Лексическая образность по данным психолингвистического эксперимента (на материале собственно образных слов)

Под экспрессивностью в узком смысле понимается «наличие в семантике слова компонентов, характеризующих меру и степень проявления определённых признаков явлений. Имеются ввиду такие признаки, для которых различная степень проявления представляется естественным свойством» [Кузнецова, 1989, с. 184]. Например, действие направленного перемещения может быть различным по скорости, семантика глаголов «плестись - идти - нестись» дифференцируется именно в зависимости от меры (интенсивности) скорости.

Н.А. Лукьянова предлагает для обозначения данного семантического феномена термин «интенсивность», связывая его «не с любой количественной квалификацией явления, а только с такой, которая демонстрирует отклонение от «нормальной меры» [Лукьянова, 1986, с. 56].

Термины «экспрессивность» и «экспрессив» (экспрессивное слово) Н.А. Лукьянова употребляет как общее обозначение коннотации, как синоним коннотативной лексики, или коннотативов. По её мнению, «компонентами экспрессивности, или её микрозначениями», являются эмоциональная оценка, интенсивность и образность, в разных комбинациях присутствующие в значении экспрессивной лексической единицы [Лукьянова, 1986, с. 44]. Термин-неологизм «экспрессив» представляется удачным и получает распространение в научной литературе.

Сам по себе компонент `интенсивность` может входить и в понятийную часть лексического значения:

поразительный - производящий сильное впечатление;

уйма - очень много.

В этом случае отражается объективно высокая степень проявления признака. В экспрессивах же компонент `интенсивность` служит не столько для выражения реальной меры признака, сколько для выражения субъективного представления об этой мере как сильно отклоняющийся от нормы, например, в СО словах: лоботряс, балаболка, вертихвостка. При этом (как мы можем видеть из примеров) компоненты интенсивность и эмоциональность сочетаются.

Коннотация (экспрессивность в широком смысле слова), служит для выражения эмоционального отношения, которое чаще всего бывает оценочным, к тому что названо словом, всё что окружает людей и является объектом познания и наименования, вызывает у них то или иное отношение, в формировании которого в одинаковой степени участвуют разум человека и эмоции. Разум является орудием формирования объективной, понятийной части значения слова, чувства находят свое отражение в коннотативной, субъективной части этого значения, например, дармоед, твердолобый.

Таким образом, с коннотацией тесно, органически связан компонент `оценочность`. Можно сказать, что он является главным по отношению к эмоциональности, так как имеет социальный характер. Сами эмоции делятся на положительные и отрицательные именно в зависимости от социальной оценки явления высказывающего их. «Социальные оценки соотносятся с понятием нормы, совокупностью правил, определяющих оптимальный статус общественной жизни. Положительные и отрицательные оценки располагаются на горизонтальной шкале как выше- и нижележащие относительно средненормативных параметров, ср.: рукодельница - положит., белоручка - отрицат.» [Кузнецова, 1989, С. 185]. Оценке подлежат, прежде всего, сами люди (лежебока, дармоед, подкаблучник, живодёр, лизоблюд, буквоед), их поведение (лоботрясничать, обезьянничать), продукты их деятельности (драндулет), различные социальные явления (заваруха).

Таким образом, мы видим, что в специфической части экспрессивов (коннотативов) представлены в разных комбинациях компоненты оценочного, эмоционального и интенсивного характера, органически связаны друг с другом. Следует подчеркнуть, что хотя коннотация, в рамках лексического значения слова, является дополнительной по отношению к основной, понятийной части, с точки зрения функциональной именно коннотация обуславливает языковую значимость соответствующего слова. Именно ради экспрессии создаются и существуют в словарном составе языка такие единицы. В отдельных словах коннотация выступает в качестве преобразующего компонента и «размывающего» понятийное содержание, делающего его диффузно-неопределённым. Чаще всего это образные слова.

В целом, экспрессивы (коннотативы), как правило, синонимически соотнесены с нейтральными словами, но соотнесённость эта может быть различной. В одних случаях экспрессив полностью совпадает с нейтральным словом по понятийному содержанию и отличается только коннотативной окраской (# пропесочить - отругать).

На подобные слова были получены наиболее яркие метатексты, в их толкованиях наблюдается большее количество случаев ремотивации, чем в толкованиях нейтрально окрашенных слов. Мы связываем это с наибольшей яркостью внуренней формы слов-экспрессивов.

Окрыситься

- на кого-то разозлиться и показать это, зубы оскалить, как крыса;

- недоброе, злое поведение, т.к. очень схоже с повадками крысы;

- крыса;

- разозлиться, как крыса;

- съёжиться злобно, как крыса.

Двуличный

- изворушество;

- пакостная натура

- качество человека, который для своей личной выгоды может придерживаться нескольких мнений и высказывать их людям;

- обличие, когда у человека просматриваются два лица, две личности;

- как будто два лица, неискренность;

- неискренний;

- неискренний человек, как будто два лица.

Буквоед

- всё делает по правилам;

- дотошный, придирчивый;

- тот, кто «глотает» буквы в слове, т.е. не произносит их;

- тупой чиновник, работающий по любым инструкциям, законник;

- любит читать книги;

- человек с дефектом речи (потому что напоминает пьяного человека);

- любит читать, жить без книг не может;

- пожиратель литературы;

- человек, проглатывающий буквы (в переносном смысле);

- читающий человек;

- открытый рот, проглатывает буквы, человек с плохим произношением;

- читуша;

- книжный червь, любит книги читать.

Как можно увидеть из примеров, под одной лексической единицей разные носители языка подразумевают разные явления действительности, то есть наблюдается расхождение денотативного содержания. Для выявления осознания денотативного содержания образного слова мы сравнили полученные метатексты с дефинициями толкового словаря [Ожегов, 1986], ведь именно в словаре отражено номинативное и узуальное, закреплённое в языке значение. Так, сравнивая метатексты с дефинициями словаря, мы разделили их на три группы.

Первая группа метатекстов состоит из таких метатекстов, где узуальное денотативное значение образного слова совпадает с показаниями сознания говорящих.

Укорениться

В словаре на это слово дано два значения:

1. Дать корни, укрепиться в почве, прорастая.

2. Укрепиться, установиться.

Толкования информантов (Инф.):

- прижиться на новом месте;

- статькрепко привязанным, как корни к земле;

- прочно обосноваться, то есть пустить корни

- закрепиться, прижиться, приспособиться.

Как мы видим, все метатексты совпадают со вторым значением.

Опростоволоситься

В словаре: сделать грубый промах, оплошать.

Инф. - опозориться;

- ошибиться в простом деле, вопросе;

- оплошать;

- опозориться при всех.

И здесь мы видим, что метатексты совпадают со словарём.

В следующую группу входят те метатексты, в которых информанты приписывают дополнительные свойства называемому словом явлению, помимо тех свойств, которые закреплены в узусе.

Зануда

В словаре: надоедливый, нудный человек

Инф. - не интересный человек;

- человек с замедленной реакцией;

- назойливый человек;

- однообразный, нудный, всё время на что-нибудь жалуется;

- как заноза;

- не приятный человек.

Из приведённых примеров типичных метатекстов мы видим, что говорящие, значительно, расширяют (увеличивают) качества надоедливого человека.

В третью группу метатекстов входят такие метатексты, в которых опрашиваемые дают свои значения образным словам, не обозначенные в словаре, то есть мы можем наблюдать явление структурной ремотивации.

Буквоед

В словаре: формалист, занимающийся буквоедством.

Буквоедство - только внешнее, буквальное понимание, формальное толкование чего-нибудь в ущерб человек отличающийся буквоедством смыслу, содержанию.

Инф. - заучка, зубрила;

- услышит верхушки, а потом говорит;

- человек, воспринимающий всё буквально, не утруждающий себя раздумьями над прочитанным;

- тупой чиновник, работающий по любым инструкциям, законник.

Узуальное значение подтверждают и примеры метатекстов, но в них можно наблюдать расширение семы «внешнее понимание». Наряду с таким значением этого слова, есть и другие. Часть опрошенных считает, что это слово означает «любящий читать»

- пожиратель литературы;

- человек, пожирающий буквы, текст;

- любит читать;

- любитель читать книги;

- читающий человек;

- много учиться, читает в таких количествах, что кажется, будто пожирает (ест) буквы.

Другая часть информантов, гораздо меньшая считает, что это «человек с дефектами дикции»

- человек с дефектами речи, напоминает пьяного;

- буквы проглатывает, не выговаривает;

- обладатель нечеткой речи, проглатывает звуки;

- сглатывает окончания слов;

- человек, который не произносит некоторых звуков.

Информанты не зная точного, общеязыкового значения слова, опираясь на внутреннюю форму слова, выводят своё значение. Нужно заметить, что после эксперимента, когда испытуемые узнают общеязыковое значение не знакомого слова, оно им кажется не естественным.

Так проанализировав метатексты, мы видим, что носители языка осознают денотативное содержание слова, чем это отмечено в словаре. Это связано с тем, что, интерпретируя ВФ слова, человек составляет свой ассоциативный ряд, ориентируется на собственные ассоциации, личный, индивидуальный жизненный опыт.

Подводя итог нужно сказать, что образной лексической единице присущи все компоненты лексического значения, и все эти компоненты взаимосвязаны. Мы считаем, что на осознание образного значения слова во многом влияет именно коннотация, так как она связана с субъективным фактором восприятия, и с эмпирическими и культурно-историческими знаниями, что, безусловно, влияет и отражается в показаниях метаязыкового сознания носителей языка.

2.3 Способы толкования слов информантами

Типы и способы толкования слов в лексикографии изучены подробно (Апресян Ю.Д., 1969; Медведев А.А., 1972; Арбатский Д.Ю., 1977; Войлошникова А.Г, 1977; Балахонова Л.И., 1979 и др.). Но вопрос о возможности и целесообразности введения в научный оборот толкований значений слов информантами остаётся открытым. Хотя ответ на этот вопрос кажется очевидным, если исходить из тождества значения и знания о значении. А. Вежбицкая пишет: «…значение - это только постоянные, не меняющиеся условия употребления слов. Эти постоянные условия могу быть установлены разными способами, включая изучение методом интроспекции, а так же с помощью изучения фразеологии, стандартных метафор методом опроса информантов, с помощью различного вида психолингвистических экспериментов и т.д. Все эти методы показывают, что в сознании говорящих слова взаимосвязаны по-разному и что можно установить как именно они взаимосвязаны» [Вежбицкая, 1996, с. 243].

Толкования значений слов информантами впервые стали объектами лингвистики в психолингвистике, где была идея о том, что «существует ряд семантических проблем, решение которых предполагает непосредственное обращение к психологии носителя языка, при чем обобщённое описание носителя языка на определённом уровне абстрагирования образует необходимый компонент точного описания языка как такового» [Брудный, 1972, с. 15].

В русле психолингвистических методик проводятся известные эксперименты Л.В. Сахарного по осознанию и объяснению значений слов говорящими. Толкования значений он рассматривает как вид ассоциаций к слову-стимулу, один из типов коммуникативной номинации (Сахарный Л.В., 1970, 1972, 1976, 1989, 1992; Галичева В.А., Сахарный Л.В., 1974; Сахарный Л.В., Доценко Т.И. 1982, 1984; и др.). В результате направленных ассоциативных экспериментов были сделаны выводы о наличии в языковой способности различных уровней осознания значения, о связанности значения с определенными социально осознаваемыми ситуациями, о парадигматической и синтагматической направленности поиска связи между словом-стимулом и ассоциантом, об обусловленности стратегии осознания формально-смысловой структурой толкуемого слова, в частности это проявляется в том, что поиск средств для передачи смысла дефинируемого слова осуществляется внутри словообразовательного гнезда. Для описания связи определяемого и определяющего, находящихся в отношениях словообразовательной производности, Сахарный Л.В. ввёл понятие «гиперлексема».

Процесс пояснения значения слова информантом складывается из трёх составляющих: «восприятие внешней (звуковой) оболочки слова (тела знака), мыслительные декодирующие процессы, состоящие в соотнесении звукового образа слова с обозначаемым им понятием, вербализация результатов декодирования, то есть языковая объективация собственной мысли субъектом рефлексии» [Ростова, 2000, с. 119]. Результатом этого процесса является установление связи означающего и означаемого. Толкование значения представляет собой внешнее оформление знания, отражённого рефлексирующим сознанием, при этом процесс осмысления неотделим от процесса вербализации.

При интерпретации значения информант осознанно или подсознательно выбирает наиболее оптимальный, с его точки зрения, способ, стратегию речевого действия. Под стратегией мы будем понимать «закономерный способ мыслительного действия, в результате которого происходит осмысление и толкование значения слова» [там же, с. 120].

При представлении значения говорящий осуществляет выбор из трёх стандартных моделей, «определяемых трёхаспектной сущностью языка (связь слово - обозначаемая действительность; слово - другие слова; слово - функционирование), соответствующих трём разновидностям языковых стратегий - идентифицирующей, классифицирующей, характеризующей» [там же].

Идентифицирующая стратегия предполагает «установления связей языкового знака отображаемой действительности (что есть что), ориентирована на предметно-отражательную сущность слова (языка), семантическое соответствие отражаемой денотативной ситуации» [там же]. Классифицирующая стратегия - это стратегия, при которой «объяснение значения слова осуществляется через его семантическое отношение к другим словам, обусловлено системными связями в лексике и ориентирован на структурно-системную сущность слова» [там же]. Характеризующий тип языковой стратегии ориентирован на «регулятивно-коммуникативную сущность слова: раскрывает значение слова через его функциональную предназначенность, описывает совокупность условий и обстоятельств, определяющих функционирование языковых единиц» [там же, с. 121].

Вид языковой стратегии, который лежит в основе осознания значения слова говорящими, определяет тип толкования - идентифицирующий, классифицирующий, характеризующий.

Идентифицирующий тип толкования значения является результатом осознания отношения слова к обозначаемой действительности. Такой тип осознания основан на воссоздании типичной ситуации, которая лексикализуется в слове. Классифицирующий тип осознания задан характером отношений, сложившихся в языке. При характеризующем типе толкования слова «сознание говорящего направлено на постижение коммуникативного статуса слова» [там же, с. 159]. Предметом рефлексии является типичная ситуация употребления слова, закреплённая на основе личного речевого опыта.

Процесс осознания значения слова проходит под влиянием разнородных и разнонаправленных факторов. Стратегия осознания значения и способа его дефинирования не жёстко задана типом отражаемых единиц. Существует возможность определённой доли свободы в выборе мыслительного действия в соответствии с конкретной ситуацией и индивидуальными особенностями говорящего (прежде всего типом мышления - преимущественно образным или понятийно-логическим). В результате единовременный акт толкования значения зачастую осуществляется по сценарию комплексного взаимодействия стратегий осознания значения.

Типизированность моделей толкования позволит говорить о едином механизме смыслообразования и смыслообозначения, «единой конструкции хранения и передачи метаязыкового знания, свойственной данному коллективу. Существование единого механизма восприятия мира и всеобщих законов лексической переработки информации порождает принципиальное сходство индивидуально-субъективного осмысления семантической стороны языка и вербального оформления результатов этого осмысления» [Ростова, 2000, с. 163].

Построение метатекстов, истолковывающих значение слова, производиться в соответствии с семантическими особенностями построения высказывания и текста в разговорной речи. В метатекстах, построенных по законам организации разговорной речи, выявляются следующие тенденции:

Ш «тенденция к выражению конкретного смысла. Слово трактуется через предметно-определённые признаки» [Ростова, 2000, с. 164], включается практически освоенный мир.

Ш тенденция к «редуцированию смысла» [там же, с. 165], её общий принцип истолкования - непонятное через понятное, известное. Для этого достаточно прояснить денотацию, указать на самое важное, а не идти к полной семантизации. Этой тенденции противоположна следующая.

Ш «тенденция к ассоциированию» [там же], которая проявляется в расширении информационного поля за счёт актуализации личного практического опыта, сведений о пережитом. С этой тенденцией тесно связана следующая.

Ш «тенденция к выражению прагматических смыслов» [там же], когда содержание слова дополняется личностными оценками, эмоциональными переживаниями.

Ш тенденция к «функциональной ориентированности» [там же, с. 166]. Главный ценностный смысл заключён в практической значимости. При дефинировании актуализируется аспект пользы.

Ш тенденция «ориентации на отражении внутренней формы слова (его мотивированности)» [там же]. «Интуитивно человек неудержимо тянется к этимологизированию, к тому, чтобы непременно докопаться до сокровенного смысла имени» [Денисов П.Н., 1993, с. 84].

Эта тенденция для нашего исследования представляет наибольшую значимость. Вопросы анкет, используемых в эксперименте, ставятся так, чтобы спровоцировать информантов на построение метатекстов в русле этой тенденции. Но не все информанты дефинировали слова подобным образом. В следующем разделе мы предлагаем несколько разных оснований для классификации метатекстов, полученных в ходе нашего эксперимента, так как результаты психолингвистического эксперимента на материале образных слов требуют особого подхода в описании. Подобных исследований ещё не проводилось, поэтому нет точных, сформированных приёмов описания и анализа.

2.4 Возможные варианты классификации метатекстов, полученных в ходе психолингвистического эксперимента

В первую очередь нужно разделить метатексты по типам анкет, потому что разные вопросы имеют разные ответы. Но можно объединить метатексты анкет А 1 и А 2, так как ответы практически идентичны, приведём в доказательство толкования слов бесхребетный и молниеносный:

А 1

- тот, у которого нет основы, точки опоры, платформы, скелета;

- безвольный, мягкий, бесформенный - без хребта.

А 2

- неспособный оказать моральное противодействие отрицательному воздействию на него других лиц;

- человек, поддающийся любому влиянию;

- рохля;

- бесчувственный, не умеющий сострадать;

- слабовольный человек, это человек, у которого нет скелета;

- нет скелета;

- мягкий. Мягко характерный;

- нерешительный, человек без стержня, без хребта;

- человек, не имеющий внутреннего стержня, характера;

- человек, не имеющий силы воли.

А 1

- очень быстрый (2)

- быстрый, как молния

- быстрый, шустрый, гиперактивный.

А 2

- нетормоз

- быстрый

- быстрый, как молния, обозначает всё, что очень быстро передвигается в пространстве.

Совершенно другую группу метатекстов представляют ответы на вопрос анкеты А3. Они могут состоять из ответов да или нет, а могу быть и развернутыми, то есть схожими с ответами на вопросы анкет А1 и А 2. Например, толкование слов свистопляска и измочалить:

А 3

- не обр. (2);

- дикий танец;

- обр., безумные танцы;

- обр., свистающая пляска;

- обр., пляшут и свистят;

- обр., пляска со свистом, весело, хорошо, народ гуляет;

- не обр.;

- не обр.;

- обр., свистят и пляшут;

- пляска со свистом;

- обр., свист + пляска (всё вверх дном), беспорядочное движение, явление.

А 3

- обр., превратить что-нибудь или кого-нибудь в штуку, похожую на мочалку;

- как мочалку (измочалить);

- не обр.;

- обр., сделать бесформенным и похожим на мочалку;

- обр., сделать что-л. похожим на мочалку;

- не обр.;

- обр., т.е. стать таким, как мочалка;

- обр., потаскать, избить, завести до растрёпанного состояния;

- выжать;

- испортить, привести в непригодность.

Нужно заметить, что если слово не признается испытуемым образным, то он не даёт развёрнутого ответа. Поэтому, если информант не отмечает образное ли это слово, а сразу даёт толкование, объяснение, мы считаем, что он признаёт это слово образным.

Четвёртый тип анкеты даёт совершенно особый тип метатекстов. Даётся одна из мотивирующих единиц, которая позволяет высветить ВФ слова, но не все информанты способны это проследить. Они буквально воспринимают денотаты предлагаемых лексических единиц, которые в реальной действительности не как не связаны, соответственно, информанты не видят связи между этими словами. Но другая часть информантов в своих метатекстах, этого вида анкеты, не только прослеживает связь между предложенными словами, но и объясняет свой выбор, то есть даёт толкование образного слова. В этом метатексты анкеты А 4 сближаются с анкетами А 1, А 2 и А 3. Приведём несколько примеров.

А 4

Лежебока и бок

- нет, по значению;

- нет, 1 - лентяй, 2 - часть тела;

- да;

- да, мотивационные отношения;

- да, т.к. такой человек ничем не занимается, лежит на одном боку;

- да, лежать на боку;

- лежит всё время;

- да, однокорен., односмысл., лежебока - метафора; лентяй.

А 4

Лоботряс и трясти

- нет, а где вы видели лоботряса, который трясёт что-л.;

- нет по значению;

- нет, 1 - лентяй, 2 - выполняет движение;

- нет;

- да, мотивационные отношения;

- нет, т.к. он ничем не трясёт. Делом не занимается, а прожигает жизнь даром;

- нет, лоботряс - лентяй;

- нет, это бездельник;

- да, лоботряс - метафора, слова однокорен.; бездельник.

А 4

Дармоед и еда

- да, а почему на дармовщинку и не поесть;

- нет, по значению;

- нет, 1 - даром ест, 2 - кушанье;

- да, однокоренные;

- да, 1 - субъект, 2 - объект действия;

- да, т.к. это человек, который живёт за чужой счёт и объедает других;

- нет, «дармоед» можно сказать и о сидящем на шее человеке;

- да, ничего не делает, только ест;

- да, однокоренные, односмысловые (дармоед - метафора);

- да, дармоед же питается.

Как мы видим, развёрнутый ответ, толкование образного слова, не свидетельствует о том, что испытуемый связывает предложенные понятия и осознаёт ВФ слова.

Но у нас опрошено не равное количество информантов по каждому типу анкет, поэтому мы не можем делать каких-либо конкретных выводов. В перспективе мы предполагаем уравнять число опрошенных.

Далее мы попробуем классифицировать метатексты анкет А1, А 2 и метатексты-дефиниции анкет А 3 и А 4.

Для классификации метатекстов можно выделить несколько оснований:

Ш По узуальной соотнесённости денотатива образного слова и метатекста. В некоторых случаях мы можем наблюдать явление ремотивации, то есть когда информант дает такое толкование значения слова, которое не совпадает со словарной дефиницией.

Ш По приёму построения метатекста, отражения семантики образной лексической единицы.

Ш По степени представленности в метатексте компонентов структуры образного значения слова.

Разберём каждое из них подробнее. Мы встретили расхождение денотатов, указанных в словаре, с толкованиями информантов на 14 слов.

Слово «обезьянничать» осознаётся как «подражать кому-л.» и как «дурачиться, кривляться, как обезьяна», во втором случае толкование возникает из МЗ (быть как), но этой интерпретации оказывается не достаточно.

«Нервотрёпка» так же интерпретируется не однозначно:

- обстоятельства, которые изрядно выматывают;

- ситуация, которая портит нервы;

- постоянно повторяющееся.

Это объясняется тем, что каждый понимает «ситуацию когда треплют нервы» по-своему. То есть осознание ядра семантики пролеживается в каждом метатексте.

Слово «твердолобый» может осознаваться как «тупой» и как «упорный», здесь сема твёрдости понимается по-разному, соответственно возникают разные значения у слова «твердолобый».

Буквоед

- человек с дефектами речи;

- законник;

- человек, который много читает.

Здесь представлена разная интерпретация ВФ слова, в силу того, что некоторым испытуемым было не знакомо значение этого слова. Подобная интерпретация значения слова схожа с интерпретацией слов «крохобор», «лизоблюд», «дармоед», «свистопляска», «пропесочить», где информанты не зная точного значения, опираясь на свои ассоциации по-своему дефинируют слово (См. словарь).

Бесхребетный

- бесчувственный;

- поддающийся влиянию.

Один из опрошенных связывает отсутствие хребта с отсутствием чувствительности, но в любом случае сохраняется сема отсутствия чего-то важного.

Занозистый

- вредный;

- надоедливый.

В том и другом случае присутствует сема причинения неудобства, как заноза мешает и создаёт неудобные для жизни условия.

Окрыситься: некоторые информанты расширяют значение этого слова семами:

- боязнь чего-л.;

- съёжиться.

Змеиться

- извиваться как змея;

- вести себя как змея.

Подкаблучник

- подчинившийся жене муж;

- слабый человек.

Расширение лексического значения, вероятно, связано с тем, что слов уходит из активного употребления, или с тем, что люди молодого поколения (в силу возраста) не сталкивались с подобным социальным типом человека.

Несомненно, расхождение денотатов в толкованиях слов происходит из-за незнания информантами лексического значения слов, закрепленного в языке, зафиксированных в языке. Но важно как при этом незнании информант интерпретирует слово, важно как он семантизирует ВФ слова. Возникают метатексты, где образное слово лишается двуплановости содержания: «буквоед - ест печеньё «алфавит», или при пилотном устном опросе слово: «моховик интерпретировалось как «гриб, растущий во мху».

Следующее основание для классификации - способ построения метатекста. Информантами используется и идентифицирующий тип интерпретации, представленные в метатексте приближены к ядерной семе реального значения слова. На наш взгляд это основание классификации можно синтезировать со следующим основанием - представленности в метатексте компонентов структуры образного значения слова. Потому что чтобы выделить эти компоненты нужно делить содержание метатекста на составляющие его семы. Подобная классификация, на наш взгляд, наиболее удачна, так как мы считаем осознанным образное значение слова информантом в том случае, если в его метатексте эксплицитно или имплицитно представлены все компоненты структуры образного значения слова. Подробный анализ метатекстов, по представленным основаниям осознания образного значения, возможно провести в последующих работах.

Осознание или неосознание образного значения слова зависит и от особенностей каждого слова. Первое, что мы выделяем, это прозрачность или непрозрачность ВФ слова. То есть можно из компонентов мотивированного слова, каким является структура СО слова, выявить значение образного слова. В случае затемненной ВФ сегменты МФ не соединяются в единое понятие в сознании носителя языка, что приводит к полимотивированности и оформлению тенденций к лексической ремотивации, неомотивации и видоизменению семантики образных лексических единиц. Если же ВФ прозрачна, то степень осознания гораздо выше. Приведем пример показания сознания одного информанта (ответы на вопрос анкеты А 3):

Маслята - не обр, просто гриб.

Ребячиться - обр, баловаться как ребенок.

Съежиться - обр, скрутиться как еж при опасности.

Укорениться - обр, пустить корни, обосноваться на каком-либо месте. Ежевика - не обр, ягода.

Кроме этого, осознание зависит и от частотности употребления той или иной образной лексической единицы в речи. Как правило, наиболее употребительные единицы осознаются лучше, чем единицы с ограниченной употребляемостью.

При дальнейшем исследовании возможно возникновение других оснований для классификаций, но не все метатексты полученные в ходе нашего эксперимента можно использовать в качестве источника исследования на предмет осознания или неосознания образного значения слова, так как они представляют собой феномен языковой игры.

2.5 Феномен языковой игры в интерпретации образных слов носителями языка

В связи с тем, что современная лингвистика большое внимание уделяет феномену языковой личности, в частности и аспекту реализации творческих возможностей индивида в использовании языковых средств. При этом речетворчество понимается не только как проявление индивидуальности говорящего, но и обнаружение потенциала языковых средств, которые могут выступать в нехарактерном для них языковом значении для создания особого (комического) эффекта, чтобы особым образом воздействовать на слушателя. В лингвистике предметом изучения языковая игра становится сравнительно недавно. Она входила в круг исследовательских интересов таких учёных как Е.А. Земская, Н.Н. Розанова, М.В. Китайгородская, Т.А. Гридина.

В своем исследовании мы опираемся на работу Т.А. Гридиной «Языковая игра: стереотип и творчество», где языковая игра понимается как «процесс направленного (программирующего) ассоциативного воздействия на адресата, достигаемого при помощи различных лингвистических механизмов» [Гридина, 1996, с. 10].

Языковая игра (ЯИ) строится по принципу намеренного использования отклоняющихся от нормы и осознаваемых на фоне системы и нормы явлений. «Языковая игра порождает иные, чем в узусе и норме, средства выражения определенного содержания или объективирует новое содержание при сохранении или изменении старой формы» [Гридина, 1996, с. 7]. Языковая игра, таким образом, размывает границу между «языком» и «речью», точнее между кодифицированным литературным языком и разговорной речью. Языковая игра «двунаправлена по отношению к языку и речи» [там же]. Она вскрывает пограничные, парадоксальные случаи бытования (функционирования) языкового знака. При описании формы слова Л.В. Щерба, в частности, писал: «Здесь, как и везде в языке (в фонетике, в грамматике и в лексике), надо помнить, что ясны лишь крайние случаи. Промежуточные же в самом первоисточнике - в сознании говорящих - оказываются колеблющимися, неопределенными. Однако это-то неясное и колеблющееся и должно больше всего привлекать внимание лингвиста, так как здесь именно и подготовляются те факты, которые потом фигурируют в исторических грамматиках, иначе говоря, так как здесь мы присутствуем при эволюции языка» [Щерба, 1975, с 64].

В первую очередь языковая игра - это форма коммуникации, которая подразумевает коммуникативный акт (говорящий - слушающий). Поэтому в нашем случае нельзя говорить об языковой игре в чистом виде, так как здесь не полный акт коммуникации. Но здесь присутствуют элементы языковой игры в обыгрывании ВФ слова. В ходе эксперимента у некоторых испытуемых возникает желание поставить слово в нехарактерные для него условия, предложить новую мотивацию. Мы рассматриваем некоторые метатексты как частный случай языковой игры. Например:

Съёживаться - производство ежей.

Белоручка - незагорелая рука.

Надувательство - надув тела.

Зануда - жена нудиста.

Твердолобый - боксёр.

Нахлебник - бутерброд.

Укорениться - укор, толщиной в нить.

Игра предполагает осознание говорящим узуального значения слова, его мотивированность и двуплановость. «Языковая игра - это осознание возможностей (потенциала) преобразований знака, обусловленного устройством самой системы языка, это своего рода эксперимент, обнаруживающий скрытые резервы языка» [Гридина, 1996, с. 8].

Т.А. Гридина выделяет два конструктивных принципа ЯИ: принцип ассоциативной координации и принцип ассоциативного контраста, а так же ряд частных конструктивных принципов [см. Гридина, 1996, с. 13 - 32]. К одному из частных принципов можно отнести и метатексты, полученные в ходе эксперимента, приводимого нами. Это принцип ассоциативной выводимости. Он «моделирует контекст восприятия слова, в котором оно осмысляется как элемент, зависимый от того или иного вида устанавливаемой мотивационной связи, в результате чего слово получает различную интерпретацию» [там же, с. 27].Ассоциативная выводимость задается актуализацией необходимого аспекта интерпретации мотивируемого слова с помощью специальных средств, в нашем случае - «ложного мотиватора (неродственной созвучной лексемы, «проясняющей» ВФ слова и его понимание говорящим)» [там же].

В данной работе мы не ставим задачи провести тщательный анализ метатекстов, которые явились реализацией ЯИ. Мы лишь указываем на проблему, в перспективе нам видится необходимым проведение исследования в этом направлении. Это особенно актуально для глубокого понимания механизмов осознания и восприятия образности носителями языка. При поверхностном анализе можно заметить, что информанты в игровых толкованиях слов часто снимают двуплановость, выделяя нехарактерную для языковой нормы мотивационную форму, а, следовательно, и мотивационное значение например: «нахлебник - бутерброд; лизоблюд - это лучше, чем «Фэри», что и называет Т.А. Гридина «ассоциативной выводимостью».

Метатексты, которые представляют собой реализацию языковой игры, представлены в приложении 3 в виде словаря. Кроме этого мы создали словарь образных слов с толкованиями, эксплицирующими осознание образного значения слова.

2.6 Опыт лексикографического описания образной лексики на материале психолингвистического эксперимента.

«Лексикология для развития теории черпает необходимый материал в лексикологических трудах, лексикография для составления словарей использует достижения лексикологической теории» [Блинова, 1984, с. 163]. Одним из заключительных этапов анализа результатов эксперимента является создание словаря образных слов на материале показаний языкового сознания носителей литературного языка. Нам видится необходимым этот этап как систематизация полученных результатов, как факт, отражающий метаязыковое сознание говорящих. На основе этого словаря можно проводить дальнейшее исследование категории образности. «Изучение категории образности в лексикологии создает предпосылки для лексикографического описания образных слов и делает проблему словарного описания образной лексики чрезвычайно актуальной, поскольку исследование семантики и функционирования образных слов базируется на материалах извлеченных из толковых словарей и последующее обобщение лексики на уровне структурно-семанической категории будет плодотворным лишь при опоре на эмпирический материал, систематизация которого входит в задачу лексикографии» [Юрина, 1994, с. 143].

При составлении словаря мы опираемся на опыт «Словаря образных слов и выражений народного говора» и на «Мотивационный диалектный словарь», которые были созданы на кафедре русского языка ТГУ. Материал этих словарей так же представляет собой метаязыковое сознание, разница в том, что это сознание диалектоносителей, мы же представляем сознание носителей литературного языка.

В словарь вошли все собственно образные слова, использованные в опросах информантов, структурно-семантический анализ и метатексты, полученные в ходе психолингвистического эксперимента, которые не представляют собой феномен языковой игры.

Структура словарной статьи

Заглавное слово представляет собой собственно образное слово, которое было использовано при анкетировании носителей русского литературного языка. Далее следует толкование (токования) значения слова, которое отражает метаязыковое сознание информантов, если денотативный компонент толкования близок к узуальному (соответствующему толковому словарю (Ожегов, 1986), это указывается специальной пометой:

ЕЖЕВИКА

1_у. Лесная ягода, которая растет на колючем кустарнике, его колючки напоминают колючки ежа.

2. Лесная ягода, напоминающая по виду ежа.

Токования строятся преимущественно описательным способом, что бы максимально эксплицировать внутреннюю форму слова. Но если метатексты не представляют собой такого типа толкования, то и дефиниция словаря соответствующая.

За толкованиями следует мотивационный анализ. Определяется лексический и структурный мотиваторы, Внутренняя форма слова, с ее мотивационной формой и значением.

После мотивационного анализа, разбор структуры образного значения слова, которая включает в себя и узуальные компоненты и метаязыковые. Денотатив же указывается только узуальный, выделять денотатив к каждому из толкований нам кажется избыточным. Остальные компоненты выделены соответственно показаниям языкового сознания.

Д: родственное малине растение. Колючий кустарник со съедобными ягодами, а так же сами ягоды, плоды.

А₁: колючки ежа

А₂: еж

С: колючки

Приведение такого подробного анализа нам видится необходимым для более точного понимания и наглядности механизмов осознания образности носителями языка. В конце словарной статьи приведены сами показания языкового сознания, которые не представляют собой феномен языковой игры. Повторяющиеся, или очень близкие метатексты объединены в один, в скобках указано количество подобных. Ответы на вопрос анкеты 3 иногда представлены как обр./необр. (образное / необразное). Отсутствие толкования мы приводим как 0 (ноль), так как отсутствие ответа это тоже ответ. Не включены в словарь метатексты, полученные на четвертом этапе проведения эксперимента (А4), в виду того, что этот эксперимент был малоэффективен, и в нем участвовало не достаточное для серьезных выводов количество информантов.

Заключение

Психолингвистический эксперимент является наиболее эффективным способом изучения осознания образного значения слова носителями языка. В данной работе представлена только одна из начальных ступеней исследования данной проблемы. На данном этапе сформирована методика психолингвистического исследования образной лексики. В перспективе предполагается разработка новых методик, проведение новых экспериментов, изучение других аспектов семантики образного слова с помощью психолингвистического анализа. Подводя итог уже проведенной работы, можно сказать, что для большей информативности и объективности необходимо использовать несколько методик исследования.

В результате уже проведенного анкетирования мы выяснили, что образные слова - экспрессивы осознаются чаще, чем нейтральные, в силу диффузно - неопределенной семантики, её более широкого ассоциативного наполнения. Но кроме экспрессивности осознание образного значения, зависит от прозрачности или не прозрачности ВФ слова, частотности употребления и личных ассоциаций человека, развития его ассоциативного мышления.

В работе сформировано понятие «метатекст», определены основания возможных классификаций метатекстов, полученных в ходе психолингвистическом эксперимента, которые отражают осознание образного значения слова.

Нами затронута проблема феномена языковой игры, который проявился в некоторых толкованиях образных слов информантами, в перспективе предполагается более детальное исследование данной проблемы.

Как один из завершающих этапов систематизации собранного материала разработан лексикографический аспект описания образных слов по материалам психолингвистического эксперимента.

В качестве перспектив исследования можно так же указать следующие направления

- выявление корреляции в сциовозрастных группах по особенностям осознания образного значения слова;

- возможное усовершенствование разработки лексикографического аспекта;

- выявить сущность явления расхождения денотативов при полном

совпадении ассоциативов и символов в структуре образных значений слов, которое прослеживается в толкованиях слов информантами;

- проведение подобного исследования на материале не только собственно образных слов, но и языковых метафор, определение сходства и различия осознания образных значений эти двух структурно-семантических разновидностей;

- проведение новых опросов, направленных на выявление особенностей осознания образного значения слова носителями русского литературного языка.

Список использованной литературы

1. Абуцкевич Л.В. Зависимость между структурой слова и способом его осознания // Актуальные проблемы социально-гуманитарных и естественных наук. Минск, 1991. С. 184 - 185.

2. Аникина А.Б. Образное слово в тексте. М.: Изд-во МГУ, 1985. 76 с.

3. Апресян Ю.Д. Современные методы изучения значений и некоторые проблемы структурной лингвистики. М.: Наука, 1963, 117 с.

4. Апресян Ю.Д. Толкования лексических значений как проблема теоретической семантики // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. 1969. Т.28. Вып.1. С. 11 - 23.

5. Арбатский Д.И. Толкования значений слов: Семантические определения. Ижевск: Удмуртия, 1977.

6. Арнольд И.В. Основы научных исследований в лингвистике. М., 1991. - 139 с.

7. Балахонова Л.И. Типы определений. В Опыте областного великорусского словаря 1852 г. // Диалектная лексика. 1977. Л.: Наука, 1979, С. 166 - 177.

8. Блинова О.И. Фактор мотивированности и вариативности слов // Язык и общество. - Саратов, 1974 - С. 144 - 154.

9. Блинова О.И. Структурная мотивация слов. // Говоры русского населения Сибири. - Томск, 1983. - С. 88 - 97.

10. Блинова О.И. Явление мотивации слов. Лексикологический аспект. Томск, 1984. - 192 с.

11. Блинова О.И. Языковое сознание и вопросы теории мотивации // Язык и личность. - М., 1989. - С. 122 - 127.

12. Блинова О.И. Способы выражения и толкования мотивационного значения слова // Русские старожильческие говоры Сибири. - Томск, 1990. - С. 99 - 124.

13. Блинова О.И. Лексико-семантическая категория и свойство слова. // Русские говоры Сибири. Семантика. Томск, 1995. С. 3 -21.

14. Болотнова Н.С. Лексическая структура в ассоциативном аспекте. / Томский государственный педагогический институт. Томск. 1994. 211 с.

15. Брудный А.А Пути и методы семантических исследований // Теория речевой деятельности (проблемы психолингвистики). М.: Наука, 1968. С. 153 - 164.

16. Брудный А.А. Семантика языка и психология человека. Фрунзе, 1972.

17. Брудный А.А. Экспериментальные методы семантического анализа. // Семинар по психолингвистике. Тезисы докладов. М.: Наука, 1966. С. 61 - 63.

18. Варина В.Г. Лексическая семантика и внутренняя форма языковых единиц. // Принципы и методы семантических исследований. М.: Наука, 1976. С. 135 - 146.

19. Вежбицкая А. Метатекст в тексте. // Новое в зарубежной лингвистике. М.: Прогресс, 1978. С. 402 - 421.

20. Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. М.: Русские словари, 1996.

21. Войлошникова А.Г. Толкования лексико-грамматических классов: (На материале «Толкового словаря русского языка» под ред. проф. Д.Н. Ушакова): Дис… канд. филол. наук. Ростов-на-Дону, 1977.

22. Гарганеева К.В. Явление мотивации слов в социовозрастном аспекте: дисс… канд. филол. наук. - Томск, 1999. - 206 с.

23. Галичева В.А. Сахарный Л.В. Производное слово как результат и как объект декодирования // Актуальные проблемы диалектологии. Тезисы докладов. Новосибирск: Изд-во Новосибирского Ун-та, 1974. С. 77 - 79.

24. Горский Д.П. Определение. (Логико-методологические проблемы). М.: Мысль 1974. 311 с.

25. Гридина Т.А, Языковая игра: стереотип и творчество. - Екатеринбург, 1996 - 215 с.

26. Денисов П.Н. Лексика русского языка и принципы её описания. М. 6 Русский язык. 1989.

27. Залевская А.А. Психолингвистические проблемы семантики слова. Калинин, 1982.

28. Залевская А.А. Проблемы организации внутреннего лексикона человека. Калинин, 1977.

29. Залевская А.А. Психолингвистические исследования принципов организации лексикона человека. Л.: 1980.

30. Залевская А.А. Слово в лексиконе человека: Психолингвистическое исследование. Воронеж, 1990

31. Залевская А.А. Значение слова и возможности его описания // Языковое сознание: Формирование и функционирование. М., 1998. С. 35 - 54.

32. Караулов Ю.Н. Вторичные размышления об эксперименте в языкознании // Теория языка. Методы его исследования и преподавания. - Л., 1984. - С. 135 - 140.

33. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М., 1987.

34. Караулов Ю.Н. Предисловие. Русская языковая личность и задачи её изучения // Язык и личность. М.: Наука, 1989. С. 3 - 8.

35. Козлова. И.Е. Специфика явления мотивации слов в русском языке.: Автореф. Дисс… канд. Филол. Наук. Томск, 1999. - 21 с.

36. Кузнецова Э.В. Лексикология русского языка: Учеб. Пособие для филол. фак. унт-ов. М., 1989. - 216 с.

37. Лаврентьева Н.Б. О мотивированности как характерном признаке образных слов // Актуальные проблемы лексикологии и словообразования. Новосибирск, 1978. С. 59 - 69.

38. Леонтьев А.А. Деятельность, сознание, личность. Москва, 1998. 413 с.

39. Лингвистический энциклопедический словарь. Под редакцией В.Н. Ярцева. Москва. Советская энциклопедия. 1980. С. 263, 591.

40. Леонтьев А.А. Основы теории речевой деятельности. Москва. 1974.

41. Леонтьев А.А. Языкознание и психология. Москва, 1976.

42. Лукьянова Н.А. Экспрессивная лексика разговорного употребления. Новосибирск. 1986.

43. Лотман Ю.М. Текст в тексте. // Труды по знаковым системам. Тарту, 1981. Вып. 14.

44. Леонтьев А.А. Основы психолингвистики: учебник для студентов; Москва, 1997. 251 с.