1.1 Детская литература на современном этапе развития

Детская литература до сих пор не имеет определенных и однозначно установленных критериев выделения из общей литературы. Самым объективным критерием детской литературы, по мнению Арзамасцевой И.Н., является категория читателя-ребенка, так как именно дети определяют, что им необходимо в данный период становления личности.

В науке на современном этапе к детской литературе относят три вида произведений:

1. Произведения, написанные непосредственно для детей. Например, сказки К. Чуковского.

2. Произведения, написанные для взрослых, но перешедшие в круг детского чтения. К этому виду относятся сказки А.С. Пушкина.

3. Произведения, написанные самими детьми.

Развитие детской литературы в целом соотносится с общим литературным процессом, проходя все те же этапы, но иногда с другими временными рамками. В связи с этим целесообразно будет считать началом отсчета современной детской литературы 80-е гг. ХХ века.

Начало этого периода характеризуется попыткой избавиться от идеалов и штампов советского этапа детской литературы. Литература для детей стала ориентироваться на дореволюционные читательские ценности. Такой ретроспективный взгляд продолжал господствовать вплоть до второй половины 90-х гг. ХХ века: литературных деятелей привлекало прошлое. Однако, разочаровавшись в «перестройке», литература сменила направление движения. На первый план выходят приметы XXI века: технические новинки, новый уклад общественной жизни и т.д.

В это же время, пишет И.Н. Арзамасцева, появляется в детской литературе понятие «проект». Издательства стали заказывать авторам определенные книги или целые серии книг, сразу разрабатывая план популяризации и продажи данных произведений. Примером такого «проекта» может служить цикл Дж.К. Роулинг о Гарри Поттере.

Смена взглядов прослеживается и в смене вектора воспитания: главным становится воспитание свободной индивидуальности. Также личность ребенка становится важной в рамках мировой, иногда космической истории. Среди таких произведений выделяются фантастические повести Кира Булычева про девочку из будущего Алису, снискавшие любовь читателей еще в 70-х гг. ХХ века. Герои-борцы, популярные в детской литературе советского периода, заменяется героями-созерцателями. Такими как Ежик и Медвежонок С.Г. Козлова, автора сказки «Ежик в тумане». По мнению Неверович Г.А., большой популярностью в последние десятилетия пользуются герои, которые под внешностью обычного подростка скрывают необычные способности.

Стремительно меняется и жанровая система детской литературы. В конце ХХ века, в период обновления, «серьезные» жанры, например, школьная повесть, дидактический рассказ, отчасти заменяются игровой литературой. Однако нехватка «серьезных» жанровых форм стала ощущаться уже в начале XXI века, детская литература нуждалась в серьезном эпосе и лирической поэзии.

Поэзия на современном этапе развития детской литературы в большинстве сохраняет игровые формы, которые сформировались еще в Серебряном веке и 20-30-х гг. Примером может служить фигурное стихотворение Тима Собакина «Квадратный бегемот (Урок чтение задом- наперед)». Однако, по мнению ряда исследователей, игровой прием уже теряет свою яркость, возникает надуманность образов. Появляются и новые тенденции в поэзии, заключающиеся в отказе табуирования ряда тем: гротескно-сатирическое изображение учителей у А.А. Гиварзова, ирония над самими детьми у Бонифация (настоящее имя - Г.Г. Лукомников). Ряд поэтов продолжает традиции русской лирической поэзии. «Самый философичный из современных детских лириков» С.Г. Козлов включает в свои произведения идею - возлюбить жизнь прежде смысла ее, по Ф.М. Достоевскому. В.В. Лунин уделяет внимание музыкальному искусству, создавая серию миниатюр к «Детскому альбому» П.И. Чайковского.

В детской прозе господствует направление идеологического полилога, главными вопросами которого становятся культура детства и проблемы детей в мире взрослых. Внимание читателей привлекла повесть А.И. Приставкина «Ночевала тучка золотая», вышедшая в 1987 г. Она утвердила представление о детях, как о неотъемлемой части глобальных цивилизационных процессов. Проблема непонимания между детьми и обществом находит отражение и в творчестве В.П. Крапивина, который начинает свою творческую деятельность еще в 1962 году.

В конце ХХ века возвращение к религиозно-духовным истокам обусловило развитие религиозно-просветительской детской литературы. Данные произведения печатались как отдельными книгами, так и в периодических изданиях. Большое внимание было обращено на творчество Г.Н. Юдина, создававшего свои произведения в синкретической форме - текст и иллюстрации к нему. Им были написаны повесть о Георгии Победоносце «Смиренный воин» (2002), Сергии Радонежском «Свеча неугасимая» (2003) и др. В это время создается серия книг «Твое святое имя», в которой публикуются произведения, посвященные русским святым, чьи имена дают детям.

На современном этапе развития меняется язык произведений для детей. В детскую литературу активно входит разговорный язык взрослых. С одной стороны, это отражение процессов общественного сознания, с другой стороны - это причина того, что дети говорят на взрослом языке. В речь персонажей часто вводятся сложные или новые для детей понятия, которые они начинают понимать по мере прочтения книги.

Получило свое развитие в конце XX - начале XXI века и детская периодика. Часть журналов пришла еще из советского периода, изменив, однако, содержание и состав авторов. К таким журналам относятся «Веселые картинки» для малышей и «Мурзилка» для младших школьников. Новым ярким журналом стал «Трамвай», который стал площадкой для апробации стилевых идей. К сожалению, просуществовало данное издание недолго. Ряд популярных журналов появляется из телевизионных проектов, что является закономерным, так как теперь дети активно получают информацию из визуальных источников. Самый известный из таких журналов - «Ералаш».

Несмотря на обновление детской литературы, смену точек зрения, ее основной целью всегда оставалось воспитание у детей системы нравственных ценностей. Крылова М.Н. утверждает, что детская литература в России к концу 80-х гг. ХХ века достигла своего совершенства и составила «непревзойденный по своей художественной, идейной, эстетической, культурной ценности круг детского чтения» [42]. Начало XXI века ознаменовалось активным развитием детской литературы. Среди писателей, начавших свой творческий путь уже в новом тысячелетии, можно выделить Э. Веркина, Е. Рудашевского, Н. Дашевскую, Д. Вильке, А. Жвалевского и Е. Пастернак.

Детский писатель и журналист Дарья Доцук в конце 2016 года провела опрос среди литературных экспертов, попросив назвать три «книги-события» детской литературы 2016 г. Литературный обозреватель Евгения Шаффет остановила свой выбор на произведениях Н. Дашевской «Я не тормоз», Э. Веркина «ЧЯП» и Е. Басовой «Подросток Ашим». Наталья Кочеткова, литературный обозреватель, ведущая программы «Книжный дом» на Детском радио, выделила книги зарубежных авторов: М.Грипе «Сесилия Агнес. Странная история», Р. Белсвик «Простодурсен». А также «Историю старой квартиры» А. Литвиной и А. Десницкой. Главный редактор сайта «Библиогид» рассказал о книгах «Калевалы», «В честь короля» А. Гирвагизова и «Отрочество архитектора Найденова» Б. Ряховского. Татьяна Рудишина, главный библиотекарь ЦГДБ им. Гайдара, редактор журнала «Библиотека в школе», «книгами-событиями» назвала повесть Ю. Коваля «Три повести о Васе Куролесове», книгу А. Литвиновой и А. Десницкой «История старой квартиры» и произведение Д. Вильке «На другом берегу утра. Бестриарий Святого Фомы».

Некоторые исследователи сходятся во мнении, что в последние десятилетия появились книги для детей, «начисто лишенные духовности и нравственного потенциала». Они характеризуются зацикленностью на сюжете и отсутствием героя, которому можно подражать. Исследователи, поддерживающие современную детскую литературу, связывают это с усложняющейся реальностью, которую и отражает система образов произведения. Сейчас невозможно создать полностью положительного героя, без малейшего недостатка. К тому же положительные персонажи, как и в любое время, вынуждены бороться со злом. Они подчеркивают тот факт, что добро должно действовать активно, при необходимости применяя силу к противнику.

Современная детская литература должна пройти проверку временем. Возможно в будущем те книги, которые сейчас отвергаются старшим поколением, станут детской классикой, ведь их авторы, также как писатели классической детской литературы, учат добру, дружбе, справедливости, чести.

1.2 Творчество В.П. Крапивина и К. Булычева в литературоведении и литературной критике

Нами были изучены критические статьи и научные труды известных ученых, таких как Е. Савин, Р. Арбитман, М. Борисов, Е.А. Великанова, Ю.А. Аникина, Н.Ю. Богатырева, посвященных творчеству В.П. Крапивина, и критические статьи В. Ревича, Л. Поликовской, И. Панкеева, Е. Погорелой, А. Щербака-Жукова о произведениях К. Булычева.

Рассмотрим сначала критические отзывы на произведения В.П. Крапивина. Творчество Крапивина всегда находило положительный отклик у читателей, однако мнения критиков и литературоведов о произведениях писателя разнятся.

«С давнего времени ощущаю разницу между тем, с каким неподдельным удовольствием читают Крапивина читатели, и тем, как брюзгливо - через губу, с оговорками и похлопыванием по плечу - пишут о нем критики» [51], - сказал Валентин Лукьянин в своем докладе на «Крапивинских чтениях». Он говорил о том, что критика постоянно меняла свое отношение к Крапивину. Сначала она хвалила его, превознося достоинства его произведений, потом превращала достоинства в недостатки и давала отрицательную оценку. И так по кругу. Валентин Лукьянин в докладе представляет свою оценку творчества В.П. Крапивина, в большинстве случаев не соглашаясь с остальными критиками.

В работе уделяется большое внимание языку произведений Крапивина. Автор пишет, что для каждой подробности писатель находит чрезвычайно простое, но безупречно чистое слово. Они очень хорошо подобраны друг к другу и по звучанию, и по оттенкам смысла. Благодаря этому, за фразами читатель ощущает мир, внутренне согласованный в мельчайших подробностях, а значит абсолютно достоверный. Сказочные и фантастические произведения, которых у Крапивина достаточно, превращаются в несомненную реальность. Таким образом, четко выстроенные фразы помогают создать сюжет, который выглядел бы неубедительно в другой манере изложения.

В. Лукьянин утверждает, что произведения В.П. Крапивина формируют у юного читателя мироощущение, которое потом становится базой для мировоззрения и поведения. В книгах писателя есть устойчивая система ценностей. Дружба, без которой сюжет просто не может сложиться, так как дружба, по Крапивину, является одной из основ мироздания. Бескорыстные отношения между людьми можно построить только на духовной основе. Право даже маленького человека хранить достоинство личности, его писатель отстаивает в своих произведениях. «И совершенно замечательно, что дети еще не разучились читать Крапивина…» [51], - говорит В. Лукьянин конце своей речи.

Тема дружбы в произведениях Крапивина интересует и критика Евгения Савина. В статье «Механика чувств: В Поисках истинной Дружбы» [76], он пишет, что некоторые исследователи упрекают писателя в изображении такой идеальной дружбы, которая просто не может быть реальной. Сам Е. Савин уверен: система координат художественного мира Крапивина оправданно включает в себя истинную дружбу, и там это не идеал, а реальность. «Никакой дорогой даже самой правильной нельзя проходить мимо того, кому нужен друг» [36], - один из главных нравственных законов Крапивин сформулировал в повести «Летчик для особых поручений».

Дружбе у Владислава Петровича Крапивина обязательно сопутствуют эмоциональные переживания. Она делает жизнь осмысленной, герои больше не могут представить себе жизни без другого человека. Другу они согласны открыть все, что есть у них на душе, не оставив ничего себе. Это все ведет к жесткой концентрированности своих эмоциональных переживаний на другом человеке. Данные переживания постоянно сопровождает страх - страх потерять друга. При этом потеря друга может быть обусловлена не столько внешними, сколько внутренними причинами. Разумеется, такая дружба очень неустойчива. Читая про нее, ощущаешь тревогу за ребят, словно они идут по краю обрыва и вот-вот сорвутся. Но так страстно и эмоционально могут дружить исключительно дети. По мере взросления возникают другие формы привязанностей. Подлинной Дружбы среди взрослых нет. Она куда-то уходит от них, герои очень хотят обрести ее во «взрослом мире», но не могут.

Еще одна из форм привязанностей, которой также уделяет внимание критик Е. Савин, это любовь. В.П. Крапивин пишет о любви абстрактно. Почти всегда герои подчеркивают, что говорят вовсе не о чувстве между мужчиной и женщиной. Однако чувство к «прекрасной незнакомке» существует, пока есть эти прекрасные незнакомки. В этом случае любовь у писателя проявляется в качестве какой-то иррациональной силы, которая не зависит ни от сознания, ни от воли человека. Часто эта сила бывает несправедливая, готовая разрушить все на своем пути. Действие любви направлено в текстах Крапивина на людей, которые этого заслуживают этого меньше всего. При этом в окружении героев находятся люди, которые достойны этого чувства в большей степени, отмечает Евгений Савин. Таким образом, любовь и справедливость не взаимосоединены между собой.

Способы, с помощью которых писатель изображает в своих произведениях любовь, неразрывно связаны с вопросом о функции и роли женщины в его художественном мире. Мир В.П. Крапивина - мир мальчиков, которые вырастают и становятся мужчинами. Девочки и женщины - второстепенные и даже несколько условные герои. Сам Владислав Петрович объяснил это так: он пишет о том, что знает лучше.

Пока Крапивин пишет о детях, женщины в его произведениях играют роль мамы или учительницы. Когда же на страницы книг в качестве главных героев выходят взрослые мужчины, автор неизменно включает в повествование события, связанные с их семейной жизнью. При этом почти все жены похожи друг на друга: они малоприятны, живут в мире ценностей, которые противоречат идеалам, лежащим в основе крапивинского мира. Их интересует материально обеспеченная жизнь, отпуск за границей и на курортах. Ни о каком взаимопонимании здесь не может быть и речи. Нет ни привязанностей, ни эмоциональных переживаний. Конечно, такая любовь не может сравниться с детской дружбой.

Единственный выход из сложившейся ситуации - направить свои привязанности на детей. Отсюда и тоска многих взрослых персонажей произведений Крапивина по собственному детству, они стараются туда вернуться. Главная причина «бегства в детство» - стремление к истинной дружбе. Героям писателя везет, говорит Е. Савин, они действительно избавляются от одиночества, с помощью того, что психологически возвращаются к детским видам эмоциональных привязанностей. Вот только трудно сказать, возможно ли это в реальности.

В статье «Стереотипы восприятия произведений Крапивина» Евгений Савин [77] пытается в этих стереотипах разобраться. Он делает упор на двух основных тезисах, с помощью которых «не очень добросовестные критики», как пишет Е. Савин, пытаются оценивать прозу В.П. Крапивина: во-первых, у Крапивина обязательно есть четкое противопоставление «ребенок - взрослый», выступающее как основной конфликт. Причем дети чаще всего предстают перед читателем «хорошими», взрослые - «плохими». Во-вторых, это бесконечные повторы.

Е. Савин говорит, что в книгах Крапивина есть «мир взрослых» и «мир детей», при этом первый не может существовать без второго. Центр повествования находится в «мире детей», функцией же «мира взрослых» является определение границ «мира детей». Последний закрыт для взрослого, который входит туда исключительно с определенной оценкой, обозначенной ребенком. Более того, он и существует благодаря этой оценке.

В силу характера взаимоотношений между «мирами» складываются и отношения «ребенок - взрослый». И дело здесь вовсе не в противопоставлении «хороший - плохой». Просто давать оценку у писателя может только ребенок. Сам по себе взрослый не наделен никакими качествами и свойствами, «хорошим» или «плохим» он становится лишь по отношению к детям. Это отношение выступает не как некое абстрактное отношение вообще, а как отношение к определенному ребенку, который является героем произведения.

Однако, пишет Евгений Савин, и мы не можем с ним не согласиться, все вышесказанное справедливо для произведений, написанных до 80-х годов ХХ века, потом ситуация меняется. Если раньше в «мир детей» мог войти только взрослый, надевший маску ребенка, то сейчас он входит в «мир детей» уже именно как взрослый. И он нужен там в этом качестве, это целостный, самодостаточный герой, который может давать оценку и принимать решения. События же по-прежнему локализуются в «мире детей». По поводу второго стереотипа Е. Савин говорит, что действительно В.П. Крапивин самоповторяется, его каждое новое произведение во многом предсказуемо. При этом автор не пытается завуалировать самоповтор, а, наоборот, выставляет его на передний план. Об этом, например, свидетельствует один из любимых писателем приемов. Крапивин часто вводит в новое произведение героев из своих предыдущих книг, что создает непрерывность описываемой «реальности». Видеть различное в сходном - именно такой должна быть исследовательская установка при анализе произведений Крапивина, считает Евгений Савин.

Противоположной точки зрения придерживается Роман Арбитман, который рассматривает произведения В.П. Крапивина через стереотипы, опровергаемые Е. Савиным. В статье «Слезинка замученного взрослого (О творчестве В. Крапивина)» [2], которая вышла в журнале «Детская литература» № 12, 1993 г., он утверждает: «Крапивин давным-давно пишет одну-единственную вещь, где сюжет и основной конфликт уже отполированы до матового блеска из-за многократного употребления, а добро и зло четко персонифицированы и заранее разведены по полюсам» [2]. Писатель взял за основу схему, в которой подростки с самого начала были честнее, порядочнее взрослых, - в лучшем случае, людей ограниченных, а в худшем - коварных и корыстолюбивых монстров. Все это хотя и вызывало сомнения некоторых критиков, но в реалистических произведениях Крапивина вполне прижилось. Серьезные проблемы, по мнению Р. Арбитмана, начались, когда писатель отдал предпочтение жанру фантастики и все схемы взял с собой в мир великих кристаллов. Так возник гибрид, который назвали «пионерско-готический роман». Здесь план «школьной» повести (хорошие дети и плохие взрослые), попав в пространство беспрепятственного вымысла, окончательно отвердел. В этих произведениях превосходства молодого поколения возведены в абсолют, фантастика дала возможность наделить детей необыкновенными способностями: телепатия, телекинез, дар проникать в другие пространства. «Подловатые» взрослые не получили ничего. Таким образом, Крапивин стал во многом возвращаться к схемам 30-х и 40-х годов. Тогда переходящим героем научно-фантастических и приключенческих литературных произведений стал «сверхмальчик», который выиграл поединок со взрослым-предателем.

Р. Арбитман замечает, что иногда все же встречаются «хорошие» взрослые и «плохие» дети. При этом взрослые положительны только, если ведут себя как дети, а дети плохие, если становятся похожими на взрослых. Критику не понятно стремление писателя возвысить детей, изобразив их «идеальными», и желание сделать взрослых подлыми и хитрыми.

Р. Арбитман считает, что взрослых В.П. Крапивин абсолютно незаслуженно объявил плохими, а схемы, которые использует писатель, не имеют ничего общего с сегодняшней реальностью. «…жизнь зачастую сложнее и тоньше крапивинских кристально-чистых фантазий» [2], - пишет автор.

На данную критическую статью Романа Арбитмана откликнулся сам В.П. Крапивин. В журнале «Уральский следопыт», № 8, 1994г. была опубликована статья «Пионерско-готический роман, тинейджеры и «обескураживающие повторы» [38], он ответил на все претензии, высказанные критиком.

Во-первых, писатель пишет, что никогда не изменял жанры, не уходил от реализма к фантастике и наоборот, как об этом утверждает Р. Арбитман. Реализм и фантастика постоянно были удачно связаны, как методы успешно помогающие друг другу. Из библиографии четко видно, что «школьные» произведения постоянно чередуются с книгами фантастическими, а иногда они сплетены в одной книжке. И в этом нет ничего странного, так как тема везде одна (в этом критик прав). Это - положение детей в современном беспокойном мире. Это - право ребенка на жизнь, в которой есть семья, друзья, безопасность. Данная тема не стареет, а только обостряется. И оставлять ее, Крапивин считает неправильным. Обвинение же в том, что он «пишет все одну и ту же вещь» не рассматривает серьезно, потому что оно предъявлялось писателям и покрупнее, в том числе и классикам, пишет писатель.

Сомнения Р. Арбитмана в том, что подростки изначально превосходят взрослых в честности, порядочности и самоотверженности, непонятны В. Крапивину. Это объективная, не только социальная, но и биологическая истина, утверждает он. Дети действительно рождаются искренними, они чище взрослых. И все «мальчики со шпагами», описанные в книгах писателя, были абсолютно реальными личностями. Поэтому читатели их и полюбили, а вовсе не потому, что Крапивин использует идею, «польстившую самолюбию тинейджеров» [38]. Его читатели - это обычные мальчишки и девчонки, у них ясные глаза, они любят книги, музыку, природу, свой дом и друзей. В этом писатель убедился, и лично встретившись с ними, и читая их письма. Эти ребята отчасти похожи на героев произведений.

Лукавит Р. Арбитман, пишет Крапивин в указанной статье, и тогда, когда говорит о противопоставлении мира детей миру взрослых, что хорошие взрослые - исключение. Сами же читатели могут убедиться: в книгах немало замечательных отцов и матерей, педагогов, которые готовы на многое ради ребят. Отвечает писатель и на упрек в наделении детей различными аномальными способностями и особыми талантами, обходя при этом взрослых. Он пишет, что, несмотря на умение окружать себя силовым полем и уходить в иные измерения, они не защищены от социального бездействия и бессердечности современного мира. Их дар - это не только достоинство, но и их несчастье. Способность переместиться в другой мир никак не может заменить ребенку родной дом, любящих родителей. Автор опять же подчеркивает, что не собирается уходить от этой темы, даже после обвинений в «обескураживающих повторах».

«Обескураживающие повторы» - только отражение повторов нашей реальной жизни. «Это «повторение», увы, диктуется самой жизнью. И писать об этом я считаю своим делом» [38] - так говорил Крапивин в 1994 году.

Четкой границы между жанрами, наряду с самим писателем, не видит и критик Максим Борисов. В своей статье «Тревожные сказки» [8] он пишет, что в каждом реалистическом произведении В.П. Крапивина можно найти отголоски сказки, а в повесть об иных пространствах можно рассматривать как психологически точное описание детских снов и мечтаний. Дело здесь в том, что характеры героев этих повестей не отличаются экстраординарностью, даже если они наделены необычными способностями.

У Крапивина, пишет Борисов, очень теплое отношение к сказкам и фантастике. Граница между ними еле уловима. В ранних произведениях сказка свободно входила в реалистическую фантастику или даже имела в себе общие сказочно-фантастические признаки, позднее же фантастика слилась со сказкой еще плотнее и органичнее - произведения разных циклов обрели общих героев и историю.

Фантастика у В.П. Крапивина сказочная, а сказки фантастичные. Возникновение и действие волшебных предметов почти всегда находят логическое объяснение. Любой предмет имеет возможность накапливать в себе детское стремление к чудесному. Но воспользоваться этой магией можно только при определенном душевном состоянии.

М. Борисов говорит, что писателя можно было бы обвинить в «нереалистичности» из-за того, что очень многое в книгах Крапивина развивается не в соответствии с законами реальности, а в согласии с требованиями самого Крапивина. Однако критик эти обвинения опровергает: законы писателя непротиворечивы и последовательны, поэтому реальность может существовать в гармонии с ними. Реальности же вне законов, которые выводит В.П. Крапивин, не может быть. Таким образом, обыденная реальность отрицается, а не просто противопоставляется реальности произведений писателя. Он превращает в метафору обыкновенную трактовку фантастической реальности.

Этот отказ от законов обыденной реальности делает мир Крапивина событийно и бытийно монолитным. Любой реалистический роман, утверждает критик, признает две реальности - настоящую и книжную. Крапивин же другую реальность отрицает, убеждая, что своих героев и сюжеты он заимствует из жизни. Внутри своего «направления» писатель настолько органичен, что некие подозрения вызывает сама возможность так писать. В.П. Крапивин - уже некий образец направления.

Произведения Крапивина нельзя наложить ни на какие схемы. Писатель действует только сообразно чувству правильности выбранного пути. Положительные герои неоднократно делают ошибки в мелочах, притягивают неприятности. Тем не менее, в момент истинного выбора они принимают верное решение. При этом оно может быть принято только в соответствующем состоянии духа, логика или абстрактные моральные законы помочь не смогут. Первостепенная сила - изначально заложенное в человеке Добро, которое не нуждается в обучении. В то же время знание, опыт, самоуверенность губительно воздействуют на личность, ограничивая ее рамками принятой схемы.

В.П. Крапивин стремится оживить в читателе дремлющие эмоции, для этого он использует различные средства: ассоциации, личные переживания, воспоминания из детства. Сочетание внимания к внешним, материальным сторонам жизни, которые ранят героев, с внутренними, затаенными переживаниями опять же образуют единство крапивинского мира.

Писатель искренне пытается найти путь к гармонии, но, к сожалению, все, представляющее настоящую ценность очень хрупко. В итоге герои Крапивина проигрывают своему изначальному помощнику - времени. Человек не может прийти к гармонии, так как на пути к ней встают человеческие отношения. Попытки же остановить время - предательство в отношении тех, кто придет в мир после тебя.

Мы долго говорили о героях В.П. Крапивина. А кто же эти герои? В этом вопросе попыталась разобраться Алина Петухова в статье «Друг, которому семь (О герое повестей Владислава Крапивина)» [61]. Герои писателя из страны под названием «Детство», пишет критик, могут быть абсолютно разного возраста - от дошколят до юношей. Крапивин из этого многообразия выбирает два излюбленных возраста, которые выводит чаще всего на страницах своих книг. Это те, кто только пошел в школу, семи - восьмилетние дети, которых он зовет «малышами». А также ребята, уже постигшие первые школьные и дворовые премудрости, их возраст одиннадцать - двенадцать лет. Эта пара почти неразлучна и встречается во многих произведениях писателя.

Неизменной остается и точка приложения сил, благодаря которой раскрываются характеры героев. Стихия героев Крапивина - игра. Но они играют не как все дети, их игры не совсем обычны: воздушные змея, помогающие переговариваться друг с другом, всеобщее стрелковое состязание. «Это нескончаемая творческая увлеченность, и она ведет ребенка прямой дорогой от игры к серьезным исследованиям и жизненному призванию», [61] - говорит А. Петухова.

Для детей семи лет игра - форма жизни, через нее они постигают мир. Делая игру из всего, вступая в необычные отношения с вещами, ребенок в это же время готовится к восприятию простейших истин, к первым отношениям, первым поступкам. В этом возрасте игра не вызывает никаких сомнений.

Потом возникнет недоверие. Для одиннадцатилетнего ребенка, который уже обладает определенным жизненным опытом, становится понятнее реальный смысл вещей и поступков. Иногда может возникать даже чувство стыда за свои игры, утверждает А. Петухова. Однако игра пока не может совсем уйти из жизни, поэтому желанным партнером становится семилетний малыш. Играя в одну и ту же игру, они решают различные задачи: младший живет игрой; старший, играя, переходит к реальной жизни, выбору жизненного пути.

Малыш и подросток необходимы друг другу. Первому нужна поддержка и опора, а второй с помощью малыша больше верит в свои силы, в свою нужность.

Главным смыслом игры, как мы уже отмечали, становится творчество. Ребенку нужна всего лишь одна игрушка, чтобы вокруг него возникли сказочные города, леса, моря. Этого никогда не увидишь во взрослом мире.

В таких детских вымыслах Крапивин видит и смешное, и лиричное. Юмор рождается из столкновения взрослого взгляда и детского. И в то же время присутствует и лирика, это очень важно: писатель говорит о том, что в разные эпохи у детей возникают разные ассоциации и иной опыт, но сердце остается одинаковым, способным рождать сказочные миры.

Алина Петухова пишет, что учителем Крапивина является Гайдар. Гайдаровская проза явно влияла на произведения писателя. И у Крапивина, и у Гайдара есть поэтизация романтики пионерской жизни с ее военными атрибутами.

У Гайдара мир героев можно увидеть одновременного с точки зрения взрослого и с точки зрения ребенка, это истинный мир. У Крапивина же мир больше детский, взрослые приходят в него случайно, поэтому он иногда выглядит упрощенным. Часто взрослые теряют индивидуальность, сохраняя только определенные типичные черты характера.

Незначительная роль взрослых в книгах Крапивина приводит к тому, что их функции и обязанности переходят к подросткам, считает А. Петухова.

Именно поэтому на страницах крапивинских произведений появляются не по годам развитые школьники. Критик несколько упрекает писателя в этом, говоря о том, что дети должны оставаться детьми.

Неизменная пара - малыш, подросток - переходит из книги в книгу. Несмотря на схожесть, они все же везде разные. Память детства очень крепка у Крапивина, поэтому, говоря языком малыша семи лет, писатель чрезвычайно точен. Даже в мелочах.

Ему веришь, утверждает Алина Петухова, писатель подчиняет читателя себе. Его герои становятся нам друзьями, они интересны и нужны нам.

«Друзья, которым семь».

В нашем исследовании мы опираемся на идею Е. Савина, высказанную в статье «Механика чувств: В Поисках истинной Дружбы» [76] о том, что истинная дружба, описанная в произведениях Крапивина, не является недостижимым идеалом, это реальность, которая может окружать и нас. Также для нас важна статья В.П. Крапивина, написанная в ответ на обвинения Р. Арбитмана о том, что писатель давно использует одну схему, где все «отполировано до матового блеска» [2]. Владислав Петрович убежден: все повторы диктуются самой жизнью. Мы должны отметить и работу А.Петуховой, в которой она говорит о героях произведений писателя и значении игры в их жизни.

В литературоведении исследование творчества В.П. Крапивина представлено диссертационными исследованиями Е.А. Великановой [13] Ю.А. Аникиной [1], Н.Ю. Богатыревой [6].

Великанова Екатерина Александровна в своей диссертации «Цикл «В глубине Великого Кристалла» В.П. Крапивина: проблематика и поэтика» [13] рассматривает вопросы, связанные непосредственно с заявленным в названии циклом. Исследователь утверждает, что в произведениях цикла писатель продолжает гайдаровскую традицию: тема защиты детства является центральной как для повестей, входящих в цикл «В глубине Великого Кристалла», так и для всего творчества В.П. Крапивина в целом.

Одна из тем, которые освещает Е.А. Великанова в своем исследовании, - «гибель детского мира». Она указывает на то, что через спасение мира детей В.П. Крапивин раскрывает проблемы добра и зла, жизни и смерти на философском уровне.

Затрагивает ученый и жанровую проблематику цикла. Е.А. Великанова делает вывод о жанровом синтезе в повестях цикла «В глубине Великого Кристалла». В произведениях прослеживается сочетание литературных и фольклорных жанровых элементов, научная фантастика тесно сплетается со сказочными приемами. Также исследователь говорит о синтезе на других уровнях: текстовый - об этом свидетельствует объединение повестей в цикл, уровень проблематики - взаимодействие «детского» и «взрослого» содержания, а также уровень художественного мира.

Е.А. Великанова делает вывод, что цикл «В глубине Великого Кристалла» - «этапное произведение в творчестве самого автора и очень важное явление и для детской, и для фантастической литературы» [13, С. 20]. В диссертационном исследовании «Специфика конфликта в художественном мире В.П. Крапивина» [1] Аникина Юлия Андреевна рассматривает проблему межличностного конфликта. Данный конфликт должен раскрыть перед читателем путь развития личности героя, а также особенности становления характера. Исследователь показывает специфику межличностного конфликта на примере конкретных произведений. А именно повести «Бабочка на штанге» и «Дагги-Тиц». В первой - такой конфликт является «средством ухода от проблемной ситуации в латентной стадии конфликтного взаимодействия», пишет ученый. Последняя включает в себя измененный конфликт «своей» и «чужой» среды.

Ю.А. Аникина в своем исследовании рассматривает вопрос о символической смерти героев. Она говорит, что такую ситуацию можно рассматривать в качестве разновидности психологической инициации персонажей, то есть их переход во взрослую жизнь. В.П. Крапивин заставляет своих героев-подростков доказывать свою смелость, бороться со страхом, а иногда и сталкиваться со смертельной опасностью.

Исследователь пишет, что Крапивин В.П. учит своих героев и читателей не бежать от трудностей, скрываясь за иллюзиями, а видеть мир таким, каким он и является. Таким образом, дети в произведениях писателя предстают перед нами в период внутреннего кризиса. Исследователь рассматривает «мотивационные нюансы поведения героя-ребенка» [1, С. 17] и приемы, позволяющие героям выйти из кризисных ситуаций.

Наиболее интересная в рамках нашего исследования нам диссертация кандидата филологических наук, доцента кафедры русской литературы МПГУ Наталья Юрьевны Богатыревой «Литературная сказка В.П. Крапивина: жанровое своеобразия и поэтика» [6].

В 1 главе Н.Ю. Богатырева обращается к геройному миру литературной сказки В.П. Крапивина. Ученый отмечает, что писатель делает героем своих книг обычного современного школьника. Во многом крапивинские герои схожи с героями народных сказок: мальчишка вступает в схватку со злом. И все же образы мальчишек у Крапивина индивидуализированы. Герой у писателя показан в развитии: вместо легкомысленного ребенка к концу повести перед нами предстает повзрослевший человек.

Важно и то, что В.П. Крапивин главным героем делает именно мальчишку-подростка. Сам писатель объясняет это так: «Просто я их лучше знаю. Но в каждую свою книжку стараюсь обязательно ввести девчонок…» [6, С.51]. При этом большинство женских характеров схематичны и условны. Достаточно большое внимание уделяет Наталья Юрьевна взрослым персонажам в творчестве В.П. Крапивина, особенно родителям. Образ матери в каждой книге овеян любовью и поклонением. Она молода и красива, однако жизнь ее не всегда устроена. У писателя нет задачи рассказать о сложной судьбе женщины, он лишь указывает на эту серьезную проблему.

Особенно пристальное внимание уделяет в своей диссертации Наталья Юрьевна сказочно-фантастическим персонажам, которые в литературной сказке, в отличие от народной, более индивидуализированы и самостоятельны.

Еще одна важная тема, проходящая через все творчество В.П. Крапивина, тема защиты детей. Ребенок оказывается одиноким, заброшенным, непонятым в мире взрослых, поэтому почти в каждой книге гибнет ребенок. И это не прихоть автора, а жестокая логика жизни.

Добро в произведениях В.П. Крапивина обязательно уравновешивается злом. Например, в сказочной повести «Тополиная рубашка», к которой мы обратимся в 3 главе нашей работы, возникают образы ржавых ведьм. Внешне они похожи на Бабу-Ягу, неприветливы и угрюмы. Они колдуют, а главное владеют рецептом вечной искорки, то есть властью над смертью. Это позволяет им, как говорил В.Я. Пропп, охранять границу между двумя мирами: живых и мертвых; и они знают тайну воскресения из мертвых.

Во 2 главе своего диссертационного исследования Наталья Юрьевна Богатырева обращается к теме «Проблемы поэтики литературной сказки В. Крапивина».

Народной сказке отводится значительное место в генезисе литературных сказок В.П. Крапивина, однако состав и взаимодействие элементов изменяется, равно как и структура, и функции действующих лиц и их помощников.

Изображение пространства и времени у Крапивина основано на приемах и традиционной волшебной сказки, и научно-фантастических произведений.

В.Я. Пропп говорил о «несоизмеримости сказочного времени с реальным» [6, С.120], а Д.С. Лихачев разработал концепцию сказочного времени. Ее основные положения заключены в следующем: 1. «…Для сказки характерно прошедшее время, и это прошедшее время имеет ряд своих особенностей.» 2. Время сказки «не определено в общем потоке «исторического времени» [6, С.120].

В.П. Крапивин в своих произведениях создает собственную модель мироздания, что привело к формированию теории Великого Кристалла: Вселенная обладает формой кристалла, замкнутого в кольцо. Количество граней бесконечно, близость их друг к другу позволяет им иногда незаметно и мгновенно объединиться, давая возможность оказаться в соседнем пространстве.

Теория перехода на соседние грани Кристалла разрабатывается Крапивиным очень подробно. Дом и Дорога - основополагающие категории цикла Крапивина. Дом символизирует прочность, тепло и защиту, дорога же «непостижима». Она будто проходит через все грани Кристалла, она бесконечна и безвременна.

Теория Великого Кристалла получила развитие и в повести «Топот шахматных лошадок», представленной в 3 главе нашей работы.

Для сказочных произведений писателя очень важен образ леса. Это неотъемлемый элемент волшебной сказки, который исполняет свою функцию. В.Я. Пропп пишет о ней так: «Лес в сказке вообще играет роль задерживающей преграды. Лес, в который попадает герой, непроницаем. Это своего рода сеть, улавливающая пришельцев» [6, С.129]. Владислав Петрович Крапивин перенимает функции леса у народных сказок.

Н.Ю. Богатырева делает вывод, что литературные сказки В.П. Крапивина являются важнейшей частью отечественной детской литературы. Его творчество создало отдельное направление, которое вполне можно назвать «крапивинским». Это направление характеризуется глубоким психологизмом, автобиографичностью, представлением мира детства изнутри, с его противоречиями, проблемами и мечтами.

Для нас чрезвычайно интересна диссертация Н.Ю. Богатыревой, так как многие вопросы, поднимаемые в ней, непосредственно связаны с произведениями, важными в рамках данной работы. Большое внимание исследователь уделяет повести-сказке «Тополиная рубашка» и охватывает широкий спектр тем и проблем, которые Крапивин выводит на страницы своего произведения. Две другие повести, представленные в третьей главе нашего исследования, были написаны В.П. Крапивиным позже, чем диссертация Натальи Юрьевны Богатыревой. Однако в них продолжают свое развитие основные темы творчества писателя. Так, книга «Топот шахматных лошадок» основана на теории Великого Кристалла, о которой мы уже говорили. Повесть «Переулок капитана Лухманова» вбирает в себя вопросы, характерные для многих произведений В.П. Крапивина: потеря детьми родителей, истинная дружба, любовь к Севастополю и др.

Таким образом, диссертация Н.Ю. Богатыревой стала для нас основной работой о творчестве Владислава Петровича Крапивина, на которую мы опирались при разработке методической части исследования.

Творчество Кира Булычева в литературоведении и литературной критике нашло меньшее отражение, нежели творчество В.П. Крапивина. Большинство критических статей являются рецензией на определенное произведение. Однако в этих рецензиях нашли отражения и вопросы, касающиеся всего творчества в целом.

Нами была рассмотрена статья Кира Булычева «К вопросу о суматринском носороге» [9], в которой он высказывает свою точку зрения на фантастику.

Писатель говорит, что фантастика уже существует как род литературы и включает в себя все жанры. Под видом рода литературы фантастика успешно существует, однако стоит только посмотреть на нее в качестве жанра, как все меняется.

В XX веке резко увеличивается интерес к науке, появляются специальные научно-познавательные журналы, в которых находят свое пристанище «творцы» «научно-популярной литературы». Зачастую к литературе эти люди не имеют отношения, поэтому их имена со временем забываются. Имена забываются, а вот стереотипы восприятия фантастической литературы остаются. Изначально журналы оценивали фантастические произведения по научно-популярным критериям, требуя популяризацию, а не литературу. Произведения, которые проходят подобный отбор, обладают низким качеством, а отсюда и впечатление, что русская фантастика плоха в целом.

Кир Булычев отмечает, что в 80-х гг. XX века немногие издательства выпускали фантастику, что делало ее «остродефицитным чтением». Однако писатель отмечает, что переиздаются уже «проверенные» книги советских и зарубежных авторов, которые ранее выходили миллионными тиражами. Именно это улучшает статистические показатели издания фантастики.

Автор говорит, что фантастика на тот момент была нужна обществу как никогда. Фантастика является отражением прогресса, одним из ее немаловажных свойств является возможность откликаться на новшества жизни. При этом откликается она «с запасом»: фантастика «проверяет будущим» проблему, которая только зародилась в социуме. Фантастика помогает увидеть перспективу.

Самыми известными произведениями Кира Булычева являются книги про Алису Селезневу. Серия книг про Алису выросла из небольшого цикла рассказов «Девочка, с которой ничего не случится». И сразу завоевала расположение читателей: как школьников, так и их родителей. В настоящее время произведения о «девочке с Земли» неизменно остаются популярными.

В. Ревич в статье «Дети как дети» [73] пишет, что имя Алиса сразу вызывает ассоциацию с героиней Л. Кэролла. По мнению критика, Алиса Селезнева, как и ее британская тезка, живет в стране чудес. И хотя этой страной чудес является Москва, Булычев помещает свою героиню в тот мир, в котором должны жить все. В связи с этим нельзя говорить о книгах писателя, посвященных Алисе, как о строгой научной фантастике. В основном Кир Булычев вводит детали сказочные, так как читатель его книг - ребенок младшего и среднего школьного возраста. Главным в книгах является атмосфера светлого и доброго мира, и это не сказка, говорит В. Ревич.

В мире Алисы Селезневой много научно-технических диковинок, но диковинок лишь для нас и для Коли, героя книги «Сто лет тому вперед», для самой героини это все в порядке вещей. Однако для критика самым привлекательным является истинно человеческие отношения между людьми. Люди не ссорятся и не ругаются, им просто некогда, они заняты интересной деятельностью. Алиса в книге «Сто лет тому вперед» говорит по этому поводу: «В будущем не станет обыкновенных людей. На Земле будут жить пять миллиардов исключительных, знаменитых, одаренных людей». [11, С. 301]

Сама Алиса очень общительный человек, с которым находят общий язык все без исключения: люди, земные существа, космические создания. Всеволод Ревич называет ее «своеобразным связным между самыми различными людьми и не-людьми». К тому же она постоянно оказывается в эпицентре событий, порой весьма опасных. И зачастую становится единственным человеком, даже единственным существом (книги К. Булычева наполнены самыми разнообразными космическими существами и невероятными созданиями), который может спасти очередную планету от гибели.

Несмотря на то, что автор старается поместить свою героиню в мир мечты, добрый и светлый, этот мир удается создать человечеству только на Земле. В межгалактическом пространстве всегда найдутся те, кто так или иначе захочет помешать становлению совершенного мира. В такие моменты остается надеяться только на смелых путешественников, как Алиса. Хотя зло и существует в основном в космическом пространстве, оно больше имеет сказочный облик, нежели научно-фантастический. Например, Весельчак У и Крысс, встречающиеся нам в том числе в повести «Сто лет тому вперед», являются карикатурным отражением земных преступников, это некие «джентльмены удачи».

Героиня произведений Кира Булычева - девочка со своими слабостями. Она близка каждому школьнику, каждый школьник может стать таким же как она. И пусть он не будет выращивать динозавров и учить инопланетный язык за ночь, но стать таким же смелым и деятельным другом под силу каждому.

Критик пишет про Алису, что это характер, индивидуум. Наличие образа необходимо художественной литературе, однако в фантастике встречается нечасто.