Общественно-политическая деятельность Б.В. Савинкова

Первые два года существования боевой организации в нее входили: 5 лиц дворянского происхождения, 2 почетных гражданина, 1 сын купца, 3 мещанина и 2 крестьянина. Образовательный уровень у членов боевой организации в 1901 -- 1903 был таков: у 2 -- высшее образование, у 8 неоконченное высшее, 1 -- среднее и у 2-их начальное. Возраст у состоявших в боевой организации был преимущественно молодым: 1 -- старше 40, 4 -- от 30 до 40, 8 -- 20 -30 лет. Национальный состав: 8 - русских, 3 -- еврея, 1 -- украинец и 1 полька. В руководстве же было соотношение 3 еврея и 2 русских.

Любой желающий заниматься революционным террором, мог быть принят в Боевую организацию моментально с личной санкции Гершуни, которая давалась на словах. Изменения в составе боевой организации происходили одинаково стремительно, как в плане вступления в нее, так и в плане выбывания2. Именно Гершуни принял в боевую организацию провокатора Азефа. Проект устава боевой организации, впрочем не применяемый на практике, написал П.С. Поливанов. Застреливший себя в Лориане, в предсмертной записке, объяснив свой поступок тем, что не может по причине физической и моральной слабости участвовать в терроре.

После ареста Гершуни 13 мая 1903 года боевая организации состояла из 6 человек: Е.Ф. Азефа, М.Р. Гоца, П.С. Поливанова, А.Д. Покотилова, Е.О. Дулебова и Н. И. Блинова. Азеф, вставший во главе боевой организации, прибыл за границу из Петербурга в июле 1903 года и активно включился в работу по воссозданию новой боевой организации. Никто из принимаемых в нее членов, ни Савинков, ни Е.С. Созонов, ни М.И. Швецер друг друга не знали, и участия в создании боевой организации не принимали. Желающие вступить в боевую организацию съезжались за границу с разных концов России, Многие из них были в прошлом социал-демократами, как и Савинков. Все претенденты в боевую организацию сначала попадали на прием к Гоцу, а тот направлял их к Азефу. Азеф, как вспоминал Савинков, был сразу же поставлен начальником в боевой организации официальным указанием центрального комитета в лице М.Р. Гоца.

Какое отношение к террору, на тот момент, было у бывших союзников Бориса Савинкова социал-демократов? Систематический партийный террор в России до 1917 г. имеет два достаточно определенно выраженных пика: рубеж 1870--1880-х гг. XIX в. и начало XX в. Начало XX века ознаменовалось возобновлением индивидуального террора. В 1901 году раздались выстрелы П.В. Карповича и В.Ф. Лаговского, направленные в министра народного просвещения Н.П. Боголепова и обер-прокурора Синода К.П. Победоносцева.

Второго апреля 1992 года пуля члена Боевой организации эсеров С.В. Балмашева сразила министра внутренних дел Д.С. Сипягина. Эти террористические акты вызвали одобрение среди значительной части революционеров, не исключая и социал-демократов3. Однако в стане социал- демократов отношение к террору было неоднозначным. Например, социал- демократ В.П. Ногин, состоявший, кстати, в 1898 году в одной с Савинковым социал -демократической группе «Рабочее знамя», в 1901 году пишет в письме С.В. Андропову о терроре, как о вынужденной самозащите4.

Поддерживали террор и некоторые эмигрантские социал-демократические группы, наиболее ярким примером можно назвать программную брошюру группы «Свобода» «Возрождение революционизма в России». Ее автор лидер

«Свободы» Е.О. Зеленский (Л.Надеждин) рекомендовал совмещать народовольческие методы с социал-демократическими теориями. В этой брошюре высказывались следующие доводы в пользу террора: «Террор не может не усилить движения, уже потому, что он -- застрельщик политической борьбы, яркий симптом начала конца. Он является затем, чтобы бросить искру в уже собранный и сложенный горючий материал». Однако в газете «Искра» развернулась антитеррористическая компания начало которой положила опубликованная в апреле 1901 года статья Веры Засулич «По поводу современных событий». Она считала, что террор губительно действует на организацию революционных сил. Парируя образное утверждение Зеленского, что террор явился искрой для уже собранного и сложенного горючего материала, Засулич с иронией писала: «Вот именно это-то и сделал террор. Явившись симптомом начавшегося конца движения, он сжег на ярком костре «уже собранный» и «сложенный» в нелегальные организации «горючий материал»1. С августа по декабрь 1902 года в каждом номере газеты «Искра» помещалось от двух до четырех статей или заметок, направленных против партии социалистов-революционеров. П.П. Маслов, Ю.О. Мартов, П.Б. Аксельрод видели в аграрной программе социалистов-революционеров лишь опасное, вредное, мещанское, обывательское заблуждение, а саму партию считали исключительно интеллигентской, «несоциалистической и притом крайне слабой по своему фактическому влиянию и значению».

По воспоминаниям эсерки П.И. Ивановской эта «Искра» регулярно попадала ссыльным, рассекая ссылку на две враждебные друг другу группировки. Характерно было то, что предметом тогдашних бурных схваток чаще всего был вновь начавшийся террор, много раз потухавший как бы навсегда и бесповоротно.

В 1904 году пока в России взрывались бомбы, в культурной и спокойной Женеве шло горячее обсуждение целесообразности террора. В среде женевской эмиграции было два главных революционных течения, две сильные и большие партии: социал-демократов и социалистов-революционеров. Партия социалистов-революционеров имела в Женеве свою типографию, экспедиционную контору и другие технические учреждения. Благодаря этому их Партийный орган «Революционная Россия» выходил довольно исправно. В Женеве печаталось и много других изданий для быстро возраставшего в России круга читателей. Основным камнем преткновения социалистов- революционеров и социал-демократов был вопрос о терроре, причем споры вокруг него были очень горячи1. Если смотреть на этот вопрос более объективно, то у этих двух партий можно найти общие точки соприкосновения:

«И социал-демократы, и социалисты-революционеры ставили перед собой единую конечную цель -- социализм. Обе партии являлись членами II Интернационала. У них совпадали многие программные и тактические установки, был общий враг -- самодержавие, сажавшее их в одни тюрьмы и общие народнические корни. Многие из социалистов-революционеров и социал-демократов были связаны личными отношениями, иногда -- дружбой. Первые русские марксисты -- Г. В. Плеханов, П. Б. Аксельрод, Л. Г. Дейч, А. И. Потресов, В. И. Засулич -- начинали как народники. С другой стороны, многие эсеры начинали свою политическую карьеру как социал-демократы (С. Н. Слетов, Б. В. Савинков, И. П. Каляев, А. Д. Покотилов, Б. Н. Моисеенко, Е. Ф. Кудрявцев, П. М. Рутенберг). Кроме того, можно говорить и об определенном взаимопроникновении идей. Четкой грани между этими идеологиями, как, скажем, между кадетами и социал-демократами, тогда не существовало. Конечно, кристаллизация и формирование российской социал-демократии шли под знаком отталкивания от идей и практики народничества. Однако Г.В. Плеханов еще в середине 90х гг. XIX в. говорил о социал-демократическом секторе в общей семье русских социалистов-революционеров, к которым относили землевольцев, чернопередельцев, народовольцев, народоправцев. В свою очередь, самоопределение эсеров шло путем отталкивания от идей социал-демократии, воскрешения некоторых постулатов старого народничества. В то же время влияние марксистских идей на формирование эсеровской официальной доктрины трудно переоценить. Достаточно сказать, что эсеры называли К. Маркса одним из своих учителей и признавали факт наличия в России капитализма. Социал-демократы, в свою очередь, заимствовали некоторые идейные постулаты социалистов-революционеров и учитывали их опыт на практике.

Работа боевой организации партии социалистов-революционеров, дестабилизировавшая и подтачивавшая политический уклад Российской империи, была нужна оппозиционным партиям и группам как фактор, способствовавший ослаблению и устранению общего врага всех радикалов -- самодержавия.

Однако социалисты-революционеры были главными конкурентами социал- демократов и те без симпатий относились к деятельности партии социалистов- революционеров. В 1902 году Ленин следующим образом отзывается о партии социалистов-революционеров: «Течение нашей общественной мысли, известное под именем «социалистски-революционного», на самом деле отодвигается и отодвинулось от единственной международной теории революционного социализма, которая только существует в настоящее время, то есть от марксизма. [...] Ставя в свою программу террор и проповедуя его как средство политической борьбы в современной его форме, социалисты- революционеры приносят этим самый серьезный вред движению, разрушая неразрывную связь социалистической работы с массой революционного класса. [...] террор социалистов-революционеров является не чем иным, как единоборством, всецело осужденным опытом истории». Но эсеры подчеркивали: террор -- средство самообороны народа от репрессий власти, ее дезорганизации, и он далеко не единственная и временная мера.

Именно в такой атмосфере противостояния двух партий Борис Савинков переходит от социал-демократов к социалистам-революционерам. По воспоминаниям В. М. Чернова в первый раз он увидел Савинкова или в 1900 или в 1901 году. Борис Викторович тогда был социал-демократом левого крыла, неудовлетворенным политическими буднями «экономизма», жаждущим «политики» и полным столь необычного, для молодых марксистов того времени, пиетета к террористам из Народной воли. Это был редкий случай: социал-демократ, ищущий встречи не только со своими заграничными учителями, но и с социалистами-революционерами.

Виктор Чернов так вспоминает свою первую встречу с Савинковым: «Он произвел на меня впечатление скромного, быть может, слишком сдержанного и замкнутого юноши. От этой «скромности» впоследствии не осталось и следа. Впрочем, сам Савинков не раз впоследствии со смехом вспоминал об этой нашей первой встрече, сознаваясь, что он тогда ужасно робел, чувствуя себя, как на экзамене, перед лицом «таких революционных генералов». Очень самолюбивые люди -- понял я потом -- бывают или резки или преувеличенно застенчивы и настороженны»2.

Савинкова в боевую организацию горячо рекомендовал Иван Каляев, сам не задолго до этого перешедший к социалистам-революционерам из стана социал-демократов. «Савинков хочет борьбы, яркой и подымающей, хочет гореть и сжигать, он тянется к партии социалистов-революционеров. После блестящих актов против Сипягина, Оболенского, Богдановича и после акта -- предтечи боевой организации, одиночки Карповича» -- говорил друг детства Бориса Савинкова. Но при этом Иван Каляев признавал, что идеология партии социалистов-революционеров чужда Савинкову и надо чтобы «она им овладела».

Однако Чернову не пришлось прилагать усилия к тому, чтобы сделать идеологию партии социалистов-революционеров близкой Борису Викторовичу.

«Савинков без возражений «принял» всё, во что веровала и что исповедовала партия. Не скоро, не сразу стало мне выясняться, что это было приятие чисто- формальное, как-то «в кредит». -- «Ну, в делах аграрных уж я, извините меня, не специалист, -- со смешком сказал он кому-то при мне» -- вспоминает В.М. Чернов.

Этим по мнению Чернова Савинков сильно отличался от Каляева. «У Каляева была восторженная и непосредственная натура, натура энтузиаста вдумчивого, с большим сердцем и незаурядной глубиной. Печать чего-то не от мира сего была на всех его словах и жестах. В своих глубочайших переживаниях он давно обрек себя на жертвенную гибель и больше думал о том, как он умрет, чем о том, как он убьет.

А в то же время он с интересом отдавался ознакомлению со всей идеологией партии; он, террорист, более кого бы то ни было имевший право и говорить и писать о терроре (ведь для нас это было тяжелой и неловкой обязанностью, ведь мы привыкли твердить, что террор делают, но о терроре не говорят), целомудренно молчал об этом, а писал статью об аграрных исканиях у теоретиков польской социалистической партии, логически выводя из них необходимость перехода к нашей партийной программе социализации земли».

При этом Виктор Михайлович дает такую характеристику личности Савинкова: « это -- своеобразная, сильная, страстная и замкнутая натура, с «выдумкой», с фантазией, с жаждой яркой жизни». Также он приводит еще один пример отдаленности Бориса Савинкова от идей Партии социалистов-революционеров: «Я, Виктор Михайлович, ведь в сущности анарх», -- с каким- то смешком заявил Савинков после поездки в Лондон и нескольких разговоров с П.А. Кропоткиным. Если бы Савинков всерьез мог сделаться анархистом, он, конечно, выбрал бы не коммунистический анархизм Кропоткина, а какую- нибудь разновидность анархо-индивидуализма».

Большевик Карл Радек, оценивает перемену взглядов Савинкова следующим образом: «После короткого пребывания в социал-демократических кружках он из них бежит. Ему было скучно среди социал-демократической интеллигенции. Буйный темперамент его требовал «дела», немедленного, яркого протеста. Ему не хотелось терять время на умственную подготовку. Что ему марксизм, что изучение действительности, против которой надо бороться? Он знает, что надо бороться, и этого достаточно».

Савинков размышляет о терроре с самого начала своей революционной деятельности, когда пишет рассказ «В сумерках»3. Главный герой, которого -- революционер, убивший сыщика, испытывает чувство отвращения и к себе, и к революционному делу4. В своем более позднем произведении «Конь бледный», в качестве главного героя Б.В. Савинков вводит революционера-террориста, рассуждения, которого представляют из себя, нечто, вроде, упрощенного пересказа некоторых мыслей Л.Н. Толстого. Приведем цитату из повести «Конь бледный»: «Если бы я мог, я бы убил всех начальников и правителей. Я не хочу быть рабом. Я не хочу, чтобы были рабы. Говорят, нельзя убивать. Говорят еще, что министра можно убить, а революционера нельзя. Говорят и наоборот. Я не знаю, почему нельзя убивать. И я не пойму никогда, почему убить во имя свободы хорошо, а во имя самодержавия дурно». В другом издании этого произведения написано немного по-другому, без открытого противопоставления убийства «во имя свободы» и «во имя самодержавия». «Говорят, нельзя убивать. Говорят еще, что одного можно убить, а другого нельзя. Всячески говорят»1. В конце произведения группа Жоржа «революционно» убивает генерал- губернатора, а сам Жорж расстреливает мешающего им с любовницей ее мужа. Жорж мучительно раздвоен теперь и этими, «высоким» и «низким», поводами к лишению людей жизни.

Итак, Борис Савинков перешел от социал-демократов к социалистам- революционерам заинтересовавшись индивидуальным террором, апологетами, которого была значительная часть эсеров, что отличало их от эсдеков, в массе своей сторонников пропаганды массовых выступлений среди рабочего класса. Стоит заметить и то, что когда Савинков примкнул к социал-демократам, такой альтернативы, как партия социалистов-революционеров для него еще не существовало.

Вологодская ссылка, в которую Б.В. Савинков был отправлен за социал- демократическую пропаганду, помогла завязать ему новые знакомства в революционных кругах, позволившие ему попасть в боевую организацию партии социалистов-революционеров. Кроме того его первая ссылка Б.В. Савинкова скорее всего, навела его на мысль, что если в условиях самодержавия, невозможно легально заниматься никакой антиправительственной политической деятельностью, то в таком случае лучше перейти к самым радикальным методам.

1.3 Начало террористической деятельности Б.В. Савинкова. Убийства министра внутренних дел В.К. Плеве и великого князя Сергея Александровича

Под руководством Азефа и при участии Савинкова были осуществлены два самых громких теракта боевой организации -- убийство министра внутренних дел В. К. Плеве и Великого князя Сергея Александровича.

Целями террористических актов боевой организации выбирались чиновники окружавшие Николая II, прежде всего потому что самого императора они считали фигурой несамостоятельной, и неспособной действовать в случае уничтожения политических фигур, которые, по их мнению, на самом деле определяли внутреннюю политику Российской Империи1.

В 1903 -- 1905 годах на момент прихода Савинкова в боевую организацию ей фактически руководил Е. Азеф. Заграничный глава боевой организации М.Р. Гоц был прикован к постели и только раздавал директивы. Азеф же был самым деятельным членом партии, после ареста членов центрального комитета, он остался практически один и своими силами восстановил центральный комитет партии социалистов-революционеров, а также боевую организацию. Бывший жандармский начальник А.И. Спиридович, характеризовал Азефа так: «Человек выдающегося ума, математически аккуратный, спокойный, рассудительный, холодный и осторожный до крайности, он был как бы рожден для крупных организаторских дел».

Принимая управление боевой организацией Азеф решает перейти к новым формам террора -- заменить огнестрельное оружие бомбами, сочтя их более эффективным средством. Для этой цели создаются несколько динамитных лаборатории в Швейцарии. Еще одной «реформой» Азефа стало отделение боевой организации от общепартийной среды -- ее членам даже запретили пользоваться деньгами, документами и явками партии социалистов- революционеров. Азеф аргументировал это так: «при большой распространенности провокации в организациях массового характера, общение с ними для боевого дела будет гибельно»2. Кроме того при Е. Азефе была принята и более сложная тактика подготовки терактов. Участники боевой организации разделялись на: наблюдателей, изготовителей и непосредственных исполнителей. Боевая организация взяла на вооружение тактику наружного наблюдения, которая заключалась в том, что часть членов боевой организации под видом обычных граждан следила за «целью»3. Кроме этих двух принципиально важных нововведений изменился и принцип отбора новых членов в боевую организацию. Азеф внимательно выслушивал претендентов, стараясь понять мотивы их желания участвовать в терроре.

Первым терактом, в котором участвовал Б.В. Савинков, стало убийство В.К. фон Плеве, заменившего на посту главы министерства внутренних дел, убитого террористами Д.С. Сипягина. Плеве активно боролся с революционным движением, кроме того ему приписывали организацию черносотенных погромов. До этого социалисты-революционеры уже один раз готовили покушение на Плеве, силами террористической группы дворянки Серафимы Клитчоглу, однако эта подготовка закончилась арестом террористов в январе 1904 года в Петрограде.

В июле 1903 года Савинков бежит из ссылки за границу. Решению Бориса Викторовича бежать поспособствовало то обстоятельство, что его хотели отправить из вологодской ссылки в якутскую3. В начале осени 1903 года, в Женеву на встречу к решившемуся принять участие в терроре Савинкову приехал Евно Азеф. Азеф предложил Савинкову вернуться в Россию для осуществления покушения на Плеве. Через две недели, когда Савинков вместе со своим товарищем был уже во Фрейнбурге, Азеф опять встретился с ним и рассказал план покушения. Не раскрывая личного состава участников организации, Азеф рассказал о не применявшемся ранее методе наружного наблюдения, целью которого было выяснить, где удобнее убить главу министерства внутренних дел. Третий раз за границей Савинков и Азеф встречаются уже в Берлине. При встрече присутствовал и Каляев, который стал горячо рассказывать Азефу о «психической невозможности» для себя мирной работы. Характерно, что Азефа насторожил такой подход к делу, и когда Каляев удалился, Азеф заметил Савинкову, что Каляев кажется ему странным4. Отталкиваясь от этого мы можем увидеть, что Савинков в разговорах с Азефом, показал себя человеком гораздо более практичным чем Каляев, и говорил непосредственно по делу. А Иван Каляев уже со студенческих лет рассуждал, о том, можно ли убивать во имя великой цели или нет, и высказывал свои мысли на этот счет Борису Савинкову.

Во время подготовки убийства Плеве, старший брат Б.В. Савинкова, Александр отбывал наказание по тюрьмам и ссылкам, а его мать только и занималась тем, что околачивала пороги чиновников, пытаясь облегчить участь старшего сына1. Для подготовки к покушению на Плеве Азеф лично отобрал группу из членов боевой организации. Кроме Савинкова, в неё вошли Дора Бриллиант, Алексей Покотилов, Максимилиан Швейцер, Иван Каляев, Егор Созонов. Подготовка к теракту происходила в Париже, где на тот момент находился штаб боевой организации. Весной 1904 года все члены боевой организации, пересекли российскую границу по поддельным документам2. По приезду в Россию, между революционерами были распределены роли: заниматься работами с динамитом стали на А.Д. Покотилов, Б.Г. Билита и Д.В. Бриллиант3; двое других членов боевой организации должны были под видом извозчика и продавца табачных изделий вести наблюдение за министром внутренних дел, а Савинкову предстояло комбинировать полученные данные. После сбора всей необходимой информации террористы собирались взорвать карету К.В. Плеве, вместе с ним. В своих воспоминаниях Б.В. Савинков подчеркивает, что план покушения целиком принадлежал Азефу, и ранее такая тактика применялась революционерами, только во время организации убийства Александра II.

В ноябре 1904 года Савинков с товарищами уже изучал выезды министра, а Швейцер и Покотилов с динамитом и гремучей ртутью ожидали распоряжений Азефа, первый в Риге, второй в Москве. Но в декабре Савинков заметил за собой наблюдение, и кроме того Азеф не выходил на связь. Поэтому Борис Савинков перебирается в Женеву, где встречается с Гоцем, и ставит его в известность насчет сложившейся ситуации. Гоц отправляет Савинкова обратно в Россию, с инструкцией: в случае если он не встретиться с Азефом, своими силами продолжать начатое дело. Во время этого приезда Савинков, с разрешения Гоца забирает с собой Каляева, изначально не включенного в группу готовившую теракт против В.К. Плеве, для участия в покушении. С Азефом Савинков встречается уже в конце января 1905 года, причем при встрече у них возникает спор, кто был больше неправ, Савинков не дождавшийся начальника и прекративший наблюдение без поступавших на этот счет указаний, или Азеф больше месяца не связывавшийся со своими подчиненным1. После этого подготовка покушения на Плеве продолжилась, и в ходе нее Савинков постепенно знакомился со своими будущими товарищами по боевой организации. Сначала, в Москве он встретился с Покотиловым, потом в Петербурге со Швейцером, Сазоновым и Иосифом Мацеевским.

В феврале 1905 года Савинков получив руководящие указания от Азефа, снова организовывает наблюдение за Плеве. В начале марта, не смотря на то, что маршруты министра были изучены еще не достаточно хорошо, Савинков настаивает на осуществлении покушения. Азеф долго уговаривает его не торопиться, но наконец, уступает и покушение назначают на 18 марта. Назначив день покушения Азеф предупреждает директора департамента полиции, об опасности, не выдавая боевиков полностью, а лишь натолкнув полицию на те места, где они собираются работать. За несколько дней до покушения, Азеф уезжает в Париж, предварительно назначив Савинкову встречу в Двинске на 22- е марта.

Покушение сорвалось, в результате того, что двое бомбометателей Боришанский и Покотилов заметили агентов полиции и бежали от них. А третий террорист Егор Сазонов просто не заметил проезжающего министра. После этой неудачи члены боевой организации покинули Петербург.

После этого, когда Азеф не явился на назначенную им же самим встречу, и члены боевой организации стали решать, что им делать дальше. Савинков предлагал переключиться на более легко осуществимое убийство киевского генерал-губернатора Клейгельса, а Покотилов продолжать дело Плеве. В результате боевики разделились на две группы: Савинков, Каляев и Швейцер отправились убивать Клейгельса, а четверо остальных продолжали готовить покушение на Плеве.

Однако после неудачной попытки покушения на Плеве состоявшейся 25 марта 1904 г., Покотилов отправляется в Двинск, а 29 апреля возвращаясь в Петербург, в дороге случайно встречает Азефа. Азеф узнав о перемене плана действий, очень недовольный едет в Киев, к группе Савинкова. 1 апреля Покотилов случайно взрывается на своей бомбе. Известие о смерти Покотилова окончательно убедило всех членов боевой организации переключиться на покушение на Клейгельса.

В начале апреля Савинков встречается с Азефом в Киеве. Азеф отчитывает Савинкова за самовольное оставление дела Плеве, спрашивая у него: «Какое право имеете вы своей властью изменять решения центрального комитета?» Савинков снова пререкается с начальником, утверждая, что если нет сил для центрального террора, то необходимо делать хотя бы террор местный. Но Азеф заявил: не смотря ни на что, боевая организация должна убить министра внутренних дел потому, что кроме них этого никто не сделает. И распорядился продолжать подготовку убийства В.К. Плеве2. Ивановская вспоминает, что Азеф считал необходимым все силы боевой организации, сосредоточить на убийствах министров внутренних дел, снимать их одного за другим, не считаясь ни с характером деятельности занимавшего этот пост, ни с его личными качествами.

И делать так пока «не изменится существующее положение, ибо министр внутренних дел ответственен за весь строй жизни страны, он поддерживает и охраняет этот строй в России».

Через некоторое время Савинков под видом богатого англичанина поселяется в Петербурге в квартире на улице Жуковского, вместе с женой -- Д. Бриллиант, лакеем -- Е. Сазоновым и кухаркой -- П.С. Ивановской. Эта троица очень убедительно играла свои роли. К тому времени, члены боевой организации не только познакомились между собой, но и стали крепко спаянным коллективом. Неудача 18 марта и смерть Покотилова объединили старых и новых членов боевой организации.

Посетив квартиру на улице Жуковского, Азеф оценил ее, как благонадежную в конспиративном отношении и упорно требовал от Савинкова, чтобы тот приобрел автомобиль, но Савинков не соглашался. По окончании деловых объяснений, Азеф становился простым, сердечным, обнимал «Барина», боролся с Афанасием, дурил с ним. Кроме того Евно Азеф указывал на неполную осведомленность наблюдателей, сообщив им однажды, что Плеве каждый день ходит по улице Морской к своей любовнице4. Тем не менее постоянное наружное наблюдение за министром внутренних дел, дало свои результаты. Террористы установили, что проще всего будет убить Плеве на дороге с Аптекарского острова на Балтийский вокзал, которой он ездил каждый четверг. В конце второй половины июня Азеф довольный ходом работы, уезжает из Петрограда. Примерно в тоже время, 19 июня он пишет письмо своему непосредственному начальнику, заведующему заграничной агентурой в департаменте полиции Л.А. Ратаеву. Целью этого письма было усыпить бдительность петроградской охранки, относительно безопасности К.В. Плеве. Перед покушением, террористы Савинков, Дора Бриллиант, Ивановская и Сазонов съезжают с квартиры. Сначала уезжает Сазонов (боевики разыграли сцену с увольнением лакея-Сазонова за грубость), потом Савинков, последними квартиру покидают Ивановская и Бриллиант2. Вскоре в Москве проходит съезд боевиков на котором Савинков, Каляев и Сазонов под руководством Азефа разрабатывают подробный план покушения. Следующее собрание проходит в Сестрорецке, где опять же под председательством Азефа принимаются окончательные решения. В покушении на Плеве должны были участвовать четыре метальщика бомб: Каляев, Сазонов, Боришанский и еще не принятый в боевую организацию Сикорский. 7 июля перед самым покушением Азеф уезжает в Вильну, откуда посылает Ратаеву письмо, в котором содержится много разнообразной дезинформации, но ни слова о боевой организации.

При подготовке убийства К.В. Плеве Савинков и Азеф вступали в разногласия по различным поводам. Еще одним камнем преткновения между Азефом и Савинковым стало и непосредственное участие Д. Бриллиант в покушении на Плеве. Савинков горячо протестовал против участия Доры в теракте в качестве непосредственного исполнителя. Но он не смог сказать ничего убедительного для собравшихся, его главным аргументом против участия Д. Бриллиант в теракте, было то, что его мать ему никогда бы не простила, если бы мужчины переуступили женщинам те обязанности, какие лежат на них.

Первая попытка покушения на министра внутренних дел, назначенная на 8 июля, провалилась из-за недоразумения. Но Савинков и Азеф были твердо уверены в успехе следующей попытки. Через неделю, утром бомбой Сазонова, была взорвана карета Плеве. Плеве погиб, а Сазонов был тяжело ранен и попал в руки властей.

Так Ивановская вспоминает о встрече с Савинковым на следующий день после убийства Плеве: «Азеф не пришел. Необходимо было торопиться в Уяздовскую аллею встретить Савинкова. Проблуждавши без толку по аллее изрядное время, я уже решила вернуться домой, когда неожиданно заметила издали знакомую фигуру. Совсем уже близко глянул на меня человек странный, почти незнакомый. Охваченная сомнением, не ошибаюсь ли, я запнулась, боясь сделать непоправимую ошибку. Лицо это было и то и не то, как местность после наводнения; оно отражало не пережитый еще ужас, наполнявший душу Савинкова. Нужно было внимательно и напряженно всмотреться в мертвенно-бледные черты, чтобы всякое сомнение исчезло».

Правда, и испуг Азефа после убийства В.К. Плеве Ивановская описывает очень красочно. Утверждая, что главной его чертой была «подлая трусость и корысть» она вспоминает картину, которую она видела в квартире жены Азефа в Париже: «На широчайшей кровати, полуодетый, с расстегнутым воротом фуфайки, лежал откуда-то вернувшийся Азеф, хотя было еще не поздно. Все его горой вздувшееся жирное тело тряслось, как зыбкое болото, а потное дряблое лицо с быстро бегавшими глазами втянулось в плечи и выражало страх избиваемой собаки в вверх поднятыми лапами. Это большое, грузное существо дрожало, словно осиновый лист (как я узнала это впоследствии), только при мысли о необходимости скорой поездки в Россию».

Убийство Плеве стало удачным дебютом для боевой организации, принесшим им большие денежные вливания от сторонников революционных методов борьбы. 15 июля 1904 года социалистами-революционерами было выпущено воззвание «Ко всем гражданам цивилизованного мира» на французском языке: «Вынужденная решительность наших средств борьбы не должна ни от кого заслонять истину: сильнее, чем кто бы то ни был, мы во всеуслышание порицаем, как это всегда делали наши героические предшественники «Народной Воли», террор, как тактическую систему в свободных странах. Но в России, где деспотизм исключает всякую открытую политическую борьбу и знает только один произвол, где нет спасения от безответственной власти, самодержавной на всех ступенях бюрократической лестницы, -- мы вынуждены противопоставить насилию тирании силу революционного права»1. Убийство Плеве стало самым громким терактом боевой организации, который привел к либеральному повороту во внутренней политике самодержавия, став одним из наглядных образцов того, что терроризм при определенных обстоятельствах является вполне эффективным методом политической борьбы.

Все участники этого теракта, кроме Сазонова и Сикорского, смогли бежать от правосудия. Борис Викторович уехал в Швейцарию, где много общался с Михаилом Гоцем, который в то время тяжело болел, и был прикован к кровати.

Вставший на место Плеве князь Святополк-Мирской уже не решился волновать общество смертными казнями, и убийцы министра внутренних дел получили мягкий приговор: Сазонов -- бессрочную каторгу, а Сикорский -- 20 лет каторжных работ. Причем, позже по манифесту 17 октября 1905 года срок каторжных работ был им обоим сокращен4. Последовавшая за убийством В.К. Плеве либерализация внутренней политики Российской Империи, была с одной стороны истолковано большинством антиправительственных элементов, как успех террористической тактики, а с другой дало возможность развиться широкому противоправительственному движению.

После успешного покушения террористы, пользуясь подходящим моментом, все больше обособляются от партии социалистов-революционеров. Для того, чтобы не допустить слишком тщательного контроля над деятельностью боевой организации от высшего партийного управления в 1904 году принимается второй устав Боевой организации автором, разработанный Азефом, Савинковым, Швейцером и Каляевым. Согласно этому уставу верховным органом боевой организации объявлялся комитет боевой организации.

Кстати, будет отметить отношение некоторых «мирных» эсеров, членов ЦК к боевикам. Когда они приехали заграницу после убийства Плеве, Слетов и Селюк «встретили их ни как товарищей, а почти как врагов». Слетов даже заявил Д. Бриллиант: «Что, матушка, в гвардию попала?». В 1904 году, в период общественного подъема, общественного возбуждения и широкой террористической деятельности, уже существовала инициативная группа, называвшаяся «боевой организацией партии социалистов-революционеров». Все знали о ее существовании, хотя она жила замкнуто и обособленно. За границей же работа проходила тогда в приготовлении взрывчатых веществ и бомб, в переправе их в Россию, там же поднимался вопрос о вооружении масс для общего восстания.

В то время Азеф заявлял, что одна партия не в состоянии совершить революцию, даже партия социалистов-революционеров, так как все они еще слишком слабы, для того чтобы «свалить могучую организацию самодержавного правительства». Для победы над самодержавием, считал Азеф, необходим союз разных революционных сил. Тех кто считал по другому, он подвергал резкой критике.

К слову сказать, идейный облик членов боевой организации в ходивших в нее в период с сер.1904 - нач.1905 был неоднороден. Швейцер придерживался ортодоксальной эсеровской линии, Каляев склонялся к позициям, которые позже выразили максималисты, Савинков был близок по воззрениям к Каляеву -- считает Городницкий. Однако боевикам по роду занятий было некогда заниматься теорией. Если рассматривать тактический вопрос, то все боевики кроме Швейцера считали, что центральный комитет партии социалистов- революционеров уделяет недостаточно внимания террору. На самой левой позиции в этом вопросе стоял Б.Н. Моисеенко, признававший террор и только террор. Д. Бриллиант делала оговорки насчет пропаганды в массах, центристских взглядов по этому вопросу придерживался Б.В. Савинков, И. Каляев был наиболее правым. При этом все члены боевой организации, были в оппозиции к центральному комитету партии социалистов-революционеров, считая, что «именно в лице центральной боевой организации партия больше, чем в лице своего какого-либо учреждения, служит всей российской революции без различия партий и направлений».

Комитет боевой организации разрабатывал новые проекты наступлений на самодержавие. Было решено провести следующие теракты в крупнейших городах России: в Санкт-Петербурге, Москве и Киеве. Целями были выбраны губернаторы этих городов: Ф.Ф. Трепов, великий князь Сергей Александрович и Н.В. Клейгельс. Планировалось осуществлять эти покушения тремя группами: Швейцер и Дулебов, готовили убийство Трепова, покушение на великого князя организовывал Савинков, Боришанский занимался делом Клейгельса. Следует заметить, что Б.В. Савинков сам просил комитет партии социалистов-революционеров поручить покушение на великого князя Сергия его отряду. Каждый из руководителей групп, самостоятельно отбирал участников для теракта.

С ноября 1904 года, по прибытию в Москву Савинкова и участников его отряда: Каляева, Моисеенко и Доры Бриллиант, начинается подготовка покушения на Сергея Александровича. Потом Борис Викторович так описывал настроение членов боевой организации на тот момент: «Успех дела Плеве не оставлял в нас сомнений в успехе предпринимаемых нами покушений. Мы не задумывались ни над тем, что петербургский отдел будет состоять из неопытных людей, ни над тем, что отдел Боришанского слишком малочислен. Мы были твердо уверены, что при отсутствии провокации предпринятые нами дела должны увенчаться успехом». Азеф в то время продолжает отвлекать внимание полиции от боевой организации посылая Ратаеву ложные донесения.

Начиная подготовку теракта против великого князя Сергея Александровича, боевики пользовались опытом покушения на В.К. Плеве. Савинков, как и во время первого покушения на министра внутренних дел выступает в роли организатора7. Кроме того, в этот раз Б.В. Савинков самостоятельно нашел необходимые террористам денежные средства, и одного из исполнителей для этого теракта - Петра Куликова из Баку.

Члены московского комитета партии эсеров, не будучи поставлены в известность о том, что в городе находится боевая организация, послали великому князю Сергею Александровичу и Трепову письма с угрозами. Это заставило Сергея Александровича, сменить место жительства на Нескучный дворец. Однако и это местоположение в скором времени было установлено боевиками. Борис Викторович получив от Евно Азефа инструкции, финансы и контакты Владимира Зензинова, который был членом московского комитета партии эсеров. 8 января Борис Савинков и Владимир Зензинов обсудили план покушения на великого князя, и договорились, что Зенинов снимет наблюдение с Сергея Александровича. Зензинов и весь московский комитет партии были арестованы, через день.

В первой половине января 1905 года Сергей Александрович, скрываясь от террористов, опять переезжает. Его новым местом жительства стал Николаевский дворец в Кремле. Это, безусловно, усложнило выполнение задачи боевой организацией. 9 января 1905 года в Москве проходят демонстрации, но Савинков не участвует в массовых выступлениях, а готовит покушение на великого князя.

Центральный комитет партии социалистов-революционеров из заграницы призывал Б.В. Савинкова принять участие в организации массовых выступлений рабочих. Но тот выслушав все поручения, наказы и просьбы, затруднялся их исполнением, и находил наилучшим отвезти их к питерскому отделению боевой организации, -- Швейцеру, работавшему там с вновь организованной группой террористов.

Выраженное лично Савинкову, неудовольствие за его малую активность и малое внимание к уже совершившемуся тогда событию -- 9 января -- было принято им с должным вниманием, но он жаловался на трудность своего положения, на скудость средств и материалов1. Впрочем, партия социалистов- революционеров, как и все остальные партии не могла серьезно повлиять на бунтующую стихию пролетариата. Рабочее движение было слишком широко и хаотично. Социалисты-революционеры и социал-демократы, не управляли народным движением, а лишь пытались подстроиться под него, добиваясь незначительных результатов в частном порядке. При этом эти две партии конкурировали друг с другом, и у социал-демократов взаимодействие с протестными движениями выходило лучше, нежели у социалистов- революционеров. Однако социалисты-революционеры в то время активно вели пропаганду среди крестьян.

К тому же времени относиться один характерный случай, для иллюстрации настроений членов боевой организации, когда Швейцер не считаясь с мнением центрального комитета партии социалистов революционеров, дает согласие террористке Татьяне Леонтьевой на цареубийство. Савинков одобрил поступок Швейцера, сказав ему следующие слова: «царя следует убить даже при формальном запрещении центрального комитета». Кроме того члены питерского отделения боевой организации без ведома центрального комитета чуть не убили министра юстиции Муравьева3. Но Савинков все укреплялся во мнении, что в деле террора можно рассчитывать только на членов боевой организации, и считал, что боевая организация все больше становиться похожа на «дружную и тесную семью», чему не мешает разница характеров и мнений каждого в отдельности.

Террористы планировали убить Сергея Александровича 2 февраля 1905 года, рядом с Большим театром, в день благотворительного представления, проходившего под покровительством Елизаветы Федоровны. Однако покушение не состоялось из-за того, что И. Каляев не стал кидать бомбу в карету великого князя, увидев там не только его, но также Елизавету Федоровну и детей. Савинков находившийся неподалеку и лично наблюдавший эту сцену, отнесся с пониманием к решению Каляева1. Еще на фазе наблюдения за Сергеем Александровичем, Иван Каляев старался совершить убийство в одиночку, по мнению других участников боевой организации он хотел, чтобы погибло как можно меньше соратников.

Покушение на Сергея Александровича состоялось 4 февраля. Оно чуть не сорвалось из-за отказа одного из метателей бомбы Куликова, участвовать в теракте. Однако Каляев в одиночку справился с поставленной задачей. Любопытно, что, не смотря на угрозу срыва теракта, Савинков и не подумал о том, чтобы самому выступить в роли непосредственного исполнителя.

Днем 4 февраля Иван Каляев бросил бомбу в карету великого князя, когда тот проезжал рядом с Никольскими воротами. Сергея Александровича убило на месте, а Каляев выжил и был задержан стражами правопорядка на месте теракта. В начале апреля 1905 года И. Каляева приговорили к повешению. Великая княгиня приходила к нему перед казнью, и И. Каляев выразил ей сочувствие по поводу смерти мужа, но возмутился, когда его личная беседа стала предметом общего достояния4. Иван Каляев был повешен в ночь на 10 мая 1905 года5. «Когда казнили Ивана Платоновича Каляева, я был в Париже. Я не спал ни минуты четыре ночи подряд»6 -- вспоминал через годы Борис Савинков. Центральный комитет партии социалистов-революционеров выпустил прокламацию, в которой обвинял убитого великого князя Сергея Александровича в «Ходынской катастрофе» и «зубатовщине». Эта прокламация была переиздана многими комитетами.

Итак, Борис Савинков придя в террор сразу становится организатором и правой рукой Азефа. Однако успешное осуществление терактов против В.К. Плеве и Сергея Александровича, зависело прежде всего от Азефа, который разработал план действий, и отдавал основные руководящие указания. Кроме того работа Азефа в департаменте полиции, в то время, шла на пользу боевой организации.

Общественно-политический результат убийства Плеве, оказался крайне выгоден не только для боевой организации и партии социалистов- революционеров (для партии социалистов-революционеров успех боевой организации, впрочем, он был «палкой о двух концах», так как воодушевленные этим успехом террористы все больше обособлялись от партии социалистов- революционеров и выходили из под контроля), но и для всей российской революции в целом. Практически все антиправительственные элементы выразили одобрение этому теракту, и вместе с тем, самой террористической тактике. Боевая организация заработала большой авторитет большей части оппозиции. Этот теракт, всколыхнул революционное движение в целом и заставил правительство идти на уступки, которые сыграли немаловажную роль в осуществлении первой российской революции 1905 года.

Для Савинкова убийство Плеве, при котором он со своим старшим братом впервые столкнулся с пенитенциарной системой Российской империи, стало боевым крещением. Он получил важный опыт конспирации, организации наблюдения за будущей жертвой и исполнения теракта. Во время организации своего второго теракта -- убийства великого князя Сергея Александровича, Савинков и остальные террористы действовали уже более уверенно, и Азеф предоставил им большую самостоятельность.

1.4 Кризис боевой организации и «внезапная» революция 1905 года

К началу 1905 года боевая организация, по словам Савинкова: окончательно окрепла, отлилась в твердую форму самостоятельного и подчиненного своим законам отдельного целого, т.е. достигла того положения, к которому, естественно, стремиться каждое тайное общество, и которое единственно может гарантировать ему успех».

Сразу после убийства Сергея Александровича, Савинков едет в Петербург, где встречается со Швейцером. Запланированное покушение на Ф.Ф. Трепова было невозможно, так как были арестованы два боевика из группы Швейцера, Марков и Басов, а еще один боевик просто исчез. Результатов наблюдения за маршрутами Трепова, на тот момент не было. Потому вместо этого Швейцер решил устроить покушение на великого князя Владимира Александровича, который приказал расстреливать демонстрантов во время «Кровавого воскресенья». Савинков одобрил решение Швейцера. Тем временем у группы Боришанского получилось установить наблюдение за Клейгельсом. Однако и этот теракт не получилось осуществить.

В середине февраля 1905 года Савинков встречается с Азефом находящимся в Швейцарии. Евно Азеф положительно отзывается о деятельности Боевой организации. Тогда же в Швейцарии Савинков познакомился с Гапоном, на которого после событий «кровавого воскресения», многие революционеры возлагали большие надежды. Гапон был единственным кто поздравил Бориса Викторовича с убийством великого князя Сергия.

Кроме того, Гапон, незадолго до этого вступивший в партию социалистов- революционеров (впрочем, скоро от туда вышедший), говорил о необходимости создания «боевого комитета» -- учреждения, которое бы координировало центральный и массовый террор. Вместе с тем Гапон развивал идею террористического движения в крестьянстве, и предсказывал массовые вооруженные выступления. Эти планы Гапона встречали сочувствие среди социалистов-революционеров, особенно они нравились Е.К. Брешко- Брешковской и князю Д.А. Хилкову. Савинков оставался в меньшинстве, в своем мнении, что: «вооружение народа -- задача неисполнимая, ибо ни одна партия не имеет достаточно сил для ее решения. А раз так, то благоразумнее и в интересах революции выгоднее употребить назначенные для этого силы и средства на развитие центрального террора».

Партийное большинство приняло решение учредить особую организацию в целях боевой подготовки масс. Руководить этим назначили П.М. Рутенберга. Первым шагом было приготовить квартиры для складов оружия в Петербурге, и найти возможность приобретения оружия в России4. Вторым -- на деньги американских миллионеров (по другой версия эти деньги поступали от японского правительства) поступившие, через партию активного сопротивления Финляндии, снарядить груженный оружием корабль «Джон Графтон». Летом 1905 года, при содействии Азефа этот корабль отправился в Россию, однако оружие в руки масс не попало. Савинков не принимал участия в снаряжении этого корабля, и в остальных попытках организации массовых восстаний, если не считать его присутствия на нескольких собраниях посвященных этому, и покупки им в мае 1905 года в Антверпене транспорта револьверов предназначенных для России. На боевую организацию, из заграничного миллиона франков было отдано 100 тысяч франков.

Позже Савинков в романе «То, чего не было» пишет, что революция 1905 года застала революционеров врасплох: «Еще вчера они озабочено делали свое тайное партийное дело. Одни спорили в комитетах, другие готовили бомбы; третьи «организовывали» крестьян, рабочих, солдат; четвертые писали воззвания; пятые воззвания эти печатали; шестые говорили пылкие речи [...] и никто бы не мог догадаться, что революция уже на дворе, уже стучится в ворота». Впрочем, он добавляет, что и для власти революция произошла слишком внезапно. Причем, «как это произошло, никто не знал и никто бы не сумел объяснить».

Главный герой этого романа -- революционер Андрей Болотов не знает, как ему жить вне подполья и конспирации. Ему даже жаль, что так скоро все кончено, что революция победила и он «как поденщик после расчета, бесприютен и сир». При этом он признает, что не партия с ее комитетами организовала революцию, и не она же ей и управляет. «Никакими постановлениями нельзя заставить людей бунтовать, если они этого не хотят», «нельзя управлять революцией, те люди, которые думают ею руководить, в действительности не руководят ничем, а послушно и робко исполняют непререкаемые веления народа» -- так оценивал Борис Савинков попытки однопартийцев работать с массами.

Синхронно с попыткой партии социалистов-революционеров переключиться на организацию народных выступлений, ее боевая организация, на тот момент достигшая пика своей эффективности и авторитета, была практически разгромлена менее, чем за месяц. Череда неудач боевой организации, начавшаяся с гибели М.И. Швейцера, который взорвался в гостиничном номере заряжая бомбы для покушения на великого князя Владимира Александровича, продолжилась массовыми арестами. В середине марта 1905 года полиция арестовала 17 членов боевой организации. Среди которых были Моисеенко, Боришанский и Дулебов. Причем, поначалу, полицейские думали, что они задержали Савинкова, перепутав с ним Моисеенко.

Этими двумя происшествиями, по мнению Савинкова, была подведена черта под самым успешным периодом существования боевой организации, начавшимся 15 июля 1905 убийством Плеве. Причины кризиса боевой организации, по мнению Савинкова, были многочисленны, но главной причиной было присутствие провокатора в центральном комитете партии социалистов-революционеров.

После арестов 17 марта боевая организация практически перестала существовать. От ее старого состава остались только Савинков, Азеф и Д. Бриллиант. Кроме них были еще неиспытанные новички: супруги Лев и Ксения Зильберберг, Рашель Лурье, Маня Школьник и Арон Шпайзман. Единого коллектива сплоченного общей работой и боевым опытом не было. В связи со слабостью состава боевой организации, на тот момент, террористы решают отложить убийство Ф.Ф. Трепова. Савинков начинает готовить убийство Клейгельса, а Азеф берет на себя поиск новобранцев в боевую организацию, для продолжения дела Трепова.

В мае 1905 Савинков и новые члены боевой организации, Маня Школьник и Арон Шпайзман года раздельно друг от друга переходят российскую границу, для осуществления теракта против Клейгельса. Во время этого перехода со Шпайзманом происходит странная история: Таможенник находит у него в сумке динамит, но верит Арону, что тот фармацевт, а динамит -- это камфора. У Савинкова возникли подозрения по поводу этой ситуации, но серьезных мер он не предпринял.

В Харькове их уже ждал Лев Зильберберг, который не должен был принимать непосредственного участия в деле Клейгельса, так должен был стать приемником Савинкова и Азефа, в случае ареста или гибели последних. Зильберберг должен был пройти «школу террористического предприятия», косвенно участвуя в покушении. Когда они оказались в Киеве, Савинков сделал паспорта для Школьник и Шпайзмана, и они занялись уличным наблюдением под видом торговцев в разнос.