Фольклор - как главный фактор отражения культуры казачества

В свете изложенного, нельзя согласиться с мнением о том, что «особенностью начала истории жизни казаков на Северо-Западном Кавказе было то, что Кубань до переселения сюда казаков-черноморцев не знала периода вольного казачества» (И. Я. Куненко). Напротив, именно длительное присутствие па берегах Кубани крупных групп вольного, враждебного российским властям казачества, блокировавшегося с агрессивными турецко-крымскими силами, во весь рост поставило перед империей задачу интенсивного покорения основных казачьих вольниц, укрепления и надеждой обороны новых границ России в Прикубанье.

И вовсе нет парадокса в том, что решение этой ответственной и исторически знаменательной задачи было возложено на ту преобладающую часть казачества, которая (хотя далеко и не просто!) все прочнее и безоговорочнее обретала свое место в геополитических реальностях и действиях России. Причем, место это определялось властями довольно жестко и безапелляционно!

Далеко не все отдают себе отчет в том, что кубанское казачество в исходном пласте своем -- суть порождение силовых действий царского правительства, один из первых в истории России примеров «компактно-этнических переселений», принудительного обретения новой родины, новой жизненной перспективы.

Ограничимся здесь обзором основных вех и важнейших событий, а также знакомством с фольклорной «самооценкой» разными группами казачества выпавших на их долю испытаний и приобретений. И прежде всего подчеркнем: единое в дальнейшем кубанское казачество формировалось из нескольких, независимых друг от друга «общин», долгое время сохранявших свою специфику.

Известно, что летом 1775 года под дулами пушек мощного отряда российских войск, посланного по указу императрицы Екатерины II, была упразднена прославленная малороссийская казачья вольница -- Запорожская Сечь. Около 12 тысяч не пожелавших покориться запорожцев ушло на своих «чайках» вниз по Днепру, в «Туретчину». Остальные разбрелись кто куда, включая владения Крымского хана:

...Вэлык свит, маты царыця,-- Пидем хану служыты, А ниж мы будэм князьям, генералам Вашым пичкы топыты...

Однако, спустя 8 лет, большая часть недавних запорожцев собралась на зов старшин Захарии Чапеги и Антона Головатого, и по инициативе прославленного политика и царедворца князя Г. Потемкина поселилась у Черного моря, между Бугом и Днестром, охраняя границы России со стороны Турции, владевшей тогда всем Балканским полуостровом. Здесь «лыцари казачьей воли» находились под прямой властью царизма, именуясь новым названием «Черноморских казаков». Их положение усугублялось тем, что очень скоро осваиваемые ими приграничные земли стали делиться между помещиками и перспектива кабалы оказалась вполне очевидной. Казаки с горечью распевали:

Вража маты Катэрыие

Нэ горазд виныла:

Стэп широкый, край весэлый

Тай занапастыла.

Вража маты Катэрыне

Нэ гарно зробыла:

Панам зэмлю раздарыла,

Нас посыротыла...

Прежние запорожцы были готовы на все, чтобы спасти остатки своей еще недавней вольницы. В это время среди них и стало известно о богатой «Тамани с окрестностями оной», куда обращали их взоры имперские власти.

Пропагандистом идеи и одним из ее умелых проводников в жизнь стал Антон Головатый. По казацким куреням зазвучала песня, написанная им:

...А нам даты Отомань обищають.

Мы й туда пишлы б, абы нам сказалы,

Щоб не загубыты той казацкой славы...

Обещания и заверения от правительства были даны, переселение состоялось в 1792--1793 годах и вскоре уже плодовитый старшина-песенник полковник А. Головатый призывает «казаченьков нэ журытыся» (не печалиться), ибо дождались они от царицы «за службу заплаты». И четко обозначает ближайшие цели жизни на Кубани:

...В Тамани жыть, вирно служыть,

Границю дэржаты.

Рыбу ловыть, горылку пыть,

Где й будэм богаты!

Та еще треба и женытыся

И хлиба робыты,

А хто прыйдэ из нэвирных,--

Як ворога быты.

Свыше 40 казачьих станиц, сохранивших родные сердцу названия запорожских куреней, оседлали тогда Таманский полуостров и правый берег Кубани от ее устья до впадения реки Лабы. Притом, нужно сознавать, что Россия, расселяя на Кубани былых запорожцев, не столько надежно прикрывала свои границы от турецких посягательств (это, в конце концов, было дело армии!), сколько обрекала их на долголетний конфликт с местными северокавказскими народами лесисто-горного и степного Закубанья, видевшими в переселенцах прямые опасности и угрозы для себя.

Так началась долгая, многотрудная, героическая и опасная служба на благо России тех казаков, которые никогда не забывали о своих украинско-малороссийских корнях и почитали за величайшую честь «дэржаты границю» Отечества, а при малейшей возможности и расширять ее за счет турецких владений и земель «закубанских черкесов». Со своей стороны, правительство в последующие десятилетия принимает целый ряд законоположений (часто весьма необычных!), обеспечивающих дальнейшее пополнение численности и повышения боеспособности Черноморского войска -- своего надежного оплота на кубанских берегах.

Одновременно с появлением черноморцев последовало императорское повеление о водворении вдоль этой реки большой группы донского казачества. Однако приказ был выполнен не сразу: он повлек за собой возмущение и открытое неповиновение донцов, не желавших покидать насиженные места. Властям пришлось применить грубую силу к неповинующимся и двинуть против них регулярные войска.

Только в 1794 году на кубанский отрезок складывающейся Кавказской укрепленной Линии прибыла первая тысяча семей донских казаков, к которым вскоре присоединились 125 семей казаков с Волги. В результате был сформирован так называемый территориальный казачий полк, разместившийся во вновь образованных станицах: Прочноокопской, Кавказской, Григориполисской, Темнолесской, Воровсколесской и др. Первая из названных станиц расположилась в черте нынешнего города Армавира, на правом берегу Кубани, у самой подошвы крутого и высокого речногоберега, увечанного еще в 1784 году сильным российским укреплением Прочный Окоп. Теперь это место называется «Старая Станица», так как в 1817 году, по распоряжению генерала А. П. Ермолова, станица Прочно-окопская была перенесена туда, где находится и сейчас-Скоро на Дону узнали об «экономическом преуспеянии» этих выходцев, о привольной их жизни и о богатстве, щедрости природы на новых местах. Тогда, как свидетельствует дореволюционный исследователь кубанского казачества П. П. Короленко, «под предлогом родства и по разным другим причинам, казаки стали стремиться уже сами, в противоположность прошлому, с Дона на Кавказ».

Однако между черноморцами и донцами оставалась еще незаселенная казаками часть кубанского берега. Сюда «запросились сами» екатеринославские казаки из тогдашней Слободско-Украинской (Харьковской) губернии. И в 1802 году они были поселены своими станицами при редутах Ладожском, Темижбекском, Воронежском, Тифлисском и других.

Состоялось и еще одно массовое казачье перемещение: в 1826 году на верхнекубанский отрезок Кавказской Линии были переброшены верхнедонские по своим корням и жившие с 1777 года на Тереке хоперские казаки, образовавшие станицы Баталпашинскую, Беломечетскую, Барсуковскую, Бекешевскую и Карантинную.

Только после всего этого Кубань оказалась надежно прикрыта от всяких неожиданностей, став органической частью Кавказской (Азово-Моздокской) укрепленной Линии. Кроме черноморцев все казаки были причислены к Линейному войску и именовались «линейцами».

В 1820 году их наблюдал проезжавший тут А. С. Пушкин и описал в письме к брату так «Видел я берега Кубани и сторожевые станицы -- любовался нашими казаками. Вечно верхом; вечно готовы драться; в вечной предосторожности! Вокруг нас ехали 60 казаков, за ними тащилась заряженная пушка, с зажженным фитилем-..» Пытливый взгляд литератора ухватил общее и «особное» (как тогда говорили) в казачестве на Кубани: «Когда-нибудь прочту тебе мои замечания на Черноморских и Донских казаков -- теперь пока не скажу об этом ни слова...».

А между тем, широко по Югу России разносилась молва про «Линеюшку -- Кавказскую сторонушку», ставшую передовой позицией постепенно нарастающей борьбы России за полное умиротворение, покорение Кавказа, против безграничного свободолюбия закубанских народов. Военные действия, не прекращавшиеся здесь вплоть до середины 1860-х годов, порождали тревожные и горькие казачьи песни:

...Я в скалах; па горах бывал,

Я про матушку-Кубань слыхал.

Про вершины ее частые,

Про стеги ее широкие.

Кубань-речка из под Шат-горы,

И бежит она быстрехонько,

И бежит она быстрехонько,

А служить там, жить,

Ох,тошнехонько!

В 1832 году Кавказское Линейное войско сформировалось окончательно, подчиняясь командиру Отдельного Кавказского корпуса, но получив и собственного наказного атамана. Именно оно, в свою очередь, обеспечило дальнейшее расселение казачества, теперь уже на закубанских землях.

На рубеже 1830--1840-х годов под непосредственным руководством генерала Г. Х. Засса возникла «Новая Лабинская Линия» из станиц Лабинской, Чамлыкской, Вознесенской, Урупской, Спокойной, Удобной, Сторожевой, Исправной и других. Чусть позднее свое место достойно заняла среди них и станица Зассовская. Кроме «коренных казаков» здесь расселялось и некоторое количество отставных солдат Кавказского корпуса. Народная молва не скрывала опасности и каждодневного риска этих расселений. Так, в популярной тогда песне казак уговаривает девушку поехать с ним на Кубань, где

«...Уруп-река медом протекла,

а Лаба-река -- зеленым вином.

По горам-горам лежат камушки драгоценные, неоценные...».

 

Но девушка отвечает:

...Я сама там была,

Сама видела,

Как Уруп-река

Кровью истекла,

А Лаба-река

Горючей слезой.

По горам, горам

Лежат головы --

Все казацкие,

Все бурлацкие...

...Прошли годы, десятилетия... Военные действия, изнурявшие обе стороны, передвинулись далеко на юго-западный фланг Закубанья. В 1860 году все названные выше разнохарактерные группы казаков на Кубани были объединены в новообразованное Кубанское казачье войско; стали консолидироваться, продолжая долгое время сохранять свое этнокультурное своеобразие.

Поскольку эти историко-этнографические очерки посвящены прежде всего Средней Кубани, целесообразно остановиться подробнее на некоторых сторонах характеристики именно Линейных казаков.

Итак, 1000 семей донских казаков-староверов (4700 душ обоего пола) были к осени 1794 года поселены шестью станицами, составлявшими до 1819 года Кубанский полк. Затем, станица Усть-Лабинская была «перечислена» в Кавказский полк, поселенный на Кубани в 1803 году, а вместо нее из Кавказского полка в Кубанский переведена станица Темижбек-ская.

Судя по документам Государственного архива Краснодарского края, за дальнейший период, к 1850 году, среди станиц Кубанской бригады, выросшей из прежнего полка, уже не было Воровсколесской и Темнолесской. Зато в 1833 году сюда были «причислены» села Кавказской губернии: Дмитриевское, Расшеватское, Успенское, Ново-Александровское и Ново-Троицкое. Села получили статус станиц, а их население -- линейных казаков.

Вопрос о первоначальном строевом составе Кубанского полка достаточно сложен из-за отсутствия необходимых документальных источников. Однако известны имена офицеров, возглавивших по приказу правительства переселенцев: войсковые старшины Кумшацкий и Киреев, есаул Сучилии, сотник Чимигуков. Известно также, что к 26 мая 1799 года обязанности командира полка последовательно исполняли сначала есаул Чернозубов, а затем есаул Потапов. Последний был во главе полка по крайней мере до марта 1822 года.

Относительно же состава полка на конец XVIII века есть сведения у его историка М. Толстова: «в 1796 году марта 1-го числа..- полк выкомандирован на службу по комплектному состоянию при 16 старшинах и 500-х казаках, без штатного положения на окладе донских, по линии служащих, полков». Рапорт в Правительственный Сенат от 11 ноября 1800 года сообщает, что в Кубанском полку «служащих-старшин 17, казаков 501; отставных, неслужащих и малолетков 610».

В 1808 поду в Кубанском полку появилась своя артиллерия: были образованы две конно-казачьи роты под номерами 1 и 2 в составе трех фунтовых единорогов и восьми пушек в каждой. Рота № 1 была распределена в казачьи полки: Кавказский, Кубанский, Хоперский и Волгский.

Служба казаков непосредственно в полку определялась в 1796 году в 30 лет. Кроме того, существовала еще и внутренняя служба казаков в станицах. И в целом линейцы несли воинскую повинность, как это сообщается в конце XIX века, с 20 до 60 лет. Чередуясь с находившимися на Линии казаками донских полков, кубанцы находились в разъездах, секретах на бродах, занимали посты и пикеты.

Возможная очередная смена, зачисление в «нестроевые» и увольнение в отставку нижних чинов производились до 1819 года властью полкового командира. Несмотря на долгий срок отбывания воинской повинности, казаки, пользуясь отпусками, а иногда и очередной сменой, могли поддерживать свое хозяйство и отдыхать. При этом казаки были обязаны давать подводы, квартиры, продовольствие для регулярных войск, находившихся на территории полка; выполнять строительные, ремонтные и заготовительные работы-

Жалование в это время получали только строевые казаки. Оно выражалось в денежном довольствии, провианте, порохе и свинце. «На лошадь» (то есть на фураж) «порционных денег» не полагалось.

К 1813 году Кубанский полк был усилен «отставными и не-служившими еще в строю казаками с таким расчетом, чтобы на каждые 12 верст кардонной линии находилось по 20 конных и 4 пеших казака». Плоды этого решения наблюдал в 1816 году генерал А. П. Ермолов, и они остро неудовлетворили его: «Первое обстоятельство, обратившее внимание мое, - были высланные мне на встречу конвойные команды из поселенных на Линии казаков. Всегда отличались они от прочих казаков особенной ловкостью, исправностью оружия и добротою коней. Я, напротив, увидел между ними не менее половины чрезвычайно молодых людей, нигде не служивших, и даже ребят»..

Первые двадцать лет своей истории Кубанский полк существовал как самостоятельная единица, а в 1813 году все войска по Линии были разбиты на две бригады. В Первую, занимавшую границу от рубежей Черномории до крепости Константнногорской, наряду с полками Суздальским и Вологодским пехотным, донским Аракапцева, Ильина 1-го, Сычева 3-го, Алексеева 3-го, Кавказским и Хоперским линейными казачьими вошел и Кубанский полк. Тогда же его численность была доведена до 800 человек, а к 1819 году, как сообщает Ф. А. Щербина, «в Кубанском полку числились 2 штаб-офицера, 21 обер-офицер и 800 казаков».

В 1832 году Кубанский полк вошел в состав создававшегося Кавказского линейного казачьего войска (полки: Кубанский, Кавказский, Хоперский, Волгский, Горско-Моздокский, Гребенский, Кизлярский и Терское семейное войско). В ту пору, после причисления к нему вышеупомянутых селений, служилый состав полка увеличился более, чем на 1000 вооруженных всадников, и в 1834 году в Кубанском полку состояло -- 2 штаб-офицера, 34 обер-офицера, 83 урядника и 2086 казаков.

Из числа командиров полка на этот период нам известны: подполковник Левашев (до 7 июля 1834 года), а вслед за ним -- майор (позже подполковник) Рот и с 1 апреля 1840 года -- подполковник барон фон Фитингоф. Оба последних были деятельными сподвижниками генерала барона фон Засса, чья резиденция располагалась в крепости Прочный Окоп. Засилье немцев в окружении Засса вызвало неудовольствие линейного казачества, что отразилось, как зафиксировала в 1840-х годах прогрессивная русская писательница Е. П. Ла-чинова, бывавшая тут, в народном переименовании крепости в «Немецкий Окоп».

В 1845 году уже сам Кубанский полк был развернут в бригаду из двух шестисотенных полков. Бригаде был присвоен № 3. Возглавлял ее подполковник Фитингоф, тогда как 1-й Кубанский полк -- войсковой старшина Фролов, а 2-й Кубанский полк подполковник из ногайцев, одаренный писатель, замеченный А. С. Пушкиным -- Султан Казы-Гирей. Штаб бригады был в станице Прочноокопской, 1-го полка в Новоалександровской, 2-го в той же Прочноокопской, рядом с которой, кстати, располагались и родовые земли его командира Султана Казы-Гирея.

В 1-й Кубанский полк.вошли станицы Успенская, Расшеватская, Новоалександровская, Новотроицкая, а во 2-й -- помимо старых станиц (Кавказская, Григориполисская, Прочноокопская, Темижбекская) вошла и одна новая -- Дмитриевская. В 1845 году в связи с развертыванием полка в бригаду был определен «штат», по которому в обоих полках было положено иметь: 3 штаб-офицера, 36 обер-офицеров, 100 урядников, 26 музыкантов, 1596 казаков.

Тогда же срок действительной службы казаков сократился с 30 до 25 лет. Позже, в 1856 году, приказом по отдельному Кавказскому корпусу (№ 588 от 30 сентября) срок действительной службы казаков-линейцев был уменьшен до 22 лет.

К 10 декабря 1847 года бригадой командовал полковник Шульц, во главе 1-го полка стоял майор (затем -- войсковой старшина) Хуциев, а 2-го -- войсковой старшина Мещеринов, ставший, спустя полтора года, командиром бригады... В 1852 году источники называют командиром 1-го Кубанского полка есаула Фитингофа, а 2-го -- войскового старшину Перепеловского.

В последующие годы (более всего в 1860--1861) в связи с формированием новых Кубанского и Терского казачьих войск, на Кубани происходила неоднократная перенумерация бригад и полков. Менялся и «коренной состав» линейцев.

Выше речь шла о пополнении Кубанского полка путем присоединения к нему многолюдных новых крестьянских селений-станиц. Но были и иные источники накопления людских ресурсов. Так, Ф. А. Щербина отмечал, что в первые годы пребывания полка на Линии «донцы под предлогом родственных и других связей с переселенцами, стали уходить с Дона целыми семьями и селиться на Кубани». Это продолжалось и в начале XIX века.

А, например, в апреле 1807 года в Кубанский полк были зачислены 20 абазин «горского владельца» Атажука Клычева. В 1846 же году, как это видно из посемейных списков станицы Прочноокопской, в Кубанский полк были зачислены несколько десятков семей, «переведенных из Волгского казачьего полка», причем имена новоявленных кубанцев сплошь тюркско-мусульманские. В посемейных списках этой же станицы за 1851 год значатся 34 семьи обращенных в казачье звание крестьян, «причисленных на жительство из Полтавской губернии в 1849 году», и 11 семей, «причисленных к станице Прочноокопской из отставных солдат», ранее частью обитавших в Форштате.

Так формировался своеобразный этнический состав линей-цев до окончания военных действий в крае. Сведения эти интересны не только сами по себе, но и как предмет для анализа нынешних преемников и «возродителей» традиций казачества в наших местах.

...Тонкий знаток местной культуры П П. Короленко в начале столетия писал: «Кубанский полк, как поселенный из донский казаков, перенес всецело с Дона на Кубань все свое родное обмундирование и вооружение». А хорошо известно, что «в течение всего XVIII века единой военной формы для казачьего войска не существовало».

Поселившись на Кубани, вчерашние донцы еще какое-то время сохраняли традиционный облик донских казаков: «В конце XVII -- начале XVIII века сложился тип казачьей одежды... Ее обязательным элементом была старинная верхняя одежда -- зипун. Так назывался длинный кафтан без воротника... Носили казаки сапоги, широкие штаны, бараньи шапки с бархатным верхом, подпоясавшись кушаками». Традиционным вооружением стали карабин, сабля, пика.

Конечно, вооружение и обмундирование кубанцев претерпели изменения. А Ламонов отмечал: «Старики и служилые казаки носили долгое время обмундирование донского покроя, молодые же казаки обзавелись одеждою черкесского образца». С течением времени линейные казаки полностью приняли одежду и вооружение горцев, «удержав только одну донскую пику».

Лишь в 1824 году официально было приказано «строить служилым казакам форменное и партикулярное обмундирование черкесского покроя». В 1-ой бригаде, к которой в 1813--1845 годах относился Кубанский полк, устанавливался однообразный темносиний мундир. При этом цвет погон, бешмета и верха папахи для Кубанского полка устанавливался белый. Папаха должна была быть черного «курпея» (смушки). Полагались также чувяки с ноговицами в хорошую погоду, а в «дурную» -- сапоги.

До 1827 года вооружение кубанцев состояло из пики, ружья и шашки, пришедшей на смену сабле уже на Кавказе. Затем пики у линейцев были отменены и введены кинжалы с поясами и пистолеты.. Последние носились сзади за шашечным поясом в суконном чехле на шнуре или тесьме. С мундиром пистолет носился на белом гарусном шнуре с кистью, которая висела за спиной. У офицеров полагался серебряный с такой же кистью шнур.

Наконец, приказом по отдельному Кавказскому корпусу от 24 сентября 1856 года (? 574) в Кубанском полку устанавливались «парадные полукафтаны (чекмень -- тип черкески, которая еще, однако, не стала официально признанным названием мундира кавказских казаков), бешметы и суконные верхи папах офицерам и нижним чинам иметь- «белые», (при темносиних «парадных полукафтанах и шароварах»)...

Таковы всего лишь некоторые сведения о линейном казачестве Средней Кубани. Они могут быть значительно расширены при обращении к специальной рекомендуемой литературе, прежде всего к небольшой книжке С. В. Телепеня и В. Б. Виноградова «Заметки о казаках-линейцах», опубликованной в Армавире в 1994 году.

В заключение подчеркнем, что с 1860-х годов (хотя и в приграничных, но уже как бы и «внутренних» областях России) казачество все больше соседствовало с выходцами из самых разных российских губерний. Этот естественный процесс протекал вовсе не просто, скажем, даже болезненно. В последнем статистическом сборнике дореволюционной России сообщалось, что в Кубанской области на 1000 человек жителей казаки составляют всего 410, хотя общее их число в 1916 году достигало 1 миллиона 367 тысяч.

На этом фоне примечателен наш Армавир -- центр Лабинского отдела Кубанской области, преобразованный в 1914 году в город. С 1908 года должность атамана отдела исполнял Александр Петрович Филимонов -- личность в высшей мере замечательная. Очень деятельный администратор, он всемерно способствовал переходу Армавира в статус города. По его инициативе и его стараниями в 1914 году было выстроено новое здание управления Лабинского казачьего отдела -- двухэтажный особняк с декоративным садом, фонтаном во дворе и кованной оградкой. В народе здание называли атаманским дворцом (ныне в нем инфекционная больница). А. П. Филимонов добивался проведения железной дороги от Армавира до Теберды -- чудного природного заповедника. Для этой цели в 1916 году было образовано акционерное общество, не успевшее осуществить свою цель. Инициативный атаман принял решение о строительстве трамвайной линии от Армавира в Прочноокопскую. Вынашивались и многие иные перспективные планы, призванные благоустроить вновь учрежденный город, придать ему еще более яркие черты регионального центра... А. П. Филимонов стал в 1917 году первым выборным атаманом Кубани, сыграв очень противоречивую роль в гражданской войне.

А один из местных журналистов примерно в те же годы свидетельствовал, что в кубанских станицах «население представляет сплошную этнографическую массу мало- и великорусского происхождения, отцы, деды, а может быть, и прадеды которой тоже были казаками; это обстоятельство придает коренному населению особый характер; вы видите, что попали в среду, резко отличающуюся от обычной сельской среды, чувствуете присутствие и веяние каких-то особых, прочно установившихся сословных, классовых традиций и умонастроений...».

Сегодня, на наших глазах (а то и при прямом участии), идет процесс возрождения кубанского казачества, много претерпевшего в XX веке. Всекубанское казачье войско настойчиво стремится вернуть к жизни многие черты историко-культурной самобытности казачества в контексте современной истории России.

Путь этот тернист и требует истинного подвижничества! И дай, как говорится, Бог, чтобы он развил и приумножил многовековую казачью славу! Чтобы нынешние и будущие поколения самых разных групп восточнославянских переселенцев на Кубани, а также их земляки и соседи, оглядываясь на плоды свершенных дел, могли бы с чувством истинной удовлетворенности провозгласить заветные слова: «Любо, братья казаки! Любо!».

Литература:

1. Бардадым В. П. Ратная доблесть кубанцев. Краснодар. 1993.

2. Беджанов М. Б. Суверенитет, демократические движения, многопартийность и возрождение казачества- Майкоп. 1991.

3. Виноградов В. Б. Из истории Старой Станицы -- Прочнс-окопской. Армавир. 1994.

4. 88

5. Гедеон. Митрополит Ставропольский и Бакинский. История христианства на Северном Кавказе до и после присоединения к России. Москва -- Пятигорск. 1992.

6. Гордеев А. А. История казаков. В 4 частях. М. 1991.

7. Горлова И., Манаенков А., Лях В. Культура кубанских станиц. 1794--1917. Исторический очерк. Краснодар. 1993.

8. Губарев Г. Казаки и их земля в свете новых данных. Вторая книга о казаках. Издание Г. В. Карпенко. Буэнос Айрес. 1974.

9. Два века кубанской литературы (1792--1992). Материалы научно-теоретической конференции. Краснодар. 1993.

10. За други своя, или все о казачестве. Москва. 1993.

11. Захарченко В. Песни станицы Кавказской, записанные от Антонины Ивановны Сидоровой с приложением песен, собранных А. Д. Ламоновым, и его «Исторического очерка о заселении станицы Кавказской». Краснодар. 1993.

12. Казачий словарь-справочник. В 3-х т. Москва. 1992.

13. Казачество в истории Юга России. Тезисы докладов. Краснодар. 1993.

14. Казачество. Мысли современников о прошлом, настоящем и будущем казачества. Ростов-на-Дону. 1992-

15. Казачьи войска. Хроники гвардейских казачьих частей. Москва. 1992.

16. Колесников В. А. Донцы на Кубани. Ставрополь. 1995.

17. Короленко П. П. Двухсотлетие Кубанского казачьего войска: 1696--1896. Краснодар. 1991.

18. Кубанский краевед. Ежегодник. Краснодар- Вып. I 1989; вып. П. 1990; вып. III 1992.

19. Кубанские станицы. Москва. 1967.

20. Куценко И. Я. Кубанское Казачество. 2-е изд. Краснодар-1993.

21. Матвеев О. В. Форменная одежда казаков-линейцев Кубани. Краснодар -- Армавир. 1995.

22. Песни казаков Кубани. Краснодар. 1966.

23. Прочноокопский историко-культурный многоугольник. Материалы конференции (сентябрь 1994 года). Армавир. 1994.

24. Телепень С. В., Виноградов В. Б. Заметки о казаках-линейцах. Армавир. 1994.

25. Традиционная культура и дети. Краснодар. 1991.

26. Трехбратов Б. А. Первые шаги: выступления армейских и казачьих частей на Северном Кавказе в период революции 1905--1907 гг. Краснодар. 1987.

27. Труды общества любителей изучения Кубанской области. Библиографический указатель. Краснодар. 1993.

28. Тумилевич Ф. В. Русские народные сказки Казаков-Некрасовцев. Ростов-на-Дону. 1958.

29. Хрестоматия по истории Кубани. В 2-х ч. Краснодар. 1975. 1982.

30. Щербина Ф. А. История Кубанского казачьего войска. В 2-х т. Краснодар. 1992.

Малинин Б.А.

(г. Ессентуки)

О ФОРМАХ ОБМУНДИРОВАНИЯ ТЕРСКОГО КАЗАЧЬЕГО ВОЙСКА

Формы одежды Терских казаков неоднократно изменялись в истории казачества, но к началу ХХ века они приняли более или менее упорядоченный вид, что явилось результатом многочисленных приказов по Военному ведомству /ВВ/ и по Главному управлению казачьих войск.

Основным отличием обмундирования терских и кубанских казаков от других казачьих войск России было то, что только два этих войска носили форму кавказского образца без лампасов: черкесску с бешметом присвоенного войску цвета, папаху бурку и т.д.

Черкесска по Пр.ВВ № 330 от 1905г. и № 788 от 1904г. была у офицеров и казаков черного цвета. В ходе первой мировой войны цвет черкесски менялся в сторону защитных оттенков: она могла быть коричневой, коричнево - серой /табачного цвета/, сине-серой и даже цвета хакки. На черкесске полагалось иметь, соглассно циркуляру Главного штаба № 223 от 1896 г. газыри из серебра /белого металла/, хотя допускалось ношение газырей и из других металлов, из белой кости, с разнообразной гравировкой или без нее. Количество газырей на одной стороне груди доходило до 9, но только в нечетном исчислении. Газыри никакими галунами и т.п. не обшивались. Галунные украшения были в форме одежды Конвоя императора. Разреза сзади черкесска не имела Как и не имела цветных окантовок и обшлагов. Белые черкесски носились только вне строя офицерами или стариками. газыри при этом могли быть черные.

Бешмет был светло- голубой. Стоячий воротник бешмета высотой 44мм/ 1 вершок/ у офицеров и урядников обшивался соответственно чину серебрянным галуном /белой тесьмой/. Застегивался на крючки или обшитые голубым пуговицы до пояса, но был длиной до половины бедра и расстегнутым ниже пояса. Материал был блестящим /шелк саржа и т.п./ Галун от воротника шел до половины груди. Бешмет мог иметь нагрудные карманы.

Шаровары офицеров и нижних чинов представляли собой прямые брюки, заправляемые в сапоги. Брюки никогда не носились на выпуск, как не носилось и галифе. Папаха соглассно приказу ВВ № 380 от 1871г. была черной из смушки или мерлушки /шкура ягненка/ высотой от 15 до 25 см. Носились и так называемые «трухменки»- мохнатые папахи туркменского образца, принятые в Сибирском и Оренбургском войсках. Выпуклое, выступающее несколько выше меха верха папахи донце, было из светло- голубого сукна с крестообразно пришитой серебрянной или белой лентой, которая проходила и по окружности папахи. Кокарда носилась по центру передней части папахи, или не носилась вовсе если казак находился на льготе. Вне строя на молебне папаху следовало держать в левой руке, донышком от себя и кокардой вверх, положив большой палец в сторону кокарды, а остальные внутрь папахи /Пр.ВВ № 191 от 1910 г./. Вне строя могли носиться белые и серые папахи. Кокарда была металлической или фарфоровой георгиевских цветов, т.е. с черным центром и черным овалом через оранжевый овал. Наружний овал был у урядников серебристым, у рядовых казаков - белым. Офицерская кокарда имела наружний гофрированный овал. Цвета кокарды были общевойсковыми для всех родов войск. Во время первой мировой войны кокарды могли закрашиваться в защитный цвет. Фуражка первоначально относилась только к офицерскому обмундированию и имела общевойсковой покрой, но с голубым околышем и голубым кантом /выпушкой/ на тулье. Тулья была не широкой, в отличие от современных армейских фуражек. Носилась первоначально без подбородочного ремешка , который появился лишь перед мировой войной. Плетеных ремешков казаки никогда не носили, так как парадным головным убором являлась папаха. На молебне фуражку держали в свободно опущенной левой руке кокардой вперед, тульей от себя за верхний край тульи.

В годы первой мировой и гражданской войны офицеры имели право носить обмундирование общеармейского образца, полевого фасона. Однако нижние чины носили и дальше шаровары, а не галифе или бриджи, а офицеры - брюки суженки, т.е. зауженные бриджи полевого покроя.

Казаки-терцы гимнастёрку черного или защитного цвета никогда галунами и выпушками не украшали. Гимнастерка имела стоячий воротник высотой 44мм с двумя пуговицами на нем и двумя или тремя на планке. Застегивалась или справа налево, или слева на право. Нагрудные карманы были прорезные или накладные с одной пуговицей на клапане. Две пуговицы на клапане имели грузинские рубашки. В годы мировой и гражданской войны офицеры часто носили френчи или кители со стоячим или отложным воротником. На отложном воротнике носились петлицы с серебрянной окантовкой и погонной пуговицей в верхней части петлицы.

Казачья шинель была серой и по покрою схожей с современной армейской. Пуговицы серебрянные с орлом, на разрезе сзади пять пуговиц гимнастёрочного размера. Пуговицы с орлом были серебрянными /белыми/ соглассно Пр.ВВ № 518 от 1904 г. золотые пуговицы в казачьих войсках не носились. В военных условиях пуговицы могли быть защитного цвета.

Погоны офицерские были серебрянные, как и во всех казачьих войсках, но терцы имели голубые просветы и голубой подбой. Звездочки на погонах были золотые одинакового размера для всех офицеров от хорунжего до генерала, но больше размером , чем в современной армии у младшего офицерского состава. Погонная пуговица была около 18 мм в диаметре.

На полевой форме носились погоны защитного цвета с голубыми просветами, но можно было носить и с просветами из желтой шелковой тесьмы. Последней оформлялись и «зигзаги» на погонах генералов. Полевые звездочки могли быть защитного цвета. Казачьи войска никаких эмблем /кроме артилерийских/ не носили, как и не носили никаких орлов и т.п. В 1914 г. были отменены носившиеся ранее на погонах номера и шифры полков, сотен, батарей и т.п. Шифрами Волгских полков были Вг 1, Вг 2, Вг 3. Погоны на шинелях были пришивными, на черкессках и гимнастёрках пристяжными.

Ни до первой мировой войны, ни во время гражданской, казаки-терцы трехцветных треугольников на рукавах не носили, т.к. последние были отличительным знаком Добровольнической армии генерала Деникина, в которую терцы ни когда не входили. Черкесски и гимнастерки перепоясывались узким кавказским наборным поясом черного или белого цвета. Офицеры носили на форменной одежде или кавказский пояс или офицерский полевой ремень шириной до 60 мм образца 1912 года, имевший два плечевых ремня, перекрещивающихся на спине. Пояс имел сзади кожанную муфту с двумя кольцами, за которые крепились плечевые ремни, что предотвращало их сползание и соединение вместе. На поясе слева имелась муфта длиной 10 см, для ношения на двух пассовых ремешках шашки.

Нижние чины плечевых ремней не носили. Шашка носилась в этом случае на узком плечевом ремне, утвержденном приказом по ВВ.

Офицеры и нижние чины могли носить шашку и на кавказском поясе, имевшем узкие пассовые ремешки с креплениями для шашки.

При ношении офицером шашки на плечевом ремне вне строя, поясной ремень мог и не одеваться. Только к походно караульной форме одежды относился башлык из голубого сукна, обшитый накрест от лобовой части белой тесьмой, При отсутствии зимней формы одежды башлык не надевался. Существовали определённые /неписаные/ правила ношения и заправки концов башлыка старослужащими и молодыми казаками.

Бурки черного цвета носились казаками как во время службы, так и при нахождении на льготе, но преимущественно в соответствующее времени года состояние погоды. Деталью формы одежды терского казака являлся утвержденный в 1912 году нагрудный знак Терского войска. Все без исключения казачьи войска получили в этом году нагрудные знаки, которые носились на всех видах формы на левой стороне груди ниже государственных и других наград, под карманом гимнастерки или же под газырями, Учрежденный 18.2.1912 г. этот знак приурочивался к трехсотлетнему юбилею войска. состоял из изображения орла, герба Терской области, Кавказского креста и казачьей атрибутики в виде булавы и шашки. Указан год основания войска 1557. Принадлежностью казачьей формы были и темляки на шашках. Офицерский темляк состоял из черной ленты с прошитыми серебром краями и серебрянной кистью с - жолудем. Были еще и анненский и георгиевский темляки на лентах соответствующих орденов, носившихся на эфесе холодного оружия. Темляки нижних чинов были из кожи и имели кожаную кисть определенной формы на конце.

Все казаки имели как принадлежность формы плетку /нагайку/ из сыромятной кожи и сплетенную определенным способом. Плетка имела деревянную рукоять с петлей для ношения на кисти руки или на эфесе шашки. За голенищем сапога казак плетку не носил.

Рисунок плетки терского казака, именуемый в Приказе ВВ «плеткой горского казака» отличался от рисунка плетки «степового казака». Чертежи плетки со всеми размерами имеются в приложении к приказа ВВ о казачьем конском снаряжении. Холодное оружие терского казака состояло из шашки и кинжала. До 1904 г. оружие это было произвольных образцов. С этого же года были приняты на вооружение шашки и кинжалы ККВ- Кавказского казачьего войска. Изготавлялись в Златоусте, имели клеймо ККВ и год выпуска. С 1913 г. разрешено было императором пользоваться любым, даже «дедовским» холодным оружием.

Макаров Р.М.

(г. Москва)

ХОЛОДНОЕ ОРУЖИЕ - КАК ОБРАЗЕЦ МАТЕРИАЛЬНОЙ

КУЛЬТУРЫ КАЗАКОВ

Оружие на Руси пользовался особым статусом - было произведением искусства, фамильной ценностью, символом войны, правосудия и чести. На Руси сабля известна с 9 века, она стала основным оружием в русской армии, и лишь в 19 веке ее заменила шашка, а сабля стала церемониальным и парадным оружием. Шашка - это холодное, рубяще-колющее оружие со слегка изогнутым однолезвийным клинком, обоюдоострым концом и эфесом без гарды (за исключением некоторых образцов). Характерным отличием шашки от сабли были деревянные ножны, обтянутые кожей, с кольцом (реже с двумя кольцами) для пасовых ремней портупеи на выпуклой стороне (то есть она подвешивалась по-кавказски - лезвием вверх). Сабля в 19 - начале 20 века имела, как правило, стальные ножны. У сабли кольца всегда расположены на вогнутой стороне ножен. Шашка носилась чаще на плечевой портупее, а сабля на поясной. Кроме того, клинок сабли изогнут сильнее, чем у шашки. Традиционно шашка была оружием горских народов Кавказа. Известная с 18 века, шашка имела клинок слабой кривизны, что давало возможность не только рубить, но и колоть противника. Позднее шашку принимают на вооружение кубанские и терские казаки. На Северном Кавказе получили распространение два вида шашек: горская шашка с клинком, прячущимся в ножны по головку рукояти, и казачья шашка, у которой рукоять не убирается в ножны. Клинки среднеазиатских шашек почти прямые, с разложистым обухом и очень острым концом. Их рукояти несколько утолщены кверху. Шашка имеет деревянные ножны с металлическим прибором. Ножны обычно оклеиваются кожей. В России, начиная с 18 века, шашку используют казаки, в 19 веке она появляется на вооружении регулярной конницы и конной артиллерии. Казачья шашка образца 1839 года имела рукоять, окованную латунью по головке и спинке, где оковка соединялась с нижним кольцом. В 1881 году в России шашка была принята на вооружение всех кавалерийских частей, артиллерийской прислуги, офицерского корпуса всей армии, а также чинов жандармерии, конной и пешей полиции. Драгунская шашка имела клинок с одним долом и гарду в виде дужки. Ее ножны делались из дерева. Латунный позолоченный прибор состоял из устья, двух обоймиц с кольцами для портупеи и наконечника ножен. Кроме этого, на ножны надевались дополнительные обоймицы с квадратными гнездами для штыка. Обоймицами для штыка снабжались только кавалерийские шашки. Клинок офицерской шашки был на 10 см короче, чем драгунской и имел три дола. Ножны офицерской шашки имели одну обоймицу с кольцом, а для верхнего или переднего ремня портупеи вместо кольца на обоймице была сделана прорезь с внутренней стороны устья. Прибор офицерской шашки делали из латуни и золотили. Шашки артиллеристов изготовлялись по образцу и размерам офицерской, но клинок имел один дол вместо трех. Казачьи шашки образца 1881 года отличались от драгунских прежде всего формой рукояти, которая была лишена дужки. Казачий клинок имел один дол, а ножны изготовлялись по типу офицерских.

Удахина И., ученица 11 класса МОУ

«Кизлярская гимназия №1»

Научный руководитель: к.ю.н.Бабошина Е.В.

СЕМЕЙНЫЕ ТРАДИЦИИ И ОБРЯДЫ КАЗАКОВ

Без знания прошлого невозможна и современная жизнь. Большую роль на развитие отношений между Дагестаном и Россией имело казачество. Эта сложная этническая и культурная общность до сих пор проживает в нашей республике. Она бережет свои корни, соблюдает обычаи и обряды, хранит уникальные традиции. Семейные традиции и обряды терских казаков 18-19 века, о которых пойдет речь, имеют ключевое значение. В первый период заселения Терека здесь преобладали одинокие и малосемейные казаки. Возможно, они на первых порах брали себе жен из местного населения. Скорее всего, часть этих браков имела характер умыкания. В условиях постоянной военной опасности, при отсутствии прочного земледельческого базиса могла развиваться только малая форма семьи, способная прокормить всех своих членов.

В XVIIIвеке численность населения на Тереке постепенно увеличивается. Однако военизированный уклад жизни казаков мало способствовал экономическому процветанию, снижал естественный прирост населения, увеличивал уровень смертности. Переселенцы неохотно селились в местах, разоряемых набегами и войнами, таким образом, приток населения из других областей тоже был невелик. Видимо, в этот период все еще ощущалась нехватка женщин. Их похищали не только у горцев, но и у других казаков. Похищение женщины из станицы позорило всех казаков, и участие в ее поиске принимало все мужское население станицы. Подобное умыкание девушек часто практиковалось по отношению к староверам, которые жили замкнуто, мало общались с православными, имели большие многодетные семьи. Быстрой реставрации в старообрядческой среде больших патриархальных семей способствовала замкнутость их быта, жизнь спаянной религиозной общиной, подчеркнутое сохранение старинных традиций и обрядов.

С середины XVIII и до начала XIX века на Тереке происходит процесс вторичного образование большесемейных казачьих коллективов. Государство, всячески поддерживая казачью общину, поддерживало и традиционные семейные институты в виде большой патриархальной казачьей семьи. С 18 лет казак уходил на службу. Прослужив 5-6 лет, он возвращался в станицу и, обычно, обзаводился семьей. Но практиковались и более ранние браки. На стороне большой семьи оказывались и станичная администрация, и центральная войсковая власть, и общественное мнение, и сами родители - основатели большой семьи. Таким образом, во многих семьях число ее членов доходило до 25 человек и больше. Наиболее распространены были семьи, состоящие из трех, реже 4 поколений. Довольно редко встречались семьи, в которых наряду с женатыми сыновьями оставались замужние дочери со своими мужьями. Такие семьи назывались «с примаками». Казаки неодобрительно относились к примаку, даже презрительно. Его положение в большой состоятельной казачьей семье было довольно бесправным, мало чем отличавшимся от чужака - батрака.

Значительную роль в жизни большой семьи играл ее глава - отец или старший брат, если отец по состоянию здоровья не мог руководить семьей. Глава казачьей семьи распределял работу, следил за тем, чтобы она вовремя выполнялась, он был хранителем общей семейной казны, руководил отправлением различных семейных и религиозных обрядов. Глава, или старшой, в казачьей семье обладал единоличной властью. Он творил домашний суд и расправу (побои были обычной формой наказания), представлял семью при решении общественных дел станицы. Почти такое же значение имела в больших казачьих семьях и мать. Она вела все домашнее хозяйство, во время отсутствия мужа распоряжалась работами, получала и хранила деньги и т. д.

Особенно тяжелым в больших казачьих семьях было положение «чужеродцев» - примаков и снох. Сноха в такой семье - это вечная, безропотная работница, находившаяся в полном подчинении у главы семьи, свекрови, мужа, старшой снохи. Тяжесть положения невестки в семье усугублялась еще и тем, что единственный человек, к которому она могла бы обратиться за помощью - муж, часто отсутствовал, находясь на службе. Обособленность невестки в семье мужа сказывалась и в ее имущественном положении. Ее личное имущество состояло из приданного и свадебных даров. Приданное готовилось за счет общесемейного бюджета. Если девушка уходила в более бедную семью, то часть приданного оставалась в ее доме как гарантия для нее и ее детей, если брак окажется неудачным. Вероятно, здесь прослеживается отголосок горского влияния, поскольку подобные мотивы встречаются и в их традиции. Народные песни, пословицы, поговорки распространенные в казачьей среде, ярко описывают бедственное положение невестки в доме мужа. Как правило, все снохи подчинялись в семье свекрови. Но непосредственно домашними работами в доме руководила старшая сноха. Ее положение, по отношению к другим было несколько привилегированным.

Когда глава семьи умирал, его заменял старший сын или мать, но чаще всего сыновья делились. Делили все поровну. После смерти мужа, вдове выделяли ее имущество и 1/7 часть пая земли, после чего она могла выходить замуж вторично. Свадебный обряд терского казачества отразил пестроту этнического многовекового наслоения. Даже в различных районах Терека заметны значительные различия в нем. Много общего свадебная обрядность терских казаков имела с великорусской и украинской традициями, но, выделяясь своими особенными чертами, развивалась и под влиянием местного населения.

У первых поселенцев на Тереке акт заключения брака состоял в объявлении на кругу о желании стать мужем и женой, в знак защиты и покровительства казак прикрывал женщину полой своего кафтана. Постепенно свадебная обрядность усложнялась. Женились юноши в 17-19 лет. Церковь на Тереке официально не венчала юношей, не достигших 18 лет. О качествах невесты судили по ее родителям. До середины XIX века выбором невесты занимались родители жениха, но позже главная роль отводилась самому жениху. Казак старался отыскать себе невесту - ровню по материальному положению.

Мало было браков между казаками и иногородними. Казачка, выходя замуж за иногороднего, теряла свое привилегированное положение, а этому очень противились ее родители. Жены из иногородних не оказывали большого влияния на быт казаков, поскольку их положение в доме было вовсе бесправным. Редки были браки между старообрядцами и православными. Как правило, казаки брали себе жен из своей станицы. Свадьбы у терских казаков как у земледельческих народов, устраивали по большей части осенью и зимой.

Свадьбе предшествовала длительная и сложная процедура сватовства. Обыкновенно в сваты приглашали кого-нибудь из наиболее уважаемых родственников или родственниц. Они шли в дом невесты вечером со специально испеченным но этому случаю пирогом - хлебиной. Порядок сватовства носил чисто обрядовое значение. Сваты под видом странников или купцов, прослышавших о «товаре», входили в дом и заводили иносказательную беседу. Если жених был совсем не по душе хозяевам дома, то они не предлагали даже сесть, и это означало отказ. Но если родители невесты и были рады сватам, то они все равно не давали сразу согласия - обычай требует, чтобы сваты приходили 3 раза. Если в один из последующих дней им возвращали хлебину, это означало категорический отказ. В некоторых станицах сватовство заканчивалось преподнесением неудачнику гарбуза (тыквы) по украинскому обычаю. Случаи неудачного сватания, когда старосты пытают счастья в нескольких домах, народ отметил выражением «корякы лупать». «Покиль женився, полупав корякив», -- говорили в народе о неудачниках-женихах.

Когда родители невесты давали согласие на брак, вечером в их доме собирались родственники. Невесту и жениха отводили в другую комнату на «первое свидание». Родня жениха угощала будущих родственников, даже в доме невесты вином, «хлебом-солью». Когда родственники невесты выпивали по три стакана вина, они усаживали за стол родственников жениха. Выпив по три стакана вина, те приглашали всех идти «печи глядать», т. е. Осматривать хозяйство жениха. В доме жениха совершался обряд рукобития. Родители вступающих в брак договаривались, сколько должна будет заплатить виновная сторона в случае расстройства свадьбы (40-200 рублей). Договор закреплялся рукобитием: родители жениха и невесты клали руки на стол, сверху клали руки все присутствующие. В первое после рукобития воскресенье устраивали своды или пропой. В эти дни стороны окончательно договариваются об условиях и дне свадьбы, определяют ее церемониал, расходы, приданое. Изменение этих условий после сводов не допускалось. В день сводов на невесту одевали косник - повязка на голову из разноцветных лент, который невеста носила до дня свадьбы. Как только проходили пропойки, засватанная девушка официально объявлялась невестой. Теперь у нее часто устраивали вечерки, куда собирались и парни и девушки. На вечерах девушки, занимались рукоделием, помогая невесте доделывать приданое к свадьбе. Невеста вышивала жениху и свекру кисеты, золовкам - карманы. Парни угощали девушек сладостями, семечками, заводили танцы, песни, игры. На подобных вечерках пели разные песни - грустные и веселые, исторические и лирические.

Период между сводами-пропойками и свадьбой - 4 - 6 недель. За день до свадьбы в доме молодых пекли из пшеничной муки вытушки (калачи), каравай, лежень и шиши (маленькие хлебцы), разливали вино. Все эти приготовления называли «лепить шишки». Собственно шишек пекли очень много, так как их подносили каждому, кого приглашали на свадьбу, и во время одаривания молодых, и в знак благодарности за подарки. У жениха в доме пекли большой пирог с начинкой (лежень), в середину которого запекали монету на счастье. Его должны были подавать в конце свадебного пира, причем серединку пирога сохраняли для молодых. Особое значение имел процесс изготовления свадебного каравая. Для этого в доме невесты собирались замужние женщины. Старались позвать таких, у которых была благополучная семья. Каравай богато украшали шишками из теста, птичками-жаворонками, солнцем, месяцем; на нем ставили гильце-вильце (ветку дерева или пучок травы, перевязанные красной лентой).

Удачный и красивый каравай предвещал хорошую жизнь молодым. Он считался символом счастья и плодородия в новой семье. Готовый каравай ставили в красный угол, откуда подруги невесты накануне венчания торжественно переносили его в дом жениха. Каравай считался символом счастья и плодородия в новой семье. В канун свадьбы у молодых устраивались вечеринки. В доме невесты и в доме жениха собирались подруги, товарищи. Невеста, повязав 2-3 подружкам платочками, отправляла их с подарками (кисеты, шитые бисером, платки, рубашки) для жениха и его родни. Жених угощал девушек вином, одаривал платочками и посылал невесте свадебный подарок: платье для венчания, туфли, украшения. Девушки с песнями возвращались назад. Жених между тем просил у родителей совета, кого выбрать дружкой, свахой и прочими свадебными чинами. Дружку назначали из холостых родственников жениха. Обычно это был веселый, разбитной парень. В помощь ему назначалась из женщин сваха. В день свадьбы рано утром мать будила невесту, а та - своих подруг. Если невеста была сиротой, она шла на кладбище «прощаться» с родителями. Ее сопровождали подружки. На кладбище невеста ложилась на могилу и долго плакала, прося у родителей-покойников благословения. После обряда «прощания», или «благословения», все возвращались в станицу.