В последней главе мы видим развязку произведения. Из нее мы узнаем о том, что наша героиня Сесиль и ее отец вернулись к привычному образу жизни: «Встречаясь, мы с отцом смеемся, рассказываем друг другу о своих победах. Он, конечно, подозревает, что мои отношения с Филиппом отнюдь не платонические, а я прекрасно знаю, что его новая подружка обходится ему очень дорого. Но мы счастливы» (36).

Однако, даже не желая замечать этого, Сесиль изменилась: «Но иногда на рассвете, когда я еще лежу в постели, а на улицах Парижа слышен только шум машин, моя память вдруг подводит меня: передо мной встает лето и все связанные с ним воспоминaния. Анна, Анна! Тихо-тихо и долго-долго я повторяю в темноте это имя. И тогда что-то захлестывает меня, и, закрыв глаза, я окликаю это что-то по имени: «Здравствуй, грусть!»» (36). В прошлом девушка никогда не испытывала таких чувств и подобные мысли ее не посещали. Судя по всему, она повзрослела, превратившись из бездумного и легкомысленного юного создания во взрослую женщину. Но за взросление пришлось заплатить слишком высокую цену.

В самом заглавии («Bonjour, Tristesse»), как кажется, рассказчик приветствует появление нового чувства: «Здравствуй!». «Грусть» - это также неприятное чувство разделения и одиночества, которое мешает сближению с другими людьми и установлению более тесных и стабильных контактов. «Грусть» - это одновременно то отчaяние, то разочaрование, что приводит Анну Ларсен к потере своего эмоционaльного баланса и внутреннего контроля, и она совершaет самоубийство (мужчина, которого она любила и кому она доверила свое тело и душу, предает ее, и она не выдерживает предательства). В то же время, понятие «грусть» («печаль») характеризует переживания определенного слоя «золотой молодежи» (эгоистичная, аморальная и беззаботная), к которой принадлежит главная героиня. Печаль, связанная с психологией молодежи, как повторное вступление во взрослую жизнь и связанные с этим разочарования, в то время, когда молодые люди сосредоточены на себе, пытаясь осознать себя, понять других, принять мир, в котором живут и правят взрослые - вчерашним детям так трудно принимать чужие взрослые правила! Резкие суждения Сесиль, ее манипуляция другими людьми, разработанный ею макиавеллевский план - все это обрекает юную героиню на «скуку» (эгоизм), в которой есть слабые проблески раскаяния. И все же в финале романа «Здравствуй, грусть» речь идет о непобедимой безнравственности героев. Они обречённо принимают грусть, зная, что это - вполне заслуженное наказание для них.

Зaглавие ромaна «Прощай, печаль» (Un Chagrin de passage) явно коррелирует с заглaвием романа «Здравствуй, грусть», выглядит как его антипод. При этом, оно отсылает к тому же стихотворению Поля Эллюара, что и дебютный роман. Это заглавие метафорично. В нём присутствует обращение не к человеку, а к чувству, состоянию души (в этом одна из особенностей поэтики Саган). И.Ю. Вараксич очень точно подметил, что писательница свои «внутренние волнения, грусть, горечь не выплескивает наружу в словесно-речевом потоке, а скрывает их, как бы уводит в подтекст». Эта тенденция отражена и в названиях её романов.

Герой ромaна «Прощай, печаль» узнаёт о том, что у него смертельная болезнь, которaя перечёркивает все его планы на жизнь - оптимистичные, обещающие наслаждения: «…Это состояние незащищенности, внутренней хрупкости, сама мысль о том, что костяк непрочен и может сломаться под тяжестью собственного веса, ощущение массы собственного тела и приход в себя (одновременно сопровождаемые паникой и ностальгией) вынести было невозможно. Словно он уже прощался со своим прекрасным Парижем!».

Только болезнь смогла заставить Матье задуматься о своей жизни и поступках. Герой, который легкомысленно шел по жизни, сумел переосмыслить свое внутреннее состояние, а также отношение к близким людям. Нависшая над ним угроза смерти должна была, по сути, повергнуть его в пучину отчаяния. Но происходит обратное. Духовно-нравственная эволюция открывает иные точки отсчёта. Матье понимает, что внутренняя печаль сковала его давно, а болезнь открыла ему это. Пересмотр ценностей позволяет ему освободиться от этой печали, о чём свидетельствуют последние строки: «Что-то наподобие счастья зрело в его душе. Что-то торжествующее и тихое одновременно. Он встал с кресла, слегка пошатываясь. Впервые в жизни, отметил он, бесшумно проходя через кухню, впервые в жизни он захмелел от одиночества…» (121).

Радость и торжество жизни звучат в этих строках, передающих ощущения и мысли героя. Он распрощался с главной болезнью своей жизни снедающей изнутри печалью - и обрёл счастье с самим собой. Финал романа как нельзя лучше перекликаются со строками Элюара - оптимистичными, звучащие радостью. В отличие от гереов дебютного романа Ф. Саган, герой данного произведения поднимается наверх, к свету. Он вправе сказать: «Прощай, печаль», потому что духовно переродился.

Заглавие романа «Немного солнца в холодной воде» (Un peu de soleil dans l'eau froide) также вдохновлено строками Поля Элюара, и именно они звучат в эпиграфе романа:

И я вижу ее, и теряю ее, и скорблю,

И скорбь моя подобна солнцу в холодной воде.

(пер. Ваксмахера)

«Немного солнца в холодной воде» - произведение, не вполне типичное для раннего творчества Саган. Центральным персонажем здесь является мужчина - 35-летний журналист Жиль Лантье. Вместе с тем, здесь снова звучит ключевая тема творчества писательницы - мужской эгоизм, губящий любящую и самоотверженную женщину.

Кажется, у Жиля Лантье есть все, что нужно человеку для счастья: притягательная, яркая внешность, работа по душе, любимая женщина. Но внезапно у него начинается тяжелая депрессия: «...он просыпался на рассвете и сердце колотилось от страха, от того, что он уже не мог называть иначе, чем страх перед жизнью, и он ждал: вот-вот речитативом заговорят в его мозгу тревоги, неудачи, голгофа начавшегося дня»49.

Жиль отпрaвляется на отдых и восстановление в небольшой городок Лимузен, к своей сестре Одилии: «Жиль знал, что у сестры ему будет смертельно скучно, но по крайней мере здесь он сможет убежать от самого себя, от тех нелепых припадков, которые, как он чувствовал, будут повторяться все чаще, если он останется в Париже… Кроме того, побыть в обществе родной сестры, другими словами, единственного человека, связанного с тобою естественными, кровными узами, казалось ему просто благословением небес».

В Лимузене герой знакомится с красавицей Нaтaли Сильвенер - «королевой города», женой судейского чиновника: «Жиль обернулся и оказался лицом к лицу с высокой красивой женщиной, улыбавшейся ему. Она была рыжеволосая, со смелым взглядом зеленых глаз, с дерзким и вместе с тем добрым выражением лица» (19). Роман, вспыхнувший между Жилем и Натали, постепенно возвращает молодого человека к жизни. Именно Натали становится для героя тем самым «солнцем в холодной воде», о котором упоминается в заглавии и эпиграфе романа. Однако уже на первом свидании героиня предсказывает трагический финал их отношений: «Ты читал когда-нибудь русские романы? Внезапно, после двух встреч, герой говорит героине: «Я люблю вас». И это правда, и это ведет повествование прямо к трагическому концу» (23).

Первоначально ничто не предвещает беды, напротив - Жиль получает повышение по службе, а присутствие Натали согревает солнцем «холодную воду»: «Он обнял ее и сразу позабыл и Париж, и политику. Он цинично подумал, что ему будет недоставать такой любовницы, но тут же забыл и об этом и долго лежал неподвижно, положив голову ей на плечо, испуганный мыслью, что должен расстаться с нею хотя бы ненадолго. Она молча гладила его по голове, перебирала ему волосы, на затылке. Заходящее солнце заливало комнату светом, и Жиль понял, что никогда не забудет этого мгновения» (29).

Ради легкомысленного и эгоистичного Жиля Натали оставляет мужа и благополучную жизнь. У нее не остается никого, кроме него: «Она действительно сожгла последние мосты, соединявшие ее с прошлым, с детством, с друзьями. Брат замучил ее советами, мольбами, а муж поставил ультиматум: «Или оставайся сейчас, или уходи навсегда». Обо всем этом она рассказала Жилю короткими, отрывистыми фразами, и он радовался, что она в темноте не видит его слез. Никто в Лимузене не доверял ему, решительно никто, даже родная его сестра Одилия, которая, однажды набравшись смелости, отвела Натали в сторону и спросила, счастлива ли она, но с таким видом, будто спрашивала о чем-то невозможном» (70).

Опасения сестры Жиля и брата Натали, назвавшего его «слабым, безвольным эгоистом» оказались не беспочвенны. Натали оказывается слишком ярким «солнцем» в жизни Жиля, и он скоро начинает бояться, что она затмит его самого: «Жиль переживал свою досаду целый день. В конце концов, он все время играет при этой женщине глупейшую роль. Он ничего не понимает в театре, не очень-то разбирается в литературе, лишен художественного чутья, ему нередко случается сморозить глупость даже в тех вопросах, которые считаются его специальностью, а она незаметно старается его спасти. Как она, наверное, смеялась, видя его ухаживания за Элоизой, за этой несчастной Элоизой, которую богатый любовник (должно быть, у него губа не дура) готов сию же минуту бросить ради Натали» (59).

В конечном итоге, присутствие Натали начинает тяготить Жиля, о чем тот, не подозревая, что женщина слышит его, рассказывает своему другу Жану: «Видишь ли, когда я с ней познакомился, я был… ну, ты, конечно, помнишь… с меня словно кожу содрали… Она положила меня на пуховую подушечку, согрела, вернула к жизни… Но теперь… Теперь эта подушка давит мне на лицо, душит… Все, что я любил в ней и что поддерживало меня ее властность, ее прямолинейность, цельность, - все это обратилось против нее… Ему следовало бы, ради точности, добавить, что он не может и помыслить себе жизни без нее. Но в порыве гордости и самодовольства по поводу своей удачной статьи и всеобщего одобрения, видя явное сочувствие Жана, он избавил себя от этого признания».

Не подавая вида, что отношение Жиля ей известно, что она слышала этот разговор, сохраняя чувство собственного достоинства, Натали уходит из дома, чтобы снять номер в гостинице и принять огромную дозу снотворного.

«Солнцу» оказалось не под силу согреть «холодную воду». Даже видя умирающую Натали, Жиль не перестает быть эгоистом: «Что-то незнакомое искажало ее лицо. Он видел, как у нее на шее бьется синяя жилка, вспомнил, как быстро билась эта жилка в часы любви, и его охватило смутное чувство негодования. Она не имела права так поступать, отнять навсегда у него себя, такую прекрасную, полную жизни, такую любимую, она не имела права даже пытаться бежать от него» (72). Жиль не пытается винить себя, не хочет понять, что причиной смерти Натали стал его эгоизм. Он жалеет не ее - женщину, пожертвовавшую всем ради любви к нему и не сумевшую пережить его предательства. Он жалеет лишь себя - ведь это у него отняли красивую и любимую игрушку. И, как всегда у Саган, женщина оказывается достойнее и благороднее мужчины. Натали оставляет предсмертную записку, в которой оправдывает Жиля и обвиняет себя: «Ты тут ни при чем, мой дорогой. Я всегда была немного экзальтированная и никогда никого не любила, кроме тебя» (73).

Заглавие романа - «Немного солнца в холодной воде» - охватывает все его содержание и выражает авторскую позицию к героям и описанным событиям. «Холодное вода» - это унылое, безотрадное существование плывущего по течению Жиля. Красивая рыжеволосая Натали - то самое «солнце», которому лишь на короткий миг удалось согреть эту воду.

Как и в поэтических строках Поля Элюара, Жиль видит прекрасную Натали, но оказывается неспособен сделать ее счастливой и удержать рядом с собой. Несмотря на то, что финал романа может показаться неожиданным, он вполне закономерен. Как и в дебютном произведении писательницы, здесь прекрасная и благородная женщина уходит из жизни по вине слабого, недостойного и легкомысленного мужчины, внезапно почувствовав себя ненужной и никого ни в чем не обвиняя. И вновь запоздалые сожаления не могут ничего изменить: холодная вода поглотила солнце, не выдержавшее этого холода.

Роман Ф. Саган «Любите ли вы Брамса?..» (Aimez-vous Brahms?..) увидел свет в 1959 году. В эссе «Страницы моей жизни» писательница приводит фрагмент чужой критической статьи, посвященной этому роману: «Прелесть этой книги в том, что сюжет строится вокруг трех персонажей, заставляющих друг друга страдать, но не теряющих обаяния. И хотя возраст Поль представлен в романе как обстоятельство, чреватое неизбежной катастрофой, хотя страсть, поражающая героев громом небесным, - вещь сегодня редкая, а Роже с его романами-однодневками наводит скуку, само описание героев - абсолютно классическое и вместе с тем захватывающее. Мадам Саган рассказывает нам об одиночестве в любви с искренностью и целомудрием, и мы восхищаемся этими качествами»50.

Заглавие романа отсылает читателя к музыке Брамса, и все произведение пронизано особой мелодикой, присущей фортепианной музыке этого композитора, рожденной эпохой романтизма.

Язык Саган можно сравнить с музыкой Брамса, мир произведений которого «необуздан, фантастичен и даже демоничен - и, однако же, какое это тонкое, всегда органичное построение!».

Музыку Брамса характеризуют такие понятия, как «меланхолия» и «томление»: «Брамсу свойственна меланхолия бессилия и характернейшим для него является томление»52. Так и в романе короткая записка Симона, содержащая в себе вопрос, разбудила в Поль все невысказанные чувства: «Она теряла себя, теряла свою тропу, и никогда ей уже ее не найти. «Любите ли вы Брамса?» Она неподвижно постояла у открытого окна, солнце ударило ей в глаза, ослепило на миг. И эта коротенькая фраза: «Любите ли вы Брамса?» - вдруг разверзла перед ней необъятную пропасть забытого: все то, что она забыла, все вопросы, которые она сознательно избегала перед собой ставить. «Любите ли вы Брамса?» Любит ли она хоть что-нибудь, кроме самой себя и своего собственного существования? Конечно, она говорила, что любит Стендаля, знала, что его любит. Вот где разгадка: знала. Возможно, она только знала, что любит Роже. Просто хорошо усвоенные истины. Хороши в качестве вех. Ей захотелось с кем-нибудь поговорить, как бывало в двадцать лет.». Поль томится, переживая одновременно и любовь, и печаль, и одиночество. Сравнивая драматургию сочинений Брамса с канвой романа, можно увидеть схожие черты: «мечта о любви, ее осуществление и расплата за миг счастья». Симон, увидевший Поль, также полон противоречивых чувств (эмоций): «Он любил ее, и он прислушивался к этой любви, которая окликала Поль, догоняла ее, говорила с ней; он слушал ее не шевелясь, испуганный, без мысли, чувствуя только боль … Лучше иметь основательную причину для несчастья, чем ничтожную для счастья».

Героика музыки Брамса включает постоянную возможность страдания, отчаяния, страха смерти; в итоге брамсовские героические мотивы заканчиваются либо спадом, либо катастрофой, «силой рока». В романе музыка Брамса звучит «немножко патетично, временами, пожалуй, чересчур патетично». Сравним музыкальные мотивы с переживаниями Поль, которая «устала и по горло сыта свободой, ставшей законом их отношений, этой свободой, которой пользуется лишь он один, а для нее она оборачивается одиночеством. Она вдруг упала духом» (1). Вся жизнь представилась Поль «бесконечной чередой одиноких ночей, среди несмятых простынь, хмурого спокойствия, сопутствующего долгой болезни. Никому она по-настоящему не была нужна» (3). Особенно характерно трагикомичное заявление Симона: «Мне временами хочется выть: боюсь, боюсь, любите меня! … Я обвиняю вас в том, что вы позволили любви пройти мимо, пренебрегли прямой обязанностью каждого живого существа быть счастливым, избрали путь уверток и смирились. Вы заслуживаете смертного приговора; приговариваю вас к одиночеству».

Музыке Брамса присущи такие настроения, как «воспоминания о прошлом», тоска по идеализированному «вчера», романтизация прошедших эпох. Отзвуки этого можно найти и в романе Ф. Саган: «Вдруг Поль открылось, что именно время-то и сжигает ее на медленном огне, убивает исподволь, обрушиваясь на тот облик, который нравился многим» (1). Симон рассуждает о привязанности Поль и непостоянстве Роже так: «Ему вдруг захотелось обернуться и ждать. Ждать, пока эта женщина поймет, что любит самого заурядного хама; но как раз такие-то вещи понимают медленнее всего на свете… Она, должно быть, грустит и замечает первые трещинки…» (15). При этом, Симон сам видит свое прежнее непостоянство и то, как быстро ему надоедали женщины.

Для Брамса общение с природой - это источник радости и душевного покоя. Его настоятельной потребностью были многочасовые прогулки по окрестностям Вены. Герой романа Симон также в ожидании бродит по улицам и думает о Поль, «с горькой усладой» отдающейся своему одиночеству. Симон говорит про нее: «Вы любите Роже, но вы одиноки, - В воскресный день обедаете одна, и, возможно даже, вы… вы часто спите одна» (16). У Брамса время года - «золотая осень Скрипичного и Второго фортепианного концертов, поздняя осень интермеццо»55. Так и Поль ощущает осень своей жизни: «В такие минуты она была на грани старости, становилась покорной рабой того чудесного, единственного желания любви, которое только и ведомо старости» (38), она видит себя старой, уродливой, «меж тем как она сама чувствует себя усталой и ищет лишь одного - поддержки» (24). Роже также опасается на закате жизни не испытать больше былого накала страстей, проводя время с подругой в деревенской гостинице: «Происходило это на ферме-гостинице, из тех, что нередко встречаются в Иль-де-Франс, где пейзаж странным образом соответствует тому представлению о деревне, которое создают себе люди, уставшие от городской жизни». Симон тоже устало покоряется судьбе: «Он откинул голову, почувствовав вдруг смертельную усталость, подчинившись неизбежности разлуки. В это единое мгновение он сразу постарел на тридцать лет, покорился жизни».

В музыке Брамса нередко звучат мотивы смерти. Она предстает и как неумолимо грозная враждебная сила, и как утешительница. Образ смерти - в духе романтической традиции - изображен как освежающий и целительный сон. Мотивы смерти звучат и в романе Ф. Саган. В момент расставания Поль и Роже ощущается конец, смерть отношений, рубеж, вместе с болью дающий свободу Поль: «Боюсь, что мне нечего больше сказать, - произнес он. И по этим словам она поняла, что он несчастлив. Будь он счастлив, он вернул бы ее себе. А так его словно побили камнями, и она сама бросила в него последний камень. Она прошептала: - Ты и так все сказал. - Ты сама говоришь в прошедшем времени» (29). Однако судьба непреодолимо влечет Поль обратно в неизбежность: «Поль восставала против собственного фатализма, против ощущения, что это неизбежно. Но в ее жизни лишь одно было неизбежно - Роже… Она не скажет «он», она скажет «мы», так как не может разъединить их жизни». В результате Поль чувствовала, что она спасена. И что погибла одновременно.

На эмоциональном и тематическом уровне мы можем заметить, что роман Ф.Саган и музыка Брамса созвучны. Писательница передает тонкие душевные переживания героев, неизменно наполненные особой мелодикой.

В заглавии романа «Через месяц, через год» (Dans un mois, dans un an) есть некоторая недосказанность. Оно рождает мысль об обещании. При этом, оно характеризует особый хронотоп произведения.

И вновь здесь присутствует интертекстуальный посыл: строчка взята из пьесы Ж. Расина «Береника»: «Что будет с нами через месяц, через год, коль за морями жизнь без вас полна невзгод…»56. В этих строках Расина присутствует особое настроение, в них присутствует мотив бесприютности, неприкаянности. Нечто подобное испытывают и герои романа Саган.

Автор исследует внутренний мир молодого поколения Франции. Писательница видит в представителях этого поколения пресыщенность, желание развлекаться, пускаться в бесконечные любовные приключения, тонуть в пучине алкогольного и наркотического угара. У них нет цели, нет внутренних сил. Они думают, что лучшее придёт к ним когда-нибудь само - «через месяц, через год».

Автор постоянно подчеркивает бесплодности всех попыток, всех усилий своих героев: «Бернар в десятый раз за это утро встал со стула, подошел к окну и опёрся о стекло. Он устал. Что-то в его писательских потугах было унизительное. Написанное унижало его. Перечитав последние страницы, он почувствовал какую-то невыносимую их бессмысленность. Там не было ничего, что ему хотелось выразить, ничего важного, главного, того, что временами он, казалось, глубоко чувствовал».

Финал романа решён в пессимистическом ключе. Элемент недосказанности, фигурирующий в заглавии, присутствует и в завершающих фразах произведения. Бернар задаётся риторическими вопросами, пытаясь найти смысл происходящего, но Жозе вполне определённо отвечает: «О делах подобных не размышляй, - нежно сказала она, - не то сойдешь с ума»(317).

2.3 Метафоричность заглавий романов Ф.Саган и проблема их перевода

В основе заглавия романа «Рыбья кровь» (Un Sang d'aquarelle) лежит устойчивое выражение. Д.Б. Гудков поясняет его следующим образом: так говорят о человеке, который «не способен на сильные чувства, излишне холоден и бесстрастен, считается, что у него рыбья кровь, т.е. именно особенности крови определяют способность / неспособность кого-либо быть охваченным эмоциональным порывом».58 В оригинале вместо слова «рыба» присутствует слово «акварель», что символизирует холодность прозрачность красок.

Можно заметить, что восприятие героя выдаёт в нём человека беспристрастного: «Константин давно уже привык к тому, что его память превратилась в полупустую, заброшенную камеру хранения. Он свыкся с тем, что от самых пламенных его любовей в ней оставались лишь бледные подобия, стертые лица, бессвязные обрывки фраз».

Однако нельзя однозначно сказать, что Констанстин непорядочен и совершенно холоден. Он страдает от существующего фашистского режима, от того, что ничего не может изменить в окружающем мире, от того, что он лишь пешка в руках власти. И когда он решается на протест, он погибает. В финальных строках романа, как и в заглавии, фигурирует понятие «кровь»: «…брызнувшая фонтаном кровь залила обезображенное побоями лицо, голова медленно опустилась на грудь, свесились вниз белокурые пряди с черными корнями».

В произведении кровь является непременным атрибутом общества, в котором царят страшные, нечеловеческие условия, предательства и убийство. Финал романа заставляет читателя размышлять о том, к кому все-таки относится эпитет «рыбий» (с его негативным оттенком): к главному герою или к обществу, которое допустило фашистский режим. Читатель, скорее, склоняется ко второму варианту, и в таком случае заглавие приобретает качество приговора, выражая авторское позицию.

В романе «Ангел-хранитель», или «Хранитель сердца» (Le Garde du cњur), героем становится любитель ЛСД Льюис. Главная героиня, Дороти Сеймур, обнаружив Льюиса под действием наркотиков, лишь спокойно констатирует: «В принципе я не имею ничего против наркотиков, просто мне вполне хватает алкоголя, все остальное меня пугает. Еще я боюсь самолетов, подводной охоты и психиатрии. Мне спокойно только на земле, сколько бы на ней ни было грязи»60.

Что же означает оригинальное название романа «Le Garde du coeur»? Дословный перевод слова «le coeur» - «сердце, сущность», тогда как «le garde» имеет множество значений: «хранение; присмотр; охрана; предохранительное устройство; хранитель; смотритель; сторож; часовой; санитарка; сиделка; опекун; кожух; чехол; стража; караул; гвардия; караульный; гвардии солдат; охраняющее подразделение; заведующий имуществом; защитное устройство». Отсюда - богатство смысловых оттенков при прочтении романа. Русское название «Ангел-хранитель» (французские аналоги: dieu tutйlaire; gйnie protecteur (добрый гений; покровительствующее божество); gйnie tutйlaire (дух-покровитель); ange gardien; ange tutйlaire; dйmon familier (добрый гений); ange protecteur) имеет более узкую направленность. Оно не способно передать все смысловые оттенки романа, где герой в итоге оказывается не ангелом-хранителем или добрым гением, но ангелом смерти. По-видимому, главная идея романа такова, что только в смерти героиня будто чувствует себя в безопасности и обретает настоящую защиту, предохраняющую ее сердце от боли разочарований. Льюис -интересный персонаж, красавец и загадочный странник, который кидается под колеса "Ягуара" под действием наркотиков.

В описании Льюис сравнивается с животными - для Дороти он стал коктейлем из кошки и волка: сочетание уютного спокойствия и агрессивного накала страстей, которых требовало сердце. По сути, Льюис явился воплощением мечты Дороти, он смог заполнить пустоту в ее душе и сердце, возникающую от рутины, вечеринок, многочисленных любовников, бездумного прожигания своего существования. И в этой круговерти Льюис воплотился в некий концентрат платонический любви, став уютным, теплым «одеялом», которое сможет и простить, и согреть, и защитить. Интересно, что в их космосе нет больше социальных правил: спокойствие Дороти и знание, что она живет с убийцей, сочетается с хладнокровностью Льюиса. Профиль Льюиса имеет сходство с профилем реального маньяка, серийного убийцы, из разновидности «высшего судьи», готового карать виновных.

Однако, в первую очередь, это роман об одиночестве. Оба героя бесконечно одиноки: Дороти была, собственно, одинока, как одинок был и Льюис. И причины тут неважны. Герои как зеркальные отражения друг друга. Дороти имела внешнюю оболочку: жизнь - «как надо, как положено», и внутреннюю личную жизнь - в облике садовницы на невспаханной грядке. В лице друг друга они находят любовь и понимание.

Почему он захотел ее убить в итоге? Сама Дороти стала так называемым «ангелом-хранителем» для Льюиса: от неприкаянности, одиночества и убийств. Но его мечта о беспредельной любви разбилась о невозможность физической любви (хотя сама Саган не дает четкой трактовки причины, оставляя читателя лишь домысливать) - Дороти в итоге оказалась «виноватой» в крушении его идеалов, и ее было необходимо покарать: «Итак, ты знаешь… - медленно произнес Льюис. Щелкнул зажигалкой. В свете пламени я смотрела на него, совершенного в красоте, такого одинокого, более одинокого, чем когда-либо… Переполненная жалостью, я протянула к нему руку. Но глаза его уже остекленели, он больше не видел меня, уронил зажигалку, и его руки сомкнулись у меня на шее».

Неистово любивший, готовый ради защиты женщины, ради своей любви на любой шаг - не характерные для французской писательницы образы. Как отмечает Галлимар (Gallimard) в своей книге «La force des Choses», «Франсуазе нравятся эллипсисы, аллюзии, недосказанности, она не оканчивает фразы, и мне казалось чересчур педантичным заканчивать мои, а разбивать их тоже было как-то странно, и, в конце концов, оказывалось, что сказать мне нечего. Она приводила меня в смущение, как это делают дети, некоторые подростки и все люди, которые говорят иначе, чем я. Я предполагаю, что сама в чем-то стесняла ее»61. Однако неистовство любви Льюиса неприкрыто, и его следует уже понимать буквально. Влюбиться в ответ на благодарность, полюбить, узнав глубже и ближе, и остаться, чтобы оберегать и заботиться, хоть и своеобразным способом - именно это выбирает Льюис, становясь грозным хранителем своей любви.

Возможно, именно так Саган представляет себе страсть и любовь... Вспомним трагическую смерть от рака и описание похорон ее близкой подруги Пегги Рош: Франсуаза была безутешна, лишившись единственной и самой прочной опоры в своей жизни, дальше жить ей казалось невозможным. Испытывая суеверный ужас перед перспективой увидеть любимую подругу мертвой, она умоляла друзей отправиться в путешествие, не дожидаясь похорон. Она не могла поверить, что осталась одна: «Когда похоронная процессия двинулась в сторону кладбища, сломленная горем Франсуаза неожиданно легла в придорожную канаву. Она буквально потеряла опору и починилась закону гравитации. Растерянная и беспомощная, выдающаяся писательница совершенно забыла о всяких условностях и присутствии публики. Пораженная в самое сердце, она, по сути, так никогда больше и не поднялась».

Дороти мечтала о том, чтобы не разделить, а подчинить свою жизнь человеку. И какова цена этой любви? Радость... Боль... Грусть... В ней присутствует все. Главное - это понять друг друга, и прежде всего, понять себя… В этих странных отношениях кроется мечта женщины об Ангеле, Хранителе, который будет ее поддерживать и охранять, пусть даже и в такой извращенной и кровожадной форме, как это делает Льюис. Но это трудная, изматывающая сердце любовь, где счастливый конец вряд ли ждет героев (общая черта творчества Ф. Саган). Жизнь без прикрас, какая она есть, и чаще всего с фатальной развязкой или же как поток, неуправляемо несущий в неведомом направлении: «Я не шевелилась, меня грело тепло его тела, в голове ни мысли. Разве только о том, что это должно было случиться и что все не так уж страшно. Но оказалось, случиться этого не могло. Внезапно я поняла. И поняла наконец Льюиса, причину всех его поступков. И убийств, и неистовой платонической любви ко мне. Я резко, слишком резко отпрянула, он сразу разжал руки. На миг мы оба застыли, окаменев от ужаса, точно между нами проползла змея. Я не слышала больше завываний ветра, только оглушительные удары собственного сердца. - Теперь ты все знаешь, - медленно произнес Льюис».

Роман невозможно назвать обычной любовной историей. Ф.Саган так определяет любовное чувство: «Чаще всего любовь - это война, борьба, где каждый пытается завладеть другим. Отсюда собственничество, ревность, ощущение зависимости, даже в отношениях, которые кажутся самыми великодушными. Как любая борьба, она порождает жертвы. Всегда есть кто- то, кто любит больше, чем другой, тот, кто страдает, и кто-то, кто страдает от того, что заставляет кого-то страдать. К счастью, отношения можно изменить так, что все могут поменяться местами. Есть такая нежность, которая заставляет принять другого, в которой есть доверие и утонченность. Иметь с кем-то человеческие отношения - это быть с ним равным, проявлять доверие вне любовных отношений - это то, что мы называем дружбой»63. В этом и кроется тайна любви-страсти: желание бесконечного обладания, объятий, стремления целиком погрузиться в чувство - источник великого счастья и не менее великого страдания.

Заглавие романа «Волшебные облака» («Les Merveilleux Nuages»), также содержит в себе явные и скрытые смыслы. Слово «merveilleux» переводится как «сказочное; сверхъестественное; нечто чудесное; нечто удивительное; нечто превосходное; чудесный; удивительный; чудный; дивный; великолепный»; а «Nuages» - «облако, облака; туча, (канад.) свободно связанный шарф, (перен.) тень (пролегающая между людьми и омрачающая их отношения)», что гораздо изящнее оформляет все скрытые оттенки смысла названия, чем его прямой перевод на русский язык.

Эпиграфом к роману были подобраны строки из «Поэм в прозе» Шарля Бодлера:

I. Чужеземец

- Что любишь ты больше всего на свете, чужеземец, скажи, - отца, мать, сестру, брата?

- У меня нет ни отца, ни матери, ни сестры, ни брата.

- Друзей?

- Вы произнесли слово, смысл которого до сего дня остается мне неизвестным.

- Родину?

- Я не знаю, на какой широте она расположена.

- А красоту?

- Я полюбил бы ее охотно, - божественную и бессмертную.

- Может быть, золото?

- Я ненавижу его, как вы ненавидите Бога.

- Что же любишь ты, странный чужеземец?

- Я люблю облака... облака, что плывут там, в вышине... дивные облака! (Пер. Т. Источниковой)

Это произведение, как и другие произведения французской писательницы, повествует о зависимых отношениях «агрессор-жертва» (возможна периодическая смена ролей). И в этих играх каждый получает то, что ему нужно, не признавая этого.

Главная героиня романа Жозе все более отчетливо понимает, что вышла замуж не за того человека: неврастеничного, патологически ревнивого и буквально растворенного в ней. Он постоянно провоцирует ее, проверяет свои фантастические догадки, ревнует ее к любым деталям настоящего и прошлого, даже к ее мыслям и воспоминаниям (разумеется, мучаясь при этом): «Он внушал ей страх, ибо ему была безразлична собственная физическая привлекательность, в то время как она любила нравится, он был равнодушен к своему бытию, а она любила жизнь. Лишь к ней он был неравнодушен. К ней он относился с такой ненасытностью, такой патологической жадностью…». Жозе страдает, скучает, сердится, она и ненавидит, и любит, и презирает, и жалеет мужа одновременно, но никак не может решиться уйти от него, находя массу отговорок (его возможное самоубийство, к примеру). Она не в состоянии заметить главного - что и с мужем, и без него она уже не может жить, оставаясь прочно связанной с ним невидимым прочным «шарфом», нитью. Он без нее также не в состоянии существовать в этом слитном, болезненном симбиозе. Кому-то необходимо стать миром для другого человека, замкнув на этом человеке всего себя, а для кого-то важны значимость, любовь, забота и поддержка, и ради этого люди могут вытерпеть очень многое. И жизнь Алана и Жозе тому пример.

Волшебные облака - это в первую очередь, ощущение эфемерности, нереальности, равнодушия и нежелания проникать в глубины и законы происходящего, попытка хотя бы мысленно улететь в ирреальный мир, инфантильно сбежав от действительности. Так, Алана одолевают бесконечные красочные фантазии об изменах жены - он изводит ее и себя и постоянно занят этими думами, вместо того, чтобы чем-то всерьез увлечься, повзрослеть и жить наконец своим умом. Облака - это еще и грозная тень, пролегающая между людьми и омрачающая их отношения, что неудивительно, беря в расчет постоянные конфликты, специфическую взаимосвязь «на разных волнах», так называемый «диалог монологов», когда каждый из супругов занят собой, исключительно собой и только собой: «Вечерние тени, казалось, накинулись на воздушный корабль; они неслись под иллюминатором в виде синих, лиловых, наконец, черных облаков, и не успела она оглянуться, как наступила ночь. Ей захотелось тогда искупаться в этом море облаков, окунуться в состоящий из воздуха, воды и ветра океан, который, чудилось, будет мягко и нежно, словно воспоминания детства, обволакивать ее кожу. Было нечто невероятное в этом небесном пейзаже, нечто такое, что низводило земную жизнь к дурному сну, «наполненному гамом и исступлением», сну, который подменяет эту полную поэзии безмятежность, усладу для глаз и души, которая и должна была бы являться настоящей жизнью. Лежать одной, совсем одной на берегу и ощущать движение времени... Укрыться от повседневной жизни, от того, что другие называют жизнью, избежать волнений, переживаний по поводу своих достоинств и недостатков, быть бренной, наделенной дыханием песчинкой, покоящейся на миллионной части одной из многих миллиардов галактик».

Жозе любит мечтать и переноситься мыслями в другие места, чаще всего в воспоминания из прошлого, только бы не оставаться наедине с самой собой и приходить к неизбежному пониманию, кто же она и каковы ее устремления. Тема детства в творчестве Ф. Саган связана с образами взрослых героев, которым присущи безответственность, беззаботность, социальная пассивность, инфантильность и тотальная неприспособленность к жизни. Они, как и персонажи других послевоенных авторов (Д. Дж Сэлинджер, Б.Виан), не желают становиться взрослыми. Это вечные подростки, которые идеализируют мир детства и таким образом выражают протест против несправедливости и жестокости мира взрослых и против ценностей старшего поколения, давно рассыпавшихся в труху: «Мы - не более чем жалкие вместилища костей и серого вещества, способные лишь на то, чтобы причинить друг другу немного страданий и толику удовольствий, прежде чем исчезнуть с лица земли», - подумала она и улыбнулась».

Жозе утверждает, что жаждет свободы, но при этом при любом удобном случае она отказывается проявлять самостоятельность. И Жозе и Алан, по-видимому, самозабвенно ищут счастья, но находят лишь в постоянной скуке и бесконечной руминации своеобразное спасение от одиночества и снедающих, не дающих покоя мыслей: «Кто я? Что мне нужно? Зачем я здесь? Что я делаю и для чего?» Герои не знают, куда себя применить, и отчаянно скучают, однако скучать все же лучше вместе, чем в одиночестве. В этом случае единственное, что им остается, это планомерно и целенаправленно мучить друг друга, называя это любовью: «взаимное удовольствие вызвало нечто похожее на обиду».

Переживания героев Ф. Саган оторваны от реальных действий. Самое важное у героев происходит внутри: это своего рода экзистенциальные размышления, мысли, попытки интеллектуально разобрать самый запутанный клубок многослойных, противоречивых эмоций. Роман

«Волшебные облака» оставляет ощущение ускользания, недосказанности, это скорее сборник не ответов на жизненные проблемы, но риторических вопросов, создающих эффект незавершенности. Как возмущается Алан, говоря о Жозе: «У меня такое впечатление, что ты ведешь двойную жизнь. Ты - и взрослый человек, и в то же время - ребенок, который не отвечает за свои поступки, которого часто наказывают и который нерасторжимо связан с теми, кто его осуждает: ведь ты сама предоставляешь другим право тебя осуждать по той простой причине, что в любой момент можешь заставить их страдать» (56). При этом героиня искренне считает, будто ищет выход из ситуации, хотя на самом деле только больше застревает на одном месте и лишь сгущает тучи над головой, вынужденная «чахнуть в этом искусственном, будто из папье-маше, мирке, возле молодого неуравновешенного мужа, который сам не знает, чего хочет» (2). Для многих персонажей Саган проще строить любые фантазии и иллюзии, нежели столкнуться с правдой, которая может их раздавить.

Замкнутость персонажей Ф. Саган в мире любовных переживаний и чувств - это специфическая реакция молодых на окружающую действительность, это своего рода «эскепизм» (от слов «сбегать», «избегать»). Пассивность, нарциссизм и мазохизм, присущие героиням ее романов, обусловлены особенностями социальной среды. Это своеобразный вызов общественным нормам (вспомним скандальный роман Поль с молодым Симоном в романе «Любите ли вы Брамса?..» или неподдающуюся объяснению связь Дороти с убийцей Льюисом в романе «Ангел-хранитель»), протест против общества, которое ограничивает женщин рамками социальных ролей, норм, статусов и не дает им возможности иной самореализации, кроме как через эпатажные выходки. Однако протест героинь Ф. Саган оказывается несостоятельным, поскольку читатель не видит будущего для этих персонажей, отказавшихся от традиционных женских ролей матери и жены, не достигших ни самоутверждения в профессиональной сфере, ни чего-либо более достойного, что могло бы хоть как-то оправдать их существование, придав ему смысл.

Название романа «Смятая постель» (Le Lit dйfait) может быть переведено ещё и как «Кровать разгромлена».

«Смятая постель» - заглавие, представляющее определенную художественную топонимику и обстоятельства. Обнаруживается характерная черта Ф. Саган раскрывать смысл заглавия в последних главах, часто и в финальных строках своих произведений. Здесь постель служит эстампом для воображения главного героя, рамкой для картины, в которую он помещают свою любимую женщину - Беатрис: «Вместо кровати в ширину двух деревянных створок, возле окна, распахнутого в необъятные просторы благоухающих полей, он видел огромную, безбрежную, всегда смятую постель посреди голубого ковра и чувствовал дуновение долетающего из куцего садика ветерка, горячего, городского, пыльного; и на этой кровати он видел женщину с распущенными волосами, с закрытыми глазами, которая глухим голосом молит о чем-то невыразимом»65. Образ постели несет семантическую нагрузку и становится своеобразным символом в непростых любовных отношениях главных героев; представляет психологические сдвиги в их взаимоотношениях.

В этом заглавии можно также можно увидеть акцент на беспечности жизни Беатрис, которая добивалась своего высокого статуса с помощью своих любовников. Постель как пространственный топос дополняется психологическим пространством персонажей.

Выражение, вынесенное в заглавие романа «И переполнилась чаша» (De guerre lasse), допускает и другие варианты перевода: «Выбившись из сил» или «Устав от войны». Такое заглавие задает читательскому восприятию смысловую перспективу будущей фабулы, в которой, так или иначе, что-то должно случиться, что изменит прежний ход событий, состояния, отношений, подведет к точке накала. В центре сюжета классический любовный треугольник (Жером - Алиса - Шарль) на фоне драматических событий во Франции 1942 года. Каждый из героев переживает личностную драму, в результате возникает единый сложный клубок отношений, что переполняет «чашу». Не только жажда любви «переполняет чашу», но и война, действия немцев на оккупированной Франции: «И переполнилась чаша терпения Шарля: и он вступил в ряды Сопротивления».

Заглавие, переведенное на русский язык как «Смутная улыбка», во французском языке может иметь два прочтения: «Уверенная улыбка» или как «Некая (неясная) улыбка» (Un certain sourire).

Героиня романа Доминика является ровестницей немного повзрослевшего автора. Мы видим героиню романа с улыбкой на лице и на первой странице, и на последней. Однако значение этой улыбки является совершенно разным.

В начале романа Доминика проводит время в кафе вместе со своим возлюбленным Бертраном, слушает музыку и испытывает «сильное ощущение счастья»67. Но это счастье не связано с Бертраном. Скорее всего, оно вызвано тем, что героиня молода, беззаботна, ее роман с Бертраном не является настоящей любовью, а потому не вызывает страданий.

Возможно, счастье Доминики продолжалось бы и дальше, если бы не знакомство с Люком - дядей Бертрана, взрослым, импозантным мужчиной. Люк сразу привлекает внимание девушки, и не зря героиня ловит себя на мысли: «Типичный соблазнитель юных девиц моего склада». Но Люк давно и счастливо женат, а Франсуаза-его жена вызывает у Доминики симпатию по понятным причинам: «У нее было открытое, доброе, очень хорошее лицо. Крупная, немного тяжеловесная, светловолосая. В общем, красивая, но не вызывающая. Я подумала -- она из тех женщин, которых многие мужчины хотели бы иметь рядом с собой, женщин, умеющих давать счастье, словом, ласковых, мягких» (7).

Доминика понимает, что у ее любви к Люку нет будущего, но ,несмотря на все сложности, между ними вспыхивает роман. Как подчеркивает Франсуаза Саган, если легкое увлечение может доставить удовольствие, то подлинное чувство причиняет страдание и боль: «Его красота действительно причиняла мне боль, как любая вещь, которой я не могла обладать. Мне редко хотелось чем-нибудь обладать, но тут я сразу поймала себя на мысли, что мне хочется взять это лицо в руки, неистово сжать пальцами, прижаться губами к этим крупным, немного удлиненным губам».

Если сравнить данное произведение с первым романом Франсуазы Саган, то «Смутная улыбка» может показаться банальной, однако писательница не стремится к оригинальности. Ее задача - исследовать психологию своих персонажей, рассказать простую историю так, чтобы она стала близкой и понятной читателю и, в то же время, увлекла его, заставив прочитать роман от начала до конца.

Из всех центральных персонажей романа наименьшую симпатию у читателя вызывает Люк. По сути, он представляет собой дальнейшее развитие образа не способного на подлинное чувство эгоиста, каким был Реймон в романе «Здравствуй, грусть!». Люк говорит о своей любви сразу двум женщинам - Доминике и Франсуазе, в конечном итоге, делая несчастными обеих. Кажется, он никого не обманывает: Доминика с самого начала знает правила игры, но не может отказаться от внезапно нахлынувшего чувства: «… если любая страсть, даже связь, и представлялась мне преходящей, принять это как изначальную необходимость я не могла… К тому же я хорошо понимала -- такая игра опасна, если вообще это было игрой, если возможна игра между двумя людьми, которые действительно нравятся друг другу и хотят заполнить друг другом свое одиночество, пусть даже временно. Глупо было считать себя более сильной, чем я была на самом деле. С того дня, когда Люк, как говорила Франсуаза, «приручил» меня, признал и полностью принял, я уже не смогла бы расстаться с ним без боли».

Тем не менее, Доминика соглашается провести с Люком несколько дней - тех счастливых дней, после которых еще острее чувствуется одиночество. Разумеется, Люк не собирается оставлять жену и налаженный быт.

Жена Люка Франсуаза является в романе второстепенным, но в то же время значимым персонажем. Мудрая женщина прекрасно понимает, что у мужчин рано или поздно наступает «кризис среднего возраста», когда они пытаются вернуть уходящую молодость с помощью молодой возлюбленной. Существует целый ряд произведений (прежде всего - «Священные чудовища» Жана Кокто и «Маленькая балерина» Нина Берберовой), героини которых поощряют внезапную страсть своего мужа к юной девушке, давая им возможность «переболеть» ею и вернуться в лоно семьи. Но Кокто и Берберова показывают молоденьких «разлучниц» циничными и безжалостными хищницами. Доминика - совсем иная, Франсуаза даже жалеет ее, хотя понимает, что она и Люк - это «несерьезно».

В финале романа уже разочаровавшаяся в Люке Доминика понимает, что снова осталась одна, но на ее губах невольно появляется улыбка, «смутная» улыбка: «Я увидела себя в зеркале, заметила, что улыбаюсь. Я не мешала себе улыбаться, я не могла. Снова -- и я понимала это -- я была одна. Мне захотелось сказать себе это слово. Одна, одна. Ну и что, в конце концов? Я -- женщина, любившая мужчину. Это так просто: не из-за чего тут меняться в лице».

По мнению Франсуазы Саган, истинную ценность имеют не отношения между людьми, а жизненный опыт, извлекаемый из них. Для Доминики ее знакомство с Люком становится бесценным уроком. Так же, как в истории Сесиль (роман «Здравствуй, грусть!»), читатель не знает, как сложится дальнейшая судьба героини романа. Возможно, ей удастся встретить и полюбить достойного молодого человека и обрести личное счастье. А возможно, она через много лет окажется в той же ситуации, в какую попала Франсуаза и сможет столь же достойно выйти из нее, сохранив свой семейный очаг.

Ф. Саган никогда не стремилась завершить свое произведение пышной свадьбой или душераздирающей трагедией. Описываемые ею события кажутся выхваченными из потока обыденной жизни, состоящей из встреч и расставаний, влюбленностей и разочарований. Цель писательницы не заключается в том, чтобы сделать своих героев счастливыми или несчастными. По ее мнению, события должны учить и воспитывать.

Заглавие «Смутная улыбка» сочетает в себе радость и печаль, горечь утраты и надежду на счастливое будущее. Эта смутная улыбка сродни тому мимолетному счастью, которая пережила Доминика.

Интересно, что улыбка невольно появляется на губах героини, когда она еще не испытала либо уже утратила свое первое сильное чувство. Возможно, более близкий к оригиналу перевод заглавия «Уверенная улыбка» был бы здесь более уместен. Лишь не находясь в зависимости от своих чувств и ощущая себе хозяйкой собственной жизни, Доминика может позволить себе эту гордую, уверенную улыбку. Словосочетание «смутная улыбка», напротив, порождает ощущение неуверенности в себе и робкую попытку скрыть горечь утраты за едва наметившейся «на бледных губах» улыбкой.

Так же, как и «Здравствуй, грусть!», «Смутная улыбка» строится по принципу кольцевой композиции. Она начинается улыбкой героини, переживающей лишь предвкушение счастья, и заканчивается улыбкой, возникшей на губах Доминики уже после его утраты. В обоих случаях улыбка появляется помимо воли самой героини, знаменуя собой надежду на лучшее будущее.

Заглавие романа «Окольные пути» (Les Faux-Fuyants) в оригинале тесно связано с такими понятиями, как «уклончивость» или «нечестность».

Любовь может подарить человеку счастье, а может разрушить его жизнь и лишить всяких надежд. Она нередко приходит окольными путями и выбирает для этого самый неожиданный момент. Попытка четырех богатых людей, покидающих в спешке оккупированный Париж, избежать войны, спрятаться и отсидеться: «Еще быстрее мы доберемся окольным путем».

Однако «окольные пути» не спасают героев романа от реальности. Представителям высшего общества ради выживания приходится на простой французской ферме выполнять не свойственную и непривычную работу: косить сено, готовить и убирать в доме, обходиться примитивными условиями проживания.

Возможна еще одна интерпретация «окольных путей» в романе. Именно такими случайными поворотами судьбы можно придти к осознанию счастья. Так, главные персонажи романа, ощутив муки отчаяния и одиночества, смогли испытать мгновения настоящего счастья, найти в себе качества, о которых они не догадывались.

Заглавие тесно связано с хронотопом произведения, в основе которого дорога, путь. По дороге на лимузине едут четыре завсегдатая модных салонов, богатые и знаменитые; их автомобиль после налета немецких самолетов загорается, Лоик иронизирует над нехитрым крестьянским транспортом: «С эстетической точки зрения он мог бы быть Ипполитом, но, учитывая обстоятельства, только этот крестьянин, правящий телегой- колесницей, лавирующий среди пулеметных очередей, мчащийся по бурным волнам судьбы, мог бы быть Ипполитом» (9). Однако героям приходится продолжить свой окольный путь именно на крестьянской телеге. После пребывания на ферме, герои вновь продолжают свой путь, где их настигает смерть от немецких автоматчиков.

Заглавие романа «Сигнал к капитуляции» (La Chamade) можно перевести с французского языка как «Барабанный бой». Такой барабанный бой как раз означает сигнал к капитуляции. Но в заглавии проступает и еще один оттенок значения - «сердцебиение», недаром в романе описывается чувственный мир взаимоотношений мужчины и женщины.

Извечный женский конфликт интересов: любовь, страсть или деньги. Все хотят получить место под солнцем. Все дамы хотят вечно быть молодыми, желанными и наслаждаться жизнью и роскошью. Довольствоваться малым и доступным - искусство, которое далеко не всем дано. Любви в шалаше не бывает - есть лишь мечта о ней, и, возможно, этой мечте не стоит воплощаться. В классическом романе Франсуазы Саган «Сигнал к капитуляции» воплощенная мечта, как бы пленительна ни была, обречена с первого мгновения - и, тем не менее, прекрасна.

«Синяки на душе» (Des bleus а l'вme) - яркая и емкая метафора, смысл которой реализуется в контексте авторских размышлений о современном мире, нравах и литературе. Синяк - некий видимый след от удара, пореза и т.д., причиняющий боль человеку. Понятие «душа» отсылает нас к миру невидимому, нематериальному. В данной случае «синяки на душе» - одиночество, которое автор называет «ключевым словом», трагизм мировосприятия и отрицание серости и убожества «общества потребления», смятение и страх, а также скрытая оценка собственного писательского мастерства в зеркале депрессии.