Творческий Стиль Грэма Грина

Размещено на http://www.allbest.ru

Размещено на http://www.allbest.ru

Творческий Стиль Грэма Грина



Содержание

Введение

Глава I. Жизненный путь и творчество Грэма Грина

1.1 Краткий обзор жизни и творчества Г. Грина

1.2 Характерные особенности творчества Г. Грина

1.3 Исследование в литературоведении творческого метода Г. Грина

1.4 Герой Г. Грина: какой он?

Глава II. Творческий стиль Грэма Грина на примере некоторых произведений

2.1 Единство и противоположность веры и атеизма (на примере книги «Монсеньор Кихот»)

2.2 Противопоставление конкретного и абстрактного гуманизма (по книге «Сила и слава»)

2.3 Коллизия сострадания и жалости (по книге «Суть дела»)

2.4 Проблема выбора активной жизненной позиции (по книге «Тихий американец»)

2.5 Возможность и недостижимость этического выбора перед лицом тирании («Комедианты»)

2.6 Борьба нравственности и цинизма («Доктор Фишер из Женевы…»)

2.7 Бог, дама, валет. «Конец одного романа»

2.8 «Почетный консул»

Заключение

Список литературы



Введение

Актуальность темы. Грэм Грин (1904-1991) - один из самых известных английских писателей XX века. Стоит произнести: Грэм Грин, и мы оказываемся перед вопросом. Этот вопрос возник сразу, как только к Грину пришел успех, сопутствовал писателю всю жизнь, разрастаясь вместе с успехом, и по сей день остается первым, что приходит на ум в связи с Грином. Этот вопрос не только Грина касается, а вводит нас в сердцевину важнейшего литературоведческого спора современности. В самом упрощенном виде он звучит так: может ли в наше время высокая проза быть занимательной, а большой писатель - популярным, то есть коммерческим? Если от упрощения отказаться и вопрос развернуть, то придется еще и вот что спросить: нужен ли (и возможен ли) реалистический психологический роман в эпоху психологии и психоанализа? Не исчерпал ли себя этот жанр с его пиком в XIX веке, после Толстого и Достоевского?

Грина прочли во всем мире, и запомнился он именно романами. Действие первых происходит на родине, в Англии. Действие последующих Грин переносит в страны третьего мира, находящиеся на пороге политических катастроф. Возникает так называемая Гринландия - совокупность горячих, неблагополучных точек планеты, воссозданных писательским воображением. Особенность этих романов в том, что мировое зло присутствует в них как ясно ощутимая деятельная сила, а герои, сломленные жизнью люди, находятся в тяжелейших нравственных тупиках. Неизбывная греховность мира и человека, человек в непрекращающейся борьбе с собою, святость грешника, плут, умирающий как герой, - вот тема Грина. Его всегда и везде и в первую очередь интересует «внутренний человек» в трагических пограничных ситуациях и - на авансцене истории. Недаром своей эпитафией Грин хотел видеть стихи из «Апологии епископа Блаугрэма» Роберта Браунинга: «Нас интересует все пограничное, опасное: честный вор, нежный убийца, суеверный атеист, женщина новых французских романов, которая любит - и всё-таки спасает свою душу...»

Гринландия сообщает человеческим трагедиям планетарный размах, превращает прозу Грина в своего рода золотое сечение эпохи, исследуемой художественными средствами.

Святость грешника в романе «Суть дела» (который многие считают лучшим произведением Грина) навлекла на автора проскрипцию Ватикана (и гнев другого писателя-католика, Ивлина Во). Позже отношения Грина с Ватиканом смягчились. Следующий наместник святого Петра, папа Павел IV (1963-1978), признал, что прочел книгу Грина с наслаждением, и добавил, что хоть она всегда будет оскорблять чувства некоторых католиков, автору не следует обращать на это внимания.

Любовь у Грина всегда греховна, мучительна, а грех - притягателен. «Вожделение всё неимоверно упрощает» (читай: снимает все проблемы и совести, и религии), - вот еще одно из его знаменитых и характерных высказываний. Его герои-мужчины, даже самые безнадежные, ведут себя очень по-мужски, женщины - очень по-женски. Герой и героиня не ищут мистического слияния друг с другом, как в иных романах русских классиков. Они - в жестком и очень западном противостоянии. Разрыв угадывается в контексте повествования как обещание свободы, как свет в конце туннеля...

Грин верил, что быть писателем предназначено ему свыше. Он задавался вопросом: «Как могут жить и помнить о смерти люди, которые не пишут?» Он говорил, что никогда не дожидался вдохновения - иначе просто не написал бы ни строки.

Разумеется, Грин - пессимист. Но пессимизм его - не кафкианский, он часто оставляет место надежде, согрет сознанием того, что мир велик, а будущее непредсказуемо. Как теплый живой сумрак на потемневших полотнах старых мастеров, он словно уводит нас в иное измерение.

Грэм Генри Грин родился третьего октября 1904 года в городке Баркемстэд, графство Хардфордшир, в семье директора местной школы. В этой школе он и учился. Приходилось ему несладко. Положение вынуждало его к двойной лояльности, к шпионажу и в пользу дирекции, и в пользу однокашников. (Потом он убедится: писательство соприродно предательству. И скажет: «В сердце писателя упрятан кусок льда»). Не удивительно, что из школы он в конце концов сбежал. Его отловили с признаками психического расстройства, с самоубийственными настроениями (позже он признавался, что играл в «русскую рулетку»: приставлял к виску револьвер, в барабане которого был один патрон) и отправили в Лондон - к психоаналитику, у которого будущий писатель жил во время лечения. Затем Грин учился на историка в Оксфорде, в Бэллиольском колледже, курса не окончил, в 1925 году напечатал сборник стихов под названием «Лопочущий апрель», а в 1926 году перешел в католицизм - под влиянием Вивьен Дэйрел-Браунинг, на которой женился через год, то есть в возрасте 23-х лет.

С 1926-го по 1930-й год Грин работал помощником редактора лондонской газеты «Таймс». Первый роман «Внутренний человек» вышел в 1929-м и был отмечен знатоками. Грин уходит из «Таймса», в основном - на вольные журналистские хлеба. Какое-то время работал литературным редактором журнала «Спектейтор», главным же образом писал рецензии, преимущественно -на кинофильмы. Следующие три десятилетия он разъезжает по планете в качестве журналиста-внештатника.

Первый экранизированный роман - «Поезд идет в Стамбул» - появляется в 1932-м. Его, и последующие три романа, сам писатель определяет как вещи развлекательные - и этим словно бы отгораживается от большой литературы. Ставка на успех у читателя оправдалась: Грин делается популярен.

Дальше идут романы уже просто знаменитые: «Третий», «Брайтонский леденец» (поначалу переведенный в России как «Брайтонский утес»), «Власть и слава» (название тоже переведено на русский неверно - как «Сила и слава»; заметим, что знаменитая цитата из Фрэнсиса Бэкона, давшая название московскому журналу «Знание - сила», переведена с тем же характерным искажением; правильный перевод - «Знание - власть»), «Суть дела», «Тихий американец», «Наш человек в Гаване», «Комедианты»... Всего Грин написал 26 романов (десять из которых экранизированы), десять пьес, множество рассказов и очерков.

Жил Грин в последние годы на юге Франции, в Антибе, между Ниццей и Каннами, - можно сказать, в добровольном изгнании, почти в эмиграции, ибо не ладил с британским истеблишментом. Но была и другая причина. Он рано расстался с женой - и, будучи католиком, не мог жениться вторично. В Антибе его удерживала многолетняя привязанность к Ивон Клоэта, во всем - если забыть о церковном благословении - подобная супружеству. «Только любовь, - говорил Грин, выворачивая наизнанку расхожую мудрость, - сообщает близости полноту...»

Цель дипломной работы- наиболее полно показать своеобразие творческого метода выдающегося английского писателя Грэма Грина.

Задачи, поставленные при написании работы и помогающие раскрыть цель:

1.Рассмотреть жизненный путь и творчество Грина;

2.Показать на примерах романов Г.Грина своеобразие его творческого метода.

Объектом исследования является творчество Грэма Грина.

Предмет исследования- своеобразие творческого метода Грэма Грина.

В качестве гипотезы мы выдвинули предположение о том, что природа таланта Грэма Грина - извлекать большие философские обобщения из самых острых конфликтов современности. Одним из излюбленных гриновских средств раскрытия жизненных явлений и людских судеб является парадокс. Уже в романах 30-х годов это средство органически связано, более того, прямо вытекает из парадоксальности жизневосприятия самого писателя: его огромной жалости к человеку, усиленной собственной философской концепцией ("возлюби человека подобно богу, зная о нём худшее"), пониманием глубин падения человека, пониманием величайших противоречий, которые могут уживаться в его сознании. На этой основе возникают сначала образы Пинки и Феррешта, а потом Пайла, погубившего тысячи людей и побелевшего при виде крови на своём сапоге.

Теоретическое значение нашей работы состоит в анализе творчества Грэма Грина и рассмотрении его творческого метода.

Структура курсовой работы: работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка литературы.



Глава I. Жизненный путь и творчество Грэма Грина

1.1 Краткий обзор жизни и творчества Г. Грина

Грэм Грин (1904-1991), английский писатель, во многих произведениях которого детективный сюжет сочетается с религиозным подтекстом.

Родился 2 октября 1904 в Беркампстеде (графство Хартфордшир). Учился в Беркампстед-скул, где его отец был директором, потом в Бейллиол-колледже Оксфордского университета, одновременно поступил на работу в табачную компанию, понадеявшись с ее помощью попасть в Китай. Затем недолгое время сотрудничал в местном еженедельнике. В 21 год обрел духовную опору, приняв католичество, а в 1927 женился на Вивьен Дейрелл-Браунинг. С 1926 по 1930 служил в отделе писем лондонской «Таймс». [37]

Грин распрощался с журналистикой после успеха своего первого романа Человек внутри (The Man Within, 1929). В 1932 он опубликовал остросюжетный политический детектив Стамбульский экспресс (Stamboul Train). Эту и последующие книги с элементами детективного жанра - Наемный убийца (A Gun for Sale, 1936), Доверенное лицо (The Confidential Agent, 1939), Ведомство страха (Ministry of Fear, 1943) - он назвал «развлекательными». Его романы Это поле боя (It's a Battlefield, 1934) и Меня создала Англия (England Made Me, 1935, рус. перевод 1986) отражают социально-политическое брожение 1930-х годов. Брайтонский леденец (Brighton Rock, 1938) - первый «развлекательный» роман, события которого высвечены религиозной проблематикой.

В конце 1930-х годов Грин много путешествовал по Либерии и Мексике. Глубоко личные отчеты об этих поездках составили две книги путевых заметок Путешествие без карты (Journey Without Maps, 1936) и Дороги беззакония (The Lawless Roads, 1939). Политические гонения на католическую церковь в Мексике подвигли его на создание романа Сила и слава (The Power and the Glory, 1940), герой которого, греховодник, «пьющий падре», противостоит гонителям церкви.

С 1941 по 1944 Грин как сотрудник министерства иностранных дел находился в Западной Африке, где развернутся события его романа Суть дела (The Heart of the Matter, 1948), принесшего ему международное признание. События следующего важного романа Грина, любовной истории Конец одного романа (The End of the Affair, 1951), происходят в Лондоне во время германских бомбежек во Вторую мировую войну. [37]

Более позднее творчество Грина отличает чувство злободневности, которое он, вероятно, обрел, работая корреспондентом журнала «Нью рипаблик» в Индокитае. Место действия поздних романов Грина - экзотические страны накануне международных конфликтов: в разоблачительном, прозревающем будущее романе Тихий американец (The Quiet American,1955) - Юго-Восточная Азия перед американским вторжением; в Нашем человеке в Гаване (Our Man in Havana, 1958) - Куба накануне революции; в Комедиантах (Comedians, 1966) - Гаити в правление Франсуа Дювалье. В позднем творчестве Грина религия хотя и присутствует, но отступает на второй план, и ее авторитет перестает быть непререкаемым. Например, концовка романа Ценой потери (A Burnt-out Case, 1961) дает понять, что христианство не в силах помочь современному человеку. [37]

Среди других произведений Грина - пьесы Комната для живых (The Living Room, 1953), Теплица (The Potting Shed, 1957) и Покладистый любовник (The Complaisant Lover, 1959); сборники рассказов Двадцать один рассказ (Twenty-one Stories, 1954), Чувство реальности (A Sense of Reality, 1963) и Можно мы похитим твоего мужа? (May We Borrow Your Husband?, 1967); сборники эссе Потерянное детство (The Lost Childhood, 1951; впоследствии расширен), Избранные эссе (Collected Essays, 1969); романы Путешествие с тетушкой (Travels With My Aunt, 1969, рус. перевод 1989), Почетный консул (The Honorary Consul, 1973, рус. перевод 1983), Человеческий фактор (The Human Factor, 1978, рус. перевод 1988), Монсеньор Кихот (Monsignor Quixote, 1982, рус. перевод 1989) и Десятый (The Tenth Man, 1985, рус. перевод 1986); биография Обезьянка лорда Рочестера (Lord Rochester's Monkey, 1974). По многим его произведениям сняты фильмы, в том числе картина Третий (The Third Man, 1950); иногда он выступал и как автор сценария. [37]

Вопросы веры и безверия, греха и благодати, духа и постоянно оказываются в центре внимания персонажей его книг. Однако неправомерно было бы считать его, как это делают некоторые зарубежные критики "католическим писателем", Его неприятие любой догмы включает и догмы католической церкви. Наверное, лучше всего о значении религии в его произведениях сказал сам Грин: "Я не католический писатель, а пишущий католик".

На русское ухо имя писателя, которому недавно исполнилось бы сто лет, звучит странно. Оно отдает эхом - шелестом алых парусов и романтикой робкой любви. Но речь идет про настоящее имя, а не рубленный из Гриневского псевдоним, про человека по фамилии Greene.

Грэм Грин чрезвычайно интересная фигура - в слове «фигура», впрочем, нет ничего обидного. Это пример настоящего западного писателя ХХ века - с извилистой биографией, с непростой личной жизнью, но главное - с книгами, которые были переведены на десятки языков мира.

Это такой тип писателя-путешественника, у которого эстетика соединяется с географией.

Грин был известен у нас благодаря нескольким романам, названия которых оторвались от текста и пустились в самостоятельное странствие. «Тихий американец», «Наш человек в Гаване» и «Комедианты» превратились в названия газетных статей - а это было верным свидетельством признания советской пропагандистской машины.

У нас переводили разные его книги, но по сравнению с этими тремя какие-нибудь «Меня создала Англия», «Суть дела» или «Ценой потери» - остались за списком популярного чтения. [7]

Только, конечно, Грин никогда не боролся ни с каким империализмом. Он был довольно эксцентричный человек.

Причем это Грин написал в 1966 году книгу о Фиделе Кастро, где, рассказывая о публичных выступлениях бородатого кубинца, замечал: «Фидель марксист, но марксист эмпирический, играющий коммунизм на слух, а не по нотам. Гипотеза для него важнее догмы, оттого его и прозвали еретиком. “Мы не принадлежим к какой-либо секте или масонской ложе, не исповедуем никакой религии. Мы еретики? Ну что ж, еретики так еретики, пускай нас называют еретиками”... Он видит, как коммунизм повсеместно становится консервативным и бюрократическим, как революция умирает на кабинетных столах, задыхается в тисках государственных границ. Я пересказал ему известное соображение, что Россия сейчас куда ближе к административно-хозяйственной революции, нежели к коммунистической».

Добавляло эксцентрики в образ Грина и то, что он был принципиальным католиком в Англии. Как-то много лет спустя Грина позвали на диспут с коммунистами - дело происходило в Италии, где коммунисты были очень сильны. Грин вышел на сцену и сразу же завоевал расположение аудитории, сказав, что между коммунистами и католиками много общего. Когда все успокоились, Грэм Грин продолжил:

- Да, много общего - ведь и у вас, коммунистов, и у нас, католиков, руки по локоть в крови.

Эксцентрика веры

При этом, всю жизнь обсуждая богословские вопросы, имея их в качестве фона своей жизни, Грин жил так, что и его самого часто называли еретиком. Та история с разводом, вернее, с неудавшимся разводом, что составляет полсюжета в романе «Тихий американец», - суть история автобиографичная.

В середине двадцатых годов он познакомился со своей будущей женой Вивьен - поводом к встрече было именно обсуждение католических терминов. Брак начал агонизировать уже в момент своего рождения - уже с середины тридцатых Грин жил вне дома, появились постоянные подруги, появилось то, что называется милицейским словом «сожительница», а за ней череда других.

Это, кстати, очень интересный пример того, что сплетня обязательно становится элементом биографии писателя ХХ века. Она как бы встроена в тексты писателей, а писатель-семьянин, писатель-однолюб становится сказочным существом и больше похож на единорога. Литературный ценитель превращается в постельничего со свечкой, отмеряя сюжеты женскими именами. [7]

Дэвид Лодж писал о странной смеси фарса и трагедии в этом браке: «Лишившаяся семейного гнезда Вивьен была вне себя от горя и с той поры занялась коллекционированием старинных кукольных домиков. Их брак все более походил на психологические драмы Стриндберга и Ибсена разом».

Но другое обстоятельство дало широкое поле для эксцентричности Грина. Это работа в разведке.

Шпион на службе Её Величества

Нет более формализованного служения обществу, даже дипломатия уступает разведке. Впрочем, дипломатия фактически тоже часть разведки.

Грина взяли на службу с охотой - его родственник основал разведку Адмиралтейства, его сестра работала в МИ-6. А история брата Герберта была и вовсе странной - он был японским агентом.

В этом семейном коктейле судьба Грина была, казалось бы, предрешена. Но только это все только казалось - дисциплина и Грин были несовместимы.

С одной стороны, разведка чрезвычайно бюрократическая организация, совершающая огромное количество нерациональных действий. С другой стороны, эта организация становится очень эффективной, когда действует в рамках жесткого подчинения. [7]

Романтики в этих действиях мало, куда больше бумажной волокиты. Грэм Грин довольно быстро разочаровался в этой деятельности. [7]

По воспоминаниям и газетным статьям кочует его главный шпионский проект - устройство публичного дома в Синегале. Дело в том, что на рейде стоял французский линкор, верный вишистскому правительству.

Фергюс Флеминг пишет: «Вплоть до самого окончания своей миссии во Фритауне он только и делал, что отсылал руководству бессмысленные доклады, которые иногда подписывал своим кодовым именем - “агент 59200”, а иногда и именами героев произведений классической литературы. Его доклады изобиловали непонятными каламбурами, загадочными цитатами и ссылками на литературные произведения. По вечерам он приглашал к себе в гости друзей-англичан и развлекал их охотой на тараканов. Когда в 1943 г. его отозвали обратно в Великобританию, все вздохнули с облегчением».

Секретная служба отторгла его, как организм отторгает чужеродный пересаженный орган. История знает много примеров разведчиков, ушедших в литературу. Грин же был писателем, эксцентрическим человеком, недолгое время служившим в разведке.

Потом во многих своих текстах он мстил этой разведке, будто говоря: «что за идиоты вертят этим миром, или думают, что вертят им». Однако измена разведке, как и измена женщине, всегда порождает целый шлейф измен - или подозрений в изменах. [7]

Некоторые биографы считают, что Грин покинул службу, почувствовав, что его старый друг Ким Филби начал работать на СССР. Говорят также, что Грин специально ездил в Москву, чтобы встретиться с Филби и склонить того к раскаянью. То есть, публично издеваясь над Секретной службой Ее Величества, писатель, тем не менее, продолжал исполнять ее поручения.

Так это или нет - непонятно до сих пор. Но тогда, в 1944 году, он все же вышел в отставку, а лет через пять-шесть стал одним из самых популярных писателей в Англии и одновременно очень успешным издателем. Слава пришла к нему после выхода романа «Суть дела».

У Грина были очень сложные отношения с собственными биографами. Как и всякий эксцентричный человек, он очень не любил, когда его начинают изучать и систематизировать. Биографы, впрочем, платили ему тем же - его жизнь сводили к череде масок: фальшивого католика, раззявы-шпиона, сластолюбца, чуть ли не убийцу.

Но толпа жизнеописателей - это тоже знак признания уходящей биографической стилистике. В следующем веке мало кого удивишь развратом - потому что никто не знает, что такое разврат. Собственно, слово «эксцентрик» в технике означает нечто совсем иное, чем в цирке. Эксцентрик - это круглый диск, ось вращения которого не совпадает с его геометрической осью. [7]

Всякий может увидеть несколько эксцентриков, подойдя к паровозу. Там, в масляном и черном подбрюшье паровоза, находятся кривошипно-шатунные механизмы - поступательное движение шатуна превращается в бег колес.

Грина много переводили и печатали. Советская власть вполне удовлетворялась только видимыми движениями эксцентрика. Можно было говорить о том, что писатель склоняется к «социализму», не замечая при этом, что он любит «советское» еще меньше, чем «бюрократическое». Точно также можно не упоминать за обедом с женой о любовнице, хотя о ней знают все. Кстати, признание русской интеллигенцией было у Гринов вполне семейным - почти как разведка. Сын его Френсис не так давно еще основал и курировал «Малый Букер» в России, а его рассказы о путешествиях по России публиковались в российских газетах. До сих пор Грин-младший что-то финансирует на бескрайних просторах страны, где не везде есть и железные дороги. [7]

Колеса крутятся, двигается вперед история.

Понемногу сам Грэм Грин становится настоящим достоянием истории - как писатель-эксцентрик, как эссеист-путешественник, как немного вышедший из моды, но раритетный паровоз. [7]

1.2 Характерные особенности творчества Г. Грина

Несмотря на жанровое разнообразие творчества Грина, настоящую и заслуженную славу принесли ему романы. Первый роман "Человек внутри" вышел в 1929 году. Это книга молодого писателя. В ней нет той сдержанности и одновременно тонкости, прозрачности стиля, которые составляют одно из непреходящих достоинств любого зрелого произведения Грина. Но уже в самом первом романе он задаётся теми вопросами, которые предстанут перед нами гранями в его дальнейшем творчестве. Уже в самом первом историческом романе, действие которого происходит в начале XX века, звучат мотивы, остающиеся излюбленными и в зрелых, завоевавших славу книгах: мотив предательства, иногда невольного, и преступления и наказания, физического поражения и морального очищения и победы.

Для творчества Грина характерны следующие особенности:

Разнообразие географии в его произведениях: его герои по преимуществу англичане, реже всего жили на Родине. Судьба забрасывала их в Швецию, во Вьетнам, на Кубу. Литературоведами высказывалось мнение, что, в каком бы месте земного шара ни происходило действие книг, оно всё равно происходит в "Гринландии" - стране, рождённой воображением и талантом писателя. Однако "Гринлэнд" - отнюдь не вымышленная страна. Романы - "путеводители" по ней изобилуют точными приметами реального времени и места, что придаёт особый, не только этнографический, но главное социально - политический колорит конфликтам, которые исследуются писателем. Грин намеренно выбирает местом действия своих романов "горячие" точки планеты - борющийся с французскими колонизаторами Вьетнам ("Тихий американец"), Кубу, где правил жестокий режим Баллисты ("Наш человек в Тайване"). Выбор географической местности обусловлен особенностями организации писателем сюжета. Грин отличается тем, что во многих своих произведениях он создаёт критические ситуации, помогающие раскрыть всю сложность человеческих характеров. Персонажи романов Грина попадают в экстремальные условия, способствующие раскрытию их нравственной сущности, заставляющие делать выбор между порядочностью и предательством, за верность своим принципам им приходится расплачиваться свободой, а то и жизнью.

Грина всегда волновали моральные категории. Его занимала природа и сущность добра (для Грина это, прежде всего человечность, сострадание) и зла (догмы, чёрствости, лицемерия).

Говоря о проблеме следования догме, следует отметить, что Грин - католик охотно прощает своим героям и отсутствие веры, и сознательный атеизм. Пожалуй, единственное, что для него неприемлемо ни при каких условиях, - слепое следование абстрактной догме.

Одним из ключевых вопросов для писателя был вопрос о праве личности быть активной. Проблема выбора между активной и пассивной жизненной позицией - ключевая для большинства романов писателя, но её конкретное решение существенно менялось на протяжении долгого творческого пути. В ранних книгах он склоняется к осуждению активных действий, считая их бессмысленными, а иногда губительными. В более поздних произведениях его точка зрения радикально меняется.

Для его произведений бал характерен постоянный мотив одиночества и отчаяния, а также мотив преследования и предопределения. Его герои одержимы мыслью о преследующей их силе (которая никогда не бывает мистической), но перед нею человек всегда беззащитен. Герои, в конце концов, либо кончают жизнь самоубийством, либо, так или иначе, становятся жертвами преследующей силы.

С начала своей литературной деятельности Грин выступал в двух разнородных жанрах - "развлекательного" романа с детективным уклоном и романа "серьёзного", исследующего глубины человеческой психологии и окрашенного философскими раздумьями о природе человека.

Однако истинная суть Грина, делающая его подлинным классиком английской литературы ХХ века, продолжателем традиций Ф.М. Форда, Г.К. Честертона и Дж. Конрада, которых он почитал своими учителями и которым посвятил лучшие из написанных им эссе, сказалась в иных его произведениях, лишенных суетности, “сиюминутности”, обращенных к внутреннему миру человека, к Вечности: романах “Сила и слава”, “Монсеньор Кихот” и особенно обостренно - в последнем романе “Капитан и враг”.

Классик английской литературы свои романы делил на «развлекательные истории», основанные на детективной интриге, и «серьезные романы» с мощным социальным подтекстом, хотя граница между ними зачастую условна, так как несерьезных произведений Грэм Грин писать не умел. Однако художественные решения, обычно предполагающие присутствие парадокса, который может приобретать и трагический характер, по существу, совпадают в книгах, относимых автором к разным категориям.

Идентична и основная проблематика прозы Грина, которая независимо от особенностей жанра (комический роман нравов, как «Путешествия с тетушкой», 1969, притча с элементами травести и классического сюжета, как «Монсеньор Кихот», 1982, и др.) остается повествованием с резко выделенной моральной проблематикой, определяющейся поисками смысла и оправдания жизни в век этической апатии и прогрессирующей дегуманизации.

Такое разделение на серьезные и развлекательные романы произошло после выхода "Экспресса в Стамбул" в 1932 году. В это время Грин работал обозревателем в "Зрителе" и в журнале "День и ночь". Одна из его статей повлекла судебное преследование со стороны кинокомпании "20-й Век. Фокс", и Грин был приговорен к крупному денежному штрафу (не забывший обиды, Грин нанесет позже удар по США романом "Тихий американец, но и те не остались в долгу, объявив его "самым антиамериканским писателем").

Действие романов Грэма Грина нередко происходит в краях, далеких от его родины. Это объясняется не просто тем, что писатель много путешествовал, или его любовью к экзотике. Грина притягивают те районы земли, где героев легче всего поставить в экстремальную ситуацию, где особенно бросаются в глаза язвы нашего столетия: произвол и цинизм политиков, бесправие, нищета, невежество. Когда же он обращается к Европе, то обычно выбирает напряженные, кризисные моменты ее истории ("Ведомство страха", "Десятый" и др.). При этом он далек от мысли, что драматизм жизни обусловлен исключительно внешними, политическими и общественными, факторами. С какой бы страной он ни связывал судьбу своих героев - с Англией или Францией, Мексикой или Вьетнамом, - на первом месте у него стоят вечные вопросы о добре и зле, долге и компромиссе, мужестве и избрании жизненного пути. Он всегда готов срывать маски с фальшивых авторитетов и умеет находить героизм там, где его меньше всего ожидаешь найти.

Писатель ставит своих персонажей в экстремальные обстоятельства, способствующие раскрытию их нравственной сущности, заставляющие делать выбор между верностью и предательством. Грина волновало, как те или иные моральные категории и принципы реально преломляются и воплощаются в конкретных взаимоотношениях между людьми. Его занимала сущность и природа добра (для Грина это прежде всего человечность, сострадание) и зла (догмы, черствости, лицемерия). Одним из ключевых для писателя был вопрос о праве личности активно вмешиваться в судьбу других людей даже из самых лучших и благородных побуждений.

Проблемы морали всегда были для Грина важнейшими, всегда стояли в центре его творчества. Они остаются определяющими и в его последних книгах. Однако здесь автор стал лицом к лицу с моралью социальной: что вправе и что не вправе делать отдельный человек, ответственный не только перед собой и своей совестью (или богом, который в романах Грина то же, что совесть), но перед людьми вообще, перед целым народом. Эти проблемы должны были толкнуть Грина, писателя, живущего в бурную эпоху исторических перемен, на решение проблем социальных и политических.

Сама фигура писателя далеко неоднозначна. При более углубленном знакомстве с предложенными биографами (Давид Лодж) материалами от привычного нам образа - респектабельного, бесстрастно-ироничного английского джентльмена, сосредоточенного на литературе и путешествиях, примерного католика, аристократа, для которого короткий эпизод сотрудничества с разведкой был чем-то вроде дани некой специфически английской (Моэм, Даррелл и др.) писательской традиции, и, разумеется, материалом для романов, - не осталось ничего.

Грин на удивление непоследователен, страстен, можно сказать, несдержан. Не в силах справиться с самим собой, Грин пытается удержать равновесие с помощью теологических парадоксов: "Никто так не понимает христианства, как грешник. Разве что святой" (это высказывание Шарля Пеги Грин поставил эпиграфом к роману "Суть дела").

Ну а работа в разведке отнюдь не была кратковременна, как принято считать (1941 - 1944), - деликатные поручения Грин, похоже, выполнял еще очень долго. И в работе этой не был он лоялен не только к странам, где представлял интересы английской разведки, но и к собственному ведомству - очень странной выглядит, например, ситуация его взаимоотношений с Филби, бывшим его другом. Вероятнее всего, Грин был осведомлен о работе Филби на СССР и, что называется, умыл руки, отойдя в сторону.

Кроме того, биографы обнаружили еще массу странных и двусмысленных эпизодов из биографии Грина что несколько пошатнуло уже канонизированный образ одного из патриархов европейской литературы ХХ века.

Пессимизм, характерный для большинства книг Грина, вытекал из убеждения автора, что зло, существующее в мире, неисправимо, а одиночество, на которое обречен человек, -- непреодолимое следствие установленного порядка. В то же время во всех книгах неизменно стоял мучительный вопрос об ответственности за судьбу человека. Именно этот вопрос отличает Грина от певцов отчаяния, которых так много в литературе буржуазного Запада. Этот вопрос приводит его к социальной проблематике, с одной стороны, и к противоречиям -- с другой.

Имеет ли право человек стоять в стороне от страданий других людей, не должен ли он активно вмешаться в их жизнь, бороться с их горем и болью? И может ли он, даже прийдя к убеждению о невозможности что-либо изменить и исправить, отстраниться и отойти в сторону и равнодушно взирать на окружающие его зло и страдания?

Эти вопросы назревали в книгах Грина постепенно. Особенно напряженно они прозвучали в романе «Суть дела». В «Тихом американце» и «Комедиантах» они потеряли свою абстрактность и поставлены в связи с изображением острого социально-политического конфликта. В своих последних книгах Грин опять отошел к абстрактному гуманизму.

Политическая позиция Грина была и осталась противоречивой. Неверие в возможность что-либо реально изменить и исправить в жизни людей мешало Грину найти путь к тем, кто боролся за осуществление своих идеалов на земле, за лучшую участь для человека, а когда он находил эти пути, то начинал сомневаться и пугаться «крайностей».

Одним из ключевых вопросов для писателя был вопрос о праве личности быть активной. Проблема выбора между активной и пассивной жизненной позицией - ключевая для большинства романов писателя, но её конкретное решение существенно менялось на протяжении долгого творческого пути. В ранних книгах он склоняется к осуждению активных действий, считая их бессмысленными, а иногда губительными. В более поздних произведениях его точка зрения радикально меняется.

Для его произведений бал характерен постоянный мотив одиночества и отчаяния, а также мотив преследования и предопределения. Его герои одержимы мыслью о преследующей их силе (которая никогда не бывает мистической), но перед нею человек всегда беззащитен. Герои, в конце концов, либо кончают жизнь самоубийством, либо, так или иначе, становятся жертвами преследующей силы. [9]

Одним из излюбленных гриновских средств раскрытия жизненных явлений и людских судеб является парадокс. Уже в романах 30-х годов это средство органически связано, более того, прямо вытекает из парадоксальности жизневосприятия самого писателя: его огромной жалости к человеку, усиленной собственной философской концепцией («возлюби человека подобно богу, зная о нём худшее»), пониманием глубин падения человека, пониманием величайших противоречий, которые могут уживаться в его сознании. На этой основе возникают сначала образы Пинки и Феррешта, а потом Пайла, погубившего тысячи людей и побелевшего при виде крови на своём сапоге.

Грин - писатель большого мира, который чувствовал политическую ситуацию во многих случаях лучше, чем профессиональные политики. Его роман “Комедианты” предсказал крах диктатуры Дювалье, а роман “Тихий американец” - крах американской политики во Вьетнаме. Политический фон просматривается даже в книгах с откровенно детективным сюжетом (“Наемный убийца”).[9]

И когда мы берем в руки сборник рассказов с эпатирующим названием “Можете вы одолжить нам своего мужа? (и другие комедии сексуальной жизни)”, первое ощущение - а не однофамилец ли это знаменитого писателя? Однако уже начальные строки текста убеждают: нет, это все тот же Грэм Грин, лишний раз подтвердивший простую истину - для настоящей литературы нет низких тем. Драматическая история молодой девушки, вышедшей замуж за юношу, как это принято теперь говорить, другой сексуальной ориентации, которого совращают во время их медового месяца два хищных субъекта, может быть написана с не меньшим мастерством и с не меньшей страстью (первый рассказ, давший название всему сборнику), чем история американской военной экспансии в Юго-Восточной Азии и вытеснения оттуда французских колонизаторов. [9]

Конечно, ничего удивительного в этом нет. Симпатии Грэма Грина - писателя большого мира - всегда на стороне маленького человека с его “малыми” проблемами. Хороший тому пример - роман “Наш человек в Гаване”, герой которого - продавец пылесосов, а предметом насмешки является британская Интеллидженс Сервис, столь хорошо знакомая автору.

И все-таки эти двенадцать рассказов несколько выделяются из творчества Грэма Грина. Они представляют собою своего рода единый роман, в котором сконцентрированы наблюдения автора за самыми скрытыми сторонами человеческой жизни. Рассказы пронизаны юмором, иронией и грустью.

К сожалению, наш читатель до сих пор не знаком со всеми рассказами сборника, изданного в Лондоне издательской фирмой “Бодли Хед” в 1967 г.[Graham Greene. May we borrow your husband? (and other comedies of the sexual life). London, Bodley Head, 1967]. За более чем тридцатилетний период жизни сборника на русский язык с большим разбросом во времени были переведены шесть рассказов: “Невидимые японцы” и “Корень зла” (1967 г.), “Мертвая хватка” (1963 и 1986 гг.), “Двое” и “Дешевый сезон” (1991 г.), “Доктор Кромби” (1998 г.). Остальные шесть рассказов (в том числе и первый, давший название сборнику) так и не увидели свет. Вероятно, тогдашним цензорам содержание их казалось шокирующим. Ханжеский взгляд на “моральные устои” вынуждал забыть о литературном мастерстве автора, который мог затронуть любую тему и сделать это с блеском. Надеемся, что времена изменились, и это подтверждается дважды прошедшим по Центральному телевидению показом английской экранизации первого рассказа сборника с Дирком Боггардом в главной роли (он знаком зрителям по картине “Ночной портье”).[9]

1.3 Исследование в литературоведении творческого метода Г. Грина

В отечественном литературоведении можно выделить несколько этапов в осмыслении творческого наследия Г. Грина. В 60-е годы в центре внимания стоял вопрос о его творческом методе. Исследователи концентрировали внимание на развитии реалистических тенденций в произведениях писателя, на связи проблематики и характеров его романов с социальными вопросами времени (Н. Эйшискина, Т. Ланина, Л.З. Копелев, А.А. Аникст, В.В. Маевский, А. Лебедев, Н. Сергеева, В. Зорин). За Г. Грином закрепилась репутация критического реалиста (В.В. Ивашева), [13;21] хотя раннее творчество (30-40-х гг.) рассматривалось как испытывающее влияние модернистских тенденций и идеалистических течений. Обращаясь к формированию идейно-эстетической позиции писателя, исследователи указывали на шаткость и запутанность мировоззрения Г. Грина, но гуманистическое отношение к человеку, по мнению литературоведов, сближало писателя с убежденными критическими реалистами Англии - Ч.П. Сноу, Н. Льюисом, Д. Стюартом (Н.М. Соловьева). В эти годы были сделаны первые шаги в систематизации творчества, в определении этапов творческого пути Грина (в основу выделения этапов был положен принцип развития реалистических тенденций писателя) (С.Н. Филюшкина, Л.Г. Танажко). Литературоведы определили жанровую разновидность его романов: социально-психологические, социально-политические. Всеми исследователями подчеркивались драматические коллизии его романов, объясняющиеся «мрачными обстоятельствами капиталистического мира» (Г.В. Аникин). [1;35]

В 70-е годы литературоведы, опираясь на основополагающие выводы о Грине, сделанные ранее, выявляют место и особенности его творческих исканий в контексте развития английской литературы XX века. Более глубоко и детально начинают исследоваться отдельные его произведения, их структура, особенности гриновского психологизма. Изучаются (Ф.А. Нарсулаева) традиции русских писателей (Ф.М. Достоевский) в его произведениях, обнаруживается сходство в тематике и проблематике романов писателей. Настаивается на том, что гриновская концепция личности, как она представлена в его литературно-критических статьях, связана с утверждением писателем «абстрактной концепции человеческого существования» (И.Н. Полосухин). Литературоведы начинают подробно изучать религиозно-философский аспект творчества писателя: романы Г. Грина направлены против «канонов догматического католицизма» (В.П. Колесников). Меняется представление о жанровой природе его романов - все чаще звучит определение «социально-философские» (Е.И. Подлипская).

Восьмидесятые годы можно назвать «переломными» в рецепции творческого наследия Г. Грина. О. Алякринский справедливо называл вторую половину восьмидесятых годов «гриновским ренессансом». Обращаясь к роману «Суть дела», он по-новому определяет жанровую специфику гриновского романа: «экзистенциальный». Экзистенциальная природа романа «Сила и слава», по справедливому мнению критика, облекается в форму притчи. Грин - «не бытописатель, но философ». Как притчу определяет роман «Сила и слава» и С. Аверинцев, мнение которого разделяет И. Левидова. И хотя исследователи (А.М. Зверев, В.Д. Днепров, С.И. Бэлза) [4] определяют романы Грина как философские, философско-психологические или как притчу, не употребляя жанрового определения «экзистенциальный роман», однако отмеченные ими проблематика, типология героев, характер конфликта, художественный строй произведений писателя позволяет говорить об экзистенциальной природе его романов. Встает вопрос о единстве художественной системы гриновских романов, об их типологической общности (Н.Ю. Жлуктенко, Т.Ф. Разумовская). Такой подход к творчеству Г. Грина видится более плодотворным.

Исследования литературоведов в 90-е годы (Г. Анджапаризде [3], А.Д. Михилев) сопрягаются с основополагающими выводами, сделанными в восьмидесятые годы. Этот период отмечен и пристальным вниманием к поэтике гриновского повествования (С.Н. Филюшкина, Н.Г. Владимирова).

В зарубежном литературоведении за Грином прочно утвердилась слава «католического писателя». Многие исследователи рассматривают его творчество в католическом ключе, как модернистского писателя, освещая различные аспекты творчества (Д. Бейли, Ф. Уиндем, Д. Грин, Ю. Гудхат, Дж. Мейерс, Р. Шарок, Р. Смит, А.У. Фридман, У.М. Чейс). Отдельно можно выделить работы литературоведов, которые считают, что эстетическая программа Грина отмечена философией экзистенциализма (Д. Лодж, Дж. Аткинс, А.А. Де Витис, Н.А. Скотт, М.-Б. Месне, Дж. Ноксон, Д. Хезла), а также те работы, в которых историки литературы обращаются к сопоставительному анализу творчества Г. Грина и Ф.М. Достоевского (Ф. Кункель, Ф.Р. Карл, Ж. Мадоль, Р.М. Альберес, Р. Вурхиз). В зарубежном литературоведении, посвященном творчеству Г. Грина, на наш взгляд, отсутствует системно-типологический анализ. Чаще всего литературоведы опираются на биографический, описательный или сравнительно-описательный методы.

Отечественное литературоведение на протяжении ряда лет сталкивалось с трудностями в определении метода Г. Грина, с трудностями жанровой классификации его романов, затруднялось причислить Г. Грина к определенной школе писателей. На наш взгляд, для выявления специфики гриновских романов более плодотворным является исследование типа художественного мышления писателя. Тип художественного мышления определяет многие аспекты повествования: стиль писателя, мировоззренческую основу, концепцию человека, своеобразие поэтики. На наш взгляд, Г. Грин принадлежит к писателям экзистенциального типа художественного мышления. Данный тип сознания проливает свет на «парадоксы» Г. Грина, лежит в основе единства художественной системы писателя, единства его художественного мира, объединяет его романы, синтезирующие разные жанровые начала. К сожалению, до сих пор в отечественном и зарубежном литературоведении нет работ, посвященных системному анализу экзистенциального типа сознания писателя и исследующих, в какие художественные формы оно преломляется.



1.4 Герой Г. Грина: какой он?

В центре внимания Грина - сознание человека, «эпопея его души». Классическая эпопея значительное внимание уделяет изображению внешних событий, переменам историческим. XX век переносит центр внимания на жизнь внутреннюю. Грин, сохраняя эпопейную направленность (изображение переходного исторического момента, поиск законов, «которые распространяются на всех»), ищет законы, которые движут не событиями национально-исторического или мирового порядка, а в мире человеческого сознания. Через субъективное «я» человека, через переломные моменты становления этого «я», Грин исследует законы бытия человека. История героя Грина - это не история какого-то конкретного человека, а судьба человека вообще. Поэтому человек в изображении Грина - это не конкретно-исторический человек какой-то определенной эпохи, социальной и национальной принадлежности, возраста. В нем, как правило, автор выделяет лишь родовые, сущностные свойства (причем структурирующие человека родовые, сущностные свойства Грин моделирует сам). Вместе с тем, это человек религиозного сознания. Он решает проблему своего существования в мире, проблему своего отношения к Богу. Герой Грина сопоставим с бергсоновским человеком «жизненного порыва»: его «переворот в сознании» означает отрешение от всех стереотипов, ложных традиционных ценностей (связанных в его сознании с ортодоксальными католическими представлениями), ставших привычкой, утративших свою первоначальную нравственную суть, сковывающих человеческую свободу.

Он отказывается от привычного, рационально-логического восприятия мира, основой его мироощущения становится иррациональное, интуитивное начало. В процессе самопостижения подлинной истины в ее историческом содержании герой приобщается к коллективной памяти, коллективному «я» человечества («коллективному бессознательному» по терминологии К.Г. Юнга). Он погружается в глубины своей души, обращается к праосновам человеческого существования, и через это докультурное, архаическое состояние сознания - состояние абсолютной свободы - он познает себя, обретает свою (исконно человеческую) способность к мифотворчеству. И с этих позиций он познает Бога и переоценивает религиозно-культурные традиции цивилизованного общества своего времени. В религиозных поисках герой возвращается к нравственным первоосновам, к вечным ценностям человеческого бытия (этими основами выступают любовь, совесть, ответственность).

Таким образом, в романах Грина человек сам формирует историческое (временное состояние) и через него приобщается к общечеловеческому. Так как Грин изображает «переворот» в сознании героя в момент исторического перехода, и в результате этого переворота герой формирует новые мировоззренческие ориентиры, вырабатывает новое мышление, новые нравственные основы своего времени, своей эпохи, т.е. вырабатывает законы, которые «распространяются на всех», то романы Грина можно назвать «романными эпопеями». Но, в отличие от классической романной эпопеи, это «субъективная эпопея». [19;170]

В романе «Сила и слава» Грин исследует исторический аспект существования человека. В основу романа положены реальные исторические события 30-х годов штата Табаско в Мексике, но в изображении истории преобладает внешний план. Социально-исторический, каузальный аспект изображения в романе отсутствует. Подход к исследованию истории у Г. Грина сближается с пониманием истории, заявленном в свое время К. Ясперсом: «То, что составляет в истории лишь физическую основу, что возвращается, сохраняя свою идентичность, что есть регулярно повторяющаяся каузальность, - все это неисторическое в истории…». В этом понимании исторического исследование всеобщих законов развития социума и исторического развития является следствием «привычки мыслить в категориях мира природы».

В центре внимания Грина - человек, его субъективное «я». Через умение человека осознать основы своего существования и выбрать свою судьбу Грин исследует исторический аспект существования человека. Историко-философская концепция Грина определяет ведущие пространственно-временные характеристики: в романе смыкаются историческое, временное и вечность.

Переосмысление соотношения «человек - история», перенесение поиска истины во внутренний мир героев обусловливает концентрированность авторского внимания на субъективном «я» человека. Это определяет принципы структурно-композиционной организации романа, принципы построения образной системы, структуру художественного образа.

Падре скитается по штату, скрываясь от преследований. Грин использует традиционный мотив скитания с двоякой целью. Главное для Грина не изображение панорамы внешней действительности, а восприятие этой действительности героем, и через это восприятие показать его духовный мир. С другой стороны, эпическая направленность сохраняется, но дается изображение не панорамы жизненных явлений в их многообразных связях, а панорамы человеческих судеб, человеческих отношений к жизни. Через общение падре с другими лицами Грин оттеняет судьбу главного персонажа.

Романное повествование фрагментарно, писатель не дает целостного изображения скитаний своего героя. Динамика внешних событий выражена слабо. Главы первой части романа - фрагменты, которые выявляют жизненную позицию падре и других действующих лиц. Автор использует принцип монтажной композиции. Каждая из глав первой части, взятая изолированно от внутренних связей с другими главами, теряет свою смысловую законченность. Это отдельные эпизоды повествования, которые почти не имеют внешних и причинно-следственных связей. Взаимосвязи между главами «запечатлевают авторский ход мысли».

В центре дальнейшего романного повествования - образ падре, его внутренний мир. Падре предстает перед нами как человек с изменившимся мировосприятием, иным, по сравнению с другими героями романа, типом мышления, которое определяет новый взгляд на мир.

Вторая часть романа раскрывает этот взгляд, демонстрирует сопоставление прошлого и нового мироощущений падре. Каждый момент жизненного пути падре связан с выбором: самоопределения и поступка. Это отражается на структуре повествования - автор использует в главе прием ситуативного ряда: главы второй части построены как ряд эпизодов, состоящих из фрагментов-ситуаций.

Новое, по сравнению с писателями - классическими реалистами XIX века, понимание и видение автором действительности и человека меняет и структуру образа, и принципы его построения. [28]

Читатель может составить представление о персонажах (речь идет в данном случае об изображении второстепенных персонажей - сюда не включаются падре и лейтенант) лишь по тем фрагментам из их жизни, которые попадают в поле зрения в данный момент (текущий в настоящем романном времени): по их действиям, поступкам, семейным отношениям, диалогам, монологам. Но этот пласт изображения в романе дается без авторского комментария, без авторского анализа социально-исторических причин, которые сформировали жизненные устои данного персонажа. Мы видим персонажей романа как на кинематографической ленте - только то, что можно увидеть на внешней плоскости изображения. Фрагменты из жизни персонажей, выбранные автором для изображения, сконцентрированы вокруг определенной ситуации (в романе это встреча с падре), в которой персонаж должен принять решение, как ему поступить. При этом умение определиться является ядром создаваемого автором типологического образа.