Образ дома в драматургии Николая Коляды

Вы видите, крышка у него такая гладкая, чистая, что даже сейчас, в полумраке, она отражает свет - какой-то свет!... Весь этот крохотный свет, что вокруг нас есть и был, из всех предметов, собравшись на крышку портсигара, перешел, вместился, вошел в ваше лицо, в ваши глаза и остался там, в нем - поразительный фокус!...

В сущности, герой сакрализует обычный портсигар, обнаруживая в нем нечто иное, сверхчувственное, несущее духовный смысл. И функция у этой и других вещей, которые собирает Миша, та же, что у религиозных святынь: концентрировать в себе духовное содержание, спасать от забвения.

В исследовании В. И. Мильдона, посвященном образам места и времени в русской классической драматургии, говорится о «замещении человека вещью», в частности на примере пьесы А.П. Чехова «Вишневый сад». Находим аналогию в пьесе Коляды «Царица ночи». Старик, герой этой пьесы решает вскрыть чемодан, который ему когда-то оставила на хранение совершенно незнакомая старуха. В качестве свидетеля при вскрытии чемодана он приглашает с улицы первого встречного юношу, вместе с которым он осуществляет задуманное. В чемодане старухи герои обнаруживают целую кучу вещей: баночку из-под монпансье, целлофановый пакет с волосами, очки, бумаги, письма, веер, фотографии, парик, блестящее платье, ракушку, деньги, лекарства, боа, перышки, свечку, вазу, осколок свадебной тарелки, монисто, фантик от конфеты «Ласточка», таблетки, театральную программку, искусственные ресницы, накладные ногти, сберкнижку, паспорт, трудовую книжку, свидетельство о смерти мужа, свидетельство о смерти отца, свидетельство о смерти матери, свидетельство о смерти дочери, свидетельство о смерти сына, золотинку от шоколадки… Все эти вещи не только несут объективную информацию об их владелице, помогая воспроизвести многие факты ее биографии, но они так или иначе замещают саму старуху, несут отпечаток ее души. Вопрос о том, что делать со всеми этими вещами, становится главным источником спора между героями разных поколений: старик относится к вещам старухи с грустью и сожалением, как бы олицетворяя их с ней самой, а юноша считает, что все это барахло попросту никому не нужно, повергает чужие мирские святыни в прах, считая осквернение и забвение нормой отношения к прошлому: Ну, заманал ты меня грустными нотками в голосе, заманал, понимаешь? Ну, вот ответь мне всё-таки честно: ну, вот куда б ты это тряхомудье дел? Ну, ладно, деньги бы истратил бы, на рынок вон, на кактусы свои, а это? Письма? Зачем их? Меня в армии научили письмами подтираться. И нормально. Придешь в туалет, а весь толчок забит бумагой: письма от друганов, любовниц, мамаш. И правильно, считаю. Нечего сопли распускать. Незачем хранить. Вот ты помрёшь - после тебя всё это всё равно выкинут. Живи свободно, ни к чему не привязывайся, как я. Все подохнем, ты понимаешь это, нет?

Таким образом, обыденная вещь у Коляды обретает значение символа, а «факты Человека, Вещи и любого глобального события становятся в его пьесах равнозначными, как и в художественном мире Чехова».

Еще одним обязательным атрибутом любого дома в пьесах Коляды являются цветы в горшках и экзотические растения. В пьесе «Амиго» на кухне произрастает целый сад: «в горшках, деревянных ящиках, в пластмассовых коробках, в бутылках из-под молока, в старых кастрюлях, в баночках из-под майонеза, масла, сметаны и в трёхлитровых стеклянных банках - миллион всяких цветов и растений. Есть и развесистая пальма, и длинный фикус, и даже маленькая берёзка и крохотная ёлочка. Всё тянется вверх, вьётся по стенам, по окну, свисает на стол и от того на кухне уютно. В других комнатах пыль, паутина, темно, а на кухне светло - под потолком три длинных неоновых лампы». В пьесе «Мурлин Мурло» их также большое количество: «В двухкомнатной квартире, где живёт Ольга с матерью, очень много цветов. Горшки с цветами стоят на полу, на подоконниках, на столе, на комоде. В маленькой комнатке справа, где недавно поселился квартирант Алексей, в кадушке растёт огромная развесистая пальма. Финиковая. Она занимает почти половину жилой площади». В пьесе «Полонез Огинского», сидя под такой же развесистой пальмой, герои мечтают о лучшей жизни. Бездействие мечтателей напрямую проецирует их жизнь на растения, под которыми они сидят, а их существование становится олицетворением живого, но неподвижного организма, которому, как говорит герой пьесы «Амиго» Костя, ничего не нужно, «лишь бы кто полил «водичкой-дождичком».

В пьесе «Царица ночи» пожилой герой разводит кактусы. У него их несметное множество: «на окне, на полу, по стенам - горшки и горшочки с кактусами разных размеров. Кактусов так много, что в глазах рябит от их колючек, щетинок». Он с любовью и трепетом относится к каждому отдельному растению, и оказывается, что кактусы - это единственные близкие ему живые организмы, с которыми он может разговаривать. Главным экспонатом всей коллекции старика является кактус «Царица ночи», который цветет всего один раз в сто лет. Старик мечтает увидеть его цветение, он бредит этой идеей: «в последнее время мне что-то грезится и грезится, и все от того, как я думаю, что по ночам «Царица ночи» расцветает, я даже открыл глаза однажды ночью и видел, как её спелые сочные красные цветы опустились с верху, с кактуса, и они пахли, пахли, пыльца с нее падала, с «Царицы ночи», о которой я мечтал, мечтал, что она зацветёт когда-то, я мечтал увидеть её цветение и умереть спокойно…». Одиночество героя, его оторванность от мира и семьи становятся главными темами пьесы. Старик прожил жизнь в ожидании чуда, но при этом он так и не смог осознать свое предназначение на земле. В далеком прошлом, узнав, что его отец был не цыганом, а «пошлым» узбеком, он навсегда отрекся от него со словами: «Он мне жизнь поломал. Дал и поломал. Видите, как всё в мире странно и непонятно». Однако финал пьесы оказывается глубоко символичным: как только старик принимает свою национальность, восстанавливает порванные связи, ярким цветком распускается «Царица ночи».

Антитезой живым растениям в пьесах Коляды становятся искусственные цветы, символизирующие смерть. В пьесе «Чайка спела» бумажные цветы лежат в гробу у покойника. В пьесе «Три китайца» Дагмар называет жизнь Лилии, изготавливающей бумажные цветы для венков, литургией. Сама Лилия свое занятие считает выгодным, а цветы красивыми: «На рынке цветы все - китайские, или ещё какие, а у меня русские, они самые морозостойкие и самые нелинючие. (Хохочет.) И платят хорошо. Копим. Ещё денег надо. Вот, видеодвойку надо купить нам». В тексте пьесы о смерти упоминается часто - это и венок на месте гибели шофера, и рассказ о погибшей семье.

Таким образом, связь понятий «гроб» и «дом» в пьесах Коляды реализуется в образе домовины, символизирующей в похоронных обрядах и причитаниях славян жилище, в которое человек переселяется после смерти.

Теме смерти в своих пьесах Коляда всегда уделяет очень много внимания. Экзистенциальные мотивы присутствуют в «Канотье» с самого начала. Уже во вводной авторской ремарке - лирической увертюре, своеобразном стихотворении в прозе, звучит тема смерти:

«Она гуляет по дворам, по грязным подъездам. Скользит в узкие и темные переулки. Иногда выскакивает на широкие проспекты: задавит, убьет, зубами клацнет, пасть разинет, и снова спрячется. Тварь. Тварь. Рыскает по чердакам и подвалам, камнем падает с крыш высоких домов, заглядывает в пустые черные окна. Пугает, пугает и - убегает, хрипит: «Я здесь, рядом, помните! Не забывайте!...» Ничего нету на свете, ни во что не верю: ни в инопланетян, ни в экстрасенсов, ни в хиромантию, ни в астрологию. Даже Бога, кажется, нету. А вот она есть. Верю. Ходит, бродит, вокруг да около. Живая. В коммунальных квартирах смерть сидит в кнопках дверных звонков. Нажмешь на кнопку - она и вылетает. Правда, правда. Попробуйте. Тырррррррр! Кто это звонит? Почтальон с телеграммой: приезжайте срочно, все померли? Или это Раскольников с топором? Кто это там идет по лестнице? У кого в руке нож сверкает? Кто спрятался, кто не дышит там, в темноте? Это ты, Смерть? Ты, ты».

Далее о смерти в пьесе будет напоминать каждая деталь. Александр замечает, что в подъезде дома, где живет Виктор, на стене написано «Смерть». Виктория говорит, что высокие потолки квартиры хороши, потому что легко выносить покойника. А одна из теток, сидящих у подъезда рассказывает историю о покойнике, которого вместе с выигрышным лотерейным билетом в кармане костюма закопали в могилу. Но самым главным становится образ старухи, соседки Виктора, которую все считают умершей. Свечка в руках, «длинная смертная рубаха», «беззубый улыбающийся рот и пустые глазницы» переводят образ старухи-соседки Виктора в аллегорический план, он становится метафорой Смерти. Потом метафора разрастается в сцену выноса гроба. Похоронная процессия, идущая мимо квартиры Виктора и Кати, становится почти символическим действом, явственно демонстрирующим героям, как просто, вплотную, без разбора, подступает смерть к людям. И эта не устраивающая тебя жизнь - единственная и существует, но и она убывает, уступая место вечности. «Отсутствие выбора жизненного пути, невозможность правильно, сообразно своим желаниям и мечтам, строить жизнь (хотя истинная жизнь - та, что складывается сама собой) - вот что вызывает ужас, ощущение ввергнутости в какой-то неверный и ненужный роковой поток событий и бессобытийности».

Образ дома соотнесен с темой смерти и в пьесе «Америка России подарила пароход». Так, Ирина рассказывает приезжему Роману, что боится открывать дверь, когда звонят. И не потому что, она боится грабителей, а потому, что вдруг пришли деньги на венок собирать. Все это она объясняет просто: «Знаешь, милый Ромочка, что у нас за дом? Знаешь, как весело живут? Ого-го! Спиваются, убиваются, вешаются, топятся, дерутся, убивают друг дружку. Вот возьми пистолет, выстрели - никто даже не проснется. В форточку выглянут, скажут: «Тихо, завтра на работу, спать дайте! И все. Привыкли». В пьесе «Сглаз», по словам героини, на венок собирают каждый день, и ее это нисколько не удивляет. Привычка к тому, что люди часто умирают и не всегда своей смертью, в пьесах Коляды, порой выглядит абсурдно. Героиня спокойно рассказывает своему гостю «страшилки» из жизни обитателей ее дома, объясняя все это тем, что они живут в заколдованном месте:

ОНА. Расскажу парочку историй. Квартира семнадцать - мужчина удавился, когда ему тридцать три было, возраст Христа, неизвестно почему удавился, может - из-за возраста; другой из сорок седьмой возле подъезда облил себя бензином и сгорел - отчего, почему никто не знает; одна из тридцать второй - возле тех кустов у вашего гаража зимой уснула и замерзла, не дошла до дома четыре шага, двоих детей оставила, говорят - была пьяная, но мне кажется, что трезвая, легла и заснула, потому что порча, сглаз; парень из восемнадцатой в двадцать два года умер - не болел, не страдал, уснул и не проснулся - тоже сглаз, помер, а все живут дальше - и снова «отряд не заметил потери бойца»; ребенка из сто четвертой машина под окнами задавила, и снова - для всех мимо; ну, а вчера… мой сосед сверху, квартира пятьдесят четыре - чтобы жене насолить, что ли, хотя они жили душа в душу, на болгарскую стенку копили много лет, хрусталя было полно, так вот, залез на крышу, заклеил рот марлей, связал себе руки и прыгнул в петле с балкона с таким расчетом, чтобы его ноги болтались над окнами её балкона ...

Все эти подробности создают ощущение «мертвого» дома, где живут обреченные люди. В пьесах Николая Коляды уход из жизни означает и «безнадегу», и счастье избавления. «Смерть как свобода - это трагический парадокс, который является ключом к пониманию его пьес. Можно вспомнить, что у Ф. М. Достоевского в «Записках из мертвого дома» смерть является своеобразным символом свободы, потому что только с мертвого героя в финале снимают кандалы. Иначе от оков освободиться нельзя».

В пьесе «Мурлин Мурло» тема смерти мотивируется уже при описании дома. Ольга рассказывает приезжему Алексею, что у них в комнатах специально сделано по две двери для того, чтобы легче было разворачивать гроб при выносе покойника. Так устойчивые атрибуты дома: двери, окна, стены, традиционные предметы интерьера приобретают в пьесах Коляды символический характер, а люди, живущие в маленьких тесных комнатах-гробах, превращаются в мертвецов еще при жизни, что вызывает ассоциацию с комнатой, в которой жил Родион Раскольников. Не случайно героиня пьесы «Откуда-куда-зачем» говорит: «Ненавижу свою квартиру. Потому что она хоть и с лепными потолками, старая, а маленькая. В ней потолки какие-то маленькие. Лепнина эта давит. Крохотные потолки. В потолках в этих не мечтается. Где большие потолки, там ляжешь на диван - и мечтай, мечтай, а тут только и можно, что впасть в некую задумчивость, но не мечтается, зараза, хоть помри».

Таким образом, описание интерьера и обилие предметных деталей, несущих символический смысл, в пьесах Коляды дополняют образ неустойчивого, богом забытого, шумного дома, где невозможно жить. Захламленные, неприбранные жилища передают состояние сознания героев, которые изо всех сил пытаются скрасить свое убогое существование, ориентируясь на собственные представления о хорошей жизни, преодолеть гнет экзистенциального одиночества, сакрализуя вещи.

§3. ЦВЕТО-ЗВУКОВАЯ ОБРАЗНОСТЬ В ПЬЕСАХ НИКОЛАЯ КОЛЯДЫ

В пьесах Николая Коляды, и в первую очередь в создании образа Дома, важную роль играют цветовые характеристики предметов и деталей, которые, как правило, приобретают символический смысл. Драматург редко использует яркие цвета в пьесах, отдавая предпочтение при создании фоновой обстановки темным цветам и неярким оттенкам. Здесь преобладают серые, грязновато-белые, черные, и темные тона. Автор прибегает к этому приему для того, чтобы как можно точнее передать убогость жизни своих героев, обитающих в грязных и пыльных домах. Здесь царят мрак и темнота, солнечный свет редко проникает через плотно занавешенные шторы, отчего все старое барахло, заполняющее их жилища, выглядит еще более потемневшим и серым: «И дом этот в пригороде, и тряпье на зеркалах, и мебель - все какого-то серого, грязного цвета. Лет тридцать, поди, пролежали тряпки в сундуках, пока не пригодились: занавесили вот ими зеркала...». («Чайка спела»). Грязными выглядят комнаты в пьесах «Барак» и «Амиго». В ремарке к пьесе «Носферату» автор указывает на то, что в центре комнаты, где живет героиня, лежит протертый до дыр ковер. «Когда-то на нём резвились райские птицы, а теперь перья с птиц облетели, пооблезли и похожи птицы на тощих куриц, которых выращивают на местной птицефабрике». В пьесе «Дураков по росту строят» попугаи и звери, изображенные на стенах квартиры, также изрядно почернели от времени и вот-вот «обвалятся» на пол. В обеих ремарках автор не называет цвета, но указание на цветовую неопределенность и серость когда-то ярких райских птиц и зверей призвано подчеркнуть заброшенность и неустроенность быта не только провинциальных обитателей, но и столичных жителей. Так, «невозможная грязь и пыль» характеризуют комнату Димы из пьесы «Полонез Огинского», живущего в квартире в центре Москвы.

Сами дома выглядят так же уныло и серо. Примечательно, что в начальной ремарке к пьесе «Америка России подарила пароход» возникает заброшенный старый особняк с лепными ангелами на крыше. Во втором действии автор отмечает, что вдруг ни с того, ни с сего начинается ремонт дома, который рабочие бросают на полпути. Теперь на доме, «как заплатка на платье», красуется невозможное светло-лиловое пятно. Автор поясняет: «Видно, решили попробовать, как будет этот цвет смотреться. Попробовали, намазали и побросали все».

Подобным ярким пятном в серых буднях, только уже среди персонажей пьес Коляды становятся те немногие герои, которые воплощают вечный праздник жизни. Согласно определению Н. Лейдермана, выстроившего типологию героев пьес Коляды, это «артисты». Они характеризуются манерой ярко одеваться и беспрестанной работой на публику. Речь этих героев представляет собой непревзойденные образцы своеобразного уличного словотворчества. Пытаясь спастись от серости своего существования, эти герои носят разноцветные «шмотки». Особенно эта черта проявляется у женщин, которые мечтают вырваться из опостылевших мест обитания. На встрече со своими «спасителями» они стараются выглядеть как можно эффектнее. «Артисты» являются носителями свойственной всем пьесам Коляды кичевой эстетики, а их внешний вид всегда отмечен безвкусицей и убогим великолепием, весьма детально выписанным в ироничных авторских ремарках:

«На пороге стоит ИННА. Ей 35 лет. В белом запачканном грязью плаще. Губы размалёваны. Весьма, так сказать, потасканная дама. В данный момент - пьяная» («Мурлин Мурло»).

«У Людмилы причёска красивая, она в тапочках и в блестящем платье на лямочках, платье на плечах еле-еле держится, спина голая, с большим вырезом, а на груди платья - тигр нарисован; у него глаза светятся, когда Людмила шевелится. Под левым глазом у Людмилы синяк, косметикой затушеванный» («Уйди-уйди»).

«Она в длинном зелёном бархатном в пол платье, на голове высокая причёска, на шее колье, в волосах диадема, на плечах куриное зелёное боа. Она будто артистка, которая играет в этой декорации, не вписываясь в неё» («Сглаз»).

«Дагмар худая, ей двадцать пять, но выглядит она старше своих лет, сильно накрашена, на голове шляпка в виде корзины с фруктами и цветами, на ногах сапоги с высоким каблуком» («Три китайца»).

Внешний вид и поведение этих героев привносят элементы житейского анекдота в тексты пьес, что дает основание говорить о том, что автор, шутя и играя, преподносит горькую истину об их жизни.

Напротив, отсутствие стремления выделиться среди окружающих отличает тех героев пьес Коляды, кто одевается в скромную, темных цветов одежду. Нередко именно таким способом драматург подчеркивает социальную дистанцию между героями. В комедии «Мы едем, едем, едем…», автор одевает Нину в зеленый махровый халат, указывая в скобках «Вьетнам» (то есть заграница), как бы иронизируя над кичевым, иллюзорным «богатством» героини, а Мишу он облачает в старенькое, синего цвета полупальто. Желание героев нарядиться порой выглядит не только комично, но и кощунственно. В пьесе «Чайка спела» накануне похорон Валерки герои ведут неуместный спор о том, какого цвета одежду лучше надеть на кладбище. Вера делает комплимент матери и говорит, что черный цвет ей к лицу. Она жалеет, что сама не купила себе черное платье, на что Августа замечает: «Дак жара. Париться будешь там на кладбище…».

Цвет в пьесах Коляды не только социально маркирует героев (яркость - неброскость), подчеркивает ограниченность в сфере культуры и наивные притязания на роскошь или хотя бы уют, - цвет нередко приобретает символический смысл. Так, белый - один из основных элементов цветовой символики, который означает ясность, чистоту и свет, у Коляды, прежде всего, связан с мечтами героев, а особенно героинь, о лучшей, обеспеченной жизни. Как говорит героиня пьесы «Чайка спела», «Белое - оно на то и придумано, чтоб радоваться...». В пьесе «Барак» белый цвет как символ мечты оживает вместе с песней «Белая панама», которую постоянно слушают студенты. Песня о белой панаме становится не только лейтмотивом произведения, но и резко контрастирует с серыми и грязными цветами, в каких описан интерьер барака:

«Грязная комната в бараке-общежитии. Обшарпанные стены, тусклая лампочка под потолком. Небеленая печь, возле нее -- куча дров. Пол в комнате заляпан осенней грязью. Ее принесли на подошвах сапог обитатели комнаты, да так и не удосужились убрать за собой. На бельевой веревке висят какие-то тряпки, рубахи, носки. Стекла в окнах выбиты и заткнуты, ватой».

Основными атрибутами красивой жизни героев у Коляды становятся: белый пароход, на котором мечтает уплыть Ирина из пьесы «Америка России подарила пароход», и белый рояль, о котором грезят Нина из пьесы «Амиго» и Геннадий из «Группы ликования». Но главное - это белое платье за «милльен долларов», в котором хочет увидеть себя почти каждая героиня Коляды (Ирина из пьесы «Америка России подарила пароход», Лариса из «Куриной слепоты», Света из пьесы «Группа ликования» и др.). Однако этот цвет редко появляется в их повседневной жизни.

Зачастую белый цвет символизирует стремление героев подняться со «дна» и показать свой достаток:

ДАГМАР. У меня «Жигули», девятка, белого цвета, белый - удобный, у всех у богатых такой, на трассе «Жигуля» белого видно издалека, что важно. («Три китайца»). Так, можно сказать, реализуется в пьесе о позднесоветской действительности метафора о принце на белом коне.

О чудодейственной силе этого цвета рассуждает Ася из пьесы «Тутанхамон», предлагая всем прикладывать белое к голове, когда плохо. Несмотря на то, что в репликах героев белый цвет используется часто, в авторских ремарках преобладают темные тона, что создает контраст между мечтаниями героев и объективной реальностью их осуществления.

Яркие цвета в пьесах Коляды встречаются еще реже, но при этом они не менее значимы. Так, красный (кровавый) цвет символизирует одновременно любовь и агрессию. Красное боа как символ роковой страсти присутствует в пьесах «Америка России подарила пароход» и «Девушка моей мечты». Героиня одной из пьес подчеркивает, что красный цвет напоминает ей об «одном веселом борделе ее юности».

В славянской мифологии красный цвет, помимо прочего, выступает в значении «красивый, ценный, парадный». Желание героев украсить свои дома, сделать их более яркими за счет добавления красного цвета в интерьер можно заметить во многих пьесах. В «Амиго» и «Тутанхамоне» - это красное покрывало на кровати, в «Мурлин Мурло» - это красный диван.

С этим цветом у Коляды связаны и элементы театральщины, мелодраматизма, которыми герои хотят насытить свое обыденное существование, придать ему значимость и смысл. Образ «женщины в красном», которая согласно поверьям является вестницей несчастья, возникает в пьесе «Кармен жива», когда артистка фирмы «Мы вам праздник всем устроим!» Эльвира хочет надеть красное платье и воткнуть Виктору в горло нож. Здесь звучит авторская ирония и вместе с тем сочувствие героине, моделирующей жизнь на основе мотивов популярных мелодрам, сериалов.

Зеленый цвет в народной культуре соотносится с миром природы, изменчивостью, незрелостью, молодостью. В пьесах Коляды он символизирует вечное возрождение, обновления и встречается в первую очередь при описании многочисленных растений, которыми изобилуют дома героев. В пьесе «Царица ночи» старик разводит в своем доме кактусы: «На окне, на полу, по стенам - горшки и горшочки с кактусами разных размеров. Кактусов так много, что в глазах рябит от их колючек, щетинок». В пьесе «Амиго» зеленый цвет растений создает уют в описании целого сада, который произрастает на кухне, и резко контрастирует с другими комнатами, где, по словам автора, пыль, паутина и темно. Изобилие цветов наблюдается и в пьесе «Мурлин Мурло». Автор подчеркивает, что комната, где живут героини, маленькая, но вся она заставлена горшками с растениями. Мотив неизбежного увядания растений остро звучит в тех пьесах, где герои уже давно сами умерли духовно и шансы на их возрождение ничтожно малы. Так, в пьесе «Носферату» Амалия признает, что все ее цветы гибнут лишь от одних ее прикосновений, так как сама она символизирует смерть.

Зеленый - в соответствии с традиционной символикой этого цвета - становится не только цветом жизни в пьесах Коляды, но и цветом надежды. Так, Ася из пьесы «Тутанхамон» советует подруге носить зеленый, «цвета жизни», шарфик. В пьесе «Амиго» Нина мечтает о своем ресторане со швейцарами в ливреях, белоснежными скатертями и зелеными шторами. На возражения Кости о том, что это цвет «голубых», она восклицает: «Это цвет живого».

Наибольшую нагрузку в пьесах Коляды несет желтый цвет. В славянской мифологии желтый цвет по преимуществу наделен негативной информацией, хотя нередко он выступает как заместитель золотого, а значит, напрямую соотносится с культом солнца. Классические литературные интерпретации этого цвета тоже нередко негативны и соседствуют с мотивами болезни и безумия. В пьесах Коляды желтый цвет связан со смертью. Желтого цвета автобус-катафалк появляется в пьесе «Канотье», выкрашенная в желтый цвет шина лежит на месте гибели шофера в пьесе «Три китайца».

Помимо этого, желтый цвет в пьесах драматурга связан с ностальгией, своего рода болезнью души, по прошлому. Так, канотье -- «желтая соломенная шляпка с черной ленточкой», купленная Виктором у старьевщика, -- является, по мнению главного героя одноименной пьесы, символом «чистоты, доброты, красоты, ушедшего очарования, молодости, всего лучшего, светлого». Демонстративное ношение желтого потрепанного канотье - это вызов героя опошлившемуся, утратившему духовные идеалы миру, живущему расчетом и цинизмом. Но этот демонстративный протест замыкает самого героя на его прошлом, мешает обрести путь в жизни и связи с близкими.

Таким образом, в пьесах Коляды цвет является одним из признаков, определяющих естество объекта, который может означать смену смыслов вещи, и зачастую является более важным, чем наименование и бытовая функция предмета, как, например, в случае с канотье в одноименной пьесе. Используя традиционную символику цветов, драматург, на наш взгляд, сужает их семантику, отчего происходит заземление привычного значения. Мрачные краски (черный, серый, грязные оттенки белого) и отсутствие света указывают на бездуховность героев и их жизнь во «мраке». Яркие краски и наличие света в пьесах Коляды символизируют оптимизм и возникают в мечтах. Они призваны отразить «озарения» героев, пробуждение их душ. Так, психологическое состояние героев напрямую зависит от окружающей их цветовой гаммы. Герои пьесы «Землемер» живут в доме, который постоянно окатывают грязью проезжающие мимо машины, да и побелка здесь уже давно стала черной. Вечная грязь и неуют становятся главными возбудителями спокойствия приезжего Алексея, который поначалу во всем проявляет свою патологическую брезгливость:

И тапочки чужие в гостях не надеваю. Грибок везде. В бани не хожу. Там всё несвежее. Ненавижу. Если что несвежее - сразу чувствую. Боюсь. Руки не подаю, когда здороваюсь. Боюсь заразиться. Ещё ненавижу стихи. Стихи - это сопли, а сопли - грипп, зараза. Человек руками вытирает сопли, а потом этими руками здоровается, понимаете? А еще люди плюют на пол. Это испаряется и садится у нас на носоглотке.

Первое время Алексей успокаивает себя мыслью, что он лишь временно на этом «дне», но вскоре становится заложником той негативной среды, в которую он попадает, а обилие грязных и темных оттенков, постоянно окружающих его, вытесняют в его сознании светлые чувства и надежду:

«Мне кажется, что если я не живу в каком-то городе, то этого города вообще не существует на карте. А мир - мир он только тут, у нас тут, возле нас тут. Вот береза эта, вот вороны больные, дохлые, вот окно. Вот машины едут. Грязью наш дом обливают… Господи мой, Бог мой, я так много хочу сказать людям, мне так много хочется сказать, но кому и как, как и кому сказать, где сказать, я только и могу промычать что-то нечленораздельное... Я ничего не могу. Зачем я жил. Зачем я живу. Мне надо умирать. Вымой меня и сразу зарой. Я - ноль. Я - ничто. Зачем, зачем, зачем. Я бесполезен, как крапива вокруг дома».

В пьесе «Амиго» герои также живут в грязи, заваленные кучами барахла. Их жизнь оказывается столь же бесполезной, как и груды мусора, засоряющие их жилище. Новая хозяйка квартиры Нина, впервые оказавшись в этой квартире, восклицает:

Господи, сколько у вас мусора всякого. Я не люблю мусор. Даже когда пепельница с окурком, я сразу бегу её выбрасывать. Тут что-то на подсознании работает. И вся эта упаковка. Её столько стало - мешки, какие-то пакеты, полиэтилен, всякая химия, резинки какие-то, всего этого теперь так много. Мусор. Мусор везде. Мне это надо выкинуть навсегда, и не просто в ведро, а из дома вынести и выбросить. Выкинуть, пыль, грязь, выкинуть эту грязную жизнь или можно от неё с ума сойти, с ума сойти. Таким образом, существуя среди грязи и пыли, окруженные мрачными и серыми оттенками предметов интерьера, герои Коляды рискуют сойти с ума.

В художественном мире Коляды не менее важную роль играют звуки. Внимание к речи, ее интонациям, ритму роднит пьесы Коляды с пьесами А.П. Чехова, когда звуки, с одной стороны, конкретизируют действие и создают определенное настроение, а с другой - наполняют пьесу музыкальностью.

В пьесах Николая Коляды звуковое начало очень сильно. Музыкальное оформление его пьес рождается не только из шуточных детских песенок и шлягеров 80-90-х годов, которые часто напевают герои, но и из человеческих криков, сирен «скорой помощи», шума бытовой техники, грохота трамваев. Все это делает существование обитателей коммунальных квартир и бараков невыносимым и в прямом смысле этого слова граничащим с адом. В пьесе «Полонез Огинского» вернувшаяся из Америки Таня с трудом выносит звуки эскалатора и поездов, которые доносятся с улицы:

ТАНЯ. Эти лестницы, эскалаторы - когда они гудят, у меня чувство, что это - ад, что эта лестница с неба ведет в преисподнюю, в ад, где кости, кости, как спички, как палочки хрустят, и эти лестницы едут и едут и разрывают мою кожу, мои барабанные перепонки!

Еще более мрачным становится образ дома в пьесе «Землемер». Ужасающий крик ворон, постоянно кружащих над старинным особняком, создает ощущение кладбища, а дом становится могилой. Словно в бреду, приезжий Алексей произносит: «Тоня, меня заживо похоронили, меня похоронили со всеми моими вещами, как фараона, меня вывезли на кладбище и похоронили, никто не видит, что я живой, живой, Тоня, я живой, они меня похоронили, вороны летают надо мной, на кладбище, я в могиле, смерть, смерть!!!!!!!». Да и само место оказывается проклятым. Согласно легенде, которую рассказывает Алексей, когда-то давно при строительстве этого дома на одной из балок повесился рабочий.

В пьесах Николая Коляды пространство вне дома, независимо от его географического положения становится главным источником музыкальной дисгармонии. Прежде всего, это звуки, рождающиеся при движении обычного городского транспорта. С диким завыванием проносятся последние троллейбусы в пьесе «Америка России подарила пароход». Пронзительный грохот сопровождает движение поезда в пьесе «Манекен». «Гремит-звенит-тащится» трамвай в пьесе «Уйди-уйди». В пьесе «Носферату» трамвай гремит через каждые три минуты. В системе лейтмотивов пьесы «Канотье» очень важным является «подземный гул и грохот» от проложенной как раз под домом ветки метро. У Саши, впервые оказавшегося в доме Виктора, такой звуковой фон вызывает предсказуемые ассоциации: «И с утра до вечера этот подземный гул - будто черти в аду варят грешников». Пожалуй, наибольшей выразительности невыносимые звуки уличного транспорта приобретают в пьесе «Куриная слепота». Здесь «трамвайные рельсы положены прямо у дома, почти у стен его, даже деревца нету у балкона, у окна, и каждые пять минут крыша трамвая и штанга, прикасающаяся к проводам, с грохотом катит мимо, искры сыпятся, так что кажется, что сейчас в квартире начнётся пожар или что трамвай въедет прямо в комнату». В пьесе «Дураков по росту строят» помимо отвратительного звона трамваев за окном, с утра до ночи в доме грохочет лифт. Вой сирены раздается в пьесе «Три китайца» во время проверки сигналов штабом гражданской обороны. В пьесе «Куриная слепота» создается целая какофония звуков улицы. Это и жужжание надписи «Молоко» на магазине, от которого всем жильцам соседнего дома становится просто невмоготу, и вой собаки, и громкий крик телевизора. Отвратительно скрипят ворота, на которых катается мальчишка, и трещит светофор для слепых в пьесе «Пишмашка». Пьеса «Полонез Огинского» буквально соткана из множества разнообразных звуков и мелодий, которые являются проекцией ощущений главной героини. Помимо неспокойных звуков ночного города: музыка из ресторанов, «бормотание» телевизора, гул самолетов - на протяжении всего действия воет «то приближающаяся, то удаляющаяся сирена «скорой помощи» - раздраженная и злая», а также крики живого гуся и кукушки из часов. Все эти звуки в контексте пьесы, завершающейся сумасшествием главной героини, выполняют функцию пророчества.

Автор не случайно дает пьесе «Полонез Огинского» музыкальное название, которое естественным образом настраивает читателя на значительно-торжественный лад. Но натуралистичность пьесы, проявляющаяся в изображении автором места действия и быта героев, разрушает первоначально заданный настрой. Оказывается, что знаменитый полонез графа Михаила Клеофаса Огинского «Прощание с родиной», искренний и мелодичный, в пьесе исполняется Дмитрием в переходе метро. Мотивы расставания, разлуки, прощания и прощения являются ведущими в пьесе. Главная героиня пьесы Таня, вернувшись из Америки в свою московскую квартиру, обнаруживает, что светлый мир ее детства разрушен. И если в начале пьесы она демонстрирует желание все перестроить по-своему, впадая в ностальгические воспоминания и распевая детские песенки, то в финале она, окончательно лишившись рассудка, попадает в психиатрическую больницу стараниями нынешних хозяев квартиры.

«Полонез Огинского» является парафразом «Вишневого сада», где главная героиня показана с помощью чеховского приема самораскрытия - внутренних монологов, произносимых вслух. В этих монологах совмещается сразу несколько пластов; прошлое и настоящее, иллюзия и действительность. Тема распада когда-то налаженного дома пронизывает пьесу насквозь и всячески драматургом подчеркивается. Новый год давно прошел, а в коридоре остались висеть цветные лампочки. Большая просторная квартира превращена в коммуналку. На дверях нет замков, но не от теплоты отношений между соседями, а от неустроенности, от безалаберности. Десять строчек полонеза «Прощание с родиной», которые Дима играет в подземном переходе, звучат как реквием по уходящему безвозвратно и реквием по остающимся. Обилие шумов, криков и прочих звуков, окружающих героев, говорит о неустроенности, бытовом и духовном неблагополучии обитателей домов. Однако герои, укорененные в этих условиях, иногда не обращают внимания на звуковую какофонию, нарушающую тишину и спокойствие. Существование над бездной заставляет их смириться с подобным дискомфортом. Автор намеренно располагает дома своих героев как бы в самом эпицентре ритмов и шумов, чтобы еще раз подчеркнуть пронзительность бешено несущейся мимо них жизни. Скорбное безмолвие душ персонажей, запоздало решившихся на диалог с миром, оттеняется звуками большого города, который не слышит их мольбы и жалобы, как не слышали никого кроме себя в свое время сами герои.

От музыки, доносящейся с улицы, герои также не могут никуда скрыться. Как правило, музыка и шум веселья слышны из ресторанов круглые сутки («Дураков по росту строят», «Полонез Огинского», «Америка России подарила пароход»). В пьесе «Откуда-куда-зачем» «гнусная восточная музыка», звучащая в узбекском ресторане, становится главным раздражителем для героини. В порыве ярости она кричит: «Дайте мне автомат! Дайте сейчас, я сяду у окна и буду стрелять по этому долбанному ресторану, в магнитофон прицелюсь, в музыку в подлую в эту…». В пьесе «Девушка моей мечты» вся «хрущоба» трясется от музыки, которую постоянно включает один из жильцов. Однако неприязнь героини вызывает не столько сама музыка, сколько зависть к герою, которому всего двадцать два года и у которого «все хорошо».

Негативное отношение к музыке, доносящейся с улицы, встречается и в ряде других пьес. Фальшиво играет оркестр во время репетиции парада в пьесе «Уйди-уйди». В пьесе «Тутанхамон» «духовое», или, как говорят местные жители, «трубное» отделение консерватории специально выселили на вершину горы, чтобы студенты не досаждали никому своим искусством. Однако покоя от них все равно нет, и они «дудят» в лесу, нарушая тишину и покой. В общей системе звуков очень важными для пьес Коляды являются человеческие крики и оры, к которым все местные жители уже давно привыкли. Так, в «Мурлин Мурло» никто не обращает внимания на душераздирающий крик за окном. Лишь приезжий Алексей недоумевает: «Разве можно так кричать от скуки? Будто режут, убивают кого-то...». В пьесе «Уйди-уйди» приезжий Валентин сравнивает звук хлопнувшей двери с выстрелами ракет, опасаясь, что началась война. Однако вскоре их страхи и беспокойство сменяются холодным равнодушием, притерпелостью. Постепенно они начинают сходить с ума, как и все остальные жильцы, и попросту «звереть» в столь невыносимых условиях. Обратная реакция на звуки возникает в пьесе «Дудочка». Здесь постоянно гремит холодильник, который, как указывает автор, хозяева собираются выбросить на помойку. На этот звук никто не обращает внимания - привыкли, пока не появляется новый человек. Он шокирует живущего в квартире Аполлона известием, что является его биологическим отцом. Во время беседы мужчина постоянно дергается от звука работающего холодильника, в конечном счете, это приводит к тому, что сам Аполлон тоже начинает раздражаться на его «тарахтение» и в итоге выключает холодильник из розетки. Так, вторжение пришельца в дом, нарушает привычный уклад жизни людей, у которых, как пишет автор в ремарке, «сложились привычки. Эти люди не переставляют раз в полгода мебель. Тут всё на своих местах, навсегда». И лишь с приходом человека извне эти устои и традиции нарушаются.

Звуковая какофония в пьесах Коляды символизирует дисгармонию мира и нередко предвещает наступление чего-то непредвиденного. Так, в пьесе «Царица ночи» во время диалога двух главных героев за окном слышится шум дождя, который в кульминационный момент их разговора, перерастает в раскаты грома и молнию. После этого в пьесе следует развязка: юноша сбивает ногами все кактусы, растущие в доме старика, тем самым уничтожая его прошлое.

Практически каждая пьеса Коляды связана с какой-то песней или мелодией, которая становится лейтмотивом всей пьесы. Петь любят все герои, особенно когда выпьют. Поют, когда больше нечего делать. В пьесе «Корабль дураков» герои поют песню «Нелюдимо наше море…», оказавшись в ловушке собственного дома, окруженного большой лужей-канавой. В пьесе «Чайка спела» герои поют на похоронах, после длительной ссоры. В пьесе «Тутанхамон» на улице студенты поют «Харе Кришну», чем вызывают недовольство у всех местных обитателей. В пьесе «Дураков по росту строят» пьяные компании поют на улице песни во время салюта.

В качестве музыкального фона Коляда часто выбирает какую-то песню, которая звучит из радиоприемников или доносится с улицы. В пьесе «Барак» все время звучит песня Аллы Пугачевой «Белая панама». В ремарке автор подчеркивает, что это, вероятно, излюбленная песня всех обитателей. Прежде всего, она связана с мечтами героев и их надеждами.

Строка песни Булата Окуджавы «Возьмемся за руки друзья, чтоб не пропасть поодиночке» - один из центральных мотивов пьесы «Канотье». Эта мелодия несет нравственную и смысловую нагрузку, развивает конфликт драмы, варьирующий вечную проблему «отцов» и «детей» в постсоветскую эпоху, когда разрушенными оказываются многие ценности.

Для главного героя пьесы Виктора символом былой гармонии с миром, молодости, романтических 60-х годов является старая шляпа-канотье, которую он надевает только по торжественным дням. Именно ненависть к этой шляпе становится толчком для агрессии со стороны его сына Александра. Он бунтует против поколения «шестидесятников», против их романтической наивности, с которой они верили в ложь и не противостояли злу:

«Ворье. Демагоги. Из-за вас дышать невозможно. Вы превратили мир в ад. Ублюдки. Вы отравили воздух, старье. Всех поставить к стенке и расстрелять. Немедленно».

Много лет назад бывшая жена Виктора после развода с ним удачно вышла замуж за богатого человека, но так и не обрела с ним счастья. Автор не случайно называет героев пьесы «Канотье» Виктором и Викторией, превращая их в людей, как бы изначально замысленных как пара, предназначенных друг для друга. И чем интенсивнее развивается конфликт между отцом и сыном, тем печальнее становятся воспоминания Виктора и Виктории об их распавшейся, когда-то единой, жизни.

В пьесе антитезой лиричным, «своим» стихам Окуджавы, которые так любит Виктор, звучит резкий, будоражащий, то есть «чужой» голос Эдит Пиаф с пластинки, играющей у соседей сверху и раздражающей всех обитателей квартиры.

Московский и парижский барды оказываются в контексте пьесы противопоставленными. Через них лиричным звукам Дома Виктора и его бывшей жены Виктории противопоставляются звуки, символизирующие в данный момент в сознании героев Антидом, агрессивную враждебность внешнего мира, а одновременно - и ранящие воспоминания о юности, когда песни Эдит Пиаф воспринимались Викторией совсем иначе.

ВИКТОР. Этот мальчишка опять поставил Пиаф... Ну, зачем, зачем она поет, кому, для кого, для чего?! Что он может понимать в ней?! Какие-то старые, заезженные пластинки, подобрал на помойке, дурак...

ВИКТОРИЯ. Идиотское поколение растет. Им лишь бы башку побрить или покрасить ее в зеленый цвет, в красный цвет, серьгу в нос, чтобы внимание на них обратили! А я плакала над этими песнями! Плакала!

Музыкальным лейтмотивом в пьесе «Сглаз» становятся песни Клавдии Шульженко, которые главная героиня постоянно слушает у себя дома. Женщина уже не молода, но она все еще надеется встретить мужчину своей мечты. Желая привлечь внимание молодого соседа, она развешивает объявления о своих спиритических сеансах на его гараже, чем вызывает крайнее его недовольство. Все попытки женщины привлечь его внимание оказываются тщетными, но, несмотря на это, пьеса заканчивается оптимистично строками из песни Клавдии Шульженко:

литературный драматургия коляда дом

Ах, Андрюша, нам ли жить в печали,

не прячь гармонь, играй на все лады!

Спой мне так, чтобы горы заплясали,

чтоб зашумели зеленые сады!

Итак, в пьесах Коляды звуковое начало и цветовые обозначения дополняют создание образа неуютного и дисгармоничного дома (антидома). Грохот трамваев, крики, шум бытовой техники и прочие составляющие звуковой какофонии постепенно разрушают в некоторых пьесах драматурга психику героев, и они начинают сходить с ума. А мрачные цвета (черный, серый) или отсутствие света указывают на трагичность действия, на бездуховность героев. Однако при этом тексты Коляды не создают ощущения полнейшей безнадежности. Его пьесы не лишены музыкальности, в них создается система лирических музыкальных лейтмотивов, нередко кичевых, сниженных, однако позволяющих автору ввести в текст пьес (особенно поздних) мотив надежды и даже чувство оптимизма. Яркие краски и свет, возникающие в воспоминаниях о детстве и мечтах героев, отражают моменты их духовного «озарения».

§4. ДОМ КАК ПРОСТРАНСТВО ДУШИ. ТИПОЛОГИЯ ПЕРСОНАЖЕЙ ПЬЕС НИКОЛАЯ КОЛЯДЫ

В современной критике бытует мнение, что центральной фигурой пьес Николая Коляды является «маленький человек-маргинал, забытый удачей и судьбой». Так, Григорий Заславский в своей статье «Дорожные жалобы» пишет: «Коляда на поприще любви «эксплуатирует» отбросы постиндустриального общества, а свою способность испытывать сильные чувства доказывают у него провинциальные хмыри и не расставшиеся с детством и детскими шутками-прибаутками дурочки, малосимпатичные в быту, но в целом все -- крайне сердечные люди». Однако в социальном смысле художественный мир Коляды состоит вовсе не из маргиналов. Его обитатели - это не только бывшие живописцы, несостоявшиеся музыканты или спившиеся инвалиды. По большей части это слесаря, продавщицы, маляры, ветеринары, таксисты, прапорщики, работяги с химкомбината, пенсионеры, учителя и даже «новые русские», недалеко ушедшие от «старого» прошлого. То есть в пьесах драматурга главным действующим лицом становится «простой» советский и постсоветский человек в буднях своего привычного существования. И все же некая не столько социальная, сколько психологическая маргинальность присуща большинству из персонажей Коляды, ибо всех их объединяет время - переходное, нестабильное, лишенное ориентиров, разрушающее устойчивые мифы - как традиционные, так и советские.

Критик Александр Иняхин так пишет о героях Коляды: «В основном перед нами не люди из толпы, а те, кто всегда оказывается где-то на отшибе. Перед нами не представители каких-либо социальных групп или слоев. Конечно, герои где-то работают, где-то в каких-то учреждениях числятся (а часто - и не работают, и не числятся), но они не живут проблемами работы, пускай даже самой скромной и необременительной. Они не тяготятся и проблемами быта, хотя их быт едва ли назовешь благополучным. Жизнь в социальном, общественном, бытовом пространстве дается им с большим трудом - там персонажи не преуспели, если вообще хоть как-то и прижились». В монографии Н. Лейдермана указывается на то, что «реалии постсоветского быта оказываются в драматургии Коляды максимально выразительным воплощением онтологического хаоса, экзистенциальной «безнадеги». Таким образом, маргинальность действительности в пьесах драматурга открывается уже не только социальным, психологическим, но в первую очередь экзистенциальным смыслом.

Герои достаточно трезво оценивают качество своего существования: «самое дно жизни» («Сказка о мертвой царевне»), «маленький такой дурдом» («Мурлин Мурло»). Они притерпелись к нему, рефлексы их притупились, жизнь течет «нормально». Это ощущение жизни в «дурдоме» как нормы - характерная черта маргинального человека. Квинтэссенция куцей и жалкой меры ценностей, которые рождает маргинальный кругозор дается в анекдоте про ангела в пьесе «Рогатка». Там грязный, сидящий в дерьме крысенок принимает летучую мышь, такую же грязную и замученную, за ангела. Однако надо отметить, что возмущение притерпелостью персонажей к повседневному хаосу жизни у Коляды не переходит в отчужденность или в сатирический пафос, это скорее горевание, которое возникает по поводу не задавшейся судьбы близких людей. Поэтому понять, как же они живут в этих условиях, строят отношения с миром, ввергнутым в хаос, - вот, как нам представляется, главная задача Коляды - драматурга.

Критик Наталия Северова типологически делит всех персонажей пьес Коляды на две группы, на палачей и жертв.

«Героя Коляды можно назвать человеком со сбитой наводкой. Именно эта сбитая наводка приводит к тому, что герои уподобляются пыли на ветру, щепке в океане своих и чужих страстей, игрушке в руках других людей. Когда же наводка не сбита и героя отличает чёткая нацеленность на что-то, оказывается, что эта нацеленность продиктована инстинктом смерти или инстинктом паразитарным».

По мнению Наталии Северовой, палачей отличает страсть к «оголтелому буйству», которое может в любой момент «взвинтить температуру на сцене». Повод к подобной агрессии может родиться из ничего. Главная «духовная ценность» палача -- осуществление насилия над героем-жертвой.

Герой-жертва рефлективен и изыскан в чувствах. У каждого из жертв своя потребность придумывать что-то, фантазировать. Такие персонажи, стараясь избежать «скотоподобия», стремятся к небу. Так, в пьесе «Куриная слепота» Дима рассказывает о небе своему сыну, а Лариса сожалеет о потерянных иллюзиях, сравнивая себя с осенним листом. В пьесе «Бином Ньютона» Лида говорит о несбывшемся, употребляя слово «летать». Именно небо и звёзды помогают Виктору из «Канотье» понять, что есть ценности более высокие, чем его личная слава: «И как бы я ни старался, я не смогу написать картину, на которой ночь и звёзды были бы лучше, истиннее, чем они есть на самом деле, нет, не смогу! А зачем тогда, зачем? Ведь они и только они самое главное в жизни, понимаешь?!»

Исследовательница отмечает также, что в пьесах Коляды жертвы порой выступают в роли палачей (Алексей в «Мурлин Мурло», Старик в «Царице ночи»). По мнению автора статьи, жертва проявляет палаческие качества в том случае, если она не стремится к духовному аналогу неба -- Милосердию, основанному на понимании того, что без любви к другому человеку жизнь теряет всякий смысл. Герои Коляды именно потому так часто задают вопросы о смысле своего существования на земле: они или не поняли, что их спасение в любви, или не встретили того, кого стоило бы полюбить, или же вытеснили из своего сознания человека как существо, достойное любви, подменив Милосердие сентиментальным мирком грёз. Поэтому в пьесах Коляды так часто встречаются исповеди героев, у которых уже «все позади».

Поворотным моментом в развитии действия пьесы «Уйди-уйди» становится исповедь Валентина: «Бог!!!...Скажи, зачем я живу?! Почему мы несчастные, Господи?!... Не хочу умирать! Не хочу старым становиться!... мы помрем, а зачем мы тогда жили, если мы помрем...?!» Августа в финале пьесы «Чайка спела» взывает к Богу: «Господи, за что ты меня мучаешь?! За что?! Как я живу, зачем, для чего?! Господи-и-и, услышь ты меня, услышь! Зачем я живу? Зачем? Зачем?». О смысле жизни размышляет и Марина из пьесы «Ключи от Лерраха»: «Чашки, чашечки, ложки, ложечки, соусники, соуснички, вилки, вилочки, тарелки, тарелочки, зачем, зачем?! Я не помню, чтобы к нам приходили гости, чтобы накрывали стол. За свое богатство мы заплатили одиночеством…». В пьесе «Старая зайчиха» героиня задается тем же вопросом «Зачем?» Она взывает к Богу и просит у него о пощаде: «Проклятая жизнь. За что, за что, за что всё, всё, все эти муки, за что?! Господи, всю жизнь я прожила в страхе. Потому что артистка и от всех зависишь. Но если бы не была бы артисткой, то всё равно жила бы в страхе. Как все. Вижу ведь - все живут в страхе. Как и я. Блин, старая зайчиха - сидела всю жизнь под кустом и чего-то боялась, в страхе, в ужасе, чтобы выжить. Чтобы жить. Чтобы цепляться за нее, за жизнь, а зачем она нужна мне была, жизнь эта… Господи, спаси и помилуй меня, я устала, не хочу ничего, я устала ужасно, страшно, дико!». Вечным вопросом о смысле жизни задаются многие герои Коляды, которых согласно классификации Северовой можно отнести как к палачам, так и к жертвам.

Из безысходных ситуаций герои Коляды (тоже разных типов) нередко видят единственный выход - самоубийство. Не сбылась надежда на «замечательную жизнь» у «американки» Елены Андреевны из одноименной пьесы, и она с трудом сдерживает желание «нарочно - врезаться в какую-нибудь стенку». Кольцевая композиция пьесы «Рогатка» в финале возвращает героя к первоначально неосуществленной попытке самоубийства. В трагические моменты герои Коляды мечтают о наступлении апокалипсиса и просят Бога забрать поскорее их жизни. Ждут конца света в «Мурлин Мурло». «...Скорее бы нас всех завалило бы... Господи, дай мне смерти...!», - молится Ольга. В редуцированном варианте этот мотив повторяется в пьесе «Уйди-уйди»: «Другой раз думаю - стрелянули бы, чтобы всех нас накрыло разом - нету нас». В пьесе «Корабль дураков» Манефа восклицает: «Господи... Царица Небесная... Прибери уж ты меня скорее, Христа ради прошу тебя...» Надежда спрятаться от жизни в смерть в пьесах Коляды диалогически связана с предчувствием ужаса смерти: «Трех предсмертных секунд боюсь», - признается герой «Рогатки», обнаруживая генетическую связь образа самоубийцы у Коляды с образом Кириллова из «Бесов» Достоевского.