В дальнейшем, выступая в качестве кандидата от центрального округа Эдинбурга, он в выступал с любых трибун, где только можно при скоплении народа. Всеми событиями, которые происходили с ним в это время он делился со своим главным советчиком - матерью. «Ещё только 12 часов, а я уже прочитал две речи. Все говорят, что если я выиграю, это будет самое большое политическое событие наших времён, произошедшее в Шотландии.

Они говорят, что эти дебаты в Эдинбурге захватили наибольшее число людей со времен лорда Маколея - они огромны. Дом Оперетты был заполнен людьми, они следовали за мной толпой к гостинице, Принцесс-стрит была заблокирована, и я был вынужден читать речь с крыльца гостиницы. Я провёл 14 выступлений в течение 3 дней - это очень хорошо! Дорогая старая матушка, я хотел бы встретиться с тобой наедине. В четверг будет интересно. Теперь у меня есть надежда на то, что я выиграю и получу свой собственный отдел. Избиратели всех отделов приходят, чтобы услышать мои речи.»1. Стоит отметить, что Джозеф Белл, его преподаватель из университета, поддержал Артура не только на литературном поприще: «Я долгие годы поддерживал с ним отношения, и в 1901 году, когда я баллотировался в парламент Эдинбурга, он выступил с трибуны в мою поддержку»2. Народа действительно было много, хотя нужно признать, большинство из них приходило на выборы потому, что одним из кандидатов был создатель Шерлока Холмса.

Относительно Ирландии Конан Дойл придерживался такой позиции: Северная и Южная Ирландия едины: «Главное, в чём нуждается Ирландия (и это необходимое условие улучшения здесь ситуации), - образование центристской партии, которая была бы в равной степени далека от узко- провинциального патриотизма Юга и нетерпимости Севера. Самый никудышный путь решения - Гомруль, потому что тогда весь антогонизм, раздирающий обе стороны, сконцентрируется в мощную силу»3. Свою позицию он аргументировал ещё и впечатлениями, полученными в Южной Африке: «Я оказался в Южной Африке и в силу обязанностей побывал как в Блумфонтейне, так и в Претории. Здесь у меня появилась возможность из первых рук получить мнения британцев-роялистов, африканеров, буров всех мастей и оттенков, британских офицеров и наших же официальных лиц. Я вернулся с очень твёрдыми убеждениями относительно сложившейся ситуации. Главное из них состоит в следующем: окончательное и успешное решение проблемы может быть обеспечено лишь всенародной поддержкой правительства. Но проявив хотя бы минутную нерешительность, дав понять, что мы изменили своим целям, мы сыграем на руку врагам и деморализуем граждан больших колоний. Вновь возвращаясь к вопросу о патриотизме, я должен сказать, что считаю необходимым противостоять любому узколобому или реакционному законодательству и в первую очередь руководствоваться интересами своих избирателей». Против принятия гомруля Конан Дойл выдвигал и чисто практические аргументы: «Окажись Ирландия одна в Атлантике, она тут же попала бы в зависимость от любой европейской державы, которая вздумала бы подвергнуть её блокаде. При всей своей храбрости ирландцы пали бы под ударом с моря. Защиту от такой катастрофы гарантирует ей единственно могущественный сосед. Ирландия потому находится в безопасности, что за спиной у неё стоят вооружённые силы Империи»2. Под Империей в данном случае Конан Дойл понимает союз всех народов на Британских островах. Подобную идею писатель высказывал и в книге «Великая Англо-бурская война», что экономический потенциал малых независимых стран может оказаться для них губительным фактором, что в итоге приведёт к разорению.

Нужно сказать, что даже тут, на политическом поприще, Конан Дойл столкнулся с религиозными вопросами. «Мэри Дойл. Старый отель Уэверли, Эдинбург. День отдыха! Слава Богу! Этот конкурс войдёт в историю. Если дело пойдёт, я буду руководить не только Центральным отделом, но всем Эдинбургом. Люди в течение двух ночей следовали за мной, их была по меньшей мере тысяча, они блокировали Принцесс-стрит, пока я не пожелал им спокойной ночи. Они толпились вокруг меня, чтобы прикоснуться ко мне. Мои слова нашли ответ в их сердцах. Это выглядит так, будто я сметаю всех на своём пути, но есть еще 3 дня. Не было бы неприятностей. Меня беспокоит вопрос религии. Но если его поднимут, я должен быть прямолинеен. Это не политика». Но выборы - как игра, есть правила, которые некоторые порой нарушают, чтобы получить выгоду. Так случилось и с Конан Дойлом. «Мэри Дойл. Андершоу, сентябрь 1900. Я видел объявление в газете о том, что я избранный кандидат, но никакого прямого намёка не было. Вчера я получил записку из Борастона с вопросом о том, католик ли я. Я сказал, что я из католической семьи, но сам католиком не являюсь. Я думаю, что поступил правильно. Было бы абсурдно становиться мучеником за веру, которой не разделяешь». В итоге Дойлу не хватило несколько сот голосов из-за плакатов, выдающих его иезуитское образование и представив его как попирателя пресвитерианкой церкви. Члены партии между тем не сдавались: «Они считают, что я должен написать достойное письмо шотландцам, высказав свою религиозную позицию и показав, что со мной поступили несправедливо. Этим я сейчас и занимаюсь»2. Второе участие в выборах тоже не принесло удачи Конан Дойлу, но расстроило его не это. «Выборы - грязное занятие, но в конечном итоге, очищающее».

Что касается вопроса о Гомруле, то здесь Конан Дойл не сильно изменил своему мнению. «Я действительно дважды баллотировался в Парламент от партии юнионистов и каждый раз излагал свою позицию относительно Гомруля со всей тщательностью. Позиция эта (выраженная мною в 1905 году ещё более определённо, чем в 1900), состояла в следующем: Гомруль может быть принят лишь по истечении некоторого времени, он будет возможен лишь в изменившейся экономической ситуации и более спокойной социальной обстановке, а главное - лишь после того, как проверке подвергнутся институты местной представительной власти». После восстания в Ирландии в 1916 году он также проявил себя как империалист и патриот своей державы, и надеялся, что и остальные разделят это чувство, не прибегая к фанатичным выходкам: «Я верю: просвещённый патриотизм позволит понять эту истину североирландцам, и они, преисполнившись мыслью о том, что спасают Империю, забудут о своих расовых и религиозных чувствах: ведь при любой форме правления они силой воли и характера сумеют обеспечить себе значительные права в управлении делами своей страны».

К вопросу о гомруле и его позиции империалиста можно добавить его слова, которые он написал в письме из Дублина, в 1912 год. «Считаю, что ради пользы общего дела всегда целесообразно жертвовать частным»2, «но думаю, в интересах Империи - терпеть подобные местные распри, покуда всех нас объединяют королевский флаг и власть монарха»3. Национальные различие, как и религиозные, были непонятны для Дойла. он не видел в них той истины, за которую можно сражаться и погибать. Братское сотрудничество, партнёрство - во что должно было быть залогом отношений разных стран и даже колоний. Особенно эту идею Дойл пропагандировал, когда шло обсуждение организации Олимпиады в Лондоне: «Почему бы нам не поискать победителей среди цейлонских и малайских пловцов, бегунов-индусов и борцов-сикхов, то есть среди цветных рас Империи? В этом движении, я думаю, будет высший политический смысл, ибо нет лучшего наглядного примера единства Империи, чем подобная команда, устремлённая к победе под общим флагом». Но, к сожалению, «единый флаг» не удалось развернуть над территорией Ирландии, и Конан Дойлу пришлось смириться с тем, что в 1921 г. закон о самостоятельности Ирландии был всё-таки принят. «Близится к завершению разработка обширного проекта Имперской федерации, согласно которому каждое государство получит возможность решать собственные проблемы самостоятельно, оставляя в компетенции центрального Парламента с представительством от каждой страны вопросы, касающиеся Империи. Какое- либо особое законодательство, предназначенное исключительно для Ирландии, нанесёт ущерб этой гармоничной и объективной системе управления».

Патриотом и империалистом Конан Дойл оставался до конца своих дней.

Как политический деятель, он старался сохранять спокойствие, но всё закончилось тем, что он сорвался на одного из своих соратников. На этом он и закончил свою политическую деятельность. «В то же время у меня возникло твёрдое убеждение, что общественное служение ждёт меня, но в каком-то ином месте. Приятно осознавать, что ты хоть как-то повлиял на дела своего времени, а я утешаюсь мыслью, что хотя и не стал политиком, мои высказывания с нескольких памфлетах и в многочисленных письмах в печать приобрели больший вес после того, как я отказался от всяких политических интересов, способных повлиять на мои суждения»1. Общественное служение ждало Конан Дойла на религиозном поприще, но это не мешало ему параллельно заниматься политическими делами.

2.3 Талант писателя и талант оратора

Работа над книгой «Великая Англо-бурская война» показала, что даже политические вопросы можно решить силой слова обычного (в некоторой степени) гражданина. Через несколько лет Конан Дойл снова столкнулся с ситуацией, когда его талант писателя пригодился ему в международных отношениях. Речь идет о его книге «Преступление в Конго» (1909 г.), в которой рассматриваются действий агентов Бельгии в Свободном государстве Конго.

С Африкой Конан Дойл вообще познакомился ещё до войны, когда он совершал рейс на пассажирском корабле «Маюмба» в 1881 году в качестве судового врача. «В начале восьмидесятых то было воистину ужасное место, в сердцах живущих здесь белых людей царило отчаяние, заставлявшее злоупотреблять спиртным, к которому бы они и не прикоснулись бы в более здоровом месте. Год жизни здесь был пределом человеческой выносливости. Помню, я встретил одного из местных жителей, здорового на вид мужчину, который сказал, что провёл в этих краях уже три года. Я поздравил его, но он качнул головой: «Я обречённый человек. У меня болезнь Брайта в запущенной форме». Иногда задумываешься, стоят ли колонии той цены, которую мы за них платим». В Фернандо-По была совершена остановка, и там они познакомились с местной миссионеркой, «которая проповедовала не сколько христианство, сколько цивилизацию, что гораздо важнее»2. Ощущение Африки как гиблого места всё больше и больше укоренялось в Конан Дойле. В его дневнике отмечено следующее:

«О Африка, что мы ищем На горестном твоём челе?

Милее в Англии быть нищим, Чем богачом на сей земле».

После этого путешествия Конан Дойл заручился странствовать вообще, и это был очередной его «поворот в жизни». «Год странствий - хорошо, но два года странствий грозят бедой, а дальше уже трудно остановиться. В воздержании есть своё тихое удовольствие, вот разве что ты выпадаешь из компании»4. Компанейность - была одним из ведущих качеств писателя, поэтому угнетённое состояние Африки давило на него не только как медика, но и на человека.

Свои впечатления о грозной сущности Чёрного континента, и том, какие результаты приносит колониальная политика, Конан Дойл отобразил в рассказе «Трагедия пассажиров “Короско”» (или «Драма в пустыне», переработаная в пьесу «Огни судьбы»). Во время плавания по р. Нил писатель заметил, что велика опасность столкновения диких кочевников с туристами, которых охраняли четыре негра-солдата. Вообразив ситуацию нападения с трагичным исходом, сочинил эти произведения, максимально приблизив к реальности те условия, с которыми ему пришлось столкнуться.

С 1909 г. Африка начинает интересовать Конан Дойла уже не в художественном, а в политическом плане. «Переход громадной части африканского континента в собственность третьеразрядного европейского монарха санкционировала Берлинская конференция 1884-1885 годов. Эта-то страна (Конго) и была превращена, по выражению Конан Дойля, в "земной ад"». Белые начальники зверствовали в отношении туземцев, калеча их, отрезая конечности и проч. В итоге уродовался коренной народ Конго и производительность добычи каучука также снижала темпы. Получался двойной вред для обеих конфликтующих сторон. «Писатель постарался придать максимальной огласке оказавшиеся в его распоряжении сотни свидетельств творимых в Конго злодеяний. Для этого он выступил с лекциями в Лондоне, Эдинбурге, Манчестере, Гулле, Ньюкастле, Плимуте. Конан Дойл апеллировал не только к соотечественникам. Он направил разоблачительные письма в редакции 60 американских газет, написал и в Германию - самому кайзеру Вильгельму II»1. Дойл собирал данные очевидцев всеми возможными способами: расспрашивал путешественников, миссионеров, делал запросы в соответствующие органы, обращался к фотографам за изобразительными источниками, которые подтверждали бы все злодеяния.

Ставка опять же делалось на то, что книга, которая выйдет в результате сбора всей информации, произведёт резонанс в обществе, и властям ничего не останется, как решить эту проблему. «Конан Дойл наивно полагал, что проблему Конго можно решить, разделив страну между «хорошими» колониальными державами - Англией, Францией и Германией. И всё же это не помешало ему написать такую книгу о Конго, которая стала «документом большой политической силы»2. Итогом всех его трудов стала книга

«Преступление в Конго» (1909 г.), где были изложены не только факты о положении Конго на тот момент, но и мысли самого Дойла об этой проблеме. Книга была лично отправлена Дойлом У. Черчиллю, М. Твену, с намерением найти у этих людей поддержку в решении этого вопроса.

Артур по-прежнему был верен себе, и считал, что давать колониям самостоятельность - это причинять им ещё больший ущерб. В то же время, помня о своём путешествии в Африку в 1881 году, он учитывал, что белому человеку не место среди жарких тропиков, а потому необходимо налаживать контакты с Африкой, учитывая её специфику. «С установлением общего порядка в стране неизбежно улучшаются условия существования туземца - это происходит повсюду, где он входит в контакт с европейским элементом… Цель общей политики Свободного Государства Конго - способствовать возрождению туземной расы, внедрив в сознание туземцев великую идею необходимости труда»1. Однако это «внедрение» не пошло на пользу Конго.

Обязательства европейских стран перед Конго состояли в обеспечении безопасности и соблюдения прав населения африканской страны. «В результате такой «защиты» чуть более чем за тридцать лет эта огромная страна потеряла по самым скромным подсчётам по меньшей мере две трети населения». Почему это произошло и по чьей вине, Конан Дойл также рассматривает в своём труде. «Конан Дойл идёт дальше, анализирует факты, пытается понять, как же действовала созданная королем Леопольдом адская система. Проведя логическую цепочку от белого агента, закреплённого за опредёленной территорией для добычи каучука, до вышестоящих чиновников, Конан Дойл делает вывод, что главным виновником всех ужасов того времени является сам король. Но на этом выводы британского писателя не оканчиваются. Преступник - одиночка? Нет! Конан Дойл объясняет все тогдашние великие державы в том, то они «попустительствовали творимому преступлению». Америка - первая в списке обвиняемых, поскольку именно в Вашингтоне в 1884 г. официально было закреплено за Бельгией право распоряжаться территорией Конго. Не осталась без внимания и Великобритания: «Англия вместе с другими державами подписала Берлинский договор 1885 года, предусматривающий, что все его участники и каждый из них в отдельности несут ответственность за положение туземцев». Тем самым Конго фактически был подписан смертный приговор.

Как в случае с «Великой Англо-бурской войной», Дойлу пришлось выслушать немало критики в свой счет. Доходило даже до того, что его слова вырывались из контекста и представлялись общественности в искажённом виде. Вот как на это отвечал доктор в статье «О конголезском вопросе»: «Вы выразили сожаление по поводу следующих слов, произнесённых мною в Ньюкасле: «Тот факт, что Англия не вмешалась в ход событий много лет назад, лёг на неё вечным позором». Замечание это, вырванное из контекста, прозвучало в действительности не столь резко; в целом же я готов оправдать и объяснить свою позицию. Вашу критику можно было бы счесть справедливой, но только в случае, если бы наша страна не брала на себя обязательств перед конголезским народом»2. Обязательства были приняты ещё на Берлинской конференции, и с тех пор на международном уровне вопрос о положении Конго не поднимался.

Показательным случаем, о котором упоминает Конан Дойл и который хоть как-то проливал свет на состояние дел в Африке, были отчеты министра Бельгии по делам колоний, мистера Ранкэна. «По возвращении из своей инспекционной поездки министр предложил нам в конечном итоге туманные обещания реформ, призванные существующее положение дел продлить на многие годы, пока не истощатся окончательно либо запасы каучукового дерева, либо человеческие ресурсы. Этот фокус на протяжении истории Конго повторяется раз за разом, и, тем не менее, великие державы демонстрируют беспредельную доверчивость - если не сказать, безразличие»3. Обвиняли Дойла и в том, что он большое значение предаёт субъективной оценке очевидцев происшедшего. «Но даже если проигнорировать сообщения миссионеров, консульств, путешественников, бельгийских юристов (вновь и вновь подтверждающие друг друга), то останется отчёт комиссии 1905 года, назначенной самим королём Леопольдом: он сам по себе разоблачает бесстыдность заявлений министра»1. Чтобы добиться истины, Конан Дойл не останавливался ни перед чем, и учитывал любые источники информации.

Критикуя, Конан Дойл предлагает выход из ситуации: составить свод документов и свидетельств о происходящем в Конго, на основе этого созвать конференцию, где был бы решён вопрос доверия Бельгии в отношении гарантии прав туземных племён Конго. После этого следует решить вопрос управления страной путём разделения внутри неё сфер влияния между европейскими державами (18 августа 1909 г., «Таймс»)2. «Только тогда, когда жертвы будут отомщены, выжившие получат компенсацию, а страна передана в надёжные руки постоянного правителя, совесть Европы успокоится». Чтобы окончательно добиться реакции общественности, Конан Дойл призывает граждан всех стран к их сознательности: «Принимая в расчёт всю предысторию вопроса, должен заметить: если мы тщательно не изучим новые предложения, то проявим со своей стороны преступную халатность. Сохраняя молчание, мы создадим впечатление, будто британская общественность ими удовлетворена. Необходимо дать понять со всей ясностью, что некоторые пункты соглашения неприемлемы, и не позволят нам принять документ [о правах Бельгии на Конго] в качестве окончательного»4. За всем этим, по мнению Дойла, стоит не только политический вопрос, но и проблема культурной направленности. При условии, что начало ХХ века - это время технических перемен, научных открытий, то всё, что происходит в Конго, перечёркивает достижения человечества. «В чём состоит прогресс? Разве в том, чтобы увеличить скорость автомобилей и слушать хриплое бормотание граммофона? Ведь это только игрушки в нашей жизни. Если же под прогрессом понимать некую духовную категорию, значит мы не прогрессируем… Мы живём в эпоху спешки, но не называйте её прогрессом. Ход событий в Конго делает самую идею прогресса довольно абсурдной». Потому Конан Дойл и обратился к проблеме Конго и говорит, что это не только показатель жестокости империалистических амбиций, но и результат перемен в ХХ веке.

В 1914 году началась Первая мировая война. А для Конан Дойла началось новое приключение. Война - общее дело, объединяющее всех. «Дойл сам назвал войну «кульминацией своей жизни, как, должно быть, каждого мужчины и женщины»; и хотя дальше он написал о ней как о «страшной пучине», пучина эта была ему чем-то по душе»2. Всё потому, что именно в этот период его талант писателя был востребован больше всего, и он все силы тратил на то чтобы повлиять на ход войны, при этом, не забывая об остальных своих обязательствах.

В течение войны он был корреспондентом «Дейликрониклс», но работать пришлось не только по заказу газеты. 2 сентября 1914 года Ч. Мастерман, представитель и активный деятель либеральной партии, созвал таких писателей как Честертон, Уэллс, Гарди, Киплинг, Голсуорси, Уильям Арчер, Арнольд Беннет и ряд других писателей, в том числе и Конан Дойла, с просьбой поднять патриотический дух среди граждан. Все писатели согласились. Кроме этого Конан Дойл ещё и поучаствовал в феврале 1915 г. в митингах для рекрутов, на которых патриотических дух среди граждан Конан Дойл поднимал не только взывая к их гражданской ответственности. Как и во времена Англо-бурской войны, он напоминал, что у каждого есть своё занятие, которое может приблизить победу. Крикетист, обладая острым зрением, мог стать отличным стрелком, а футболисты и бегуны могли быть отличными солдатами в пехоте.

Сам Дойл рвался быть рядовым, желая своим примером поднять патриотический дух. Однако из-за возраста (на тот момент ему было 55 лет) ему отказали. Но таких бравых вояк преклонного возраста в стране немало. Так появился добровольческий отряд - Гражданский резерв, союз, где любой гражданин мог представить свою кандидатуру в случае экстренной мобилизации. Как организатор этого дела, Конан Дойл уведомил военное министерство о новой организации, которое обязывалось не мешать всеобщей мобилизации, а выполнять функцию резерва гражданских сил. Однако «сверху» самодеятельность не одобрили, т.к. правительство не одобряло подобной инициативы «снизу». Только когда поступил официальный приказ от лица правительства и назначенного человека - лорда Десборо, который в начале ХХ века занимался подобной деятельностью - только тогда это признали «сверху».

То же самое происходило и тогда, когда Конан Дойл пытался провести проекты по спасению моряков, потерпевших кораблекрушение. 5 августа 1914 г. - немцы подорвали британский корабль в устье Темзы, 22 сентября уничтожены три британских крейсера, не считая тех потерь, которые потерпел военный флот в открытом океане. Тогда корабли не были снабжены противоминными устройствами, спасательными шлюпками, жилетами и прочим, кроме этого запрещалось подплывать к тонущему кораблю, чтобы оставшийся целым корабль не подорвался или не потонул. В итоге множество людей замерзало в воде, не дождавшись помощи.

Мобилизация предполагала, что каждый гражданин мужского пола, включая рабочих, должен был быть готовым принять участие в военных действиях. «Механизм индустрии и так испытывает чрезмерные нагрузки. Между тем на системе производства основывается экономика государства, жизненно важная и для нас, и для стран-союзниц. Оторвать рабочего от станка в надежде через полгода сделать из него солдата, в то время как наибольшую пользу стране он принёс бы на месте работы, немыслимо»1. Рабочие, задействованные на военном производстве, своей работой уже служили своей стране.

Все эти события приводятся здесь для прояснения общественной позиции Конан Дойла. Поскольку физически участвовать в военных действиях он не мог, он решил использовать для борьбы с врагом, которым являлись не только немцы, свой писательский талант. «Врагами» в данном случае приходилось считать бюрократов, военных министров, которые не желали прислушиваться, как им казалось, к малозначительным требованиям общественного деятеля. Ещё «Дело Эдалджи», расследование Дойлом убийства в 1907-1909 гг., показало неповоротливость бюрократической системы. «Все чиновники в Англии отличаются редкостной сплочённостью, и, если вы пытаетесь бороться с ними, о справедливости лучше позабыть - вы ведёте борьбу с неким неофициальным профсоюзом, все члены которого стоят друг за друга и готовы принести общественные интересы в жертву ложно понятой идее солидарности». Необходимо было решать глобальные стратегические вопросы, и на фоне этого предложения Конан Дойла казались им скорее несвоевременными, чем нелепыми.

До начала войны Дойл делал некоторые прогнозы относительно её проведения, и это касалось и защиты морских кораблей в том числе. С одной стороны, используя своё положение, он мог критиковать правительство за глухоту к голосу разума, но вместо этого он проводит аналитическую работу, выясняет причины отсутствия спасательных приспособлений на корабле и находит решение: создать противоминное устройство для корабля, а для корабельного состава сделать круги, прототипы спасательных жилетов, спасательные шлюпки из лёгкой резины и укомплектовать их соответствующим образом, чтобы ими можно было воспользоваться за считанные секунды. Сначала Дойл пытался провести свою идею с противоминным оборудованием через личные письма в военное министерство, но, не имея генеральского чина и будучи без единомышленников, он никак не мог повлиять на ситуацию. Поэтому с объективными предложениями о спасательных мерах для экипажа он обратился за помощью к газетам «Дейли мейл», «Дейликроникл», «Хэмпшир телеграф», «Таймс» (в двух последних Дойл развивал идеи о защите пехотинцев с помощью стальных пластин и касок) и тут уже голос общественности не мог не достучаться до министерства. Черчилль, на тот момент возглавлявший Адмиралтейство, был «за» в отношении всех нововведений, «но и он, по мнению Дойла, не мог сладить с неповоротливой и консервативной бюрократической машиной».

На момент 1914 г., Конан Дойл, как и многие из его интеллигентов- соотечественников, не воспринимали всерьёз угрозу войны. Были и вполне логичные причины рассуждать именно так, хотя сам писатель признаёт, что «в отношениях между государствами не всегда правит разум, иной раз ту или иную страну охватывает безумие, которое опрокидывает все рациональные выкладки». Почему же возможность войны не казалось реальной? Конан Дойл объясняет это следующим образом: поводом для нападения на Германию должна быть «бессовестная провокация», и это далеко не выигрышный вариант: вести войну за пределами Империи возможно, если большинство её граждан поддержат это наступление и сочтут его справедливым. Если же Германия хочет напасть первой, то тогда неясно, чего она хочет от этой войны получить. В случае выигрыша она вряд ли получит большее пространства на рынке чем то, что уже у неё есть, а если хочет присвоить себе британские колонии, то тут она столкнётся с сопротивлением местного населения. Проиграв, Германия потеряет и рынки, и свои колонии.

Таково было мнение как до, так и после войны, с единственным отличием, что уже позже Конан Дойл признавал, что война могла начаться из-за того, что Великобритании придётся заступиться за одного из своих союзников: Бельгию или Францию. Но Германия рассчитывала как раз на обратное, что Англия не предпримет никаких действий, что говорило об абсолютном непонимании психологии возможного противника со стороны немцев. «Ложная посылка - вообще одна из самых замысловатых жизненных проблем: посылка, основанная на лжи, вызывает к жизни правду реального факта». Реальностью было то, что Германия всё же начала войну.

С иллюзиями по поводу начала войны Конан Дойл расстался после проведения любительского автопробега «Гонка принца Генриха» и прочтения книги германского генерала от кавалерии, военного писателя и историка Ф. Бернгарди «Германия и грядущая война». «В воздухе пахло войной»2, и конечным итогом предвоенных волнений Дойла стала статья «Англия и грядущая война», где он высказал свои прогнозы относительно самой войны и её окончания. Суть его выводов состояла в следующем: нет опасности вторжения на территорию Великобритании, поэтому территориальные войска бесполезны и готовить их к войне имеет смысл только за рубежом; по возможности нужно воздержаться от мобилизации как можно дольше; реальная угроза может быть с воздуха и над/под водой; подводные лодки сыграют решающую роль, если британские войска будут отосланы во Францию или Бельгию; необходимо максимально экономить во всём.

Самая главная опасность состояла в том, что германские подводные лодки могут уничтожить продовольственные суда, и война может вестись «экономическими методами». «Элемент опасности, -- писал он в своей статье, -- состоит в существовании новых форм ведения войны на море, которые не рассматривались компетентными людьми и которые могут полностью перевернуть её условия. Эти новые факторы -- подводные лодки и воздушные корабли». На этот случай Конан Дойл предлагал следующие пути решения: стимулировать сельское хозяйство, построить грузовые подводные продовольственные лодки, и тоннель под Ла-Маншем. Чтобы закрепить эффект результатов своей аналитической деятельности, он опубликовал вслед за своей статьёй в журнале «Стрэнд Мэгэзин» фантастический рассказ «Опасность», где описаны события, иллюстрирующие все эти выводы, причём этот рассказ стал неким пророчеством.

По окончании войны у Конан Дойла был замысел опубликовать книгу под названием «Британская кампания во Фландрии» («The British Campaign in France and Flanders»)., которая должна была стать аналогом «Великой Англо- Бурской войне», но уже о войне другого масштаба. «Сэр Артур никогда не отказывался использовать свою личную популярность, борясь за правое дело. Поэтому он также послал письма прессе, предложив новые идеи. Он знал, что, в то время как Военное министерство могло бы проигнорировать голос одного человека, это не могло проигнорировать голос общественного мнения». Но на этот раз министерство было не столь благосклонно открывать писателю свои архивы. И основными сведениями стали информация от его знакомых генералов, офицеров. «Британская Кампания во Франции и Фландрии была первоначально издана в шести томах. Первые не имели хороший сбыт, потому что они были изданы, когда война всё ещё велась. Общественность хотела услышать о сражениях дня скорее, чем те, кто читает историю первых лет войны. После того, как война закончилась, общественность скорее хотела избавиться от ощущения разрушения и смерти, и книга имела мало интереса к чтению о конфликте. Конан Дойл сказал, что книга имела «незаслуженное литературное разочарование»3. Книга не получилась абсолютно объективной, и не имела такого же успеха, как это было с «Великой Англо-бурской войной»: Англию, со страниц этой книги, не восприняли как главного союзника и победителя. «Ваш критик недоволен тем, что я не уделил больше внимания участию в войне других стран. Помешали мне сделать это, во-первых, заранее установленные (уже в заголовке) рамки исследования, а во-вторых, отсутствие соответствующей информации вроде той, что имелась у меня о британских войсках»1, отвечал на критику Конан Дойл на страницах «Нью-Йорк Таймс». Один из корреспондентов «Таймс», полковник Л. Холл, пользуясь своим профессиональным положением военного, написал критическую статью на публикации Конан Дойла, на которую писатель ответил, что «у меня нет никакого желания учить профессиональных солдат, но моя мысль заключается в том, что свободное обсуждение военных вопросов должно быть разрешено и обязано пользоваться поощрением»2. Это было одним из принципов Конан Дойла и как писателя, и как гражданина Великобритании.

Верность своему другому принципу, объективно относиться ко всему, Конан Дойл сохранил и в этой страшной войне. Когда он посещал фронты во время своей корреспондентской работы, он видел военнопленных. «Выйдя на сельскую дорогу, я решил заговорить с этими несчастными, понуро бредущими беднягами, и установить с ними добрые отношения. <...> Могу поручиться, что они были великолепными работниками, а также вежливыми и послушными людьми»3. Такое же отношение к людям он прививал и к своим детям: «- Немец-перец! - в ужасе воскликнул Толстик второй сын Конан Дойла от второго брака. - Да, немец. Только знайте и запомните, ребята, что и немец может быть благородным человеком. Другое дело, во что превратились эти благородные люди за последние три года. Этого я никак понять не могу. Но Фридрих Третий был прекрасным, замечательным человеком, стоит только взглянуть на его лицо. Но каким же негодяем и мерзавцем оказался его сын!4».

Для Конан Дойла война была великим приключением: постоянная смена событий, общение с разными людьми и национальностями, участие в самых ярких событиях, и более того - осознание значимости момента, который сплотил всех вокруг одного врага.

Да, это несомненно была трагичная страница в истории многих народов, но именно такие события позволяют людям объединиться и забыть о мелких распрях. «Возможно, в конечном итоге мы только выиграли, получив в истории очередной пример того, как самые хитрые планы человеческие оказываются ничтожны перед волей несравненно боле мудрого Высшего Разума». Теперь же, после войны, перед Европой в частности, стояли новые задачи. «Первейшая задача нашей дипломатии должна состоять в том, чтобы немцы не затаили обиду на многие годы; т.е. найти способ снять напряжение - не в ущерб, конечно же, принципам правосудия»2. Параллельно с событиями Первой мировой войны Конан Дойл занимался изучением и распространением спиритизма, и это также оставило свой отпечаток на его отношение к этому периоду его жизни.

Глава III. Спиритизм мистера Конан Дойла

3.1 Отрицание (позиция медика)

Прежде чем мы перейдём к этой главе, хотелось бы пояснить значение термина «спиритизм». В своём труде «История спиритизма» Конан Дойл отмечал, что «спиритизм есть часть спиритуализма, но не наоборот»1. Спиритизм - это догматическое учение об устройстве вселенной, в то время как спиритуализм - учение о переселении душ и способах общения с потусторонним миром. В оригинальных названиях трудов Конан Дойла можно встретить слово «spiritualism», тогда как русские переводчики переводят данное слово как «спиритизм». Обусловлено это тем, что в отечественной науке привычнее встречать понятие «спиритизм», понятие, которым обозначали феномен сестёр Фокс, первых известных медиумов (spiritus - от лат. «дух»).

Сэр Артур Конан Дойл был воспитан в строгих католических традициях. Его родственники платили за его образование в надежде на то, что он посвятит свою жизнь служению Богу. Уже с 1874 года намечался разлад с родственниками именно на религиозной почве. В 1881 году он категорично заявил о том, что отказывается принимать их предложение и хочет избрать своей профессией медицину. Своё решение Конан Дойл основывал на том, что не может поверить в то, что сам для себя не доказал и что доказать вообще трудно и мало поддаётся логическому осмыслению. К тому же он заверял, что не может в один миг поменять своего отношения к религии.

Ещё в школе у Конан Дойла наметился его разрыв с католической церковью. «Сам он говорит, что впервые ощутил трещину между собой и своими наставниками в тот миг, когда слушал проповедь, в которой говорилось о том, что любого человека, находящегося вне католической церкви, ждёт проклятие2». Логически рассуждая, Дойл никак не мог понять: как человека, созданного Богом, служители церкви могут отлучить от церкви? Не жестоко ли это по отношению к человеку? Такие размышления побуждали Дойла к осуждению религии, особенно за то, что человек, согласно догматам церкви, не может надеяться только на свой разум, но должен полагаться только на волю Проведения. Религия для Конан Дойла представлялась неким сводом правил, что в то же время, не казалось молодому писателю верным.

В годы медицинской практики Конан Дойл ещё больше разочаровался в тех надеждах, которые дают церковь страждущему человеку: «Если отказаться от мысли, что жизнь наша есть лишь духовное очищение в преддверии иного бытия, и убедить себя, что со смертью всё кончается, что нам не дано иного существования, невозможно сохранять веру в доброту и всесилие Бога». Такие рассуждения молодого писателя объяснялись полученным им медицинским образованием и средой, в которой обучался Конан Дойл: «Среди буйных студентов, кичащихся взрослым цинизмом, витал дух насмешки над традиционной теологией. Да и воздух всей Британии был пропитан этим. Артур вдыхал его в проспиртованных анатомичках, где человеческое тело едва ли наводило мысль об обители Святого Духа»4. Теперь то, что вызывало в школе у него недоумение на проповедях наставников, стало просто смешным. Окончив университет, он мог изучить каждую молекулу человеческого тела и не найти там души. Как и большинство молодых врачей того времени, которые придерживались позиций позитивизма, Конан Дойл был материалистом во всём, что касалось человека и его судьбы. Но в то же время, признавая отсутствие души, Конан Дойл не мог для себя найти ответ, как же создан этот мир и что влияет на человеческую жизнь.

Примерно около 1880 года Конан Дойл стал чаще встречаться со спиритизмом: «Я всегда смотрел на эту тему как на величайшую глупость на свете; к тому времени я прочитал кое-какие рассказы о скандальных разоблачениях медиумов и поражался тому, как человек, будучи в здравом уме, мог вообще в такое поверить. Однако некоторые из моих друзей интересовались спиритуализмом, и я вместе с ними принял участие в сеансах с верчением стола... Боюсь, единственным результатом этих посланий для меня стало то, что теперь я смотрел на своих друзей с некоторым подозрением». Психотерапия, гипноз, телепатия - всё это надо было сначала изучить на научном уровне, и уж потом пытаться найти в этом религиозный подтекст.

Своё отношение к вопросам религии Конан Дойл выразил в художественных произведениях. Особенно хорошо он изобразил своё противостояние по поводу догматов церкви с тётушкой Аннет в романе “Письма Старка Монро”: «Однажды она разносила какого-то священника епископальной церкви за то, что он совершил какую-то службу в пресвитерианской капелле. Должно быть, мои глаза говорили, о чём язык молчал, потому что она внезапно обратилась ко мне и сказала: “Я вижу, что вы не согласны со мной, доктор Монро”. Я спокойно ответил, что не согласен, и попытался перевести разговор на другую тему? но её трудно было сбить с позиции. “Почему же, могу я спросить?”. Я объяснил, что по-моему мнению, тенденция века - устранение смешных догматических разногласий, совершенно ненужных и столько времени вредивших людям; и выразил надежду, что скоро наступит время, когда хорошие люди всех вероисповеданий выбросят этот хлам и протянут друг другу руки». Под «хламом» подразумевались не только разногласия между концессиями, но и их принципы верить во что-либо. Примерно так выглядели многие разговоры между молодым Конан Дойлом и его дорогой тётушкой.

Стоит сказать о том, что при первичной публикации романа «Письма Старка Монро» большая часть, которая должна была сделать книгу философской сенсацией, не была опубликована. Тем не менее, исследователь Чертанов М. приводит материалы, которые характеризуют мировоззренческие взгляды Конан Дойла в конце 1880 - начале 1890-ых гг., и приводит прогнозы писателя «относительно развития цивилизации:

1. Человек покорит воздушные просторы и морские глубины.

2. Успехи профилактической медицины искоренят болезни и приведут к тому, что причиной смерти останется только старость.

3. Образование и социальные реформы общества покончат с преступлениями. Таких, как Билл Сайкс (бандит из «Оливера Твиста»), будут показывать детям в музеях.

4. Англоговорящие нации объединятся с центром в Соединенных Штатах.

5. Постепенно европейские государства последуют их примеру.

6. Войны будут редки, зато более ужасны.

7. Современная форма религий упразднится, но суть ее останется, так что единая вселенская вера будет воспринята всей цивилизованной землей.

8. Изменится сам человек: за ненадобностью у него исчезнут зубы, волосы, зрение»1. Что-то из слов Конан Дойла оказалось пророческим, и сам писатель был уверен в том, что смог заглянуть далеко в будущее, как это делали спириты. Но чем больше он погружался в изучение спиритизма, тем больше он понимал для себя, что может познать большее.

3.2 Изучение спиритизма (позиция писателя)

Научное изучение спиритизма у Конан Дойла проявилось ещё в Портсмуте. Сильное впечатление на Дойла произвела книга поэта и исследователя паранормальных явлений Фредерика Майерза «Человеческая личность и её дальнейшая жизнь после телесной смерти». После её прочтения Конан Дойл даже устраивал дома эксперименты. Результатом их стало то, что Конан Дойл определил для себя факт существования некой «силы», которая действует независимо от того, верят в нее или нет.

К портсмутскому периоду относится знакомство Конан Дойла с генералом Дрезденом, который увлекался паранормальными явлениями и спиритизмом в том числе. Тогда же произошло его и знакомство с сеансами мистера Хоума, одного из известнейших медиумов в 1880-ых. Свидетелями его чудес во время сеансов были уважаемые в обществе люди, и для Дойла это послужило сигналом для более подробного изучения этого вопроса. Так, он начал читать эзотерическую литературу, интересоваться йогой и информацией о левитации индийских йогов. Интерес к йоге выразился и в художественных произведениях: на свет появилась «Загадка Клумбер-холла».

В 1887 году, с 24 января до июня Конан Дойл приглашает в свой дом профессионального медиума Хорстеда и архитектора Болла для проведения экспериментальных сеансов. «На одном из них Конан-Дойль получает интересное сообщение, которое затем в избытке энтузиазма публикует в журнале "Лайт". Эта публикация от 2 июля 1887 года позволяет датировать первое публичное выражение интереса создателя Шерлока Холмса к спиритизму. Сообщение, им полученное, давало ему совет: "Не читайте книгу Лея Ханта" - как раз в то самое время, когда он спрашивал себя, стоит ли ему браться за одну из работ этого автора, посвящённую комическому театру периода Реставрации». Во время некоторых спиритических сеансов Дойл признавал, что медиумам приходится хитрить, если потусторонние силы не желают являться, и из-за этого теряется суть дела. «Главное - сосредоточиться на том, что безусловно истинно, и делать выводы только исходя из этого»3. Дальнейшее знакомство Конан Дойла проходило в рамках Общества Психических исследований, в которое он вступил в 1891 году.

Изучению спиритизму Дойл решил посвятить себя примерно с 1906 года.

В ранний период он характеризовал спиритизм как «движение, которое призвано придать жизнеспособность нынешним мёртвым и холодным религиям, называется «новейшим спиритизмом». «Новейший» (или «современный») - слово, указывающее на то, что само по себе явление в той или иной форме существовало и раньше и, стало быть, старо, как мир»1. Это была та религия, которая «не расточала проклятий налево и направо, не внушала человеку что душа его загублена из-за того или иного прегрешения против доктрины. Как он сообщил своим друзьям в 1901 году к их немалому удивлению он верил, что в исследовании физиков Крукса, Майерза и Лоджа, в работах биолога и географа Альфреда Рассела Уоллеса, которые он читал в Саутси, много справедливого»2. Это всё были люди науки, которые провели аналитические исследования в области паранормальных явлений. Их выводы базировались на фактах, в то время как те, кто критиковал их, фактов предоставить не могли.

Возникает вопрос: как человек, создавший гениального персонажа с холодной логикой который не раз критично, научно подходил в реальной жизни к любому сложному вопросу, мог быть так легковерен? Однако, как раз за счёт своего огромного жизненного опыта, Дойла невозможно было обмануть. То, во что он верил и не подвергал сомнениям - то являлось для него состоявшимся фактом, который он будет защищать. В своих мемуарах Конан Дойл(перечислял имена учёных, которые являлись для него авторитетами в юности: Ч. Дарвин, Т. Гексли, биолог, один из главных пропагандистов учения Дарвина, физик Дж. Тиндал, натуралист и путешественник Альфред Уоллес, основатели позитивизма социолог Г. Спенсер и экономист Дж. Милль. Все эти ученые досконально изучали поставленные пред ними проблемы и опирались на проверенные факты. Также стремился поступать и сам Конан Дойл.

В период изучения спиритизма, это течение проявлялось в творчестве Конан Дойла на уровне создания ощущения чего-то мистического и таинственного. В рассказах «Капитан Полярной звезды», «Джон Баррингтон Каульс» прослеживался ранний интерес к спиритизму и гипнозу. Также первое произведение о Шерлоке Холмсе, «Этюд в багровых тонах», затрагивал актуальную тему для того времени (1887 год). Вокруг деятельности мормонов в общественности велись горячие споры. Очень характерен для «рубежа веков» интерес Конан Дойла к фигуре учёного: «Сначала перед нами образ учёного- преступника - Мориарти, Стэплтон, и только потом появляется честный учёный мистер Челленджер.

В своих произведениях Конан Дойл предугадал проблему морального вопроса в науке: как изобретения учёного, созданные для улучшения жизни, могут пойти во вред всему человечеству». Повесть «Открытие Рафлза Хоу» как нельзя лучше раскрывает убеждения Конан Дойла на раннем этапе изучения спиритизма: «Ужас охватил его, когда перед ним вдруг, как в тумане, предстали все эти неразрешимые задачи: что, если он совершит ошибки, которых потом не исправить никакими деньгами? Путь, начертанный провидением, -- это прямой путь, а он, полуслепое создание, хочет изменить его, пытается повести человечество куда-то в сторону. Удастся ли ему стать благодетелем человечества, не окажется ли он величайшим его врагом?». Идея Провидения встречается и в других его произведениях: то в качестве неизбежного рока, то в качестве ведущего фактора изменений в жизни человека, как это будет прослеживаться в более поздних произведениях, в частности в «Отравленном поясе». Идея смерти, последнего взгляда на рассвет; что думает в этот момент человек, пронизывает всё произведение. Стоит отметить, что роман написан после крушения «Титаника». Идеями спиритизма проникнуты все его поздние мемуары, в которых писатель отводит целые главы этой теме или вставляет в одну из них фразы наподобие этой: «Сначала китовый жир, потом пальмовое масло - кто-то основательно подмазал мой гороскоп»3. В это же время у Конан Дойла появляются размышления о жизни после смерти. «Если я буду жить после смерти… Лишь одно сможет поразить меня. Это дословное осознание правоты христианской веры»1. Но мы забегаем немного вперёд, поскольку Конан Дойл не сразу пришёл к мысли об общих чертах спиритизма и христианства.

Параллельно с написанием «Великой Англо-бурской войны» Дойл также продолжал изучать психические явления. Во время ожидания своей очереди при получении рыцарства, он разговорился с физиком и инженером Оливером Лоджем, который на тот момент, по словам Дойла, был более твёрд в своих убеждениях о спиритизме: «Я, хотя и не сомневался в истинности спиритических явлений, ещё не был уверен: нельзя ли объяснить существование невоплощённого разума, являющегося их движущейся силой, какой-то иной причиной»2. В то же время ему приходилось выступать на трибунах Эдинбурга, баллотируясь в парламент.

После скандала с плакатами, Конан Дойл не раз выступал по этому поводу, чтобы дать соответствующий отпор. Такие выступления не могли не коснуться его религиозных убеждений: «Я не являюсь последователем Римской католической церкви; более того, не был им со школьной скамьи. В течение двадцати лет я страстно выступал в поддержку полной свободы совести и считаю, что любая заскорузлая догма недопустима и в сущности антирелигиозна, поскольку голословное заявление ставит вытесняя логику, во главу угла, чем провоцирует озлобленность в большей степени, нежели любое иное явление общественной жизни»3. Дойл отмечает, что целиком посвящена этой теме его автобиографическая книга «Письма Старка Монро».

Кроме этого, Дойл подчеркивал, что именно из-за религиозных разногласий в Ирландии происходят беспорядки. «Поменьше бы нам религиозного догматизма и политической озлобленности с обеих сторон - тогда, возможно, Ирландия смогла бы объединиться на основе идей национального единства и долга перед Империей». Как было характерно для писателя, рассуждая о проблеме, он, помимо критики, предлагал её решение: «Думаю, самый благоприятный с точки зрения счастья человечества ход развития религиозной мысли в будущем состоит в том, чтобы представители различных вероисповеданий обратили своё внимание на имеющуюся между ними общность вместо того, чтобы делать упор на разделяющие их догматические и ритуальные элементы, к сути христианства не имеющие никакого отношения». Религия стала той сферой деятельности, которая в итоге объединила две его основные: литературную и политическую.

В связи с этим, как считал сам Конан Дойл, это авторитет и положение в обществе обязывает распространить идеи спиритизма и донести до всех истину, которую несёт в себе это течение.

3.3 Принятие и распространение (позиция общественного деятеля)

21 октября 1916 года, Конан Дойл опубликовал статью в журнале «Лайт», в которой писатель в своих мемуарах называет «третьим поворотным моментом в жизни». Эта статья является публичным заявлением писателя, что он принимает спиритизм как веру в общение с умершими. «Тщательно взвешивая каждое слово, он утверждал, что, столкнувшись со свидетельством жизни после смерти, можно пойти по двум путям рассуждений. Или абсолютное безумие, или переворот в религиозной мысли, писал он, -- переворот, дающий нам бесконечное утешение, когда те, кто дорог нам, уходят за завесу „мрака“».

После этого заявления многие современники или исследователи биографии писателя делали вывод, что обращение к оккультному движению случилось по причине потери родных и близких в Первой мировой войне. Однако учитывая весь его предыдущий опыт изучения спиритизма, этот тезис нужно поставить под сомнение.

В заметках того же года Конан Дойл отмечал: «Дуновение Духа можно ощутить сегодня, здесь, в этой комнате так же свободно, как некогда в Горнице Сионской. Бог не умер две тысячи лет назад. Он здесь, сейчас… Единственная незыблемая и вечная ценность - память о том, что мы обсуждали сегодня, мост через смерть, верное продолжение пути в потустороннем мире1». К тому моменту писатель определил для себя, что есть некая «сила», которая лежит в основе всех процессов, происходящих на земле. Но именно спиритизм из всех религиозных течений является истинным, поскольку «вместо ада и рая спиритизм предлагает концепцию постепенного подъёма по лестнице бытия без тех падений и взлетов, которые мгновенно превращают человека либо в ангела, либо в демона». По сути, тут изложена программа развития человека, «перешагивающего через смерть, чтобы продолжить свое существование в иных мирах. И программа эта - в викторианском духе - эволюционная. Спор души с телом рассматривался как практическая задача, решением которой и занимались медиумы на своих спиритических радениях»3. Очень многие друзья и родственники удивлялись и не понимали, чем обусловлен выбор Конан Дойла. Многие даже предавали забвению его дружбу.