В середине и второй половине XVII в. следуют подобные грамоты, которые указывают сроки и критерии выбора администрации. «…Воеводе нашему Миките Дмитреевичу Телегину… Ты б Чердынским земским старостам и целовалником велел тотчас выбрати, в Соли Камской к нашему к таможенному и в кабацкому сбору в головы… из Пермич, из самых из лутчих людей, человека добра и прожиточна, которой бы был душею прям, и животом прожиточен, и грамоте б умел, и которого б с такое наше дело стало, и чтоб был не вор и не бражник, а как Пермичи, к Соли Камской, в таможенные и в кабацкие головы, на Иваново место Высоково, выберут, я ты б у старост и у целовалников и у посадских людей взяв на него выбор, за их руками, послал его к Соли Камской не замотчав, тотчас, чтоб ему приехать к Соли Камской за неделю до Семеня дни 144 году, и с прежними головами и с целовалники во всем расписаться Сентября 1 числом 144 году, чтоб за ним нашему таможенному и кабацкому сбору никакия порухи и недобору не было. И земским старостам и целовалником приказал бы еси накрепко, чтоб они, к Соли Камской, к нашему таможенному и к кабацкому сбору, выбирали в головы людей добрых и прожиточных, а не воров и не бражников …» Царская грамота Чердынскому воеводе Никите Телегину, о выборе в Соль Камскую, из Чердынских посадских людей, таможенного и кабацкого головы, 20 июля 1635 г., №185 // Акты исторические. Т.3. (1613-1645). СПб., 1841. С. 342..

29 июля 1697 г. воевода Кунгура Алексей Иванович Калитин должен был прислать в Москву усольца Василия Протопопова и целовальников, собиравших в Кунгуре таможенную пошлину и питейную прибыль: «он Васка и товарищи с записными таможенными и кабацкими книгами и сборною нашей Великого государя казною к Москве в приказ Большие казны не бывали… и ты б его Васку и товарищей его ларечных целовальников с сборными записными книгами и сборною нашей… денежной казною дав в провожатых сколько человек пригоже выслал к Москве тотчас без всякого мотчанья…» СПИИ РАН, Ф. 75, Оп. 1, Акты Кунгурскаго уездного суда, д. 191, л. 1..

Интересно, что воеводы составляли поименный список выбранных миром: «…А кого имянем Пермичи, к Соли Камской, к нашему к таможенному и к кабацкому сбору в головы, на Иваново место Высоково, выберут, и которого числа из Перми к Соли Камской его пошлешь, и ты [Воевода Микита Дмитреевич Телегин - А.К.] б о том отписал к нам, к Москве, и выбор под отпискою за руками выборных людей, прислал, а отписку и выбор велел отдати в Новгородской Чети печатнику нашему и думному дьяку Ивану Тарасьевичу Грамотину да дьяку нашему Максиму Матюшкину…» Царская грамота Чердынскому воеводе Никите Телегину, о выборе в Соль Камскую, из Чердынских посадских людей, таможенного и кабацкого головы, 20 июля 1635 г., №185 // Акты исторические. Т.3. (1613-1645). СПб., 1841. С. 342.. Центр таким образом вел статистику выборных людей.

18 марта 1685 г. пришла царская грамота воеводе Кунгура Дмитрию Артемьевичу Гладышеву об утверждении подьячих кунгурской приказной избы Василия Медведевского и Фрола Шавкунова в занимаемой ими должности. Кунгурские жители Василий Медведевской и Фрол Шавкунов выполняли обязанности подьячих приказной избы с прошлого года, но «грамоты у них нет». Воевода должен был утвердить их в должности и назначить жалованье: «и ты б им быть по-прежнему [приказал] в подьячих в приказной избе…» СПИИ РАН, Ф. 75, Оп. 1, Акты Кургурскаго уездного суда, д. 105. Л. 1..

Назначение жалованья и его уменьшение также шло через воеводскую администрацию. «…В Чердынском сметном списке в 128 году написано: кабацких винных и пивных поварен котелнику Куземке Осипову нашего денежного жалованья по окладу шесть рублев, да таможенныя избы сторожу Якупке Дербышову три рубли, а те им денги дают из Чердынских наших доходов. И как к тебе ся наша грамота придет, и ты б таможенныя избы сторожу Якупке Дербышову велел чинити нашего денежного жалованья по окладу полтора рубли на год, а кабацкия избы котелнику мастеру Куземке Осипову нашего денежного жалованья на нынешней на 129 год и вперед давати не велел; а коли будет случится какая поделка, и ты б к тому делу велел его наймовать и поделывать велел всякое поваренное дело … по уговору, и в росходные кабацкие книги целовалником и в сметные списки велел писать подлинно, вправду, по нашему крестному целованью…» Царская грамота Чердынскому воеводе Бутурлину, о назначении денежного жалования сторожу таможенной избы, 1 июля 1621 г., №101 // Акты исторические. Т.3. (1613-1645). СПб., 1841. С. 139..

Сыск беглых крестьян, как уже упоминалось во второй главе, вменялся в одну из обязанностей воеводской администрации. «…Воеводе нашему Сарычу Никитичу Линеву. В нынешнем во 138 году писал к нам с Вятки, из Слобоцкого и из Шестакова города, воевода Олексей Борзецов, что де на тех городов многие посадские люди и уездные крестьяне, с женами и с детми, выбежав, живут ныне в Перми на посаде и в Пермском уезде, и на то де смотря и последние посадские люди и уездные крестяне бежат врозь, и наших де податей платить стало некому...» Царская грамота Чердынскому воеводе Сарычу Линеву, о сыске бежавших из городов Саровского и Шестакова посадских людей и уездных крестьян, декабрь 1629, №160 // Акты исторические. Т.3. (1613-1645). СПб., 1841. С. 288..

2 марта 1694 г. приходит царская грамота на Кунгур воеводе Степану Осиповичу Сухотину о сыске и выдаче боярину князю Якову Никитичу Одоевскому семьи беглого крестьянина его Фильки Афанасьева, проживающего в Кунгуре: «и как к тебе ся наша грамота придет… И ты против челобития боярина нашего князя Якова Никитича Одоевского обыску того его беглого крестьянина Фильки Афанасьева и по указу учинил… и по Уложенью и по новоуказным статьям» СПИИ РАН, Ф. 75, Оп. 1, Акты Кунгурскаго уездного суда, д. 161, л. 1..

Беспокойство Москвы о сбежавших крестьянах, которые должны были обеспечивать продовольствие для Сибири, естественно. Воеводе Сарычу Никитичу Линеву предписывалось после того, как из г. Слобоцкого и из г. Шестакова воевода Олексей Борзецов пришлет в Пермь «для тех беглых крестьян… для сыску старост и целовалников», тотчас, «по его отписке и по росписи, какову … Олексей пришлет, тех беглых крестьян, где кто ныне в Перми на посаде и в уезде живет, велел сыскивая ставити перед собою, с Слобоцкими и с Шестаковскими старосты и с целовалники с очей на очи, и тех сошных крестьян самих роспрошивал и про них всякими сыски сыскивал вправду… Да будет, по твоему сыску и по роспросу, изо тех городков, из Слобоцкого и из Шестакова, вышли менше десяти лет, а не болши десяти лет, и в писцовых книгах Михаила Кайсарова не написаны, и ты б тех крестьян, по нашему указу, велел подавати на крепкия поруки с записми, что им жити Слобоцкого и Шестакова города на посадех и в уездех, на своих прежних крестьянских жеребьях, по-прежнему, а подав на поруки, велел их выслати тотчас в Слобоцкой и в Шестаков, к Олексею Борзецову…» Царская грамота Чердынскому воеводе Сарычу Линеву, о сыске бежавших из городов Саровского и Шестакова посадских людей и уездных крестьян, декабрь 1629, №160 // Акты исторические. Т.3. (1613-1645). СПб., 1841. С. 288-289..

Во избежание подобных прецедентов необходимо было, по мнению властей, чтобы воевода Сарыч Линев «…вперед бы еси о том, в Перми, посадским и уездным людем заказ учинил крепкой, с великою заповедью, чтоб отнюдь Слобоцкого и Шестакова города посадских и уездных крестьян к себе в Пермь не принимали, тем меж себя ссоры не делали; а будете в Перми, посадские люди и уездные крестьяне Вятчан, посадских людей и уездных крестьян, у себя ныне учнут таити и вперед к себе их принимати, и тем людем от нас быти в великой опале. И к нам бы еси, про то про все подлинно отписал, а на Москве отписку и роспись тех беглых Вятских крестьян, которых ныне сыскав вышлешь в Слобоцкой и в Шестаков, и с кем вышлешь, прислал и велел отдати в Новгородской Четверти дьяком нашим Баиму Болтину да Дементью Образцову…» Там же. С. 289..

31 марта 1686 г. в грамоте воеводе Кунгура Дмитрию Артемьевичу Гладышеву предписывалось оказывать содействие Григорию Анненкову, посланного в Кунгурский уезд для сыска беглых осинских крестьян: «ты б кунгурским жителям велел быть послушным, чтоб ему в том сыскном деле мотчания не было» СПИИ РАН, Ф. 75, Оп. 1, Акты Кургурскаго уездного суда, д. 110, л. 2..

Интересна роль воеводы при сыске посадских и крестьян. Он должен был помогать задержанию и доставке людей «к Москве». «…Воеводе нашему Сарычу Никитичу Линеву. По нашему и отца нашего, Великого Государя Святейшего Патриарха Филарета Никитича Московского и всеа Pycии, указу, велено взять из Чердыни к Москве, на житье, в Суконную Сотню, посадских людей Ортемья Мочилникова с братьями да Федора Свирепова с братьею: и по тех людей послан с Москвы Максим Грибов, а велено ему тех людей, за поруками, выслать к нам, к Москве, тотчас… А которого числа Ортемья Мочилникова с братьями да Федора Свирепова с братьею ж Максиму отдашь, и ты б о том отписал к нам, к Москве, а отписку велел подать в Приказ Сыскных Дел боярину нашему Князю Юрию Яншеевичу Сулешеву да дьяку нашему Ивану Переносову» Царская грамота Чердынскому воеводе Сарычу Линеву, об отдаче посыльщику Максиму Грибову, для перевода в Москву, в Суконную сотню, посадских людей Артемия Мочильщникова и Федора Свирепова с братьями, 28 апреля 1630 г., №164 // Акты исторические. Т.3. (1613-1645). СПб., 1841. С. 291..

Ввиду относительной малолюдности осваиваемых территорий, воеводы должны были увеличивать полезное, с точки зрения правительства, крестьянское население. Одним из способов был прибор в пашенные люди «гулящих людей». «…В Пермь Великую, в Чердынь, воеводе нашему Илье Офонасьевичу Стрешневу. В Новгородскую Четь, к дьяку нашему ж Дементью Образцову, в памяти из Казанского Дворца, за приписью дьяка нашего Ивана Переносова, написано: в нынешнем в 142 году писали к нам из Сибири, с Верхотурья, воевода Данило Милославской да подьячий Второй Шестаков, в прошлом де во 141 году, по нашему указу послано с Верхотурья в Томской и Томского розряду в остроги, по житье, пашенных крестьян; восемьдесят человек, с женами и с детми и со всем пашенным заводом, а на их жеребьи, на нашу пашню, велено призывать из волных из охочих людей; и на Верхотурье де волных охочих людей нет, призвати в тех крестьян место, которые посланы, некого; а из Поморских де городов, из Перми с пригороды, воеводы крестьян в Сибирь не пропускают» Царская грамота Чердынскому воеводе Илье Стрешневу, о приборе в пашенные крестьяне гулящих людей, прежде июля 1634 г., №179 // Акты исторические. Т.3. (1613-1645). СПб., 1841. С. 325-326..

Воевода должен был в Перми Великой, в Чердыни на посаде и в уезде, «кликати биричем по многие дни», чтобы «писались в Верхотурской уезд, в пахотные крестьяне, волные гулящие охочие люди, а нетяглые и непашенные, которые б с сошными людми в тягле и в сошном писме не написаны» Там же. С. 326.. При этом подчеркивалось, чтобы тяглых посадских и уездных людей, с тягла и с пашен «отнюдь писать и посылать [воевода - А.К.] не велел, и их роспрашивал, и сыскивал про них накрепко, что они нетяглые и непашенные люди, и прибирал бы еси во крестьяне с великим раденьем; а тем бы еси волным охочим людем сказывал, как они будут на Верхотурье и им будет наше жалованье, ссуда и подмога, против иных таких же пашенных крестьян, а дворы им дадут готовые и под нашу и на их собинные пашни дадут распахотную землю, прежних крестьян жеребья, на чье их место призвати велено, и во всем им будет, по нашему указу, ласка и привет и береженье…» Царская грамота Чердынскому воеводе Илье Стрешневу, о приборе в пашенные крестьяне гулящих людей, прежде июля 1634 г., №179 // Акты исторические. Т.3. (1613-1645). СПб., 1841. С. 326..

Другим способом было переселение крестьян в тягло. Воевода Елизаров в 1647 г. переселял крестьян Воздвиженской пустыни, с реки Ирени: «…По Государеву указу, вывел на житье на Кунгур и на Степаново городище и записал их в Государево тягло. А те монастырские крестьяне жили розно - по одиноче, над реками: Иренью, Шадейкой, по Бабке и по Сылве реке» Пермская летопись с 1263-1881 г. Третий период / Сост. В.Н. Шишонко. Пермь: Типография Губернской земской управы, 1884. С. 83..

Воеводская администрация отдавала земли и угодья крестьянам на оброк с разрешения центра. «…Воеводе нашему Дорофею Омельяновичу Остафьеву. Бил нам челом Чердынского уезда Окологородного стану деревни Серегова крестьянин Лаврушка Возмищев: в Чердынском де уезде, на реке Илыче, выше усть Палги реки, за две версты вниз до устья тое Илыча реки, Пермичи, Чердынцы посадские люди и уездные крестьяне… езы бьют и рыбу ловят издавна, а оброку де с тое реки в нашу казну никто не платит; и нам бы его пожаловати, тое Илыч реку, сверху выше усть Палги реки, за две версты вниз до устья тое Илыча реки, велети ему дати на оброк, на десять лет, без перекупки, а оброку в нашу казну велети б ему платить по рублю с полтиною на год… Велел бы еси по нем Лаврушке взять поручную запись в том, что ему с тое реки оброк в нашу казну платить ежегодно; а которого числа тое pеку на оброк отдашь, и по чему ему в нашу казну оброку платить велено, и ты б о том отписал, и поручную запись прислал к нам, к Москве…» Царская грамота Чердынскому воеводе Дорофею Остафьеву, об отдаче на оброк рыбной ловли в реке Илыче, 1 апреля 1639 г., №203 // Акты исторические. Т.3. (1613-1645). СПб., 1841. С. 357..

Прямое участие общин в материальном обеспечении деятельности местных администраторов в дальнейшем только расширялось. Крестьяне участвовали в несении общемирских расходов на содержание воеводы и его двора. Дворы наместников и волостелей, а позднее - воевод, ставились силами и за счет подведомственного населения. В XVII в. на содержание съезжих изб, которыми руководили городовые воеводы, с посадских и волостных общин также шел специальный сбор, взимавшийся на основании посошного сбора Ананьев Д.А. Указ. соч. С. 60..

В расходных книгах представлена система учета денежных средств, выплачиваемых из мирской кассы. Примером может служить «Книга росходная Чердынских земских старост».

В расходной книге чердынского старосты Терентия подробно расписаны направления повседневного продовольственного снабжения в Чердыни Соликамского воеводы стольника кн. Ф.И. Дашкова в 1697-98 гг. Ф.И. Дашков периодически находился в Чердыни со всем своим двором.

В статьях расхода перечисляются средства, выделенные на нужды воеводской администрации. «Кузнецу, что подковывал воеводскую лошадь… подковал 11 воеводских лошадей… за продукты для воеводы: хлеба ковриги, масла, капусту, рыбу…за морковь, за свежие рыбы за стерляди… за сигов просольных… за калачи… за лебедей… за тушу свиного мяса… за солод… за икру налимью полтора пуда… за лисицу семь гривен… Ездил [воевода Ф.И. Дашков - А.К.] … на Крымкор по мирское сено и то сено увезено на воеводский двор… Куплено у Чердынца у посадского человека у Михея Верещагина на корм воевоцким конем 20 промешков … за Колвою рекой… три рубли четыре гривны дано…» РГАДА, Ф.137 , оп.1, д.16, лл. 2,3, 3об., 32об., 62об., 103, 106об..

В периоды присутствия воеводы в Чердыни старосты несли и везли съестные припасы на воеводский двор каждый день. Представление об их количестве, составе и стоимости дают поставки 17 и 18 сентября 1698 г. Статистику приводит Г.П. Енин по материалам РГАДА. 17 сентября староста принес на воеводский двор калачи, «11 ковриг хлеба, рыбы свежей (щуки, язи, окуни, сороги) и «просольной» (шуга, сиги, язи) - всего на 21 алтын 2 деньги, 40 ведер пива за 38 алтын, которого должно было хватить не более чем на 2-3 дня, ибо и 16 сентября было куплено 20 ведер Енин Г.П. Указ. соч. С. 147..

18 сентября староста потратил примерно 1 рубль 26 алтын на пуд солода, калачи, 9 ковриг хлеба, четверть говядины, двух куриц, барана, «ососа» и свиную полоть.

В то же время воеводские слуги получали в Чердыни свой фиксированный доход в виде «кормовых денег» независимо от того, находились ли они в Чердыни или в Соли Камской. 6 сентября 1697 г. староста Терентий выдал дворецкому Якиму Софрониеву «и конюху за неделю кормовых» 16 алтын 4 деньги в Чердыни, 6 алтын воеводскому человеку Тимофею Фирсову.

Дворецкий Яким Софрониев, по данным Г.П. Енина, являлся полноценным кормленщиком, не уступая самостоятельным воеводам в других городах. Наряду с «кормовыми» деньгами он получает продовольствие oт старосты мукой, крупами, маслом, рыбой, солодом, пивом и т.п. даже в те дни, когда староста приносит ему «кормовые деньги», 7 сентября 1697 г. Яким Софрониев справил за счет старосты свой день рождения. Староста Терентий снабдил праздничный стол «на имянины» дворецкого двадцатью ведрами пива и четвертью говядины и записал: «За обед несено денгами 6 алтын 4 д., жене гривну, сыну несено 8 д.» Енин Г.П. Указ. соч. С. 148..

Когда воевода Ф.И. Дашков уезжал в Соликамск, то чердынский староста Терентий отвозил ему денежный эквивалент продовольственного снабжения.

Помимо «помесечных денег» и продовольственного снабжения чердынскими старостами существовала и выплата воеводских кормов по «воскресным дням». По словам Г.П. Енина, данная форма постоянного кормления, обеспечивающая питание воеводского двора, «предназначена была восполнять воеводские утраты из-за отсутствия воеводы». Уплачивая воеводе в Соли Камской 18 ноября 1697 г. все «кормовые» деньги, староста Терентий указал еще одну статью расхода: «Да за восемь недель за воскресные дни неделних по тритцати алтын и за неделю» 7 рублей 6 алтын 4 деньги. 12 января 1698 г. он опять платил воеводе деньги «за воскресные дни» Там же. С. 149..

Данная форма кормления имела место и в других городах, например, в Кайгородке и Пскове.

Местное население должно было обеспечивать нужды воеводы и в конце XVII в. В 1699 г. в расходных книгах мирских старост было записано: «Амосу Кузнецову за работу, что подковывал воеводскую лошадь… ему же Амосу … дано взять на воеводской… воеводские сани подковывал… Калине Бышову за работу 6 алтын дано, что он оковывал на воеводской двор коробьи две воеводские. Амосу Кузнецову за то, что оковывал воеводские сапоги. Стольнику и воеводе князю Федору Ивановичу Дашкову староста Терентей помесечных денег за 2 месеца за сентябрь и за октябрь 25 рублей» РГАДА, Ф. 137, Боярские и городовые книги. Оп. 1. Чердынь. № 16. Ч.1. Л. 1..

С другой стороны, «мир» не должен был платить жалованье администраторам. Примером этого может служить такой документ, как «Царская грамота Пермскому воеводе Ивану Львову о даче Съезжей избы подьячим жалованью из четвертных доходов, а не из мирского сбора» от 30 апреля 1646 г Царская грамота Пермскому воеводе Ивану Львову о даче Съезжей избы подьячим жалованью из четвертных доходов, а не из мирского сбора, 30 апреля 1646 г., №10 // Акты исторические. Т.4. (1645-1676). СПб., 1842. С. 37-38.. В съезжей избе были подьячими пермские посадскиe тяглые люди, Калинка Еремеев и Потап Зеленой. Они трудидись «без указу, покиня тягло; а денежного де жалованья, по окладу, дают им из земския избы, с сошных людей Калинке по двадцати рублев, а Потапку, по осминадцати рублев на год».

В то же время они «с деревень и с крестьян, с сошными людми податей, а с посадскими людми тягла не дают, живут в избылых: и им бы велети быти, в Перми Великой, в Чердыни, в Съезжей избе в подьячих, на Калинкино место Еремеево да на Потапкино место Зеленого, в том же их окладе… Калита … Еремеев да Потапко Зеленой люди тяглые, и на их место велено быть в подьячих Сысою Кузмину да Гаврилу Овдокимову, оклады им велено учинить смотря по их службам, и по работе… А в Новгородской Четверти, в Чердынском сметном списку 153 году написано: судных дел дьячку Калинке Еремееву нашего годового жалованья на 153 год дано десять рублев. И как к тебе ся наша грамота придет, а преж сего будет в Перми Великой, в Чердыни, Съезжей избы подьячим наше жалованье давано из четвертных доходов, а не с мирских людей имано: и ты б и ныне подьячим наше жалованье велел давать из четверных доходов, а с мирских людей имать не велел…» Там же. С. 37-38..

Недовольство населения Кунгурского уезда, конечно, вызвали не только злоупотребления воевод, но и постоянные сборы в конце XVII - начале XVIII в. Сбор недоимок становится большой проблемой для воевод. В 1693 г. приходит грамота в Кунгур воеводе Федору Ивановичу Сухотину о приеме в Новгородском приказе присланной туда части татарского куничного ясака, о высылке вновь 35 хороших куниц вместо забракованных и о наблюдении впредь за доброкачественностью куничного ясака. «По окладу семнадцать сороков тридцать одна куница с кунгурскими татарами с Танатарком Яболаковым да с Кутлогутом Булатовым… принято у них … в Новгородский приказ шестнадцать сороков тридцать шесть куниц и в том им татарам дана … за приписью опись» СПИИ РАН, Ф. 75, Оп. 1, Акты Кунгурскаго уездного суда, д. 163, л. 1.. Недовольство вызвал тот факт, что «двадцать куничишек прелых и попорченных, да пятнадцать недокуников…» СПИИ РАН, Ф. 75, Оп. 1, Акты Кунгурскаго уездного суда, д. 163, л. 1.. Воеводе было «велено вместо тех выметных куничишок взять… добрые куницы», а «на будущий год сбирать самые добрые куницы и те недовозные куницы на будущий год по окладу с выборными их татарами» СПИИ РАН, Ф. 75, Оп. 1, Акты Кунгурскаго уездного суда, д. 163, л. 2..

Случалось и так, что доправленные воеводой деньги до Москвы не доезжали, оседая у воевод на местах.

27 июня 1694 г. пришла царская грамота на Кунгур воеводе Степану Осиповичу Сухотину о поручении подьячему приказа Большой казны Денису Иевлеву взыскать с него и подьячего Мишки Калашникова доимочные деньги, доправленные прошлым воеводой Федором Сухотиным на бывшем таможенном и кабацком голове Савке Дружинине с товарищами. Получилось так, что «по сыску и по очной ставке довелось взять недоимки на кунгурском таможенном кабацком голове прошлого года на Савке Дружинине с товарищи недоборных денег триста сорок семь рублей двадцать пять алтын пять денег…» СПИИ РАН, Ф. 75, Оп. 1, Акты Кунгурскаго уездного суда, д. 168, л. 1.. При допросе голова Савка Дружинников показал, что деньги бывший кунгурский воевода Федор Сухотин доправил на нем в приказной избе. В результате в грамоте указывалось, что «велено на Кунгур послать приказ Большой казны подьячего Дениса Иевлева и те деньги триста тридцать один рубль двадцать шесть алтын четыре деньги … приказные деньги взяв у тебя [воеводы Степана Осиповича Сухотина] … привести за провожатыми к Москве» СПИИ РАН, Ф. 75, Оп. 1, Акты Кунгурскаго уездного суда, д. 168, л. 2..

30 апреля 1701 г. в памяти кунгурским земским бургомистрам указывалось о сборе с посадских торговых и промышленных людей подвод или денег за подводы по случаю военного времени: «службы взять подводы с гостей и гостиной сотни и с торговых инородцев десятые деньги с десяти рублей» СПИИ РАН, Ф. 75, Оп. 1, Акты Кунгурскаго уездного суда, д. 228, л. 1..

В тот же день была отправлена память кунгурским земским бургомистрам о высылке к Архангельску хлебных запасов с Кунгурского уезда по случаю войны со шведами: «по шти четверти с двора муки ржаной» СПИИ РАН, Ф. 75, Оп. 1, Акты Кунгурскаго уездного суда, д. 226, л. 1. .

19 июня 1701 г. была отправлена память кунгурским земским бургомистрам о сборе с гостей и промышленных посадских и уездных людей подвод, а с жителей приморских городов денег за подводы по случаю военного времени. Бургомистрам было велено «взять подводы с гостей и гостиной сотни и с торговых инородцев десятые деньги с десяти рублей, а с поместной сотни городов с посадов и с крестьян подвод не имать» СПИИ РАН, Ф. 75, Оп. 1, Акты Кунгурскаго уездного суда, д. 229, л. 1.. Вместо подвод брали «по двадцати по три алтын по две деньги с двора». Конечно, завершалась память упоминанием «жестокого наказания» в случае невыполнения плана по сбору денег.

Конец XVII - начало XVIII вв. для жителей Кунгурского уезда были непростыми временами. Постоянно приходят памяти и грамоты о необходимости сбора недоимок и ясака. Воеводы вынуждены доправлять недоимки на местных жителях. Известный воевода Алексей Иванович Калитин занимался высылкой в Москву стрелецких и оброчных денег и куничного ясака с Кунгурского уезда, а также денег, собранных с пришлых бобылей кунгурским подьячим и переданных земскому старосте Никишке Посохину. В документе скрупулезно зафиксировано, что «сборные приемные деньги подавал он Федка на Кунгуре в приказной избе, а по тем де приемным деньгам собрано с тех новопришлых бобылей со шти сот с пятидесяти с двух человек сорок девять рублей, двадцать алтын две деньги…» СПИИ РАН, Ф. 75, Оп. 1, Акты Кунгурскаго уездного суда, д. 197, л. 1.. Видимо, произошел очередной недобор, потому что в приказной избе земский целовальник Федка Середкин был допрошен по поводу сборов. Федор Середкин все «писал в приемные свои сборные книги, подавал те деньги земскому старосте Никишке Посохину» СПИИ РАН, Ф. 75, Оп. 1, Акты Кунгурскаго уездного суда, д. 197, л. 1..

С недоимками пришлось разбираться следующему кунгурскому воеводе Ивану Михайловичу Коробьину. 5 июня 1699 г. ему пришла грамота о сборе с кунгурских посадских и уездных людей недоимки стрелецких денег и наказания земского старосты и целовальников за недобор.

Оказалось, что земские старосты стрелецких пооброчных денег на указанные сроки ничего не выслали, а выслали стрелецкие деньги после указанных чисел и то не полностью. Поскольку представители мира «учинились ослушны», за то «их ослушание и за невысылку указали… земскому старосте и целовальнику учинить наказание» СПИИ РАН, Ф. 75, Оп. 1, Акты Кунгурскаго уездного суда, д. 214, л. 1.. Старосту и целовальника сначала били кнутом, а потом доправили пени по пятьдесят рублей на человеке, «чтоб впредь иным земским старостам и целовальникам будучи у денежных сборов воровать и ослушаться было неповадно…» Там же..

Воевода Иван Михайлович Коробьин в июне 1699 г. должен был доправить на госте Андрее Елисееве сбор десятой деньги. «Ты [воевода] ту десятую деньгу в гостиной сотне на Андрее Елисееве с детьми велел доправить немотча без всякой поноровки…» СПИИ РАН, Ф. 75, Оп. 1, Акты Кунгурскаго уездного суда, д. 216, л. 1.. Если бы Андрей не смог заплатить, «брать деньги велел, оценил дворы, и животы, и лавки, и промыслы, да на торге велел продать» Там же.. Разумеется, столь жестокие меры вызывали недовольство у местных жителей.

Контроль усиливается к концу XVII в. 17 сентября 1699 г. воеводе Ивану Коробьину приходит грамота о присылке в Москву к Московским бургомистрам списков с приходных книг и ведомостей всяким кунгурским окладным доходам, которые ведаются в Новгородском приказе СПИИ РАН, Ф. 75, Оп. 1, Акты Кунгурскаго уездного суда, д. 219, л. 1. .

Редки эпизоды, когда воевода сговаривался с крестьянами, но они присутствуют в источниках. В 1669 г. по челобитью Сылвенских и Иренских татар и черемис, царскою грамотою, повелевалось Кунгурскому стольнику и воеводе Тимофею Одинцову те земли, которые у них отобрали кунгурцы, «размежевать вправду, по прежнему, по отводным книгам, посадских людей Богдашка Новгородцева, да Лучки Федосеева; а Кунгурцам велено владеть теми землями по селебным книгам и те отводныя книги прислать к Москве в Новгородский приказ». Но кунгурцы, желая владеть татарскими и черемисскими землями, «дали воеводе Одинцову многия взятки и он де воевода, для своей бездельной корысти, у них ту землю не отмежевал и книг в Новгородский приказ не прислал» Пермская летопись с 1263-1881 г. Третий период / Сост. В.Н. Шишонко. Пермь: Типография Губернской земской управы, 1884. С. 869-870..

Интерес представляет тот факт, что воеводы могли договориться с отдельными представителями «миров» о сборе податей в ущерб остальным. Как пишет И. Морозов, «за призрачностью «благотворно-охранительной» роли общины крылись факты жестокого подавления и эксплуатации деревенских низов - этого помещичьи историки не замечают» Морозов. И. Актовый материал на службе помещичье-буржуазной историографии (спор 1856 г. о сельской общине в России) // Проблемы источниковедения. Сб. первый Огиз, М. - Л., 1933. С. 161..

В середине XVII в. в Чердыни «многие лутчие крестьяне, заговором, родом и племянем и семьями, по воеводским подписным челобитным, отписывались от середних и от молотчих людей сошным писмом, по станом, в мелкие выти дворами ж, а не по данному окладу, и перед середними и молотчими людми в тягле живут в великой лготе, а середним де и молотчим людем перед ними стало тяжело, не в мочь, и, оплачивая их, обнищали и одолжали великими долги; а денежным всяким доходом и Сибирским отпуском в сборе чинится смута и мотчанье» Царская грамота 1646, III, 31, А. А. Э. т. IV, № 6..

Вмешательство правительственной власти сначала ни к чему не приводит. Царской грамоты «не многие люди не послушали и учинились сильны, а воевод подкупили, и от их де насилства многие посадские люди и уездные крестьяне разбрелись врознь, а те де сильные люди живут во лготе» Царская грамота 1646, III, 31, А. А. Э. т. IV, № 6..

И. Морозов продолжает мысль: «недаром в целом ряде грамот и наказов мы встречаем правительственную или помещичью директиву о необходимости назначаемому государственной или вотчинной властью администратору следить за тем, чтобы «сильные прожиточные и семьянистые люди, воровством и заговором, пашен своих участков с собя не сбавливали, и на молодчих людей не накладывали и лишних денег мимо указу никаких не сбирали и сами тем не корыстовались, а молодчим крестьяном в том лишних налогов не чинили» Цит. по: Морозов И. Актовый материал на службе помещичье-буржуазной историографии (спор 1856 г. о сельской общине в России) // Проблемы источниковедения. Сб. первый Огиз, М. - Л., 1933. С. 161..

Если деньги на определенные нужды по постройке брались из мирских сборов, то только с разрешения правительства. Когда в 1617 г. церковь Николая Чудотворца в Ныробе сгорела, в 1619 г. Пермский воевода Гаврило Лодыгин и дьяк Степан Пустошкин об этом пожаре донесли царю Михаилу Федоровичу. По получении этого донесения, в том же 1619 г., Михаил Федорович послал Гавриле Лодыгину и Макарью Внукову грамоту, по которой было велено: «в том Ныробском погосте… устроить храм древян во имя Чудотворца Николая, а деньги за лес и плотником от дела дать из наших из чердынских изо всяких доходов…» Пермская летопись с 1263-1881 г. Вторый период / Сост. В.Н. Шишонко. Пермь: Типография Губернской земской управы, 1882. С. 25-27..

И только тогда Гаврило Лодыгин, взяв хранящиеся у ныробских мирских целовальников церковные деньги, построил на них церковь, только без крыши, так как денег на крышу не хватило; определил к этой церкви попа Кирилла, дьячка, пономаря и просфорню. Однако, неизвестно почему, с 1623 г. земские целовальники, выдававшие до этого времени причту ругу, по 18 рублей из мирских сборных денег, выдачу этой руги прекратили. Тогда в 1627 г. царь Михаил Федорович послал Веревкину и Лухневу грамоту, по которой велел им «к церкви Николы Чудотворца попа и дьякона и дьячка призвать добрых с посаду или из Пермского уезда кто похочет; затем велел… с крестьян погоста Ныроба сложить все подати «церковником на пропитанье» Пермская летопись с 1263-1881 г. Вторый период / Сост. В.Н. Шишонко. Пермь: Типография Губернской земской управы, 1882. С. 25-27..

В качестве примера, ярко иллюстрирующего злоупотребления, можно привести несколько актов из материалов Соликамской и Кунгурской канцелярии.

«О замене недобросовестных подьячих 31 июля - август 1690… Кунгурского уезду Сретенского села волости… гридной казны староста Ерема Маскаев сын Мичков да того же приходу крестьян жалоба … того же приходу на попа Григорья Савина сына ево… да на попа… Никитина сына … в том что… он же поп Григорей разорил многия домы…» Архив СПИИРАН. Ф.75, оп.1, д.64.. Далее в жалобе подробно перечисляются злоупотребления служителей церкви и подьячих, которые также, как и воеводы, призваны были проводить политику государства на местах.

«Грамота о невмешательстве воевод в кунгурские мирские расходы… воеводе нашему Дмитрию Романовичу Жукову бил челом нам великому государю Кунгурской земской староста Сенька Вертопрахов во всех кунгурцов посадский … имал де у них преж тех воеводы и ты и земской месячного корму по одиннадцати и по двенадцати рублев на месяц, да … и по наказам вам … и кормов имати не велено, и нам великому государю пожаловал бы их кунгурцов впредь будущим воеводам и тебе из земской избы у них месячных кормов…» Архив СПИИРАН. Ф.75, оп.1, д.77. Л. 1..

Недовольство власти вызывали злоупотребления должностных лиц, которые должны были умножать казну, а не пить и воровать. «…По нашему указу велено быти, в Чердыни, у нашего у таможенного и у кабацкого сбору, голове Усольцу Федке Онофрееву, а с ним целовальником Чердынцом выборным людем… тот де кабацкой голова Федка Онофреев принес к нему [воеводе - А.К.] кабацкия белыя книги, а после де того взял он Христофор у того ж головы черные книги, и те обои книги в кабацком сборе не сошлися… Голова Федка Онофреев пил и бражничал, и над целовальники не надсматривал, и покрадчи многую нашу казну бежал к Соли Камской… Доведется на него Федку и на целовальниках наших таможенных в кабацких денег взяти, и ты [воевода Богдан Иванович Камынин - А.К.] б то все велел на них доправить и вперед таможенной и кабацкой сбор велел сбирать тому ж голове Федке Онофрееву и целовальникам Чердынцом выборным людем с большим раденьем, да и сам бы еси над ними во всем надзирал почасту, чтоб нашей казне истери и недобору отнюдь ни в чем не было …» Царская грамота Чердынскому воеводе Богдану Комынину, о взыске про таможенного и кабацкого голову Федора Онуфриева и о наблюдении за поступлением в казну таможенных и кабацких сборов, 10 февраля 1637 г., №196 // Акты исторические. Т.3. (1613-1645). СПб., 1841. С. 350-351..

Проблемной зоной для воевод была таможня. Тайный обход верхотурской таможни и беспошлинный провоз товаров в Сибирь и обратно в те времена были нередкими, что было известно верхотурским и другим воеводам. «Караул был устроен на самом перевале Уральских гор… а при начале верхотурской дороги находилась «таможенная изба» в Соликамске. Впрочем, эта изба, как и Чердынская, были учреждения старые, упоминаемые еще в древнейших Великопермских писцовых книгах» Дмитриев А.А. Пермская старина. Выпуск VIII. Пермь, 1900. С. 7..

Само собой разумеется, что правительство не могло оставлять без преследования лиц, уличенных в беспошлинном провозе товаров, налагало на них штрафы и телесные наказания, а таможенные чины опять же пользовались для своей корысти этими штрафами, взимая их по своему усмотрению. Торговый устав делает очень внушительные предписания по этому поводу. Часто ли удавалось торговцам проезжать заставу - сказать трудно, а что целовальники даже с ведома воевод налагали на виновных штрафы и наказания не по уставу, а по своему усмотрению, об этом есть свидетельства.

В статье 5-й таможенного устава было прописано: «…А воеводам для своих корыстей и головам и всякого чина людем никакой задержки и остановки по какому ложному вымыслу для своих прихотей отнюдь, также и таких наглых грабежей и разорений его, великаго государя, людем, как при прежних воеводах было, не чинить» Там же. С. 8-9..

Слишком частные уклонения торговых людей от платежа установленных пошлин объясняются не только злоупотреблениями таможенных людей, но и размерами самого платежа, который в разное время был неодинаков. По торговому уставу 1698 г. пошлины полагалось платить по 10 % с рубля деньгами или товаром. До издания этого устава действовал особый «Наказ таможенным головам 1693 г.». Такая пошлина была очень разорительна. По уставу 1667 г. пошлина была хотя и несколько ниже, но все-таки нелегка.

Подробно расписывала Москва сущность работы выбранной миром администрации - головы и целовальников.

Значимость мирских организаций (сельской и посадской) доказывается многочисленными грамотами, в которых воеводской администрации запрещается вмешиваться в деятельность выборных голов и целовальников. «… Сбирал в Чердыни на нас таможенную и кабацкую прибыль голова Чердынец посадской человек Алешка Верещагин, а с ним целовалники Чердынцы ж, посадские и уездные люди; а вперед, на 155-й год, в Пермь Великую, в Чердынь, к нашему к таможенному и к кабацкому сбору, указали есмя выбрать в головы из Усолцов из посадских лутчих людей, а целовалником с тем головою быти Чердынцом, посадским и уездным выборным лутчим людем… Ты б того голову и целовалников привел к нашему крестному целованью, на том, что им, будучи в Перми, сбирати на нас таможенную пошлину кабацкую прибыль с великим раденьем, вправду, по вашему крестному целованью, безо всякие хитрости… И ваши б всякие таможенные и кабацкие денги голова и целовалники сбирали вправду, а по недружбе для своей корысти ни с кого ничего лишнего не имали, и напойных денег сверх цены на питухов не приписывали, тем бы питухов от кабаков не отгоняли… А кого имянем Усольцы голову, а Чердынцы целовалников, и сколко человек выберут, и ты б о том к нам отписал и выборы на них прислал…» Царская грамота Пермскому воеводе Ивану Львову, о выборе в Чердынь и Соликамск головы и целовальников к таможенному и кабацкому сбору, с изложением их обязанностей, 14 июля 1646 г., №12 // Акты исторические. Т.4. (1645-1676). СПб., 1842. С. 39-42..

В конце XVII в. ситуация не меняется. В документах четко перечисляются обязанности голов и целовальников, воеводам запрещается вмешиваться в дела «мира», потому что именно посадские люди и мирские старосты ответственны перед центром за сборы. «Доправлялись» недоборы на всем «мире». «От Царя и Великого Князя Феодора Алексеевича… в Пермь Великую, в Чердынь, стольнику нашему и воеводе Дмитрею Никитичу Наумову. По нашему Великого Государя указу, в городех, которые ведомы в Новгородском Приказе, таможенную пошлину и кружечных дворов питейную прибыль сбирают на нас Великого Государя головы и целовальники за верою и в прошлых годех по нынешней по 185 год, тех городех, в таможнях и на кружечных дворех учинилися нашей Великого Государя казне, против болших сборов, недоборы великие… Велено в таможни и на кружечные дворы выбирать в головы и в целовалники людей добрых, и прожиточных которым бы с такое наше Великого Государя дело стало, а земские старосты и посадские люди над таможенными и кружечных дворов, над головами и над целовалники смотрели и берегли накрепко, чтоб головы и целовалникн, будучи в таможнях и на кружечных дворех, сбирали нашу Великого Государя казну с великим раденьем …» Царская грамота Чердынскому воеводе Димитрию Наумову, о предоставлении таможенных и кружечных дворов в распоряжение верных голов и целовальников, 13 сентября 1676, №10 // Акты исторические. Т.5. (1676-1700). СПб., 1842. С. 18-20..

С 1698 г. из ведения воевод были изъяты кружечные дворы, переданные под контроль таможенных голов. Однако полного устранения воевод из этой сферы не произошло. Они должны были оказывать помощь таможенным головам в отправке и продаже вина в слободах, острожках и на заставах; продолжали принимать кабацкие сборы «с роспискою», но не имели права чинить помехи. «И ты б о том [воевода Алексий Иванович Калитин - А.К.] наш Великого Государя указ ведал, и в тот сбор стрелецких и оброчных денег и иных доходов у них земских старост отнюдь ни во что не вступался, ни в том сборе и в выборех к тому сбору денежных сборщиков, и целовалников, и ходоков, и в Московских отпусках, им земским старостам и целовалником помешки никакой ни малой ни в чем ты, и впредь по тебе будущие воеводы, никакими мерами и приметками не чинил» Царская грамота Кунгурскому воеводе Алексею Калитину, о предоставлении земским старостам и целовальникам сбора стрелецких, оброчных и других денег, и о невмешательстве в распоряжения по означенным сборам воеводы, 2 мая 1698 г., №274 // Акты исторические. Т.5. (1676-1700). СПб., 1842. С. 496-501..

На таможенных голов и целовальников тогда было возложено и все акцизное дело. Они занимались сбором кабацких денег, согласно особым царским указам, в 1698 г. также объединенных в один устав по повелению Петра I. Тем не менее, «несмотря на слишком частые злоупотребления в питейной торговле, кабацкий доход, по сравнению с пошлинными сборами, даже в начале XVII в. был втрое больше и прямо составлял самую крупную статью казенного дохода» Дмитриев А.А. Пермская старина.. Выпуск VIII. Пермь, 1900. С. 15..

В заключение главы можно сделать следующие выводы.

В Перми Великой до введения института воевод в Соликамске и Кайгородке на уровне общеуездном, а после - и волостном, выполнение государственных функций всецело возлагалось на мирские организации, а состав съезжих изб был выборным. Освоение Сибирских территорий было невозможно без повседневного тесного сотрудничества между обеими властями - правительственной и земской.

Деятельность воеводы предполагала тесное сотрудничество с органами мирского самоуправления, для последних взаимодействие с воеводами, приказами, было одной из многочисленных функций. Государственная власть в лице воевод была заинтересована в первую очередь в фискальной и распорядительной деятельности «миров».

Параллелизм в местном управлении проявлялся как в отсутствии слаженности и четкого взаимодействия между воеводами и «миром», так и в наличии разнообразных должностных лиц и стоявших при них «комиссий», периодически направлявшихся в Пермское Прикамье с временными поручениями и не зависевших от постоянной местной администрации.

Воеводы считались представителями центральной власти, подчинялись напрямую руководству приказов в Москве, а во взаимодействие с представителями «миров» входили преимущественно для решения задач административно-хозяйственного характера. В конце XVII в. из компетенции воевод изымаются некоторые фискальные функции, с целью уменьшения злоупотреблений. В документах перечисляются обязанности голов и целовальников, воеводам запрещается вмешиваться в дела мира, потому что именно посадские люди и мирские старосты были ответственны перед центром за сборы

Автор диссертации отмечает, что в Пермском Прикамье система воеводского управления вошла в противоречие с бюрократическими принципами: практика назначения на приказные должности по принципу родства и знакомства существовала в течение XVII в.

Можно выделить основные направления взаимодействия, судя по документам:

- переселение крестьян;

- сбор податей;

- организация поставок хлеба и подвод;

- суд;

- защита населения;

- переселение крестьян в тягло, прибор в пашенные люди «гулящих людей».

В случае возникновения «нештатной» ситуации воеводы руководствовались грамотами центрального правительства.

Ввиду относительной малолюдности осваиваемых территорий, воеводы должны были увеличивать полезное, с точки зрения правительства, крестьянское население.

На население возлагались обязанности по обеспечению проезда представителей местной администрации по территории уездов: сначала поставка фуража для лошадей, позднее также предоставление подвод.

Воеводы могли договориться с отдельными представителями «миров» о сборе податей в ущерб остальным. В таком случае у обиженных воеводами «миров» была возможность жаловаться. Но на практике доказать сговор вряд ли было возможно.

Итак, источники XVII в. представляют яркую картину взаимоотношений Прикамских воевод с «мирами». Говорить о какой-либо значимой специфике можно в двух аспектах: по сравнению с центральными уездами, мирская организация Пермского Прикамья пользовалась большими возможностями.

Притеснения воевод упоминаются в Пермском Прикамье значительно реже, чем в Сибири. Воеводы и «миры» Пермского Прикамья, на взгляд автора диссертации, больше взаимодействовали (особенно перед лицом внешней опасности), чем конфликтовали.

Заключение

По итогам исследования были сделаны следующие выводы:

1. Впервые воеводская форма управления складывается в Поволжье после присоединения к России Казанского края. Сходные условия вхождения в состав Московского государства обусловили дальнейшее развитие данной формы управления в Пермском Прикамье.

Воеводское управление просуществовало на территории Пермского Прикамья с конца XVI в. до начала XVIII в. На протяжении этого времени многие функции воевод претерпевали эволюцию, но главная их задача оставалась неизменной - воеводы должны были служить проводником интересов государства на данной территории. Определить начало воеводского управления на территории Пермского Прикамья с точностью до года не представляется возможным. Окончательное установление в Перми Великой воеводского управления относится к началу XVII в. В последней четверти XVI в. и в годы Смуты в Пермском Прикамье администраторы были известны под термином «воеводы». В 1613 г. на Пермской земле появились три самостоятельных воеводы: в Чердыни, Соликамске и Кайгороде. Население Пермского Прикамья в XVII в. влилось в систему воеводского управления. Тем не менее, правительство учитывало этническое разнообразие Пермского Прикамья, а также конфессиональную принадлежность татар и башкир.

К концу XVII в. большое число воеводских органов, каждый из которых подчинялся только своему центральному органу в Москве, плохо координируемые действия воевод между собой, их практическая неуправляемость в сочетании с усложнившимися социально-экономическими задачами привели к кризису системы воеводского управления.

Апробированное на территории Пермского Прикамья в XVII в., воеводское управление распространилось на Сибирь. В повседневной деятельности воеводы руководствовались царскими наказами.

В ходе реформ первой четверти XVIII в. воеводское управление было заменено новыми государственными учреждениями отраслевого характера. В первой четверти XVIII в. в ходе губернской реформы приказные избы ликвидировали, их функции были распределены между губернскими и воеводскими канцеляриями, магистратами, судами и другими вновь созданными учреждениями.

Существование владений Строгановых создавало свои неудобства для воевод при управлении территорией. Возникали спорные вопросы, которые решались воеводами по грамоте царя. Воеводы обычно неохотно взаимодействовали со Строгановыми, за исключением случаев взаимовыгодного сотрудничества. Результатом скрытого конфликта были грамоты, в которых описывалось, как поступить в спорной ситуации.

2. Воеводское управление включало в себя административную, военную, финансово-хозяйственную и судебную сферы. Можно говорить о том, что деятельность воеводской администрации Пермского Прикамья была универсальной, как и в Сибири.

Компетенция воевод определялась широким кругом нормативно-правовых актов, включая законодательство XVII в., инструкции ряда центральных ведомств, частные «наказы» по конкретным эпизодам управленческой практики.

Прикамские воеводы содействовали развитию земледелия, расширению государевой десятинной пашни, обеспечивали сбор десятинного и оброчного хлеба, устраивали новые слободы. Воеводы руководили составлением хлебных запасов, проведением переписей членов сельских общин и их наделов, а также наблюдали за наделением крестьян землей и разбирали земельные споры, стремясь не допустить ослабления общин и снижения поступлений десятинного и оброчного хлеба. Воеводы возводили стены острога и города, заботились об их содержании.

В компетенцию прикамских воевод входила отправка и доставка грузов в Москву и сибирские города, тогда как военные функции, актуальные в этот период для остальных сибирских администраторов, не являлись определяющими для воевод Пермского Прикамья. По указу из Москвы воеводы призывали на службу даточных людей или собирали вместо них деньги (с некоторых категорий населения уездов).

Воевода следил за состоянием дорог и мостов, наблюдал за службой ямских охотников, выплачивал им жалованье. Повседневное руководство ямами осуществляли выборные ямские старосты, однако роль воевод в управлении ямскими слободами оставалось значительной.

На воевод возлагался общий надзор за сбором таможенных и кабацких сборов, отдача сборов на откуп, утверждение голов и целовальников, избиравшихся посадскими общинами сибирских городов или присылавшихся из Европейской России. Воеводы выдавали выборным должностным лицам наказы, проверяли их документацию и принимали собранные деньги. При необходимости воевода оказывал головам и целовальникам помощь в сборе пошлин, но основанием для вмешательства воеводы могло быть только обращение к нему самих выборных органов. В случае изменения порядка таможенных сборов воевода ставил об этом в известность таможенного голову и следил за исполнением новой меры.

Воеводы наблюдали за состоянием торговли, не позволяли торговать заповедными товарами, проверяли торговые меры и весы, принимали привозной хлеб, строили и снаряжали суда для отправки хлеба в сибирские города, заключали подряды, отдавали казенные статьи доходов на откуп и на оброк. Воеводы должны были увеличивать поступления в казну, а уже потом содействовать частной торговле. В ходе освоения русскими людьми территории Западной Сибири перед прикамскими воеводами была поставлена задача обеспечения населения Сибири продовольствием, в первую очередь хлебом.

Некоторая эволюция на протяжении XVII в. функций воевод все же происходила. Отличием начала XVII в. от конца XVII в. являлись жесткая централизация власти на местах, относительно унифицированный подход в управлении на территории всей страны, стремление власти регламентировать каждый аспект деятельности воевод и попытки контролировать воевод с помощью «мира». Собственно военные функции воеводы заключались в обеспечении обороноспособности городов и сборе ратных людей.

3. Компетенция воеводской администрации в Пермском Прикамье, по сравнению с центральными территориями, обладала рядом особенностей. Она обуславливалась немалой ролью военного управления; широтой судебных функций при наличии в Пермском Прикамье других органов светского суда (на местах); обязанностями по управлению коренными народами, их христианизацией и сбором ясака, а также необходимостью содействия земледельческой колонизации.

В этом Пермское Прикамье сходно с Сибирью. Имеются и отличия. Как-то: Пермское Прикамье представляло собой «рубежную» территорию, если Сибирские города находились в крайнем отдалении от центра (воеводы могли добираться до места назначения полгода), то Пермское Прикамье было сравнительно недалеко и подконтрольно центру. Через эти территории шел путь в Сибирь, доставлялось продовольствие, в уездах Пермского Прикамья, как обжитой ранее местности (первые русские начали проникать сюда еще в XI в., а активное заселение началось в середине XVI в.) вербовались крестьяне для переселения в Сибирь, даже нанимались ратные люди для защиты Русского государства. Исследуя многочисленные документы, в которых Москва порой мелочно контролирует пермских воевод, можно сделать вывод об особом месте Пермского Прикамья в Русском государстве.