Любовь и секс как объекты социально-научного анализа

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Содержание

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА 1. ЛЮБОВЬ И СЕКС КАК ОБЪЕКТЫ СОЦИАЛЬНО-НАУЧНОГО АНАЛИЗА.

1.1 Социально-философские, социально-культурные и социально-исторические исследования любви, эротики и сексуальности.

1.2 Любовь и секс в объективе социального, социально-психологического и художественного осмысления

1.3 Любовь и сексуальность в социологических исследованиях.

ГЛАВА 2. СОВОКУПНОСТЬ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ МОЛОДЕЖИ О ЛЮБВИ И СЕКСЕ В ОБЪЕКТИВЕ СОЦИОЛОГИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ.

2.1 Гендерные различие в представлениях молодежи о взаимосвязи любви и сексуальности.

2.2 Демократизация любовно-эротического поведения и прагматизация брачной перспективы.

2.3 Средства массовой информации как институт формирования и воспроизводства образцов любви и представлений о сексуальной практике.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

Энергетический ресурс -- вот ради чего миллионы людей консолидируются и начинают взаимодействовать. Первобытный человек объединяется с другими, чтобы добыть белки, жиры и углеводы. Выстраиваются отношения, создается инфраструктура, налаживается торговля, развертываются транспортные коммуникации и генерируются жилищно-коммунальные сети. Энергетический ресурс.

Для того чтобы общество могло продолжать самокопирование и воспроизводство образца нужно иметь внутренне присущий ему энергетический резерв, фонд. И он есть -- это молодежь. Именно она наследует и продолжает традиции старого поколения, продолжает его деятельность, видоизменяя условия. Для осуществления диагностики качества этого ресурса, его особенностей и эффективности сформировалась особая отрасль социологического знания -- социология молодежи. Поэтому наиболее важными с точки зрения общественного равновесия и возможных перспектив представляются изучения в этой отрасли социологии.

Молодежь -- это особая социально-демографическая группа с набором возрастных характеристик, особенностей социального положения и социально-психологических свойств. Не случайно эта группа была определена в первую голову как социально-демографическая, именно молодежь воспроизводит социально-демографическую структуру Безусловный интерес представляет собой изучение представлений молодежи о любви и сексе, как самодовлеющих «неизвестных» брачного уравнения, а так же индивидуального и группового ощущения счастья, связанного с реализацией ожидаемого поведения от партнера в отношениях.

Актуальность проблемы состоит в том, что любовь, точнее, представления о ней и модели поведения, реализующие эти представления, находятся в сложном взаимодействии с системой ценностей, с уровнем культуры, образования общества и индивида, с уровнем свободы и уважения прав личности в обществе. В своих сугубо интимных переживаниях любви человек реализует усвоенные в процессе социализации представления о ценности другого, о морали, нравственности и ответственности. Матримониальное и репродуктивное поведение также складываются в соответствии с представлением о ценности и значении любви секса. Молодежь - это будущее нации, и ее установки, в том числе репродуктивные, ее ценности и планы во многом определяют то, как нация будет жить и развиваться.

В своей дипломной работе мы попытались обнаружить стереотипизацию представлений о любви и сексе, а также их гендерную дифференциацию. Мы не ставили своей задачей сформировать «психотренинговые» рекомендации по приумножению количества счастья, связанного с любовью или сексуальной идиллией. Нет, такие исследования остаются в перспективе других авторов. Нашими задачами стали:

1. проработка феноменов любви и сексуальности в их историческом, культурно-философском и научном развитии;

2. выявление социологического смысла феноменов любви и секса;

3. сбор и обработка типизированных представлений молодежи о любви и сексе;

4. выделение гендерного различия в отношении к образам и моделям романтико-эротической практики;

5. обнаружение и фиксация взаимосвязи любви и сексуальности в представлениях в целом и отдельно по гендерам;

6. определение взаимозависимости между изучаемыми феноменами;

7. соотнесение функциональных смыслов любви и секса с брачной перспективой молодого поколения;

Объект нашей работы -- российская молодежь от 18 до 25 лет.

Его изучаемые свойства, то есть предмет -- представления современной молодежи о любви и сексе.

В целом по работе было проверено три основные гипотезы и одна вспомогательная:

Представления современной российской молодежи о любви и сексе и их взаимосвязи дифференцированы по гендерному признаку.

На формирование представлений современной молодежи о любви и сексе, а также на реализацию в социальном поле этих представлений в значительной мере влияет и их обуславливает высокая степень свободы выбора и моральная раскрепощенность.

Современная российская молодежь подчиняет брачной перспективе сложившиеся представления о любви и сексе.

Средства массовой информации осуществляют отбор и фильтрацию образцов любви и сексуальности для целевой молодежной аудитории и формируют у нее определенные представления об этих феноменах.

Цель дипломной работы: выявить, описать и проанализировать доминирующие в сознании молодежи социальные образцы любви и сексуальности, формирующие и обслуживающие общение в интимной сфере.

Методы: анкетный опрос, нарративные интервью и качественный анализ информации.

ГЛАВА 1. ЛЮБОВЬ И СЕКС КАК ОБЪЕКТЫ СОЦИАЛЬНО-НАУЧНОГО АНАЛИЗА

С тех пор, как термин социология был введен в еще околонаучный оборот Огюстом Контом, прошло немало времени. Становление социологии, ее утверждение как науки и развитие вплоть до многоканальной системы, охватывающей великое множество сфер общественной жизни, происходило под самыми разными знаменами и лозунгами. Исчерпывающие методологии, фундаментальные теории, микротеории, дающие импульс новым, еще неоперившимся отраслям социологического знания превращали социологию в сложный многоуровневый и разнонаправленный механизм.

На современном этапе одной из самых актуальных отраслей социологии является социология молодежи. Эта отрасль социологической науки изучает молодежь как социальную общность, особенности социализации и воспитания, вступающих в жизнь поколений, процесс социальной преемственности и унаследования молодежью знаний и опыта от старших поколений, особенности образца жизни молодежи, формирования ее жизненных планов, ценностных ориентаций и представлений. Исследования по социологии молодежи охватывают самые разные стороны позиционирования этой социальной группы: суверен агрессивного поведения, носитель культурных традиций, трансформатор повседневности, экономический двигатель, этнический координатор и, конечно, семейно-брачный агент, воспроизводящий социально-демографическую структуру и участвующий в функционировании института любви и сексуальности.

Молодость - это не только природное физиологического состояние, но и элемент культуры, социальный институт. Молодежь в рамках этого института молодости выполняет определенные функции и является носителем совершенно определенных присущих ей свойств. Создание семьи, например, а точнее - строительство семьи, одна из таких функций. Строительство семьи включает в себя поэтапное выстраивание социальных отношений с противоположным полом, следование сформировавшимся в данном историческом контексте обтекаемым нормам и правилам таких взаимоотношений. Две модели социального поведения, с присущими им нормами, символами, кодировками, определяют главное направление в выстраивании гендерных отношений по поводу семьи и брака - это сексуальное поведение и поведение, связанное с таким феноменом как любовь.

Любовь и сексуальность еще не стали теми объектами социально-научного анализа, которым будет посвящаться подавляющая часть исследований приватной сферы. Тем не менее, актуальность изучения этого феномена нельзя переоценить. Это объясняется тем обстоятельством, что социальное самочувствие зависит от «качества» индивидуальных чувств, сопровождающих взаимодействие людей в обществе. В социуме чувству любви придают, пожалуй, одно из главных значений - напрямую или опосредованно через семью. Как показывают многочисленные исследования, любовь является необходимой компонентой для создания семьи, для ее укрепления - таково мнение людей, еще не вступивших в брачные отношения. Вместе с исчезновением советской идеологии изменилось влияние социальных институтов на эротические отношения женщин и мужчин. Изучение типичности в формировании эротических отношений и чувств необходимо, чтобы понять сущность происходящих в обществе структурных трансформаций и прогнозировать тенденции развития брачно-семейных отношений. В свете практических проблем социального института брака и семьи, отношений людей в интимной сфере, эротического воспитания в социологии должно развиваться направление, в котором любовь и эротические отношения были бы объектом специального изучения.

Как уже было сказано выше, целенаправленных объемных работ, посвященных данной проблематике пока еще недостаточно. В гуманитарном знании любовь является предметом осмысления многих научных отраслей и междисциплинарных подходов. На развитие изучения любви и секса в западной социологии во многом повлиял конфликт между сторонниками феминизма - идеологии освобождения женщины от норм патриархальной культуры - и фамилизма - идеологии защиты традиционной семьи. Анализ эротических отношений тогда скорее преследовал цели одного из этих направлений, развивающихся под эгидой нарождающейся сексуальной революции. Фамилисты, анализируя современные проблемы интимного общения мужчин и женщин в западных странах, акцентируют внимание на любви, как феномене стабильности семьи. В работах Э. Гидденса, У. Бека, выделяются как наиболее значимые вопросы удовлетворенности супругами браком, проблемы сохранения традиционной интерпретации семейных ролей, выбирается в качестве эталона для эротических отношений общества массового потребления образец романтической любви (кстати, Александр Дугин говорит сейчас о некротическом финале такой любви, ее полном вырождении, как переставшей быть нужной западному обществу, на котором основана классическая модель буржуазной семьи [3]).

Феминисты включают любовь и эротические отношения в поле проблемы неудовлетворенности женщинами своих потребностей в условиях патриархата. Установки феминизма, как, прежде всего, политического движения за равные права женщин приводят к тому, что образцы эротических отношений рассматриваются как пример угнетения женщин, что, соответственно, превращает любовь во второстепенный предмет изучения по сравнению, скажем, с параметрами успешности или неуспешности женщин.

В работах западных исследователей уделяется внимание проблеме избавления женщины от доминирования мужской сексуальности, праву женщины на нетипичность самовыражения любви, праву на сексуальную автономию. В конечном итоге смещение акцентов и феминистские завоевания и приводят к теоретизации любви в западном обществе по Александру Дугину: романтическая любовь - умерла. В целом западные исследования такого толка не представляют ключевого интереса для данного исследования любви и сексуальности, хотя и обозначают исторические аспекты обоснования различного представления о любви и сексе у мужчин и женщин. Сам же феномен сексуальной революции, пришедшейся на 60-е годы 20-го столетия, оказал существенное влияние на трансформацию интимной сферы как в сознании женщин, так и мужчин. Гендерное единодушие здесь проявляется в демонстрации разграничения любви и секса и в резкой дифференциации представлений по поводу институтов, поведения и отношений в интимной сфере.

В наше время уже является очевидным тот факт, что поглотившая приватную сферу сексуальная революция 60-х привела в конечном итоге к сущностной трансформации интимности, трансформации социальных практик и ценностных представлений о любви, сексе и браке. Сексуальность, еще столетие назад находящаяся во власти патриархата высвобождается, переместившись в сферу публичного. Любовь, являющая собой с одной стороны, всеохватывающую модель поведения с принятыми нормами и ролевыми типами, с другой - частное дело, окончательно амнистирует секс, предоставляя ему автономный мир. Речь здесь идет, конечно, не о полном разрыве связи между сексом и любовью - такой самостоятельности каждого из явлений добиться так же невозможно, как и невозможно представить человека, разгуливающего двумя половинками: эмоциональной и физической. Нет. Любовь и сексуальность становятся благодаря высвобождению последней равноправными партнерами, каждый из которых хоть и не может быть вне этих партнерских отношений, но вполне играет по своим социальным правилам.

Трансформация интимности повела за собой изменения и в семейно-брачных отношениях. В пре-модернистской Европе большинство браков заключались по контракту - не столько на основе взаимного сексуального притяжения или любви, сколько по экономическим соображениям. Среди бедняков брак был средством организации труда. Процесс изменения приватной сферы привел к тому, что любой агент эротических отношений может вступить в брачные узы, мотивируя свое поведение сколь угодно романтической любовью, великой страстью или сексуальной совместимостью.

Для института семьи и брака началась новая эпоха. Появляются и утверждаются самые различные формы сожительства. Выделяется так называемый, «шпагатный» союз, когда партнеры живут в разных странах/регионах, встречаясь время от времени, часто на «нейтральной территории», или «гостевой» брак, при котором партнеры проводят совместно время, но не ведут общего хозяйства. [4] Вообще-то, строго говоря, это брачные отношения, никак особо не выделяющиеся в правовом законодательстве. Единственное, что определяет их равными традиционному браку в правовом отношении, это регистрация в ЗАГС. При этом тип сожительства не является для конкретных партнеров раз и навсегда данным, и может со временем перерасти в официально зарегистрированный брак. При этом мужчина и женщина выступают в качестве равноправных партнеров, создавших и продолжающих обогащать специфический автономный континуум любви и сексуальности.

Прокреативная функция брака в сознании и представлениях людей отходит на задний план и заносится в разряд долгосрочных перспектив, реализация которая определяется, прежде всего, желанием и сознательным решением супругов, а не предписанным общественным долгом. На первое место выходит индивидуальный гендерный дисплей сексуальности и почти социальная потребность женщин (да и мужчин тоже) в романтической любви. Женщины и мужчины открыто позиционируют свою сексуальную идентичность на уровне межличностного общения, в процессе взаимодействия лицом к лицу.

Сексуальная идентичность проявляется в телесной идиоме, символике, стиле и содержании общения, это «пластичная сексуальность» [5, стр. 30-33], преследующая своей целью создание желанного свободного от анахронических предрассудков образа, освобожденного при этом от репродуктивных потребностей. Романтическая любовь, как образ 19-го-начала 20-го вв., выступила предвестником отношений в чистом виде. Она предполагает, что партнер может находиться в длительной эмоциональной связи с другим партнером на основе неких качеств, внутренне присущих самой связи. Любовь, как уже отмечалось выше, стала публичной, но при этом приобрела дополнительный оттенок высшего эмоционального чувства, переживаемого сугубо индивидуально. И сексуальность стала изолированной и приватизированной, и стала базовым компонентом сферы индивидуальной деятельности женщин. Женщина перестала с этой точки зрения играть подчинительную роль, но наоборот. В ее представлении секс теперь может быть естественным следствием высокого чувства любви, либо дополнением к нему, либо высшим проявлением этого чувства в физике, не говоря уже о том, что секс в представлении женщины вполне легитимно может быть вообще не связан с этим чувством.

Трансформация интимной сферы была переработкой прежних разделений между полами, в особенности раскола между чистыми и нечистыми женщинами, но они были перелиты в новый институциональный формат. Чем больше сексуальность отделялась от репродукции и интегрировалась в рамках проекта самости, тем более напряженной становилась эта институциональная система подавления. Женщины становились фактически ответственными за управление трансформацией интимности, которую насаждала современность. Система институционального подавления была с самого начала подвержена напряженности вследствие исключения женщин из публичной сферы. Исследования природы женщин, которые выполняли мужчины, как раз и не были выражением традиционной сексуальной непохожести; они были экспедициями в неведомые области самоидентичности и интимности как заново упорядоченные сферы социальной жизни -- те, в которые мужчины были слабо вхожи. Поэтому сексуальность действительно стала делом первичной заботы обоих полов, хотя и расходящимися путями. Для женщин проблема состояла в том, чтобы конституировать любовь как средство привязанности и саморазвития -- в отношении детей в той же степени, что и в отношении мужчин. Утверждение женского сексуального наслаждения стало одной из форм базовой части реконституирования интимности, эмансипации столь же важной, как любое отстаивание в публичной сфере. Для мужчин сексуальная активность стала принудительной до той степени, в какой она оставалась изолированной от этих более скрытых изменений.

Автономизация сексуальности и ее последствия, естественно, не обошли стороной и Россию, хоть и с некоторым опозданием. Уже несколько десятилетий единообразие сексуальной морали представляется в России как зыбкий призрак прошлого, еще грозящий своим эфирным пальцем, но уже как-то совсем несерьезно. В повседневной практике юноши и девушки охотно и даже обстоятельно оправдывают возможность вступления в сексуальную связь, не ассоциируемую с браком. Такое поведение чаще может объясняться взаимной любовью и страстью, и даже обыкновенной симпатией без перспективы дальнейшего развития отношений.

Раскрепощение и утверждение сексуальности в России шло быстрыми темпами, даже слишком быстрыми. Все больше в разрезе четырех прошедших десятилетий становится доля мужчин и женщин, признающих эротическую связь помимо легитимного партнера, и это в их представлении не считается чем-то из ряда вон выходящим. Далее у женщин, вступивших в первый сексуальный контакт, «муж», «жених» или «молодой человек» при этом резко разменяли позиции. В наши дни в топе «первая сексуальная близость» у женщин в подавляющем большинстве лидером является «молодой человек» или «моя любовь». Резкое разведение объекта любви и присваиваемых ему статусов характерно для современной трансформации представлений о любви и сексе в сознании молодых людей. Что же касается юношей, то изменения их приватной сферы были столь же значительны. Если раньше, следуя расхожему стереотипу о том, что у мужчин рано пробуждается сексуальное влечение, юноши мотивировали свою первую сексуальную близость именно сексуальным влечением или любопытством, то теперь мотивационное лидерство первого сексуального опыта, хоть и с небольшим перевесом, за любовью. В представлении же женщин лидирующим побудительным мотивом по-прежнему является любовь, но в сравнении с предыдущими десятилетиями, к ней вплотную приблизились сексуальное влечение и любопытство. [10]

Изменения, которые претерпевает интимность, подразумевают крупномасштабную демократизацию межличностной сферы таким способом, который вполне совместим с демократизацией публичной сферы. Равным образом может подразумеваться и дальнейшее развитие вариантов. Трансформация интимности могла бы оказать разрушительное воздействие на современные институты как целое. Потому что социальный мир, в котором эмоциональное осуществление вытеснило максимизацию экономического роста, очень сильно отличался бы от того, который мы знаем в настоящем. Изменения, оказывающие сегодня воздействие на сексуальность, носят поистине революционный характер, и весьма глубоким образом.

Демократизация всех сторон жизни и следующая рядом трансформация этих сторон ознаменовала сближение прерогатив мужчин и женщин на представления о любви, сексуальное поведение и следующую за ними брачную перспективу. Женщина, бесспорно, стала свободнее и раскрепощеннее сравнительно с недавним прошлым. «Пластичная сексуальность», высвободившая женщину из прокреационной стандартизированности сексуального поведения, сблизила ее с мужчиной в том плане, что превратила в самостоятельный субъект такого поведения.

В связи с темой дипломного проекта следует отметить анализ влияния духовных факторов на эротические отношения и формирование любви между женщинами и мужчинами в работах Н. Бердяева, Платона, В. Розанова [6, 7]. Символику эротических отношений и любви на повседневном и институциональном уровне в различных культурных контекстах исследуют в своих работах Д. Аккерман, Дж. Ларю [8], М. Фуко. [9]

В работах С. Голода [10, 11], И. Кона [12, 13], А. Роткирх [14] исследуются существующие в культуре модели сексуальности, нормирующие возникновение чувственных оценок в сфере интимного общения, представлен сравнительный анализ зависимости практик контроля за сексуальностью от представлений о теле в различных моделях общества. Социологические исследования функций и форм сексуальных отношений, установки и нравственные ценности сексуального поведения мужчин и женщин в современных западных странах в сопоставлении со значением любви для сексуальных отношений представлены в работах.

1.1 Социально-философские, социально-культурные и социально-исторические исследования любви, эротики и сексуальности

У изучения и осмысления чувства любви, духовной и плотской, огромная многовековая история. Она тянется от античности и до современных дней. Главный вопрос социально-философского, социально-культурного исследования любви и сексуальности ставился таким образом - как в контексте европейской культуры и философской мысли формировались представления о природе и смысле любви, каким образом эти представления оказывали влияние на общественную мораль и наоборот.

Античная культура давно ушла в прошлое, и сегодня она воспринимается как далекое и недостижимое «детство человечества». Навсегда исчез гармонический древнегреческий мир. Но духовное наследие античности осталось. Воздействие античной традиции на европейскую культуру ярче всего проявляется в такой чрезвычайно важной области, как теория любви. Известно, что античные мыслители и писатели создали систему идей и образов, которые на многие века вперед определили развитие европейских представлений о любви, воплощавшихся в искусстве, литературе, социально ориентированных науках.

У древних греков существовала чрезвычайно дифференцированная терминология, связанная со словами «любовь», «любить». Прежде всего, сюда относится греческий термин «eros». Первоначально он обладал смыслом «желание» или «страсть», но несколько широкого спектра. У Гомера в «Илиаде» eros означает не только желание женщины (Ил., XIV, 315), но и желание пищи или питья (Ил., 1,469). Широко употреблялся также глагол «eran», что означало «желать», «быть влюбленным». Отсюда производился глагол «erasthenai» - «влюбиться», «обрести желание». Все эти слова имели отношение не только (и даже не столько) к сфере возвышенных чувств, но и к сексуальной сфере. Кроме того, существовало божество по имени Эрос как персонификация той силы, которая заставляет людей влюбляться и искать взаимности друг друга, а также сексуального утешения друг в друге.

Употреблялся также термин «philia», наделенный смыслом «любовь», но далеко не всегда в сексуальном плане. Прилагательное «philos» означало «быть близким», «дорогим», «милым»; существительное «philos» имело значение «друг» или «родственник». Правда, греки не всегда строго различали «eros» и «philia» и часто смешивали их, однако главное различие состояло в том, что термин «eros» относился к тому, к кому испытывали желание, и именно «эрос» стал смыслообразующим звеном эротизма.

В V в. до н.э. философы стали говорить о двух Афродитах: Пандемос - божестве грубой чувственной любви, или любви сексуальной и Урании - богине любви возвышенной, утонченной. Двадцать четыре века назад Платон создал первую в человеческой культуре философию любви; она обозначила новый этап в постижении человеческой любви, а позднее стала истоком для большинства любовных теорий. Любовь для Платона - двойственное чувство, она соединяет в себе противоположные стороны человеческой природы. Эрот двулик, говорит Платон, он несет человеку и пользу и вред, дает ему зло и добро. А любовь нужна для того, чтобы исцелять изъяны человеческой природы, возмещать их. Именно с таким подтекстом Платон использует «двух Афродит». В силу своего идеализма Платон, низводит Пандемос до уровня сексуальной похоти, которой, кстати, не лишена как гетеро, так и гомо связь. Другое дело Урания - это возвышенная, чистая и светлая любовь, достойны которой только мужчины, обладающие «большей силой от природы и наделенные большим умом». И никого не смущает, что сам образ Возвышенной Любви Урании - типично женский. [15]

Древнегреческая множественность типов любви, в конечном итоге, породила три взаимосвязанных столпа приватной сферы: любовь, эротика, секс. Каждый из этих столпов имеет свой специфический язык и символическое выражение. В течение всей общественной истории их роли отличались, хоть и не были взаиморазведены, в жизни каждого человека.

Известный социолог З. Бауман использует для наглядности выразительную метафору мексиканского мыслителя Октавио Паза - Эрос как «двойственное пламя жизни»: «Из первобытного костра секса, разжигаемого природой, вырастает пурпурное пламя эротизма, над которым с пробуждением человечности вьется изысканный голубой язычок пламени любви». Как утверждает доктор философских наук Виктор Танчер, «такова традиционная иерархия» этих столпов, однако, под влиянием трансформации приватной сферы изменяется и очень динамично значение каждого ее составляющего. [16] Даже из такого художественного построения образа ясно, что взаимосвязь любви, эротизма и секса аутентична, если можно так выразиться, и не может разрушиться, не смотря на трансформацию интимности и придание ею каждой составляющей автономии.

По Виктору Танчеру получается, что на основе природной составляющей - секса, при посредничестве эротики возникает феномен сугубо человеческих отношений - любви. То есть эротика выступает промежуточным звеном между сугубо естественным (сексом) и духовным (любовью) явлениями. Все три, переплетаясь, не теряют своей обособленности, и каждое стремится утвердить свою самодостаточность, что в полной мере уже можно наблюдать несколько десятилетий. Тем не менее, секс - это та сторона человеческой сущности, которая остается вне культурных изменений в своем ключевом аспекте. В своей основе он всегда одинаков. Изменяются лишь эротические сублимации секса, фантазии, замещения, атрибуты и внешние проекции. В истории человечества можно наблюдать только эволюцию культурной манипуляции сексом, попытки заставить работать секс на что-то другое - любовь, психология, искусство, религиозное откровение, извлечение прибыли. [16]

Гибель античного мира привела к тому, что многие нравственные и духовные ценности, ставшие завоеванием культуры, утратили свое значение и были либо обесценены, либо попросту забыты. Так произошло с концепцией античного эроса. Эротические функции любви, эротическое восхождение к знанию, одушевление телесности сменились совершенно иным пониманием любви, которое в большей мере соответствовало характеру и потребностям христианской религии. У христианских авторов концепция эроса сменилась концепцией «агапе». В отличие от эроса, как олицетворения чувственного желания, страстного, порой экстатического чувства, агапе представляет в греческом языке более рассудочное отношение, близкое понятию «уважение», «оценка».

Шведский историк и теолог Андерс Нигрен в известной работе об эросе и агапе проводит следующее различение этих двух понятий. «Эрос противоположен агапе, отражает совершенно специфическую концепцию любви. Это человеческая любовь для Бога, любовь человека к Богу. Эрос - это аппетит, настойчивое желание, которое вырастает из впечатляющих качеств объекта; в эросе человек может стремиться к Богу, чтобы удовлетворить свой духовный голод посредством постижения божественного превосходства. Но любовь человека к Богу, которую мы находим в Новом Завете, имеет совершенно другое значение. Здесь любовь не такая, как в случае эроса, она означает не то, чего не хватает человеку, а щедрый дар. Агапе не имеет ничего общего с эросом, с его аппетитом и желанием, так как Бог любит потому, что любовь - его природа». [15]

Такая любовь не включала в себя никакого элемента сексуальности. Это и понятно. Чрезмерная природная сексуальность человека была ограничена религиозно устремленным обществом до основного своего предназначения - задачи продолжения рода, рождение новых рабов Божьих. В течение столетий с этим мирились как с вынужденной необходимостью. Ведь плотское - это дьявольское, и если дать ему свободу, то и душу утратишь. Отсюда уничижительное истолкование сексуальности как чего-то грязного, не достойного человека. Любовь, страсть к другому человеку признавалась греховной и приравнивалась к сексуальному влечению, ибо нет у человека возвышенной любви к кому-либо, кроме как к Богу.

В таком контексте секс стал играть не то что подчинительную роль любви, но вообще признавался лишь необходимым условием продолжения рода, а уж - на благо господа или на благо эффективного хозяйствования крестьянской семьи - не имело сущностного значения. Парадоксально, но именно в этот период - несомненно, как реакция, как бунт - зарождается так называемая куртуазная любовь. Это романтическое чувство по сути своей стало прародителем современного понимания любви между женщиной и мужчиной. Принципы такой любви сложились в обществе средневековых рыцарей в одной из южных провинций Франции - Провансе.

Рыцарскому эпосу присущи стремление к воинской славе и гипертрофированное честолюбие. Сражаться и любить - таков был девиз аристократа. Влюбленность превратилась в число непременных обязанностей феодалов всех рангов. Отношение дворянина к женщине дифференцированно зависело оттого, кем она была: дамой или простолюдинкой. Весь пыл и обожание доставались исключительно первой. Не испытывая ни любви, ни милости к простому люду, аристократы в своем кругу придерживались высоких понятий о чести, великодушии и достоинстве. Мораль старого провансальского дворянства была основана на признании прав природы и человеческих чувств. Любовь понималась не как грех, а как добродетель. В этом смысле аристократы юга Франции были настоящими богоборцами.

Потому-то в клятвах рыцарей фигурирует, как правило, высшая милость их дам. Рыцарь не говорил: «Клянусь моим телом» или «Гореть моей душе в аду», но «Пусть мне не придется больше возлежать с моей дамой». Смысл таких клятв достаточно прозрачен. Речь идет не столько о платонической любви, сколько о сексуальной близости и, по большей части, с чужой женой. Романтическое воспевание любви напрямую выдвигало перспективу «возлежания с дамой». С другой стороны, связь между прекрасными формами придворного любовного этикета и реальностью брака была почти призрачной. Жертвенность любви, ее страстный огонь, верность до «гробовой доски» отвергали с презрением трезвые политические расчеты, касающиеся сословного брака.

В такой союз вступали подростки с еще не развитым душевным и эмоциональным строем. Каноническое право допускало с XI века браки двенадцатилетних девушек и четырнадцатилетних юношей. Проходило время - рыцарь мужал, чувство переполняло его душу, начинался активный поиск «дамы сердца». В романах, которые мы читаем или видим на экранах, где дворянин с гитарой и шпагой поет романсы возлюбленной, фигурирует, как правило, замужняя женщина. Но влюбленный не только не скрывает своего чувства, а, напротив, демонстрирует его, рискуя быть замеченным мужем с точно такой же шпагой.

Правила куртуазной любви требуют от избранницы, в конце концов, предаться тому, кто принес ей себя в дар. Даме поэтому приходилось тонко лавировать: держать себя в руках, владеть своими чувствами, бороться со своим легкомыслием и чрезмерным вожделением. Практика галантной любви, можно сказать, опиралась, с одной стороны, на мужскую обходительность и храбрость, с другой стороны - на женскую изощренность и жертвенность. Исходя из всего сказанного, можно сделать вывод, что романтическая любовь внебрачна, публична, экспрессивна и жертвенна. И именно куртуазная любовь стала краеугольным камнем современных форм любви, ее культурных кодов. [17]

XVII век в Европе - период бурного развития естественных наук, накопления позитивного знания, появления новых методов философского мышления. В этот период неоплатоническая философия теряет свою доминирующую роль, уступая место другим философским школам. Правда, любовь по-прежнему остается важной темой философских размышлений, но уже не с точки зрения онтологии, как это было в неоплатонизме, а скорее с точки зрения психологии и теории познания.

Не случайно в это время получает широкое признание рационалистическая теория страстей, разработанная французским философом Рене Декартом. В трактате «Страсти души» (1649) он дает классификацию страстей, указывая на огромную роль в поведении человека такого аффекта, как любовь. Он отмечает, что видов любви столько же, сколько объектов любви. Словом, все может рождать любовь и различать все эти типы можно лишь по силе аффекта, которую они производят.

Представление о любви как сильной человеческой страсти или аффекте, оказывающем воздействие на все человеческое поведение, в том числе и социальное, и характер человека, получает широкое распространение в XVII-XVIII веках. Фрэнсис Бэкон, например, остроумно замечает, что любовь гораздо лучше выглядит на сцене, чем в реальной жизни; здесь она чаще всего становится предметом комедий и сравнительно реже - трагедий. В жизни же она приносит слишком много хлопот и несчастий. И, тем не менее, по словам Бэкона, «в природе человека есть тайная склонность и стремление любить других; если она не расходуется на кого-либо одного или немногих, то, естественно, распространяется на многих людей и побуждает их стать гуманными и милосердными. Супружеская любовь создает человеческий род, дружеская любовь совершенствует его, а распутная любовь его развращает и унижает». Бэкон неиллюзорно намекает на матримониальное значение любви, указывает на ее не божественную, но гуманистическую подоплеку, и даже гражданскую цель. Секс является легитимным лишь в соотнесенности с супружеством, которое должно быть основано на любви.

Другая влиятельная теория любви принадлежит Бенедикту Спинозе. В своей «Этике» (1677) он дает следующее определение любви: «Любовь есть удовольствие, сопровождаемое внешней причиной», а противоположное ей чувство -- ненависть -- «как неудовольствие, сопровождаемое внешней причиной». Спиноза полагает, что любовь, как и ненависть, является результатом сильной страсти, причем эти два аффекта очень тесно взаимосвязаны. Другая страсть, сопутствующая любви, -- это ревность. По словам Спинозы, ревность есть «не что иное, как колебание души, возникающее вместе из любви и ненависти, сопровождаемое идеей другого, кому завидуется. Эта ненависть к любому предмету тем больше, чем больше было то удовольствие, которое ревнивец обыкновенно получает от взаимной любви любимого им предмета».

Представление о любви как аффекте получило распространение также у французских моралистов. Не менее выразительно писал о любви французский писатель Франсуа Ларошфуко. Чаще всего его определения любви носят скептический характер. Так, он сравнивает любовь с призраком: все только и говорят о ней, но никто ее не видел. Ларошфуко считает, что определить, что такое любовь, невозможно: когда говорят о любви к душе, то имеют в виду страсть, которая доминирует над другими страстями, когда говорят о любви к телу, то имеют в виду простое удовольствие. В этом отношении Ларошфуко скорее поборник эротизма - нечто среднего между сексом и любовью.

По-иному относились к феномену любви философы-просветители. Они видели в ней, прежде всего, огромную социальную силу, организующую различные общественные институты. Институт родства, например, или брака. Так, английский философ Томас Гоббс различал три вида любви: любовь-сладострастие, любовь-эрос и любовь-доброжелательность, отдавая предпочтение любви-эросу как чувству, выражающему потребность в другом человеке.

Английские сенсуалисты - Шефтсбери, Хоум, Хатчесон, Берк - считали любовь в высшей мере социальным чувством, способным преодолевать эгоизм, соединяя в единое целое общественный и индивидуальный интерес. На этом основана вся их философия, эстетика и теория общественного воспитания. Другое направление, которое ассоциировало идею любви с идеей разумной социальной организации, был утопический социализм. Почти все утопические социалисты в той или иной степени касались вопросов любви, организации семьи и отношения полов. Причем ранний утопизм проявляет строгость в этих вопросах.

XX век создает новую систему духовных и моральных ценностей, которая оказывается во многом отличной от предшествующих эпох. Перед лицом научно-технического прогресса и развития научного знания многие традиционные моральные ценности представляются девальвированными и устаревшими. В известной мере это коснулось и приватной сферы. Философия любви, которая так привлекала идеализм и романтизм XIX века, начинает казаться многим старомодной. Не случайно тема любви стала замещаться модно звучащей темой секса, а философия любви -- психологией сексуальности.

Социолог Питирим Сорокин, исследовавший последствия социальной революции в Америке, утверждает, что в XX веке на место «homo sapiens» приходит «homo sexual». По словам Сорокина, сегодня «любой аспект нашей жизни связан с сексуальной одержимостью. Начиная от колыбели и до самой могилы, эта одержимость подвергает бомбардировке каждый аспект нашего жизненного пространства, почти каждый шаг нашей деятельности, мысли и чувства. Мы полностью погружены во все поднимающийся поток секса, который заполняет каждый отдел нашей социальной жизни и культуры. Пока мы ищем противоядия против этих либидозных сил, нас все больше завоевывает постоянное давление этой гигантской армии вездесущих сексуальных символов». (Sorokin P. The American Sex Revolution. Boston, 1956 P 54). [15]

Культуролог Андрей Яковлевич Флиер в своих предварительных заметках о любви как культуре задается вопросом, в чем же, собственно, заключается культурологический подход к любви. И отвечает, что, прежде всего в том, что любовь анализируется как сложный биокультурный комплекс, выражающийся в определенных психологических состояниях, социальных отношениях, семиотических формах внешнего выражения, а также в бесконечных рефлексиях (интеллектуальных и эмоциональных). И далее пытается проанализировать этот необъятный пласт любви с включенными в нее сексом и эротизмом.

Он дифференцирует ее на компоненты: эротико-эмоциональный, семиотический, социальный и рефлексивный. В связи с проблемой индивидуального выбора и его эротических оснований для Флиера возникает традиционный вопрос о возможности платонической любви, вообще лишенной сексуального компонента. Он считает, что это может быть при каких-то экстраординарных обстоятельствах, но, как правило, такой тип отношений чреват скорым их крахом и поясняет: «мы живем уже в XXI в., прошли через «сексуальную революцию» 70-х гг. прошлого столетия и движение феминизма XX в., и современная культура любви уже существенно отличается от эпохи «тургеневских девушек», будучи гораздо более «раскованной» в вопросах интимных отношений». [18] Не правда ли созвучно, правда, более выдержанно, сорокиновской экспрессии относительно трансформации сексуальности.

Ключевой работой 20-го века по интимности и приватной сфере считается работа Энтони Гидденса «Трансформация Интимности. Сексуальность, любовь и эротизм в современных обществах». [5] Основной идеей Гидденс положил глубинные и даже революционные изменения, которые претерпели за последние десятилетия близкие отношения, включающие и сексуальные, и любовные, и брачные, и дружеские и даже родственные, превратившись из социального института в инструмент эмоциональной самореализации.

По Гидденсу, эти отношения освобождаются от запрограммированных в них извне общих правил, норм и ролевых стереотипов и все чаще регулируются императивом личностного удовольствия, удовлетворения и самораскрытия. Гидденс раскрывает социологический смысл и описывает социальное значение этих изменений через три термина: «пластичная сексуальность» (plastic sexuality) - т.е. сексуальность, которая становится культивируемой чертой личности, это сексуальность, лишенная природного смысла и естественности в своей идее фикс, эта сексуальность освобожденная от репродуктивных потребностей; «чистые отношения» (pure relationships) - отношения, не имеющие ничего общего с сексуальным пуританизмом, они поддерживаются только до тех пор, пока партнерам это приносит взаимное удовлетворение; и «любовь-слияние» (confluent love) - подразумевающая равноправие и взаимное самораскрытие, «любовь-слияние предполагает равенство в эмоциональной отдаче и получении -- и в тем большей степени, чем больше какая-либо конкретная связь приближается к прототипу чистых отношений. [5]

Здесь любовь развивается лишь до той же степени, что и интимность, до той степени, до которой каждый из партнеров готов раскрыть свои интересы и потребности другому и стать уязвимым со стороны этого другого». (Гидденс Э. Трансформация интимности. С. 72-86). С помощью этих трех концептов автор объясняет, как процессы всеобъемлющей индивидуализации и детрадиционализации в корне меняют самые интимные стороны жизни людей. Устраняется заданность, нормативность и институциональность, превращая любые отношения в постоянный поиск и непрестанную самореализацию, в первую очередь - эмоциональную.

По мнению Гидденса, главный итог сексуальной революции состоял именно в том, что возник феномен пластической сексуальности - сексуальности, освобожденной от давления культурных норм, связанных с репродуктивностью, а также «правил фаллоса», т.е. преимущественной значимости в социальной культуре мужского сексуального опыта. Именно с этим Гидденс связывает развитие «женской сексуальной автономии». В конечном счете, сексуальность, приобретая полную независимость от деторождения, от воспроизводства рода и продолжения поколений, становится одним из важнейших качеств межличностного взаимодействия. Межличностные отношения кардинально меняются под влиянием пластической сексуальности: они начинают строиться преимущественно на принципах удовольствия и удовлетворения, эмоциональной и сексуальной свободы, равенства и самореализации, тогда как ранее, говорит Гидденс, они строились преимущественно на принципе максимизации полезности. Сегодня же мужчины и женщины в плане сексуальности ждут и требуют от брака гораздо большего, чем ранее, и удовлетворенность именно сексуальной стороной супружеских отношений становится ключевым аспектом удовлетворенности браком в целом. Любовь, секс и эротизм не утрачивают своей ключевой взаимосвязи, но меняется качество этой связи и выравнивается значение каждого из компонентов. Секс по-прежнему курируется любовью, но теперь он эту любовь вправе требовать, не распыляясь на перспективу брачного контракта.

Немецкий и американский философ и социолог Герберт Маркузе утверждал возможность культуры, свободной от подавления, и именно эрос является единственным средством реализации личности в условиях современной репрессивной цивилизации. По сути Маркузе утверждает гегемонию институтов цивилизации над поведением человека. Единственный способ высвобождения он видит в эросе - не в сексуальной неразборчивости, а именно в эросе, как антропологической и социальной связи. На этом основана книга Маркузе «Эрос и цивилизация», в которой он пишет, что согласно Фрейду, в нашей культуре с ее запретами и господством моногамно-патриархальных отношений не может существовать самоценной сексуальности. И надо искать выход, высвобождение. Первым шагом, но наиболее существенным в снятии нормативных рамок является сексуальная революция. По ее установлении пара любовников не будет заинтересована больше ни в ком; цивилизация не сможет примириться с этим, потому что она зависит от отношений между более крупными группами людей.

Тем не менее, как правильно помечает Маркузе, сексуальная любовь может быть освобождающей в двояком смысле: когда она используется, чтобы уважать другого как равного себе, любовь разрушает каркас патриархально-моногамной семьи, но она также оказывается позитивно совместимой с более широким социальным гражданством. [19, часть 2] «Свободный Эрос» не только совместим с «продолжительными социетальными отношениями», но является самим условием их. То, что Маркузе, к примеру, описывает как «моногамно-патриархальную» семью, является дополнительной репрессией.

Однако он концентрирует значительную часть своего внимания на дополнительной репрессии в контексте рабочего места. Эмансипация по Маркузе связана с первичностью удовольствия, которую он резко отделяет от гедонизма. Гедонизм, утверждает Маркузе в одной из своих ранних работ, «воплощает правильное суждение об обществе». Преследование чувственного наносит удар в сердце добавочной репрессии и поэтому имеет изначально критическую заостренность. Гедонизм, тем не менее, анархичен и имеет освободительный смысл только в том случае, если связан с истиной. Истина в этом смысле совершенно отлична от понятия Фуко «истины» сексуальности: это удовольствие, перестроенное в соответствии с нормами счастья и эстетической оценки. Поскольку счастье, как соглашается Маркузе с Платоном, это удовольствие, «подчиненное критерию истины». По мнению Маркузе, только эрос может быть наиболее эффективным средством преодоления всех негативных последствий современной цивилизации. Но для этого должна произойти трансформация сексуальности в эрос, иными словами, сексуальность должна смениться «тотальной эротизацией» личности, которая преобразует не только чувственность, но и разум, и волю человека. Черты такого общества, основанного на эросе, Маркузе описал в книге «Очерки об освобождении».

В целом на всем протяжении истории от древнегреческого периода и до наших дней любви и эротизму, сексуальности и браку отводилась существенная роль в познании, понимании феноменов человеческого бытия.

Исследовать символику, типологию поведения в рамках этих феноменов, но отдельно друг от друга нельзя. Любовь, секс и эротизм обуславливают друг друга, формируют на равных институт семьи и проникают в него символическими кодами, типами поведения, ролевыми распределениями, установками и стереотипами, обслуживающими отношения между мужчиной и женщиной.

1.2 Любовь и секс в объективе социального, социально-психологического и художественного осмысления

Неоднозначность феномена, индивидуализированность внутренних переживаний, их интимность способствовали вытеснению проблем, связанных с любовью, в художественную литературу. Осознание и принятие значимости феноменов любви не только для индивидуальной, лично переживаемой драмы, но и для социальной жизни принуждало авторов делать обобщения, прибегать часто к философским размышлениям о природе любви, поэтому развитие взглядов на любовь и сексуальность можно проследить и по трансформации их образов в художественной литературе.

В XVIII веке происходит быстрое развитие в литературе любовного романа, в которой тема любви становится одной из самых главных - наследие куртуазной культуры, не будем забывать. В эту эпоху в литературе возникает образ Дон Жуана, соблазнителя женщин, человека, бросающего вызов общественной морали. Как и любой образ, вызвавший в обществе резонанс, а затем с течением времени ставший широко тиражируемым, образ Дон Жуана имел реального прототипа, а именно - Джакомо Казанову.

Это был один из ярчайших авантюристов века, поддерживающий репутацию покорителя женских сердец. Этому во многом способствовали его мемуары «История моей жизни», в которых помимо всего прочего содержатся глубокие и серьезные рассуждения о природе любви.

Вот краткая выдержка: «…мужчина, который любит и уверен во взаимности, более ценит удовольствие, каковое может доставить предмету своей страсти, нежели то наслаждение, что может получить сам, а потому ему не терпится удовлетворить страсть. Женщина, что печется о своем интересе, должна более ценить то удовольствие, какое она получает, а не то, которое достигает; потому она и тянет, как может, ведь, отдавшись, она боится лишиться того, что интересует ее в первую голову, - собственной услады». [20] Не правда ли, психоаналитический контекст на лицо?

Любовный роман этой эпохи включает в себя рассуждения о любви, основанные на философии эпикуреизма или скептицизма. Склонность французской литературы к этим направлениям получила отражение в сочинениях Франсуа де Сада, имя которого породило термин «садизм». Многие его произведение не были опубликованы при жизни, их публикация и открытие пришлись на 20-е столетие. Поэтому вокруг сочинений де Сада все еще не утихают дискуссии.

Как отмечал З. Фрейд, все современные садисты или мазохисты были порождены эротическими фантазиями Сада. Главным критерием в понимании и оценке человека он считал природу, поэтому противопоставление природы и цивилизации составляло одну из важных тем его сочинений - противопоставление чаще всего находило символическое выражение в сексе, в откровенно извращенных формах. Цивилизация сглаживает природные склонности человека, по де Саду, подавляет его естественную чувственность. Поэтому в природе человека - бунт против цивилизации, отрицание установленных норм морали. В сочинениях маркиза содержится глубокое убеждение, что свобода любви, свобода в отношениях между мужчинами и женщинами могут способствовать устранению тирании в обществе.

Позже, чуть более чем через столетие, взгляды де Сада находят сочувствие у социолога, неофрейдиста Герберта Маркузе, о нем речь уже шла выше. Маркузе развивает идею де Сада, называя цивилизацию аппаратом репрессии. Он, как и маркиз, считает, что рычагами цивилизации подавляется свобода человека - в том числе на «чистые отношения», на «любовь-слияние», на «пластичную сексуальность». Маркузе интересовала больше проблема высвобождения, чем следование естеству по де Саду. И такое высвобождение он видел в завоевании человеком права на частную жизнь, выпячивающим образом которой и является право на любовь и сексуальность. [21] Можно сказать, Франсуа де Сад заложил литературный фундамент под монументальную работу Г. Маркузе «Эрос и цивилизация».