Руководство по клиническому трансактному анализу

Параноидное личностное расстройство

Абсолютная легитимность, как защита и терапевта, и клиента от игр.

Плата по окончании каждой сессии. Обратить внимание на точность сдачи.

Оплата, безусловно, важна, но терапевту гораздо важнее доверительные отношения. Поощряется благотворительность.

Обсессивно-компульсивное личностное расстройство

Легитимность в течение всего курса лечения. Возможность отказа от жесткой регламентации -как показатель позитивного движения клиента.

Плата по окончании каждой сессии. Обратить внимание на точность сдачи. В отличие от параноика, где нечеткость может трактоваться клиентом как преследование или обесценивание, здесь соблюдение точности подчеркивает уважение к границам клиента.

Способ, с помощью которого клиент ощущает близость с терапевтом и имеет возможность давать позитивные условные поглаживания терапевту.

Истерическое личностное расстройство

Легитимность и формальная сторона расчетов не обязательны на первых сессиях, затем обязательны для установления ясных границ рабочих взаимо-отношений.

После сессии в точно оговоренной сумме (не брать больше денег), чтобы исключить возможность манипуляционного поведения клиента. Соблюдение принципа «аренды времени»

Оплата как способ установления границ между рабочими и дружескими отношениями. Оплата как ясный и недвусмысленный в плане сексуальных отыгрываний и других форм эксплуатации клиента) эквивалент благодарности за терапевтическую помощь.

Шизоидное личностное расстройство

Прозрачность и понятность в процедуре приема денег

Возможна предоплата, а также оплата перед сессией как приемлемая форма близости, которая сопровождается позитивными поглаживаниями со стороны терапевта. Возможно повышение оплаты по инициативе клиента из тех же соображений.

Оплата как способ установления близости, демонстрации серьезности намерений. Отказ от взятия платы за лечение из благих побуждений терапевта может быть интерпретирован клиентом как очередное обесценивание. Следует также иметь в виду замечание К. Штайнера (2003а), относящееся, по нашему мнению, к шизоидной части клиентов, о том, что «...отношения с терапевтом часто становятся для пациента самыми важными в жизни... моделью "идеальных отношений", которые он позднее будет искать в своей жизни; нередко пациенты относятся к терапевту с такими же чувствами, как к лучшему другу или возлюбленному. Я нахожу такое положение дел тем печальнее, чем выше плата за час работы терапевта. Отношения с терапевтом не могут быть моделью настоящих близких отношений, так как имеют особенность немедленно прекращаться, когда у клиента кончаются деньги, что при наличии настоящей дружбы было бы невозможно»

Антисоциальное личностное расстройство

Обязательная легитимность

Обязательная предоплата, соблюдение принципа «аренды времени», в том числе и для стимуляции визитов. Если не было предоплаты, то должна быть ясная просьба терапевта об оплате в начале сессии, вплоть до отказа работать, если клиент не оплатил сессию. Защита клиента от «садистического триумфа над терапевтом» (МакВильямс, 2003)

Оплата как способ присоединения к ценностям клиента. «...При обсуждении вопроса оплаты терапевту следует, не защищаясь, признать эгоистичность и жадность в качестве разумного объяснения платы» (МакВильямс, 2003)

Литература

Берн Э. Игры, в которые играют люди. Психология человеческих взаимоотношений; Люди, которые играют в игры. Психология человеческой судьбы / Пер. с англ. М: Прогресс, 1988.

Гринсон P.P. Техника и практика психоанализа / Пер. с англ. М.: Когито-Центр, 2003.

Зачепицкий РА. Психотерапия истерии // Руководство по психотерапии под ред. В.Е. Рожнова. 2 изд. Ташкент: Медицина, 1979. С. 343-357.

Кокс М. Взаимоотношения равенства в психотерапии: роли, права и ответственность // 5 лет Рязанской Ассоциации трансактного анализа. Сборник статей под редакцией доцента Д.И. Шустова. Рязань: Пресса, 2000. С. 16-25.

Мак-Вильямс Н. Психоаналитическая диагностика: Понимание структуры личности и клинический процесс / Пер. с англ. М.: Независимая фирма «Класс», 2003.

Райкрофт Ч. Критический словарь психоанализа / Пер. с англ. СПб: Восточно-Европейский институт психоанализа, 1995.

Рейтель-Тейль С. Этика в клинической психологии // Клиническая психология / Под ред. М. Перре, У. Бауманна. СПб: Питер, 2002. С. 101-120.

Роджерс К. Консультирование и психотерапия // Искусство консультирования и терапии / Пер. с англ. М.: Апрель Пресс, Эксмо, 2002. С. 5-321.

Штайнер К. Игры, в которые играют алкоголики. Анализ жизненных сценариев / Пер. с англ. М.: Апрель Пресс, Эксмо, 2003.

Штайнер К. Сценарии жизни людей. Школа Эрика Берна / Пер. с англ. СПб.: Питер, 2003а.

Шустов Д.И. Учебное пособие по медицинской психологии (Психотерапия в практике врача). Рязань: Пресса, 1996.

Clarkson P. In Recognition Of Dual Relationships // TAJ (Ethics). 1994. Vol.24, №1. P. 32-38.

Cornell W.F.//TK]. 1991. Vol. 21, №2. P. 114-115.

Lynn D.J., Vaillant G.E. (AmJ. Psychiatry 155:163-171, 1998). Анонимность, нейтральность и конфиденциальность в психоанализе Зигмунда Фрейда: обзор 43 примеров психоанализа, 1907-1939 // Избранные статьи из ежегодного издания по психиатрии и проблемам психического здоровья. 1999. Т. 3. С. 7-8.

McGrath G. Ethics, Boundaries, and Contracts: Applying Moral Principles // TAJ (Ethics). 1994. Vol. 24, № 1. P. 6-14.

Глава 4. Контрактный метод в трансактном анализе

Бэргойн: ...Ну, хорошо, мистер Даджен, вот о чем я хотел просить вас. Кто такой (заглядывает в письмо) Уильям Мэйндек Паршоттер?

Ричард: Мэр Спрингтауна.

Бэргойн: А что, этот Уильям ... Мэйндек и так далее -- человек слова?

Ричард: Вы у него покупаете что-нибудь?

Бэргойн: Нет.

Ричард: Тогда можете на него положиться».

Бернард Шоу. «Ученик Дьявола»

ЧТО ТАКОЕ КОНТРАКТ?

Использование контрактного метода отличает ТА от других психотерапевтических школ. Предложив контрактный метод, Эрик Берн радикально изменил отношения между терапевтом и клиентом, полагая клиента равным терапевту по своим возможностям думать и нести ответственность за результаты терапии. Одним из условий такого равенства является принятый в ТА человеческий (в отличие от профессионально-медицинского диагностического сленга) язык, который совместно используют обе стороны в терапевтическом процессе. Понятный клиенту язык включает Взрослое мышление пациента, а также не смущает его Ребенка, в котором ожидаются наибольшие терапевтические изменения. Что касается взаимной ответственности за результат лечения, то ближайший друг и сподвижник Берна Клод Штайнер (2003) определяет вклад каждого участника лечебного процесса как пятьдесят процентов.

Элементы контрактного метода всегда использовали в медицине, сообразуясь, однако, с патерналистической этикой

Гиппократа -- ограниченно, в лучшем случае, исследуя финансовые и временные возможности клиента.

Например, Зигмунд Фрейд в своей работе «Конечный и бесконечный анализ» приводит вариант подобной терапии с русским пациентом, где в условиях «самозатормаживания лечения» Фрейд ограничил свою последующую помощь годичным сроком (контракт на лечение в течение года). При этом «...Его (пациента.-- Д Ш.) сопротивления ослабевали, и за оставшиеся месяцы он смог воспроизвести все воспоминания, установить все связи, казавшиеся необходимыми для понимания прежнего и устранения нынешнего неврозов». Назвав данный прием «шантажирующим», Фрейд замечает, что «он эффективен лишь в случае применения в нужное время, но не дает никаких гарантий полного решения задачи. Напротив, можно быть уверенным: если одна часть материала становится доступной под давлением угрозы (в данном случае -- прекратить лечение.-- Д.Ш.), то другая остается закрытой и тем самым заброшенной, потерянной для терапевтических усилий».

Понятно, что в контексте «бесконечного анализа» завершение терапевтического процесса, немыслимое без заинтересованного участия пациента, было обесценено Фрейдом. Штайнер (2003а) отмечает, что Берн требовал от своих учеников «умения вылечить клиента в течение первого сеанса совместной работы. Если ему это не удалось, всю неделю до следующего сеанса он должен думать, что он сделал не так и что нужно будет сделать, чтобы вылечить пациента во время второй встречи, и так далее, пока пациент не будет излечен или психотерапевт не признает своего поражения».

Берн определил контракт как четко выраженную двустороннюю приверженность строго определенному плану действий. Наиболее популярное и краткое определение контракта мы находим в книге Джеймс и Джонгвард «Рожденные выигрывать» (1993), где «контракт -- это договор с самим собой и/или с кем-нибудь еще об изменении».

Контракт включает, по меньшей мере, две части: административную, когда договаривающиеся стороны обсуждают административный (лечение в государственном учреждении, частной фирме или в рамках индивидуальной частной практики) и финансовый контексты их совместной работы, а также профессиональную, содержащую профессиональную цель терапии, «которая будет изложена в таких терминах, как «лечение симптомов», «реорганизация личности», «социальный контроль», «переориентация» или «психоанализ» (Берн, 2001). Данная терминология должна быть понятна для клиента.

Что касается административного контракта, то в большинстве случаев лечения в организациях, а также когда терапевт имеет дело с несовершеннолетними детьми, за лечение которых платят родители, контракт принимает форму трехстороннего соглашения (English, 1975), где все имеющиеся трансакции (на социальном и психологическом уровнях) между организацией, терапевтом и клиентом должны быть прояснены (рисунок 17). В процессе работы над построением валидного контракта должны быть учтены четыре базовых требования, предложенные Клодом Штайнером (2003, 2003а), в которых воплощен юридический опыт по составлению долговременных контрактов. Эти требования следующие:

Взаимное согласие, которое включает просьбу клиента о терапевтическом вмешательстве, предложение определенных методов и условий терапии со стороны терапевта и принятие этого предложения клиентом.



Вознаграждение.

В ситуации терапии это означает, что как терапевт, так и клиент извлекут некую выгоду из самого процесса. Клиент получает от терапевта квалифицированную помощь в избавлении от указанного в договоре симптома, а терапевт в качестве вознаграждения получает заранее оговоренную сумму денег.

Компетенция.

Этот требование ограничивает возможность подписать договор со стороны несовершеннолетнего (лучше, если это сделают и подросток, и родители, чтобы последние не могли прервать терапию без согласия ребенка), недееспособного -- то есть того, чьи умственные способности повреждены настолько, что он не в состоянии осознать значение подписываемого материала (в основном лица с органическим поражением ЦНС и слабоумием, лица в состоянии острого психоза).

Законность.

Ни сам терапевтический договор, ни вознаграждение не должны нарушать существующие в стране законы, наносить ущерб общественному благу или нравам.

Терапевтический контракт. Стоп-контракты

Стратегии, позволяющие заключить хороший лечебный контракт между Взрослым пациента и Взрослым терапевта, предусматривают согласие Ребенка и одобрение положительного Воспитывающего Родителя пациента.

Ян Стюарт и Вэнн Джойнс (1996) предлагают учитывать ряд обстоятельств для построения эффективного контракта.

Они считают, что одна из целей контрактной работы -- это сделать скрытый план взаимоотношений пациента и терапевта явным. Обнаружение скрытых посланий и ясная формулировка условий контракта блокируют психологические игры и помогают терапевту и клиенту оставаться вне Драматического Треугольника (Жертва -- Преследователь -- Спасатель).

Например, впервые обратившаяся пациентка просит терапевта о помощи. После получасовой консультации она также просит записать его «блестящие» рекомендации в амбулаторную карточку приличных размеров, которую в конце визита она достала из сумочки. Изучая карточку, терапевт отметил, что в ней имеются записи, по крайней мере, еще десяти его коллег, сделанные в течение последних месяцев. На вопрос терапевта, что будет, если он откажется вписать и свое имя в столь впечатляющий кондуит, пациентка, явно испытывая смущение и растерянность Жертвы, говорит, что тогда она придет в следующий (и последующий) раз, пока запись не окажется в ее карточке. Продолжая исследование мотива обращения, терапевт замечает, что если она считает запись единственной целью ее визита, то терапевт немедленно это сделает, тем самым подтверждая, что цель контракта -- это диагностика с последующей записью в карточку. После некоторой паузы пациентка не согласилась с этим предложением, уверяя, что ее настоящая цель -- вылечиться (см. главу 13).

Другой пример иллюстрирует разницу в мировосприятии терапевта и клиента, где терапевт принимает свое понимание того, в чем нуждается клиент, за истинные намерения клиента. В ходе двадцатой сессии и терапевт, и клиентка «забывают» составить промежуточный контракт на сессию. Клиентка говорит о своих трудных отношениях с матерью и противоречивых чувствах, которые она испытывает. Терапевт, «забывая» исследовать природу чувств, предоставив для этого нужное клиентке пространство, ориентируется на свой прошлый опыт работы с ней, бросается спасать ее, приглашая выразить вину за «неудовлетворительное», по его мнению, поведение клиентки по отношению к матери. Терапевт «не слышал» возражений со стороны клиентки, а между тем напряжение и непонимание в ходе сессии нарастали. Оказывается, пациентка хотела убедиться, что ее чувства раздражения и тревоги, которые, заметим, терапевт расценил как депрессивные, встречаются не только у нее, что это не она -- не О'кей, а отношения -- не О'кей, и материнский вклад в них не менее важен, чем ее собственный. Таким образом, контракт должен быть заключен на «нормализацию чувств», а не «на выражение чувства вины».

Заключение эффективного контракта возможно при ориентации на цели изменения путем смещения акцента с самой проблемы на картину желаемого результата в ходе совместной терапевтической работы. «Если терапевт и клиент акцентируют свое внимание на проблеме, то они будут неосознанно заниматься негативной визуализацией (в отличие от креативной визуализации.-- Д.Ш.), направляя свои внутренние ресурсы не на решение проблемы, а на ее изучение» (Стюарт, Джойнс,

1996). При этом цель изменения должна быть представлена позитивными словами, без частницы «не», поскольку нельзя определенно и однозначно представить «не плохую жизнь» или «недорогую машину». В наркологической практике основная трудность первого этапа заключения контракта -- позитивное переформулирование желания «не пить», где сама работа по переформулированию становится работой, высвечивающей последующие мишени терапии. Анализ позитивных выражений алкоголиков типа «завязать» или «остановиться», так щедро предлагаемых пациентами, мог бы послужить основой логотерапевтическому поиску или поиску того смысла, который вкладывает сценарный Ребенок во Взрослые уста пациента. Например, в случае «завязать» это может быть «завязать узел» на патологически измененную память или «завязать» петлю на шее алкогольного аутоагрессанта, который в отсутствии выпивки становится лишенным последнего средства совладания с ситуацией. В случае «остановиться» это может быть «остановиться и осмотреться» кругом, найти новый экзистенциальный смысл (смысл существования) вне алкогольной сценарной гонки, а может быть «остановиться» в своем личностном и профессиональном развитии, лишившись водки -- стимулятора всякого рода творчества и контактов. В любом случае, время, которое высвобождается после прекращения запоев, требует самого пристального внимания в плане нового структурирования, а человек, оставшийся один на один (без смягчающей водочной прокладки) с проблемами, лежащими в основе алкогольного сценария, требует терапевтического вмешательства.

Контракты, принятые с частицей «не», в трансактном анализе называются «не-контракты» или «стоп-контракты», поскольку они не могут работать долго.

Стюарт и Джойнс (1996) сообщают по этому поводу:

«В теории ТА имеется хорошее объяснение неэффективности «стоп-контрактов». Вспомним, что любое сценарное поведение является отражением стратегии Ребенка, направленной на выживание, получение поглаживаний и удовлетворение насущных потребностей. Тогда что же произойдет, если вы заключите контракт с целью «не вести себя» по сценарию? В лучшем случае вы не дадите своему Ребенку ясной цели относительно сценария -- вы просто добавите еще один пункт в бесконечный список того, что «нельзя», «не надо», «запрещается» делать, полученный вами в детском возрасте от родителей. В худшем случае вы накладываете запрет на то, что в своем Ребенке воспринимаете как существенное в выживании».

Заключение терапевтического контракта в ТА предусматривает и хорошую обратную связь. Иными словами, ТА-практики спрашивают клиента, по каким признакам мы (терапевт и клиент) будем судить о том, что движемся в правильном направлении, и как изменения, которые будут происходить, будут восприниматься другими, значимыми для клиента, людьми? Полезно вербализировать и защитные стратегии, которые могут использовать и терапевт, и клиент, чтобы не добиться планируемого результата, а также оценить те затраты «в виде времени, денег, обязательств, неприятностей, прощания с кем-то или чем-то, страха перед последствиями изменения и т.д.» (Стюарт, Джойнс, 1996).

И если клиент все же скажет, что вылечиться для него -значит, «не быть инвалидом, т.е. потерять право на пенсию», то стоит отнестись к нему с пониманием и уважением, дать ему время подумать и сделать осознанный выбор.

Контракты, перекрывающие аварийные сценарные люки

Теория сценариев жизни, развиваемая в ТА, послужила основой уникальному психотерапевтическому подходу, позволяющему пациенту безопасно исследовать самые крайние варианты возможных сценарных исходов: суицид, убийство и сумасшествие.

Сценарии, имеющие такие исходы, называются гамартическими (hamartia - в поэтике Аристотеля «роковая ошибка»). Холлоуэй (Holloway, 1973) в изданной частным образом монографии назвал эти выходы спасательными люками (escape hatches). Он считал, что люди с гамартическими сценариями оставляют за собой право прибегнуть к этим выходам в случаях непереносимых жизненных обстоятельств, более того - они поддерживают запас плохого самочувствия, чтобы сохранять доступность трагического сценария даже в ситуациях, когда ничто не угрожает их жизни.

Гарри Бойд и Лаура Каулиз-Бойд в своей замечательной статье «Блокируя трагические сценарии» (Boyd, Cowles-Boyd,

1980), развивая идеи Холлоуэй, предложили и обосновали технику закрытия спасательных люков. Ниже мы приводим подробную выдержку из этой статьи и не только потому, что она не была переведена на русский язык, но и из-за многочисленных дискуссий, развернутых вокруг самой статьи и техники.

«Мышление Ребенка, которое обычно связывают со спасательными люками, следует формуле: "Если дела пойдут совсем плохо, я всегда могу (убить себя / убить другого / сойти с ума)". Несмотря на кажущуюся экстремальность этих трех исходов, Ребенок (Р2) воспринимает их как окончательные решения непереносимых ситуаций. Пациенты с открытыми спасательными люками поддерживают запас плохого самочувствия для того, чтобы сохранять доступность трагического сценария, таким образом прерывая работу жестких контрактов и контрактов, ориентированных на изменение. Когда терапевт позволяет пациенту проходить терапию, предварительно не закрыв его спасательные люки, он ограничивает курс лечения этого клиента применением мягких (с возможностью быть пересмотренными в одностороннем порядке.-- Д.Ш.) контрактов.

Когда спасательные люки, наконец, закрыты, терапевтический процесс сразу же выигрывает в нескольких направлениях.

1. Над трагическими исходами сценария у пациента устанавливается социальный контроль.

2. Теперь пациент может завершить контракт, ориентированный на изменение, с минимальной тревожностью и сопротивлением.

3. Пациент осознает собственную ответственность за жизненную ситуацию, в которой находится, и то, что в его власти изменить эту ситуацию.

4. Пациент становится способен испытывать всю гамму чувств и владеть ими без страха "потерять контроль".

5. Теперь пациент получает доступ к информации относительно тех игр и рэкетов, которые он использует, чтобы поддерживать жизненную позицию текущего сценария и убеждения.

6. Значительно уменьшается интенсивность и вредность игр и рэкетов пациентов.

7. Терапевт может использовать вновь доступную энергию для контрактов, ориентированных на изменение.

Мы полагаем, что спасательные люки нужно закрывать в процессе работы со всеми пациентами на столь ранней стадии в курсе лечения, насколько это возможно; при этом не нужно ждать, пока диагностически подтвердится действие гамартического сценария. Более того, практично и важно закрыть все спасательные люки во время одной сессии. Холлоуэй подчеркивал, что у пациента всегда имеется более чем один люк; закрытие всего лишь одного из них повышает вероятность того, что пациент немедленно использует запасной или запасные.

Конечно, некоторые пациенты приходят на терапию с уже закрытыми всеми или несколькими спасательными люками -- и все равно не повредит закрыть их вновь. Говоря терминами структурного анализа, закрытие спасательных люков требует специфической деконтаминации Взрослого первого порядка для того, чтобы освободить процесс принятия решений пациентом от влияния чувств и решений архаического Ребенка.

Когда деконтаминация завершается, пациент становится способен принять твердое Взрослое решение закрыть все спасательные люки, и это решение не требует консенсуса с Эго-состоянием Ребенка. Терапевты должны уделять большое внимание тому, чтобы различать действие Взрослого/В2 от сверхадаптации Адаптированного Ребенка в принятии этих решений. В этом случае результатом будет социальный контроль гамартического сценария, а не решение сценарных проблем. Как и при большинстве деконтаминации первого порядка, принятие этого решения -- относительно простой и ясный процесс. Терапевты должны усвоить, что закрытие спасательных люков вовлекает решение (Goulding, 1972), а не контракт. «Контракт» подразумевает соглашение, действующее в определенных обстоятельствах или условиях, "решение" подразумевает твердое, безусловное решение. "Контракты" можно обсуждать, менять или разрывать, они могут содержать скрытые пункты -- в решениях всего этого не наблюдается. Поэтому важно использовать слово "решение", а не "контракт".

Закрывая спасательные люки, пациентов просят повторить ряд предложений, которые звучат критично. Для каждого люка используется одна и та же общая структура: "Я могу хотеть (убить себя, убить другого, сойти с ума), но я не сделаю этого". Каждый пациент вставляет каждое из трех утверждений в данную формулу. После того, как пациент повторяет какое-либо утверждение, ему задается вопрос: "Вы хотите, чтобы это высказывание соответствовало вашей жизни?" Именно при ответе на этот вопрос пациент принимает настоящее решение. Важно отметить, что чувства пациента не обесцениваются и что пациента не вынуждают "чувствовать" что-то или изменять свои чувства каким-либо способом. Наш опыт показывает, что любое сопротивление пациента в процессе принятия этих решений сигнализирует о незавершенности процесса деконтаминации. В этом случае мы продолжаем первичный процесс деконтаминации до тех пор, пока сопротивление пациента не будет устранено. Тогда мы просим пациентов ответить на последний вопрос: "Если вы обнаружите открытые лазейки, закроете ли вы их немедленно?" Процесс интегрирования этих решений часто занимает несколько месяцев, и его свидетельством будет перестановка ценностей и приоритетов. Именно в течение этого времени пациент начинает осознавать дополнительные способы поведения, которые противоречат направленности их решений (т.е. ловушки) на закрытие спасательных люков. Например, один пациент "забросил" свой уличный мотоцикл, предпочтя ему горный велосипед; другие пациенты прекратили курить спустя несколько месяцев после принятия решения не кончать жизнь самоубийством. Терапевт не должен позволить соблазнить себя ролью психического детектива. Ответственность за закрытие и поддержание люков закрытыми лежит на пациенте. Терапевт и пациент тогда могут безопасно продолжать раскрывать проблемы сценария, зная о том, что действия пациента не приведут к гамартическому исходу сценария.

Пациенты часто просят сделать для них два "исключения" при окончательном закрытии люков, т.е. разрешить:

1) суицид при смертельном заболевании;

2) убийство в целях самозащиты или защиты семьи. Такие исключения всегда увеличивают опасность для пациента; эта опасность гораздо выше для тех, у кого имелся трагический / гамартический сценарий. Ни терапевт, ни пациент не должны недооценивать находчивость и способность Адаптированного Ребенка организовывать обстоятельства, в которых могут возникнуть данные исключения. Например, человек со сценарием убийства, скорее всего, обнаружит себя в ситуациях, требующих самозащиты; человек с суицидальным сценарием -- прямой кандидат для обнаружения заболеваний сердца, рака или других неизлечимых заболеваний. Пациенты, сделавшие выбор в пользу сохранения исключений, должны осознавать возросший риск и свою ответственность за него.

В определенных случаях терапевту может понадобиться принять "ограниченный во времени" контракт на закрытие спасательных люков, пока полностью не завершится деконтаминация. Терапевт должен помнить, что для исследования на протяжении этого периода применимы только мягкие контракты (контракты, невыполнение которых жестко конфронтируется). Опасности и трудности ограниченных временем решений, касающихся спасательных люков, для пациентов так велики, что терапевт должен вообще, если возможно, избегать их. При лечении пациентов, которые не могут или не хотят заключать даже ограниченный по времени контракт, терапевту, вероятно, придется рассмотреть возможность госпитализации клиента. Очень важно, чтобы спасательные люки терапевта были закрыты, иначе ему или ей не будет доставать силы, требуемой для закрытия спасательных люков у пациентов. По нашему опыту мы убедились, что когда терапевтический процесс с каким-либо пациентом заходит в тупик, то есть за несколько месяцев не возникает никакого терапевтического изменения, это связано с активным действием открытой лазейки в одном из спасательных люков. Когда эта лазейка обнаружится и будет закрыта, терапия вновь будет развиваться эффективно».

Параллельно с работами Холлоуэй и Бойд, в 1973 году в «Американском Психиатрическом Журнале» была опубликована статья Драй и супругов Гулдинг о «Несуицидальных решениях» (Drye, Goulding, Goulding, 1973), в которой авторы делились опытом использования не-суицидальных контрактов в стационарных психиатрических учреждениях, а также книга супругов Гулдинг «Психотерапия нового решения. Теория и практика» (1979) (в 1997 году переведена на русский язык), где рассматривались вопросы закрытия всех трех люков с позиций нового подхода в ТА, названного вскоре второй школой ТА -- «школой перерешения».

Гулдинги предлагали заключать антисуицидальные контракты со «склонными к самоубийству или убийству» клиентами, где сам контракт они определили как «утверждение, сделанное Взрослым клиента, о том, что он будет внимательно следить за собой, чтобы вовремя подавлять в себе позывы к самоубийству или убийству» (Гулдинг, Гулдинг, 1997). «Я никогда не убью себя ни намеренно, ни случайно»,-- звучит такой контракт. Гулдинги полагают, что если клиент заключает такой контракт на ограниченное время (неделя или месяц), ответственность терапевта -- следить за его выполнением так, что «...когда клиент пропускает хотя бы один прием, мы немедленно связываемся с ним и либо подтверждаем контракт, либо уговариваем его лечь в больницу... Когда клиент осознает, что не убьет себя в течение действия контракта, он обычно рассказывает об изменениях в своих чувствах или демонстрирует эти изменения. Он может отметить наступившее сразу облегчение оттого, что у него есть время отдохнуть от мучительной поглощенности вопросом "быть или не быть". Он может отметить и чувство безысходности оттого, что выход из проблем закрыт для него еще до разрешения этих проблем. В любом случае его голос крепнет, а жесты начинают соответствовать мыслям» (Гулдинг, Гулдинг, 1997).

Мери и Боб Гулдинги четко определяют категории клиентов, с которыми необходимо заключать антисуицидальный контракт. Это депрессивные клиенты (в т.ч. и не высказывающие активно суицидальных намерений), пациенты с алкогольной или наркотической зависимостью, истерики с импульсивностью, суицидальные психотики, а также клиенты

«...недепрессивные клинически, но которые находятся в опасности, исходящей от них самих, из-за того, что они неосторожно водят машину или самолет, рискуют, лазая по горам или занимаясь подводным плаванием, или потому что, как они рассказывают, "несчастные случаи так и липнут к ним". Подобные же контракты мы предлагаем людям, не заботящимся о себе: диабетикам, пренебрегающим диетой, гипертоникам, не следящим за давлением, и всем, кто медленно убивает себя наркотиками, никотином, алкоголем или перееданием» (Гулдинг, Гулдинг, 1997).

Антигомицидные контракты рекомендуется заключать с клиентами, воображающими убийство или ведущими себя агрессивно.

«Они заключают контракт не причинять никому вреда и никого не убивать, несмотря ни на какие провокации... Антиубийственный контракт может быть настоящим облегчением для параноидного клиента...

...Если клиент не может или не собирается заключать подобный контракт, мы хотим, чтобы клиент находился под опекой.

...Иногда врачи рассматривают в качестве потенциальных убийц только преступников или сумасшедших и забывают о важности антиубийственных контрактов с теми, кто может убить случайно. Мы добиваемся антиубийственного контракта от тех, кто пьяным водит машину, доказывая, что их поведение может привести к убийству. По этому контракту они должны прекратить садиться за руль в пьяном состоянии» (Гулдинг, Гулдинг, 1997).

Основные возражения относительно методики закрытия аварийных люков со стороны суицидологов, не практикующих ТА, сводятся к тому, что антисуицидальный контракт более необходим терапевту для нейтрализации собственной тревоги, нежели клиенту, что контракт не должен быть альтернативой собственно кризисному вмешательству и иметь какой-либо юридической ценности (Leenars, Wenckstern, 1999).

Размышления относительно целесообразности и процедуры закрытия аварийных люков со стороны некоторой части.

Трансактных аналитиков приводит в своей статье Хелена Харгаден (Hargaden, 2001). Она полагает, что заключение антигамартических контрактов сродни адаптации Ребенка -- приспособлению к новому существованию вместе с терапевтом. Она также говорит, что для многих начинающих аналитиков процедура закрытия люков представляется в виде ритуала, который проводится механически в первую (первые) сессии вне зависимости от клинической необходимости. И, наконец, она указывает на опасность контракта, который «ограничивает потенциал для трансформации» клиента, его способность исследовать гамартические области сценария.

Запрет смертельного переживания, согласно Хиллману («Самоубийство и душа», 2004), может ограничивать путь для трансформации, поскольку «без отмирания старого порядка в мире не оказывается места для обновления, потому что ... наши надежды на то, что рост -- не что иное, как аддиктивный процесс, не требующий ни жертвы, ни смерти, иллюзорны. Душа предпочитает смертное переживание возвещению о наступлении перемены. Рассматриваемый таким образом порыв к самоубийству является стремлением к трансформации». И далее: «Когда смертное переживание продолжает настаивать на суицидном образе, это может означать, что Я пациента и все, что он полагает своим Я, подходит к своему концу. Все хитросплетения условий и вся структура должны быть разрушены, каждая связь ускользает, каждое обязательство теряет силу. Я будет полностью и безусловно отпущено на свободу...Смертное переживание есть подлинный и полный кризис, и мы не можем пережить одно без другого...Данная идея подразумевает, что кризис самоубийства, поскольку он является одним из способов переживания смерти, должен также рассматриваться как необходимый для жизни души». Хиллман, говоря о необходимости смертельного переживания, утверждает, что реальное самоубийство не так необходимо. Он предлагает аналитику (психологу, но не медику) «не отрицать эту потребность умереть... а продолжать работу с ней. Его (аналитика.-- Д.Ш.) задача заключается в оказании помощи душе в ее странствии. Он не осмеливается сопротивляться ей в превентивных целях, так как сопротивление только усиливает непреодолимость побуждения, а конкретную смерть делает еще более привлекательной... Он не придает особой весомости физическому виду смерти, но концентрируется на переживаниях. Подтверждением психической смерти это побуждение можно освободить от навязчивой идеи осуществить самоубийство на органическом уровне. Искренне сознавая безнадежность данного состояния (состояния отчаяния.-- Д.Ш.), аналитик констеллирует некое стоическое мужество в самом себе и в другом человеке. Сохраняя такой бодрствующий режим, он уменьшает угрозу панического действия... Не препятствуя в чем-либо развитию событий, аналитик обеспечивает возможность смертному переживанию пациенту, то есть то, в чем ему отказывают повсюду... Пациент знает, что может положиться на аналитика, так как понимание между ними не в силах разрушить даже смерть. Не создавая помех, аналитик, тем не менее, делает максимум возможного, чтобы препятствовать действительной смерти. Проникая, насколько это возможно, в положение другого, он дает возможность этому «другому» не ощущать себя больше в полной изоляции. Пациент не способен теперь спокойно разрушить их скрытый союз и сделать свой шаг самостоятельно».

Полемизируя с Харгаден, Ян Стюарт (Stewart, 2001) считает, что люки не могут быть закрыты из адаптивной позиции и эта процедура по определению означает, что человек принимает решение только на уровне Взрослого. Спасательные люки вряд ли будут закрыты, если терапевт расценивает этот процесс как автоматический или «священный ритуал», поскольку вынужденная сверхадаптация терапевта практически всегда идет параллельно со сверхадаптацией клиента и спасательные люки не будут конгруэнтно закрыты.

«Трансактная терапия имеет широкий спектр концепций и техник для определения контрактов, которые не имеют владельца или носят адаптивный (только согласие Ребенка.-- Д.Ш..) характер. Эта сверхадаптация может быть определена с помощью различных внешних признаков: лингвистической структурой утверждений клиента, невербальными знаками, например, недостаточностью визуального контакта, или паравербальными знаками, такими, как необычный тон голоса или слишком быстрое согласие на заключение контракта на несаморазрушение» (Mothersole, 1996).

Для качественного закрытия спасательных люков, считает Стюарт, терапевту необходимо очень внимательно отнестись к процедуре и тщательно просчитать темп на той стадии терапии, которая наиболее подходит каждому клиенту. Некоторые клиенты могут закрыть люки на первой сессии или в течение первых нескольких. Другим могут понадобиться месяцы, и даже годы. В таких случаях решение о закрытии спасательных люков может стать центральным изменением, которое произошло с человеком в процессе терапии. Относительно тезиса «ограничение потенциала для трансформации» Стюарт пишет:

«Мне, например, сложно представить себе, что кто-то может ограничить свой "потенциал для трансформации", приняв решение не убивать себя, других людей или не сходить с ума. Говоря обычным языком, вы вряд ли измените свою личность, если лежите в могиле. Тюремное заключение за убийство также не позволит вам измениться. И большинство людей все-таки предпочитают осуществлять личностный рост вне стен клиники для умалишенных.

Когда человек закрывает спасательные люки, он добровольно выбирает жизнь, здоровье и ясный ум».

Модерсол (Mothersole, 1996) подчеркивает, что решение о несамоубийстве должно быть основано на крепкой терапевтической связи между терапевтом и клиентом. Если такая связь существует, то клиент, скорее всего, воспримет приглашение заключить такой контракт как самостоятельную осознанную необходимость и заботу психотерапевта, основанную на эмпатийном понимании. В других случаях возникает серьезная опасность, что клиент воспримет это приглашение как запрет на дальнейшее исследование себя, или даже на свое существование, что вызовет новые саморазрушительные мысли и чувства.

С нашей точки зрения, неконгруэнтность антисуицидального предложения терапевта клиенту может выявиться в результате самого этого акта или подготовки к нему.

Нижеприведенный пример свидетельствует о подобной возможности.

Наблюдение

Пациентка К., 30 лет, швея, замужем, имеет дочь 8,5 лет. Наблюдалась с диагнозом экзогенной тревожной депрессии, которая дебютировала без каких-либо значимых причин, если не считать в большинстве своем надуманные претензии к поведению мужа. Уже в течение первых сессий мы обратили внимание, что пациентка скрывает некоторые анамнестические данные, считая их малосущественными, не относящимися к ее основной проблеме, опасаясь, в то же время, что о них может узнать муж. В ходе терапии, убедившись в конфиденциальности и безопасности, она рассказала, что с 10-летнего возраста вместе со старшим братом воспитывалась бабушкой, поскольку мама К. покончила жизнь самоубийством, в предсмертной записке обвинив мужа -- отца К. К суициду матери относится сейчас спокойно, с «пониманием», в отличие от старшего брата, который и сейчас считает поступок матери предательством по отношению к детям. Вместе с тем К. стыдится рассказать о суициде матери мужу, бережно хранит материнскую предсмертную записку. Брат матери, дядя К., также в 33 года «неожиданно» покончил с собой. В контексте изложенного необходимо отметить, что бабушка К. по материнской линии в молодости родила двойняшек, которые умерли от неизвестной болезни в младенчестве. Именами умерших детей бабушка К. назвала и последующих детей -- маму К. и ее младшего брата, дядю К., тем самым сообщив им неблагоприятный жизненный сценарий, сердцевиной которого и стало предписание: «Не живи». Одна из гипотез «происхождения» депрессии могла быть следующей: дочь К. постепенно приближалась к возрасту, когда сама К. потеряла мать, а обострившаяся семейная ситуация с мужем могла напоминать К. последние трагические годы родительской семьи.

Терапевтический план подразумевал анализ негативного сценария К., поскольку игнорирование столь сильного травмирующего материала было бы не оправданным. Предполагалось работа, направленная на снятие с материнского суицида покрова загадочности и таинственности с последующей проработкой чувств стыда и, возможно, вины -- как следствие неадекватной детской ответственности за материнский суицид. На одном из этапов этой работы К. было предложено открыть «семейную тайну» мужу, принести и уничтожить предсмертную записку матери. К. согласилась, обнаружив, что муж был обо всем осведомлен. К. также в присутствие терапевта сожгла предсмертную записку: процедура расставания была трогательной, К. плакала и говорила, что тем самым сняла с себя огромную тяжесть. В течение трех последующих дней К. не чувствовала симптомов депрессии. По мнению терапевта, К. была подготовлена и к принятию процедуры антисуицидального контракта: терапевту казалось, что она понимала природу своей депрессии, суть психотравмирующей ситуации. Однако, когда терапевт зачитал приблизительный текст контракта, который предстояло совместно подписать, К. реагировала травматически -- с чувствами удивления и страха: оказывается, терапевт думает (и уверен), будто бы она способна совершить самоубийство, как мама и дядя, и, более того, стоит на грани между жизнью и смертью. К. отказалась подписать контракт, мотивируя это решение тем, что она никогда не собиралась совершить суицид, и сама постановка вопроса, записанная на бумаге пусть даже в самых «безопасных» формулировках, будет ее тревожить и напоминать о потенциальной возможности рокового поступка. В последующие дни депрессия К. резко обострилась, и выраженный тревожно-фобический компонент мог купироваться только антидепрессантами. К. отказалась продолжать терапию и настаивала на госпитализации и фармакотерапии. Она была госпитализирована и в течение двух месяцев получала среднетерапевтические дозы антидепрессантов. Состояние ее улучшилось, и она была выписана из стационара в удовлетворительном состоянии. Примерно через полгода К. позвонила терапевту и пожаловалась на продолжающиеся депрессивные эпизоды, несмотря на прием транквилизаторов. Во время разговора она спросила, действительно ли, как говорил терапевт, ее депрессия пройдет, когда ее дочери исполнится 10 лет? Еще через 8 месяцев К. вернулась к психотерапевтической работе, заключила антисуицидальный контракт. Раз в месяц, пока дочери не исполнилось десять лет, она приходила на поддерживающие сессии. Проявления депрессии были незначительны и не требовали приема транквилизаторов и антидепрессантов. Психотерапия была прекращена, когда К. попросила об этом, будучи уверенной в собственных силах.

Контрактирование для изменения

Процесс заключения контракта подразумевает серию трансакций со стороны терапевта, которая должна быть конгруэнтно встречена клиентом. При обращении за психотерапевтической помощью клиент ничего не знает о контрактном методе и своем участии в терапевтическом процессе. Поэтому, отвечая на вопрос терапевта о целях его визита, клиент может попросить нечто нереалистичное или фантастически грандиозное, а терапевт, в свою очередь, может принять запрос клиента «за чистую монету» и согласиться, например, с потенциальным самоубийцей, стоящим на пороге рокового решения, работать над пониманием его интеракций с давно умершей матерью, вместо того, чтобы предложить и обеспечить клиенту немедленную защиту и госпитализацию.

Теория контрактирования Лумис (Loomis, 1982) предлагает учитывать таковые возможности, ориентируясь на уровни контрактирования -- или стадии контрактной работы терапевта и пациента. Каждая более высокая стадия контрактирования предусматривает, что предварительно терапевтическая работа уже завершена на более низкой стадии. Иногда, если терапевтическая ситуация того требует, необходимо возвращаться на более ранние стадии, чтобы подкрепить или подтвердить прежние контрактные достижения клиента или перезаключить контракт вновь. В таблице 3 приведены стадии контрактирования, а также фокусы терапевтического вмешательства и лечебные техники, соответствующие каждой стадии контрактирования, в соответствии с пониманием автора (Loomis, 1982).

Контракты 1-го уровня, или контракты заботы, применяются терапевтами в тех случаях, когда из-за недостатка времени (терапевт работает как консультант в приемном покое или амбулатории), специфических условий работы (учреждения, призванные осуществлять опеку и заботу), невозможности достаточной катекции Взрослого Эго-состояния (психотики в острых состояниях, суицидиенты накануне принятия рокового решения) клиенты не могут осознать психологическую причину их страданий, либо, формально осознавая таковую, не видят возможности для изменения. Профессиональный психотерапевт, понимая специфические условия своей работы, держится подальше от игр и расплат по сценарию такого клиента, заботясь о его физическом состоянии, опекая его и обеспечивая уход за ним.

Контракты 2-го уровня, или контракты социального контроля, отражают терапевтическую работу, направленную на устранение временного дисбаланса в жизни клиента (носящего или иногда не носящего сценарного характера, как в случаях случайных событий -- смерть близкого, или кризисы развития) через усиление его ресурсов по преодолению и контролю над ситуацией. Контракт второго уровня предполагает методы кризисного вмешательства и краткосрочной психотерапии с использованием методов анализа контаминации и исключений в рамках структурного анализа, укрепления и стимуляции поведения, исходящего из положительных Родителей клиента -- Контролирующего (избежание опасных решений и ситуаций, контроль за своим поведением) и Воспитывающего (дача самопоглаживаний и позволение принимать поглаживания от терапевта).

«... Необходимо помочь клиенту справиться с текущей проблемной ситуацией прежде, чем вы объясните ему, что его трудности носят повторяющийся характер. Терапевты должны осознавать, что определенный процент клиентов хотят заключить контракт лишь для изменения второго уровня (или нуждаются в нем). Как только они начинают чувствовать себя лучше, они перестают видеть причину для продолжения лечения. Другая часть клиентов хочет заключить контракт на другом уровне, чтобы разобраться со сценарием или игровыми паттернами, которые, как теперь клиенты осознают, повторяются в их жизни, работе и взаимоотношениях вновь и вновь» (Loomis, 1982).

Таблица 3

Уровни контрактов для изменения

Уровень и тип контракта	Фокус интервенции	Лечебные техники
I. Контракты заботы	Избежание рэкетов, игр и расплаты по сценарию	Предоставление защиты -- физической или... заботы
II. Контракты социального контроля	Использование В2 при решении проблем. Контаминации и эксклюзии (исключения). Структурирование времени. Экономия поглаживаний.	Кризисные интервенции. Структурный анализ.
III. Контракты взаимоотношений	Сценарные решения. Паттерны взаимоотношений. Высокий вклад или травматические сцены в детстве.	Быстрая (краткая) терапия. Гештальт и редисижн терапия. Переструктурирование мышления. Трансактный анализ. Анализ рэкетов и игр. Анализ сценария.
IV. Контракты структурных изменений	Родительские модели. Устойчивые родительские предписания. Паравербальное, кинестетическое следование образцам	Анализ сценария. Редисижн. Репарентинг. Рефрейминг.

Контракты третьего уровня, или контракты взаимоотношений, выявляют циклический характер повторяющихся поведенческих проблем и расстройств (игры и использование двойных трансакций, рэкеты, сценарий), относительно которых они и заключаются. Терапия носит долговременный характер -- около года или более. Помимо вышеприведенных техник, терапевт адресует свою активность к Ребенку клиента, поощряя переносный процесс и процесс воспоминаний. Изменения, которые осуществляет клиент, не достигают степени реорганизации всей личностной структуры и отказа от сценарного поведения, однако важность и значительность этих изменений позволяют клиенту не чувствовать себя контролирующим и боящимся наказания за отказ от опасных Родительских предписаний.

«Результаты, на которые направлены контракты третьего уровня, влияют на все три Эго-состояния. Они характеризуются улучшением уровня жизни и взаимоотношений, большей непосредственностью и открытостью чувств и потенциально неограниченным выбором возможностей для управления ситуациями здесь и сейчас» (Loomis, 1982).

Вместе с тем, чуть только ситуация напоминает травматическую (актуализируются негативный опыт, аккумулированный в Ребенке клиента, или предписания), возможно либо быстрое включение защитного драйверного (актуализация контрпредписания) поведения, что иногда требует продолжения терапии и подталкивает к заключению контракта 4-го уровня, либо инкорпорированный в Р2 клиента Родитель терапевта так хорош, что позволяет пациенту справиться не только с ситуацией, но и с Детскими чувствами, и не обращаться за дополнительной терапией.

Контракты 4-го уровня, или контракты структурных изменений, заключаются в случаях, когда пройдены все три предыдущие этапа и клиент показал, что умеет находить и сохранять необходимую для процесса изменения энергию.

«Иногда случается, что поддержание изменений на 3-м уровне требует такого быстрого расхода энергии со стороны клиентов, что они стремятся перейти на 4-й уровень. Одна такая клиентка, молодая женщина с маниакально-депрессивным синдромом, закончила лечение с ясным пониманием того, что она может вернуться, когда будет в этом нуждаться. Она смогла избавиться от роли Спасателя в семейной драме, вернулась на курсы, чтобы получить степень бакалавра, и стала нормально общаться с друзьями и коллегами. Ей был необходим шанс, чтобы интегрировать знания, полученные на терапии, в обычную жизнь. Через полтора года она снова пришла в группу, будучи готова бороться с ранней оральной яростью и анальным гневом, который она хранила в своем ригидном теле. В течение этой работы нахлынули детские воспоминания о плохом обращении и отверженности, с которыми она была готова начать сражение. Решение этих проблем из прошлого на четвертом уровне контракта освободило ее энергию для близких отношений в настоящем» (Loomis, 1982).

Под изменением структуры подразумевается глубокое перерешение, сделанное клиентом так, что он имеет и демонстрирует возможность полного отказа от сценария. Терапевт использует такие техники, как репарентинг, детская регрессия и рефрейминг истории детства. Акцент в контрактах четвертого уровня ставится на переработке всей патологической структуры и всего процесса взаимоотношений.

Пример использования метода Лумис

Рассмотрение контрактного процесса в ходе лечения синдрома, или «расстройства», предполагает использование ясного долговременного терапевтического алгоритма.

В таблице 4 представлены варианты такой работы с суицидальными клиентами.

СВЯЗЬ ПРОЦЕССА КОНТРАКТИРОВАНИЯ С КОНЦЕПЦИЕЙ ПОТРЕБНОСТИ ВО ВЗАИМООТНОШЕНИЯХ

Эрскин и Траутманн (Erskine, Trautmann, 1997) выделяют восемь первичных потребностей во взаимоотношениях (Primary Relational Needs). Развивая эту теорию применительно к процессу контрактирования, мы предлагаем учитывать основные положения этой концепции.

Таблица 4

Контрактирование с суицидальными клиентами

Уровень и тип контракта	Клинические проблемы	Терапевтические техники
Контракты заботы	Диагностирование суицидальных намерений, тестирование способности клиента контролировать ситуацию через эмпатическое выслушивание	> Поддержка со стороны +ВР терапевта и деконтаминация В клиента со стороны Ре клиента («Ты не одинок, Я могу понять тебя и позаботиться о тебе»)
	Госпитализация или 24-часовая опека	> Защита со стороны +КР терапевта («Если ты не сможешь позаботиться о себе сам, то смогу я» (Loomis, 1982)
Контракты социального контроля	Получение от клиента информированного согласия на госпитализацию или на 24-часовой контроль со стороны родственников	> Катектирование В клиента
	Кризисное вмешательство и формирование навыков для понимания и совладания с кризисной ситуацией	> Деконтаминация В клиента со стороны Р клиента («Всегда есть несколько альтернативных выборов»). Катексис В и +КР клиента

Подобные документы

• Сказкотерапия

  Характеристика метода сказкотерапии. Основные типы сказок. Организация процесса сказкотерапии, формы и методы работы. Использование в трансактном анализе ролевого взаимодействия в сказках. Этапы в развитии сказкотерапии, ее диагностический аспект.
  
  контрольная работа [75,0 K], добавлен 28.01.2017
  

• Исследование коммуникационных моделей в психотерапии

  Понятие терапевтической коммуникации. Психотерапия как одна из разновидностей терапевтической коммуникации, ее специфика, виды и структура. Коммуникативные модели психотерапии: Милтона Х. Эриксона, Э. Росси, нейролигнвистическое программирование.
  
  курсовая работа [100,8 K], добавлен 22.03.2009
  

• Модели системной семейной терапии

  Основные цели системной семейной психотерапии. Оказание терапевтической помощи через семью, создание условий для формирования функциональной семейной организации. Боуэновская теория семейной терапии, ее основные понятия. Понятие нарративной терапии.
  
  презентация [1,7 M], добавлен 23.09.2011
  

• Групповая психотерапия

  Метод групповой психотерапии как один из самых действенных в системе воздействия на психику, организм и поведение человека. Понятие психокоррекционной группы, ее формирование (состав). Роль пациента в лечебной группе. Руководство группой, нормы и этика.
  
  курсовая работа [66,2 K], добавлен 08.11.2012
  

• Методы социальной терапии с различными группами населения

  Методы поведенческой терапии в группе. Игровая семейная, музыкальная, танцевальная и арт-психотерапия. Метод самовоспитания. Имаго-метод, его характерные признаки, оценка главных преимуществ и недостатков. Правила проведения ароматерапии и логотерапии.
  
  курсовая работа [53,9 K], добавлен 11.01.2011
  

• Терапевтический эффект деловой игры

  Общее понятие терапевтического эффекта, краткая характеристика его различных форм. Концепция Морено о конструктивном подходе к терапии нервнопсихических заболеваний и расстройств. Отличительные черты деловых игр, их задачи и роль в психотерапии.
  
  реферат [28,7 K], добавлен 06.10.2013
  

• Основы психотерапии

  Общая психотерапия, ее виды и основные цели в общемедицинской практике. Особенности и принципы гуманистического, когнитивного направлений психотерапии. Сущность поведенческих, суггестивных и психодинамических методов терапии. Метод аутогенной тренировки.
  
  реферат [16,0 K], добавлен 29.06.2009
  

• Профессиографический анализ и психограмма профессии

  Профессиографический анализ: подготовка и проведение. Ошибки, возникающие при профессиографическом анализе. База данных. Интерпретация информации о профессии. Среда в профессиографическом анализе. Устранение ошибок при анализе. Составление психограммы.
  
  курсовая работа [34,3 K], добавлен 19.12.2007
  

• Семейная психотерапия

  Понятие семейной терапии и её актуальность в условиях современного мира. Цели, задачи психологической консультации. Принцип целостности, гипотетичности, открытости, нейтральности. Специфика семейной терапии. Особенности работы семейного психолога.
  
  реферат [30,5 K], добавлен 13.11.2015
  

• Основы психотерапии и психологической коррекции в работе клинического психолога

  Основные этапы психотерапии и психокоррекции. Перенос и контрперенос. Поведенческая и когнитивная психотерапия. Принципы поведенческой терапии. Принципы когнитивной терапии. Техника поведенческой терапии. Гипноз. Аутогенная тренировка.
  
  реферат [39,5 K], добавлен 02.04.2007
  

• главная
• рубрики
• по алфавиту
• вернуться в начало страницы
• вернуться к началу текста
• вернуться к подобным работам