Сыск и суд по уголовным делам перешли от наместников к «губным старостам» в сельской местности и к «излюбленным головам» в городах.

Во второй половине XVI в. приказная система организации центральных органов управления государством разделила судебных приставов по ведомствам и привилегированным корпорациям.

В XVII в. каждый приказ обладал судебными полномочиями в отношении людей своего ведомства, подсудного круга лиц или населения определенной территории. Однако нечеткое разграничение сферы действий приказов приводило к пересечению ведомственных интересов или к дублированию деятельности приказных чиновников.

Общим для воеводского управления Пермского Прикамья и Русского государства в целом было то, что на всей территории страны при наместниках и волостелях несли службу местные судебные исполнители. Местные приставы служили в городах и их уездах, выполняя распоряжения наместников или воевод.

Когда воевода заступал на должность, составлялся сметной список предыдущего воеводы о состоянии дел, в том числе в судебной сфере. Все документы с именами участников и составом судебного дела тщательно перечислялись на многих страницах сметного списка.

В качестве примера можно привести для Соликамска «росписной список в принятии стольником и воеводой кн. Михайлом Федоровичем Шейдяковым у столника и воеводы Назарея Петровича Мелницкого … судных вершеных и невершеных всяких дел» РГАДА. Ф.137, оп. «Соликамск», д.14, л.1. за 1686 г., а для Кунгура «росписной список кунгурских воевод: старого - Феодора Алексеевича Зеленого с новым - Алексеем Парамоновичем Туровым… В 7189 году октября в день 10 по государеву цареву и великого князя Феодора Алексеевича всеа великия и малыя и белыя России самодержца указу воевода Федор Алексеевич Зеленой подал воеводе Алексею Парамоновичу Турову город Кунгур… судное дело Анисимка Трясзына …челобитие Смартева на Васку Шахлеихина да на Поповых … за то ему чинино наказание словесное» РГАДА. Ф.137, оп. 2. «Кунгур», д.90, л.2..

Воеводы перечисляли все судебные дела и челобитные с целью отчета, и, в случае незавершенности дела, передачи своему преемнику. Это касалось обычных судебных тяжб, которые регламентировались законодательством.

В основном воевода рассматривал судебные дела, руководствуясь инструкциями из центра.

Что касается дел, которые непосредственно относились к юрисдикции церковного суда (это преступления против церкви, еретичество, кража церковного имущества, брачно-семейные отношения), то из источников не совсем ясно, были переданы функции церковного суда воеводе или все-таки судебные дела, входящие в юрисдикцию церкви, рассматривали десятильники.

Известно, что в воеводских «наказах» на места, в том числе и в Пермское Прикамье, четко не оговаривалось, как вершить суд. Поэтому, во-первых, воеводы должны были судить население, сообразуясь с государственными законами, делая исключения «по обстоятельствам», во-вторых, рассматривать прецеденты, согласовывая их с центром. Последнее связано со случаями ссылок за государственные преступления и прочее (например, в 1601 г. в Ныроб был сослан дядя первого царя из династии Романовых).

Особые приставы назначались для надзора за обвиненными в государственных преступлениях представителями знатных семейств. Когда М.Н. Романов был отправлен в Пермское Прикамье в ссылку, сопровождавший его пристав, не желая подыскать «близ Ныроба удобного помещения для узника ... приказал выкопать для него землянку. Мало того, он заковал Михаила Никитича в цепи и велел давать ему только хлеб и воду» Самохвалов С. В. Судебные приставы допетровской Руси (очерк истории развития института судебных приставов в XII-XVII веках) [Электронный документ] // Режим доступа: www.leon-danov.narod.ru/IGU/guXVII-XVII.doc. Проверено 18.09.2013.. Пытавшиеся организовать передачу продуктов узнику пять местных жителей были отосланы приставом в Москву.

Ознаменованное общероссийской Смутой начало XVII в. не могло не сказаться на деятельности судебно-исполнительного аппарата государства. Крайне тяжелая обстановка в стране привела к расширению круга полномочий судебных приставов. «По давней традиции, закрепленный за каким-либо населенным пунктом судебный пристав являлся оберегателем его жителей и живым воплощением защитника правосудия. Поэтому в годы смуты разоренные жители отдельных местностей просили правителей государства назначить им таких приставов» Самохвалов С. В. Судебные приставы допетровской Руси (очерк истории развития института судебных приставов в XII-XVII веках) [Электронный документ] // Режим доступа: www.leon-danov.narod.ru/IGU/guXVII-XVII.doc. Проверено 18.09.2013..

Государственные законы, по мере их появления, становились известны воеводам даже в период Смуты. Например, в связи с изданием дополнений к Судебнику «о добровольных холопах» Ивана Грозного, в 1607-1609 гг. новые акты были присланы воеводе Перми Великой Дополнительныя статьи к Судебнику, 1607-1609, №85-91 // Акты археографической экспедиции. Т.2. (1598-1613). СПб., 1836. С. 114-123..

Судебные пошлины, в случае их изменения, оговаривались в специальных царских грамотах. «От Царя и Великого Князя Василья Ивановича всеа Русии, в Пермь Великую, князю Семену Юревичу Вяземскому да подьячему Ивану Федорову. В нынешнем во 114-м году писали к нам из Перми Петр Пивов да ты Иван: велено де вам в Перми в Великой, Чердынцов и Усолья Камского и Кайгородцов, всяких людей во всяким делех судити и управа меж их чинити, а пошлины имати с судных дел по Судебнику; и в Чердыни де, по их уставной грамоте, емлют на виноватом пошлин с рубля по гривне и пересуд и правой десяток, а с Кайгородцов судных пошлин по уставной грамоте не емлют; и нам бы им о том велети указ свой учинить» Царская грамота в Пермь Великую, о судных пошлинах, май 1606 г., №46 // Акты исторические. Т.2. (1598-1613). СПб., 1836. С. 103-104..

Предлагалось собирать судные пошлины с жителей Чердыни, Соликамска и Кайгорода с рубля по гривне, «да пересуду шесть алтын четыре денги, да правого десятка четыре денги, против Соли Камския (а кто ищет менши рубля, с тех людей пошлины имати по расчету)», после чего судные пошлины предполагалось фиксировать в книги, а пошлинные деньги посылать каждый год «безпереводно, с данными и с оброчными денгами вместе, чтоб в том нашей казне было прибылнее…» Там же..

Также новые постановления правительства доводились до сведения воевод. «…Воеводе нашему Дмитрею Романовичу Жукову…чтоб в городех… колодников никого, ни в каких делах, многих дней не держали, а которые колодники сидят ныне в городах… тем колодником учинить нашего Великого Государя указ по Уложенью, а по Новым статьям; а каких чинов людем, и кому имяны, и за какие вины, что учинено будет, и о том писать и сделав статейные списки, кто в каком деле и сколь давно сидит, прислать в Новгородской Приказ потому ж, без всякого мотчания и поноровки …» Царская грамота Кунгурскому воеводе Димитрию Жукову, о недержании в приказных избах и тюрьмах колодников, и о скорейшем разрешении уголовных и других дел, 29 генваря 1680 г., №55 // Акты исторические. Т.5. (1676-1700). СПб., 1842. С. 84-85..

Особо рассматривались государственные дела об изменниках. В апреле, мае, августе 1609 г. между пермскими воеводами Федором Петровичем и Наумом Романовичем и вятским князем Ухтомским «об изменнике Павлике и других мятежниках» Отписки воевод Пермского Акинфова и Вятского князя Ухтомского об изменнике Павлике и других мятежниках, и Расспросные речи стрельца Лукьянова, о замыслах его возмутить Яранских жителей, апрель, май, август 1609 г., №203 // Акты археографической экспедиции. Т.2. (1598-1613). СПб., 1836. С. 234-236. завязалась переписка, в которой видны способы ведения государственного расследования преступлений («Расспросные речи стрельца Лукьянова, о замыслах его возмутить Яранских жителей»).

Интересны прецеденты, которые приходилось рассматривать воеводской администрации. Оживленное участие в смешном с точки зрения современности деле - «о порче будто бы людей посредством икоты» Царския грамоты в Пермь Великую, князю Вяземскому,об наследовании дела, по жалобам, о порче будто бы людей посредством икоты 14 июля 1606 г., №66 (I) // Акты археографической экспедиции. Т.2. (1598-1613). СПб., 1836. С. 82; Царския грамоты в Пермь Великую, князю Вяземскому, об наследовании дела, по жалобам, о порче будто бы людей посредством икоты 16 июля 1606 г., №66 (II) // Акты археографической экспедиции. Т.2. (1598-1613). СПб., 1836. С. 82-83. центра свидетельствует о внимании к жалобам жителей Пермского Прикамья.

Житель Чердынского уезда, крестьянин Терентий Васильевич Талев, жаловался на наветы дьячка Онички Кичимова: «в нынешнем до во 114 году, бил челом Оничка и челобитную подал, в Перми Якову Прокудину да подьячему Ивану Федорову, будто бы он [Талев - А.К.] де у того Онички на жену его напустил икоту, а он де Тренка у того Оничка жены его не порчивал и икоты не напускивал». В результате Яков Прокудин и Иван Федоров «без сыску», по ложному челобитию, «норовя Оничке по посулом, на пытке пытали его и огнем жгли, и на пытке три встряски были, и вкинули в тюрьму, и ныне де сидит в тюрьме» Царския грамоты в Пермь Великую, князю Вяземскому,об наследовании дела, по жалобам, о порче будто бы людей посредством икоты 14 июля 1606 г., №66 (I) // Акты археографической экспедиции. Т.2. (1598-1613). СПб., 1836. С. 82..

По итогам жалобы Терентия Васильева воевода должен был на посаде обыскать «протопопы и попы по священству, а пермичи посадскими старосты и целовальники и всеми посадскими людми и волостными крестьяны по нашему крестному целованию: Тренка Васильев сын Талев у Оничка Кичимова жену его испортил ли? да будет в обыску обыскные люди скажут, что Тренка Талев у Оничка Кичимова жену его не порчивал, и ты б того Тренку велел из тюрьмы выпустити, да о том отписать, к нам, к Москве, и отписку велел отдати в Четверти дьяком нашим Григорью Елизарову да Нечаю Федорову. Писан на Москве, лета 7114 июля в 14 день» Царския грамоты в Пермь Великую, князю Вяземскому,об наследовании дела, по жалобам, о порче будто бы людей посредством икоты 14 июля 1606 г., №66 (I) // Акты археографической экспедиции. Т.2. (1598-1613). СПб., 1836. С. 82..

Обратим внимание на перечисление лиц, которых необходимо было задействовать для решения этого «важного» вопроса - священников и весь посадский народ, а также крестьян. В этом эпизоде ярко проявляется политика власти, попытка наладить взаимодействие и взаимный контроль воевод и всего мира.

Аналогичное дело рассматривалось по жалобе 16 июля 1606 г. «Бил нам челом Пермитин, Чердынец, посадской человек Семейка Калинин сын Ведерник, на Пермитина ж, на торгового человека на Прокофейка Васильева сына Охлупина, а сказал: в нынешнем де во 114 году, взвел на него тот Прокофейко, будто де он на Лалетина на торгового человека на Богдашка Норицына напустил икоту, а подьячей де Иван Федоров, по Прокофейкове сказке, посадил его в тюрьму; а Петр де Пивов про него в Перми обыскивал, и в обыску де на него никоторого воровства не сказали… Приводили его к пытке двожды, и тот де Прокофейко у пытки от того дела отступился, а его де Семейку посадили в тюрьму, и ныне де сидит в тюрьме. И будет так, как нам Семейка Ведерник бил челом, и как к тебе ся наша грамота придет, и ты б в Перми на посаде велел обыскати накрепко, протопопы и попы по священству, а посадскими людьми и волостными крестьяны по нашему крестному целованию, опричь Прокофейка и его роду и племени» Царския грамоты в Пермь Великую, князю Вяземскому, об наследовании дела, по жалобам, о порче будто бы людей посредством икоты 16 июля 1606 г., №66 (II) // Акты археографической экспедиции. Т.2. (1598-1613). СПб., 1836. С. 82-83..

Предлагалось узнать, Семейка Ведерник «людей портит ли». Если подтвердится, что Семейка Ведерник не причастен к «порче», предписывалось выпустить его из тюрьмы.

В этих двух делах отчетливо видны способы расследования: повальный сыск, опросы местных жителей и пытка обвиняемого, которого отправляли в тюрьму по жалобе. Чтобы освободиться из тюрьмы по несправедливому обвинению, подавали челобитные в «вышестоящие инстанции» - в Москву в Четверть.

Интересен судебный процесс, в Кунгурском уезде в 1697 году об убийстве в пьяной драке. Сначала обвиняемые были «пытаны». Потом от воеводы, разбиравшего прецедент, последовала резолюция - «выписать из указу Великого Государя и из Соборнаго Уложения» Пермская летопись с 1263-1881 г. Пятый период. Часть вторая (с 1694-1701 г.) / Сост. В.Н. Шишонко. Пермь: Типография Губернской земской управы, 1887. С. 155..

В результате, согласуясь с действующим законодательством, воевода присудил следующее: «…По указу Великого Государя и по Соборному Уложению… по роспросным и пыточным речам, и по розыску сторонних людей, оне де Оска с товарыщи дрались с Савкою Чамовских да с сыном ево Андрюшкою, и от тое драки он, Савка, умер, а Оська Мосеев в роспросе и с пытки говорил, зашиб де Оска, ево, Савку, боронясь от себя в драке пьяным делом, а не умышлением, а Афонка и Петрушка и Архипка приличились к той же драке пьяным делом, а не умышлением, и за то их Оску, и Афонку, и Петрушку, и Архипка, бить кнутом и свободить на чистую поруку с записью, что и впредь ни с кем не дратца, и никаким воровством не воровать, и с Кунгура не бежать; а Андрюшке Чамовских за увечье и за бесчестье доправить на них на Оске с товарыщи, по указу Великого Государя и по Соборному Уложению, и дворы их розпечатать и отдать им» Там же. С. 156..

Суд воевода должен был вершить не единолично, а со своей канцелярией. Произвол не поощрялся властями, а рассмотрение дел, не согласованное с остальными участниками аппарата управления, запрещалось Москвой.

В царской грамоте князю Семену Юрьевичу Вяземскому от 23 июля 1607 г., кроме выговора за притеснение им вятских торговых людей и ямщиков, обвинений в «дурости и воровстве», строго приказано не вмешиваться в дела вятских людей и судить по справедливости. «И как к тебе ся наша грамота придет, и ты б вперед так не дуровал, Вятских торговых людей, которые приезжают в Пермь с торгом, и ямщиков без вины напрасно не бил и продажи и насильства им не чинил, и ямщиков с яму не розганивал, а под дворы места и пашни и сенные покосы Вятским охотником дал, по прежнему нашему указу и по сей нашей грамоте, безволокитно, которые у Соли Камской есть дворовые места не тяглые и пашня лишния и сенные покосы безоброчные…» Царская грамота в Пермь Великую, князю Вяземскому, с выговором за притеснение им Вятских торговых людей и ямщиков и с повелением производить суд и расправу в Перми вместе с подьячим Леонтием Софоновым, 23 июля 1607 г., №78 // Акты исторические. Т.2. (1598-1613). СПб., 1836. С. 171-172..

В противном случае власти грозились покарать плохую администрацию: «…А будет вашею рознью которому нашему делу поруха, или нашей казне учинится перед прежними годы недобор, и вам от нас за то быть в великой опале…» Там же. С. 172..

Часто применялось расследование злоупотреблений предыдущего воеводы. Рассмотрим такой документ - «Царскую грамоту Чердынскому воеводе Веревкину о том, чтобы произвели следствие о насильствах прежнего Чердынского воеводы Бутурлина» Царская грамота Чердынскому воеводе Веревкину о том, чтобы произвели следствие о насильствах прежнего Чердынского воеводы Бутурлина, 27 ноября 1622 г., №114 // Акты исторические. Т.3. (1613-1645). СПб., 1841. С. 167-168. от 27 ноября 1622 г.

«Бил нам челом… пашенной крестьянин Тиханко Жиряков, а сказал: в прошлом де во 130 году ехал де он Тиханко с Руси в Сибирь, на Устинцу реку, с женою своею и с детми и со всеми животы, и приехал де в Чердынь, и в Чердыни де воевода Василей Бутурлин прошал у него Тиханка, от пропуску, двадцати рублев денег да дву пудов хмелю да дву выжлецов; и он де Тиханко Василью сказал, что он на Сибири, архиепископов крестьянин, и грамоту де архиепископа и хлебным запасом роспись Василью казал, а Василей де Бутурлин, не веря тому, велел у него Тихонка взяти насильством две кипы архиепископлево хмелю, позорно, обсекши у саней оглобли, и поставил, в таможне, а весом де в тех кипах тридцать пять пуд, и стоял де тот хмель у таможни без призору, и жил де он Тиханко за тем в Чердыни три недели в великом утеснении, и живучи де с женою и с детми проелся, а было де у него на хлеб пятнадцать человек да восемь лошадей, и в той де Васильевой издержке учинилось ему убытка в проести двадцат восемь рублев с полтиною».

В результате действий воеводы Тихон был вынужден дать Василию Бутурлину «два рубли денег, да два пуда хмелю да два выжлеца гончих звериных» Царская грамота Чердынскому воеводе Веревкину о том, чтобы произвели следствие о насильствах прежнего Чердынского воеводы Бутурлина, 27 ноября 1622 г., №114 // Акты исторические. Т.3. (1613-1645). СПб., 1841. С. 168..

Василий Бутурлин после данной взятки отпустил Тихона Жирякова «не в пору, в весну», поэтому Тихон «для вешнего пути заимовал под наш хлебной запас подводы, в прибавку против своих подвод, до Верхотурья, и на волоку де обняла его весна, и ему де с тем нашим запасом ехать было не мочно, и он де для того вешнего пути покинул на волоку нашего хлебного запасу двенадцать четвертей с осминою круп и толокна, ценою на тридцать рублев, да с голоду де у него умерли две лошади, цена двадцать рублев. И с де он нашим с достальным хлебным запасом ехал Верхотурским волоком четыре недели, и помирал голодною смертью; и всего де ему от Василья Бутурлина учинилось убытка… семьдесят рублев с полтиною…» Там же. .

После рассмотрения челобитной Тихона Жирякова новый воевода Веревкин по царской грамоте должен был разыскать в Чердыни на посаде и в Чердынском уезде священнослужителей («архимандриты, и игумены, и попы, и дьяконы»), выборных представителей «миров» («земские старосты, и таможенные головы, и целовальники, и посадские, и уездные всякие люди»), и провести расследование «про все подлинно всякими многими людми накрепко в правду, по нашему крестному целованью…» Там же.. Здесь также прослеживаются методы ведения сыскных дел, при которых учитывались свидетельские показания всех жителей.

Предметом особой заботы правительства были ссыльные, за которыми должны были следить великопермские воеводы. Самый известный эпизод связан со ссылкой дяди первого царя из династии Романовых в Ныроб. Впрочем, и за менее титулованными особами воеводы должны были приглядывать строго, иначе из центра следовал разнос.

«Сарычу Никитичу Линеву… писал к нам из Чердыни Феодосей Философов, что, по нашему указу, велено ему быть Цесарские земли у Немчина у Адама Дорна и у людей его в приставех, и велено ему к нему держать береженье и над сторожи, которым велено быть у Немчина у Адама и у людей его, велено ему надзирати, чтоб они, будучи на стороже, не воровали, в день и в ночь были безотступно; а которые сторожи учнут воровать и на стороже не будут, и тех велено бить батоги и сажати в тюрьму; и которые де сторожи, будучи у Немчина у Адама и у людей его на стороже, воруют, по многие дни на стороже не бывают, и он их бив батоги посылает в тюрьму, и ты де тех сторожей в тюрьму сажать не велишь, а отказываешь ему, что тюрьма поставлена на татей да на розбойников, а не на сторожей… И ты б их в тюрьму сажать велел, а не отказывал; а только вперед так станешь плутать, и тебе от нас быть в опале…» Царская грамота Чердынскому воеводе Сарычу Линеву, о принимании в городскую тюрьму, за вины, караульщиков ссыльного Немца Дорна, 24 марта 1630 г., №163 // Акты исторические. Т.3. (1613-1645). СПб., 1841. С. 290-291..

Центр следил за делами, которые касались поставок в Сибирь. Вмешательство Москвы происходило в случае особо ярких эпизодов. Например, когда происходили конфликты между городами по поводу подводных лошадей Царская грамота Чердынскому воеводе Никите Телегину, о явке к судному делу в Москву выборных Чердынцев и Усольцев по жалобе Кайгородцев о захвачении ими трехсот подводных лошадей, 27 сентября 1635 г., №187 // Акты исторические. Т.3. (1613-1645). СПб., 1841. С. 343-344..

В воеводские обязанности входило и содействие присланным из центра следователям. «…Воеводе нашему Христофору Федоровичу Рыльскому… По нашему указу посланы в Пермь Великую, в Чердынь, и в Кайгородок, и к Соли Камской … Яков Загряской да подьячей Иван Качалов, для сыску татей и розбойныя поимки и их животов; а с ними указано быти Устюжским стрельцом, а в прибавку им Якову и подьячему имать с собою посадскнх и волостных людей, с ратным боем, сколько будет человек пригоже…» Царская грамота Чердынскому воеводе Христофору Рыльскому, о содействии Якову Загряжскому и Ивану Качалову, посланных в Пермь для поимки татей и разбойников, 7 октября 1636 г., №194 // Акты исторические. Т.3. (1613-1645). СПб., 1841. С. 348-349..

Воеводе Якова и подьячему Ивана «в татиных и в розбойных делах» было велено «слушати и для татиных и розбойных поимки и для татиных и розбойных животов сыску, велел давать, где им по наказу надобно, розсыльщиков, и пушкарей, и затинщиков, и посадских людей и сошных всяких людей, со всяким ратным боем, сколько будет человек пригоже, смотря по тамошнему делу…» Царская грамота Чердынскому воеводе Христофору Рыльскому, о содействии Якову Загряжскому и Ивану Качалову, посланных в Пермь для поимки татей и разбойников, 7 октября 1636 г., №194 // Акты исторические. Т.3. (1613-1645). СПб., 1841. С. 348-349..

Также воевода рассматривал споры между крестьянами и монастырем. «Воеводе нашему Дорофею Емельяновичу Остафьеву. Бил нам челом с Плеса, меж Чердынн и Кайгородка, что над Камою рекою, Троецкой Варламовы пустыни чернец Иона, а сказал: был де в той пустыне Троецкой старец Варлам, и в прошлом де во 119 году того строителя разбойники замучили до смерти и церковное всякое строенье розграбили, и после того та пустынка стояла впусте много лет; и после де того учал в той пустынке быть старец Александр, и как были в Перми писцы, Михаил Кайсаров с товарыщи, и тое де пустынку, по челобитью старца Александра; от Гаенския полусошки и от иных тяглых земель отмежевали, и межи учинили, и выпись с книг тому старцу те писцы ему дали; и ныне де те Гаенской полусошки крестьяне, без нашего указу, накладывают, на ту Троецкую пустынку тягло да и в мирские росходы их притягивают» Царская грамота Чердынскому воеводе Дорофею Остафьеву, о рассмотрении спора о землях между Троицой Варламовой пустынью и крестьянами Гаенской волости, 31 марта 1639 г., №202 // Акты исторические. Т.3. (1613-1645). СПб., 1841. С. 356..

В результате от «насильства и обиды тот монастырь пустеет». В приказе предложили воеводе не притягивать монастырь в тягло, чтобы он не пустовал, решив дело общим сходом представителей монастыря и крестьян Гаенской общины.

Особого внимания заслуживает суд местного нерусского населения. Если, осуществляя судебные функции по отношению к русскому населению, воеводская администрация руководствовалась общероссийским законодательством, то известно, что четкого законодательного оформления суд над «иноверцами» и ясачным населением не получил. Е.В. Вершинин отмечает, что еще известны прецеденты, когда судились русские с местным нерусским населением Вершинин Е.В. Указ. соч. С. 134-135.. Судебные дела между нерусскими народами не получили разработки в законодательстве XVII в. Но определенные моменты необходимо отметить.

Воеводы при принятии решения руководствовались непосредственно судебным прецедентом, как правило, ссылаясь на общерусские нормы права. Сложнее было рассматривать дела относительно споров между «инородцами» и русским населением, тем более, если речь шла об уголовных преступлениях; в этом случае судебная компетенция воевод ограничивалась при вынесении решения приказом, особенно если преступления были совершены «инородцами» против русского населения.

Присутствует четкая правительственная установка вершить суд мягко, без жестоких приговоров, по возможности согласуя с нормами обычного права местного нерусского населения, чтобы не отпугнуть их от уплаты ясака. Зато русские служилые, в случае причинения обид местному населению, карались жестоко.

Рассмотрим уже упоминавшийся документ - «Царскую грамота Чердынскому воеводе Веревкину о дозволении Сылвенским и Иренским Татарам платить ясак в Чердыни» от 27 октября 1623 г. «…Вы б [воевода] про тех целовальников, которые с тех Сылвенских и Иренских Татар наш ясак собирают, про их насильство всякими сысками велели сыскать накрепко: да будет целовальники ясачным Татаром какие обиды и насильства чинить, и вы б им велели за то чинить наказанье, смотря по вине… а будет учнут целовальники их ясачных татар судить и ясак сбирать не по правде, и посулы и поминки учнут себе имати, и им быти от нас за то в великой опале и в смертной казни…» Царская грамота Чердынскому воеводе Веревкину о дозволении Сылвенским и Иренским Татарам платить ясак в Чердыни, 27 октября 1623 г., №125 // Акты исторические. Т.3. (1613-1645). СПб., 1841. С. 196..

Интерес вызывают и так называемые прецеденты, то есть случаи, в которые вмешивается центр ввиду их необычности. В отличие от сибирских городов, в части которых вспыхивали восстания, сопровождаемые многочисленными челобитными Покровский Н.Н. Томск. 1648-1649 гг. Воеводская власть и земские миры. Новосибирск, 1989; Александров В.А., Покровский Н.Н. Власть и общество. Сибирь в XVII в. Новосибирск: Наука, Сиб. отделение, 1991. С. 171-329., по документам в Пермском Прикамье таких ярких случаев не возникало. Случались конфликты воеводской администрации с миром, как правило, по самой распространенной причине - злоупотреблениям администрации, ставшей уже притчей во языцех в литературе.

В 1671 г., на почве жестоких притеснений населения расквартированным в Кунгуре гарнизоном из Казани, вспыхнуло волнение. По уезду прошел слух о царском указе, по которому якобы разрешалось перебить всех начальных и служилых людей. Кунгуряки стали нападать на дворы, где стояли служилые люди, и на заставы по дорогам. «Только арест зачинщиков привел к прекращению волнения» Николаев С. Ф. Указ. соч. С. 18..

По мнению исследователя С.Ф. Николаева, большое разорение терпели кунгуряки от местной администрации. Воеводы, подьячие творили произвол брали взятки, заставляли крестьян бесплатно работать на своих землях, неугодных избивали, бросали в тюрьму.

Особенно притеснял население воевода Степан Сухотин. Он «в деловую страдную пору крестьян держит у себя на сенном покосе в работе недели по две и по три. А иных кунгурских крестьян мучит, за караулом держит и в тюрьму сажает безвинно», - жаловались кунгуряки в Новгородский приказ Там же. С. 17.. Толку от жалоб не было: главное - поступление тягла - воевода Сухотин обеспечивал, а все остальное сходило ему с рук. Кунгуряки все-таки надеялись, что правительство примет меры и снова писали: «А ныне он, воевода, надеясь неведомо на какую мочь, чинит обиды и разорения и взятки берет нападками своими больши прежняго» Там же. .

Особняком стоит восстание в Кунгуре в 1703 г. Внешним поводом для выступления крестьян был приезд верхотурского воеводы Алексея Калитина с группой служилых людей в Кунгур 2 июля 1703 г. с целью проверить, как крестьяне уезда исправляют повинность по добыче руды. «Кунгуряки хорошо помнили Калитина, своего бывшего воеводу, большого вымогателя. Приезд воеводы, его указания на месте усилили брожение крестьян» Там же С. 19..

В некоторых селах возникла мысль расправиться с ненавистным воеводой и захватить Кунгур. Инициаторами «бунта» выступили крестьяне Сидор Попов и Авдей Пигилев. 18 июля несколько сот крестьян уезда, вооруженных луками, копьями, косами, подошли к Кунгуру. Перепуганный воевода послал к крестьянам представителей местной власти, уговорить их разойтись. Крестьяне не расходились, однако они не использовали имевшуюся у них возможность ворваться в город. По приказу воеводы на земляной вал выкатили пушки, раздалась команда, и ядра полетели над головами собравшихся крестьян.

Крестьяне заколебались, отошли к Орде, но дороги оставили под своим контролем. Калитин обратился к татарским сотникам с просьбой собрать своих людей и прийти к нему на выручку. К воеводе пришли всего 7 человек. Как уже упоминалось в первой главе, восстание не закончилось смертью воеводы. 23 июля Калитин тайком бежал из Кунгура в строгановскую вотчину Серьгу.

Восставшие рассчитывали расправиться с воеводой и служилыми людьми. Кунгурское восстание потерпело неудачу. После восстания кунгуряки обратились к правительству с несколькими челобитными, уверяя, что выступление крестьян не было бунтом, что воевода Калитин обвинил крестьян в бунте из чувства мести. Кунгурякам удалось добиться изъятия Кунгурского уезда из ведения кунгурских воевод.

В городе было сохранено учрежденное в 1700 г. бурмистерское управление, в чем было очень заинтересовано купечество. Второе, чего удалось добиться, - население временно было освобождено от повинности по добыче руды.

Итак, можно сделать вывод, что судебные полномочия администраторов в наказах четко не определены, и только по другим источникам (царским грамотам, отпискам) можно представить картину воеводского суда.

В результате анализа судных грамот, наказов и других документов, можно сделать вывод, что суд в Пермском Прикамье был сходен с судом в Сибири. Судные дела поручались воеводской администрации при необычайно широкой компетенции воеводы.

С другой стороны, на местах (это есть специфика Пермского Прикамья по сравнению с Сибирью и сходство с европейской частью России) действовали выборные судьи. Суд над «инородцами» осуществлялся достаточно мягко, опять же в русле сибирских тенденций.

В результате анализа во второй главе автор диссертации делает следующие выводы:

Государственное управление в Пермском Прикамье находилось в руках воевод, которые свои функции должны были осуществлять «сообща», вместе с дьяками, через особое учреждение - приказную избу.

В процессе осуществления приказами управленческих функций в их деятельности широко употреблялась служебная переписка, в которой были регламентированы наиболее типичные управленческие ситуации. В случае возникновения прецедентов следовала новая грамота с подробным описанием решения проблемы.

По наказам и грамотами прослеживаются следующие основные функции воевод:

- военные (набор войска, охрана крепостей);

- судебные;

- административно-хозяйственные (управлять территориями, осуществлять межевание);

- административно-полицейские (расследование);

- прочие функции (постройка дорог, доведение до населения содержания грамот).

В конце XVI в. первые воеводы выступали, прежде всего, как военачальники, призванные осуществлять борьбу с инородцами, участвовать в подавлении сопротивления коренного населения.

Особенно важными были военные функции, оборона русских поселений. Москва требовала от воевод в первую очередь увеличения поступления сырья, прежде всего пушнины, налогов, расширения поставок хлеба.

В понятие военные функции воевод в данной части включены не только непосредственно охрана уездов, но и сбор ратных людей и взаимоотношения с целью обороны с другими воеводскими канцеляриями.

По мнению автора диссертации, объем власти воевод был очень широк, по сравнению с деятельностью воевод центральной части Российского государства. Но качество реализации властных полномочий не всегда отвечало требованиям времени. Несмотря на широту полномочий, у воевод часто не было реальных административных или других властных ресурсов, чтобы эффективно выполнять свои функции.

Именно этот недостаток воеводской власти послужил, по мнению ряда историков, причиной проведения губернской реформы в первой четверти XVIII в., когда потребовалось быстро и решительно бороться с различными проявлениями недовольства, взыскивать налоги, осуществлять наборы в армию, проводить предписанные из центра преобразования. Приказные избы были ликвидированы, их функции были распределены между губернскими и воеводскими канцеляриями, магистратами, судами и другими вновь созданными учреждениями.

Военные функции воевод и голов являлись одними из основных в период становления административной власти в Пермском Прикамье, когда приходилось изменять систему местного управления. В целом же в Пермском Прикамье основной функцией воеводы было административно-хозяйственное обеспечение управления, в отличие от Сибири, где был сделан акцент на военные функции.

На прикамских воевод возлагалось обеспечение судопроизводства, начиная с вызова истца и ответчика в суд, и заканчивая вынесением приговора, который во многом зависел от воли администраторов.

Автор считает, что функции воевод сравнительно слабо менялись в течение XVII столетия. Это были в первую очередь обязанности по сбору центральных и местных налогов, осуществление судопроизводства, охрана порядка; в Пермском Прикамье важной воеводской обязанностью являлось стимулирование земледельческого, хозяйственного освоения нового края - оказание государственной помощи, предоставление налоговых льгот пионерам земледельческой колонизации, позднее - поиск ценных руд, все новых видов сырья для вывоза, стимулирование торговли и промыслов.

Во второй половине XVII в. на первое место выходят административные и судебные функции.

Глава 3. Воеводская администрация и «мир» в XVII в.

3.1 Общие тенденции развития взаимоотношений «миров» и воеводской администрации