика. Особенности французской и английской классической Артурианы.

    курсовая работа [67,9 K], добавлен 09.06.2014

  • Своеобразие рецепции Библии в русской литературе XVIII в. Переложения псалмов в литературе XVIII в. (творчество М.В. Ломоносова, В.К. Тредиаковского, А.П. Сумарокова, Г.Р. Державина). Библейские сюжеты и образы в интерпретации русских писателей XVIII в.

    курсовая работа [82,0 K], добавлен 29.09.2009

  • Настоящее имя Франсуа Мари Аруэ, французский. писатель и философ-просветитель. Лирика молодого Вольтера проникнута эпикурейскими мотивами, содержит выпады против абсолютизма. Сыграл значительную роль в идейной подготовке Французской революции.

    реферат [13,0 K], добавлен 16.01.2003

  • Главный пафос в литературе периода Просвещения. Характеристика литературы эпохи Просвещения. Сентиментализм и его характеристика. Сентиментализм в английской литературе. Сентиментализм во французской литературе. Сентиментализм в русской литературе.

    реферат [25,8 K], добавлен 22.07.2008

  • Положение Германии, Англии и Франции в XVIII веке, расцвет просветительских идей. Богатство немецкой классической философии, ее яркие представители и их вклад в популяризацию философских идей. Направления в немецкой литературе - барокко и классицизм.

    контрольная работа [25,9 K], добавлен 24.07.2009

  • Социальные потрясения в жизни народов Западной Европы в XVIII веке, их отражение в литературе того времени. Эпоха просвещения и ее эстетические принципы. Место сентиментализма в европейской литературе XVIII столетия, его представители и произведения.

    реферат [14,6 K], добавлен 23.07.2009

Работы в архивах красиво оформлены согласно требованиям ВУЗов и содержат рисунки, диаграммы, формулы и т.д.
PPT, PPTX и PDF-файлы представлены только в архивах.
Рекомендуем скачать работу.