Место и роль идеологических кампаний 1949-1953 гг. в художественной жизни г. Новосибирска

Это определение не только использовали при отнесении к «космополитам», но и пошли гораздо дальше: космополитом отныне можно было признать любого неугодного властям человека, а космополитизмом - любое опасное явление в обществе. Образ «врага-космополита» был необходим властям для достижения идеологической однородности общества, его консолидации в условиях обострения международной обстановки в конце 1940-х. В целом, кампания по борьбе с «космополитизмом» стала закономерным продолжением кампаний против «низкопоклонства перед Западом». Впрочем, эти два явления считались двумя сторонами одного и того же «советского патриотизма». Антипатриотизм неизменно включался в содержание определения космополитизма и был центральным пунктом проработки космополитов на всех собраниях.

С самого начала борьба с космополитизмом приобрела черты антисемитской кампании. С.Г. Костырченко в своей монографии пишет о том, что «развенчание «безродных космополитов» сначала в театральной критике, а потом и в других сферах культуры и общественной жизни не просто совпало с арестами еврейских писателей и общественных деятелей, но было в значительной мере спровоцировано этим генеральным наступлением на так называемый еврейский буржуазный национализм. То были две стороны одной медали». Костырченко С.Г. Тайная политика Сталина. С. 348. Отчасти, антисемитскую направленность кампании можно объяснить обострением международной обстановки в конце 1940-х годов, разочарованием советского руководства в политике созданного при поддержке СССР государства Израиль. В этих условиях Сталин стал рассматривать евреев как своеобразную «пятую колонну» империалистического Запада.

Одной из первых акций кампании стала ликвидация Еврейского антифашистского комитета (ЕАК). В ЕАК входил цвет еврейской интеллигенции. Возглавлял его талантливый актер-трагик Соломон Михоэлс, который, по мнению многих исследователей, был убит по прямому приказу Сталина в январе 1948 года. Членами его были поэты и писатели И.С. Фефер, Л.М. Квитко, П.Д. Маркиш, С.З. Галкин, художественный руководитель Московского государственного еврейского театра В.Л. Зускин, главный врач ЦКБ имени Боткина Б.А. Шимелиович, директор Института физиологии РАМН СССР Л.С. Штерн и др. Комитет имел свой печатный орган - газету «Эйникайт» («Единение»). В ходе поездок в США, осуществляющихся по заданию ЦК ВКП(б), С. Михоэлс и другие члены ЕАК общались с представителями еврейской культурной элиты США, что потом ставилось им в вину.

Уже к началу 1948 года сценарий всего «дела» о еврейском национализме был разработан сотрудниками МГБ. 26 марта 1948 года МГБ СССР направило в ЦК ВКП и Совет министров записку о ЕАК, в которой утверждалось, что его руководители являются активными националистами, проводят антисоветскую националистическую работу. Среди тех, кого власти наметили для ареста и суда были видные представители интеллигенции еврейского происхождения. По сценарию, разработанному МГБ, Еврейский антифашистский комитет должен был предстать, как координирующий центр националистической антисоветской шпионской деятельности, руководящий широко разветвленной во всем Советском Союзе еврейской буржуазно-националистической организацией. 20 ноября 1948 вышло постановление политбюро, которое гласило, что следует немедленно распустить Еврейский антифашистский комитет, который «являлся центром антисоветской пропаганды и регулярно поставлял антисоветскую информацию органам иностранной разведки». Дело Еврейского антифашистского комитета // http://www.idf.ru

Целью властей было уничтожение еврейской культурной среды весьма отличающийся по настроениям от того что хотела видеть эта самая власть в советской культуре. 3 февраля 1948 года было принято постановление ЦК ВКП(б) «О роспуске объединений еврейских писателей и о закрытии альманахов на еврейском языке», а 16 ноября 1949 года власти закрыли Государственный еврейский театр и все четырнадцать еврейских театров страны. В марте 1952 года было принято решение начать следствие по делам всех лиц, имена которых фигурировали в ходе допросов по делу ЕАК. Всего в это дело было вовлечено 213 человек, среди которых немало известных деятелей науки, литературы и искусства: И. Эренбург, В. Гроссман, С. Маршак, М. Блантер, академик Б. Збарский, профессор-историк Л. Зубок, поэт Б.Слуцкий и многие другие. Сжигались книги еврейских писателей. Эта же участь постигла библиотеку Еврейского театра в Москве.

Еще одной гранью атаки на космополитов был конфликт между двумя творческими группировками. После войны в Москве при Всероссийском театральном обществе действовало объединение критиков, в которое входили многие из тех, кого потом «Правда» заклеймила как космополитов и антипатриотов. Они пользовались покровительством писателя К.М. Симонова, который занимал тогда пост заместителя генерального секретаря Союза писателей и, что особенно важно, Д.Т. Шепилова, заведующего Отделом пропаганды и агитации. Объединение театральных критиков находилось в некоторой оппозиции руководству Союза писателей во главе с А.А. Фадеевым. Костырченко С.Г. Идеологические чистки второй половины 40-х годов: псевдопатриоты против псевдокосмополитов /. Советское общество: возникновение, развитие, исторический финал: в 2-х т. Т. 2. Апогей и крах сталинизма. М.,1997. С.111-112.

Противостояние усугублялось тем, что, пользуясь некоторой творческой свободой, которую критикам обеспечивало высокое покровительство, они в своих статьях критиковали серую литературу и спектакли, ставили в пример классику, в том числе европейскую. Конечно, в их статьях не было ничего антисоветского и антипатриотического, но это стало поводом для того, чтобы развязать компанию. А.А. Фадеев со своими сторонниками организовал письмо на имя Сталина от рядовой журналистки Бегичевой. Именно в этом письме были собраны почти все еврейские фамилии, которые потом были названы в статье «Об одной антипатриотической группе театральных критиков». Сталин отнесся к нему более чем благосклонно. 18 декабря 1948 года был открыт пленум Союза писателей, на котором Фадеев выступил с разоблачением критиков-космополитов. Уже тогда исход дела был ясен.

Шепилов, как полагает Борщаговский, резко противился в силу своей принципиальности и здравомыслия развязыванию позорной кампании против театральных критиков. Борщаговский А. Записки баловня суьбы. М., 1991. С. 23. Конечно, можно согласиться с Борщаговским в том, что Шепилов был умным и образованным человеком, но трудно поверить в то, что он противодействовал борьбе с космополитами. Он был, прежде всего, партийным чиновником и делал то, что ему приказывали по службе. Другое дело, что иногда четких приказов не поступало, и тогда нужно было угадывать, что замышляет руководство. Это не всегда удавалось сделать вовремя. Но уже после того как «Литературная газета напечатала 22 декабря изложение речи Фадеева, Шепилов быстро перестраивается из недавнего покровителя критиков в их ярого гонителя. 23 января 1949 года Шепилов отправляет Сталину записку, в которой выдвинул политическое обвинение своих бывших протеже, сообщил о неблагополучии с кадрами в творческих союзах, о малом проценте в них русских, не говоря о мелочах - зажиме критики, групповщине и т.д. Там же. С. 121-122. Эта записка оказалась Сталину как нельзя кстати. 24 января 1949 года под председательством Маленкова состоялось заседание Оргбюро ЦК, на котором было решено развернуть широкомасштабную пропагандистскую кампанию против безродного космополитизма и антипатриотических сил.

28 января 1949 года в «Правде» была опубликована статья под заголовком «Об одной антипатриотической группе театральных критиков», отредактированная лично Сталиным. Именно он дал статье ее историческое название. В статье «Правды» театральные критики, все как на подбор с еврейскими фамилиями, были обвинены в «попытке дискредитировать передовые явления нашей литературы и искусства, яростно обрушиваясь именно на патриотические, политически целеустремленные произведения под предлогом их якобы художественного несовершенства». При этом космополитизм подразделялся на «ура-космополитизм», «оголтелый космополитизм» и «безродный космополитизм». «Правда» настаивала, что театральные критики «являются носителями глубоко отвратительного для советского человека, враждебного ему безродного космополитизма... надо решительно... покончить с либеральным попустительством всем этим эстетствующим ничтожествам, лишенным здорового чувства любви к родине, ... очистить атмосферу искусства от антипатриотических обывателей...». «Об одной антипатриотической группе театральных критиков» // Правда (Москва). 1949. 28 января. В статье были названы имена театральных критиков: А. Гурвича, И. Юзовского, А. Борщаговского, Я. Варшавского, Л. Малюгина, Г. Бояджиева. Но дело было совсем не в них. И не в антисемитизме Сталина, как считают некоторые исследователи. Его гнев мог обрушиться на любую национальную группу, на любого человека, будь он даже член Политбюро, или близкий родственник. Что касается евреев, то, как считает А.В. Фатеев, антисемитизм было наиболее удобно использовать как «приводной ремень для трансляции «образа врага» в широкие массы народа». Фатеев А.В. Державный патриотизм времен позднего сталинизма // Преподавание истории в школе. 1995. №7.

«Антипатриотизм» театральных критиков послужил предлогом для начала кампании против космополитов. Следует заметить, что некоторые из них не только были лояльны к существующему режиму, но имели перед ним определенные «заслуги». Например, критик Абрам Гурвич принимал самое активное участие в травле писателя Андрея Платонова во второй половине 1930-х годов. Сизов С.Г. Указ. соч. С. 39. Но критиков легко можно было обвинить в «антипатриотических прегрешениях», ведь именно они должны были по мысли партийного руководства блюсти идеологическую чистоту искусстве.

Как сложилась их дальнейшая судьба? А. Борщаговский был освобожден от работы в журнале «Новый мир» и уволен из Центрального театра Красной Армии, где он работал заведующим литературной частью. Аналогичная участь постигла и критика Л. Малюгина, он был освобожден от обязанностей члена редколлегии газеты «Советское искусство». Костырченко С.Г. Идеологические чистки второй половины 40-х годов: псевдопатриоты против псевдокосмополитов. С. 124. Объявленные «главарями антипатриотической группы театральных критиков» А. Гурвич и И. Юзовский направили покаянные письма в «Правду» и руководству Союза писателей. И. Альтман, единственный из московских театральных критиков, был исключен из Союза писателей и арестован. Там же. С.124. У него не нашлось высокого защитника, и вообще он проявил строптивость и отказался покаяться. Был он вдобавок когда-то эсером. Главным его гонителем стал А.А. Фадеев. Именно по его настоянию в 1947 году Альтман был назначен заведующим литературной частью Московского еврейского театра. Спасая самого себя, он добился того, что Альтмана 9 сентября 1950 г. исключили из Союза писателей. Там же. С.125.

Между тем кампания по борьбе с космополитами расширялась. 29 января 1949 г. в газете «Культура и жизнь» была опубликована статья Шепилова под красноречивым названием «На чуждых позициях (о происках антипатриотической группы театральных критиков)». Эта статья наряду с передовой «Правды» от 28 января сыграла роль партийной установки в развертывании идеологической кампании: «Только люди чуждые советскому обществу, безродные космополиты, лишенные священного чувства любви к Родине, к родной культуре могут отрицать передовую роль и великое преобразовательное значение советской литературы и искусства». На чуждых позициях (о происках антипатриотической группы театральных критиков) // Культура и жизнь. 1949. 29 января. Призыв разгромить буржуазных космополитов в искусстве породил лавину статей в газетах и журналах как общегосударственного, так и местного уровня. Особенно в обличении космополитов отличился журнал «Крокодил». Вот несколько выдержек из статьи «Пигмеи и гиганты»: «Космополиты-пигмеи... замахивались критическими саксофонодубинками на великих русских композиторов-мелодистов. В кино они мешали работать советским режиссерам и сценаристам, нагло размахивая перед объективом старой ковбойской шляпой американца Гриффита, подобранной на голливудской свалке... В изобразительном искусстве, они, как черви, подтачивали холсты наших художников и лезли на мрамор наших скульпторов, оставляя омерзительные следы низкопоклонства перед заграницей». Пигмеи и гиганты // Крокодил. 1949. 10 марта.

Не было ни одного творческого союза, культурного или научного учреждения, где бы ни прошли собрания, поносившие «безродных космополитов». 9-10 февраля1949 г. прошло партийное собрание в Союзе советских писателей, на котором единогласно было принято решение присоединиться к редакционным статьям газет «Правда» и «Культура и жизнь». Костырченко С.Г. Тайная политика Сталина. С. 339. Спустя несколько дней после этого собрания состоялось заседание ленинградского отделения Всероссийского театрального общества. На этом заседании выявилось, что «антипатриотические» идеи и теории присутствуют и в среде ленинградских критиков и театроведов. До конца разоблачить критиков-космополитов (на собрании ленинградских критиков и драматургов) // Культура и жизнь (Москва). 1949. №6. 27 февраля. Прошли подобные собрания в Малом театре и МХАТ СССР им. Горького. Актеры и режиссеры в своих выступлениях рассказывали о том, как «упорно на протяжении многих лет» антипатриотическая группа критиков пыталась сорвать работу театров по созданию современного советского репертуара. На собраниях в Малом театре и МХАТ СССР им. Горького // Советское искусство (Москва). 1949. №8. 12 февраля.

После драматургии власти стали искать «космополитов» в других сферах искусства. Ими были объявлены известные деятели кино: Л.З. Трауберг, Г.М. Козинцев, Е.И. Габрилович, М.Ю Блейман, Г.И. Авенариус и другие. К «антипатриотам» были причислены критики А. Эфрос, Н. Пунин, О. Бескин. В то же время председатель оргкомитета Союза советских композиторов Т.Н. Хренников обрушился с нападками на музыковедов Д.В. Житомирского, Л.А. Мазеля, С.И. Шлифтштейна. Костырченко С.Г. Идеологические чистки второй половины 40-х годов: псевдопатриоты против псевдокосмополитов. С. 131.

Вообще, положение руководителей творческих союзов было сложным. Они были обязаны проводить в жизнь партийные директивы, выполнять любые указания Сталина. С другой стороны, некоторые из них пытались смягчить участь тех, кто подвергся нападкам со стороны властей и своих коллег по творческой деятельности. В одном из своих гораздо более поздних интервью Т.Н. Хренников рассказывал о том, какое давление на него оказывало партийное руководство: «Нажим со стороны всяких организаций оказался весьма сильным: требовалось выявить в союзе «жертвы» и положить их на плаху во благо чистоты идеологии. Подчас даже называли конкретные фамилии и от меня ждали соответствующих характеристик, а затем и оргвыводов... А я усердно старался убедить, что речь идет не о врагах, а о талантливейших музыкантах, составляющих гордость советской культуры». Хренников Т.Н. О днях минувших и нынешних // Советская культура (Москва). 1990. №14. С.15

Кампания по борьбе с космополитизмом охватила все сферы художественной культуры. Многочисленные идеологические запреты и проработки препятствовали творческой деятельности литераторов, художников, музыкантов. В среде интеллигенции процветало поощряемое властью доносительство. Если власти хотели запугать творческую интеллигенцию, то это им удалось. Реакция большинства деятелей культуры на открытое идеологическое давление - страх. Выразить свое негодование, если оно было, никто не решался, поскольку это могло привести к весьма печальным последствиям. Без сомнения, идеологические кампании потрясли художественную интеллигенцию. Но не это отражает общую направленность политики партийного руководства и лично Сталина по отношению к художественной культуре. Идеологические кампании в художественной культуре были составной частью послевоенной политики, проводившейся коммунистической партией в целях консолидации и сплочения нации вокруг властных структур государства. Идеологи Сталина использовали литературу и искусство в качестве рычага давления и убеждения, чтобы заставить советский народ добровольно следовать официальным нормам и правилам. Борьба с низкопоклонством перед Западом и космополитизмом были еще одним средством воздействия на умы народа.

В качестве итогов рассмотрения идеологических кампаний в сфере художественной культуры необходимо кратко изложить их основные особенности. Во-первых, в развертывании идеологических кампаний сыграли роль как внутренние (трудности восстановления разрушенного войной хозяйства), так и внешние (обострение международной обстановки, начало «холодной войны») факторы. Массовые идеологические мероприятия должны были мобилизовать общество на восстановление экономики и создание эффективного военно-промышленного комплекса, отвлечь народ от насущных проблем, консолидировать его перед империалистической угрозой, представленной в данном случае в лице низкопоклонников перед Западом, буржуазных космополитов, антипатриотов, а также буржуазных националистов.

Во-вторых, большую роль в появлении идеологических постановлений и в выборе объектов для критики сыграли противоречия между партийными функционерами, а также решение Сталина начать «Ленинградское дело» и дело «Еврейского антифашистского комитета». Борьба с космополитами-антипатриотами, была отчасти прикрытием для более широкой антисемитской кампании, которая вылилась затем в репрессивные акции. Поэтому он внимательно следил, чтобы наличествовал процент космополитов неевреев. Развязав космополитическую кампанию, Сталин не мог позволить себе выступить перед всем миром в качестве антисемита. Тем более, нельзя с уверенностью утверждать, что он им был. Фактическое отождествление космополитов в первую очередь с лицами еврейской национальности имело под собой политическую основу. И только в этом контексте следует рассматривать государственный антисемитизм, который отчетливо проявился в борьбе с космополитизмом.

В-третьих, в алгоритм проведения кампаний очень удачно для партийного руководства вписались противоречия и интриги в среде творческой интеллигенции. Некоторые деятели культуры использовали борьбу с «чужеродным засильем» для выбивания повышенных окладов и личном устройством на освободившиеся руководящие должности.

В-четвертых, идеологические кампании 1946-1953 гг. следует рассматривать в рамках насаждения новой идеологической концепции советского патриотизма. Искоренение таких «вредных уклонов» как «формализм», «низкопоклонство перед Западом», «космополитизм» считалось лишь разными проявлениями «советского патриотизма».

Наконец, нельзя забывать о том, что идеологические кампании в художественной сфере были закономерным явлением в культурной политике партии. Они напрямую затронули все сферы художественной культуры, продолжив идеологическое давление на художественную интеллигенцию, начатое с приходом к власти большевиков. Идеологические кампании привели к закреплению тоталитарной тенденции в художественной культуре, что крайне ослабило содержание культурной жизни в Советском Союзе. Конечно, нельзя однозначно оценивать развитие художественной культуры. Как и в предыдущие годы все, что происходило в художественной жизни, было пронизано влиянием не только антидемократической, но и демократической тенденции. По-мнению, историка культуры В.Л. Соскина, чья методология положена в основу данного исследования, «эти тенденции выражали себя в достижении как объективно положительных, так и объективно негативных результатов». Без этого невозможно ответить на вопрос, как в условиях тоталитарного общества стало возможно творчество Д. Шостаковича, С. Прокофьева, А. Ахматовой, П. Кончаловского, М. Зощенко, С. Эйзенштейна и других талантливых деятелей культуры.

Многие демократические акции носили показной характер. Но нельзя отрицать того, что роль государства в культурной сфере была не только негативной. Власть много сделала для развития советского искусства. Была создана определенная система дотаций различных учреждений культуры, наград и поощрений творческой интеллигенции. Каждый год проводились выставки, смотры и другие культурные мероприятия. Власть много сделала для распространения в массах классической культуры. Правда цена этих достижений настолько высока, что порождает сомнения в правильности выбранного властью способа. Государство монополизировало все формы и средства художественной жизни страны, создало всеохватывающий аппарат контроля и управления искусством. Мощное, неприкрытое и постоянное давление властных структур всех уровней, посредством идеологических установок, решений, проверок привели к тому, что художественная культура стала эффективным орудием воздействия на общество. Тотальную идеологизацию советского искусства и влияние такового на общественное сознание в целом можно считать негативным явлением. В послевоенный период в советском обществе были еще раз надолго посеяны семена ксенофобии, антисемитизма, ненависти и страха перед Западом, сохраняющиеся до сих пор и особенно бурно произрастающие в период кризисов.

Глава 2. Утверждение новых идеологических ориентиров в художественной жизни г. Новосибирска в 1946-1948 гг.

2.1 Литература

Под руководством местных партийных организаций идеологические кампании прошли по всей стране, исключение не составил г. Новосибирск. После войны литературная жизнь Новосибирска оживилась. В 1946 г. вновь начал выходить журнал «Сибирские огни». Этот журнал был создан в 1922 г. По времени возникновения он стали вторым в советской России литературным журналом. Чуть раньше, в 1921 г., появилась в Москве «Красная новь». Журнал был сразу замечен и быстро завоевал внимание читателей, в том числе и тех, кто представлял культурную российскую элиту. Немало замечательных произведений, опубликованных в журнале «Сибирские огни», вошло в золотой фонд отечественной словесности. Это романы В. Шукшина «Любавины», «Я пришел дать вам волю», первая часть эпопеи В. Шишкова «Угрюм-река», эпические полотна А. Иванова «Вечный зов» и «Повитель», роман А. Черкасова «Хмель», повести В. Астафьева «Кража», В. Распутина «Деньги для Марии», стихи и поэмы Л. Мартынова, Вас. Федорова, Е. Стюарт... В первый год Великой Отечественной войны выход журнала из-за материальных трудностей был приостановлен, но в 1942 г. на базе «Сибирских огней» появились две книжки альманаха «Огневые дали», а с 1943 г. альманах стали называться «Сибирскими огнями».

В 1946 г. журнал «Сибирские огни» был возобновлен по настоянию Новосибирского отделения Союза советских писателей. Его ходатайство поддержал Новосибирский обком ВКП (б), увидевший в этом возможность мобилизации литературных сил Сибири в новых послевоенных условиях. Вот что написал в телеграмме начальнику Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП (б) Г.Ф. Александрову заместитель заведующего отделом пропаганды и агитации Новосибирского обкома А.М. Ремов: «Возобновление издания «Сибирских огней», как единственного на всю Сибирь литературно-художественного журнала, сейчас, в период нового творческого подъема в нашей литературе, вполне назрело и жизненно необходимо». ГАНО. Ф. П-4. Оп. 9. Д. 199. Л. 80. Ответственным редактором журнала отдел пропаганды обкома рекомендовал писателя С.Е. Кожевникова, который редактировал альманах «Сибирские огни» и имел большой опыт работы. В редколлегию вошли писатели А.И. Смердов, А.Л. Коптелов и Е.К. Стюарт. Там же. Л. 82.

21 августа 1946 г. «Советская Сибирь» опубликовала критическую статью Л. Левина «Ближе к современности». За несколько дней до начала идеологической кампании в Новосибирске он, пока еще в мягкой форме, критиковал «Сибирские огни» за то, что журнал не напечатал на своих страницах «значительных произведений, посвященных советской действительности». Определяли лицо журнала такие произведения как роман Ф. Олесова «Прощание», повесть А. Коптелова «Снежный пик», главы из романа С. Маркова «Юконский ворон». Опубликование этих произведений, по мнению автора статьи, нельзя считать заслугой журнала. Критик выразил тревогу по поводу того, что «образ индейца Кузьмы в романе С. Маркова вызывает большую симпатию, нежели образы советских людей, написанные Ф. Олесовым и А. Коптеловым». Советская Сибирь. 1946. № 167. 21 августа. С. 3. Автор хорошо уловил новые тенденции в идеологии. Литераторам было предписано изображать только лучшие стороны характера советского человека, показывать советский народ бодрым, жизнерадостным, преданным Родине, верящим в победу коммунистической идеи, способным преодолевать любые трудности.

Начало кампаний в Новосибирске было положено 27 августа 1946 г. В этот день в газете «Советская Сибирь» появилась статья «Самокритика - испытанное оружие большевизма» (перепечатка из газеты «Правда»). В ней говорилось о значении Постановления ЦК ВКП (б) о журналах «Звезда» и «Ленинград» и резко критиковалась «вредная теория», которая предусматривала право писателей на идеологические ошибки. Авторы статьи, не стесняясь в выражениях, называли М. Зощенко «злобствующим пасквилянтом», «клеветником», А. Ахматову «пошлой», «салонной поэтессой». Там же. 1946. 27 августа. С. 2. Тон идеологической кампании был задан.

В течение следующего месяца на страницах главной партийной газеты города появился ряд статей, направленных против новосибирских писателей. 7 сентября в рубрике «Критика и библиография» газеты «Советская Сибирь» была опубликована статья Л. Левина, посвященная разбору сборника стихов К. Лисовского «Северная весна». В статье была отмечена «невзыскательность автора в отношении идейного содержания своих стихов», «отсутствие внимательной и строгой редактуры, которая должна была отсеять из сборника многие слабые, безразличные строки, сомнительные в идейном и художественном отношении стихи». Главное ошибкой автора, по мнению редакции «Советской Сибири», было выделение в особый раздел лирических стихов. Особенно авторы статьи были возмущены тем, что раздел завершал сборник: «Уж не эти ли лишенные какой-либо свежей мысли и своеобразия перепевы знакомых лирических мотивов поэт считает наибольшим своим творческим достижением и выражением своей индивидуальности». Советская Сибирь. 1946. 7 сентября. С. 2.

Лирика, выражение собственных мыслей и переживаний, размышления на «вечные» темы не только не ценились, они считались вредной тенденцией. С этой тенденцией боролись и раньше, но в послевоенный период стали бороться особенно. С чем это было связано? Можно выделить несколько причин. Во-первых, сыграли свою роль послевоенные настроения в рядах художественной интеллигенции. Уставшие от войны люди хотели спокойной мирной жизни, отсюда возросший интерес к лирике, к человеческим чувствам. Эти тенденцию в искусстве отмечало и партийное руководство: «В некоторых писательских кругах получила хождение нелепая теорийка о послевоенной «передышке», о мифическом праве литературы на «отдых» от идейности и политической определенности». Правда. 1946. 22 сентября. С. 3. Это заставляло власть усилить бдительность на идеологическом фронте. Во-вторых, в условиях холодной войны, конфронтации с западным миром, советской власти нужна была своя, особенная коммунистическая художественная культура, которую можно было бы противопоставить буржуазной культуре. Особенность и сила советской литературы и искусства должны была заключаться в том, что у писателей и художников не должно было быть других интересов, кроме интересов партии и государства. Лирика же только отвлекала деятелей культуры от главного - от помощи государству в воспитании советского человека. В-третьих, художественная культура была призвана мобилизовать народ на трудовой подвиг, на восстановление хозяйства. Для этого надо было показывать успехи в социалистическом труде и строительстве. Такая культурная политика способствовала созданию большего количества литературных произведений, картин, песен, кинофильмов, симфоний с ярко выраженной гражданской тематикой. Но постоянное обращение только к одной теме - беспредельного патриотизма, гордости за социалистические завоевания, приводили к ее исчерпанию. Неизбежно появлялись такие работники искусства, которые спекулировали на нужной тематике, создавая при этом произведения на низком художественном уровне.

Свою лепту в идеологическую кампанию внес знаменитый сибирский писатель А. Л. Коптелов. Он написал статью в «Советской Сибири» «Дела и книги областного издательства. Появление этой статьи было напрямую связано с постановлением ЦК о журналах. Это видно из обвинений, которые А. Коптелов предъявил Новосибирскому областному издательству. Он отметил, что в 1946 г. в Новосибирске не было издано ни одной значительной книги на современные темы, на темы социалистического труда. Таким образом, по мнению автора, издательство не выполнило главные задачи, связанные с «воспитанием советской молодежи в духе непримиримой борьбы со всяческими препятствиями, встречающимися на пути дальнейшего развития и укрепления социалистического строя». Он обвиняет издательство за то, что оно утратило свою организующую роль и не заказало за последние годы ни одной книги новосибирским литераторам. Традиционные замечания Коптелов высказывает по поводу новых книг новосибирских поэтов и писателей: «В них есть тенденция ухода от современной действительности в «чистую лирику», безыдейность, аполитичность». Книгу Е. Стюарт «Ласковое солнце» он критиковал за то, что в ней «нет ничего, что бы говорило о нашем величественном времени, о советском народе, о солнце новой жизни»; поэта К. Лисовского - за то, что его стихи пронизаны чуждым советским людям настроением «непонятной безысходности». Советская Сибирь. 1946. 11 сентября. С. 2. Через месяц в «Советской Сибири» была опубликована еще одна статья А.Л. Коптелова, посвященная детской литературе. Он подверг критике новосибирское отделение Союзпечати за выпуск недоброкачественных книг для детей. Он пишет: «Дельцы из новосибирского отделения Союзпечати решили рубль превращать в сто тысяч и делают они это за счет детей». Вновь Коптелов критикует Е. Стюарт, (на этот раз за изображение в своем стихотворении мальчика «никак не похожего на советского школьника») и Л. Лисовского за аполитичное, «беспомощное стихотворение «Лесной хор». Там же. 16 октября. С. 3.

Идеологический накат на сибирских писателей продолжил литературный критик А. Высоцкий в статье «Произведения, искажающие советскую действительность». Резкий, не допускающий никаких возражений заголовок его статьи свидетельствует, что публикация, по-видимому, была согласована в обкоме ВКП (б). В статье были подвергнуты критике романы Ф. Олесова «Прощание молча» и И. Шухова «Накануне», напечатанные в журнале «Сибирские огни». Писатели вновь обвинялись в искажении советской действительности. Автор статьи обращает внимание на то, что Ф. Олесов изобразил жизнь в Кирове-Кузнецком как жизнь «старого провинциального захолустья». В романе много «обывательских разговоров», а «труд советских людей и их повседневное стремление к достижению успехов в социалистическом труде и строительстве» не показаны. Что касается романа И. Шухова, то автор статьи ставит ему в вину «клеветнический показ колхозной деревни». Шухов показал в своем произведении казачью семью из числа «крепко зажиточных» до ее вступления в колхоз, а это уже являлось ошибкой, так как «это нехарактерно», ведь «казачьи колхозы создавались беднотой и середняками». Так же, по мнению критика, недостатком романа являлось обилие любовных историй и бытовых сцен. «Не в возрождении старого дореволюционного быта зажиточность и богатство колхозной деревни», - пишет критик. - Ее богатство - в новых социалистических основах хозяйства, в честном труде, в возросшем полическом самосознании, в руководстве партии, спасшей своей политикой коллективизации миллионы крестьян, обреченных при капитализме на нищету и вымирание». А далее следовала грозное предупреждение: «Кто этого не понял, тот ничего не понял в существе подлинных интересов советского народа и Советского государства и не может дать правдивое, высокоидейное художественное произведение о людях». Советская Сибирь. 1946. №. 183. 13 сентября. С. 2. Заканчивается статья требованием к Новосибирскому отделению Союза советских писателей и редакции журнала «Сибирские огни» «добиться коренного перелома в идейной жизни и творческой работе писателей, повернуть их внимание к актуальным темам современности, к темам героического труда советских людей, к показу лучших, благородных качеств нашего народа, воспитанных в нем партией Ленина-Сталина». Там же.

На следующий день к разбору недостатков в работе редакции «Сибирских огней» в свете постановления ЦК ВКП (б) подключилась московская «Литературная газета». 14 сентября в этой газете была напечатана статья Елены Усиевич «Проза в журнале «Сибирские огни»». Глубокого разбора произведений, напечатанных в журнале, в статье не было. Основываясь лишь на некоторых эпизодах романов И. Шухова, Ф. Олесова, С. Маркова, критик сделала выводы о «недостоверности» изображаемой в журнале советской действительности и «катастрофическом положении» журнала. Цит. по копии: ГАНО. Ф. П-4. Оп. 10. Д. 345. Л. 1-13.

Постановление «О журналах «Звезда» и «Ленинград» имело в Новосибирске заметный резонанс. 20 сентября 1946 г. состоялось городское собрание писателей и журналистов, посвященное обсуждению постановления ЦК. Тон обсуждению задал доклад заместителя заведующего отделением пропаганды и агитации обкома А. М. Ремова. Он обвинил редакцию журнала «Сибирские огни» в том, что наряду с удачными произведениями журнал публикует произведения, искажающие советскую действительность. К таким произведениям Ремов отнес главы из романов все тех же Ф. Олесова и И. Шухова. Кроме того, по его мнению, была неправильно отражена советская Ойротия (Горный Алтай) в повести А. Л. Коптелова «Снежный пик». Что касается творчества поэтов, то, по мнению обкомовского докладчика, «в этом жанре наиболее ярко выражаются безыдейность, аполитичность, оторванность от жизни». Стихи Елизаветы Стюарт докладчик упрекал в «пессимизме», стихи Льва Кондырева в «пустоте» и «безыдейности», стихи Л. Мартынова и Г. Замятиной назвал политически вредными. О писателе А. Мисюреве представитель обкома отозвался, как об «оторвавшемся от жизни», «проявлявшем полную творческую бездеятельность», «потерявшем моральный облик советского человека». А.М. Ремов задался вопросом, как могло случиться, что Новосибирское отделение Союза советских писателей и редакция «Сибирских огней», бывшие до войны на хорошем счету, допустили снижение идейно-политического и художественного уровня? Ответ он нашел в постановлении ЦК. Во-первых, это случилось потому, что правление новосибирского отделения писателей и редколлегия «Сибирских огней» забыли о том, советские журналы не могут быть аполитичны. Во-вторых, он увидел причину в том, что часть писателей «потеряла чувство нового, не имеют постоянного общения с колхозниками, понизили политическую активность». В-третьих, причиной ошибок в работе Новосибирского отделения Союза писателей являлось, по мнению Ремова, отсутствие «настоящей, деловой критики и самокритики, семейный, приятельский подход к оценке творчества того или иного писателя, боязнь обидеть друг друга, испортить приятельские отношения». Советская Сибирь. 1946. № 192. 25 сентября. С.2

Выступившие писатели активно обсуждали вышедшую в день совещания статью «Об одной вредной тенденции» другого партийного работника А.Н. Дремова, в которой автор обвинил местных поэтов в «безыдейности, оторванности от советской политики, от коренных интересов народа, партии, государства». Вот перечень того, что, по его мнению, является вредным: «сознательная пейзажная лирика, псевдоглубокая «философская» символика, поэтизация седой древности, выражение субъективных комнатных чувств, выдаваемых за интимный, тихий голос народа». Основа у всего этого одна - «безыдейность, оторванность от советской политики, от коренных интересов народа, партии, государства». В послевоенном творчестве Ильи Мухачева он увидел «стремление отдохнуть от идей», занявшись пейзажной лирикой». Стихи Льва Кондырева называет «лирическими безделушками», а стихотворение «Наяды» Леонида Мартынова - «бредом поэта». Резко отзывается А.Н. Дремов о юмористических стихотворениях Л. Кондырева из цикла «Повести Мелкина»: «Нехорошо, стыдно за автора становится, когда читаешь эти стихи... В них показывается, по мнению автора, средний советский человек, а по существу какой-то идиот, недоумок». Особенно от критика достается Елизавете Стюарт. Ему не нравится то, что все ее стихи «идут по линии личных интимных переживаний». Не нравится критику, что Е. Стюарт «не только учится индивидуальной замкнутости в своей скорлупе у Б. Пастернака, но и декларирует это, называя свою книжку «Второе дыхание», так же как назвал свою книжку Б. Пастернак. Там же. 1946. 20 сентября. С. 2

Всего в прениях приняли участие восемнадцать человек. Члена редколлегии журнала «Сибирские огни» А.Л. Коптелова признал ошибки журнала, но обратил внимание на то, что выбор у редакции не велик, так как литераторы предпочитают уходить от современной тематики. «Мне кажется, что причина не только в том, что притупилась зоркость, идейная требовательность, но и в том, что не было настоящего творческого соревнования писателей, не было настоящей работы над важнейшими темами современности»,- так пытался А.Л. Коптелов объяснить то, что в журнале были напечатаны некоторые из критикуемых произведений.

Важно замечание А.Л. Коптелова, что писатели очень мало работают, некоторые литераторы «даже игнорировали избирательную кампанию, не приняли своим оружием - художественным словом - никакого участия». Участие в избирательной кампании рассматривалось властью как еще один способ давления на литераторов, писатель должен был помнить, что его творчество имеет ценность не само по себе, а как проводник официальной идеологии. Не удивительно, что уклонение в этом случае считалось проявлением «безыдейности». Тем не менее, из слов А.Л. Коптелова следовало, что писатели под разными предлогами уклонялись от участия в такого рода мероприятиях. Выступивший писатель заметил также, что за восемь месяцев существования журнала многие писатели Новосибирска так и не приняли в нем участия, «творческая активность писателей Новосибирска чрезвычайно низка». ГАНО. Ф. П-8405. Оп. 10. Д. 340. Л. 34. Чем это объяснить? Ведь еще недавно, настаивая на возобновлении «Сибирских огней», А.М. Ремов писал о том, что «журнал будет обеспечиваться литературным материалом достаточно разнообразным характером и на соответствующем художественном уровне». Там же. Ф. П-4. Оп. 9. Д. 199. Л. 79.

Вот как объяснял это сам А.Л. Коптелов: « После войны появилась неправильная, вредная тенденция. Кончилась война, и литература как будто демобилизовалась. Причем, этому настроению поддались отдельные наши большие писатели, внесшие огромный вклад в дело разгрома врага. Вы знаете строчки, которые появились в свое время в журнале «Новый мир»:

Прошу до слез до безрассудства,

Дойдя, войдя и перейдя,

Немного смутного искусства

За легким пологом дождя.

Эти строчки были подхвачены у нас, товарищи их повторяли, говорили о тенденции смутного искусства. И мы видим дальше, что тенденция смутного искусства получила развитие в работе молодых поэтов Новосибирска». Там же. Ф. П-8405. Оп.10. Д. 345. Л. 36. Эти слова можно расценивать как свидетельство о настроениях, характерных для писательских кругов. Литератор не может существовать без выражения своих личных чувств и переживаний. В условиях же, когда любая фраза рассматривалась с точки зрения идеологии, творить было непросто. Призыв писать на «современные темы» (под этим подразумевались темы пропагандистского характера) еще больше ограничивал пространство для творчества.

В целом собрание протекало по заданному направлению, все писатели приветствовали постановление и придерживались линии обкома. Так А.Л. Коптелов в своем выступлении много внимания уделил критике стихов Льва Кондырева. Писатель согласился с А.М. Ремовым, что стихи этого молодого поэта стали пустыми, безыдейными «безделушками». Там же. В книге Е.К. Стюарт «Ласковое солнце» он прослеживает линию демобилизации. Но, что касается оценки ее книги «Второе рождение», А.Л. Коптелов не согласился с А.Н. Дремовым. Он считал, что «это гражданские стихи, стихи о войне, о нашем народе, о победе, о счастье, о том саде, который наши люди будут создавать». Там же. Л. 39. Примечательно, что, не решаясь спорить с представителем обкома А.М. Ремовым, писатели в отдельных случаях возражали А. Н. Дремову, хотя их тезисы совпадали, так как статью А.Н. Дремова, наверняка, утверждал отдел агитации обкома ВКП (б). Так поэт А. Лисовской в своем выступлении позволил себе не согласиться с выводом А. Дремова о том, «главное в нашем народе жизнерадостность, а главное в стихах Е. Стюарт- пессимизм», в ее цикле «Новый дом», по мнению А. Лисовского, «поэтесса преодолела свой субъективизм». Там же. Л. 48.

Все литераторы, которыми были недовольны в обкоме, были подвергнуты критике на собрании. Поэт Альберт Лисовский начал свое выступление с самокритики, называя главным недостатком своих стихов «чувства разлуки, прошедшей молодости, одиночества», которые он хотел донести до читателя. После этого он плавно перешел к критике чужих стихов и отметил те же «чувства надлома, надрыва» в стихах Е.К. Стюарт и молодого поэта В. Федорова. «Не эти минорные, полные тоски и нытья мотивы необходимы сейчас, в период очень сложной международной обстановки, нашим людям, нашим читателям»,- восклицает поэт. Вновь достается Льву Кондыреву: «Большинство стихов Льва Кондырева - это проповедь самой настоящей пошлости, безыдейности от начала до конца... Эти стихи с претензией на «философию. Но это мелкая «философия». Это «философия» сна и желудка». Там же. Л. 42-46.

Как вели себя главные объекты критики? Как говорилось в «Советской Сибири», собрание ожидало от Елизаветы Стюарт, что она «со всей прямотой, честно и открыто раскроет причины глубоко ошибочной и вредной тенденции в своем творчестве». Но, отмечается далее, поэтесса не оправдала ожиданий: «О всячески старалась отвести справедливую советскую критику ее ошибок». Советская Сибирь. 25 сентября. С. 2. Елизавета Стюарт на собрании попыталась отстоять свое право писать лирические стихи. Она вступила в полемику с Дремовым, пытаясь отвести от себя обвинения в том, что она написала стихи, вошедшие в сборник «Второе рождение» о тоске: «Ведь я написала «Второе рождение» не о тоске, а о преодолении тоски... И я ощущаю свое поэтическое право на эту тему, стихи такого рода полезны и сейчас». Она прямо говорит о том, что «нельзя спекулировать на актуальности темы, нельзя, чтобы под этим предлогом проникали в литературу стихи нечестно сделанные, чтобы не шел брак в литературу». Там же. Ф. П-8405. Оп.10. Д. 345. Л. 51-52. Замечание для того времени очень смелое. Стюарт позволила себе исправлять ошибки Ремова. Она обратила внимание на его фразу из доклада: «Очерк не поднялся до уровня рассказа», и объяснила ему, что речь идет о разных жанрах в литературе. Там же. Л. 55.

Писательница А. Герман также нашла в себе мужество критиковать не только статью «Советской Сибири», но и отдельные высказывания заместителя заведующего отделением пропаганды и агитации А. М. Ремова: «Когда вы говорили о стихах Л. Кондырева, вы сказали, что это искусство для искусства. Я думаю, что это для Кондырева звучит как комплимент. Здесь я имею в виду мастерство, например, Пастернака, о произведениях которого можно сказать: искусство для искусства... Но ставить на одну доску по мастерству Кондырева и Пастернака нельзя». Там же. Л. 72.

В отличие от Е. Стюарт и А. Герман, которые не стали заниматься обсуждением творчества своих товарищей, Лев Кондырев все свое выступление посвятил критике местных литераторов. Он обвинял Е. Стюарт в косноязычии, называет ее стихотворения «порочными». Критиковал А.Л. Коптелова за неправильное изображение войны в книге «Родная кровь»: «В ней много натурализма, любования страданиями людей». Там же. Л. 59-59.

Безоговорочно поддержал линию обкома писатель Н. Алексеев. Много внимания в своем выступлении он уделил значению для писателей марксизма и политической учебы. Потом он перешел к критике сибирских поэтов. Говоря о поэзии Замятиной и Мартынова, писатель произнес следующие слова: «Конечно, такую поэзию можно читать. А, внимательно читая, думаешь, что у нас не все благополучно». Там же. Л. 67. Характерны эти последние слова. Литература, предельно идеологизированная, целиком и полностью должна быть посвящена прославлению социалистического режима - такова была главная идеологическая установка. Требование идеализировать советскую действительность соседствовало с требованием ее реалистического изображения. Следовать этому было практически не возможно. Становится понятно, почему перед журналом «Сибирские огни» после его возобновления встала проблема нехватки художественного материала. Даже самые преданные режиму авторы зачастую уклонялись от работы над современными темами, так как вероятность того, что произведение не понравится властям, была велика.

Возвращаясь к собранию писателей, следует отметить то обстоятельство, что основную часть выступлений занимали критика и самокритика. К этому призывало партийное руководство. «Никакие приятельские отношения не должны были притуплять критику», - так говорилось в постановлении ЦК о журналах «Звезда» и «Ленинград». Власть и художественная интеллигенция. С. 589. Многие писатели и поэты были искренне убеждены во вредности «идеологически невыдержанных» литературных произведений. Но бесспорно, что среди причин, заставлявших критиковать своих товарищей, присутствовал и страх за свою судьбу. Выступая с критическими замечаниями, они защищали себя от возможных обвинений в недостаточной идейности.

Тем не менее, помимо критики и самокритики имели место и другие замечания. Вольно или невольно некоторые литераторы (например, Елизавета Стюарт в своем выступлении) затрагивали очень важный вопрос: в чем может выражаться творческая индивидуальность? Это не означает, что ставились под сомнение основы социалистического реализма или право партии руководить советской литературой. Речь шла не более чем о возможности выражать свои личные чувства и переживания посредством творчества, а не только отображать в своих произведениях актуальные вопросы советской действительности.

Резолюция собрания была опубликована в «Советской Сибири». В критическом ключе в резолюции было названо 14 фамилий литераторов. Отмечались ошибки редколлегии журнала «Сибирские огни» в подборе произведений для печати. Было названо ошибочным опубликование в журнале рецензии Н. Сидоренко на книгу «Второе дыхание» Е. Стюарт, в которой автор положительно отозвался о сборнике поэтессы. В основу дальнейшей работы отделения Союза советских писателей и редакции журнала «Сибирские огни» было решено положить постановление ЦК о журналах. В качестве ближайших практических мероприятий было решено отправить писателей в командировки на новостройки, предприятия и в колхозы.

Был поставлен вопрос об исключении из Союза советских писателей А. Мисюрева. Причиной послужил написанный им в 1945 г. очерк «Сила народная» об одном сельсовете Новосибирской области. В резолюции говорилось, что этот очерк свидетельствует о политической безграмотности автора, о недобросовестном отношении к работе над материалом. Это привело к тому, что в очерке «люли колхозной деревни, вынесшие на своих плечах огромный труд во время войны... изображены уродливо, а отдельные утверждения автора граничат с клеветой на колхозную деревню». Больше серьезных оргвыводов не последовало. Тем не менее, следует согласиться с замечанием С.Г. Сизов, что нельзя недооценивать влияния подобных собраний на писателей и поэтов. Сизов С.Г. Интеллигенция и власть в советском обществе в 1946-1964 гг. Часть 1. «Поздний сталинизм» (1946 - март 1953 гг.). Омск, 2001. С.52. При помощи подобных идеологических мероприятий власть оказывала воздействие на писателей и поэтов, добиваясь, чтобы они не выходили за рамки заданного ею курса.

19 декабря бюро обкома принял постановление «О журнале «Сибирские огни». В постановлении говорилось, что, несмотря на продолжительное время, прошедшее с момента опубликования постановлений ЦК ВКП (б), коренного перелома в идейной и творческой жизни писательской организации и редакции журнала еще не было достигнуто. Виновата в этом редколлегия журнала (Кожевников, Кондаков, Коптелов, Ремов, Смердов), которые, по мнению властей, забыли, что литературные журналы являются «могучим средством воспитания советских людей и, в особенности, молодежи» и поэтому «должны руководствоваться тем, что составляет жизненную основу советского строя - его политикой». Виновато также правление Новосибирского отделения Союза советских писателей, которое «не обеспечило идейное и творческое руководство журнала и писательской организацией», «не вело борьбы против проявлений безыдейности, аполитичности и оторванности писателей от жизни». Вину возложили на отдел пропаганды обкома и на горком ВКП (б), которые недостаточно контролировали работу журнала «Сибирские огни» и на Новосибирской писательской организации, мало помогали им в устранении вскрытых ошибок. ГАНО. Ф. П-4. Оп. 33. Д. 940. Л. 2-4.

В постановлении бюро обкома было сказано, что редакция журнала «Сибирские огни» и правление Новосибирского отделения Союза советских писателей должны были сосредоточить внимание всех писателей на темах советской действительности, «героического труда народа по восстановлению и дальнейшему развитию социалистического хозяйства, на отображении лучших сторон и качеств советского человека, воспитанного партией». По мнению обкома, необходимо было усилить в журнале литературно-критический раздел и повести решительную борьбу с проявлениями в писательской среде «мелкобуржуазной нетерпимости к критике», проводить широкое обсуждение каждого нового произведения до его опубликования. Там же. Л. 4-5.