• ВВЕДЕНИЕ
• ГЛАВА 1. СЕЛЬСКАЯ МЕСТНОСТЬ КАК СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ПРОСТРАНСТВО ДЛЯ РЕАЛИЗАЦИИ СОЦИАЛЬНЫХ ПРОЕКТОВ
• 1.1 Традиции и формы социальной помощи в крестьянской общине
• 1.2 Социально-экономические условия существования современной деревни и удовлетворение жизненных потребностей ее жителей
• ГЛАВА 2. МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПОДХОДЫ К ОРГАНИЗАЦИИ УЧРЕЖДЕНИЙ СОЦИАЛЬНОГО ОБСЛУЖИВАНИЯ ДЛЯ ПОЖИЛЫХ ГРАЖДАН
• 2.1 Проблемы пожилых людей в современном российском обществе и социально-психологический портрет пожилого человека
• 2.2 Организация, формы и методы социальной работы с пожилыми людьми
• ЗАКЛЮЧЕНИЕ
• СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

ВВЕДЕНИЕ

Постоянное возрастание доли пожилых во всём населении становится влиятельной социально-демографической тенденцией всех регионов Российской Федерации.

Такой процесс обусловлен двумя причинами. Во-первых, успехи здравоохранения, взятие под контроль ряда опасных заболеваний, повышение уровня и качества жизни ведут к увеличению средней ожидаемой продолжительности жизни людей.

С другой стороны, процесс устойчивого снижения рождаемости, ниже уровня простого замещения поколений, уменьшения числа детей, рожденных одной женщиной, за весь ее репродуктивный период, приводит к тому, что уровень естественной смертности в нашей стране превысил уровень рождаемости. На смену каждому поколению приходит следующее поколение меньшей численности; доля детей и подростков в обществе неуклонно снижается, что вызывает соответствующий рост доли лиц старшего возраста.

Человечество стареет, и это становится серьезной проблемой, решение которой должно вырабатываться на глобальном уровне.Холостова Е.И. Социальная работа с пожилыми людьми: Учебное пособие. - М.: Издательско-торговая корпорация «Дашков и К», 2002. - с. 3.

Актуальность исследования работы с пожилыми людьми в социальной сфере в сельской местности обусловлена следующими обстоятельствами:

- во-первых, возрастанием в современных условиях роли учреждений социального обслуживания по организации социальной поддержки пожилых людей в сельской местности;

- во-вторых, социальный работник - это человек, который непосредственно контактирует с клиентом, он знает его проблемы и пытается ему помочь;

- в-третьих, необходимость выявления пожилых людей, опознавание их проблем и принятие наиболее эффективных способов по их устранению.

Объектом исследования является технология социальной работы с пожилыми людьми в сельской местности.

Предметом является процесс предоставления различной помощи реабилитационными центрами, социальными службами, а также социальными работниками в сельской местности.

Целью работы является выявление социальных проблем пожилых людей в сельской местности, а также внедрение новых технологий социальной работы с данной категорией граждан.

В связи с поставленной целью предполагается решение следующих задач:

- Определить традиции и формы социальной помощи в крестьянской общине;

- Охарактеризовать социально-экономические условия существования современной деревни и удовлетворение жизненных потребностей ее жителей;

- Выявить проблемы пожилых людей в современном российском обществе и социально-психологический портрет пожилого человека;

- Рассмотреть организацию, формы и методы социальной работы с пожилыми людьми.

ГЛАВА 1. СЕЛЬСКАЯ МЕСТНОСТЬ КАК СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ПРОСТРАНСТВО ДЛЯ РЕАЛИЗАЦИИ СОЦИАЛЬНЫХ ПРОЕКТОВ

На протяжении многих столетий экономика Российского государства носила аграрный характер и лишь на рубеже XIX-XX вв. Россия стала превращаться в аграрно-промышленную державу. Естественно, что все это длительное историческое время в структуре населения страны подавляющее большинство составляло крестьянство. Поэтому история социальной помощи в России была бы неполной без характеристики участия сельской поземельной общины в судьбах крестьян и их семей, оказывавшихся в тяжелом положении в связи с хозяйственными трудностями, неурожаем, падежом скота, пожарами, заболеванием или смертью кормильца и т. д.

Сельская община представляла собой социальный институт, основанный на соседских связях, отражавший, прежде всего земельные интересы крестьянства и регулировавший хозяйственную и бытовую жизнь деревни. Сельский «мир» и после отмены крепостного права в середине XIX в. проводил уравнительные переделы земли, наделял ею новых членов общины, обеспечивал выполнение государственных повинностей, распределял налоговые подати с использованием круговой поруки. Общине принадлежало право хозяйственного распоряжения надельными землями, организации производства в крестьянском хозяйстве, регулирования внутридеревенских гражданских и семейных отношений.Мельников В.П., Холостова Е.И. История социальной работы в России: Учебное пособие. - М.: Издательско-книготорговый центр «Маркетинг», 2001. - с. 180.

В соответствии с «положением о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости» (1861 г.) община получила название «сельского общества» и вместе со своими выборными органами стала низшим звеном административного управления в деревне. Но и после освободительной реформы 1861 г. община оставалась объединением крестьянских хозяйств, которое удовлетворяло их нужды как совладельцев земли, продолжала быть соседским союзом по владению надельными землями и являлась, в то же время, демократической организацией местного самоуправления.

Наряду с этим сельская община играла роль главной социальной ячейки, в которой формировалось мировоззрение крестьянина, его представление о социальной справедливости, добрых и дурных деяниях, человеческом братстве и товариществе. Община выступала как накопитель производственного и социального опыта, хранитель и передатчик вековых традиций соседской помощи, «мирской» выручки попавшего в беду общинника, готовности оказать деятельную поддержку нуждавшимся.

Весь строй жизни общины, групповое общинное сознание содействовали выработке таких качеств крестьянина-общинника, как его сопричастность к делам и интересам коллектива, солидарность в защите общинных прав, сотрудничество в выполнении общих работ, взаимопомощь в решении отдельными крестьянскими дворами каких-либо трудных хозяйственных дел.

Сами социально-экономические условия доиндустриальной аграрной экономики неразрывно связывали хозяйствование крестьянина на земле и весь его быт с сельской соседской общиной. Крестьянская семья, какой бы крупной она ни была и какой бы самостоятельностью ни обладала, не могла обойтись без помощи других семей, входивших в общину. При малопроизводительном сельскохозяйственном инвентаре и недостатке новейших орудий производства хозяйственное использование земельных наделов и еще в большей степени освоение новых земель были под силу только «обществу», могло успешно осуществляться лишь коллективным трудом. Для крестьянской семьи рассчитывать только на собственные силы в ведении трудоемкого хозяйства на земле означало оказаться беззащитной в социальном отношении, попытки хозяйствовать в одиночку и замкнуться в рамках отдельного крестьянского двора лишали семью надежды на выживание. Реальные жизненные условия экономического и политического характера приводили крестьян к выводу о необходимости объединения в общину, поскольку лишь силами «общества» они могли отстаивать собственные интересы, противостоять давлению государства и крупных землевладельцев, более или менее успешно вести свое хозяйство.

Поэтому объективно обусловленной чертой крестьянского сообщества являлось совместное выполнение сельскохозяйственных, строительных и других работ, непосильных одной семье, производственное сотрудничество, постоянная взаимоподдержка в быту. В условиях малоземелья и нищеты как неминуемой спутницы жизни значительной части крестьян сельская община с ее переделами земли, чересполосицей, трехпольем с принудительным севооборотом, круговой порукой служила для крестьянства средством выживания, а для многих из крестьян в ряде случаев становилась спасательным кругом.

Не случайно общинное сознание пронизывало все сферы жизни крестьянского сообщества. Оно повседневно и наглядно проявлялось в ставшей традицией и закрепленной обычным правом взаимопомощи крестьянских семей, особенно связанных родством, свойством или близким соседством. Взаимопомощь была высоким нравственным приобретением общинного жизненного строя. И крестьянская община выполняла функцию бережного хранителя этой нравственной нормы. Сила нравственной культуры сельской общины была настолько велика, что даже тяжкий гнет крепостного ярма оказался не в состоянии уничтожить ценнейшие черты в нравах русского крестьянства, а именно трудолюбия, способности терпеливо преодолевать связанные с рискованным земледелием трудности, инициатива и самостоятельность, чувство общинного сотоварищества, готовность «придти на помощь родственнику или соседу, сострадательность по отношению к попавшим в беду.

По заключению известного русского историка и этнографа И. Г. ПрыжоваПрыжов И.Г. Очерки. Статьи. Письма. - М.; Л., 1934. - С.83., сельская крестьянская община в России основана на вечном законе о братской любви, на законе, что «человек крепок помощью ближнего, поддержкой друг друга. «Мир» выступал как одна семья, и его мнение во многих случаях было выше официального писаного закона. Отсюда вытекали правила общинного бытия: «Все за одного, один за всех», «Хоть позади, да в том же стаде». Отношение общинников друг к другу на основе принципа «общая выгода и общая беда» являлась той силой, которая тесно связывала членов сельского сообщества и являлась источником их жизнеспособности. Именно в единстве с «миром» крестьянин видел залог своего успеха и благополучия. В крестьянском сознании авторитет» «мира» был исключительно высок. Для него «мир» был подобен «великому человеку», «где мир да люди -- там божья благодать», «сто голов -- сто умов».

Несмотря на то, что в целом сельская поземельная община как хозяйственное и социальное объединение со всеми его консервативными обычаями типа круговой поруки и запрета права выхода из общины являлась исторически ограниченной, тем не менее, было бы несправедливым не увидеть в ней таких непреходящих социальных ценностей, как коллективизм, демократизм, взаимопомощь, социальная справедливость, равенство и другие высокие качества.

Виды крестьянской взаимопомощи зависели от самого характера общинного строя, традиций деревенского быта, сезонности сельскохозяйственных работ, незащищенности сельских дворов от стихийных бедствий и др. Среди форм взаимопомощи на селе значительное место занимал совместный труд на таких массовых общих работах, как заготовка сена, удобрение полей, устройство прудов, осушение болот, постройка изгородей, строительство общинных овинов, сооружение мельниц.

Широко распространенным местным обычаем в крестьянских общинах были «помочи». Они использовались в случаях, когда крестьянская семья не могла справиться в одиночку с каким-либо трудным хозяйственным делом по ее двору. Особенно часто «помочи» использовались для перевозки леса и других строительных материалов, для срочной постройки дома или сарая в короткие промежутки между полевыми работами.

Для крестьян участие в «помочах» являлось настолько глубокой нравственной нормой, что нуждавшийся в помощи практически никогда не получал отказа. Для получения такого рода трудовой помощи крестьяне обращались к сельскому сходу, который и выносил соответствующий положительный приговор. В случае невозможности созыва «мира» домохозяин обходил односельчан лично и приглашал для участия в «помочи». Как правило, «помочь» производилась при активном участии ближних и дальних соседей. И этот живой отклик на обращение о помощи объяснялся не только нравственным долгом крестьян, но и сознанием того, что каждому может когда-нибудь понадобиться подобная помощь односельчан.

«Мир» проявлял заботу о маломощных крестьянских хозяйствах, т. е. хозяйствах с малочисленными семьями, имевшими одну лошадь или вообще не имевшими «тягла» В таких случаях «мир» принимал решение оказать помощь в вывозке удобрений на полосы этих хозяев, произвести весеннюю вспашку, помочь в уборке урожая. За такую помощь хозяева, как правило, «благодарили» помощников угощением, но часто односельчане помогали нуждавшимся в сельских работах совершенно бескорыстно, «за ради Христа». Нередко помощь производилась и без «наряда» со стороны сельского схода, а добровольно, искренним желанием сделать добро соседу. Закончив жатву своих полос, косцы и жницы шли, помогая в уборке тем хозяевам, которые не успевали снять урожай «по маломочности». Иногда своим «приговором» мир выделал земельный надел маломощным женским семьям, освобождал эти семьи от повинностей и брал их на себя.

Без внимания сельского «мира» не оставались больные общинники. В частности, члены Старухинской сельской общины Тульской губернии считали своей нравственной обязанностью обработать посевное поле, убрать урожай или привезти лес заболевшему или одинокому крестьянину. Летом 1818 г. в деревне Мораховке Харьковской губернии у крестьянина после тяжелой болезни умерла жена. Сам он только что оправился от болезни, с большим трудом скашивал пшеницу на своем наделе. Соседи-общинники большой группой пришли на его поле, выкосили полосу до конца и связали скошенное в снопы.Зырянов П.Н. Крестьянская община Европейской России. 1907-1914. М., 1992. - с.121.

В случае заболевания основного работника в крестьянской семье общинники Заозерской сельской общины Новгородской губернии по постановлению «мира» бесплатно выполняли все хозяйственные работы для этой семьи, в том числе косили сено, убирали хлеб. Если сельскохозяйственный год оказывался для какого-либо крестьянского двора неурожайным, то община рассматривала его положение на сельском сходе и принимала решение ежемесячно выделять с каждого хозяйства по снопу или по два снопа на содержание пострадавшей семьи.

Ввиду упадка крестьянского хозяйства из-за длительной болезни основного работника «мир» нередко откладывал уплату повинностей этим хозяином на год или на больший срок. Когда в той или иной семье происходил падеж лошади, то постановлением «мира ей выделялась лошадь для вспашки надела, заготовки сена, вывоза урожая. При этом такой крестьянский двор освобождался «миром» от подворной государственной повинности.

Пожар на крестьянском дворе, утрата дома и построек воспринимались общиной как общая беда. В таких случаях решением сельского схода крестьянину-погорельцу, прежде всего, бесплатно выделялся лес. На своих лошадях и подводах общинники подвозили ими же заготовленный лес к усадьбе. Затем всем «миром» производилась постройка дома или избы. Общими силами усадьба огораживалась новым плетнем. Наряду с этим община помогала пострадавшей семье хлебом, холстом, одеждой и другими предметами первой необходимости. Имели место случаи, когда сельский «мир» выделял погорельцам денежную ссуду на строительство нового жилья.

Сельская община использовала различные формы социальной помощи осиротевшим детям, например, Пустынская крестьянская община Рязанской губернии в 1877-1878 гг. для пропитания оставшихся без родителей троих детей установила «черед». Это означало, что дети-сироты поочередно переходили ежедневно из дома в дом и находились на пропитании в течение дня. Одевали сирот или по «милосердию» селян, или покупали им одежду за «мирской счет» по решению сельского схода.

Поскольку у детей имелись изба и имущество, то для их сохранности сход назначал опекуна. За их «бережение» опекун ничего не получал. При этом община стремилась «пристроить» детей. Один из них был определен в подпаски, двум другим «приговорили» учиться в начальном училище. С достижением совершеннолетнего возраста «мир» возвращал детям-сиротам земельный надел для ведения самостоятельного хозяйства, крестьянская община старалась защитить социальные интересы детей, потерявших отца. В деревне Крохалевской Томского уезда после смерти крестьянина остались вдова и пятеро детей. Поскольку вдова вскоре вышла замуж, то в доме появился новый хозяин. Однако он, как оказалось, был «гулящим» человеком и стал распродавать скот и имущество семьи. Обеспокоенный судьбой детей умершего, сельский «мир» решил стать на защиту прав «природных наследников» и не допустить, чтобы они были разорены, после обсуждения сход постановил просить официальные власти освободить сирот от отчима, не выполнившего обязанностей перед семьей и общиной, и вернуть его на прежнее место жительства в другой уезд. Крестьянская община в Сибири XVII - начала XX в. Новосибирск, 1977. - с.51

Особую заботу община проявляла о детях, потерявших отца и мать и ставших «полными» сиротами. Когда в деревне Усятской Бийского уезда после кончины крестьянина П. Морозова осталось трое сирот, в том числе сын и две дочери, сельский «мир» решил «отписать» большую часть имущества умершего его сыну. Но поскольку сын был еще малолетним, сход отдал его на воспитание бабушке Ф. Соловьевой, официально назначив ее опекуншей мальчика. Однако через некоторое время стало выясняться, что муж бабушки начал разбазаривать «пожитки» сироты, поступившие опекунше на сохранение. Поэтому через два года сход вновь рассматривал судьбу сироты. «Мир» единодушно лишил Ф. Соловьеву прав опеки и передал мальчика с «имуществом отцовским» под опеку другой семьи, отличавшейся «добронравием». Протесты Ф. Соловьевой не имели успеха. Канцелярия Колыванско-Воскресенского горного округа, в который территориально входила деревня, полностью согласилась с «приговором» общинного «мира.

Подобная практика социальной защиты сирот получила высокую оценку известного западноевропейского исследователя русской сельской общины А.Ф. Гакстгаузена. В опубликованной в 1877 г. книге он писал: «Русское общинное устройство является одним из самых замечательнейших и интереснейших государственных учреждений, какие только существуют в мире,... человек может обеднеть -- это не повредит его детям: они все-таки удерживают или вновь получают свой участок по общинному праву, не как наследники отца, а как члены общины; дети не наследуют в русской общине нищеты отца».Сборник материалов для изучения сельской поземельной общины. СПб,1880. - с. 117.

Если община оказывалась в экстремальной ситуации общего неурожая и голодного года, она принимала возможные в ее условиях меры по смягчению бедствия. За счет экономически сильных хозяйств «мир» создавал из их пожертвований известный хлебный фонд, с помощью которого община помогала выжить семьям беднейших хозяйств. Трудоспособные мужчины уходили на заработки в непораженные голодом районы с целью закупки хлеба. Близкие и дальние родственники старались поддержать друг друга. С началом весенних полевых работ «мир» выводил всех способных работать общинников в поле, чтобы заложить основу будущего урожая. Общими усилиями засевались поля самых слабых семей.

Составной частью общинного крестьянского быта являлось призрение престарелых, увечных и вообще не способных содержать себя трудом. По российскому законодательству заботу о таких людях должны были брать на себя родственники. Если нуждавшиеся не имели родственников, то социальное призрение инвалидов, стариков и других немощных людей возлагалось на крестьянскую общину. Тем вдовам и старикам, которые в какой-то степени могли работать на земле, «мир» выделял бесплатно небольшие земельные участки, где можно было построить избу и вести приусадебное огородное хозяйство.

Что касается увечных, дряхлых и других немощных людей, то крестьянское общество использовало различные формы их социального призрения. Широкое распространение получила такая форма социальной помощи, как поочередное кормление в домах сельских хозяев. Официальные сообщения с мест подтверждали, что практически повсюду крестьянский «мир» часто использовал именно этот способ поддержки нуждавшихся. По информации из Минской губернии, «первым правилом, которым руководствуется деревня в подобного рода случаях, является поочередное кормление нуждающихся каждым отдельным домохозяином с временным принятием в дом на жительство».Менталитет и аграрное развитие России (XIX - XX вв.). М., 1996. - с. 28.

Общины Вятской губернии на своих сельских сходах принимали постановления, чтобы каждый домохозяин кормил призреваемых в порядке очереди поденно или понедельно. В соответствии с «приговорами» деревенского «мира» в Казанской губернии нуждавшиеся получали содержание и пособия натурой от всего общества, кормясь у всех жителей селения по очереди. Как сообщалось из Тверской губернии, общинники предоставили убогим и престарелым приют с пропитанием в своих домах от одного дня до недели. Призреваемые переходили из двора в другой двор, пока таким образом не обходили всю деревню и не получали помощь от каждого домохозяина.

Наряду с поочередным кормлением крестьянские общины практиковали такой способ призрения, как прием домохозяевами нуждавшихся на длительный срок с предоставлением им питания. В этом случае по решению сельского «мира» призреваемый отдавался домохозяину на полное содержание. Такая форма призрения использовалась на условиях либо известной платы общиннику за содержание инвалида, которую домохозяин получал от крестьянского общества, либо освобождение крестьянского двора от уплаты мирских или даже всех натуральных повинностей. В других случаях за взятие немощного человека в свой дом на полное содержание хозяину крестьянского двора отводился дополнительный участок мирской земли или земельный надел неимущих.

Среди форм крестьянского общественного призрения довольно частое применение нашла выдача нуждавшимся хлебных пособий из общинных запасных магазинов. Такие пособия хлебом выделялись по «приговорам» сельских сходов. Они выдавались ежемесячно или в какие-либо другие сроки и устанавливались в различных размерах.

В условиях натурального крестьянского хозяйства сельские общины по понятным причинам в редких случаях использовали денежную форму социального пособия. Практически денежная помощь престарелым или убогим практиковалась лишь в отдельных губерниях и выдавалась в самых незначительных размерах. Известно, что в конце 90-х гг. крестьянские общины Саратовской губернии выдавали призреваемым 2 руб. в месяц, в Пензенской -- 1,5 руб., s Калужской -- 1 руб. в месяц. Сельские общества других губерний устанавливали годичные размеры денежных пособий. В частности, по «приговорам» крестьянских «миров» в Минской губернии нуждавшимся выдавалось по 10 руб. в год, в Тамбовской губернии в разных общинах -- от 5 до 20 руб. в год.Риттих А.А. Зависимость крестьян от общины и мира, СПб, 1903. - с. 49.

Характеризуя различные формы социальной помощи в крестьянской среде, нельзя не отметить, что самой распространенной из них являлась подача милостыни. Причинами подобного явления были нежелание или неспособность многих сельских общин превратить дело общественного призрения в организованную и постоянно действующую систему, отказа части крестьян регулярно изымать из семейного бюджета определенную долю средств на содержание калек, стариков и других немощных людей, распространенное среди нуждавшихся настроение не связываться с официальными инстанциями по поводу ходатайств о призрении, наконец, многовековая традиция нищенства. По свидетельству ряда губернских по крестьянским делам присутствий, большинство занимавшихся попрошайничеством находили более для себя удобным добывать себе пропитание посредством нищенства, нежели обращаться к обществу с просьбой об их призрении. При этом прошение милостыни инвалидами, престарелыми, больными, сиротами падало на благоприятную почву древней народной традиции милосердия к ближнему, сострадания к чужой беде.

Официальные губернские органы отмечали, что подача милостыни как форма социальной помощи, является частью нравственной культуры народа, одной из устойчивых гуманистических норм его поведения, проявлением его сочувствия к физическим и умственным недостаткам человека, его тяжелому материальному положению. Самарское губернское совещание по вопросам общественного призрения, например, сделало обоснованное заключение: «Народ не считает нищенство за позорное занятие, и не дать просящему кусок хлеба считается тяжким грехом. Не будь этого веками освященного взгляда народа на обязательность помощи, в тяжелые 1891-1892 гг. сотни и тысячи народа умерли бы голодной смертью. Члены совещания были очевидцами таких явлений, что в избу большой семьи, доедавшей свой последний каравай испеченного с мякиной и лебедой хлеба, с утра до ночи входили нищие односельцы, и ни одного из них не отпускали, не отрезав ему куска хлеба». Все эти вместе взятые причины обусловили и то положение, что подача милостыни убогим, дряхлым, больным или обедневшим стала наиболее распространенной формой социальной помощи в деревне.

В общественном призрении на селе не получила необходимого распространения организация специальных заведений, в том числе богаделен и домов призрения. По материалам исследователя общественного призрения в деревне В. Дерюжинсного, Дерюжинский В.Ф. Общественное призрение у крестьян. СПб, 1899. - с. 158 в Вятской губернии насчитывалось 17 богаделен, в Смоленской -- 9, в Нижегородской -- 2, Харьковской -- 2, Костромской -- 1 богадельня. Как правило, богадельни располагают незначительным количеством мест \ и способны принять на попечение от 4 до 32 человек.

Подобное положение губернские общественные органы объясняли тем, что крестьяне, нуждавшиеся в общественном призрении, неохотно шли в богадельни и дома призрения и предпочитали получать денежное пособие от волости или сельского общества. Имело место немало случаев, когда только что построенные и оборудованные богадельни оставались без призреваемых, хотя в близлежащих волостях было много совершенно дряхлых и бедных стариков и старух. Распространенным явлением было номинальное существование богадельни, заключавшееся в том, что призреваемые получали за счет процентов с богадельного капитала известное ежемесячное пособие и использовали его для проживания у родственников или у частных лиц, уплачивая хозяевам за постой.

Организаторы общественного призрения у крестьян связывали подобное положение с нежеланием нуждавшихся коренным образом изменять привычный образ жизни и платить за бытовую благоустроенность ценой «свободы», как они ее понимали. Однако истина, видимо, заключалась в том, что правильная постановка общественного призрения, связанная со строительством, полным оборудованием и содержанием профессионального обслуживающего персонала богаделен и домов призрения, была в финансовом и других отношениях не по силам крестьянским общинам. Поэтому не случайно губернские совещания ставили вопрос о распространении в сельской местности учреждений государственной системы призрения.

В большей степени в крестьянской среде привилась такая форма социальной помощи, как организация детских яслей-приютов. В 1899--1902 гг. усилиями и на средства Попечительства о домах трудолюбия, Ведомства императрицы Марии, земских органов самоуправления были созданы десятки яслей-приютов для крестьянских детей. Наиболее широкая сеть этих заведений действовала в Петербургской, Казанской, Воронежской, Курской, Пензенской, Симбирской, Пермской, Вятской, Вологодской, Рязанской, Костромской, Новгородской и других губерниях. Благодаря благотворительным обществам и земским органам с помощью земских врачей, фельдшеров, учителей и других представителей сельской интеллигенции многие ясли-приюты были превращены в образцовые пункты попечения о детях и наглядно продемонстрировали крестьянам их необходимость, особенно во время летних полевых работ.

Деятельность этих яслей-приютов способствовала преодолению первоначального известного недоверия, которое» проявляли крестьяне к невиданным ими до сих пор учреждениям. Однако, уже через два-три года они на собственном опыте ощутили полезность яслей-приютов, которые не только делали их спокойными за питание и здоровье детей, но и полностью позволяли заниматься сельскохозяйственными работами во время страды.

На этом основании уже сами крестьянские общины постепенно стали приходить к заключению о необходимости создания яслей-приютов и их содержания за счет сельского общества. В 1900 г. сельский сход села Новодевичьего Симбирской губернии принял решение открыть ясли-приют и отчислять на их содержание по 10 копеек с ревизской души. По приговору крестьянского «мира села Камчуги Вологодской губернии, из капитала сельского общества было отпущено 100 руб. на организацию яслей-приюта. Многие деревенские общины брали на себя снабжение яслей-приютов молоком, картофелем и другими продуктами, а также бельем, посудой, топливом. Постановления об открытии ясель-приютов были приняты целым рядом крестьянских обществ Московской, Вологодской, Смоленской, Подольской, Гродненской, Симбирской и других губерний.

Традиция социальной помощи в крестьянской среде ярко проявляла себя в годину бедствий или в экстремальной ситуации военного времени. В годы Первой мировой войны сельский «мир» брал под опеку семьи, основные работники которых были мобилизованы в армию. Особое попечительское внимание крестьянское общество уделяло семьям, оставшимся без кормильцев по причине их гибели на фронте. По «приговору» «мира», вдовьим семьям производили вспашку земельных наделов, выделяли семена на Посев, помогали убрать урожай. На зимний период для семей военнослужащих и тем более погибших на войне крестьяне организовывали заготовку дров, подвозку сена и соломы к подворью.

С начала войны крестьянские общества неоднократно проводили денежные сборы в порядке пожертвований для оказания помощи семьям солдаток и вдов. Деньги выделялись таким семьям на покупку семян, инвентаря, одежды и др. В частности, вместе с Приходским попечительским советом сельские общины Царскосельского уезда Петербургской губернии собрали для распределения между семьями военнослужащих осенью 1914 г. свыше 25 тыс. руб. Крестьянские общества Лисинского уезда из собранных денежных пожертвований израсходовали 400 руб. на покупку семенного овса для бесплатной раздачи семьям военнослужащих. В летний период 1915 г. сельские общины приняли активное участие в кампании массового устройства в деревнях детских яслей на время полевых работ. Эта кампания преследовала цель создать условия семьям военнослужащих с малолетними детьми для своевременной заготовки сена и уборки урожая. Усилиями крестьянских обществ в волостях были открыты сотни детских яслей-приютов. Наряду с этим по решению сельских сходов создавались общественные сиротские дома-приюты для детей погибших военнослужащих, часть сирот определялась в ремесленные училища. В этом крестьянские общества опирались на помощь благотворительных обществ, земских органов самоуправления и государство. Работа сельских общин в этом направлении значительно облегчалась тем, что только в 1914 г, государственными ведомствами было открыто 228 новых приютов, где дети получали основы общей грамоты, а также сельскохозяйственное или ремесленное обучение. В течение 1916 г. государством было создано 119 приютов в сельской местности. Приюты имели сельскохозяйственный профиль обучения и принимали воспитанников-сирот по направлениям земских органов, волостных правлений и крестьянских обществ.

Итак, крестьянская община в России накопила известный разнообразный опыт общественного призрения и социальной помощи, который значительно обогатился во второй половине XIX в., после отмены крепостного права, когда «сельское общество» вместе со своими выборным органами стало низшим звеном административного управления в деревне.

В силу индивидуального хозяйствования на своих земельных наделах, подворного расселения, специфики крестьянского быта, старинных традиций соборности, многовековой практики решения всех вопросов «миром» в крестьянской среде утвердились соответствующие ее жизненному укладу формы социальной помощи нуждавшимся. В общественных взаимоотношениях среди крестьян получили распространение помощь оказавшимся в наиболее тяжелом положении семьям хлебом и другими продуктами сельского хозяйства, из запасных фондов «общества», поочередное содержание престарелых, убогих и сирот в крестьянских дворах; добровольная подача милостыни; посевная и уборочная на участках недугующих членов общины или семей, потерявших кормильца; постройка домов « всем миром» или изб односельчанам-погорельцам; выделение денежных ссуд от «общества» маломощным хозяйствам с целью их подъема; общинное или родственное призрение инвалидов и немощных людей; отдача престарелых одиноких сельчан на содержание в крестьянские семьи за выделение общиной дополнительного участка земли; послабление экономически слабым хозяйствам в уплате налогов; устройство малых богаделен за счет крестьянского общества; открытие яслей-приютов в помощь многодетным семьям; участие вместе с земствами в создании сиротских домов, и др.

Положительно оценивая многие элементы практики социальной помощи и общественного призрения среди крестьянства, нельзя не обратить внимания на то, что в связи с технический отсталостью сельскохозяйственной отрасли в России, острым дефицитом финансовых средств у большинства крестьян, недостаточным материальным вкладом государства в дело преодоления социальных болезней на селе, низким уровнем общей культуры крестьянства -- общественное призрение в деревне страдало ограниченностью, осуществлялось главным образом в традиционных архаичных формах, медленно и с большим трудом воспринимало новые способы социальной поддержки нуждавшихся и поэтому не смогло решить такие сложные проблемы, как профессиональное нищенство, детская безнадзорность и пр.

1.2 Социально-экономические условия существования современной деревни и удовлетворение жизненных потребностей ее жителей

Статистика позволяет утверждать, что в 1990-е гг. социокультурное пространство деревни вступило в стадию системной деградации.

Суть этого тревожного для России процесса характеризуется следующими тенденциями:

- Утратой естественно-природной средой деревни качеств окультуренности, одичанием значительных сельских пространств;

- Децивилизацией на селе материальных оснований культуры производства и условий труда.

Ее характеризуют, прежде всего, такие процессы, как:

- Деиндустриализация аграрного производства;

- Уменьшение в 3-4 раза масштабов промышленной переработки аграрной продукции, что ведет не только к большим ее потерям, но и снижению качества культуры потребления (в том числе горожан), а также к сужению социокультурного пространства профессионализации сельского населения;

- Разрушение базирующейся на технологиях высокой и средней сложности инженерной инфраструктуры производств неаграрного характера, что снижает профессионально-квалификационный потенциал наиболее интеллектуальной части сельских тружеников, вымывает из деревни один из наиболее культурных слоев.

Причина всему этому - неблагоприятные социальные условия труда и быта на селе вследствие того, что в 1990-е г. сложились и набирают темпы процессы разрушения базирующейся на технологиях высокой и средней сложности социально-инженерной инфраструктуры производства. К этому добавляются следствия распада инфраструктуры социального и инженерного обустройства быта, образования и здравоохранения, которого мы коснемся несколько ниже;

- Обнищанием и пауперизацией основной массы сельского населения, утратой ею

возможностей не только для расширенного, но и простого социального самовоспроизводства. Сейчас аграрии по уровню заработной платы на последнем месте в отраслевой структуре российских трудящихся. В обществе, где критерием оценки общественного положения трудящихся или группы их традиционно является оплата по труду, такая ситуация однозначно воспринимается как утрата крестьянством своей социальной значимости, его социальная маргинализация. Показателем ее является обнищание все больших масс аграрного населения.

- Распадом инфраструктуры социального и инженерного обустройства сельского

быта, образования и здравоохранения; Ведь средняя заработная плата в сельском хозяйстве составляет 80-90% от прожиточного минимума, 86% аграрных работников получили в 2003 г. заработную плату ниже прожиточного минимума. Немногим, если не хуже, когда речь идет о живущих только личным подсобным хозяйством или пенсией, лучше положение и других сельских жителей.

Все сильнее сказывается на социальном облике деревни связанное с рассмотренными выше тенденциями уменьшение величины свободного времени и ухудшение структуры досуга. Один из последних, проведенных в рамках мониторинга Институтом аграрной социологии опросов занятого сельского населения 30-50 лет (без учета безработных) выявил явное ухудшение показателей свободного времени, что стало следствием роста сверх занятости основной массы сельского населения в малопроизводительном личном подсобном хозяйстве.

Масштабы его у большинства удвоились и утроились, причем, если, раньше наиболее тяжелые и трудоемкие работы в нем осуществлялись колхозно-совхозной техникой, то с резким сокращением этого сектора они легли на плечи самого населения. Между тем, малая механизация для ЛПХ, о которой было много разговоров в начале реформ, до села так и не дошла. Другой причиной является исторически присущая малым формам аграрного хозяйствования трудовая сверх самоэксплуатация в единолично-фермерских хозяйствах: таким путем их владельцы пытаются возместить слабость механизации и электрификации крестьянско-фермерского производства.

Более благоприятны по сравнению с другими показатели возможностей для платного досуга. Но и они не высоки. И главное, что этими возможностями обладают в основном руководители СХП, главные специалисты, удачливые главы крестьянско-фермерских хозяйств и сельские коммерсанты-бизнесмены, которые не могут воспользоваться ими из-за нехватки у них свободного времени. А обладатели последнего, наоборот, не имеют материальных возможностей для использования платных форм проведения своего досуга. Что касается низких показателей оценок разнообразия форм и качества досуга, то оно во многом обусловлено ухудшением его материальной основы. Об этом свидетельствует количественная динамика наиболее массовых учреждений сельской культуры и эффективности их работы. В аналогичном направлении изменяются другие элементы культурной инфраструктуры села. Поэтому, как ни изощряются сельские работники разнообразить работу этой сферы, возможности их год от года сокращаются.

Еще хуже ситуация с материальной основой сельского быта.

Распад социокультурной среды тесно взаимосвязан с разрушением традиционной сельской демографической культуры, ставшей, наряду с ухудшением условий существования сельского населения, мощным фактором депопуляции и вырождения деревни. За период 1990-2003 г. ожидаемая продолжительность жизни у сельских женщин снизилась с 74 до 71, а у мужчин с 62 до 57 лет; коэффициент суицидов среди сельского населения за этот период вырос в 1,7 раза; показатель рождаемости в деревне снизился в 1,5 раза, и наоборот, коэффициент смертности увеличился более чем в 1,3 раза, достигнув не имевшего прецедента ни в одной развитой стране мира уровня в 18,7 промилле.

Динамический прогноз этих и других объективных показателей свидетельствует, что если не переломить характеризуемую ситуацию, то уже в перспективе 15 лет трудоспособное население российской деревни уполовинится. При сохранении такой динамики к концу первой четверти XXI века российская деревня как функциональная подсистема общества в сущности исчезнет: полтора десятка млн. сохранившегося к тому

времени сельского населения в социокультурном аспекте трансформируются из активного социально-территориального сообщества созидателей новых богатств в пассивную массу доживающих свой век стариков и умственно неполноценных потребителей.

Наряду с вышерассмотренными тенденциями деградация социокультурного пространства современной российской деревни все более чревата распадом системности цивилизационных ценностей, прежде всего присущих традиционной, освященной православной, исламской и буддистской религиями, крестьянской культуре российской деревни, составляющей фундамент самобытности народов России, ее целостного исторического бытия. Этому способствует нарастающий разрыв общественных связей социокультурного пространства деревни, ослабляющий основные скрепы формировавшейся многие столетия национальной культуры общежития сельского населения, лишающий его духовно-созидательного потенциала.

Если вся предшествовавшая история развития России представляла собой более или менее последовательную цепь вовлечения во всеединство общественного бытия всех сословий и социальных слоев самой далекой крестьянской глубинки, то сегодня наметилась обратная тенденция социальной дезинтеграции страны, особо рельефно проявляющаяся именно в деревне. Это выражается не только в том, что в ее социокультурном пространстве все больше становится, как уже показано, вытесняемых из системы общественных связей маргинальных и люмпенизированных людей, но и в резком снижении социально-культурных контактов и связей между «нормальными» гражданами

Нетрудно заметить, насколько обеднели Социокультурные связи почти 10 млн. чел., проживающих в сельской глубинке: количество контактов сократилось в целом более чем в 2,6, в том числе внутридеревенских в 2,3 и с внешним по отношению к внутридеревенскому социокультурным пространством почти в 4,2 раза. Распадаются даже родственные (за счет более чем трехкратного снижения контактов с проживающими в иных поселениях, районах и регионах, преимущественно родителей с детьми) и ослабевают досуговые связи с миром за околицей. Существенно, в 8 раз, в том числе внутри деревни по общественным делам в 34 раза и за пределами ее в 48 раз уменьшилось количество контактов с органами и работниками местного управления. Еще в большей степени, почти в 9 раз, сокращение коснулось производственных контактов, при этом количество совещательных связей уменьшилось в 21,6 раза. Все это характеризует отстраненность масс от проблем местного самоуправления и растущее отчуждение их от управления и организации труда. Соответственно, растет и равнодушие людей к эффективности производства и культурно-общественной жизни за околицей, слабеет осознание себя созидателем общего блага, членом общества, гражданином страны.

Аналогичные процессы имеют место в средних и крупных сельских поселениях, а многие из них характерны и для всего социокультурного пространства деревни.

Рассмотренные и оставшиеся за рамками рассмотрения сдвиги в социокультурном пространстве современной российской деревни обретают необратимый системно-структурный характер. Это грозит ей в перспективе не просто деформациями культурного, социального, экономического развития, но социально-цивилизационной деградацией и сходом с арены исторического бытия. А без деревни не выжить (даже без усилий по ее развалу извне) и России, поскольку оставшиеся без социального контроля со стороны постоянно проживающего населения, одичавшие сельские просторы создадут смертельные угрозы и для ее городов.

Очевидна насущная необходимость создания достаточно мощных заслонов на пути выше очерченных социокультурных процессов и тенденций. Ибо приближение того часа, когда создавать такие заслоны будет поздно, год от года ускоряется. К сожалению, царящее спокойствие относительно рассмотренной угрозы показывает, что острота ее не понимается ни большинством российского общества, ни той частью правящей элиты, которая определяет и вырабатывает стратегию развития страны, оказывает решающее влияние на ее реализацию.Староверов В.И. Результаты либеральной модернизации Российской деревни.//Социологические исследования, № 12, 2004 . с.65-66.

Данные исследований показывают, что селяне в результате реформ прошли три этапа.

1992-1993 годы характеризовались оптимистическими надеждами сельских жителей, связанными с активно пропагандируемыми новыми формами хозяйствования, раздачей имущественных и земельных паев.

В 1994-1995 годах произошел крах ожиданий перемен в личной судьбе крестьянских семей, связанных с изменением форм собственности, осознание своей сиротской доли на фоне богатеющих устроителей их жизни.

С 1996-2002 годов началось формирование автономных стратегий выживания, центральным звеном которого стало семейное хозяйство.

Ныне мы стоим на пороге четвертого этапа, где семьи, которым удалось закрепиться в новом экономическом режиме, связывают свое будущее с селом. Однако их меньшинство. Большинство же переосмысливает цели, жизненные проекты и даже смысл жизни. Осознавая исчерпание ресурсов, внутри села, они ориентируются на поиск их вне него.Великий П.П. Социальная политика на селе: Новые вызовы, старые ограничения.// Журнал исследований социальной политики, том 5, № 2.

В последние годы в больших и малых научных и научно-популярных изданиях «аграрников» и «неаграрников», в СМИ, публичных выступлениях государственных, партийных, общественных деятелей по вопросам современного российского села, положению АПК России в разных сочетаниях и комбинациях, явно и завуалировано с различными оговорками провозглашаются «постулаты», которые можно свести к следующим утверждениям:

1. Увеличивается рентабельность сельхозпроизводства;

2. У селян есть земля, которую они могут продать, заложить и получить стартовый капитал для предпринимательства или для жизни на ренту;

3. Крестьянин всегда себя прокормит через личное подсобное хозяйство;

4. На селе в широких масштабах распространена «серая» и «чёрная» занятость и поэтому селяне живут лучше, чем фиксирует статистика;

5. Произошла стабилизация, люди приспособились, начинается оживление экономики, повышение жизненного уровня;

6. Превратившись в собственников земли, крестьяне стали свободными людьми в отличие от времен крепостной зависимости от «красных помещиков»;

7. Монетизация льгот по 122 федеральному закону дала для селян только положительные результаты.

8. В 2006 г. добавилось еще одно утверждение, что национальный проект «Развитие АПК» обеспечит продовольственную независимость России.Широкалова Г.С., Зинякова М.В. Реалии российской деревни. //Социологические исследования, № 3, 2006. - с. 95.

В 2005 г. в рамках Всероссийского мониторинга социально-трудовой сферы села (в нём под руководством ВНИИЭСХ участвует более 20 регионов) по репрезентативной выборке в 10 районах Нижегородской области было опрошено 387 представителей домохозяйств, в которых проживает 1247 человек. В составе опрошенных: деревенских жителей можно выделить несколько групп, отличающихся экономическим положением и социально-политической активностью. 27,1% считают, что «живут, как и прежде, за последние годы в уровне жизни семьи ничего не изменилось».

Примерно столько же «приспособились к новым условиям, используют появившиеся возможности, чтобы жить лучше, чем раньше». 19,6% тех, кто «живут хуже, чем прежде и свыкся с тем, что приходится ограничивать себя в большом и малом»; 7,8% считают, что «живут хуже, чем

прежде и терпеть бедственное положение уже невозможно». Заметное улучшение материального положения за последний год отметили только 13,2% сельских семей; остальные (80,1%) разделились почти поровну на тех, у кого положение осталось без изменений (42,6%) и у кого ухудшилось (37,5%). В этих данных нашло отражение ощущение безысходности, неверия в свои силы, которое присуще значительному числу жителей сегодняшней деревни. По всем базовым, жизнеобразующим условиям положение селян за прошедшие 15 лет резко ухудшилось: (Динамика « +» «-», %)

- Возможность получения профессионального ?образования (- 28,2);

- Материальная обеспеченность (- 46,3);

- Доступность культурного досуга (- 46,3);

- Медицинского обслуживания - как фактора выживания пожилых людей(43,6);

- Ощущение безысходности тем острее, чем больше людей считают, что они не имеют шансов уехать из своего населённого пункта, дабы всё начать заново (-55,1).

В описываемой выборке таковых две трети. Основная масса респондентов не ждет перемен в течение текущего 2005 года к лучшему; 34,6% считает, что всё останется без изменений; 19,6% предполагает ухудшение ситуации. 16,0% предпочитают не давать прогнозов на этот счёт. И только 27,9% надеются на некоторое улучшение Распределение ответов в возрастной группе соответственно среди мужчин (женщин) 60 (55) лет и старше:

Несмотря на критическое положение значительной части селян почти две трети (70,4%) полагают, что в их районе «массовые выступления против бедности и нищеты» маловероятны; затруднился с политической оценкой ситуации каждый десятый. Доля респондентов, считающих, что массовые выступления вполне возможны (19,7%) в два с лишним раза выше доли находящихся на грани отчаяния Реальный протестный потенциал значительно выше. Известно, что революционная ситуация складывается, когда к жертвенности готовы около 10% населения, а значительная часть в той или иной форме поддерживает их. В настоящем исследовании 45% указали, что примут участие в массовых выступлениях против бедности и нищеты, если такие состоятся. 27,1% придерживается позиции «скорее нет». Каждый четвертый затруднился с ответом.

Но в отличие от крестьянской России начала ХХ века сельские жители уже не представляют угрозы для власти, что объясняет направленность и формы реализации аграрной политики; доля селян составляет в среднем по стране около 23%, они рассредоточены на огромной территории, политически раздроблены; среди них мала доля молодёжи; наиболее социально активное население переехало в города. В наибольшей степени настроены на протестные акции безработные, лица старше 30 лет, не имеющие специального образования.

Пенсионеры меньше опасаются увольнения, поскольку имеют хоть какие-то средства для поддержания жизни и, как правило, заняты на низкооплачиваемых, не престижных работах, на которые не претендуют люди других возрастных категорий. Несмотря на низкую доходность, работа на предприятии, в организации, учреждении является основным источником семейного бюджета экономически активной части сельского социума. Ее потеря чревата подрывом экономической базы домохозяйства.

Прожективные намерения в случае потери работы следующие: более трети респондентов (37,5%) в случае потери работы предполагают трудоустроиться в своем, близлежащем селе или городе, чтобы не менять местожительства; 5,2% намереваются, потеряв работу, выжить за счет расширения подсобного хозяйства. Миграционные установки характерны для каждого четвертого: переедут жить и работать туда, где найдут работу 23,5%. Не знают, что делать в этом случае 7,5%. Тех, кто будет пытаться организовать собственное дело в случае увольнения - 1,6%, фермерское хозяйство - 0,3%.