Социальные и культурные неравенства

Логичным продолжением будет форма человеческого капитала, пришедшее из неоклассической экономической теории. В своем инкорпорированном состоянии человеческий капитал представляет собой совокупность накопленных профессиональных знаний, умений и навыков, получаемых в процессе образования и повышения квалификации, которые впоследствии могут приносить доход - в виде заработной платы, процента или прибыли (в нашем исследовании мы вносим это также в культурный капитал, однако не все исследователи с нами согласятся, поэтому мы и представляем альтернативную гносеологическую позицию). Как утверждает Радаев, в отличие от культурного капитала, значительная часть которого воплощена в нерефлексируемом практическом знании и телесных навыках, схватываемых общим понятием хабитуса, в случае с человеческим капиталом мы имеем дело с рефлексивным знанием, имеющим логическую структуру.

В вещной (объективированной) форме этот капитал существует в виде корпуса обучающих текстов и практик, призванных транслировать специфические знания и демонстрировать процедуры выработки новых навыков. А в институционализированном состоянии он подкрепляется системой формальных сертификатов, включающих дипломы, разряды, лицензии, патенты, свидетельствующие о получении искомых знаний и навыков.

Человеческий капитал непосредственно связан с социально-профессиональной стратификационной системой, в которой группы делятся по наличию образования и профессиональной квалификации, условиям и содержанию труда, образующими границы между профессиями и специальностями.

Подобно культурному капиталу, человеческий капитал не передается в одночасье, сертификаты не обмениваются и не передаются от одного человека к другому. Накопление человеческого капитала требует относительно длительного процесса образования. Хотя процесс передачи знаний от человека к человеку более упорядочен и стандартизован, нежели процесс культурного воспитания. Непосредственно измерять объемы профессиональных знаний и навыков, как правило, сложно в силу их качественной разнородности.

Одной из форм, которая наиболее активно обсуждается в социальных науках с 1990-х гг., является социальный капитал. Он связан с установлением и поддержанием связей с другими хозяйственными агентами. Социальный капитал - это совокупность отношений, порождающих действия. Эти отношения связаны с ожиданиями того, что другие агенты будут выполнять свои обязательства без применения санкций. Эта одновременная концентрация ожиданий и обязательств выражается обобщающим понятием доверия.

В отличие от культурного и человеческого капитала, социальный капитал не является атрибутом отдельного человека. Его объективированную структурную основу формируют сети социальных связей, которые используются для транслирования информации, экономии ресурсов, взаимного обучения правилам поведения, формирования репутаций. На основе социальных сетей, которые часто имеют тенденцию к относительной замкнутости, складывается институциональная основа социального капитала принадлежность к определенному социальному кругу, или членство в группе.

Благодаря неравномерному распределению социального капитала воспроизводятся стратификационные различия в рамках сетевой системы. Они связаны с неравным доступом к социальным сетям, которые могут быть мобилизованы индивидом или группой, а следовательно, к совокупности обязательств (главным образом, неформальных), сосредоточенных в этих сетях.

В своей вещной форме социальный капитал может воплощаться в таких «простых» вещах, как списки адресов и телефонов «нужных людей». Но степень формализации социального капитала относительно низкая. Передача социального капитала также невозможна непосредственно через транслирование знания, рассказы о сетях. В этом смысле социальный капитал не отчуждаем от людей, которые им обладают. Причем речь идет не об отдельном носителе знакомств, а о неком сообществе, переплетенном устойчивыми связями. И измеряться социальный капитал может только через степень включенности в те или иные сети, а также через характеристики самих этих сетей - их размер и плотность, силу и интенсивность сетевых связей.

В отличие от горизонтального построения социальных сетей, административный капитал мобилизует, скорее, вертикальные связи. В инкорпорированном состоянии он связан со способностью одних хозяйственных агентов регулировать доступ к ресурсам и видам деятельности других агентов, используя особые позиции власти и авторитета.

В объективированном состоянии данный вид капитала воплощается в организационных иерархических структурах. В институциональном состоянии он проявляется в структуре должностных позиций, каждой из которых вменен определенный круг прав и обязанностей.

Данный тип капитала связан с корпоративной стратификационной системой, где дифференциация между группами строится по их формальным позициям в организационных иерархиях. Эти позиции предоставляют различные возможности мобилизации и распределения ресурсов, а также регулирования доступа к ресурсам других агентов. Они также обеспечивают привилегии, или вознаграждения, привязанные к должностной позиции.

Носителем административного капитала является, таким образом, не отдельный человек, этот вид капитала, скорее, привязан к месту в корпорации и потому сравнительно легко отчуждается от человека. Измеряется объем административного ресурса должностным уровнем и масштабом самой корпорации.

Политический капитал означает инкорпорированную способность к мобилизации коллективных действий и участию в этих действиях. Он также предполагает способность человека репрезентировать интересы других агентов (индивидов и групп), которые делегируют ему права на представительство своих интересов.

В объективированном состоянии политический капитал представлен партиями и общественными движениями, готовыми к совершению коллективных действий. Его институциональной формой являются признанные лидерские структуры. Их авторитет, разумеется, может подкрепляться ресурсами административного капитала в виде должностей в формальной иерархии (и стремиться к такому подкреплению). Однако, в отличие от административного капитала, политический капитал инкорпорирован скорее в самих агентах, нежели в организационных структурах, в меньшей степени формализован и, следовательно, его отчуждение от одного человека в пользу другого объективно затруднено.

Этот тип капитала связан, соответственно, с политической стратификационной системой. Индивиды и группы различаются здесь своими способностями к мобилизации коллективного действия и репрезентации интересов других групп. Измерение же политического капитала возможно лишь косвенным путем - через выяснение включенности в мобилизованные коллективные действия и степень активности в инициации этих действий.

Символический капитал обозначает способность человека к производству мнений. В инкорпорированном состоянии он означает наличие легитимной компетенции - признаваемого права интерпретировать смысл происходящего; говорить, «что есть на самом деле» (например, какова «истинная ценность» того или иного капитала). Это также способность навязывать определенное понимание другим агентам. Важнейшую роль в его функционировании играет манипулирование разными способами оценок имеющихся и потенциальных ресурсов (символическое насилие). В этом отношении все прочие виды капитала зависят от символического капитала .

Данный вид капитала объективируется в разного рода программных, стратегических документах и идеологически нагруженных текстах, разъясняющих, как, например, проводить реформы и «какой дорогой идти к храму». В институционализированном состоянии символический капитал воплощается в структуре авторитетов, которые обладают правами номинации (поименования). Обладатели таких прав, получившие признание от каких-то сообществ, считаются экспертами, учителями, гуру. Добавим, что их права могут подкрепляться официальной номинацией, например, образовательными дипломами, то есть институционализированными ресурсами других форм капитала.

Соответствующая данному типу капитала стратификационная система названа культурно-символической. В ней дифференциация возникает из различий доступа к социально значимой информации, неравных возможностей ее интерпретации, способностей производить истину, быть носителем сакрального знания (мистического или научного).

Все указанные формы капитала могут в той или иной мере конвертироваться в экономический капитал, в том числе в его денежную форму. Социальный капитал приносит информацию об экономических ресурсах. Административный капитал открывает наиболее краткий путь к их источникам. А политический капитал дает возможность побороться за эти источники. Культурный капитал облегчает способы мобилизации экономического капитала. А символический капитал позволяет представить его более значительным в глазах других агентов. Наконец, человеческий и физический капиталы помогают извлекать из использования экономических ресурсов наибольшие доходы.

В свою очередь, обладание экономическим капиталом помогает установить нужные связи, покупать должностных лиц и сами должности; экономический капитал делает своего обладателя более весомым в глазах окружающих, открывает доступ к образованию и позволяет поддерживать хорошее физическое состояние. Экономический капитал, обладающий наибольшей ликвидностью, способен к эффективному перетеканию в другие формы.

Впрочем, кругооборот капитала может происходить и между любыми другими формами капитала. Иными словами, все капиталы обладают способностью взаимной конвертации. Накопленный культурный капитал позволяет с легкостью манипулировать символическими конструкциями и завоевывать авторитет. Политический капитал подкрепляется практическим знанием неформальных правил и разветвленными социальными связями. Хорошие физические данные помогают заводить эти связи и способствуют более успешному накоплению профессиональных навыков. Все они - наличие социальных связей и властных полномочий, способность действовать по правилам и производить оценку ресурсов, высокий профессионализм и повышенная работоспособность - способствуют взаимному накоплению.

Капитал подчиняется логике самовозрастания. Во-первых, чем больше капитал данного вида, тем легче его поддерживать и накапливать. Например, человек с обширными связями, которого «все знают» и с которым ищут знакомства, легко превращает эти случайные знакомства в устойчивые связи, т.е. в социальный капитал, благодаря уже имеющемуся социальному капиталу. Во-вторых, чем больше капитал данного вида, тем легче накапливать другие виды капитала. Так, накопление культурного капитала посредством воспитания открывает дорогу к получению лучшего образования, а накопленный человеческий капитал помогает расширять связи, которые в свою очередь позволяют наращивать политическое влияние, и т.д.

Нередко стратегии конвертации капитала связаны с избежанием внешнего наблюдения и контроля. Капитал склонен маскировать свою суть, перетекая в менее видимые формы: например, легко контролируемый административный капитал замещается неформальными социальными связями и политическими воздействиями, а место четко фиксируемых экономических различий занимает менее заметная дифференциация культурного капитала.

При этом упомянутые превращения форм не являются автоматическим процессом. Всякая конвертация капитала связана не только с затратами времени и сил, но и с определенными рисками - подвергнуться разоблачающей критике (и даже экспроприации), понести потери от непризнания капитала в его новой форме. Например, образовательный диплом может не получить реального признания на рынке труда. А итоги приватизации собственности, осуществленной при помощи политических и социальных связей, могут быть оспорены. Поэтому любое превращение форм капитала ставит проблему легитимации. И с этой точки зрения все капиталы вынуждены действовать в логике признания, т.е. включать в себя обязательный элемент символического капитала.

Широкие возможности конвертации капиталов ставят человека в ситуацию выбора - во что вкладывать время и силы. А зачастую устойчивые ориентации на накопление определенного вида капитала становятся объектом стратегического выбора, определяя действия человека на длительную перспективу .

Конвертация форм - лишь один из способов перераспределения капитала. Оно осуществляется (помимо конвертации) следующими способами:

* неравномерное накопление, когда один вид ресурсов прирастает быстрее другого;

* переопределение и переоценка капитала, связанная с девальвацией или, наоборот, возрастанием стоимости ресурсов (которая возможна даже без всякой смены вещных форм);

* прямое изъятие капитала, связанное с его экспроприацией, узурпацией права на использование.

Добавим, что размеры любого капитала не являются абстрактной величиной, поддающейся акту простой калькуляции. Его масштабы, характер, сферы использования и формы конвертации устанавливаются в ходе сложного процесса соотнесения и оценивания, производимого различными хозяйственными агентами. Использование ресурсов невозможно вне социальных отношений. Более того, любой капитал представляет собою социальное отношение - а вследствие этого культурно дефинируемый конструкт.

1.3 Взаимосвязи и взаимозависимости различных форм капитала

Капитал, в зависимости от области, в которой он функционирует, и ценой более или менее серьезных трансформаций, являющихся предпосылкой его эффективного действия в данной области, может выступать в трех основных обличиях: экономического капитала, который непосредственно и напрямую конвертируется в деньги и институционализируется в форме прав собственности; культурного капитала, который при определенных условиях конвертируется в экономический капитал и может быть институционализирован в форме образовательных квалификаций; социального капитала, образованного социальными обязательствами («связями»), который при определенных условиях конвертируется в экономический капитал.

Все три формы капитала функционируют в контексте хабитуса, то есть «общества, воплощённое в индивидуальной ментальности, личность как воплощение общественности... индивид некоторым образом и есть общество, общественный индивид - это его хабитус. При этом воплощение капиталов в активности, в практиках, становится разворачиванием хабитуса: «Агент, разворачивающий свой хабитус в пространстве общества, практикует».

Эти, казалось бы, высокотеоретичные положения обретают вполне реальные очертания, когда по данным исследований оказывается, что «эстетические представления и вкусы не являются чем-то «данным от бога» или результатом свободного выбора индивидов, но вытекают из его социальных условий социализации и наличного положения в обществе... Никто не классифицирует себя более, чем сам субъект, когда он определяет, как ему приличествует одеваться, вести себя, говорить, куда ходить в свободное время и т.д.». Это то, что мы выше называли эманациями культурного капитала, это то, что исследователь А. Баранов констатирует в следующем факте: «... наименее обеспеченные слои населения часто не только не могут, но и не хотят воспользоваться возможностями, которые открывает для них современная система образования». В результате так называемый «образовательный пессимизм» может быть рассмотрен не как умонастроения, не как ожидания, а как непременная структура низкокапитализированного хабитуса. Ведь, по мысли Н.М. Мухамеджановой, «одним из главных факторов достижения социальной конкурентоспособности является не только образование, но и способность личности к постоянному самообразованию, саморазвитию», а, как мы уже показывали выше, эта способность, жёстко связанная с соответствующими интенциями, свойственна тем стратам, что уже обладают определённым запасом.

В мировом контексте эту ситуацию В.Л. Иноземцев описывает следующим образом: «В современном мире стремление человека влиться в ряды работников интеллектуального труда, не говоря уже о том, чтобы активно работать в сфере производства информации и знаний, ограничено отнюдь не только субъективными, но и вполне объективными обстоятельствами, и в первую очередь - доступностью образования. Интеллектуальное расслоение, достигающее беспрецедентных масштабов, становится основой всякого иного социального расслоения» [36]

Культурный капитал

Культурный капитал, как мы уже замечали, может выступать в трех состояниях: инкорпорированном состоянии [embodied state], то есть в форме «длительных диспозиций ума и тела» (интересно, что здесь Бурдье расходится с Радаевым, идентифицируя человеческий, физический и культурный капитал как единый культурный капитал в инкорпорированном состоянии); объективированном состоянии [objectified state] - в форме культурных товаров (картин, книг, словарей, инструментов, машин и т.д.), являющих собой отпечаток или воплощение теорий или их критики, некоторого круга проблем и т.д.; наконец, институционализированном состоянии [institutionalized state], т.е. в форме объективации (ее следует рассматривать отдельно, поскольку она, как будет видно на примере образовательных квалификаций, наделяет культурный капитал совершенно оригинальными свойствами, которые, как предполагается, тот сохраняет).

Бoльшую часть свойств культурного капитала можно вывести из того факта, что в своем основном состоянии он связан с телом и предполагает некое инкорпорирование. Накопление культурного капитала в инкорпорированном состоянии, т.е. в форме того, что называется культурой, культивированием, предполагает процесс воплощения в телесные формы, инкорпорирования. Поскольку этот процесс влечет за собой усилия по освоению и ассимиляции, он требует затрат времени - непосредственно самого инвестора. Работа по приобретению подобных свойств - это работа над собой (самосовершенствование), предполагающая собственные усилия. Это инвестирование - прежде всего времени, но также и социально выстроенной интенции, намерения, воплощения рационально построенных планов по самосовершенствованию (в терминах уже выше процитированной Мухамеджановой), со всеми сопряженными с нею ограничениями.

Такой инкорпорированный капитал, внешнее богатство, превращенное в неотъемлемую часть личности, в хабитус, не может мгновенно передаваться посредством акта дарения или наследования, покупки или обмена (в отличие от денег, прав собственности или даже аристократических титулов). Следовательно, использование или эксплуатация культурного капитала ставит определенные проблемы перед владельцами экономического или политического капиталов. Каким образом можно «купить» этот капитал, столь жестко привязанный к человеку, не покупая при этом самого человека? Каким образом можно концентрировать этот капитал (как этого требуют некоторые социальные кондиции) без концентрации его обладателей?

Культурный капитал может быть приобретен - в различном объеме, в зависимости от периода времени, общества, социального класса - и без какого бы то ни было его намеренного решения, совершенно неосознанно. Он всегда несет на себе отпечатки самых ранних условий своего приобретения (личностной повседневности ранних периодов социализации), и эти более или менее видимые отпечатки (например, произношение, говорящее о принадлежности к определенному классу или региону) помогают определить его отличительные особенности. Он исчезает вместе со своим владельцем, с его биологичностью и индивидуальностью. Иначе говоря, он объединяет социальную единицу - личность, - и биологическую единицу - индивида в фокусе психологической единицы - индивидуума.

Тем самым, поскольку культурный капитал оказывается привязан множеством нитей к человеку в его биологической уникальности и передается по наследству (что происходит скрытым, даже невидимым образом), его не касается глубоко укорененное различение между качествами наследуемыми и приобретенными (т.е. теми, которые индивид прибавляет к своему наследству). Таким образом, ему удается сочетать престиж унаследованных качеств с благоприобретенными заслугами, синтезировать аскриптивный с достижительным статусами.

В силу того, что социальные условия передачи и приобретения культурного капитала более скрыты, нежели условия передачи и приобретения экономического капитала, культурный капитал предрасположен функционировать в качестве символического капитала, то есть оставаться непризнанным в качестве капитала и признаваться в качестве легитимной компетенции, в виде силы, влияющей на узнавание (или неузнавание). Более того, специфическая символическая логика различения приносит дополнительную материальную и символическую прибыль обладателям крупного культурного капитала: любая культурная компетенция извлекает дефицитную ценность из своей позиции в распределении культурного капитала и приносит своему обладателю прибыль от различения.

Таким образом, структура поля, то есть неравное распределение капитала, определяет специфические последствия действия этого капитала, а именно: присвоение прибыли и способность навязывать законы функционирования данного поля, наиболее выгодные для капитала и его воспроизводства.

Однако наиболее влиятельный принцип символического действия культурного капитала таится в логике его передачи, что и является предметом нашей работы. С одной стороны, процесс присвоения объективированного культурного капитала и время, необходимое для осуществления этого процесса, зависят главным образом от культурного капитала, инкорпорированного в семье в целом. С другой стороны, первоначальное накопление культурного капитала начинается сразу же, без задержки и напрасной траты времени только у детей в семьях с уже имеющимся мощным культурным капиталом, с серьёзно насыщенной культурным капиталом повседневностью. В этом случае период накопления охватывает весь период социализации.

Отсюда вытекает, что передача культурного капитала, несомненно, является наиболее скрытой формой передачи капитала по наследству и, следовательно, обретает пропорционально больший вес в системе стратегий воспроизводства, тогда как прямые, видимые формы передачи капитала, как правило, более тщательно отслеживаются и контролируются.

Сразу же можно увидеть, что связь, устанавливаемая между экономическим и культурным капиталом, опосредуется временем, необходимым на их приобретение. Предельным случаем здесь является использование всего биологически доступного времени, когда максимум свободного времени отдается приобретению максимального объема культурного капитала. Продолжительность времени, в течение которого данный индивид может продолжать процесс приобретения капитала, зависит от продолжительности свободного времени, обеспечиваемого ему семьей, - времени, свободного от экономической необходимости, что является предпосылкой первоначального накопления капитала (в противном случае, это время может оцениваться как недостаток, который впоследствии придется преодолевать).

В противоположность инкорпорированному состоянию, культурный капитал, объективированный в материальных предметах и средствах может передаваться материально. Например, коллекцию картин можно передавать точно так же, как и экономический капитал. Однако здесь передается юридическое право собственности, а не то, что образует предпосылку данного особого типа присвоения - обладание средством «потребления» картины или использования машины, которые, являясь не чем иным, кроме как инкорпорированным капиталом, подчиняются тем же законам передачи капитала. Здесь передача материальных благ становится медиумом для транзиции культурного капитала, и, соответственно, экономический капитал опосредует циркуляцию культурного: для владения машинами индивиду требуется только экономический капитал; для их присвоения и использования в соответствии с их особым предназначением (определяемым инкорпорированным в них культурным капиталом научного или технического типа) он должен иметь доступ к инкорпорированному культурному капиталу. Иначе говоря, экономический капитал, являясь средством конвертации культурного капитала, вовсе не является его гарантией, и канал транзиции капитала вовсе не обязательно сработает как проводник, а не как диэлектрик.

В своем объективированном состоянии культурный капитал демонстрирует все качества автономного, взаимосвязанного мира, который имеет собственные законы, объективные относительно акторов, и, следовательно, остается несводимым к тому, что может присвоить любой агент или группа агентов (т.е. к культурному капиталу, инкорпорированному в отдельном агенте или группе агентов). Однако культурный капитал существует в символически и материально активной и эффективной форме только тогда, когда он присваивается агентами, воплощается и инвестируется как орудие, как средство борьбы на полях культурного производства.

Институционализация культурного капитала в форме академических квалификаций (ещё одно несовпадение мнения Бурдье с Радаевым) является одним из путей нейтрализации некоторых его свойств, проистекающих из того факта, что, будучи инкорпорированным, он ограничен теми же биологическими рамками, что и его носитель - с одной стороны, и его подтверждения и трансформирования в социально воспринимаемую и приемлемую форму - с другой. Подобная объективация и составляет основу того, что отличает капитал самоучки (который в любой момент может быть поставлен под сомнение) от культурного капитала, санкционированного академическими средствами при помощи юридически гарантированных квалификаций, формально независимых от личности их обладателя. Культурный капитал институционализируется посредством коллективной магии, магии коллективного признания и социального культурного детерминированного консенсуса. Для этого достаточно лишь вспомнить о приеме на работу на конкурсных началах, когда

Наделяя культурный капитал, которым обладает тот или иной агент, институциональным признанием, академическая квалификация также делает возможной сравнение квалификации его владельцев и даже их замены - иначе говоря, сводит уникальное индивидуальное к социально конструируемому, универсальному, превращая случай в образец, переплавляет личностную повседневность, зафиксированную в культурном капитале, в ткань социальной жизни..

Более того, она позволяет установить пропорции обмена между культурным и экономическим капиталами (что особо важно для нас в контексте конвертации капиталов) посредством гарантирования денежной стоимости данного академического капитала: академические инвестиции не имеют смысла, если нет объективной гарантии подразумеваемого ими минимального уровня их обратной конвертации. Интересными с этой точки зрения будут мнения респондентов нашего исследования, ибо за прошедшие два десятка лет в Украине каналы «обратной конвертации» были откровенно затруднены, а зачастую и попросту не реализовывались.

Стратегии конвертирования экономического капитала в культурный, выступающие в числе краткосрочных факторов образовательного бума и обесценения квалификаций, определяются изменениями в структуре шансов на получение прибыли, которые предлагаются различными типами капитала иначе говоря, наличием и объёмом частного сектора в системе высшего образования, традициями и именем того или иного вуза, содержательным аспектом и капиталонасыщенностью той или иной повседневности, и даже местом проживания/урбанизированностью социализации индивида.

Соотношение социального капитала и культурного куда сложнее. Социальный капитал представляет собой совокупность реальных или потенциальных ресурсов, связанных с обладанием устойчивой сетью более или менее институционализированных отношений взаимного знакомства и признания. Групповая идентичность дает своим членам опору в виде коллективного капитала, «репутации». Это означает, что хотя социальный капитал относительно несводим к экономическому и культурному капиталам того или иного конкретного агента или даже группы связанных с ним агентов, он никогда не остается полностью независимым от этих форм капитала, поскольку обмены, порождающие взаимное признание, предполагают подтверждение некоторого минимума объективной однородности. «Своим» может быть признан человек лишь с определённым культурным багажом, с конкретной конфигурацией культурного капитала, фоновыми знаниями и ожиданиями. Здесь речь не идёт о конвертации капиталов, только лишь о взаимной обусловленности и обязательности функционирования одного для существования другого.

И даже тот факт, что, проистекание различных видов капитала из экономического возможно только ценой более или менее серьезных усилий по трансформации, необходимых для производства типа власти, которая была бы эффективной в рассматриваемом поле, свидетельствует и о том, что экономический капитал, несмотря на свой «примордиальный» (согласно некоторым исследователям - Радаев, Бурдье, Демкив) статус, не может быть эффективно или, по крайней мере, без чрезмерных затрат конвертирован в другие виды капитала, если он изначально не поддержан определённым запасом.

Соотношение между этими видами капитала имеет большое социальное значение. Величиной и преимущественностью обладания или обеспеченности ими определяется логика общественной дифференциации, иерархия признания и оценок, и в конечном итоге, символический порядок общества. Это означает, что суммой экономического, социального и культурного капитала, которым располагает индивид, определяется уровень его успеха, признания, основа самоощущения успешности и т.д. Как мы уже показали, экономический капитал обретает значение лишь в том случае, если он может трансформироваться в культурный капитал, если обладание собственностью может обратиться в знания, манеры, степени, стиль и образ жизни и т.д. Тогда только есть возможность заявить свои тенденции на моральное, интеллектуальное, эстетическое превосходство, собственно, оправдывающие мои более высокие позиции в социальной иерархии. И только в таком случае претензии могут быть признаны. [23]

Таким образом, учитывая, что, согласно Ф. Махлупу, «образование - это самая большая отрасль современной индустрии, включающая в себя не только образовательные институты, но и приобретение человеком знаний дома, в церкви, в армии» [60, с. 181], и помня, что «культурный капитал - образование (общее, профессиональное, специальное) и соответствующий диплом, а также тот культурный уровень индивида, который ему достался в наследство от его семьи и усвоен в процессе социализации» [88, с. 115], мы приходим к выводу, что способность адекватно ориентироваться в социальном пространстве и более или менее адекватно реагировать на события и ситуации, способность, складывающаяся в результате огромной работы по образованию и воспитанию в процессе социализации, кристаллизуется в определённый, соответствующий социальным условиям становления индивида, тип хабитуса. И именно этот тип габитуса, а вовсе не физическая или экономическая невозможность, приводят к тому феномену, который описывал А. Баранов: «Респонденты из наименее обеспеченных слоёв в два раза чаще, чем в среднем по выборке, отмечают, что у них нет возможности учить своих детей в школе, близкой к идеалу» (ссылаясь на плату за обучение и конкурсный отбор). Эта невозможность не объективна, но субъективна, не в структурах, но в хабитусе.

социологический культурный неравенство

1.4 Логика конвертации форм капитала: мировой и украинский опыт

Напомним, что социальная реальность структурирована дважды, Во-первых, существует объективное структурирование социальными отношениями, опредмеченными в распределении разнообразных ресурсов, которые выступают структурами господства - капиталами, в том числе и социальным капиталом, объём которого в большей или меньшей степени позволяет реализовывать права субъекта. При этом следует отметить, что капиталы как структуры господства могут иметь как материальный, так и нематериальный характер. Во-вторых, социальная действительность структурирована представлениями агентов об этих отношениях, о различных структурах и о социальном мире в целом...

Специфика общества заключается в том, что его структура существует как бы в двух ипостасях: во-первых, как «реальность первого порядка», которая проявляется в распределении объективированных условий и предпосылок деятельности, средств производства дефицитных благ и ценностей; а во-вторых, они существуют как «реальность второго порядка», или «символические матрицы практик агентов», то есть как социальные представления. Исследование общества с точки зрения реальности первого порядка имеет своим предметом структуру объективных социальных отношений, то есть таких, которые существуют вне сознания и воли агентов и не зависят от них. Анализ же общества с позиции реальности второго порядка имеет предметом не только реальность объективных социальных отношений, но и восприятие этой реальности субъектами в зависимости от их позиции в объективном социальном пространстве.

Концепция двойного структурирования включает систему представлений, которые отражают генезис и структуру социальной действительности, то есть установление детерминации связей, которая выглядит следующим образом: объективные социальные отношения обусловливают деятельность, восприятие и мышление субъектов. Именно эти отношения являются необходимыми предпосылками и условиями практик и представлений социальных субъектов, которые эти отношения могут подавлять или стимулировать. «Социальные отношения могут иметь либо объективированную форму социальной предметности, либо субъективированную и выступать в виде диспозиций, знаний, навыков». Однако в конструировании обоих аспектов социальной реальности тем или иным способом принимают участие распределение и конвертация капиталов.

1.4.1 Экономический и культурный капитал: одностороннее движение

Сеть социальных взаимодействий состоит из совокупности социальных акторов и набора связей между ними. В качестве социальных акторов могут выступать индивиды, социальные группы, организации, города, страны. «Под связями понимаются не только коммуникационные взаимодействия между акторами, но и связи по обмену различными ресурсами и деятельностью, включая конфликтные отношения». Формирующийся в этих сетях «социальный капитал является одной из форма капитала наряду с такими, как экономический, физический, культурный, человеческий, административный, политический и символический», точно так же конструируемый, как конструируется сам хабитус. И процессом конструирования, полем конвертации, каналом конвертации капиталов является именно тот институт, о котором писал Д.Л. Константиновский: «Образование, специальность, квалификация - ценности не только терминальные, но и инструментальные - способ достижения целей, капитал для инвестирования. Получение ресурсов в сфере образования в значительной степени обуславливает социальную мобильность, доступ в дальнейшем к другим общественным благам, поскольку в развитом обществе освоение многих ролей, обретение определённых статусов практически детерминируется учёбой, прохождением через формальные организации института образования» [58, с. 89]. Получаемый здесь ресурс, равно как и любой другой ресурс в обществе, получается индивидом «в системе социальных взаимодействий. Сама ценность ресурса определяется соотношением необходимых для его получения затрат и преимуществ, которые даёт обладание этим ресурсов... Такими «издержками», или, иными словами, «средствами», необходимым для успешных социальных трансакций, в результате которых акторы получают ресурсы, могут быть затраты времени, денег, физических, умственных и эмоциональных усилий». Вырисовывается двойная связь: для адекватной оценки ценности образования (и, соответственно, для затрат на него, принесения «соответствующих жертв») необходимо уже обладать определённым хабитусом и запасом капитала, для обретения запаса капитала образование едва ли не самый мощный канал трансляции. Интересно эту коллизию иллюстрируют результаты опроса о достаточном уровне образования для детей, проведенный среди представителей шести различных слоёв российского общества:

При ответе на вопрос «какой уровень образования кажется Вам достаточным для Вашего ребёнка?» были получены следующие результаты:

Для объяснения «парадокса шестого слоя» приведём результаты опроса по варианту ответа «Будущее ребёнка вижу предпринимателем» по шести стратам:

При этом при опросе тех, кто показал, что достаточным уровнем для ребёнка будет среднее специальное, какое из заведений будет достаточным, были получены следующие результаты:

Иначе говоря, «низший высший класс» (а именно таковым являются 5 6 страта в данном опросе) оказывается очень прагматичным, и именно для него оказывается достаточным прагматичное и приземлённое среднее специальное образование (отметим, что моды ответа «ССУЗ» пришлись именно на 5-6 страты). Сам исследователь трактует это следующим образом: «Миф о безусловной необходимости высшего образования более не довлеет в сознании верхнего среднего слоя. Здесь складывается прагматичное отношение к образованию вообще, высшему - в частности. Невысок у этого слоя и престиж чистой науки», и мы склонны с ним согласиться, добавив только то, что это прагматичное отношение детерминировано, кроме всего прочего, усложнённостью конвертации культурного капитала высокого уровня в экономический - и практически бездействованием символического капитала в распределении социальных благ на всех уровнях, кроме самого высшего. И если на западе о менеджериализме говорят следующим образом: «Их власть проистекает не из владения определенным количеством акций: она является формой владения «культурного капитала», в частности, «сакрального» знания механизмов функционирования мировой капиталистической системы», то на украинском социокультурном пространстве «сакральность» многих форм знания ещё требует своей легитимации. Вследствие этого зачастую конвертация культурного капитала возможна лишь в тех примитивных случаях, когда люди, что «заслуживают в глазах общественности право называться интеллектуальной элитой, попросту «освящают» своим присутствием политический блок или партию отдельного политического деятеля».

Впрочем, и в этой сфере прослеживаются тенденции, вписывающиеся в глобализационную социокультурную динамику: продолжаются процессы углубляющейся дифференциации системы образования, причём «налицо факт дифференциации школ: часть из них начинает работать на запросы наиболее обеспеченной группы населения», при этом при поступлении вопрос поступления «решается тем более успешно, чем лучше родитель может «заинтересовать» школу. Ясно, что малообеспеченные семьи оказываются в таком случае в неравноправном положении». Понимая, что, а, следовательно, формируются те самые неосословные школы, предпосылки для сословия и т.п., мы не можем не отметить эти процессы как, с одной стороны, активизацию возможностей конвертации капиталов, и, с другой стороны, как симптом растущего спроса на качественное образование - и, следовательно, симптом появления в обществе понимания конвертируемости культурного капитала, спроса на него. Так, в Украине «в 2006 году размеры платного приёма составили около 40% от общего числа принятых» , а именно платный приём в вузы является едва ли не самым объёмным и «траффикоёмким» каналом конвертации капиталов. Сделанные нами выводы подтверждает то, что «по данным исследований, для 47% респондентов очень важен просто факт получения диплома о высшем образовании», иначе говоря, обретает смысл и жизнь символическая власть высшего образования. В противном случае знания, вкус, манеры, моральный облик и всё такое подобное теряет релевантность, если я не могу их использовать в наращивании своего экономического капитала. «Апофеозом этого принципа служит вопрос, задаваемый не очень умными людьми: если ты такой умный, то почему не богатый?»

Анализ соотношения различных форм капиталов мы начали со взаимоконвертации культурного и экономического, поскольку «на сегодняшний день высокий удельный вес получает экономический капитал как условие прохождения образовательных барьеров», при этом высокая символическая ценность («престиж») приписывается тем вузам, которые обеспечивают по их окончании возможность достижения высоких социальных позиций и «предоставляют гарантированную работу, быструю карьеру в секторах экономики и институциях, находящихся на подъёме в условиях развивающегося рынка». Иначе говоря, в данном случае образование становится лишь инструментальной, но не терминальной ценностью и, таким образом, становится «средством воспроизводства элиты и закрепления классового и культурного неравенства».

Гипотезу Пьера Бурдье, в которой он солидарен с Максом Вебером в том, что сословный принцип сохраняет свое значение в определении статусных порядков буржуазного общества, причём культурный капитал является отражением сословного принципа, а экономический - классового структурирования, можно проверить на основании количественных данных: выделенный исследователями нижний средний слой (от 1,5 до 4 потребительского минимума на потребительскую единицу), идентифицирующий своё состояние как «средств достаточно для расходов, существует возможность приобретения предметов длительного пользования, на лечение, образование, отдых, улучшение жилищных условий» - «наиболее образованный из всех нами изученных слоёв. Здесь самое большое количество лиц с высшим и послевузовским профессиональным образованием», в то время как верхний средний слой (4-10 ПМ/ПЕ) - руководители и высококвалифицированные специалисты - «это люди из образованных семей, хотя их собственный образовательный уровень несколько ниже, чем у нижнего среднего слоя»

Но самое показательно - это то, что нижний средний слой - интеллигенция в первом поколении (около 50%), в то время как высший средний слой - 80% - как минимум интеллигенция во втором и более поколении, и именно эта интеллигенция в первом поколении оказывается самой образованной из трёх изученных россиянами слоёв. Видимо, это обстоятельство объясняется тем, что он пополняется лицами с достаточно высоким уровнем образования как за счёт поднятия их из низшего слоя, так и за счёт «опускания» из верхнего слоя в результате падения жизненного уровня части интеллигенции в последние годы.

Иначе говоря, даже в условиях усложнённой конвертации культурного капитала образование закрепляет неравенство, и «интеллигенту во втором поколении» уже ничего доказывать не нужно, он обладает определённым символическим статусом, который конвертируем сам по себе.

С этими данными коррелирует мнение д.с.н., заместителя директора ИС РАН Д. Л. Константиновского: «Те, которые заканчивают 11-й класс школы, в большинстве своём относятся к верхним слоям общества. Они сильные в смысле полученной социализации и культурного капитала. Родители их в основном имеют высшее образование, они заботятся о детях. Там и финансы обычно значительные»

То есть в экономическом контексте неравенство доступа к высшему образованию (и, следовательно, самому мощному каналу трансляции культурного капитала) имеет двойную обусловленность: социальная микросреда, место в социальном пространстве, которое занимает индивид, его семья и ближайшее социальное окружение, определяют 1) возможности накопления культурного капитала, оценку индивидом своих способностей, в том числе способности преодолеть конкурсный барьер, открывающий доступ к получению высшего образования; 2) объём экономического капитала, устанавливающий диапазон выбора вида и уровня образования, к которому стремится индивид [55]. Нетрудно заметить, что два указанных фактора есть рассмотренные нами в корреляции культурный и экономический капитал...

1.4.2 Культурный капитал и сети: возможны ли друг без друга

Социальный капитал, исследования которого особенно актуализировались в последнее время, многими исследователями ставится в фокус «капитального анализа». Особенностью социального капитала является также то, что через него акторы могут приобретать доступ к экономическим ресурсам, могут увеличивать свой культурный капитал через контакты со специалистами либо благодаря собственным усилиям, наряду с этим они могут приобщаться к разным институциям, наделённым полномочиями распределения различных благ. «Социальный капитал проявляет свою ценность именно в конверсии в другие формы капиталов». И экономический, и культурный капитал действенны и актуальны лишь в сети определённых взаимодействий, где они пользуются признанием, в результате чего реализация (не существование, но реализация) обеих форм капитала невозможно без соответствующего социального капитала, где «нужно акцентировать внимание на важной функции этого феномена - функции снижения трансакционных затрат. Именно в этом смысле социальный капитал выступает «смазкой социального взаимодействия»». Как указывают украинские исследователи социального капитала, «социальный капитал даже в условиях социальной стабильности является основным механизмом конвертации других видов капитала», не говоря уж про случаи актуализации неформальных теневых социальных структур в периоды социальных трансформаций и культурных разрывов.

Для более подробного выяснения связей и взаимоконвертаций культурного и социального капиталов рассмотрим природу социального капитала в различных определениях различных авторов (определения приводятся по [27]).

Так, У. Бейкер определяет социальный капитал как «ресурсы, которые акторы получают из специфичных социальных структур и используют, исходя из своих интересов». Однако при этом латентной мыслью проходит тот факт, что акторы ЗНАЮТ, что они получают, в их хабитусе заложено значение и значимость получаемых ими ресурсов, и ПОНИМАЮТ, каким образом МОЖНО, конвенционировано им использовать получаемые ими ресурсы. Это знание и понимание есть не что иное, как латентные структуры культурного капитала (и тут мы не противоречим ни аналитической схеме Бурдье, ни Радаева), сформированные повседневностью, в которой примеры применения и использования этих ресурсов уже попадались актору.

Согласно А. Портесу «социальный капитал - это способность индивидов распоряжаться ограниченными ресурсами на основании своего членства в определённой социальной сети или в более широкой социальной структуре». Состояние членства - это рефлексируемый феномен, подразумевающий перцепцию и принятие конвенций, и тут мы попадаем на тот же логический ход, что и выше.

Один из патриархов «капитального анализа» Р. Патнем, определяя структуру социального капитала, писал, что он «складывается из активных взаимосвязей между людьми, у которых доверие и общие ценности связывают членов сетей и общностей и делают возможным и упрощают социальное действие». Тут присутствует вообще откровенная привязка в виде общих ценностей к культурной детерминации социального капитала, и, в принципе, неоднократно можно встретить трансформированный тезис Р. Патнема об исторической и культурной обусловленности характера социального капитала: любой социальный капитал культурен (здесь было бы интересно вспомнить идеи П.А. Сорокина о неразделимом единстве общества и культуры, социокультурного как единого, а также теорию репрезентативной культуры Ф. Тенбрука).

Через определение Патнема мы вышли на доверие (которое вообще-то является ключевым фактором социального капитала), которое, как свидетельствуют исследования, зависит от уровня благосостояния и места проживания [11]. Различная повседневность формирует различное доверие, которое априори капитально, будучи медиумом в конвертации культурного капитала в социальный.

Среди факторов социально бытующего доверия указывают очень часто сотрудничество и кооперацию граждан в различных общественных начинаниях, которое «также углубляет их взаимное доверие и распространяет информацию о людях, заслуживающих или не заслуживающих доверия» [78, с. 31]. Но ведь это и есть культурный капитал, как и деловая репутация партнёра. Все эти феномены интерпретируются, трактуются с помощью культурного капитала и, таким образом, являются его подструктурами.

Другим способом выяснения взаимосвязи культурного и социального капиталов и их взаимоконвертации является подход Б. Бернстайна, который пытается ответить на вопрос о том, почему дети из различных социальных групп имеют разную успеваемость, то есть почему дети из «низших» социальных групп учатся в целом хуже, чем дети из среднего класса. Он обосновывает тезис о том, что существуют развёрнутый и ограниченный коды как обобщённые типы языковой стратегии. Бернстайн считает, что «у детей из различных социальных групп формируются и различные языковые коды».

То есть, на микроуровне социальный капитал определяется характеристиками личностной составляющей сети актора, в первую очередь, составом этой сети или, иначе говоря, составом и качеством повседневности. В то же время на макроуровне «важными составляющими социального капитала является доверие и ценности и производные от них нормы», а, как мы только что показали, оба этих феномена есть феномены природы культурного капитала.

Таким образом, культурный капитал, даже бытийствующий автономно, не получает признания в качестве такового вне социальной сети, вне системы взаимных признаний, конвенций, норм и ценностей. Его функционирование, как это и демонстрируют ситуации «культурного разрыва», существенно затруднено вне этих кондиций. В то же время его успешное функционирование вне системы конвертаций просто не имеет социально признаваемого смысла. Крупный культурный капитал не предоставляет существенных, заметных преференций в социальной интеракции вне ансамблирования с экономическим и социальным капиталом.

В то же время социальный капитал оказывается культурно детерминирован, и не просто функционирование, но само его существование оказывается попросту невозможным вне контекста определённого минимума объёма культурного капитала. Выполняя важную роль посредника в конвертации, «не растрачиваясь» (в отличие от того же экономического капитала), социальный капитал при этом, как полагают исследователи, тем больше, чем больше происходит интеракций, и чем больше доверия через «проверенность каналов» вызывают участники интеракций друг у друга.

Наконец, экономический капитал, долгое время в условиях социальной транзиции бывший доминирующей формой капиталовложения и существования капиталов, на данный момент всё больше конвертируется в социальный и, особенно, культурный капитал. Это иллюстрируется и подтверждается приведенными нами выше данными и демонстрирует, что Украина уходит от «боулинга наедине», описанного Патнемом, к ситуации Северной Италии, когда демократичность и открытость общества достигается интенсивностью и плотностью социальных сетей и объёмами конвертации и обмена капиталами.