Клиническая психология как специальность – предмет, задачи, сферы приложения

1. Клиническая психология как специальность - предмет, задачи, сферы приложения.

Дефиниции, отражающие разные аспекты клинической психологии.

Область профессиональной деятельности психологов.

Клиническая психология направлена на охрану и укрепление здоровья населения (преодоление болезней, восстановление здоровья и социально-трудовой адаптации больных). Предметом клинической психологии как области профессиональной деятельности психологов являются многообразные особенности психики человека в их отношении к здоровью и болезни. Клиническая психология участвует в решении прикладных проблем, связанных с предупреждением и возникновением заболеваний, диагностикой болезней и патологических состояний, психокоррекционными формами влияния, участвует в решении различных экспертных вопросов, в социальной и трудовой реабилитации больных людей.

Область психологической науки.

Клиническая психология изучает частные и общие закономерности нарушений и восстановления психической деятельности при разных патологических состояниях и аномалиях развития. Это область теоретической психологии, решающая фундаментальные психологические проблемы на моделях патологии психики.

2. Характеристика основных областей клинической психологии.

Ведущие разделы (области) клинической психологии.

Структурно современная клиническая психология включает два основных раздела:

один из них связан с применением психологии в клинике нервно-психических заболеваний, где основной проблемой является изучение влияния на особенности психики изменений структуры и функционирования мозга, обусловленных прижизненно приобретенной патологией либо детерминированных врожденными, в частности генетическими, аномалиями;

другой раздел клинической психологии связан с применением психологии в клинике соматических заболеваний, где основная проблема--влияние психических состояний («факторов») на телесные процессы.

(1): За последние десятилетия наиболее глубокое развитие получил в клинической психологии первый раздел, что проявилось в возникновении двух новых научных дисциплин--нейропсихологии (А. Р. Лурия) и экспериментальной патопсихологии (Б. В. Зейгарник). Разработка в рамках этих научных дисциплин фундаментальных теоретических проблем--мозговая организация высших психических функций, проблема соотношения развития и распада психической деятельности и т. д.--заложила научные основы активного участия клинической психологии в решении диагностических, экспертных и реабилитационных задач.

Рассматривая перспективы развития этого бурно развивающегося раздела клинической психологии, сегодня можно сформулировать, по крайней мере, две задачи, необходимость решения которых представляется назревшей.

1) Одна из них связана с дальнейшим развитием нейропсихологических взглядов на мозговые основы психологических функций. Стремительное накопление буквально за последние годы большого количества фактов, свидетельствующих о неясных ранее различиях функций полушарий головного мозга в организации психической деятельности человека, заставляет нейропсихологов многое переосмыслить. И дело не просто в возможности дополнения новых данных к уже имеющимся теоретическим построениям, а, вероятнее всего, речь должна идти о серьезном пересмотре привычных взглядов на структуру высших психических функций и их мозговую организацию.

2) Другая, более масштабная задача обусловлена всем ходом развития отечественной клинической психологии, успешной разработкой широкого круга проблем, связанных с нарушениями психиче-ской деятельности при разных видах патологии центральной нервной системы, как в клинике локальных поражений головного мозга, так и в психиатрической клинике. Результаты этой многолетней работы дают возможность предпринять попытку построения теории «общей патопсихологии» как науки о наиболее общих закономерностях нарушения (изменения) психической деятельности при всех частных видах патологии человеческого организма, прежде всего при различных аномалиях головного мозга. Эти закономерности должны охватывать явления, наблюдающиеся в различных типах клиник, должны обобщать все виды прижизненно приобретенных недугов, ведущих к изменениям психики, так же как и разные варианты аномалий развития психики (олигофрении, психопатии и т. д.). Попытки такого рода известны в истории медицины и психологии (Джексон, Фрейд, К. Гольдштейн и некоторые другие). Современный уровень развития наук о мозге и о структуре психической деятельности допускает возможность такой попытки на базе современной теоретической психологии. Необходимость же решения подобной задачи диктуется потребностями медицины, которая все острее осознает слабость и важность разработки психологических проблем больного человека. И. П. Павлов справедливо говорил, что «патологическое часто открывает нам, разлагая и упрощая то, что заслонено от нас слитое и усложненное в физиологической норме». Наряду с генетическим методом анализа онтогенетического формирования структуры психической деятельности, клиническая психология через анализ разнообразных «естественных моделей»--болезненных состояний организма, а также используя данные о динамике восстановления психических функций, будет все более успешно способствовать раскрытию тайн психической жизни.

(2): Более медленные темпы развития второго из разделов клинической психологии обусловлены, прежде всего, недостаточной научной разработкой такой фундаментальной проблемы, как проблема природы механизма связи соматических (телесных) процессов с психическими факторами. Масштабность и значимость психологических проблем в клинике соматических заболеваний диктуют необходимость резкой интенсификации изучения проблемы психосоматических взаимоотношений, организационных мероприятий по координации усилий многих специалистов, включенных в эти проблемы,-- психологов, физиологов, врачей, биологов и др. Недостаточная разработанность этой фундаментальной проблемы будет сдерживать прикладные возможности психологов в этой ведущей области здравоохранения. Перспективы дальнейшего практического внедрения клинической психологии связаны в ближайшее время с усилением развития медико-психологической службы в соматических учреждениях широкого профиля, в педиатрических учреждениях, в более широком использовании психологов при решении психокоррекционных задач, задач психопрофилактики и психогигиены, в разработке основ социально-трудовой реабилитации больных, в создании системы консультативной медико-психологической помощи населению. В дальнейшем же надо быть готовым к решению еще более грандиозных задач, связанных с организацией медико-психологической службы в школах (и в других типах учебных заведений), а также на промышленных предприятиях.

3. Теоретические основы отечественной клинической психологии.

4. Вклад клинической психологии в разработку общепсихологических проблем.

Междисциплинарный статус клинической психологии делает эту дисциплину особо чувствительной к решению основной теоретико-методологической проблемы современной науки - проблемы "природы человека" как существа биосоциального по своим внешним проявлениям. Психология имеет дело с особой реальностью - субъективной, которая далеко не всегда совпадает по содержанию с реальностью, существующей независимо от человека. Принято считать, что психология - это наука о психике. Однако психика - достаточно сложное явление, в которое включаются несколько взаимосвязанных, но различных по своей природе областей: осознаваемая субъективная реальность, бессознательные психические процессы, структура индивидуальных психических свойств, внешне наблюдаемое поведение. Соответственно, психику можно рассматривать с разных точек зрения: со стороны математических, физических, биохимических, физиологических процессов или как социокультурный, лингвистический феномен.

Первая теоретико-методологическая проблема клинической психологии заключается в том, что в науке существует две противоположных тенденции в понимании того, что же такое есть психика. Первая тенденция заключается в том, чтобы рассматривать психику как удобную биологическую метафору нейрофизиологических процессов, протекающих в мозге. Эта тенденция хорошо отражается в так называемой "центральной догме нейробиологии", сформулированной авторами известной монографии "Мозг, разум, поведение" - Ф. Блумом, А. Лейзерсоном и Л. Хофстедтером: "...все нормальные функции здорового мозга и все их патологические нарушения, какими бы сложными они ни были, можно, в конечном счете, объяснить, исходя из свойств основных структурных компонентов мозга... психические акты возникают в результате совместных действий множества клеток мозга, так же как пищеварение есть результат совместных действий клеток пищеварительного тракта" /6/. С этой точки зрения психика есть совокупная деятельность мозга, его интегральная функция.

Другая тенденция в трактовке понятия психика заключается в том, что под ней понимается общая способность живых существ реагировать на абиотические (биологически нейтральные) воздействия. Например, на звук. В эту общую способность включается совокупность процессов восприятия, способов переработки информации и регулирования реакций организма на абиотические воздействия. При этом церебральные процессы здесь не составляют существо этой общей способности, а являются всего лишь инструментом, с помощью которого эта способность может реализоваться. Как рука является только орудием хирурга, но не причиной его деятельности, так и мозг является всего лишь орудием психической деятельности, но не ее причиной.

В зависимости от строения инструмента психической деятельности у живых существ имеются разные способности реагирования, т. е. - разные психики: элементарная сенсорная (реагирование только на отдельные свойства среды), перцептивная (реагирование на целостные образования), интеллектуальная (реагирование на соотносящиеся между собой феномены) и сознательная (реагирование на вербально конструируемый образ реальности, который имеет самостоятельное существование, безотносительно наличным отношениям человека и среды) /26/. У высших животных эти психики также выступают уровнями психического функционирования: чем выше церебральная организация животных, тем более представлены у них эти уровни. Есть эти уровни психического и у человека. Однако отличительной чертой психики человека является наличие сознания и четырех высших психических функций (ВПФ), которых нет у животных. К высшим психическим функциям относятся: произвольные внимание и память², логическое мышление³, а также высшие эмоции - эмоциональные отношения (чувства).

² В отличие от "натуральных" функций внимания и памяти, которые у животных не опосредованы системой знаков и работают по принципу "стимул - реакция" (т. е. являются ситуативно обусловленными текущими потребностями), человек может с помощью знаково-символической системы организовать свое внимание и память вне зависимости от текущей потребности.

³ У животных есть только наглядно-действенное и, возможно, наглядно-образное мышление.

Первые три уровня психики имеют следующие характеристики: 1) формируются под влиянием биологических факторов; 2) имеют непосредственную связь с удовлетворением конкретных, ситуативных биологических потребностей; 3) инстинктивны по способу осуществления.

Высшие психические функции обладают следующими характеристиками: 1) формируются под влиянием социальных факторов (общение, воспитание, обучение), 2) опосредованы знаково-символическими формами (главным образом речью), 3) произвольны по способу осуществления.

Таким образом, психика человека выступает не столько более высокой формой организации животной психики, сколько качественно иным способом взаимодействия человеческого организма со средой, возникающим под действием не биологических, а социальных факторов. Социальность является неотъемлемым свойством психики человека, поэтому, по крайней мере в отношении человеческой психики, нейробиологическая парадигма, популярная в биологически ориентированной медицине, имеет слабую методологическую состоятельность.

Действительно, человек обладает уникальным нейрофизиологическим механизмом знакового опосредствования⁴ при взаимодействии со средой. Этот механизм связан с наличием развитых верхних передних отделов лобных долей больших полушарий мозга (коры), чего нет у других приматов. Благодаря ему, человек приобретает возможность взаимодействовать со средой опосредованно - через систему знаковых обозначений реальности, а не напрямую, и, соответственно, быть относительно независимым от среды, что повышает его адаптационные возможности.

⁴ И. П. Павлов называл эту систему второсигнальной.

Возникновение и развитие универсальной знаковой системы связано исключительно с процессом общения и взаимодействия с другими людьми в рамках различных человеческих групп. Именно поэтому развитие и функционирование человеческой психики связано с социальной организацией и культурой: каковы социокультурные условия жизнедеятельности человека, такова и его психика. Нейрофизиологический механизм только лишь дает возможность осуществления знакового способа психического функционирования. Следовательно, качественное отличие психики человека от психики животного заключается не в сложности индивидуального мозга, а в наличии социальных связей между людьми, которые возникают на основе языковых структур, понятийных схем мышления, социальных институтов и т. д. Именно это обстоятельство позволило Л. С. Выготскому сформулировать идею об экстракортикальных структурах психики человека, которые находятся за пределами мозга индивида - в социокультурном пространстве /8/.

Из первой проблемы - понимания сути психики - вытекают производные теоретико-методологические проблемы клинической психологии: связь мозга и психики, психики и сознания. Традиционное решение проблемы связи мозга и психики заключается в прямом сопоставлении психических и нейрофизиологических процессов, которые полагаются либо а) тождественными, либо б) параллельными, либо в) взаимодействующими. В случае тождества психика есть состояние мозга, которое можно описать в терминах возбуждения/торможения мозговых структур, свойств рецептивных полей нейронов сенсорных структур и т. п. Тогда под нарушениями психической деятельности больного человека будут пониматься только нарушения в области физиологии мозга.

При рассмотрении мозга и психики в качестве параллельно протекающих физиологических и психических процессов психика оказывается эпифеноменом - побочным явлением, сопутствующим мозговой деятельности, но не связанным с ней никакими причинно-следственными взаимоотношениями. Психические процессы и состояния пациента выступают здесь вспомогательными, не играющими существенной роли в патогенезе болезни субъективными ощущениями, сопровождающими нарушения на физиологическом уровне изменений в организме. Другими словами, психическое есть пассивная "тень" физического, которую можно принимать во внимание только в качестве диагностически важного признака, указывающего на какое-либо "глубинное" биологически обусловленное нарушение. Современное проявление концепции параллелизма мозга и психики существует в виде так называемого "двойного аспектизма", в котором признается, что физиологическое и психическое являются просто разными точками зрения на одно и то же явление - нейропсихическую деятельность мозга, которую в равной степени можно описывать физиологическим или психологическим языком.

Если мозг и психика рассматриваются как взаимодействующие феномены, то в этом случае психика выступает особым нематериальным феноменом (разумом, душой), а мозг - материальным. Каждый из этих феноменов имеет свои законы функционирования, однако при этом они находятся во взаимодействии, оказывая взаимное влияние друг на друга. При рассмотрении психики и мозга как взаимодействующих нематериальной и материальной субстанции всегда встает вопрос о посреднике или месте взаимодействия. Так, французский философ Р. Декарт (1596-1650) полагал, что это взаимодействие осуществляется в эпифизе - шишковидном теле, крошечной структуре, расположенной близко к географическому центру мозга /10/. Реальные функции этой железы до сих пор неизвестны. Известно только, что эпифиз участвует в гормональных изменениях, происходящих в пубертатный период: в детстве он выделяет особый гормон мелатонин, тормозящий половое созревание, а потом секреция этого гормона уменьшается и начинается половое созревание. Также есть доказательства того, что эпифиз участвует в регуляции сна у людей. В современных теориях взаимодействия психики и мозга предлагается концепция триализма - трех различных миров: 1) мира физических объектов и состояний (объективный мир); 2) мира психических состояний (субъективный мир: знания, мышления, эмоции и т. д.); 3) мира объективированных знаний (теории, знания на материальных носителях). Мир 1 взаимодействует с миром 2, а мир 2 - с миром 3. Взаимодействие же собственно психики (мир 2) и мозга (мир 1) осуществляется в области синапсов. Поэтому различные клинические симптомы, особенно психических расстройств, можно охарактеризовать как нарушения взаимодействия психического и физического уровней жизнедеятельности человека, их рассогласование и полный разрыв, обусловленный изменением проводимости нервных импульсов в нейронных цепях.

Все рассмотренные традиционные подходы к решению проблемы связи мозга и психики страдают одним методологическим недостатком: они опираются на нейробиологическую парадигму психики как продукта деятельности мозга и поэтому не могут объяснить, как на психическом уровне функционирования организма возникают качества, которые невозможно предвидеть на физиологическом уровне.

Если же рассматривать психику как способ информационного взаимодействия организма со средой, то в этом случае психическое выступает фактором системной организации отдельных мозговых процессов: как организм взаимодействует со средой на информационном уровне, так организуются и мозговые процессы, которые обеспечивают это взаимодействие /3/. Другими словами, связь мозга и психики является не прямой, а опосредованной - через динамические функциональные системы, возникающие в мозге в процессе решения текущих задач по обеспечению жизнедеятельности организма. Сначала в психике возникает образ будущего результата взаимодействия организма и среды, под который в мозге выстраивается определенное нейрофизиологическое обеспечение - система отдельных физиологических процессов. Мозг помогает организму в достижении субъективного образа потребного будущего (результата взаимодействия организма и среды), избирательно вовлекая отдельные физиологические процессы в единый комплекс усилий по достижению предполагаемого результата. Именно будущий результат детерминирует текущую активность мозга, является причиной определенной мозговой организации при тех или иных психических состояниях.

Организм всегда имеет информационный эквивалент практического результата взаимодействия со средой, в котором содержатся его прогнозируемые параметры. Этот информационный эквивалент сначала поступает в такой нейрофизиологический аппарат, который получил название акцептора результата действия. Но поступает он в него из психического уровня информационного взаимодействия со средой, на котором этот результат называется целью поведения. Кратко говоря, психический акт сначала подготавливает некоторый образ будущего ("активное опережающее отражение реальности"), а затем мозг выстраивает под этот образ обеспечивающую достижение необходимого результата функциональную нейрофизиологическую систему /45/.

Основным вопросом здесь оказывается то, как и откуда на психическом уровне возникает информация о потребном результате взаимодействия организма и среды? Можно предположить, что настроенный определенным образом мозг сначала улавливает какие-то информационные сигналы, значимые для жизнедеятельности организма, которые перерабатываются психикой, чувствительной к тем или иным сигналам, после чего сформированный психикой образ реальности запускает исполнительные нейрофизиологические процессы. Тогда центром "совмещения" психической и физической реальности гипотетически может выступать ретикулярная формация, даже по внешнему виду напоминающая "приемопередающее антенное устройство" ("сеточку"). В этом случае нарушения психической деятельности можно интерпретировать как особым образом организованную мозговую деятельность, подготовленную "необычными" или искаженно воспринятыми информационными сигналами.

Другая проблема - это проблема взаимосвязи психики и сознания. Исходя из решения вопроса о соотношении мозга и психики, используют и два подхода к решению вопроса соотношения психики и сознания. Первый подход состоит в так называемый нейрофизиологической трактовке феномена сознания как оптимального уровня возбуждения нейрофизиологических процессов. В рамках этой концепции даже выделяют определенные мозговые структуры, ответственные за функционирование сознания - так называемую центр-энцефалическую систему во главе с ретикулярной формацией ствола мозга. Действительно, повреждение ствола приводит к однозначному выключению сознания. Данная концепция допускает существование сознания и у высших животных (млекопитающих), имеющих развитую ЦНС. Здесь сознание есть такие психические процессы, в которых участвует внимание, понимаемое как активная селекция отдельных элементов реальности. Другими словами, это определенная характеристика психических процессов, суть которой заключается в интеграции жизненного опыта организма. Как только организм перестает избирательно реагировать на отдельные признаки среды, считается, что он утратил функцию сознания. Такое понимание сознания доминирует в медицине (особенно в психиатрии, в которой речь может идти о "поле" сознания, "ясности" сознания, "уровне включенности" сознания и т. п.). Практическая проблема здесь заключается в том, что тогда любое нарушение психической деятельности следует трактовать как нарушение сознания, что противоречит клиническим традициям.

Второй подход характеризует собственно психологическую трактовку сознания как высшего способа психического взаимодействия со средой, состоящего из вербальных (знаково-символических) образов реальности, возникающих в определенный момент времени и включающих в себя также вербальный образ самого человека - самосознание. Говоря словами С. Л. Рубинштейна, сознание есть знание о чем-то, что существует отдельно от нас /38/. Здесь сознание нетождественно психике: оно является только одной из форм психической деятельности, свойственной исключительно человеку (у которого, соответственно, имеются и бессознательные психические процессы, в которых не участвуют вербальные способы взаимодействия со средой). При этом сознание является социальным продуктом, возникающим в системе отношений между людьми. Его формой является мышление, а содержанием - социальные характеристики среды и личности. Соответственно, нарушениями сознания являются нарушения восприятия человеком социальных характеристик среды и собственных личностных характеристик.

В зависимости от трактовки сознания в клинической психологии существует два подхода и к пониманию бессознательного. В случае отождествления сознания и психики бессознательное есть недостаточный уровень нейрофизиологического возбуждения, проявляющийся в виде комы, обморока, глубокого сна или общей анестезии. В случае разграничения сознания и психики бессознательным считаются невербализуемые или недоступные вербализации психические процессы и состояния. Причины, по которым психические процессы и состояния оказываются недоступными вербализации, могут быть различными. Для клинической психологии важными представляются те из них, которые связаны с процессами вытеснения из сферы осознания (вербализации) тревожащих физиологических импульсов, желаний, воспоминаний, образов, а также те, которые связаны с автоматическими, привычными действиями, текущая вербализация которых не нужна для их осуществления (более адекватный термин - предсознательное).

Развитие клинической психологии после 1917 г. шло в русле общего развития психологии: попыток поставить ее на фундамент марксистско-ленинской философии.

Большую роль в становлении клинической психологии как науки сыграли идеи Л.С.Выготского, которые были в дальнейшем развиты в общей психологии его учениками и сотрудниками А.Н.Леонтьевым, А.Р.Лурия, П.Я.Гальпериным, Л.И.Божович, А.В.Запорожцем и др.

Л.С.Выготский высказал положения, что:

мозг человека располагает иными принципами организации функций, нежели мозг животного;

развитие высших психических функций не предопределено одной лишь морфологической структурой мозга; психические процессы не возникают в результате одного лишь созревания мозговых структур, они формируются прижизненно в результате обучения, воспитания, общения и присвоения опыта человечества;

поражение одних и тех же зон коры имеет разное значение на разных этапах психического развития.

Эти положения, являющиеся по сути общепсихологическими, легли в основу основных направлений клинической психологии: патопсихология использовала их для разработки проблемы распада психики при психических заболеваниях, а нейропсихология - для проблемы локализации ВПФ.

Клиническая психология имеет существенное значение для решения фундаментальных психологических проблем, инициирует их решение:

· Психосоматическая проблема (соотношение души и тела, психики и сомы)

· Проблема мозговой локализации психических функций

· Системно-структурная организация психической деятельности (структура психических функций)

· Проблемы психодиагностических исследований (Принципы построения диагностических исследований)

· психологическое воздействие (разработка психологических основ психотерапии)

· Проблема взаимодействия биологического и социально-средового факторов в развитии и распаде психической деятельности.

· психология бессознательного

· Разработка проблем личности и «нормы» в клинической психологии

5. История клинической психологии и интеграция ее областей (направлений).

История зарождения и становления клинической психологии

Идея связи телесных (соматических) процессов с "душевными", связи мозга и психики, ее проявления и реализация на разных этапах развития человеческого общества и истории медицины. Первая лаборатория экспериментальной психологии в России, открытая В.М.Бехтеревым (1885 г.) -- лаборатория медицинской психологии.

Факторы, детерминирующие интенсивность развития современной клинической психологии.

Динамика изменений "социальной анатомии" здоровья. Усиление роли нервно-психических факторов в возникновении болезней. Эволюция идео-логии современной медицины, тенденции ее гуманизации," психологизации". Профилактическая направленность здравоохранения, требующая активного участия клинической психологии.

1. Молодость и зрелость клинической психологии.

Клиническая психология у нас в стране-- молодая область, находящаяся в стадии роста, расширения сферы своего приложения, организационного оформления.

Молодость ее связана с тем, что возраст клинической психологии определяется с периода Великой Отечественной войны и первых после-военных лет, когда психологи-профессионалы стали активно участво-вать в решении задач здравоохранения. Лишь в последние десятилетия потребность медицины в союзе с психологией опредметилась, появился реальный «предмет» этой потребности в лице специалистов -- клинических психологов.

Зрелость клинической психологии определяется тем, что идея о связи тела и души, соматических и психических процессов - одна из древнейших в медицине. На протяжении всей своей истории медицина испытывала потреб-ность в использовании психологических воздействий на больных людей. Опытные врачи знали об этой связи и использовали ее в лечебной практике. Уже при первобытно-общинном строе колдуны и шаманы использовали психологическое воздействие для изменения телесного состояния. В античной медицине было сказано о трех типах лечения: ноже, траве и слове. Влияние "психического" фактора на возникновение, течение и лечение болезни учитывалось всегда лучшими представителями медицинской науки, например, наш великий хирург Пирогов писал, что даже огнестрельные раны быстрее заживают на теле бодрого, веселого оптимиста.

История зарождения и становления клинической психологии.

Предпосылки:

психологические исследования французских и русских психиатров на модели "эксперимента, поставленного природой" (Рибо) конца 19 века;

возникновение психологии как экспериментальной науки (лаборатория В.Вундта и открытие в России психологических лабораторий);

развитие пато- и нейропсихологических исследований в нашей стране.

(1а): Психологические исследования французских и русских психиатров конца 19 века.

Во второй половине ХIXв. - до появления психологических лабораторий и какое-то время наряду с ними - эмпирические исследования психологической тематики проводились врачами-психиатрами. Научная психология (=опытная) началась с клинических исследований патологии, “исключительности” и медиумических явлений: сюда относились болезнь и состояния, вызванные гипнозом или наркотиками, всякого рода “обманы” и “извращения” чувствительности (галлюцинации, иллюзии, синестезии), феномены раздвоения личности, ясновидение, чтение мыслей и др., Аномальное состояние психики, вызванное болезнью, гипнозом или наркотическими веществами, рассматривалось как своего рода “природный эксперимент”. Основоположниками подобных исследований были французские психиатры и психологи; ее идеологию разработали Т. Рибо и И. Тэн.

«Болезнь превращается в тонкое орудие анализа, -- писал Р.Рибо, -- она производит для нас опыты, никаким другим путем не осуществимые». Основываясь на идеях английских эволюционистов Г. Джексона и Г. Спенсера, Т. Рибо сформулировал “закон обратного развития” психических функций (1870): их угасание при болезни идет путем, обратным развитию и росту, так что первыми нарушаются те процессы, которые формируются позже других - наиболее сложные, произвольные; последними - низшие функции, автоматизмы. Его работы носят красноречивое название: “Болезни воли”, “Болезни памяти”, “Болезни личности”.

И. Тэн, кроме того, считал, что изучение не только душевнобольного, но и артиста, сомнамбулы, сновидца - т.е. других аномальных, “исключительных” случаев, - может дать в руки психолога “микроскоп”, позволяющий сделать невидимое, незамечаемое в норме видимым (“Об интеллекте”, 1870).

Эмпирическими исследованиями в этом духе занимались парижский невропатолог Ж.-М. Шарко (1825 - 1893) и его последователи - А. Бине, П. Жане, Ш. Рише и другие. На своих лекциях в Сальпетриере, собиравших самую разнообразную публику, от студентов до бомонда, Ж.-М. Шарко демонстрировал потрясающие опыты с пациентками, больными истерией. Заметив, что такие больные наиболее легко поддаются гипнозу, он гипнотизировал их и “проводил эксперименты”: в одном из них испытуемой внушалось, что на чистом куске картона нарисован портрет; затем этот картон перетасовывали с такими же двенадцатью. Пробудившись от гипнотического сна, больная просматривала двенадцать картонов, не зная, для чего она это делает, и на одном из них - том самом! - узнавала портрет. Другой эксперимент состоял в том, что больной внушали односторонние галлюцинации - например, красный картон на левый глаз и зеленый на правый - и смотрели, как менялся цвет суммарного образа после пробуждения; и в том и в другом опытах речь шла о том, чтобы с их помощью раскрыть механизмы зрительного восприятия (в частности, найти доводы в пользу либо центральной, либо периферической теории происхождения галлюцинаций). Опыты с внушенными зрительными галлюцинациями философ Поль Жане назвал (по аналогии с “физиологической оптикой” Г. Гельмгольца) “галлюцинаторной оптикой”.

Механизмы ошибочного восприятия - “обманов чувств”, галлюцинаций, иллюзий - в конце века по популярности опережали все другие предметы психологических исследований.

О том, чтобы выбрать нечто подобное в качестве темы для диссертации, думал и племянник Поля Жане, будущий выдающийся психолог Пьер Жане (1859 - 1947), когда после окончания университета приехал работать в Гавр. Но в клинической психологии многое зависит от случая - в том числе клинического, т.е. от того, какой эксперимент на сей раз поставила природа. Случай в лице местного врача преподнес ему уникальную испытуемую - больную истерией Леонию, которая очень легко поддавалась гипнозу. Она и еще несколько пациенток стали объектами его диссертационного исследования под названием “Психологический автоматизм. Экспериментально-психологическое исследование низших форм человеческой активности”. Вслед за своими учителями Т. Рибо и Ж.-М. Шарко, П. Жане считал болезнь самым надежным методом исследования психики, единственный недостаток которого в том, что он слишком медленный. Он верил, что гипноз (который в школе Шарко, кстати, считали патологическим состоянием) может ускорить и контролировать ход эксперимента; в качестве других средств, помогающих изменить состояние сознания, некоторые исследователи применяли наркотические вещества, но П. Жане считал такие опыты опасными для здоровья и малорезультативными. В диссертации он выделил два фундаментальных вида активности - синтетическую и автоматическую. В привычных ситуациях проявляется автоматическая активность, а синтетическая приберегается для новых, незнакомых обстоятельств. В болезни синтетическая активность ослаблена, и часть психики, будь то непосредственные ощущения или прежние воспоминания, начинает существовать самостоятельно, в виде бессознательных невротических симптомов. Диссертация была с блеском защищена в 1889 г. - году Всемирной выставки в Париже и приуроченных к ней конгрессов по физиологической психологии, психиатрии и экспериментальному и терапевтическому гипнотизму. На всех трех конгрессах о гипнозе говорилось как “о признанном экспериментальном методе”. В программе психологического конгресса ему было посвящено семь пунктов; отдельной темой стояло анкетное исследование галлюцинаций.

В то время казалось, что исследования не только гипноза, но и медиумических феноменов - телепатии, ясновидения и проч., будучи обставлены научно, могут пролить свет на механизмы психики. Размежевываясь со спиритизмом и оккультизмом, в которых феномены объяснялись на основе мистических, сверхъестественных сил, многие ученые с мировым именем занимались медиумическими опытами, пытаясь дать им естественнонаучную интерпретацию: так, членами-корреспондентами английского Общества психических исследований (основано в 1882 г.) были Т. Рибо, И. Тэн, П. Жане, В. Джемс, Ш. Рише и другие. Двое последних принимали участие в составлении анкеты о гипнагогических и телепатических галлюцинациях. Ш. Рише (1850 - 1935) (физиолог, лауреат Нобелевской премии за открытие анафилактического шока) был президентом Общества с 1905 г. Он внес немалый вклад в разработку проблем научной психологии. Так, он впервые показал, как человек, которому под гипнозом внушили совершить некий поступок, совершив его при пробуждении, вынужден подыскивать мотивы для этого поступка, так как о внушении он ничего не помнит. Эта работа была одним из первых исследований скрытых мотивов - темы, ставшей популярной благодаря работам 3. Фрейда. Впервые в психологии Ш. Рише применил подсчет вероятностей для отвержения, как мы теперь говорим, “нулевой гипотезы” (о том, что результаты медиумических опытов оказались случайными). Немецкий философ М. Дессуар сравнил Ш. Рише с создателем психофизики Г.Т. Фехнером: “такая же странная смесь научного ригоризма и поэтического воображения”.

Исследованием “исключительных случаев” - таких, например, как уникальные способности, - занимался А. Бине. С этой целью он изучал творчество знаменитых, драматургов, память выдающихся шахматистов и профессиональных счетчиков-престидижитаторов, а также интеллект ребенка (т.е. интеллект развивающийся, а значит, еще “ненормальный”). В этих работах он делает, в частности, вывод о том, что единых психических способностей - единой памяти, мышления, воли - не существует. Так, есть множество видов памяти: непосредственная, как у визуализирующих числа феноменальных счетчиков, основанная на тренировке, как у показывающих практически те же результаты профессиональных престидижитаторов, и т.д.

Т.О., самое большое доверие психологов-естествоиспытателей вызывал “эксперимент, поставленный природой”.

Душевная болезнь и искусственно вызванные патологические состояния позволяли “выключать” одни психические функции, обнажая работу других. Гипноз призван был выполнять роль “психологической вивисекции” (по выражению А. Бониса) - метода, позволяющего выделять и изучать высшие функции (память, волю), исследовать личность.

Феноменальные способности, как и другие крайние проявления психики - от “обманов чувств” и “раздвоения личности” до телепатических феноменов, - также рассматривались в качестве “природных экспериментов”.

Таким образом, значительная доля психологических исследований выпадала на долю психиатров, которые экспериментировали с сознанием и бессознательным, с высшими процессами: памятью, личностью, волей. Перед лицом таких методов только что появившийся лабораторный эксперимент еще должен был доказать свою результативность и в особенности приложимость к высшим психическим процессам. Клинические психологи не скрывали скепсиса: “Уже несколько лет как некоторые ученые пытаются основать во Франции экспериментальную психологию (и ее охотно противопоставляют классической) ... Но для того чтобы быть экспериментальной, необходимо производить опыты, а где эти опыты? Их очень немного, если не считать наблюдений, касающихся измерения ощущений, времени реагирования и проч.”

В России:

На этой волне начавшиеся во Франции клинические исследования пересекли национальные границы; нашли они отклик и в России. Российская психиатрия имела тесные связи французской. Популярными были работы с гипнозом; не обошла Россию и мода на “психические исследования” медиумических феноменов.

Естественно, что первыми в России клиническую психологию взяли на вооружение психиатры, которые были хорошо знакомы с французской психиатрией: это знакомство начиналось еще на студенческой скамье с чтения работ Ж.-М. Шарко и других французских исследователей. Постоянным издателем работ французских психиатров (Ж.-М. Шарко, Ш. Рише и других) в России был профессор психиатрии Харьковского университета П.И. Ковалевский (1849 - 1923) - автор одного из первых на русском языке трудов по патопсихологии (“Основы механизма душевной деятельности”. Харьков, 1885). С Францией русских психиатров связывали и поездки на стажировку, почти обязательные для закончивших университетский курс врачей. Многие русские бывали у Ж.-М. Шарко (его известность не обошла Россию: так, Ж.-М. Шарко был приглашен в качестве психиатра в императорскую семью).

Большой популярностью в России пользовался гипноз - как лечебный прием и метод исследования психики. В 1880-е гг. врачи ищут физиологические механизмы гипноза. В 1881г. (за год до речи Ж.-М. Шарко в Парижской Академии наук, положившей начало научному признанию гипноза) врачи Одесской городской больницы О.О. Мочутковский и Б.А. Окс сообщают о проведенных ими “гипнотических опытах” с пациентками, больными истерией, подобных экспериментам Ж.-М. Шарко, А. Бине, Ш. Рише с ошибками восприятия, раздвоением личности и проч. В те же годы опыты с односторонней гипнотизацией проводил в Казани И.В. Годнев; к исследованиям гипнотизма обратилось Московское психологическое общество, на заседаниях которого с докладами о гипнозе, сопровождаемыми демонстрациями, выступали психиатры А.А. Токарский и Г.И. Россолимо. Состояния гипноза и естественного сна сравнивал врач-психиатр, ученик А.А. Токарского, П.П. Подъяпольский; гипноза и наркотического опьянения - С.Н. Данилло. Наконец, для выяснения общебиологического механизма гипноза проводились опыты на животных: так, В.Я. Данилевский (Харьков) на Международном конгрессе по физиологической психологии в 1889 г. доложил о результатах гипнотизирования разных животных - от раков и омаров до птиц и кроликов. Позже, в начале века экспериментами с гипнотизированием животных занимались В.М. Бехтерев и сотрудники его клиники.

Еще одно европейское увлечение - медиумическим опытами - коснулось и русских ученых. В 1874 г. Д.И. Менделеев обратился в Физическое общество с предложением организовать комиссию для проверки явлений, возникающих на сеансах английского медиума Ч. Бредифа: сам великий химик к этим явлениям относился настороженно. Другой великий химик, А.М. Бутлеров, напротив, был их энтузиастом и в 1876 г. (вместе с профессором Н.П. Вагнером и А.Н. Аксаковым) выступил на комиссии свидетелем другого медиума, мисс Кляйер. комиссию медиумические опыты не убедили, исследования медиумических феноменов в России продолжались. В 1891 г. возникло Русское общество экспериментальной психологии (председатель - Н.П. Вагнер), целью которого было научное изучение феноменов телепатии, ясновидения, перемещений и неожиданных появлений предметов. Протоколы заседаний Общества публиковались в крупном психологическом журнале “Вопросы философии и психологии” (в виде отдельного приложения к тому журнала за 1892 г.). Помещая эти сообщения, журнал, однако, сохранял по отношению к ним особую точку зрения: в одном из его следующих номеров была опубликована рецензия В.С; Соловьева на книгу А.Н. Аксакова “Анимизм и спиритизм. Критическое исследование медиумических явлений” (СПб., 1893). В ней знаменитый философ пишет: “Вся сила научного эксперимента состоит в его повторяемости при тех же условиях, и для этого сами условия должны: 1) быть известны; 2) приведены в простейший вид и 3) находиться в распоряжении экспериментатора. В книге же Аксакова все действительно убедительные факты принадлежат к числу безыскусственных, самопроизвольно возникших и, следовательно, только наблюдаемых и констатируемых, а не экспериментальных явлений”. Аргумент о воспроизводимости действительно оказался камнем преткновения для “психических исследований”, ведь ход медиумических опытов целиком зависел от состояния медиума, которое было очень хрупким и изменчивым: если медиума проверяли, он ссылался на то, что недоверие окружающих отрицательно влияет на результаты. “Неповторимые” медиумические опыты в 1920-х гг. были окончательно отвергнуты научной психологией.

Патопсихологические исследования вели С.С. Корсаков, И.А. Сикорский, В.М. Бехтерев, В.Ф. Чиж и другие психиатры. И.А. Сикорский (1845 - 1918), профессор психиатрии университета Св. Владимира в Киеве, принимал участие в издании “Интернационального трактата по патологической психологии” (1908), также в числе его интересов была так называемая объективная психология, под которой он понимал составление полного перечня физиологических, мимических, поведенческих признаков психических состояний.

В 1890 г. посмертно вышла книга врача петербургской больницы Св. Николая - В.Х. Кандинского (1849 - 1889) “О псевдогаллюцинациях”. Прекрасно зная французские работы на эту тему, он выступил с критикой теории психиатра Ж. Байярже. Ему удалось значительно продвинуться в популярной тогда теме “ошибочных восприятий”, проведя различение между живыми образами, псевдогаллюцинациями и истинными галлюцинациями. Он воспользовался поставленным природой экспериментом, объектом которого был он сам. Психическая болезнь, которой он страдал, в конце концов привела этого талантливого психиатра к самоубийству.

Исследования патологических явлений (душевных болезней) стали особым направлением: для этой цели стали создаваться психологические лаборатории.

(2): Возникновение психологии как экспериментальной науки - открытие психологических лабораторий.

В последней четверти 19 в. психиатрия в России стала самостоятельной дисциплиной: кафедры психиатрии с клиниками существовали в большинстве университетов; в это же время земства получили право требовать от правительства создания новых мест для психически больных и открытия новых психиатрических лечебниц. Институционализация психиатрии была достигнута благодаря героическим усилиям первых русских психиатров - И.М. Балинского, И.П. Мержеевского, А.Я. Кожевникова, П.И. Ковалевского, А.У. Фрезе, С.С. Корсакова и других, которым пришлось вести сложные “социальные переговоры”, убеждая власть и общество в необходимости расширения и гуманизации психиатрической помощи, в проведении соответствующих научных исследований.

Новое поколение психиатров могло больше времени уделять научной работе. Исследования в психиатрических больницах приобрели большое распространение. Многие психиатры придавали большое значение сближению психологии и психиатрии. В 1876 г. И.М.Сеченов писал, что приступает к созданию медицинской психологии, которую называл своей «лебединой песней». Он писал о психологии: «Наука эта, очевидно, становится основой психиатрии, все равно как физиология лежит в основе патологии тела». В 1904 г. В.М.Бехтерев пишет о возникновении новой отрасли психологической науки: «Новейшие успехи психиатрии, обязанные в значительной степени клиническому изучению психических расстройств у постели больного, послужили основой особого отдела знаний, известного под названием патологической психологии, которая уже привела к разрешению весьма многих психологических проблем и от которой, без сомнения, еще большего в этом отношении можно ожидать в будущем»

Экспериментально-психологические лаборатории по примеру лейпцигской лаборатории В. Вундта распространились по Европе и Америке (в 1894 г. их насчитывалось уже 32). Волна лабораторного строительства быстро докатилась до России, подготовленная соответствующими публикациями: переводами, обзорами и оригинальными исследованиями в этой области русских авторов.

В.М.Бехтерев (1857 - 1927) являлся основоположником патопсихологического направления в России. Он стажировался в Германии и Франции, был членом редакционного комитета многотомного “Traite international de psychologie pathologique” (“Интернациональный трактат по патологической психологии”) (Париж, 1908 - 1910), для которого им написаны несколько глав. Он практиковал гипноз и был одним из самых активных сторонников его применения в экспериментальных и лечебных целях; речь В.М. Бехтерева “Внушение и его роль в общественной жизни” на годичном собрании Военно-медицинской академии в 1897 г. сыграла важную роль в отмене правительственного запрета на свободное применение гипноза.

Первая психологическая лаборатория в нашей стране была основана им в 1885 г. при психиатрической клинике Казанского университета (открытие клиники и лаборатории при ней было условием, на котором В.М. Бехтерев согласился занять кафедру в провинциальной Казани).

Когда он перевелся в Петербург, лаборатория была устроена в Военно-медицинской академии, для которой уже в 1867 г. “отец русской психиатрии” И.М. Балинский закупил приборы для психофизических и психометрических опытов.

В лаборатории были организованы широкие экспериментально-психологические исследования нарушений психической деятельности. В.М.Бехтерев писал: «...Патологические проявления душевной деятельности представляют собой, в сущности, не что иное, как отклонения и видоизменения нормальных проявлений душевной деятельности, подчиняющейся тем же основным законам, как и последние».

О диапазоне патопсихологических исследований можно судить по докторским диссертациям, выполненным под руководством В.М.Бехтерева:

«Экспериментально-психологические исследования над больными с нарастающим паралитическим слабоумием» Л.С.Павловской (1907);

«Клинические и экспериментально-психологические исследования речевой функции» М.И Аствацатурова (1908);

«Характер ассоциаций у больных с хроническим первичным помешательством» К.Н.Завадовского (1909);

«О процессах сосредоточения (внимания) у слабоумных душевнобольных» A.B.Ильина (1909);

«Экспериментально-психологические исследования в маниакально-меланхолическом психозе» Л.Г.Гутмана (1909);

«Объективно-психологическое исследование творчества и других интеллектуальных функций у душевнобольных» В.ВАбрамова (1911) и др.

В работах школы В.М.Бехтерева получен богатый конкретный материал об особенностях ассоциативной деятельности, мышления, речи, внимания, умственной работоспособности у разных категорий больных сравнительно со здоровыми соответствующего возраста, пола и образования. Психологическая система В.М. Бехтерева по существу порывала с традиционным функционализмом. Вместо изучения отдельных психических функций предлагалось экспериментально исследовать различные виды деятельности, показывающие, как больным производятся оживление впечатлений из разных периодов жизни, знакомой и незнакомой обстановки; оценка зрительных или слуховых впечатлений, определение сходства и различия между объектами и т.п. . Эти работы представляют интерес как исторический факт «деятельностного» подхода к психическим явлениям.

Принятый в школе В.М.Бехтерева принцип качественного анализа нарушений психологической деятельности стал традицией отечественной психологии.