Общественно-политическая деятельность Б.В. Савинкова

«Да, я подозревал, что со мной играют. Да, я считал, что у меня есть 20% на арест. Но моя революционная совесть не позволяла мне оставаться в Париже. Я должен был, все равно, какой ценою, решить для себя вопрос: ошибся ли я, начиная борьбу против РКП или нет? С РКП русский народ или нет? Хочет русский народ освобождения или нет? И не навязываю ли я ему своей воли? И не сделали ли коммунисты для народа то, о чем он мечтал?»3 -- писал позже Савинков.

Разработка плана по заманиванию Бориса Савинкова на территорию Советской России и последующего ареста, началась с лета 1922 года, когда советские пограничники задержали и завербовали бывшего адъютанта Савинкова Л. Д. Шешеню4. После чего к Савинкову из Советской России приехали двое сотрудников ГПУ, представившихся членами подпольной антибольшевистской организации «Либеральных демократов». Они долго просили Савинкова возглавить эту придуманную партию. В качестве одного из важных рычагов убеждения Бориса Викторовича был использован его соратник полковник Павловский, которому тот очень доверял. Схваченный большевиками Павловский в письмах убеждал Бориса Викторовича приехать в Россию, и тот несмотря на то, что долго не хотел отправляться без личной встречи с Павловским в итоге согласился. Когда Савинков поехал в Россию вместе с ним были супруги Дикгоф-Деренталь. Они вместе выехали из Парижа в Германию, из Германии они поехали в Варшаву, где остановились на два дня, и оттуда поехали в Россию. На этом рассказ Сидни Рейли закончился, и про остальное Бурцеву оставалось только догадываться, и собирать отрывочные сведения. 15 августа 1924 года Борис Савинков вместе с супругами Дикгоф- Деренталь перешел польско-советскую границу, 16 августа он был арестован в Минске. Эту важную операцию курировали Ф.Э. Дзержинский и В.Р. Менжинский.

Бурцев предполагал, что между Савинковым и сотрудниками ГПУ вскоре после задержания был заключен договор. Сотрудники ГПУ вновь обманули Савинкова, убедив его, что он необходим им для борьбы с Зиновьевым, Троцким и белыми, и после суда его вскоре амнистируют4. Версию договора Бориса Савинкова с большевиками подтверждает и его письмо Феликсу Дзержинскому от 7 мая 1924 года, где есть следующие слова: «Я помню наш разговор в августе месяце. Вы были правы: недостаточно разочароваться в белых или зеленых, надо еще понять и оценить красных»5. В том же письме говориться, что Савинкову сказали, что ему верят и вскоре после суда его отпустят на свободу и дадут возможность работать. Савинкова убедили слова сотрудников ГПУ в письме от 8 октября, некоему рабочему Родякову, он пишет, что надеется, что ему дадут возможность: «отдать все мои силы на пользу рабоче-крестьянской республики, которую вы создали и отстояли от таких контрреволюционеров, каким был я».

После недолгого следствия состоялся скорый суд (27-28 августа), проходивший в полузакрытом режиме: на протяжении обоих дней в зале присутствовала избранная советская и коминтерновская публика, а на последнее заседание были приглашены три корреспондента буржуазных газет - британской «Таймс», американской «Нью-Йорк таймс» и немецкой «Берлинер тагеблатт». Впоследствии их репортажи из зала суда широко перепечатывались эмигрантской периодикой как единственные несоветские и, следовательно, заслуживающие доверия свидетельства о процессе3. Дело слушалось без обвинителя и суд не вызвал ни одного свидетеля обвинения. Савинков не вел «уликовой борьбы» и почти не отрицал фактов. Шубин сравнивает суд над Савинковым с процессом центрального комитета партии социалистов- революционеров, длившимся около двух месяцев летом 1922 года, где по выражению П. Шубина: комитет пытался сохранить лицо путем фактической лжи, а Савинков «капитулировал перед фактами».

На суде Борису Савинкову было предъявлено обвинение в том, что он был одним из активных зачинщиков и организаторов гражданской войны непрерывно сражающимся против большевиков всеми возможными способами и при непременной тесной связи с враждебными Советскому Союзу государствами. И инкриминировали все эпизоды его борьбы с большевиками, подчеркивая, что он был прямым агентом Антанты стремившимся нанести наибольший ущерб государственным и международным интересам СССР. В конце обвинения суд называл Савинкова предателем не только интересов трудящихся, но и России, как таковой.

На суде Савинков патетично раскаивался, настаивая, тем не менее, что руководствовался только любовью к русскому народу, но заблуждался, считая большевиков злом для России2. В своем письменном показании, он поясняет, что признать большевиков его вынудила их победа, доказавшая, что «русский народ был с РКП».

Советские публицисты смаковали раскаяние бывшего антибольшевика, говоря, что в нем он пытался найти мотив «дающий ему право, после всего содеянного смотреть в лицо жизни... И -- не нашел его», и отзывались о деле Савинкова, как «одной из ярких страниц борьбы Советской власти с силами объединенной реакции», которая «срывает все прикрасы с дела контрреволюции».

Суд признал Савинкова виновным по всем пунктам обвинения и приговорил его к высшей мере наказания. Причиной прекращения Савинковым борьбы с большевиками в приговоре называется прекращение финансирования его деятельности иностранными государствами, а его переход в 1924 году русско-польской границы, желанием лично проверить состояние антисоветских и контрреволюционных организаций на территории СССР.

Президиум Центрального Исполнительного Комитета СССР рассмотрев ходатайство Военной Коллегии Верховного Суда СССР от 29 августа, о смягчении меры наказания в отношении к осужденному к высшей мере наказания гражданину Борису Савинкову, постановил, заменить высшую меру наказания лишением свободы на 10 лет.

Луначарский, в своей статье посвященной Борису Савинкову, прямо заявлял, что нерасстрелянный Савинков принесет, гораздо больше пользы большевикам своими мемуарами-памфлетами о бывших союзниках. Б.В. Савинков вполне оправдал эти ожидания. Посмотрим на статью Бориса Савинкова «Почему я признал советскую власть». Она адресована русским иммигрантам, которых Савинков убеждает признать советскую власть. Убеждая их, что Советская власть отстраивает разрушенную революцией и войной страну, а все аргументы и доводы, что с подвигали его на борьбу с советской властью, оказались по прошествии времени неубедительными. «Кто верит теперь в учредительное собрание? Кто осуждает заключенный большевиками мир?» -- вопрошает Савинков3. И утверждает, что белые прийдя к власти точно также как и большевики установили бы диктатуру, поэтому он «предпочитает диктатуру рабочего класса диктатуре ничего не научившихся генералов». «Так не ужели лучше униженно влачиться в изгнании, чем признать советскую, т. е. русскую власть!» -- убеждает Савинков эмигрантов.

Эмиграция узнала об аресте Савинкова не сразу, поскольку советская печать почти две недели не сообщала об этом, что давало знавшим о его поездке в Россию надежду на благополучный исход этого предприятия. Однако в ночь на 29 августа ТАСС распространил три информационных сообщения: «Арест Б.В. Савинкова», «Суд над Б.В. Савинковым» и «Последние известия», в которых говорилось о датированном «20-ми числами августа» аресте, двухдневном судебном слушании и последнем слове Савинкова, завершавшемся призывом «ко всем любящим свой народ безоговорочно признать Советскую власть и подчиниться ей». Сообщения были опубликованы ведущими европейскими газетами и в эмигрантской периодике. Известие, как писал несколько дней спустя в газете «За свободу!» Михаил Арцыбашев, «произвело потрясающее впечатление… какой-то страшной катастрофы»1. Хорошо знавший Бориса Савинкова Сидни Рейли сначала не мог поверить, что Савинков признал большевиков. Сообщение об этом, в телефонном разговоре с Бурцевым, Рейли назвал «явно ложным».

В начале, в первых числах сентября газета «За свободу» встала на позиции недоверия к распространяемым советской стороной сведениям и осторожное ожидание подтверждений измены Савинкова, до получения которых декларировалась воздержанность от каких-либо оценок и отказ считать Савинкова предателем3. Высказывались и мнения, что большевики фальсифицировали признание Савинковым Советской власти и суд над ним.

Но письменные показания и выступления Савинкова на суде не оставляли сомнений в том, что судили именно его, а не подставное лицо, однако, с точки зрения редакции газеты «За свободу», этого было недостаточно, чтобы бывшие соратники могли вынести Савинкову окончательный приговор. Дмитрий Философов в своей статье, признавая, что в московских материалах есть много подлинного, «савинковского», тем не менее подчеркивает, что, во-первых, это «савинковское» соответствующим образом обработано большевиками; во- вторых, опубликовано далеко не все, что говорил Савинков и что известно большевикам; в-третьих, Савинков на следствии и суде сказал далеко не все. Следовательно, отчет о процессе есть документ «коллективный», «довольно сложный фабрикат коллективного производства».

Описанной выше позиции газета «За свободу» придерживалась до 16 сентября, дня в который Философову было доставлено первое письмо Савинкова, в котором последний объяснял причины, подтолкнувшие его к признанию советской власти, и призывал вернуться в Россию. В тот же день в газете была опубликована редакционная статья, в которой реферативно излагалось содержание письма и приводились обширные цитаты из него, по способу аргументации и общей стилистике совпадавшие с письменными показаниями и речью Савинкова на суде. На следующий день, 17 сентября, газета поместила на первой странице под общим заголовком «Предательство Савинкова» развернутую подборку материалов: редакционную статью «Предатели», статью Философова «Вместо предисловия», в которой излагалась история получения письма и пояснялись принятые в письме сокращения, «кодовые» слова и упомянутые имена, полный текст письма Савинкова Философову и ответ Савинкову. Новая позиция газеты была отчетливо заявлена в первом же предложении редакционной статьи: «Итак, загадка окончательно разъяснилась. Никакой трагедии нет. Есть мелкий и пошлый фарс». 16 сентября Философов пишет Савинкову последнее письмо, в котором называет его «человеком конченым и в политическом и моральном отношении», отмечает, что если бы тот искренне хотел признать большевиков, то мог бы рассказать про это ему 12-го августа в Варшаве, перед пересечением советско- польской границы. Отмечает, как и Бурцев, что причиной последней авантюры Савинкова стало то, что он не выдержал жизни в «положении скромного эмигранта» и предупреждает, что большевики не будут ему доверять, как человеку «способному не только на политическое, но и на личное предательство». О супругах Деренталях Философов пишет «я твердо знаю, что они дети».

Условия тюремного заключения Бориса Савинкова были совсем не похожи на те, в которых содержались остальные узники лубянской тюрьмы. «я сижу очень хорошо. У меня есть все, что мне нужно и даже больше, чем нужно. Книг много, и газеты каждый день» -- пишет он своей сестре Вере в конце октября 1924 года. Савинков получает деньги за издание своей книги «Конь вороной» от Ленинградского государственного издательства и ожидает денег за «Коня бледного», «То, чего не было» и «Воспоминания террориста». Он даже высылает деньги заграницу, правда больше 200 рублей посылать не разрешается. Кроме того к нему приезжают на свидания его бывшая жена Вера Глебовна и их с Борисом Викторовичем общий сын Виктор Успенский, живущие в Ленинграде. Однако в конце марта 1925 года условия постепенно начинают ухудшаться. Письма Бориса Савинкова перестают отправлять адресатам, его свидания с сыном становятся вдвое короче (один час вместо двух), посылать деньги близким, как он делал еще в ноябре 1924, ему тоже уже не дают, а Любви Ефимовной, с января 1925 года во время ее выходов в город стали выдавать меньше денег, чем раньше. Савинков просит объяснить ему его положение. Но Сосновский не отвечает на его письма.

Из лубянской тюрьмы Савинков пишет письма бывшим соратникам и друзьям, в которых пытается убедить их, что еще до ареста признал советскую власть и всячески ее восхваляет, порой доходя до совершенно несуразных утверждений. Например, о том, что в советских тюрьмах сидят максимум по 3 года, причем заключенные пользуются правом отпуска в город4. Более того Савинков, напоминая Бурцеву о его словах, что тот не побоится приехать в Россию даже рискуя тюрьмой, приглашает его посетить Советскую Россию, убедиться в том, как хорошо в нем живется, уверяя, что с ним ничего нечего не сделают и отпустят обратно. В качестве гарантии безопасности посещения СССР для Бурцева Борис Викторович ссылается на заверения товарища Менжинского.

Чувства, которые вызывали подобные письма у бывших друзей Бориса Савинкова, хорошо иллюстрирует письмо Рейли к Бурцеву: «Возмутительно, но стоит ли отвечать ему? Ведь втянуть Вас в полемику - это как раз то, чего ему хочется. Зачем доставлять ему это удовлетворение? Пусть варится в собственном соку. Он добился того, чего так страстно желал: послужить «русскому народу», признав большевистскую сволочь, - ну и отлично! Чего же ему еще надо? Зачем он нас беспокоит? Хочется крикнуть ему: «П-шел вон!», да еще что-то прибавить».

Близкие отвернулись от Савинкова. Его брат Виктор и сестра Софья клейли Бориса Викторовича позором. Одна лишь Вера продолжала общаться с ним, ей он и жалуется, что ходит по камере и думает о Викторе и Соне. «И если они не согласны со мной, то пусть так и скажут: он, мол, признал, а мы по- прежнему признавать не желаем. Но ведь они говорят другое: «предатель, подлец»3. «И выходит так, что тот «Иуда», «Азеф», «подлец», «злодей» и т.д., кто задумался над своей жизнью и спросил себя, был ли я прав? А если бы я, не задумываясь и пряча, как страус, голову под крыло, промолчал на процессе, то я был бы «мученик» и «герой», а Виктор с Соней удостоили бы меня похвалы. Знаю я цену и похвале, и травле, и порицанию, и клевете. Знаю и то, что те, кто сегодня ругают, завтра придут к тому же, к чему пришел я, ибо жизнь заставит придти». Завершает это письмо Борис Викторович следующими словами: «Ничего. Убедятся когда-нибудь, что я был прав и, чего доброго, снова «полюбят».

А бывшая савинковская газета «За свободу» публикует статьи посвященные Борису Савинкову, в которых обвиняет в предательстве не только его, но и супругов Деренталей2, причем они, согласно этим статьям сначала предали самого Бориса Викторовича, будучи участниками заговора ГПУ. Савинков пишет авторам возмущенные письма, обвиняя их в клевете, и даже угрожает Философову, что «сочтется» с ним3. «Философовы обвиняют меня в «предательстве», и Куприн распинает меня»4 -- пишет Борис Викторович в своем дневнике 10 апреля. Писатель А.И. Куприн писал, что причина провала Савинкова в том, что слишком привык к жизни революционера, чтобы вовремя остановиться, поняв, что постарел, утверждая, что тот двигался по «инерции душевных движений» и сравнивал с артистом эстрады, которые часто не хотят уходить из творчества вовремя. По словам Куприна, это был уже не тот Савинков, каким он был в молодости, и большевикам нечем гордиться, ведь «в их руках не Савинков, а его «выползень» (Словом выползень называется змеиная шкура сброшенная во время линьки). Кроме того Куприн замечал, что у Савинкова нет понятий добра и зла, и он ни во что не верит. Но, к слову сказать, в этой же статье Куприн восхищается молодым Савинковым, хвалит его литературный талант и пишет, что даже постаревший Борис Викторович «и теперь был совсем необыкновенен, совсем не похож ни на кого другого»5. В феврале 1925 года Савинков во внутренней тюрьме ГПУ дает интервью корреспонденту газеты «Прагер прессе». В опубликованном материале содержались «инсинуации по адресу Чернова, Керенского и Авксентьева с какими-то намеками на «специальную амнистию».

18 марта в газете «За свободу» появилось редакционное сообщение «Помилование и новая карьера Савинкова», основанное на полученном тремя днями ранее из Ревеля соответствующем сообщении «Нейе фрейе прессе», о том, что советское правительство постановило помиловать известного революционера и послать его вести советскую пропаганду среди русских эмигрантов в Париже1. Но это предположение не соответствовало действительности. Амнистия, на которую рассчитывал Савинков не происходила. В марте он пишет Артузову: «...как я неоднократно Вам говорил, тюремное заключение, то есть вынужденное бездействие, для меня хуже расстрела» и уверяет о своем желании искупить свою вину перед рабочими и крестьянами «служением трудящимся массам». К этому Савинков добавляет просьбу обсудить вопрос об его амнистии на конференции РКП, которая должна была состояться 22 марта. Савинков также просит о личной встрече с Дзержинским и Менжинским, уверенный, что личная беседа поможет рассеять сомнения в его искренности2. Когда в начале 1925 г. Савинков понял, что в ближайшем будущем его не ожидает ни освобождение, ни активная деятельность, он объявил нечто вроде забастовки: перестал работать над рассказами и автобиографией, и даже отказался видеться с Л.Е. Дикгоф- Деренталь. 9 апреля освобождают Любовь Ефимовну Деренталь, но она продолжает навещать Савинкова.

В конце апреля Борис Савинков настойчиво спрашивает у Сперанского, когда же его выпустят. И утверждает, что в тюрьме сидеть он в любом случае не будет. У него есть слабая надежда, на освобождение к осени 1925, в результате решения партийного съезда, и расчеты на хорошую рекомендацию от сотрудников ГПУ. В том же разговоре Савинков очень просится погулять за город, на природу с как можно меньшим количеством обязательной охраны1. Но когда 5 мая Савинков узнает, что съезд русской коммунистической партии назначен на декабрь 1925 года, он ждавший помилования в ноябре 1924, потом в январе следующего года, потом в феврале, потом в апреле, уже не верит в свое освобождение. «Сообщите, действительно ли предполагается предать мое прошлое забвению, или я осужден и просто-напросто отбываю наказание?» -- вопрошает он у Артузова2. Кроме того согласно рапорту В. И. Сперанского у Савинкова была еще одна настойчивая просьба, перевести его в камеру без решеток. Борис Викторович все время говорит о невозможности для него находиться в тюремном заключении: «Я думал сначала, что меня продержат 2-3 месяца и освободят. А теперь получается то, что для меня совершенно неприемлемо сидеть и сидеть без конца. Знаете, В[алентин] И[ванович], если бы роли переменились, я был бы на месте Дзержинского, а он на моем месте, даю Вам честное слово, что я освободил бы его нелегально и дал бы работу. Да, у меня нет теперь надежды на освобождение. А сидеть я не могу и не буду. Или я разобью голову о стену, или лучше бы меня расстреляли...»3. 7 мая Савинков пишет Дзержинскому письмо, в котором опять пытается убедить его в бесполезности своего заключения. И просит точно сказать ему, выпустят ли его когда-нибудь на свободу, или нет.

В тот же день 7 мая, согласно рапорту Пузицкого, в 20 часов Савинков был, как всегда вызван из внутренней тюрьмы, где он содержался в помещение контрразведывательного отдела (5 этаж, комната 192) и оттуда его на автомобили вывезли за город, в Царицино для прогулки, в сопровождении сотрудников ГПУ Сыроежкина, Сперанского и Пузицкого. А в 23 часа 30 минут Борис Савинков покончил с собой при следующих обстоятельствах: По возвращении с прогулки Савинкова опять доставили в 192 комнату, где он прохаживаясь в ожидании прихода надзирателей, которые должны были доставить его во внутреннею тюрьму, неожиданным прыжком вскочил на подоконник открытого окна и быстро выпрыгнул из него. Сразу же после этого Вызванные по производственной тревоге начальник санитарной части ГПУ и тюремный врач в присутствии прибывшего прокурора Катаньяна произвели медицинское освидетельствование Савинкова и констатировали смерть, происшедшую от падения с высоты, что засвидетельствовано соответствующим актом. Путем осмотра платья и костюма Савинкова никаких записок, указывающих на причины, толкнувшие его к самоубийству, найдено не было.

Рапорт еще одного чекиста Г.С. Сыроежкина содержит уточнение, что в тот момент, когда Савинков выпрыгнул из окна, Пузицкий вышел в соседнюю комнату за водой. А после того, как Савинков выпрыгнул Пузицкий выбежал из комнаты для того, чтобы «сделать тревогу», сам же Сыроежкин побежал во двор, где увидел Бориса Савинкова, который был уже мертв. Третий сотрудник ГПУ бывший в тот момент в 192 комнате, Сперанский в момент самоубийства Савинкова лежал на диване так как у него заболела голова.

Показания Сперанского гласят, что 7 мая в 22 часа 30 минут он Пузицкий, Сыроежкин и Савинков из Царицино поехали обратно на Лубянку, в 23 часа 20 минут (Сперанский говорит, что случайно посмотрел на часы, как раз в этот момент) Савинков неожиданно выбросился из окна. Сперанский настаивает на том, что со второй половины апреля Савинков совсем пал духом, все меньше веря в свое освобождение, и, видимо, заранее планировал свое самоубийство так как трижды просил перевести себя в камеры без решеток на окнах1. В показаниях Пузицкого встречается еще одно обстоятельство, которое должно свидетельствовать в пользу версии о самоубийстве Савинкова. Борис Викторович спрашивал его 7 мая про шансы на свое освобождение, а Пузицкий ответил, что «считает освобождение Савинкова, вопросом по меньшей мере несвоевременным и даже не исключается возможность перевода его из Москвы в Челябинскую или другую какую-либо тюрьму».

В заключении начальника юридического отдела ГПУ В. Д. Фельдмана по факту самоубийства Бориса Савинкова было написано, что он покончил с собой 7 мая в 23 часа 30 минут выпрыгнув из окна комнаты №192. В это время Пузицкий отлучился из комнаты за водой для питья. Сыроежкин стоял у стола располагавшегося рядом с окном, из которого выбросился Савинков, а Сперанский полулежал на диване, находящемся у противоположной от окна стенке с левой стороны.

Савинков сидел за круглым столиком против Сперанского. В момент выхода Пузицкого и в середине разговора Савинков быстро вскочил и прыжком в открытое окно в течение нескольких мгновений и совершенно неожиданно выпрыгнул в это окно и разбился насмерть. Далее говорится, что Савинков за последнее время тяготился своим положением человека, лишенного свободы и неоднократно высказывал мысль: либо освобождение, либо смерть. В роковой для него день, во время прогулочной поездки в Царицыно на автомобиле, он заметно нервничал.

Заканчивается это заключение следующим выводами: 1) Если бы было окно закрыто, то по всей вероятности возможность такого способа самоубийства при данных условиях в комнате № 192 для Савинкова отсутствовала. 2) При наличии решимости Савинкова покончить жизнь самоубийством при самой тщательной охране устранить до всех тонкостей все способы для этого не предоставляется возможным.

И потому халатности в действиях охранников Савинкова начальство не усмотрело.

Акт о смерти Б. Савинкова гласил, что 7 мая в 23 часа в присутствии помощника прокурора РСФСР Катаньяна был осмотрен труп Бориса Савинкова, причем при наружном осмотре трупа оказалось: незначительные ссадины на спине в области грудных позвонков; спереди в области, начиная от 5-6 ребер слева и переходя на брюшную стенку с той же стороны, значительных размеров подкожное кровоизлияние; верхние и нижние конечности каких-либо повреждений не имеют; при осмотре черепа обнаружено полное раздробление затылочной кости, части темянных костей и височных. Смерть несомненно последовала мгновенно от тяжелой травмы головы с нарушением целостности важнейших центров головного мозга, вследствие падения с 5 этажа на асфальтовую площадь.

Подписан этот документ был начальником санчасти ОГПУ врач Кушнером, тюремным врачом и прокурором при ОГПУ Катаньяном2. Этот документ заслуживает особого внимания. Странно, что у Бориса Савинкова не были сломаны верхние конечности и позвоночник, а раздроблена лишь голова, это вызывает подозрение, что смерть Савинкова наступила не в результате того, что он выпрыгнул из окна. Кроме того незначительные ссадины на спине и груди, указанные в этом документе, не могли возникнуть от удара об асфальт при падении с пятого этажа, так как в этом случае они были бы значительными.

Следовательно, они были получены, в результате чего-то другого. Что касается подкожного кровоизлияния значительных размеров на брюшной стенке тела Бориса Савинкова, то оно также не выглядит результатом падения с высоты, так как ни позвоночник, ни грудная клетка, ни ребра не были сломаны, кроме того о травмах лицевой части черепа в акте тоже не говориться. Неужели упав с пятого этажа, Савинков выборочно ударился только затылком и животом, серьезно не повредив ни каких других частей тела?

По моему мнению, Борис Савинков к маю 1925 года стал уже совершенно не нужен большевикам. Он все время говорил, как его тяготит заключение, намекал на то, что если его не освободят он покончит жизнь самоубийством, но все не делал этого, а продолжал спрашивать, когда его освободят, и устно, и в письмах, отправляемых на имя Сосновского, Пузицкого, Артузова и даже Дзержинского, порой добавляя в конце письма: «Простите мою назойливость». Вряд ли столь настойчивое поведение, и то, что Савинков все не кончал с собой, объяснялось просто нежеланием умирать. Дело, как я считаю, обстояло несколько иначе: он уже упустил возможность погибнуть, как герой, и невероятно жаждал, как-то отыграться. Большевики не давая ему точного ответа, относительно его дальнейшей судьбы, оставляли Савинкову веру в то, что игра еще не окончательно проиграна. Именно невероятное упорство человека пытающегося пробить стену головой не давало Савинкову умереть.

Высокие чины ГПУ не удосуживались писать ответные послания и не удостаивали Савинкова разговором, лишь, порой отвечая на его вопросы через своих подчиненных. 7 мая Савинков в очередной раз написал письмо на имя Дзержинского, в котором требовал, чтобы ему разъяснили его положение, повторяя, что для него приемлемы только два исхода: либо смертная казнь, либо освобождение. На этот раз Феликс Эдмундович решил не тянуть с ответом, и уже к вечеру того же дня Борис Савинков был мертв.

А. Дикгоф-Деренталь сообщал сотрудникам ГПУ, что Савинков страдал боязнью пространства и мог выпасть из окна случайно1. Бурцев в эмиграции писал, что «Савинков понял, что его планы разбиты навсегда […] ему не захотелось больше жить и он при первой возможности покончил с собой.

Итак, основной причиной политического поражения Бориса Савинкова, стало окончательное укрепление власти большевиков, в связи с которым начался постепенный процесс признания Советской России бывшими спонсорами Бориса Савинкова -- крупными европейскими державами. Однако Савинков еще мог представлять опасность для Советской России, так как пытался наладить сотрудничество с итальянскими фашистами, а также воспользоваться разногласиями в среде большевистского руководства. Именно поэтому и была организованна операция «Синдикат-2».

Суд над Савинковым, в ходе которого он признал большевиков и раскаялся в своей борьбе против них, поставил точку не только в политической карьере Бориса Викторовича, но и обезоружил всех его бывших сторонников. Это событие стало очередным подтверждением могущества новой власти в России не только для ее жителей, но и для русской эмиграции и политиков европейских стран, с которым Савинков активно сотрудничал в период Гражданской войны.

Подведем итоги, после падения самодержавия общественно-политическая деятельность Бориса Савинкова претерпевает сильные изменения. Прежде всего у него появляется новый враг -- большевики. Появляются новые, самые разнообразные союзники от социалистов до монархистов, от главарей отдельных отрядов и банд до представителей европейских стран. Однако союзники Бориса Савинкова, начиная с Керенского и Корнилова, которые не желали договариваться между собой, оказались слабее, чем большевики.

Также общественно-политическая деятельность Б.В. Савинкова после Февральской революции отличается разнообразием методов. Савинков прежде занимавшийся только террором поочередно становится: членом Временного правительства, пытающимся не допустить выхода России из войны и большевиков до власти; организатором заговорщического «Союза родины и свободы», вооруженные восстания которого, хотя и не достигли поставленных целей, по способствовали не много не мало чехословацкому мятежу, созданию новых вооруженных сил армии учредительного собрания, и организации белых правительств в Самаре и Уфе; представителем Колчака за границей.

Если в событиях описанных в первой главе данной работы, его деятельность происходила на внутриполитическом уровне, то в борьбе с большевиками он выходит на уровень международный, хотя, основной ареной этой борьбы все равно остается территория бывшей Российской Империи.

В 1924 году Савинков не имел серьезных возможностей противостоять большевикам, но если учесть, что он не прекращал поиски этих возможностей, и уже пытался перейти к принципиально новым для себя союзам и методам (Союз с фашистами отличался от прочих союзов Бориса Викторовича тем, что в отличии от безыдейных капиталистов, борцов за национальную независимость, морально устаревших монархистов и социалистов-небольшевиков всех мастей, эта была цельная и деятельная идеология, уже показавшая на практике, что способна противостоять коммунистам. Попытки Савинкова воспользоваться назревающим расколом среди руководства большевиков, тоже было принципиально новым методом).

Эта способность входить в деятельный союз с любыми противниками большевиков, могущими представлять для них опасность, делала Савинкова опасным самого по себе. Недостаточно было разбить его союзников, как большевики не раз делали, нужно было устранить его самого, так как он не был представителем какой-то определенной политической силы. Но как раз подобная способность к метаморфозам политической деятельности, делавшая его исключительно опасным для его врагов, в итоге и привела его к грандиозному и постыдному поражению.

Эта черта была обусловлена, прежде всего, самой личностью Савинкова, который был упорным, исключительно работоспособным и одаренным, очень самолюбивым, предельно практичным (то есть, на самом деле, не воспринимавшим всерьез никаких отвлеченных теории, и видевший в политической борьбе, прежде всего противостояние себя самого и врага, в роли которого сначала выступало царское правительство, а потом большевики) человеком. Кроме того, время, в которое Борис Савинков боролся с большевиками, было крайне смутным, и в этой политической неразберихе сложно было понять, кто и за что борется.

Приведу два примера царившей тогда неоднозначности. Во-первых: многим тогда было сложно понять, почему борьба против большевиков с помощью иностранных государств являлась предательством России, если учесть, что деятельность большевиков во время Первой мировой войны, выглядела не иначе, как предательство интересов Российской Империи. Кроме того еще до свержения монархии, в начале XX века, революционеры пользовались помощью иностранных врагов России (в частности жаждущей независимости Финляндии) и радовались ее поражениям в русско-японской войне, так почему бы не пользоваться помощью бывших союзников по войне, и не стремиться к поражению Советской России в советско-польской войне? Во- вторых: многим социалистам-небольшевикам, главной целью революционной борьбы которых была заявлена «свобода» и организация Учредительного собрания, которое должно было в порядке всенародного голосования определить, какой государственный строй будет в России, сложно было считать товарищами большевиков, устанавливавших диктатуру, пусть и пролетариата, насильственным путем.

В качестве своих главных и неизменных лозунгов во время борьбы с большевиками Борис Савинков выбрал два понятия: родина и свобода. И если даже довольно простое слово «родина», в то время было крайне неопределенным, то под словом «свобода» всегда допускающим невероятное количество своих толкований, возможно, понимать все что угодно. Раз за разом Борис Савинков вступал в битву с большевиками, и его боевое знамя меняло свои цвета, пока, наконец, большевики не сорвали его с древка, и не втоптали в грязь.



Заключение

Революционные убеждения Бориса Савинкова складываются под влиянием членов его семьи и общественно-политической обстановки в Российской Империи в то время. Причинами того, что свой революционный путь он начинает в стане социал-демократов можно назвать следующие обстоятельства: социал-демократическое направление в конце XIX века было передовым среди остальных революционных течений; старший брат Бориса Савинкова -- Александр, тоже был социал-демократом. Последующий переход Бориса Савинкова к социалистам-революционерам, по нашему мнению, объясняется прежде всего его интересом к политическому террору, который использовала эта партия.

Борис Савинков известен, прежде всего, как террорист, но в громких терактах боевой организации, явившихся серьезным ударом по государственному аппарату Российской империи (убийства министра внутренних дел В.К. Плеве и московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича), он принимал участие на «вторых ролях», и они увенчались успехом для революционеров, прежде всего благодаря провокатору Евно Азефу.

Тем не менее Савинков всю оставшуюся жизнь был сторонником индивидуального террора, как одного из наиболее эффективных методов политической борьбы. В связи с такими взглядами он не практически не участвовал, в остальных революционных предприятиях, даже в период Революции 1905 года, события которой наглядно показали преимущество массового движения. Именно эта приверженность к одному единственному методу политической борьбы приводит Бориса Савинкова к тому, что с 1911 года он не участвует в революционной деятельности, и эмигрирует во Францию.

Жизнь в эмиграции вне политической борьбы у Бориса Савинкова совершенно не складывается, поэтому, как только рушится самодержавие, он возвращается в Россию и вновь начинает заниматься политикой, правда уже совсем в другом русле. Общественно-политическая деятельность Бориса Савинкова после Февральской революции претерпевает сильные изменения. Савинков признал власть Временного правительства и пытался наладить сотрудничество с ним, выступая за войну до победного конца и пытаясь сыграть собственную важную роль в укреплении этого хрупкого политического режима. Однако поражение Корниловского выступления, а затем - свержение Временного правительства и взятие власти большевиками в октябре-ноябре 1917 года вновь отбросили Савинкова на обочину политической жизни.

Не смирившись с этой неудачей, Савинков выступил инициатором объединения антибольшевистских сил и считал допустимым использовать самые разнообразные методы борьбы с Советской властью. Он сыграл видную роль в организации антисоветских восстаний и Белого движения, стал представителем Уфимской директории во Франции, а также добивался от правительств стран Антанты оказания помощи Белому делу.

Методы при помощи которых Б.В. Савинков противостоял большевикам были крайне разнообразны. Следует также заметить, что в период своего противостояния большевикам, Савинков, не смотря на то, что он раз за разом терпел поражение, был более значительной политической фигурой, нежели до революции. Если в событиях, описанных в первой главе данной работы, его деятельность происходила на внутриполитическом уровне, то в борьбе с большевиками он выходит на уровень международный, хотя, основной ареной этой борьбы все равно остается территория бывшей Российской империи.

Именно способность входить в деятельный союз с любыми противниками большевиков, делала Савинкова особенно опасным. Недостаточно было разбить его союзников, как большевики не раз делали, нужно было устранить его самого, так как он не был представителем какой-то определенной политической силы. Но как раз подобная способность к метаморфозам политической деятельности, делавшая его исключительно опасным для его врагов, в итоге и привела его к грандиозному и постыдному поражению. Способность вносить кардинальные изменения в свою политическую деятельность была обусловлена, прежде всего, личностью Савинкова, который был упорным, исключительно работоспособным и одаренным, очень самолюбивым, предельно практичным (то есть, на самом деле, не воспринимавшим всерьез никаких отвлеченных теории, и видевший в политической борьбе, прежде всего противостояние себя самого и врага, в роли которого сначала выступало царское правительство, а потом большевики) человеком. Кроме того время, в которое Борис Савинков боролся с большевиками, было крайне смутным, и в этой политической неразберихе сложно было понять, кто и за что борется.

Вместе с тем, неразборчивость Савинкова в выборе средств, в конечном счете, и привела его к полному политическому провалу. Савинков утратил доверие представителей практически всех политических сил, которые рассчитывал мобилизовать на совместную борьбу с большевизмом: Белого движения, различных националистических (включая фашистские) движений и правительств, и даже товарищей по партии. Свои последние надежды на успех он связывал с крестьянскими восстаниями («зелеными») и расколом внутри РКП(б), что, как он полагал, должно было привести к падению большевистской диктатуры.

Арест Савинкова, процесс над ним и его публичное покаяние стали демонстрацией растущего могущества Советской власти как внутри страны, так и на международной арене. При этом, несмотря на помилование и замену расстрела 10-летним заключением, Савинков в условиях советской действительности был полностью лишен возможности когда-либо продолжить свою политическую деятельность.



Список использованной литературы: Документы

1. Акт о смерти Б. Савинкова //Борис Савинков на Лубянке: Документы. М., 2001.

2. Дневник Бориса Савинкова//Борис Савинков на Лубянке: Документы. М., 2001.

3. Доклад А.П. Федорова о 8-й командировке за рубеж // Борис Савинков на Лубянке: Документы. М., 2001.

4. Доклад о деятельности Б. Савинкова, составленный английской разведкой/Борис Савинков на Лубянке. Документы. М., 2001.

5. Заключение В.Д. Фельдмана по факту самоубийства Б.В. Савинкова //Борис Савинков на Лубянке: Документы. М., 2001.

6. Заседание центрального комитета РСДРП(б) 10 октября 1917 г.//Ленин. Полное собрание сочинений. Т. 34., М., 1969.

7. Красная книга ВЧК/ ред. Велидов А. С. Т. 1., М., 1989.

8. Обвинительное заключение//Дело Бориса Савинкова. М. 1924.

9. Периоды деятельности Б.В. Савинкова по представлению 6 отделения КРО ОГПУ//Борис Савинков на Лубянке: Документы. М., 2001.

10. Письменное показание Б. Савинкова//Дело Бориса Савинкова. М. 1924.

11. Показание В.И. Сперанского по делу о самоубийстве срочного заключенного Бориса Савинкова//Борис Савинков на Лубянке: Документы. М., 2001.

12. Показания В.И. Сперанского в связи с самоубийством Б.В. Савинкова//Борис Савинков на Лубянке: Документы. М., 2001.

13. Показания Г.С. Сыроежкина по поводу самоубийства арестованного Б.В. Савинкова//Борис Савинков на Лубянке: Документы. М., 2001.

14. Показания С.В. Пузицкого по делу о самоубийстве Бориса Савинкова//Борис Савинков на Лубянке: Документы. М., 2001.

15. Постановление президиума ЦИК СССР//Дело Бориса Савинкова. М. 1924.

16. Приговор//Дело Бориса Савинкова. М., 1924.

17. Протокол допроса//Борис Савинков на Лубянке: Документы. М. 2001.

18. Рапорт В.И. Сперанского С.В. Пузицкому о беседе с Б. Савинковым 27 апреля 1925 года//Борис Савинков на Лубянке: Документы. М., 2001.

19. Рапорт В.И. Сперанского С.В. Пузицкому о беседе с Б. Савинковым 6 мая 1925 года //Борис Савинков на Лубянке: Документы. М., 2001.

20. Рапорт В.И. Сперанского С.В. Пузицкому об информации, полученной от А.А. Дикгоф-Деренталя //Борис Савинков на Лубянке: Документы. М., 2001.

21. Рапорт С.В. Пузицкого о смерти Б. Савинкова//Борис Савинков на Лубянке: Документы. М., 2001.

22. Революционное движение в русской армии 27 февраля 24 октября 1917 года/ред. Л. С. Гапоненко М. 1968. С. 72. цит. по Г.К. Катков. Дело Корнилова. М., 2002.

23. Столыпин П. А. Полное собрание речей в Государственной думе и Государственном совете 1906-1911. М., 1991.

24. Судебное разбирательство//Дело Бориса Савинкова. М., 1924.

25. Торговое соглашение между Правительством Его Британского Величества и Правительством Российской Социалистической Федеративной Советской Республики// Документы внешней политики СССР. М., 1959.

Мемуарно-эпистолярные источники:

1. Бердяев Н.А. Самопознание. (Опыт философской автобиографии). - М., 1990.

2. Борис Савинков на Лубянке: Документы. М., 2001.

3. Волошин М. А. История моей души//Максимилиан Волошин. Собрание сочинений. к. 1., Т. 7. М., 2006.

4. Герасимов А.В. На лезвии с террористами. М., 1991.

5. Гиппиус З. Н. О бывшем.//Собрание сочинений. Т. 8. М. 2003.

6. Гиппиус З. Н. Парижская ажанда. 1908 г.//Собрание сочинений. Т. 8. М. 2003.

7. Гиппиус З. Н. Синяя книга//Собрание сочинений. Т. 8. М., 2003.

8. Деникин А. И. Очерки русской смуты: Борьба генерала Корнилова. Август 1917- апрель 1918. Мн., 2002.

9. Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии. Февраль -- сентябрь 1917. Мн., 2002.

10. Зензинов В. М. Пережитое. Нью-Йорк., 1953.

11. Ивановская П.С. В боевой организации // О. В. Будницкий женщины- террористки в России. Бескорыстные убийцы. Ростов-на-дону., 1996.

12. Керенский А. Ф. Дело Корнилова М. 1918.

13. Максимилиан Волошин. Избранное. Минск, 1993.

14. Рутенберг П. М. Убийство Гапона: Записки. М., 1990.

15. Савинков Б. В. Борьба с большевиками// Литература русского зарубежья. Т. 1. М. 1990.

16. Савинков Б. В. Воспоминания террориста // Борис Савинков. Избранное. Л., 1990.

17. Савинков Б. В. К делу Корнилова. Париж., 1919.

18. Савинкова С.А. Годы скорби//Ропшин В. То, чего не было. М., 1918.

19. Савинкова С.А. На волос от казни//Ропшин В. То, чего не было. М., 1918.

20. Спиридович А. И. Партия Социалистов-революционеров и ее предшественники. Петроград. 1918.

21. Степун Ф. Б. В. Савинков (отрывок из воспоминаний) // «Голос Родины» 1991., № 13.

22. Троцкий Л. Д. Наша первая революция//Л. Троцкий. Сочинения. Том 2. М.--Л., 1925.

23. Чернов В. М. Перед бурей. Воспоминания. Нью - Йорк., 1953.

24. Чернавский М.М. В боевой Организации (Воспоминания), Каторга и ссылка. 1930, № 7 (68)

25. Письмо С.В.Зубатова А.И.Спиридовичу // Красный архив. Т. 2. М., 1992.

1. Бурцев В. Л. Исповедь Савинкова//Иллюстрированная Россия.1927. №42 (127).

2. Жуковский-Жук И. В защиту Мортимера (к 20-летию казни Соломона Яковлевича Рысса) // Каторга и ссылка. 1929. № 1 (50).

3. Куприн А. И. Выползень// Голос оттуда (1919-1934). М., 1999.

4. Ленин В. И. Из дневника публициста//Ленин. Полное собрание сочинений. Т. 34., М., 1969.

5. Ленин В. И. К вопросу о докладах комитетов и групп РСДРП

общепартийному съезду// Ленин. Полное собрание сочинений. Т. 7. М., 1967.

6. Ленин В. И. Русская революция и гражданская война//Ленин. Полное собрание сочинений. Т. 34., М.,1969.

7. Ленин В.И. Почему социал-демократия должна объявить решительную и беспощадную войну социалистам-революционерам // Ленин. Полное собрание сочинений. Т. 6. М., 1963.

8. Летучий листок Революционной России. 1902. № 3, апрель. С.6. цит. по Городницкий Р. А. Боевая организация партии социалистов-революционеров в 1901-1911 гг. М., 1998.

9. Луначарский А. Артист авантюры // Дело Бориса Савинкова. М., 1924.

10. Радек К. Борис Савинков // Загадка Савинкова. Л., 1925.

11. Революционная Россия. 1902, № 10. С. 27. цит. по Городницкий Р. А. Боевая организация партии социалистов-революционеров в 1901-1911 гг. М., 1998.

12. Савинков Б.В. Террор и дело Азефа // Знамя труда. Париж, 1909. № 15.

13. Савинков Б. В. Почему я признал Советскую власть//Дело Бориса Савинкова. М. 1924.

14. Троцкий Л. Д. Политические силуэты. М., 1990.

15. Троцкий Л. Д. Терроризм и коммунизм. М., 2010.

16. Чернов В. М., Гершуни Г.А. «Террористический элемент в нашей программе» //«Революционная Россия» №7.

17. Шубин П. Из залы суда//Дело Бориса Савинкова. М., 1924.

18. Ярославский Е. М. Предисловие//Дело Бориса Савинкова. М. 1924.

Художественная литература:

1. Ропшин В. То, чего не было. М., 1918.

2. Савинков Б.В. Конь бледный. Ницца, 1913.

3. Савинков Б.В. Конь бледный // Борис Савинков. Избранное. Л., 1990.

4. Савинков Б. В. Конь вороной//Борис Савинков. Избранное. Ленинград., 1990.

Научные статьи и монографии:

1. Архипов И. Борис Савинков: террорист и литератор//Звезда. 2008, №10.

2. Алексеев Д. Ю. Б. В. Савинков и его деятельность по формированию русских войск в Польше в 1920-м году // Вестник молодых ученых. Исторические науки. 1999. № 1.

3. Алексеев Д. Ю. Боевые действия русской народной добровольческой армии в ноябре 1920 г.//Военная история России XIX-XX Веков. Материалы V Международной военно-исторической конференции. Спб., 2012.

4. Антисоветская интервенция и ее крах 1917-1922./ сост. Поляков Ю. А., Шишкин В. А., Мухачев Ю. В., Спирин Л. М., Волков Ф. Д. М., 1987.

5. Будницкий О. В. Женщины-террористки в России. Бескорыстные убийцы М., 1996.

6. Будницкий О. В. Терроризм в российском освободительном движении: идеология, этика, психология (вторая половина XIX -- начало XX в.) М., 2000.

7. Виноградов В.,Сафонов В. Борис Савинков -- противник большевиков//Борис Савинков на Лубянке. Документы. М. 2001. С. 15.

8. Голиков Д. Л. Крушение антисоветского подполья в СССР. М. 1975.

9. Головков Г., Бурин С. Канцелярия непроницаемой тьмы. М., 1994.

10. Городницкий Р. А. Боевая организация партии социалистов- революционеров в 1901-1911 гг. М., 1998.

11. Городницкий Р.А. Три стиля руководства боевой организацией партии социалистов-революционеров: Гершуни, Азеф, Савинков//Индивидуальный политический террор в России, XIX - начало XX в.Материалы конференции. М., 1996.

12. Гусев К. В. Борис Викторович Савинков//Политические деятели России. 1917 г. М., 1993.

13. Гончарова Е. И. Савинков Борис Викторович // Русская литература XX века. Прозаики, поэты, драматурги. Т. 3. 2005.

14. Давыдов. Ю. Савинков Борис Викторович, он же В. Ропшин//Савинков Б.В. То, чего не было. М., 1990.

15. Демидова О. Политическое как эстетическое: дело Савинкова в варшавской газете «За свободу!» //Неприкосновенный запас 2013, 1(87)

16. Друзин В., Соколов Н. Г. И. Успенский Критико-биографический очерк // Г. И. Успенский. Собрание сочинений в девяти томах. Том 1. М., 1955.

17. Знаменский О. Н. Всероссийское учредительное собрание: история созыва и крушения. Ленинград, 1978.

18. Иоффе Г. Революционер жизнь и смерть Бориса Савинкова // Новый исторический вестник. 2010. № 19-20.

19. Катков Г. К. Дело Корнилова. М., 2002.

20. Колоницкий Б.И. Д.В.Философов и его дневник //Звезда. 1992.№1.

21. Кононенко А. А. Историография создания и деятельности партии социалистов-революционеров в 1901-1922 гг. Тюмень, 2005.

22. Леонов М.И. Террор и русское общество (начало xx в.) // Индивидуальный политический террор в России. XIX начало XX в. Материалы конференции. М., 1996.

23. Литвин А., Могильнер М. Борис Савинков в исторической литературе и документах //Борис Савинков на Лубянке: Документы. М., 2001.

24. Лонге Ж., 3ильбер Г. Террористы и охранка. М., 1924.

25. Мельгунов С. П. Трагедия адмирала Колчака., к. 2., Т. 2., М. 2004.

26. Минц И. И. История великого октября. Т. 2., М., 1977.

27. Морозов К.Н. Боевая Организация Партии Социалистов- Революционеров в 1909--1911 гг. и загадки «Дела Петрова»// Индивидуальный политический террор в России. XIX начало XX в. Материалы конференции. М.,1996.

28. Неотвратимое возмездие/сост. М. Е. Карышев. М., 1987.

29. Николаевский Б. И. История одного предателя. Террористы и политическая полиция. М., 1991.

30. Павлов Д. Б., Петров С. А. Японские деньги и русская революция / Тайны русско-японской войны: Сб. / Сост. И. Б. Деревянко. М., 1993.

31. Политические партии России: история и современность./ Под ред. проф. А.И. Зевелева, проф. Ю.П. Свириденко, проф. В. В. Шелохаева..М., 2000.

32. Прайсман Л.Г. Террористы и революционеры, охранники и провокаторы. М., 2001.

33. Прытков В. А. Н. А. Ярошенко. М., 1960.

34. Савченко В. А. Авантюристы гражданской войны: Историческое расследование. М., 2000.

35. Хайретдинова Х. Первая отсидка // Родина. 1994, № 12.

Размещено на Allbest.ru