Уголовно-правовые проблемы борьбы с коррупцией в РФ

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

ДИПЛОМНАЯ РАБОТА

ВВЕДЕНИЕ

Сложное социально-правовое явление и понятие, которое имеет комплексный и системный характер - это только одно из определений коррупции. Ее справедливо связывают со всеми социальными процессами, происходящими в обществе. Коррупционные процессы протекают с учетом социально-политических, демографических, национально-психологических, этнических особенностей конкретной страны или государства.

Тема дипломной работы: «Уголовно правовые меры противодействия коррупции в российском и зарубежном законодательстве». Актуальность данной темы обусловлена тем, что сегодня коррупция оказывает разлагающее влияние практически на все стороны деятельности общества и влечет за собой негативные экономические, политические и социальные последствия.

Целью дипломной работы является изучение теоретических основ коррупции как негативного социально-правового явления, сущности и содержания коррупции и уголовно-правовых мер борьбы с ней в российском и зарубежном законодательстве.

Основная задача данного исследования - выявление достоинств и недостатков, существующих уголовно-правовых мер борьбы с коррупцией в нашей стране и за рубежом, а также разработка рекомендаций по их совершенствованию.

При написании дипломной работы использовались следующие методы исследования: теоретические: анализ, синтез, индукция, дедукция; общенаучные: наблюдение, сравнение, эксперимент; специальные: математические, социологические, графические.

Использование данных методов исследования, по моему мнению, позволит в заключении сделать выводы о том, какие меры противодействия коррупции должны использоваться в нашей стране, чтобы свести коррупцию до минимального уровня и какие способы противодействия коррупции можно позаимствовать из зарубежного опыта.

Дипломная работа состоит из введения, основной части, заключения и списка литературы. Основная часть работы включает рассмотрение следующих основных разделов:

В первой части работы рассматривается сущность, содержание, основные причины и формы проявления коррупции. Также в данной части работы приводится методологический аппарат, позволяющий рассмотреть коррупцию в контексте современной теории права.

Вторая часть работы позволяет изучить основные нормативно-правовые и институциональные меры противодействия коррупции. Для этого необходимо сравнить антикоррупционную политику современной России с международной и сопоставить ее с опытом прошлых лет.

Третья часть дипломной работы посвящена изучению основных проблем борьбы с коррупцией как негативным социально-правовым явлением. Для этого необходимо выявить уголовно-правовые проблемы борьбы с коррупцией и рассмотреть эффективность использования правовых средств борьбы с ней.

Рассмотрение этих вопросов, по моему мнению, поможет выявить основные достоинства и недостатки борьбы с коррупцией в нашей стране и определить какие из зарубежных уголовно-правовых мер можно использовать как образец для проведения эффективной антикоррупционной политики.

1. Теоретические основы коррупции как социально-правового явления

1.1 Сущность и содержание коррупции как социально правового явления

Дошедшие до нас правовые памятники позволяют заключить, что коррупция является «ровесником» человеческой цивилизации и зародилась в период формирования первых государственных образований в Египте, Индии, Китае в III--II тыс. до н. э. Распространенность и общественная опасность этого явления резко возрастают в периоды крупных социальных потрясений, приводят порой к полному уничтожению законности и одновременному росту зависимости населения от произвола чиновников. Не стала исключением и современная Россия. Сегодня коррупция в нашей стране уже вышла за рамки отдельных совершаемых в органах власти и управления преступлений и может быть отнесена к одному из самых опасных и всепроникающих социально-негативных явлений, характеризующих современное российское общество и государство и представляющих угрозу национальной безопасности.

Коррупция -- это черная тень государства. Неизбежное усиление административного регулирования в условиях расширения и интенсификации экономических, финансовых, технических и иных связей и зависимостей в обществе придает бюрократии известную независимость, злоупотребление которой в корыстных целях служит питательной почвой для коррупционных проявлений при попустительстве со стороны граждан и институтов гражданского общества. Индивид и бизнес не защищены от произвола чиновников, что отмечают иностранные (Ф.А. Хайек и др.) и отечественные ученые.

Существует так называемая узкая трактовка понятия коррупции как социального явления, заключающегося в подкупаемости и продажности государственных чиновников, должностных лиц, а также общественных и политических деятелей. Другие ученые предпочитают трактовать коррупцию более широко и ее ядром считают должностное злоупотребление. В документах международного права также содержится широкое определение коррупции и расширенный круг субъектов правонарушений, связанных с коррупцией. Например, по определению междисциплинарной группы по коррупции Совета Европы, коррупция представляет собой взяточничество и любое другое поведение лиц, которым поручено выполнение определенных обязанностей в государственном или частном секторе и которое ведет к нарушению обязанностей, возложенных на них по статусу государственного должностного лица, частного сотрудника, независимого агента или иного рода отношений, и имеет целью получение любых незаконных выгод для себя и других [1, с. 124].

В целях более точного уяснения содержания понятия коррупции полагаем необходимым различать коррупциогенное поведение и собственно коррупционную деятельность, которые опосредованно или непосредственно посягают на авторитет и законные интересы государственной службы и публичной власти в целом.

Отличительными признаками коррупциогенных действий в управленческой сфере выступают следующие три взаимосвязанные категории:

· ресурс, доступ к которому является целью участвующих в коррупционном сговоре;

· интерес, который является движущей силой деятельности участников коррупционных действий (частный или групповой, отличный от общественного или публичного);

· ущерб, который может нанести общественным интересам («всеобщему благу») любое потенциально коррупционное поведение.

Отличительными признаками коррупционных действий в управленческой сфере являются следующие: сделка между должностным лицом или служащим и лицом, заинтересованным в определенном поведении указанных лиц; обоюдно возмездный, но не обязательно материальный характер такой сделки; заведомая противоправность такой сделки, совершение которой запрещено под угрозой юридической ответственности нормами позитивного законодательства.

К сожалению, степень развития коррупции в современной России представляет серьезнейшую общественную опасность, ибо речь идет о существовании «обширных и устойчивых коррупционных сетей, которые не просто извлекают прибыль из своей противоправной деятельности, но уже инвестируют ее в развитие самой коррупции», и одномоментная «ампутация» такой системы коррупционных отношений может даже привести к социально-экономическому коллапсу.

Для обозначения актуальности рассматриваемой проблемы приведем некоторую статистику.

В современной России ежемесячные издержки от преодоления «административных барьеров» в сфере торговли и производства исчисляются суммой от 18 до 19 млрд. рублей, что составляет около 10 % розничного товарооборота. Ежегодно россияне тратят на взятки 2,8 млрд. долл., а на выплату подоходного налога -- 5,8 млрд. долл.

Международная организация «Transparency International» 15 ноября 2005 г. опубликовала свое исследование, касающееся, в частности, масштабов коррупции в России (всего исследование проведено для 159 стран). Согласно выводам организации ситуация в нашей стране ухудшилась по сравнению с предыдущим годом: Российская Федерация заняла 126-е место по уровню коррумпированности по сравнению с 90-м местом в 2004 г. Менее коррумпированными по сравнению с Россией признаны, например, Буркина-Фасо, Уганда и Афганистан. Возглавляют рейтинг Исландия, Финляндия и Новая Зеландия с наиболее низким уровнем коррупции. США находятся на 17-м месте. Самыми коррумпированными признаны Бангладеш и Чад (158-е место) [13, с. 39].

1.2 Причины коррупции и основные формы ее проявления

Проблема причинно-следственных коррупционных отношений тесно связана с таким явлением, как «коррупциогенность». Именно она непосредственно порождает, способствует порождению коррупции или ее росту (например, неопределенность правовых норм, закрытость или непрозрачность правоприменительных процедур, отсутствие контроля общественности за распределением и использованием бюджетных средств и внешних заимствований). Одним из факторов коррупциогенности являются так называемые каучуковые нормы права, создающие потенциал для коррупции, о чем подробнее сказано ниже.

Среди причин высокого уровня коррупции в сфере бизнеса можно выделить, несколько основных. Результаты опроса, проведенного «ОПОРОЙ РОССИИ», показывают, что больше половины респондентов считают главной причиной безответственность власти. Решение проблемы борьбы с коррупционными преступлениями заключается не только в ужесточении санкций, а в обеспечении неотвратимости наказания, особенно для высокопоставленных чиновников и иных лиц, (политиков, крупных предпринимателей, лидеров криминальной среды и т. д.). Ибо примеры их безнаказанности как ничто другое деморализуют и развращают представителей иных, более многочисленных общественных слоев и групп, способствуют повсеместному распространению «низовой» коррупции [12, с. 68].

Можно также выделить и сугубо личностные истоки коррупции в сфере управления. Деформированное сознание является первоисточником отклонений в деятельности государственных муниципальных служащих от нормативных моделей их статусов и статусов органов, в которых они работают, от должностных регламентов и характеристик. Другая причина ложных и ошибочных представлений госслужащих заключается в их невысокой общей культуре и низком уровне профессионализма. Поэтому весьма важно выяснить уровень и глубину знания компетенционных и статусных правовых норм служащими органов государственной и муниципальной власти при вступлении в должность, а также путем проведения для них аттестации и конкурсов, собеседований и специальных антикоррупционных тестов.

Наиболее поражены коррупцией такие сферы и виды деятельности, как экспорт нефти (по экспертным оценкам, за рубеж контрабандным путем в отдельные периоды вывозилось до 20% добываемой в стране нефти), древесины, цветных и редкоземельных металлов, всех стратегических товаров, импорт алкоголя и некоторых продуктов питания, иная внешнеэкономическая деятельность; приватизация, лицензирование и регистрация предпринимательских и коммерческих структур; банковское кредитование; земельные отношения; автобизнес и эксплуатация автотранспорта; финансовый, санитарно-эпидемиологический и иной контроль деятельности предпринимательских и коммерческих структур [4, с. 28].

Но особенностью современной коррупции является то, что она последовательно расширяет зоны своего влияния, за счет новых, ранее достаточно защищенных от нее сфер, в частности, правоохранительной деятельности и высших эшелонов власти, что делает ее особенно опасной.

Сегодня практически нет ни одного органа государственной власти, коррупционные услуги которого не были бы востребованы бизнесом. В распределении российских рынков коррупционных услуг практически монопольно главенствует исполнительная власть. На ее долю приходится 98,97 % общего объема рынка коррупционных услуг (для сравнения судебная власть -- 0,86% и законодательная власть -- 0,17%). Причем наибольший коррупционный доход приносят эксклюзивные властные функции исполнительной власти, в частности, такие, как нефинансовая контрольная и надзорная деятельность -- 34,6%, лицензирование -- 34,2%, фискальное взимание налогов и налоговый контроль -- 22,0%.

Одно из наиболее серьезных препятствий к созданию эффективной модели противостояния коррупции проявляется в том, что нравственные стандарты гражданского общества могут не совпадать с этикой государственной и негосударственной службы. Можно выделить следующие виды неправовых этических коррупционных нарушений: присутствие на банкетах, устраиваемых организациями, контроль за деятельностью которых входит в компетенцию того или иного государственного служащего; публичное неделовое и регулярное общение с людьми, имеющими судимость за корыстные преступления; проживание в апартаментах или пользование автомобилем, стоимость которых несопоставима с размером жалования государственного служащего; зарубежные командировки за счет заинтересованных лиц и т. п.

Под коррупционными правонарушениями понимаются содержащие признаки коррупции проступки, запрещенные нормами права под угрозой юридической ответственности. Основными видами коррупционных правонарушений являются гражданско-правовые деликты, дисциплинарные проступки, административные проступки и уголовные преступления, так, гражданско-правовые коррупционные деликты - это обладающие признаками коррупции, но не являющиеся преступными, нарушениями правил дарения, предусмотренных соответствующими статьями ГК РФ, а также нарушения порядка предоставления услуг, предусмотренных соответствующими статьями названного Кодекса и других законодательных актов. Достаточно условным является разделение собственно дисциплинарных (служебных) и административных коррупционных проступков. Под дисциплинарным проступком имеется в виду такой вид правонарушения, как использование публичным служащим либо служащим коммерческой или иной негосударственной организации своего статуса для получения преимуществ вопреки установленному законодательством (иным нормативным регулированием) порядку несения соответствующей службы, за которое предусмотрено дисциплинарное взыскание (например, ст. 419 ТК РФ о видах ответственности за нарушения трудового законодательства и иных нормативных правовых актов). Административные коррупционные проступки представляют собой административное правонарушение (ответственность за которое предусмотрена КоАП РФ), совершенное с использованием служебного положения с целью получения незаконных преимуществ.

Коррупционные уголовные правонарушения -- это предусмотренное УК РФ общественно опасное деяние, непосредственно посягающие на авторитет публичной службы, выражающееся в незаконном получении государственным, муниципальным или иным публичным служащим, либо служащим коммерческой или иной организации (в том числе международной) каких-либо преимуществ (имущества, прав на него, услуг или льгот) либо в предоставлении последним таких преимуществ.

Для коррупционного преступления характерны следующие черты:

непосредственное нанесение ущерба авторитету публичной службы, а также непубличной службы (службы в коммерческих и иных организациях);

незаконный (противоправный) характер получаемых государственным (муниципальным) служащим или иным публичным служащим либо служащим коммерческой или иной организации преимуществ (имущества, услуг или льгот);

использование виновным своего служебного положения вопреки интересам службы;

наличие у совершившего коррупционное преступление признаков лица, принадлежащего к одной из категорий, указанных в примечаниях к ст. 285 и ст. 201 УК РФ, за исключением дачи взятки должностному лицу (ст. 291 УК РФ) и подкупа (ч. 1 или 2 ст. 204 УК РФ), которые наказываются вне зависимости от обладания виновным служебным статусом;

наличие у виновного умысла на совершение действий (акта бездействия), объективно причиняющих ущерб интересам публичной или непубличной службы;

наличие у виновного корыстной или иной личной заинтересованности [13, с. 39].

1.3 Методология исследования коррупционных отношений в контексте современной теории права

Закономерности постижения форм и видов коррупционных проявлений определяются сложной системой функционирования коррупционных отношений и, следовательно, нужно поставить вопрос о методологии исследования коррупции. Проблема методологии правовых исследований, в том числе и исследования коррупции, в настоящее время предстает как весьма актуальная. "И в XXI веке теория права не избавится от своих проблем. Наличие научных проблем - свидетельство жизнеспособности науки, но только в том случае, если проблемы развиваются вместе с наукой, если мы создаем дискурсивные практики, продвигающие их на новый уровень. Особенность нашего времени заключается в том, что постнеклассическая научная мысль выталкивает в центр научного дискурса проблемы, во многом не известные даже неклассической науке, не говоря уже о науке классической, в том числе науке советской (советский модерн)" [10, с. 8].

Одной из продуктивных методологических концепций исследования правовых явлений на протяжении довольно длительного периода времени являлся системный подход, который "...нацеливает исследователя на структурный анализ и позволяет прояснить суть исследуемой проблемы через изучение конкретных компонентов и проявлений социальной реальности". Системная методология при исследовании коррупции заключается в рассмотрении объекта коррупционного действия как системы, как сложного образования, состоящего из ограниченного (неограниченного) множества взаимодействующих элементов. Системность "представляется как структурированная целостность, внутренние элементы которой иерархически выстроены, находятся в устойчивой взаимосвязи и функционируют целесообразно", т.е. направлены к определенному результату", что позволяет рассмотреть "исследуемый объект... как нечто целое в том случае, когда в нем энергия внутренних связей больше энергии его внешних связей со средой" и объясняет "качество системы" ее постоянную изменчивость, подвижное состояние.

Преступность (в том числе и коррупционная) "всегда находит свое выражение в динамике, т.е. либо прогрессивном (для нее), либо в регрессивном развитии". Кроме того, "реализуя системный метод, важно установить коррелятивные связи коррупции с иными формами проявления теневой жизни: организованной преступностью и международным терроризмом, отмыванием денег и наркобизнесом, теневой экономикой и теневой властью", а в некоторых случаях и властью легитимной.

Коррупция стала системным фактором развития страны, безусловно, ведущим к формированию и углублению российского кризиса. Системный подход рассматривает коррупцию в ее внутренних и внешних характеристиках, во взаимодействии с иными явлениями теневой жизни общества: организованной преступностью и международным терроризмом, отмыванием денег и наркобизнесом, теневой экономикой и теневой властью.

Необходимо, как представляется, на теоретическом уровне проанализировать современные концепции, как классического системного подхода, так и альтернативные (неклассические) системные подходы к проблеме понимания сущности права и соответственно осмыслению феномена коррупции в контексте этих моделей.

В работе "Чистое учение о праве" Г. Кельзен рассматривал право как иерархическую систему, правовых норм, в основании которой лежит "базовая норма" (Grundnorm). Под правопорядком он понимал систему норм, "единство которых нуждается на том, что они имеют общее основание действительности". Соответственно и правопорядок у него - это нормы, которые принудительно регулируют человеческое поведение [17, с. 56].

В дальнейшем определение права у него существенно меняется: «... под правом понимается уже совокупность отдельных судебных решений, объединенных единой системой легализации, т.е. такой системой, которая имеет существенно иную "природу", чем совокупность правил строгого логического вывода, связывающую правовое решение с "базовой нормой", и, тем не менее, обеспечивает каждому из таких решений правовую действительность и непререкаемое правовое значение на будущее время».

Вместе с тем, хотя праву и можно давать различные определения, принцип его формальной и субстанциальной целостности не ставится под сомнение. В таком случае коррупция как неправовое явление представляет собой патологическое деяние, не имеющее системной легализации, находящееся в противоречии с "базовой нормой", и потому выходящее за пределы возможности его юридической квалификации. К коррупции следует относить любые действия, способствующие разложению государственной власти и системы государственного управления, способствующие разрушению механизмов, обеспечивающих системное функционирование властных структур в общественных интересах при формировании и укреплении механизмов их функционирования исключительно в личных или корпоративных интересах, а также в интересах очень узких социальных групп и т.п.

Для Г. Харта правом является то, что провозглашается таковым в соответствии с "правилом признания" (rule of recognition). "Правило признания" позволяет определять (признавать), что действительно является правилом в данном сообществе (и тем самым бороться с проблемой неопределенности). Оно устанавливает некоторое качество, или особенность, наличие которой у рассматриваемого первичного правила и является подтверждением того, что это действительно наше первичное правило" [1, с. 71].

"Правило признания" представляет собой, тем самым, основной и окончательный критерий действительности всех норм и правил, относящихся к системе. Согласно Харту, правила налагают обязанности тогда, когда "общая потребность в их соблюдении значительна и социальное давление на тех, кто им не подчиняется или собирается не подчиниться, велико". Поскольку это правило обладает особым статусом первого правила, то его действительность не может быть выведена из какого-либо иного стандарта или правила (что означало бы, что последние оказываются более фундаментальными), но базируется на всеобщем конвенциональном признании членами данного сообщества.

Социологическая трактовка права, таким образом, позволяет квалифировать коррупцию как социальное явление и, в свою очередь, устанавливать на основе "правила признания" качественную особенность данного явления. Как социальное явление коррупция возникает и поддерживается на уровне неформальных социальных связей, составляющих основу общества, и может быть обнаружена на всех уровнях управления, а также в системах, обеспечивающих его саморегулирование.

В учении Рональда Дворкина объединяющим элементом правовой системы выступают принципы. В отличие от Г. Кельзена и Г. Харта, Р. Дворкин уже не приводит четкого разграничения между легальной теорией и легальной практикой (правила интерпретации не навязываются судебной практике извне, правосудие само есть теория интерпретации), а совокупность его принципов не показывает никакой определенной структуры. И все же, так же, как Г. Кельзен и Г. Харт, Р. Дворкин нисколько не сомневается в том, что право все-таки есть упорядоченная система правил. В той мере, в которой право активно использует систему (будь то система норм или система прецедентов), оно заранее наделяет правовые акты тем или иным значением, дает им предварительную интерпретацию, которая, как показывает практика, далеко не всегда гарантирует правильность решения.

Дворкин проводит аналогию между своей теорией и интерпретацией литературного произведения, когда судья находится в ситуации писателя-сотворца, который должен завершить неоконченный роман в духе архетипа: "Сложность этой задачи моделирует сложность решения трудного дела в духе теории права как целостности". В этом случае первоначальная жесткость требований к процедуре принятия правового решения несколько смягчается апелляциями к так называемой творческой интерпретации или к "расширительному истолкованию", или, если определенного рода отношения не урегулированы, к "применению законодательства по аналогии", которые способны учесть конкретные особенности юридического казуса и скорректировать позицию представителя правосудия.

Подобный взгляд на право позволяет трактовать коррупцию в зависимости от конкретных случаев ее проявления, и потому реальная квалификация некоторого деяния как коррупционного будет зависеть от системы прецедентов, на основе которых и будет осуществляться судебное решение.

Ю. Хабермас, отказываясь от классической формально-субстанциальной концепции права, пытается найти такое понимание права, которое не противоречило бы принципу "социального и идеологического плюрализма". В результате он приходит к расширительному истолкованию критерия рациональности: это уже не универсальность формы, которой должно обладать право, а универсальность положений, которые переосмысливаются в терминах "дискурсивной этики": "В дискурсах мы пытаемся заново произвести проблематизированное согласие, которое имело место в коммуникативном действии, путем обоснования".

Дискурс понимается как аргументация, при которой опорные притязания на значимость тематизируются при общем для всех предположении, что в принципе можно достичь рационально мотивированного понимания. "Это понятие коммуникативной рациональности несет в себе коннотации, которые в итоге восходят к центральному опыту ненасильственно объединяющей, порождающей согласие силе аргументативной речи, в которой различные участники преодолевают свои первоначально лишь субъективные понимания и благодаря общности разумно мотивированных убеждений одновременно убеждаются в единстве объективного мира и интерсубъективной связности их жизни".

С этих позиций само определение коррупции должно рассматриваться в рамках коммуникативного рационального дискурса, где процесс аргументации соотносится с определенным типом универсального правопорядка, целью которого является достижение справедливости.

Актуальным в этой связи представляется также взгляд на исследовательскую позицию Г.Дж. Бермана, который, хотя и оперирует привычными правовыми понятиями, является выразителем общей тенденции, а именно: потребности в переосмыслении правовой теории и практики, переориентации правового мышления в целом. "Право... не может быть всецело сведено ни к материальным условиям того общества, которое его порождает, ни к соответствующей системе идей и ценностей. Следует также рассматривать право и как самостоятельный фактор, как одну из причин, а не только один из результатов целого ряда общественных, экономических, интеллектуальных, моральных и религиозных явлений".

Свою концепцию Берман называет "интегрированной юриспруденцией" поскольку в ней успешно совмещаются и взаимодействуют три основных подхода к существу права - естественно-правовой, позитивистский и исторический. "Интегрированная юриспруденция - это направление, объединяющее три классические школы: правовой позитивизм, теорию естественного права и историческую школу. Она основана на убеждении, что каждая из этих трех конкурирующих школ выделила одно из важных измерений права, исключив прочие, и что совмещение нескольких измерений в одном фокусе, во-первых, возможно, и, во-вторых, важно".

Для методологии исследования коррупционных отношений этот подход интересен тем, что позволяет использовать уже наработанные методологические подходы в различных правовых направлениях для их теоретических разработок в области определения сущности коррупции.

Если в естественно-правовых концепциях сущность коррупции определяется в терминах "справедливое - несправедливое", историческая школа подчеркивает роль "традиции" в политической и правовой культуре, то правовой позитивизм выявляет суть коррупции с точки зрения ее роли в стабильности и эффективности функционирования государственно-правовой системы.

Если попытаться объединить эти подходы, то получится, что коррупция -- это естественная составляющая взаимоотношений противопоставленных друг другу системно-формализованных структур государственно-правового управления и стохастического поля индивидуальных интересов, обусловленных культурно значимыми ценностями и общепринятыми нормами.

Однако наиболее значительные результаты в исследованиях последних десятилетий, на наш взгляд, были достигнуты в рамках постмодернистской парадигмы. В постмодернизме сложилось особое понимание социальных взаимоотношений как игры.

Игра как открытое для направленности движение, свободная от целеполагания трансформация. Игра процессом изменения, игра вариантами развития. Не жесткая структурная направленность (деятельность в условиях жесткого правопорядка), обусловленная целеполаганием, а свободная игра как комбинация возможностей. При этом такая игра - не хаос, не анархия. В игре есть правила, которые разделяют играющие. Исход игры непредсказуем, но сам ход игры упорядочен. Условность игры переносит рациональность на иной уровень, придает ей иной характер.

Экономические, социальные, политические или правовые отношения также могут объясняться игровой методологией. Некие новые взаимно принятые условия и правила игры более действенны во взаимоотношениях экономических, политических или юридических субъектов. И то, что называют "коррупцией", на самом деле есть новая реальность экономических отношений, в определенном смысле упорядоченная и понятная тем, кто в нее погружен.

Миф о тотальной безнравственности государственных чиновников порожден "классическим" сознанием, бессильным объяснить новую реальность. Постмодернистское понимание нормотворчества сформировало новый свод правил, известный играющим и непонятный остальным. Мир как анархия и хаос видится глазами непосвященных. Таким образом, новое правовое мышление (постмодернизм) "не отталкивается" более от корпуса легализованных правил (норм) и рациональной или сознательной воли их автора, которые рассматриваются отдельно от практической правовой коммуникации, поскольку последняя понимается лишь как приложение или практическое воплощение первых. В действительности не законы и иные нормативные акты сами по себе или принятые, как им и полагается, компетентными органами публичной власти, а лишь индивидуальные действия, имеющие или даже не имеющие возможные правовые последствия, и судебная практика составляют сердцевину правовой системы [2, с. 17].

"Конечно, первостепенную роль законов никто не отменял, и отменить не в силах, но они не наделены такой ролью изначально, а именно становятся таковыми в той мере, в которой судья делает их частью конкретных практических решений".

Для адекватного теоретического описания и понимания полиморфной правовой реальности, как представляется, может быть привлечен концептуальный арсенал синергетики, что поможет формированию оснований постнеклассических подходов и стратегий в методологии современной правовой науки: "...интегральной может быть признана та правовая концепция, в рамках которой будет заявлен отказ от классического рационализма и использована методология познания права, включающая все способы освоения реальности права (рациональные, интуитивные, созерцательные, опытные и т.д.)".

Однако в отношении реальных возможностей применения методов синергетики к правовому процессу в отечественной юриспруденции складывается весьма скептическая точка зрения. А.И. Демидов указывает на использование синергетической терминологии как на пример "ярлыковой" методологии, когда она используется "не для раскрытия существа политико-правовых процессов, имеющих длительные сроки развертывания, а для описания конкретных политических событий, действий отдельных личностей" [13, с. 40].

Многие авторы отмечают, что существуют значительные "трудности приложения синергетики к социальной сфере", "трудности... распространения этой теории на... социальное общество людей". Еще более категорично высказывается В.П. Бранский: "Хотя синергетический подход к социальным явлениям завоевал в последней четверти XX века широкую популярность, тем не менее, пока он во многих случаях не выходит за рамки философской публицистики".

По Хакену, синергетика занимается изучением систем, состоящих из большого (очень большого, огромного) числа частей, подсистем, одним словом, деталей, сложным образом взаимодействующих между собой. Слово "синергетика" и означает "совместное действие", подчеркивая согласованность функционирования частей, отражающуюся в поведении системы как целого.

Что касается применимости синергетики в правовой сфере, то следует, скорее, согласиться с позицией тех, кто считает, что "использование принципов синергетики - науки о самоорганизации в сложных системах дает возможность выявить тенденции глобальной эволюции правовых систем, нелинейность разворачивающихся здесь процессов, действие факторов и аттракторов, новое видение механизмов формирования и поддержания правопорядка".

Правила, которые порождают такие системы, не могут соблюдаться иначе как в самом процессе их применения. Не допускается при таком подходе (даже в качестве идеала) фигура незаинтересованного наблюдателя, который мот бы обратиться за критерием к рациональности, не зависящей от процесса самопорождения рассматриваемой системы.

У такой системы отсутствует абсолютное начало, и нет фиксированного набора правил, который управлял бы процессом самосохранения и саморепродукции. Она не состоит из индивидуальных или жестко определенных компонент, подобных атомам, а ее базовыми элементами являются события, т.е. временные связи между операциями. "Любой объект познания уже включен в некий заранее истолкованный контекст, за пределами которого находятся лишь другие, тоже заранее истолкованные тексты [10, с. 102].

Взгляд на правосудие как на такую систему, в основе которой лежит принцип непоколебимой универсальной рациональности, и трактовка предмета правосудия как социального организма, элементами которого являются индивиды, представляет собой "стандартную" точку зрения человека эпохи Просвещения, установку, которая сохраняется в отечественном правоведении практически без изменений.

Теории классического типа, базируясь на принципе фундаментализма, всегда требовали ясности в способах или процедурах, безусловно обеспечивающих, твердые, неоспоримые основания для знания: "Требования обоснованности и рациональности являются двумя фундаментальными, описательно-оценочными принципами, имманентными самой сути теоретичности знания". Однако мир с тех пор настолько изменился, что уже нельзя предполагать наличие некой единой по своей сути реальности и серьезно говорить о том, что величие человеческого разума состоит в том, что он, "проникая в суть вещей", достигает уровня этой реальности.

На смену монополии универсальной познавательной схемы приходит плюралистическая методология: "...социальные (правовые, экономические, культурные, семейные и т.п.) связи между людьми приобрели такую степень сложности, что не могут быть теоретически интегрированы в такую картину реальности, которая была бы общей для всех".

Иными словами, современный исследователь не может предполагать, что существует в принципе некая привилегированная неподвижная точка, только поместившись в которую, можно было бы наблюдать целое таким, каково оно есть, т.е. представить на общее обозрение единственно верную картину правовой реальности. Все это в полной мере относится и к исследованию коррупции.

С позиций постмодернизма общество представляет собой целостность, состоящую не из индивидов, а из коммуникаций. В этом случае происходит, по Э. Гуссерлю, смена интенциональной установки -- когда нет субъекта по одну сторону и универсальных правил по другую, а существуют взаимоотношения между индивидами, порождающими более или менее стабильные образцы поведения, реакций и т.п., где возникают образцы, которые допускают определенное воздействие, что, в свою очередь, образует определенную иерархическую систему.

Тем самым именно феноменология разрушила "субъект-объектное" противостояние, характерное для классической научной рациональности, и сделала принцип субъектности парадигмальным для коммуникативных стратегий постнеклассической науки. В этом плане коррупция рассматривается не с точки зрения коррумпированности индивидов, а как результат специфической коммуникации, имеющей собственную сущность, лежащую за пределами индивидуальных отношений.

Карл-Хайнц Ладер исходит из следующего принципиального допущения: "...социальные конвенции представляют собой не простые формы координации, не обладающие правовым характером, но должны рассматриваться как формы специального межорганизационного порождения связывающих отношений и, таким образом, признаваться в качестве нормативных феноменов".

Иначе говоря, сегодня можно констатировать расширение понятия "норма", как в смысле отказа от концепции жестко (на уровне Основного Закона) установленных и не менее жестко иерархизированных (Президент, Правительство, Парламент и т.п.) субъектов, в компетенции которых находится нормотворчество, так и в смысле процесса легитимации норм и связанных с ним гарантий их соблюдения. "Диспозитивность как презюмируемое свойство "негосударственных" или "смешанных" норм оборачивается в действительности их "скрытой императивностью" -- квалифицированные "рекомендации" оказываются чаще всего не только лучшим (наиболее эффективным), но и единственно приемлемым способом поведения в той или иной сфере рыночных отношений".

Однако и в этом видится, возможно, главное преимущество "негосударственного сектора нормотворчества", подобные нормы не нуждаются в процедуре признания их недействительными, поскольку их соблюдение осуществляется добровольно, а время их "жизни" совпадает с коэффициентом их жизнеспособности. Норме следуют до тех пор, пока она успешно регулирует те или иные отношения, и перестают ей следовать, если, например, экономическая ситуация делает норму непригодной.

Данное положение важно для методологии коррупционных отношений, поскольку, если квалифицировать коррупцию как нарушение норм, то в ситуации параллельного негосударственного нормотворчества попытки юридически однозначно квалифицировать коррупцию не приведут к желаемому результату. Формы коррупционных отношений всегда будут меняться, обходя любые регулятивные механизмы.

Общество и право в эпоху постмодерна уже не поддаются описанию в "опытных" категориях, таких, как "мнение", "сознательный интерес" и т.п. Ж. Делез и Ф. Гуттари вводят понятие "желающая машина", под которым подразумевается самый широкий круг объектов - от человека, действующего в рамках (т.е. кодах, правилах и ограничениях) соответствующей культуры - и, следовательно, ей подчиняющегося, вплоть до общественно-социальных формаций.

Главное во всем этом - упор на бессознательный характер действий как социальных механизмов (включая, естественно, и механизмы власти), так и субъекта, суверенность которого оспаривается с позиций всесильного бессознательного". "Желающая машина" производит не ответственного гражданина общества, которого можно изучать и с которым можно установить диалог, а лишь тот или иной "социальный тип": "Нет желающих машин, которые существовали бы вне социальных машин, которые они образуют на макроуровне; точно так же как и нет социальных машин без желающих машин, которые населяют их на микроуровне.

Вот почему идея рационального единства общества вместе с идеей универсальной рациональной аргументации оказывается лишенной смысла. И это напрямую влияет на методологию правовых исследований. На их место приходит понятие "транссубъектной гетерархической сети" с относительными и фрагментарными рациональностями, в качестве которых выступает то, что называют "экономикой", "правом", "политикой" и т.п. В отношении права это означает, в частности, что стираются непреодолимые границы между порядком и беспорядком: порядок оказывается порождением беспорядка.

Понятие "сеть" в этом случае может оказаться достаточно эффективным при объяснении нового типа взаимоотношений, которые складываются между правом как частью государственной системы и действиями частных лиц и организаций, которые можно квалифицировать как правоустанавливающие: ".. .в условиях информационной эры историческая тенденция приводит к тому, что доминирующие функции и процессы все больше оказываются организованными по принципу сетей.

Раскрывая суть данного явления, Мануэль Кастельс пишет: "Сетевая структура представляет собой комплекс взаимосвязанных узлов... Конкретное содержание каждого узла зависит от характера той конкретной сетевой структуры, о которой идет речь. К ним относятся рынки ценных бумаг и обслуживающие их вспомогательные центры, когда речь идет о сети глобальных финансовых потоков. К ним относятся советы министров различных европейских государств, когда речь идет о политической сетевой структуре управления Европейским союзом.

Коррупционеры гораздо раньше власти осознали преимущества системных действий. Отсюда их стремление к коррупционным сетям, с помощью которых заниматься коррупционной деятельностью можно гораздо эффективнее и безопаснее.

С позиции синергетического подхода можно рассмотреть общие закономерности процесса самоорганизации коррупционеров в коррупционные сети. «В России бывшие представители коммунистической номенклатуры конкурируют с молодыми "дикими" капиталистами, стремясь урвать кусок государственной собственности в условиях становления самой молодой провинции капиталистического мира. И во всех странах деньги, отмываемые самыми различными криминальными структурами, стекают в глобальную финансовую сеть, единовластную хозяйку всех накоплений».

На наличие самоорганизации и кооперации коррупционеров в коррупционные сети указывают не только ученые, но и высшие должностные лица государства. Так, Председатель Конституционного Суда РФ В. Зорькин признал что: "Судебная коррупция встроена в различные коррупционные сети, действующие на разных уровнях власти: например, в сети по развалу уголовных дел и по перехвату чужого бизнеса".

Деятельность коррупционных сетей проявляется в формировании неформальных и нелегальных взаимосвязей и взаимозависимостей между чиновниками по вертикали управления в одном ведомстве или иной структуре, а также по горизонтали на различных уровнях управления между разными ведомствами и иными структурами.

Эти взаимосвязи и взаимозависимости используются для систематического совершения коррупционных сделок, как правило, с целью личного обогащения, распределения бюджетных средств в пользу структур, входящих в коррупционную сеть, повышения ее нелегальных доходов или для получения конкурентных преимуществ финансово-кредитным и коммерческим структурам, входящим в коррупционную сеть, с целью последующего получения таких доходов.

Услуги коррупционных сетей обычно востребуются и предоставляются в центрах принятия решений, относящихся к государственному управлению и бизнесу. Более того, многие лица, принимающие решения на различных уровнях системы управления государством и обществом, сами являются членами таких коррупционных сетей [4, с. 28].

Даже относительно честные чиновники, не берущие взяток ни за какие услуги, через коррупционные сети получают настолько значительные доли своих доходов, что не смогут существовать вне этих сетей и, соответственно, противостоять реализации ими своих корпоративных интересов. В результате государственные служащие в своей работе руководствуются своими обязательствами перед коррупционными сетями не меньше, чем интересами государства.

"От единичных разрозненных сделок коррупционеры переходят к организованным и скоординированным действиям, объединяясь в преступные сообщества, образующие коррупционные сети. В последние годы наметился переход коррупции на более высокий уровень, когда именно коррупционные сети являются основой и наиболее сильным инструментом коррупционных сделок.

Деятельность коррупционных сетей проявляется в формировании взаимосвязей и взаимозависимостей между чиновниками по вертикали управления, а также по горизонтали на различных уровнях управления между разными ведомствами и структурами. Эти взаимосвязи и взаимозависимости направлены на систематическое совершение коррупционных сделок, как правило, с целью личного обогащения, распределения бюджетных средств в пользу структур, входящих в коррупционную сеть, повышения прибылей, их максимизации, или получения конкурентных преимуществ финансово-кредитными и коммерческими структурами, входящими в коррупционную сеть".

Относительно современной российской действительности можно сказать, что описанные процессы уже имеют место и отражают общий процесс снижения роли государства как основного объединяющего и интегрирующего центра общественной жизни. Эксперты приводят примеры конкретных весьма крупных коррупционных сетей, отмечают помощь и поддержку чиновниками одних министерств и ведомств чиновников других министерств и ведомств в коррупционной деятельности. «Как правило, нет ведомств, таких, какие не были бы завязаны с другими двумя-тремя ведомствами. И самое страшное, что перекрещиваются их интересы. Таможенный комитет завязан с ФСБ, с налоговой полицией, с МВД". Для того чтобы "закрывать вопросы", нужна поддержка и ФСБ - надзирающего органа, и МВД, и налоговой полиции. "Речь идет о вышестоящих чиновниках. Поэтому сначала создается вертикаль. Но чтобы вертикаль получала деньги, она должна эти деньги зарабатывать. Для этого в вертикаль включаются те, кто напрямую связан с их получением».

Подобные коррупционные сети (как своеобразные синергетические системы) поддерживаются постоянным притоком энергии извне, под которой можно понимать то, что передают коррупционерам - деньги и иные ценности. Боссо-клиентские контакты формируют своеобразные сети личных отношений, связывающих чиновников с конкретными частными и корпоративными интересами в сферах бизнеса и финансов. Иногда такие связи предполагают подкуп конкретного чиновника в интересах одной конкретной структуры, но гораздо чаще он вынужден включаться в сеть взаимных услуг без получения и передачи взяток, поскольку иначе не сможет продолжать занимать свою должность.

При этом принуждение к вовлечению в коррупционную сеть для чиновника сопровождается корыстным интересом: как правило, он получает определенную долю доходов коррупционной сети в виде нелегальных выплат пропорционально своему статусу и роли в коррупционных сделках.

Применение постнеклассической (в том числе синергетики) методологии исследования такого сложного социального явления как коррупция позволяет, как представляется, не только предложить соответствующие теоретические выкладки для ее концептуального осмысления, но и выявить основные направления конкретной практической деятельности_, как правоохранительных органов, так и общественных институтов для эффективного противодействия коррупционным "сетям", а также выработать соответствующую антикоррупционную политику [13, с. 51].

коррупция преступление уголовный ответственность

2. Нормативно-правовые и институциональные меры противодействия коррупции

2.1 Уголовная ответственность за укрывательство коррупционных преступлений

Развитие коррупционной преступности требует реформирования уголовного и уголовно-процессуального законодательства в сфере борьбы с самим явлением коррупции и сопутствующими ему факторами, а также с укрывательством подобного рода деяний. Латентность данного преступления несоизмеримо выше иных, в том числе корыстно-насильственных. Квалификация и расследование укрывательства коррупционных преступлений представляют определенную сложность, о чем свидетельствует судебная практика.

Коррупция и коррупционное преступление постепенно входят в круг уголовно-правовых категорий как социально-правовые явления, как понятия уголовно-правовой доктрины, а в соответствии с ч. 4 ст. 15 Конституции РФ о приоритете норм международного права, в том числе Европейской конвенции об уголовной ответственности за коррупцию, Конвенции ООН против коррупции, Палермской конвенции ООН против транснациональной организованной преступности, -- и как отечественные правовые дефиниции.

В ст. 8 Палермской конвенции коррупция определяется как обещание, предложение или представление публичному должностному лицу, а также вымогательство или принятие им лично или через посредников какого-либо неправомерного преимущества для самого должностного лица или иного физического или юридического лица, с тем, чтобы это должностное лицо совершило какое-либо действие либо бездействовало при выполнении своих обязанностей.

Согласно ст. 2 Модельного закона о борьбе с коррупцией коррупция (коррупционные правонарушения) -- это не предусмотренное законом принятие лично или через посредников материальных благ и преимуществ государственными должностными лицами, а также лицами, приравненными к ним, с использованием служебных полномочий и связанных с ними возможностей, равно как и подкуп данных лиц, путем противоправного предоставления им физическими и юридическими лицами указанных благ и преимуществ.

В научных исследованиях, в судебной практике, в том числе в постановлениях высшей судебной инстанции, указанные правонарушения связываются с корыстными служебными злоупотреблениями.

Используя уголовно-правовые категории, к коррупционным преступлениям следует отнести корыстные служебные злоупотребления и иные преступные деяния, предусмотренные такими нормами отечественного уголовного права, как п. «а», «б» ч. 2 ст. 141, ст. 145.1, п. «в» ч. 2 ст. 159, п. «в» ч. 2 ст. 160, ст. 164, 170, п. «б» ч. 3 ст. 188, ст. 183, 184, ст. 201-204, ч. 3 ст. 210, п. «в» ч. 2 ст. 221, п. «в» ч. 2 ст. 226, п. «в» ч. 2 ст. 229, ч. 3 ст. 256, ч. 2 ст. 258, п..«в» ч. 2 ст. 260, ст. 285, 286, 288, 290-292, 304, ст. 309 УК РФ.

Согласно Конвенции ООН против коррупции 2003 г., Конвенции Совета Европы об уголовной ответственности за коррупцию от 27.01.99 к коррупционным преступлениям, наряду с корыстными служебными злоупотреблениями (взяточничеством, хищением и др.), относятся: воспрепятствование осуществлению правосудия, сокрытие и представление в ложном свете обстоятельств преступлений, что вполне оправданно в рамках системного подхода к борьбе с этим явлением.