Литературный анализ романа "Кюхля"

2. Особенности сюжета и композиции романа

Композиция литературного произведения играет для Тынянова важнейшую роль, о чем свидетельствуют его работы, посвященные способу организации поэтических текстов. Особенно с точки зрения композиции Тынянова интересовал роман «Евгений Онегин» Тынянов Ю. О композиции Евгения Онегина / Поэтика. История литературы. Кино. -- М.: Наука, 1977., который воспринимается им как переломный пункт в истории русской литературы. За счет введения в поэтический текст «лирических отступлений» у Пушкина появляется новый предмет романа - им становится сам роман, то есть появляется текст-переосмысление литературной традиции. Кроме того, с изменением композиции меняется сам герой, который в разных фрагментах произведения становится «не равен сам себе».

Особенность романа в том, что в нем довольно мало стихотворений Кюхельбекера, а также фрагментов, посвященных процессу сочинения конкретных литературных текстов, упоминанию их названий. В этом кроется одна из свойственных черт «Кюхли» - его необыкновенная противоречивость: оттого, что поэтический путь Кюхельбекера в романе не всегда находится на первом плане, это тема не перестает быть для Тынянова важной на протяжении всего романа: писателю приходится прибегнуть к такой манере описания Кюхельбекера, в рамках которой он остается поэтом даже там, где стихотворения не звучат.

Свое «переосмысление» романа Тынянов начинает с того, что он разрушает единую целостную ткань произведения. Традиционный исторический роман, который находится в фокусе Тынянова, предоставляет как раз большие возможности для интерпретации, так как по сути это один из наиболее консервативных в литературе жанров, предполагающий не только строгую форму, а именно наличие связей между частями, но и соблюдение хронологии, а также близость отражаемым в тексте историческим реалиям. Тынянов от какой бы то ни было «правды» кроме «художественной» в своих романах отказывается. Однако чтобы проследить отсутствие единого подхода к пониманию содержания (которое у Тынянова при сильной обусловленности его научными работами вовсе не является ограниченным идеями исключительно формализма и «закрытым»), стоит посмотреть на то, как автор преобразует «форму».

Роман «Кюхля» представляет собой произведение, разбитое на 12 глав, названия которых являются либо топонимами (и соответствуют тем местам, где разворачивается действие), либо это ключевые категории, определяющие тот или иной период жизни поэта, например, «Декабрь» или «Сыны отечества». Емкие названия подчеркивают некоторую замкнутость каждой из глав романа самой на себе, при этом за счет того, что упоминаются очень обобщенные категории, названия глав лишь едва обрисовывают их содержимое, не содержат конкретики. Единственный способ их соединения между собой - хронологический порядок. Тем не менее, если посмотреть содержание романа прежде, чем начать полноценное знакомство с ним, читатель, незнакомый с историей жизни Кюхельбекера (то есть практически любой читатель) вряд ли сможет понять, что перед ним произведение биографическое. Помимо нетрадиционного деления на периоды в романе нет дат и иных четких координат - нет общепринятых точек отсчета.

Фрагментарность романа компенсируется с помощью многочисленных сюжетных перекличек, которые отсылают читателя к разным местам произведения и дают возможность их между собой связать, сделав определенные выводы на основании повторяющихся сцен или деталей. Показательно, что чаще всего у Тынянова между собой переплетаются совершенно парадоксальные мотивы не всегда четко «отыгранные» на содержательном уровне.

Одним из наиболее важных у Тынянова мотивов можно с уверенностью назвать сцены неузнавания, подмены, ошибки, которые по большому счету происходят практически в каждой главе по вине невнимательности и рассеянности Кюхельбекера. Трактовать это можно двояко: если посмотреть на роман через призму историко-литературных сочинений Тынянова - очевидно, что писателем усиливается гротескный образ непризнанного поэта-неудачника. С точки зрения «декабристского» мотива- участие в восстании невольно встает в один ряд с нелепостями и случайностями, которые повторяются одно за другим в жизни героя. Наконец, это повторение работает как одно из средств создания комического: не столько путем высмеивания определенных черт героя (этим на страницах романа, как и некогда в жизни, занимаются его лицейские друзья, окружающие его литераторы), Тынянов же создает комический эффект на фоне полной парадоксальности ситуации, нелепо и неловко складывающихся обстоятельств жизни героя.

Не менее часто в романе встречается мотив предсказания судьбы: постоянно в отношении Кюхельбекера звучат пророчества, в том числе его собственные, таким образом, содержание последующих глав нередко анонсируется в предыдущих. Этот мотив имеет значение не только для связи эпизодов, таким образом подчеркивается еще и предопределенность судьбы героя, который бессилен под гнетом обстоятельств и, несмотря на все бунтарские попытки, вынужден плыть по течению. Слабость и безвольность героя усиливается и тем, что в романе повторяется мотив рассказа о нем в третьем лице. К слову, в первой главе судьба героя решается на семейном совете без его участия, глава «Петербург» и «Деревня» начинаются с писем (Энгельгардта и Устиньки соответственно), которые лучше знают о том, каким образом может сложиться судьба Кюхельбекера. Сюда же можно отнести попытки тетки Брейткопф устроить его судьбу.

Одним из основных мотивов, который используется непосредственно для связи эпизодов между собой, можно назвать «странствия» героя. Выстраивание биографии на основе географических названий - прием для Тынянова также не лишенный семантической подоплеки: герой действительно постоянно менял свое местоположение, что в литературном тексте тут же реализовалось в сквозной мотив, который стал основополагающим для формирования структуры всего произведения.

Мотив странствия был Тыняновым почерпнут, прежде всего, из стихов Кюхельбекера (и лирики 1820-х гг. вообще, в особенности - посвященной самому Кюхельбекеру - Жуковский Жуковский В. Теон и Эсхин /Собрание сочинений в 4 т. Т. 1. - М.; 1959 -- 1960., Батюшков Батюшков К. Странствователь и домосед / Сочинения: в 2 т. Т. 1. - М.: Худож. лит., 1989.). Романтические мотивы пути, ухода из дома, стремления в неизвестность можно не только рассматривать как способ выстраивать композицию. Тынянов, следуя за «Евгением Онегиным», пытается привязать каждую художественную деталь к общей смысловой нагрузке текста. Череда странствий, в первую очередь, связана с поисками поэтом своего места литературе и новых путей развития поэзии, связанные с чувством «переломной эпохи» и отсутствия общепринятой чаемой поэтической традиции (чувство это было присуще самому Тынянову).

Кроме того, важно, что одним из наиболее часто встречающихся типов странствия является бегство - это можно наблюдать уже в первой главе: поэт нигде не находит себя и всюду становится чужим. В попытках «сменить реальность» Кюхельбекеру видится выход из сложившейся ситуации, однако новая реальность оказывается для него не менее разочаровывающей. Потому каждое бегство оркестрировано разочарованием, сопряженным с отчужденностью от реальности. Побеги героя не всегда оказываются действительно случившимися перемещениями в пространстве - иногда они даются метафорически и с большой долей гротеска. При этом повторяющийся «комический» мотив бегства является пересечением и следствием «движущего» роман мотива странствия поэта.

Полноценный образ героя с развернутым психологическим портретом, тем самым, утрачивается и заменяется на образ, который постоянно находится в развитии - практически в каждой новой главе он вдруг оказывается в новом месте и предстает читателю с новой стороны. При этом Тынянов замечает, что странствия у его героя бывали разные, их характер меняется сразу после того, как повествование достигает своей кульминации - в том числе «кульминации» достигают радикальные действия Кюхельбекера.

Переломный момент произведения - это восстание на Сенатской площади, которое композиционно становится в центр романа, является его серединой. Именно в этом месте повествование сгущается, и если детству, точнее даже отрочеству героя уделяется по сути две первые главы, а две последние - его дальнейшей судьбе после высылки из Петербурга, то нескольким месяцам накануне восстания в совокупности с описанием самого дня - 14 декабря - целых три главы, равноценных по объему иным главам, охватывающим при этом гораздо протяженные временные периоды. Описанию дня восстания посвящена отдельная глава - «Петровская площадь». Последующие части романа не только лишаются подробностей, но и теряют краски: тон повествования меняется вместе с изменением настроения героя: перед нами уже не чудак-поэт, но человек в возрасте (хотя фактически совсем не старый), разбитый и потерянный. В общем, судя по композиции романа, можно предположить, что «декабризм» Кюхельбекера - основная его тема, однако такое суждение было бы ошибочно: найти одну заглавную тему в произведении, состоящим из разных мало связанных друг с другом фрагментов, отнюдь нелегко, кроме того, роман Тынянова не был бы модернистским, если бы за популярным историческим сюжетом не стояла совершенно иная концепция, предполагающая исторический фон как почву для привлечения дополнительных смыслов - именно в наличии скрытых смыслов у Тынянова, заложенных уже на уровне композиции, - суть его переосмысления событий XIX века.

В свою очередь, признание факта сильной увлеченности Тынянова фигурой Кюхельбекера в исследовательском плане заставляет искать в произведении, в первую очередь, именно отсылки к творчеству героя, однако мы видим, что повествование сконцентрировано, скорее, на бытовых вещах, а порой изобилует подробностями, косвенно затрагивающих биографию Кюхельбекера (например, сцены, в которых после смерти Александра члены семьи Романовых обсуждают вопросы наследования престола). Показательной для понимания тыняновской «повседневности» в романе предстает первая глава - она же определяет манеру повествования, которая не предполагает подробного рассказа о творческом пути героя. Тынянов рисует представших на первых страницах героев - Кюхельбекера и членов его семьи - схематично, вместе с тем каррикатурно, без предыстории вводя читателя в другую эпоху, тогда как мало значащим для понимания происходящего (зато передающим настроение времени) деталям с первых страниц уделяется большое внимание. С другой стороны, в первой главе уже обозначаются все основные темы романа, которые получат развитие и далее.

Начинается роман с возвращения героя из Верро - по сути, из Европы. (В начале XIX века город этот, как и вся Эстония, принадлежал Российской империи, но оставался по языку и культуре немецким. Потому в тамошнем пансионе и воспитывался мальчик из еще не вполне обрусевшей немецкой дворянской семьи лютеранского вероисповедания.) Уже в первой главе «Семейный совет» определяет его ближайшее будущее (зачисление в Лицей), что «предсказывает» тем самым всю дальнейшую судьбу героя. С детства Кюхельбекеру навязывается жизненная программа. По мнению матери, он «предрасположен к стихам», а так как «стихи - это литература», уже в самом начале романа мы видим будущего поэта, каковым он останется до конца. В том же рассуждении матери, признающей литературный талант мальчика, оговаривается, что «военная служба ему не пойдет».

Таким образом, в этом эпизоде предсказываются все служебные неудачи Кюхельбекера, сорвавшийся план отправиться в восставшую Грецию, кавказское приключение с «чеченом» и даже трагикомическая развязка 14 декабря. Пока же признание в мальчике «поэта» несколько сдвигает представление о нем как о революционере.

Начиная со второй главы, герой все время находится среди поэтов (настоящих и будущих) и литературных деятелей, но уже на семейном совете заходит речь и об «особенных» товарищах, которые будут у Кюхельбекера в лицее - так предсказывается роль дружбы (увы, болезненной, чреватой конфликтами) в его жизни: с лучшими своими друзьями - Пушкиным и Дельвигом - герой познакомится на лицейском экзамене.

Биография Кюхельбекера в романе сопряжена и с поэтами «прошлыми». В одной из первых же строк романа упомянут Шиллер - вновь совершенно неслучайно: помимо того, что знакомому с творчеством Кюхельбекера читателю доподлинно известно о роли этого поэта в его творчестве, Шиллер является еще и важной для устройства романа романтической «ассоциацией» - он будет неоднократно фигурировать на страницах романа. В частности, Кюхля «диким голосом читал Шиллера» в лицее (чтение вслух, к слову, тоже очень важный для романа мотив). А когда Кюхельбекер поедет в Европу, в начале одноименной главы он отправится на родину «Шиллера, Гете и Занда» - именно в таком порядке, который для Тынянова явно не был произвольным. В первую очередь, на тот момент интерес для Кюхельбекера представляла именно Европа романтическая (это при том, что спустя буквально несколько лет Шиллер перестанет быть кумиром Кюхельбекера), затем уже идет неколебимый идеал Кюхельбекера - Гете, который олицетворяет Европу великого искусства, перед которым Кюхельбекер всегда испытывал трепет, и только третьим назван революционер Занд, портрет которого будет впоследствии хранить у себя Кюхельбекер, выдавая за изображение собственного брата.

Вообще тема «кумиров» Кюхельбекера (то есть привлечения стороннего опыта, который при всем своем стремлении «отличаться» впитывает в себя поэт) становится также важной для романа - во-первых Тынянов говорит о том, что они всегда были у героя - он всегда был в кого-то влюблен («то в Державина, то в Жуковского, то в Ермолова»), в отличии от Пушкина, который, по мнению возлюбленной Кюхельбекера Дуни, «никого в жизни не любил и не любит, кроме своих стихов». Помимо всего прочего персонажи, которые представали для героя авторитетами, были совершенно разными (взять хотя бы идущих в одном ряду поэтов и - внезапно - генерала Ермолова) и постоянно сменялись, «символизируя» различные стадии развития, в том числе поэтического, через которые проходил герой. Кумиром его «юности» же стал Шиллер, и первая глава в наибольшей степени наполнена этой наивной поэтичностью - не только в описании Кюхельбекера, но и барона Николаи, которая, вырастая из детства героя, останется с ним до конца жизни. Неслучайно в этой же главе звучит имя другого литератора - Карамзина - Тынянов, таким образом, обыгрывает и сентиментальную традицию.

Другой отсылкой в первой главе к сюжету, который развернется далее в романе, становится упоминание Франции и Италии бароном - это «план» будущего странствия героя в Европу, и первое же путешествие чуть не происходит в этой же главе - речь идет о попытке бегства Кюхельбекера обратно - в город Верро. Бежит он к девочке, с которой ему рисуется после брака «сентиментальная» идиллия в хижине. Побег этот выглядит совершенно бессмысленным, ибо юный Вильгельм вовсе не прочь учиться в Лицее, однако с самого детства в него заложена иррациональная сила противоречия, которая тянет уйти с намеченного кем-то (в данном случае, предопределенного родственниками) пути. Именно тот побег ознаменовал собой череду бегств в романе, причем важно, что желание убежать из дома, которое возникает у Кюхельбекера - ничем не мотивированное, является результатом его фантазий.

Еще один мотив, который отражен уже в названии романа, но получает развитие и в заглавии первой главы - странное имя героя. «Кюхля» звучит одновременно нелепо и непонятно. Вынесенное в название «Виля» - вроде бы уменьшительное имя, которое отражает возраст героя (хотя будет употребляться по отношению к Кюхельбекеру его друзьями и в уже более взрослом возрасте), однако и оно несет в себе оттенок несерьезного отношения. «Виля», как и «Кюхля» можно проецировать на весь роман - как заострение темы инфантильности героя.

Тема нелепого имени героя будет особенно акцентирована в лицейской главе, название которой тоже представляет собой каламбур - «Бехелькюкериада». В данном случае это не только очередная игра, которую придумывают одноклассники-лицеисты, чтобы посмеяться над сложной фамилией и немецким происхождением героя. Из названия главы становится ясно, что основным предметом насмешек становится лирика Кюхельбекера. (В следующей главе мы еще вернемся к вопросу об особенностях его лицейской лирики).

Именно лицей дал начало «Кюхле»: в главе, посвященной лицейской жизни, он выставлен совершенным недотепой с одной стороны - отсюда вырастает «смешное» слово, с другой стороны - это прозвище употребляли только друзья героя, в том числе Пушкин. Таким образом, Лицей и лицейская дружба - другая ассоциация, которую вызывает название романа. Важным тут становится и то, что «Кюхлей» называли еще совсем ребенка, а вовсе не состоявшегося поэта и участника декабристского восстания. Выбирая странное слово для названия, Тынянов, очевидно, перечеркивает возможность «официальной» трактовки такой биографии, восприятия ее как «каноничной» - непонятный и смешной заголовок, напротив, обещает представить героя во всей его непосредственности: «Кюхля» - это мальчик, которого дразнят его друзья, причем не просто дразнят - в утрированном виде Тынянов говорит о том, что Кюхельбекера травят. «Его глухота, вспыльчивость, странные манеры, заикание, вся его фигура, длинная и изогнутая, вызывали неудержимый смех…. Эпиграмма за эпиграммой, карикатура за карикатурой. "Глист", "Кюхля", "Гезель"!» Тынянов Ю. Кюхля. СПб., 2012, С. 21

Игра со странной и длинной немецкой фамилией героя продолжается и дальше: «Кюхель» - называет героя новый директор Лицея Энгельгардт, Ермолов дразнит Кюхельбекера «Хлебопекарем» во время его службы на Кавказе, Кюкельберг - так запоминает фамилию дядя Флери - главный «слушатель» парижской лекции героя. Даже дуэль с Пушкиным чуть не разворачивается из-за искажения фамилии, и с Похвисневым Кюхельбекер желает драться в том числе из-за того, как он, вслед за Ермоловым, именует Вильгельма «Хлебопекарем». Фамилия является олицетворением «всеми унижаемой» личности героя. Постоянные искажения фамилии комичны, от чего комично выглядят и попытки уязвленного Кюхельбекера защитить свою честь.

Лицей становится одновременно наиболее комическим и драматичным временем для героя - еще юного, с чуткой душевной организацией. С самый первых дней учебы за ним закрепляется репутация «чудака» (и это одно из самых «мягких» определений, которые дают Кюхельбекеру): уже в детстве мальчик в парадной форме «похож на попугая», нелепо кланяется царю и позорится перед императрицей, отвечая ей «Oui, monsieur» Там же, С. 18. Далее в тексте герою будут навешиваться еще более категоричные ярлыки «сумасшедшего», «урода».

Однако, если проанализировать то, как описано открытие лицея, смешон оказывается не только Кюхельбекер, но вся ситуация. Малиновский волнуется, глядя на царя верноподданническим взглядом, молодой профессор Куницын слишком либерален в своей торжественной речи, что несколько задевает присутствующих (так положено начало «политической» линии романа), а в это время Василий Львович Пушкин не к месту чихает. Мир, в котором Кюхельбекер очутился, поступив в Лицей, нарочитый, комичный, полный странных бытовых деталей. Тынянов описывает Лицей «соизмеримо» гротескному образу главного героя, который, впрочем, даже в столь странной среде сразу же становится «чужим» и выглядит особенно нелепым.

После окончания Лицея романный Кюхельбекер свой сложившийся в детстве образ не перерастает, он только дополняется различными странными манерами и особенностями, приобретаемыми героем (инаковость Кюхельбекера в жизни несомненно для Тынянова важна как метафора его «младоархаизма» в поэтическом творчестве). Сумасшедшим Кюхельбекера считают в романе большая часть героев, с которыми он общается. Наиболее показательным в этом плане выступает его знакомство с Грибоедовым: «Грибоедов с опаской пожал руку Вильгельму и шепнул на ушко Гречу совсем тихо - Послушайте, это не сумасшедший? Греч рассмеялся - Если хотите - да, но в благородном смысле» Тынянов Ю. Кюхля. СПб., 2012, С. 64.

Этот эпизод становится показательным для романа: Тынянов вводит в нем тему «благородного сумасшествия», созвучного с темой донкихотства, которая также появляется в романе. Также этот эпизод доказывает, что все оскорбления, которые сыпятся в сторону Кюхельбекера, порой вызывая недоумение у читателя, вовсе не являются исключительно злыми насмешками безотносительно бурной реакции самого героя на колкости в свой адрес: сколько бы раз в его сторону не прозвучало слово «безумец», Кюхельбекер в романе остается таковым лишь в самом «благородном» смысле.

Именно поэтому, несмотря на то, героя никто не воспринимает всерьез - и он ведет себя в действительности вздорно, бурно реагируя на любую насмешку в свой адрес, а стихи его называют неуклюжими (впрочем, не все - у лицейского творчества Кюхельбекера есть и откровенные почитатели, например, барон Корф), Тынянов тут же делает ремарку - ключевую для понимания романа - «они ведь тебя, братец, в сущности, любят. А что смеются - так пускай смеются» Тынянов Ю. Кюхля. СПб., 2012, С. 30. Это замечание Пушкина свидетельствует также о том, что смеются над героем в основном друзья. При всем том, что читателю явлен утрированно комический образ Кюхельбекера, герой не был смешон, он был «удобным» объектом для дружеских насмешек.

Другие определения, навязанные ему его сверстниками-лицеистами, но при этом закрепившимися за ним до конца жизни (этим самым только усиливается роль лицея и лицейского круга в жизни Кюхельбекера) касаются внешности героя: он урод, помимо того, он глуховат, и эта досадная физиологическая особенность Тыняновым также не раз будет подчеркиваться. (К слову, описывая открытие лицея, писатель приводит совершенно парадоксальное сравнение: царь был глуховат - как и Вильгельм).

Так, путем постоянного повторения одних и тех же определений применительно к герою в совершенно разных ситуациях (далеко за рамками лицейской главы) Тынянов акцентирует внимание не только на откровенно несимпатичной внешности героя, но и на его ключевых личностных качествах, которые конфликтуют между собой и, в какой-то мере, предопределяют трагичную судьбу Кюхельбекера. Это, прежде всего, его добродушие и тщеславие.

Перед лицейским экзаменом Кюхельбекер грезит о том, что его стихи принесут ему славу, а Державин передаст лиру именно ему. Тщеславные мысли будущего поэта неотделимы от его необыкновенного упорства («У Кюхли была упорная голова: если он в чем-нибудь был уверен, никто не мог заставить его сойти с позиции»). Эта черта принесла впоследствии герою больше вреда, чем пользы. При этом упорное желание отстаивать свои интересы у Кюхельбекера вовсе не сопряжено с эгоистичным поведением по отношению к другим, и, как выясняется, при всем своем сумасбродстве к серьезным конфликтам Кюхельбекер вовсе не готов, этому препятствует его добродушный нрав. «Это был донкихот, крайне необузданный, но настоящая добродушная голова» Тынянов Ю. Кюхля. СПб., 2012, С. 23, говорит о герое директор лицея Энгельгардт. Кюхельбекер скорее мог был причинить вред себе, чем кому-то из друзей (своего апогея такое поведение героя достигнет в сцене дуэли с Пушкиным - он не может выстрелить в друга, при этом горячится и требует выстрела от него).

Одновременно трагичной и комичной выглядит попытка утопиться в лицейском пруду - по сути, это уже вторая в романе попытка «бегства» героя: на этот раз - наиболее радикальный вариант - уход из земного мира. На смену порыву к идиллии приходит вызванный отчаянием порыв к небытию. Неудавшееся самоубийство Кюхельбекера, как и побег в Верро в первой главе, ассоциируется с творчеством Карамзина - еще более явно. Затем «пруд» будет обыгрываться и в описании Державина, который «напоминал пруд, заросший тиной, в котором он [Кюхельбекер] хотел утопиться» Там же, С. 35 - намек на принадлежность поэта уже к прошлому поколению стихотворцев, и необходимости «реформировать» поэзию. Если в первой главе ключевой можно назвать тему «фатализма» - и бежать герой пытается на самом деле именно от этой «предопределенности» своей судьбы, то «Лицей» дает начало образу «слабого» героя, легко уязвимого, поддающегося на провокации.

Еще одной важной темой, которая берет начало в этой главе и неслучайно развивается в романе параллельно с мотивом бегства, становится политическая, и первым политически окрашенным эпизодом, введенным в роман, становится речь профессора нравственных наук Куницына: «Настанет время, когда отечество поручит вам священный долг хранить общественное благо» Там же, С. 16, говорит он, далее продолжая о том, как важно, чтобы на государственном месте был человек образованный, который не даст привести государство в упадок. Чрезмерной пылкостью и либерализмом Куницын смущает царя, который, тем не менее, вспомнив, что он «первый либерал страны», рекомендует представить Куницына к отличию. В речи Куницына вновь звучит на этот раз «наставление» на будущее, которое будет трактовано Кюхельбекером и другими декабристами совершенно однозначно - их «священный долг» будет заключаться в совершении государственного переворота. Характерно, что в следующий раз Куницын предстанет на страницах романа уже тогда, когда будет говорить речь на тайном собрании.

Стоит отметить, что «политических» эпизодов в романе - великое множество. Даже те эпизоды, которые таковыми вовсе не кажутся, просто происходят с участием государственных лиц (как то встреча императора с медвежонком и Кюхельбекера с великим князем, которого он принимает за своего дядю), иронизируя, Тынянов называет «политическими». Ирония заключается еще и в том, что в по-настоящему политический эпизод встреча Кюхельбекера с великим князем преобразуется позднее, когда герой будет стрелять в Михаила Павловича 14 декабря 1825 года.

Отсылки к главе «Петровская площадь» возникают в лицее не только в виде комичных намеков, в «Лицее» же Тынянов вводит понятие «вольность», которое вызывает, прежде всего, закономерные литературные ассоциации - название оды Пушкина. Лицейская «вольность», с которой безуспешно пытался бороться император попытками ввести военную муштру, однако, затем перерастет в «свободу», с которой начнется глава «Европа», а после и в радикальное освобождение страны от крепостного рабства, за которое будет ратовать Кюхельбекер.

В лицее происходит еще два пророческих эпизода, которые найдут далее отклик в судьбе поэта. Один из них связан с Пушкиным, который говорит: «Люблю тебя, как брата, Кюхля, но когда меня не станет, вспомни мое слово: ни друга, ни подруги не знать тебе вовек. У тебя тяжелый характер». В этом трагичном пророчестве Пушкин предсказывает одновременно и длительную их с Кюхельбекером дружбу, и свою раннюю смерть, и определяет нелегкий нрав Кюхельбекера, который не доведет героя до добра.

Другим «пророком» выступит лицейский преподаватель, как и Пушкин предугадывающий, к чему может привести Кюхельбекера его вздорный характер: это Давид Будри, брат революционера Марата. Он заявляет Кюхельбекеру: «А вы тщеславны, друг мой. Вы честолюбивы. Это вам не предвещает ничего хорошего». И далее Тынянов пишет: «Вильгельм недаром перед сном воображал какую-то воющую толпу» Тынянов Ю. Кюхля. СПб., 2012, С. 33. Итак, Кюхельбекер жаждал славы во что бы то ни стало, поэтической или политической - правда, пока на уровне своих фантазий - ничего впрямую не свидетельствует об амбициозности героя, скорее, наоборот: в ответ на вопрос, кем он хочет стать после окончания лицея Кюхельбекер говорит: «Не знаю» Там же, С. 54. Однако основное поле деятельности героя читателю вполне понятно (впрочем, Тынянов на это намекает его еще в главе «Виля»). Учитывая желание Кюхельбекера отличиться на выпускном экзамене, прочитав Державину стихи собственного сочинения, а также его чрезмерно болезненную реакцию на насмешки друзей над его «балладами», становится очевидно, что поэтическое творчество уже в лицейскую эпоху становится для героя определяющим.

Первое стихотворение героя, которое Тынянов цитирует - это «Бессмертие есть цель жизни человеческой» (1814), которое посвящается Державину. Сам Державин комментирует его в романе следующим образом: «Громко. Есть движение…Огня бы побольше. Державина, видно, читали» Там же, С. 37, констатируя, что это стихотворение - во многом подражание, которых у юного Кюхельбекера будет еще немало до тех пор, пока он не придет к собственному пониманию поэзии и не займет в ней определенное место. «Зовет сопутников, -- но в страшной тишине/ Лишь львов и ветра вопль несется в отдаленьи» Там же, С. 37, - именно эти строки Тынянов приводит не случайно: они ознаменуют собой мятежную натуру героя, его одиночество, как на пути поэтическом (он всеми непонятный), так и на жизненном - годы ссылки и преждевременный уход из жизни многих друзей.

Этот опыт Кюхельбекера в романе сопоставляется с блистательными стихами Пушкина, которому Державин «лиру передает». На самом деле о таком признании, используя ту же самую метафору, мечтал Кюхельбекер для себя, однако поняв, что одобрения Державина удостоился Пушкин, герой внезапно забывает о своем тщеславии и поздравляет Пушкина с неподдельным восторгом.

Стихотворением Пушкина «Разлука» (1817), посвящённом Кюхельбекеру, заканчивается «Лицей»: Лицейской жизни милый брат, / Делю с тобой последние мгновенья. / Прошли лета соединенья; / Разорван он, наш верный круг» Тынянов Ю. Кюхля. СПб., 2012, С. 54 - 55, - этими словами закрепляется ценность лицейского братства, которое поэты пронесут до конца жизни, и даже после смерти Кюхельбекеру явится Пушкин. Таким образом, Пушкин постепенно вводится в роман, пожалуй, как следующий по значимости после Кюхельбекера герой (и, конечно, один из самых значительных персонажей для Тынянова - уже в романе, посвященном Кюхельбекеру), он становится постоянным «спутником» Кюхли, какие бы расстояние поэтов не разделял и.

Несмотря на предсказание тяжелой судьбы и отсутствие у Кюхельбекера, в отличие от других лицеистов, четких планов на будущее, после окончания лицея в Петербурге Кюхельбекера ждет неожиданный успех: он получает приличное место и «живет как сыр в масле». Теперь он преподает в Педагогическом институте, служит гувернером, публикует стихи (почти в каждом номере «Сына отечества», как отмечает директор лицея Энгельгардт, не без иронии, называя творения героя «гекзаметрами»).

Ирония над стихотворством Кюхельбекера продолжается и далее - в романе рассказывается о том, как слуга героя Семен выдает стихотворения господина за свои. Он характеризует сочинения поэта примерно так: «длинные, жалостные, про любовь и звезды, и задумчивого содержания», что можно считать насмешкой над сентиментально-романтической традицией, которой, согласно Тынянову, Кюхельбекер на тот момент (равно как и на момент начала путешествия по Европе) был близок.

В Петербурге Кюхельбекер, тем не менее, приобретает статус и внедряется в поэтический круг: он знакомится с Рылеевым, Гречем, Жуковским, Грибоедовым, важно, что отношения к новым знакомствам будет у поэта неодинаковым. Он благоговеет перед Жуковским и Грибоедовым, относится настороженно к Булгарину. Это снова «пророческий» ход - именно Булгарин готов будет сдать Кюхельбекера после восстания. Он дает его описание для розыска, которое - как сам Булгарин его определяет - «литературное произведение», которое, кстати, по мнению героя (тут проявляется, конечно же, игра Тынянова с противопоставлением быта и художественной правды), является наиболее точным.

Итак, круг знакомства поэта в романе расширятся, и все литераторы, упомянутые в романе, встречаются поэту в этой главе не просто так - они будут важны для Кюхельбекера и далее. К примеру, то отношение, которое у Кюхельбекера формируется по отношению к его новым знакомым, происходит отнюдь не только по принципу разделения на архаистов и карамзинистов. Здесь наблюдается условное деление на людей «творческих», заведомо иррациональных, и «людей порядка». Именно таким кажется Кюхельбекеру Булгарин, позднее таким же «филистером» он найдет Греча, с которым будет жить и сотрудничать (недаром в действительности искрометные записки Греча о Кюхельбекере столь «далеки», по мнению родственников Кюхельбекера, от истинной его натуры - в тыняновском романе это непонимание обыгрывается: у героев практически не было точек пересечения). Позже, уже в главе «Крепость» Тынянов обобщает опыт Кюхельбекера, принципиально отличавший его от героев-прагматиков: «Вильгельм никогда не понимал людей порядка, он подозревал чудеса, хитрую механику в самом простом деле, он ломал голову над тем, как это человек платит деньги, или имеет дом, или имеет власть. И никогда у него не было ни дома, ни денег, ни власти».

Тесное знакомство с Гречем в романе происходит, впрочем, во втором «петербургском» эпизоде, который становится в романе «дублированием» первого, следующего сразу после окончания лицей. Второй раз поселиться в Петербурге герой намерен после посещения имения, в котором проживает его сестра, Закупа - время непосредственно перед восстанием. Оба петербургских периода в жизни героя имеют множество сюжетных перекличек, при этом если в преддверии 1825 года в городе и в жизни поэта царило напряжение, то в Петербурге конца 1810-х, несмотря на уже зарождающиеся революционные настроения, царило относительное спокойствие, вплоть до того, что романный Кюхельбекер с его неуемным характером начал «скучать» на престижной должности гувернера.

На данный момент «революционные» планы, связанные с изданием журнала, пока не были реализованы, хотя на собрании уже звучат основные либеральные идеи, которые, еще до того, как найдут отражение в период подготовки к восстанию, будут озвучены Кюхельбекером во время Парижской лекции. «Первая цель наша -- уничтожение нашего позора, галерного клейма нашего, гнусного рабства, у нас существующего. Русский крестьянин, как скот, продается и покупается» Тынянов Ю. Кюхля. СПб., 2012, С. 78 - об этом говорит на собрании Николай Тургенев. У Кюхельбекера позднее: « - Не дурной ли это знак, что, начиная с древней истории русской, есть у народа что-то, что мешает ему стать великим, благодатным явлением в мире нравственном, среди всех других народов? -- сказал он задыхаясь. - Рабство, -- сказал он глухо, -- рабство, которым пахнет хлеб, посеянный рабом, рабство, в коем поется песня….Да не будет!» Там же, С. 121. Здесь важно не столько пересечение мотивов (хотя становятся понятными истоки, позволявшие Кюхельбекеру впитать в себя революционную идеологию), сколько манера изложения: поэтизированными - по-настоящему романтическими звучат либеральные лозунги у Кюхельбекера, совершенно непохожими на изложение «политической программы».

«Дублирование» двух петербургских частей романа достигается не только за счет политических эпизодов, хотя линии, связанные с революционной деятельностью героя, можно считать центральными, но также дублирование происходит и на уровне второстепенных эпизодов. Каждое прибытие героя в Петербург сопровождается появлением в романе его тетки Брейткопф, которая неизменно заботится о судьбе Кюхельбекера, только если в первом случае она может устроить героя профессором в Дерпте, то после путешествия в Европу она предлагает ему практически залечь на дно, уехав в деревню. Именно к тетке Бейткопф приходит Кюхельбекер после восстания. Ранее идиллические посиделки у тетки с кофе в один момент утратили свою прежнюю функцию и перестали быть символом спокойствия и благополучия, на этот раз все происходило уже в последний раз. «Грязный, в оборванном фраке, он стоял посреди комнаты, и с него стекала вода. Тетка стояла у стола неподвижно, как монумент, лицо ее было бледнее обыкновенного. Потом она взяла за руку Вильгельма и повела умываться. Вильгельм шел за ней послушно. Когда он снова вошел в столовую, тетка была спокойна. Она поставила перед ним кофе, придвинула сливки и не отрываясь смотрела на него, подперев голову руками. Вильгельм молчал. Он выпил горячий кофе, согрелся и встал спокойный, почти бодрый. Он попрощался с теткой. Тетка сказала тихо: - Виля, бедный мальчик» Тынянов Ю. Кюхля. СПб., 2012, С. 317. В этом эпизоде перед нами возникает все тот же ребенок «Виля», названный так в первой главе, однако только что совершивший самый безумный поступок в своей жизни, который по сути аннулиривал все его прежние в «успехи» в глазах общества - в этот момент все начинается с начала, Кюхельбекер беззащитен, как ребенок, и это прекрасно понимает тетка, которая испытывает вовсе не осуждение, а жалость.

Очевидное дублирование эпизодов происходит на примере похорон возлюбленной Кюхельбекера Софи: то, что было лишь шуткой в начале (Софи сымитировала собственные похороны) становится в конечном счете. Такого рода повторения в романе нужны Тынянову для изображения изменения атмосферы, которая царила в Петербурге: ключевым мотивом становится то, что все, что до того воспринималось несерьезно, становится реальным и пугающим. Изменения такого рода происходят и с самим героем: его увлечение либеральными теориями неуловимым образом становится делом его жизни.

Однако до того важным жизненным этапом Кюхельбекера становится его путешествие в Европу. С одной стороны, это первое «осознанное» его решение отправиться в странствие. Сбежать в Верро было детской фантазией, в лицей его определила семья. Кюхельбекер впервые распоряжается своей судьбой вроде бы самостоятельною В Европе Кюхельбекера ожидали встречи с известными литераторами. Помимо прочего, это была возможность покинуть Россию, где, по политическим причинам, оставаться ему было нежелательно. В романе акценты расставлены немного иначе - политические причины выходят вперед.

Впрочем, у Кюхельбекера был и другой вариант: хорошо устроиться и избежать проблем: «Профессура в Дерпте, зеленый садик, жалюзи на окнах и лекции о литературе. Пусть проходят годы, которых не жалко. Осесть. Осесть навсегда». Если сначала возможность «осесть» Кюхельбекера прельщает, то затем он думает уже иначе: в Дерпт больше не тянет. В первую очередь потому, что «уж совсем расквитаться с Россией» хотелось: эпизод с предполагаемым (несостоявшимся) отъездом в Дерпт сплетен и с романтическим - без взаимности - увлечением Софи, а до того - с житейскими трудностями и невозможностью самоопределения (и служба в коллегии, и журнальная деятельность, и уроки в пансионе перестали приносить герою удовлетворение). Кюхельбекер переживает разочарование и скуку, его натура требует радикального разрешения проблем - возникает «поэтическая» тяга к морю. Все говорит за то, что Кюхельбекер настроен на путешествие, причем в Европу - на родину романтизма (так было и на самом деле, не зря еще до собственного путешествия Кюхельбекер пишет «Европейские письма»). Он хочет авантюрного странствия, а не покоя в Дерпте.

Перед отъездом в Европу Кюхельбекер пишет в альбоме Софи Пономаревой: «Человек этот был всегда недоволен настоящим положением, всегда он жертвовал будущему и в будущем видел одни неприятности» Тынянов Ю. Кюхля. СПб., 2012, С. 94. Это опять-таки предсказание дальнейшей судьбы - на этот раз самим же героем.

Немаловажной причиной уехать из России стали «политические» события, которые в романе вынесены на первый план: стихотворение «Поэты», приуроченное к ссылке Пушкина (показательна реакция Энгельгардта, который после прочтения очередного «политического» стихотворения, на этот раз авторства Кюхельбекера, пророчит смерть лицею), планы издания революционного журнала совместно с Н. И. Тургеневым и потрясение от «Семеновской истории» (возмущение гвардейского Семеновского полка, на котором Кюхельбекер присутствует). Согласно роману, в дом поэта начинает наведываться шпион - побег становится чуть ли не неизбежным.

Стихотворение Кюхельбекера «Поэты», поводом к созданию которого стала ссылка Пушкина, является обращением к друзьям - истинным поэтам (в первую очередь - это обращение к Дельвигу), которые наделены от бога пророческим гласом, которому не сможет помешать цензура, который выделяется на фоне толпы и будет вечной. Стихотворение сопровождается эпиграфом из Жуковского: «И им не разорвать венца, /Который взяло дарованье!» (из дружеского послания «К Кн. Вяземскому И В. Л. Пушкину»), что указывает на жанр стихотворения «Поэты» - это тоже дружеское послание. Еще до отбытия героя в Европу приводится большой фрагмент, посвященный противопоставлению поэта, чье творчество бессмертно, власти (тиранам): «О Дельвиг! Дельвиг! что гоненья?/ Бессмертие равно удел/ И смелых, вдохновенных дел, /И сладостного песнопенья!», дважды повторяются в романе строки (сначала Энгельгардтом, затем в эпизоде с чтением доноса императором): «И власть тиранов задрожала» - с явным намеком на тираноборческий посыл стихотворения. Цитируются и строки непосредственно о Пушкине: «И ты -- наш юный Корифей - / Певец любви, певец Руслана!/ Что для тебя шипенье змей, /Что крик и Филина и Врана!» Тынянов Ю. Кюхля. СПб., 2012, С. 76. Пушкин представляется образцом для Кюхельбекера - образцом свободного творчества, гордости, неподчинения. Вошедшие в роман строки: «Так! не умрет и наш союз, / Свободный, радостный и гордый» впоследствии найдут отражение в стихотворении самого Пушкина «19 октября» 1825 года: «Друзья мои, прекрасен наш союз! /Он, как душа, неразделим и вечен --/ Неколебим, свободен и беспечен». Стихотворение «Поэты», таким образом, является не только остро политическим и «насмешкой» над властями, пытающимися подавить истинный глас поэта, но еще и дружеским манифестом, демонстрирующим связь между Кюхельбекером, Пушкиным, Дельвигом.

Прозвучавшие в стихотворении политические темы получат развитие в следующей главе романа - «Европа», в которой рассказывается о длившемся год путешествии героя, представляется чрезвычайно событийно плотной - и также изобилует большим количеством подтекстов и источников (и этот аспект требует более глубокого анализа). Тынянов включает в нее практически все, что ему было известно о пребывании Кюхельбекера за границей. Это единственное полноценное путешествие не раз «анонсируется» (намеки на будущие странствия по Европе есть уже в главе «Виля») и отзывается в последующих главах. Путешествию приписывается особая роль - как в творческой биографии героя, так и в становлении его как декабриста.

Путешествие Кюхельбекера в Европу в качестве секретаря «вельможи» А. Л. Нарышкина является одним из центральных -- определяющих судьбу персонажа -- эпизодов романа. Путешествию, длившемуся год, посвящается отдельная глава «Европа», которая отличается высокой событийностью и насыщенностью литературными материалами. Кюхельбекер предстает здесь состоявшимся поэтом, которому волей обстоятельств выпала роль «связующего звена» между Россией и Европой. Характер взаимодействия героя с европейской политической и культурной средой позволяет проследить, как Тынянов определяет место Кюхельбекера в русской поэзии начала XIX в. и роль поэта в восстании на Сенатской площади: в Европе герой проходит путь от наивного романтика до оратора, транслирующего идеи русской революции.

Начало главы стилизовано как путевой дневник - это своеобразный «вставной эпизод» в романе, который представляет собой рассказ о путешествии от первого лица (к слову, этот эпизод в романе не выдуман, а взят из реально существующего документа - «Путешествия» Кюхельбекера (1821), что демонстрирует вторичность этого эпизода, допустимость для Тынянова интегрировать в свой текст не только поэтическую речь, но и сливающуюся с повествованием Тынянова «чужую» прозу - в частности, беллетристику, написанную Кюхельбекером.

В Европе Кюхельбекер знакомится со множеством культурных деятелей: среди знаковых встреч можно выделить знакомство с Л. Тиком и И. В. Гете в Германии. В частности, с Тиком Кюхельбекер обсуждает писателей и поэтов, которые сыграли определенную роль в его биографии: Новалиса, Виланда, Клопштока (именно клопштоксикми называют лицеисты стихи Кюхельбекера), и, конечно, Шиллера. Встреча заканчивается чтением Шекспира, которое так восхищает Кюхельбекера. Впоследствии в романе будет фигурировать еще один значимый эпизод чтения, опять же связанный с немецкой литературной традицией. На этот раз сам Кюхельбекер будет читать Гофмана, что произведет устрашающее и одновременно очень положительное впечатление на Софочку Греч, в дневнике которой этот эпизод и будет фигурировать. (У Гречей Кюхельбекер будет жить какое-то время в Петербурге, в период издания журнала «Сын отечества»).

В Европе Кюхельбекер едва не совершает очередной побег, на сей раз - в Грецию. Таким образом, у Кюхельбекера появляется шанс принять участие в революционной (национально-освободительной) борьбе. Впрочем, мала вероятность, что там он сделался бы героем. Об этом позже скажет Грибоедов: «Хочет в Грецию попасть - попадет в плен, насидится в подвале». Это бегство также относится к разряду «несостоявшихся». Тяга Кюхельбекера в Грецию и его возможное участие в революционном перевороте стала мотивом, который находит отражение в других частях романа: Кюхельбекер не оставляет попыток принять участие в «чужой» революции, служа на Кавказе с конца 1821 г. по май 1822 г.

События, случившиеся в героев в Париже приобретают наибольшую политическую нагрузку: именно здесь герой прочтет свою лекцию о русской литературе, которая окажется для него роковой. После неожиданного момента славы Кюхельбекер будет отстранен от совей работы у Нарышкина и изгнан из Европы.

Тематика лекции, которую герой читает в романе, затрагивает проблемы необходимости решать проблему «рабства» в России, и несмотря на отсутствие в ней откровенных революционных призывов, становится очевидной генетическая связь европейской революционной идеологии (Европа понимается как родина Революции) и идеологии декабристов. Тынянов явно показывает, что лекция Кюхельбекера, вдохновившая присутствующего на лекции революционера - дядю Флери, была близка идеям декабристов. Однако несмотря на образ «революционера», который на протяжении всего путешествия героя ярче всего высвечивается именно в Париже, неловкий и эмоциональный (во время лекции он так отчаянно жестикулирует, что чуть не переворачивает графин с водой, остается мечтателем и поэтом. Именно это констатирует дядя Флери по итогам общения с героем после лекции, заявляя, что «это еще не голова [революции]…, но это уже сердце».

Интересно в контексте становления Кюхельбекера как идеолога революции становится знакомство героя ранее в Германии со студентом Леннером, который видит Кюхельбекера «продолжателем» революционного дела, с чем спешит не согласиться сам герой: в ответ на расспросы о продвижении «дела» в России Кюхельбекер «стеснялся, у него было чувство, как будто его принимали за кого-то другого» Тынянов Ю. Кюхля. СПб., 2012, С. 107. Леннер дарит русскому поэту портрет Карла Занда, убийцы подозреваемого в шпионаже драматурга Коцебу. При обыске после парижской лекции именно этот портрет вызовет вопросы, и Кюхельбекер скажет, что Занд - его брат. Опять происходит мотив подмены и не узнавания, уже неоднократно фигурировавший в романе, более того, и на этот раз, как и некогда в случае с великим князем Михаилом Павловичем, которого Кюхельбекер путает с дядей, совершенно незнакомого человека поэт - на этот раз уже намеренно - делает своим родственником, только на этот раз речь парадоксально идет о революционере, и, более того, убийце, которым вскоре чуть не станет Кюхельбекер.

После возвращения из Европы Кюхельбекер, который уже значительно запятнал свою «политическую благонадежность», отправляется служить на Кавказ после недолгого пребывания в Петербурге, где после парижской лекции находиться ему, по выстраиваемой Тыняновым романной концепции, было нежелательно. Однако и на службе герой долго не протянул. Сначала Кюхельбекер еще полон надежд на участие в освобождении Греции. «Чувствую, что и мне здесь не усидеть...А нельзя ли отсюда бежать в Грецию?» Там же, С. 147. Цитируя Пушкина, он «жаждой гибели горел», признавая, что жизнь ему скучна, а стать «героем» не терпится. «Я готов на преступление, на порок, но только не на бессмысленную жизнь. Куда бежать?» Тынянов Ю. Кюхля. СПб., 2012, С. 147 - Грибоедову Кюхельбекер говорит, что оставаться на месте невозможно и преступно, чтобы обрести смысл нужно двигаться - «бежать». Грибоедов возражает: «Край забвения - и то хорошо», противопоставляя Кавказ Петербургу. Кюхельбекер, напротив, не может смириться с тем, что он на Кавказе «отстранен» от активной жизни. От того, что героя тянуло «бежать», он продолжает совершать импульсивные поступки, а потому наталкивается на все новые неприятности: бессмысленно гонит лошадь вдаль от поселения в «дикие» места и встречает чечена, с которым вступает в перестрелку (по сути, это еще один его побег).

Пребывание на Кавказе завершается дуэлью с Похвисневым из-за случайно услышанного мелкого оскорбления. После бескровной дуэли поэт вынужден возвращаться в Россию. Вместе с героем в Россию думает вернуться и Грибоедов, но вспоминает, как родина его «отяготит», увидев тяжелые шубы из меха убитых зверей - и этим он напоминает Нарышкина, секретарем которого состоял в Европе Кюхельбекер: тот, несмотря на открытое неприятие чужого и нерусского, тем не менее, остается жить в Европе, что для Тынянова, по-видимому, было равнозначно предпочтению «сытой жизни». Кюхельбекер же по-прежнему нигде не готов осесть.

После короткой остановки в Петербурге, он едет в деревню, к сестре, где вновь оказывается «чужим» - и крестьянам (либеральная идеология героя предстает совершенно оторванной от жизни), и зверствующим помещикам-крепостникам, и своему просвещенному «либеральному» зятю. В деревне как нигде реализуется «славянофильство» Кюхельбекера, присущее ему еще в лицее, когда он тяготел в своей лирике к «национальным» мотивам. Именно в Закупе Кюхельбекер пишет свою знаменитую трагедию о Тимолеоне («Аргивяне»), в построенной на античном материале поэме звучат мотивы тираноборства («Древних героев Вильгельм любил почти как Пушкина и Грибоедова» Тынянов Ю. Кюхля. СПб., 2012, С. 183). Творчество Кюхельбекера в деревне оркестрировано мотивами вездесущего рабства, его окружавшего. Намеренно в эту главу вводится и мотив русской песни, которая звучит из девичьей (ранее русская песня - воплощение для Кюхельбекера истинной народности - уже упоминалась в его парижской лекции). «Отчего она мешает несчастным девушкам петь?» Там же, С. 182- сердится Кюхельбекер на ключницу Аграфену. Народная песня, в которой Кюхельбекер видел отражение души русского народа становится также в этой главе средством к переменам. Крестьянин Иван, например, с которым знакомится Кюхельбекер, вводит в народную песнь политические мотивы: «Во, рассукин сын Ракчеев, Расканалья дворянин; Всю Рассею погубил» Там же, С. 186, что для Кюхельбекера свидетельствует о том, что собственно народное творчество способно вобрать в себя многое, гораздо большее, чем прямая агитация со стороны «интеллигенции», для Кюхельбекера это становится дополнительным доказательством не только для осознания того, что в стране назрели перемены, но и того, что творчество должно быть приближено к народу - хронологически эта глава по сути предшествует изданию Кюхельбекером его статьи «О направлении русской поэзии…», где категория народности в поэтической традиции в совокупности с использованием богатого наследия славянского языка будет одним из приоритетов поэта. Кюхельбекеру противоречит зять Григорий Андреевич, заявляя, что «для того, чтобы создать вольность, о которой ваш Тимолеон мечтает, должно на аристократию опираться, а не на чернь» Там же, С. 197.