«Гражданская поэзия - это «мы»-поэзия, которая пишется как бы от некоего коллективно-множественного лица (само понятие «гражданин» подразумевает некоторую общность)»2. Такие тексты пишутся от лица одного человека, гражданина своей страны, подобного многим другим, поэтому становятся интересны для большинства только тогда, когда в них появляется личность, «я», то есть когда они теряют одну из своих основных особенностей. Яркое впечатление возникает там, где появляется личность с ее уникальным эмоциональным опытом, где «гражданственная» тема получает отсвет внутренней душевной жизни «я».

Характерной чертой современной российской поэзии является кризис перепроизводства: «предложение настолько превышает спрос, что большинство опубликованных стихотворных текстов навеки обречено быть разбросанными в пыли по магазинам»3. Такая ситуация на первый план выдвигает новый тип автора - не дожидающегося милостей от читателя, но берущего свое. Не желая кануть в Лету, он старается если не искупаться в минутном шуме восторженных похвал, то, по крайней мере, всеми возможными способами зафиксировать факт своего присутствия в русской поэзии - если современники все-таки проглядят, то чтобы хоть историки литературы заметили. В итоге, поэты, участия в игре не принимающие, обречены оставаться в тени своих зачастую менее талантливых, но более предприимчивых коллег.

Поэт, литератор, производитель стихов, будучи естественно рожденным, проживающим и внедренным в социально-политический контекст эпохи (политические события и каждодневную окружающую действительность) является, по сути своей, существом социально- гражданственным. Это проявляется в его поступках, оценках, говорении и, в разной степени проявления, в его произведениях.

Гражданская поэзия сюжетна, так как в ней присутствует конкретный информационный повод. Такие тексты обладают простой и явной модальностью, язык доходчив и реалистичен. Язык гражданской поэзии любит гиперболы и сравнения, но не любит витиеватых метафор и связи ассоциаций, отклонений от основной темы. Иначе стихи просто не дойдут до широкой аудитории и не получат отклика.

Поэтический текст схож с политическим своей упорядоченностью, большой ролью образной системы, риторических приемов. Стоит отметить одно важное различие между художественным (поэтическим) и политическим текстами. Поэтический текст в силу самой своей природы никогда полностью не исчерпывается прагматической функцией, то есть стремлением определенным образом воздействовать на читательскую аудиторию. В пределе поэтический текст может существовать вне аудитории, он может вовсе не предназначаться для публикации, быть обращенным на самое себя. Это может быть разговор с Богом, с вечностью. Отсюда возможность использования самых неожиданных приемов, художественных средств, возможность установки на полноту самовыражения автора в ущерб пониманию возможных читателей.

Напротив, политический текст вне потенциальной политической аудитории не существует. Текст, трактующий злободневные политические проблемы и не предназначенный для предания гласности в той или иной форме: от письменного послания и чтения в дружеской аудитории до распространения в сети Интернет - это все что угодно (философские размышления, поэзия, форма самовыражения, исторический документ), но только не политический текст.

Для политического текста характерна принципиальная направленность на потенциального читателя, слушателя. Более того, функция политического текста полностью исчерпывается его прагматической функцией. В то время как поэтический текст - всегда больше чем обращение к потенциальной читательской аудитории: «Критерием... иерархии служит социальное и культурное качество целевой аудитории, которое можно измерить по тому, насколько близка или удалена данная аудитория от «очага» специфических ценностей, и по тому, насколько велик объем символического капитала, приносимый признанием в этой аудитории»1.

Поэтические (как и вообще художественные) произведения очень трудно разъять на идеологически значимые приемы, не повредив ткань стиха и не лишив их собственно поэтического смысла. Поэтому поэтический текст нельзя без остатка разложить на приемы. Политический же текст не существует сам по себе и для себя, что теоретически возможно для других типов текстов. Он всегда - инструмент воздействия на потенциальную аудиторию. Все его приемы принципиально должны поддаваться расшифровке, а все его смыслы - полностью исчерпываться при анализе прямого слова и тех приемов, которые употребил автор текста. Политический текст может быть полностью разложен на свои составляющие. Соответственно, и приемы (например, изобразительные средства) в политическом тексте должны отличаться от изобразительных средств в других типах текстов.

Однако с некоторыми оговорками можно утверждать, что существуют и пограничные жанры: политическая поэзия, пропагандистская поэзия. В своих лучших образцах поэзия А.С. Пушкина, Н.А. Некрасова, В.В. Маяковского - это просто хорошие стихи, которым политический накал придает дополнительный пафос. Это поэзия, создающая яркие образы, которые со временем могут превращаться в символы, становиться частью политического дискурса: «заря свободы», «обломки самовластья», «свободы сеятель», «да здравствует солнце, да скроется тьма», «Царь-голод», «Кому на Руси жить хорошо», «Партия и Ленин - близнецы-братья» - и т.д., и т.п.

Но подобные тексты единичны и уникальны, а в своем огромном большинстве политическая поэзия - это рифмованные лозунги, к поэзии, к разговору с вечностью не имеющие никакого отношения. В прочем, хорошими политическими текстами они также являются чрезвычайно редко.

В 1983 году ирландский писатель Ш. Хини в эссе «О поэзии» писал о том, что «с точки зрения политики, в том, что поэзия в противоположность исторической ситуации, предлагает свою правду, нет ничего хорошего. Эта идея хороша, как эстетическая, но в острых современных конфликтах не удовлетворяет ни одну сторону. Для них -- участников конфликта -- поэзия внесла бы благотворную лепту своим отказом от собственной сложности, противоречивости и внутренней раздвоенности, встав на одну из противоборствующих сторон. Ее лептой было бы просто утяжеление одной из чаш весов»1.

То, что хорошая поэзия - это кузница политических образов, потенциальных символов, способных стать сильным мобилизующим началом, уже давно понимали и поэты, и ученые-лингвисты. В середине 1920-х гг. многие политически ангажированные поэты, ученые, а также политики обратили внимание на то, что революционные лозунги, когда-то яркие и обладающие мощным убеждающим, мобилизующим потенциалом, выдохлись, метафоры стерлись, превратились в повседневные фразеологизмы, лишенные сколько-нибудь сильного эмоционального, а зачастую и смыслового содержания. Молодой лингвист Григорий Винокур, в будущем выдающийся ученый, ссылаясь на авторитетное мнение Льва Троцкого (шел 1923 год), предложил власти целую программу обновления старых лозунгов с помощью новой политической поэзии, ориентированной на кружок ЛЕФа (прежде всего, на творчество Владимира Маяковского). Власть на это не пошла, предпочитая старые стертые метафоры, утратившие всякое смысловое значение, возможным неожиданностям на важном идеологическом фронте.

В заметках Марии Майофис о политической субъективности в современной русской поэзии отмечено, что в начале 2000-х гг. возникают новые тенденции в гражданской поэзии: «Несмотря на очевидную стагнацию российской политики в последние 3-4 года, можно констатировать многократно возросший эстетический и, что немаловажно, этический интерес к политической и гражданской проблематике»1. Действительно, благодаря политической стагнации и сокращению поля публичного обсуждения социально-политических вопросов социально-дискурсивные функции были возложены на поэзию.

Гражданская поэзия сегодня связана с выражение взглядов и позиций поэта, она предполагает - даже при отчуждении поэта от политики - некое высказывание. Причем стихотворение совершенно не обязательно при этом должно включать в себя политический вокабуляр. Новая гражданская поэзия шире по своему объему и сложнее по содержанию, чем прежняя, советская. На место прежней модели общества с жесткой поляризацией «добра» и «зла», «белого» и «черного», «наших» и «не наших», «разрешенного» и «запрещенного», пришла картина более сложная, построенная на игре серых полутонов.

Политическая поэзия сейчас ассоциируется чаще всего с рифмованным фельетоном, стихотворной сатирой, высмеивающей недостатки государственной власти. Жанр фельетона пережил второе рождение в период всплеска гражданской активности в начале 2010-х гг. Тогда «глашатаи» митингов на Болотной и проектов независимых СМИ показывали народу политическую действительность, сквозь призму своего, сатирического, восприятия. Традиция продолжается и по сей день. Российское общество со времен СССР привыкло говорить о политических проблемах посредством анекдотов, частушек и юмора. Так и поэты, перенимая общественные привычки, предлагают своим читателям политическую сатиру.

2.2 Структура и уровни дискурс-анализа поэтического текста

Дискурс-анализ текста всегда зависит от намерений анализирующего: что именно в тексте будет подвергнуто анализу, какому именно анализу и что хочет получить анализирующий в результате. Цели анализа тоже могут быть разными: поиск оснований для полемики и критики; стремление к лучшему пониманию текста, ситуации; сбор данных для исследования. От конечной цели зависит и технология, и методы анализа.

Не смотря на различие разных подходов к тексту, на разность акцентов у разных методов, практически во всех случаях анализа политического текста приходится иметь дело с такими основными блоками, как прямое политическое послание, риторические приемы и их смысловое значение. Поэтому в качестве базового подхода к поэтическому тексту будет рассматриваться комплексный анализ текста, разработанного А.Г. Алтуняном и состоящего из четырех этапов: анализ на уровне прямого слова; анализ используемых автором средств и приемов; анализ идей и априорных посылок; сведение анализа прямых деклараций и анализа приемов и идей1.

На первом этапе необходимо ответить на следующие базовые для политического текста вопросы:

· Какие проблемы автор выделяет в качестве важнейших?

· Какие пути решения он предлагает?

· К кому автор обращается? Кто адресат текста? К чьему мнению он апеллирует, чьей поддержки ищет?

· Как автор определяет сам себя с политической точки зрения, как определяет занимаемое им место на политическом поле?

· Кого он видит союзником, кого противником?

· Как предложения (программа) автора относятся к текущему моменту, к проводимой политике, на какие моменты этой политики обращается особое внимание?

· С кем автор вступает в полемику? По каким вопросам (точки полемики)?

· Что нового вносит текст в политический расклад, в каком направлении автор стремится изменить баланс политических сил?

Одна из основных задач автора - обрисовать свою позицию по отношению к важнейшим, с его точки зрения, политическим проблемам, назвать их, наметить пути решения; показать, чем он (автор) отличается от оппонентов, в чем его правота и их неправота. В этом смысле политический текст - это всегда декларация конкретного видения конкретного политика. Однако эта конкретность политического текста осложнена двумя аспектами: во-первых, все множество точек зрения можно сгруппировать в несколько основных, характерных для данного общества в данный исторический момент, а во-вторых, каждая такая точка зрения существует не в безвоздушном пространстве, она всегда есть часть и следствие более общего взгляда на мир - мировоззрения, и еще шире - идеологии.

Чтобы понять место автора на политическом поле, необходимо обратиться к его самопозиционированию. Между самопозиционированием автора и тем, как видит его сторонний наблюдатель, есть существенная разница. Априорных, всеми разделяемых критериев разметки политического поля не существует. Для одних все политическое поле сводится к позиционированию по отношению к доминирующей политической силе, к власти. Такое позиционирование оставляет огромные возможности для интерпретаций. Для других позиционирование на политическом поле определяется отношением к какой-то одной насущной проблеме (например, проблема частной собственности). Для третьих политическая позиция определяется несколькими характеристиками. Чем многочисленнее позиции, по отношению к которым автор текста ориентирует себя, тем точнее можно локализовать его место на политическом поле.

Стремление автора повлиять на существующий баланс сил, изменить его тесно связано с полемичностью политического текста. Любой текст - это факт политической борьбы, это прием в политической борьбе, в схватке за голоса избирателей, в стремлении усилить одного участника политической борьбы за счет другого, в усилении или ослаблении влияния на властные структуры, на структуры, обладающие политическим ресурсом. Даже когда автор текста стремится охранить или утвердить существующий баланс, он работает на усиление доминирующей стороны и на ослабление оппозиции.

Адресат текста - это та аудитория, к которой обращен данный конкретный текст, а адресант - это автор послания. В некоторых, хотя и редких случаях, автор текста не совпадает с адресантом. Такое несовпадение, например, случается, когда автор принимает на себя роль, явно не соответствующую его реальному статусу, положению.

Формальный адресат текста - это та аудитория, для которой произносится речь, а фактический - это адресат, к которому автор текста прямо обращается в речи. Формальный адресат может не совпадать с фактическим или совпадать лишь частично. Подразумеваемым адресатом является тот, к которому автор обращается сквозь строки: иногда текст кажется формально обращенным ко всей аудитории, ко всем читателям, а в действительности имеется в виду один вполне конкретный чиновник, или парламетарий, или ограниченная группа лиц.

Обычно автор политического текста адресуется к конкретной социальной, политической, национальной группе или нескольким группам. Если автор в одном тексте обращается к нескольким группам и у этих групп отчетливо разные экономические интересы, разные видение социально- политических проблем, должен быть найден какой-то механизм нейтрализации разных интересов для объединения этих групп в одну общность (например, один общий для всех интерес, более высокий по своему статусу, чем отдельные групповые интересы). Отступления от этого правила встречаются довольно редко, и в таком случае необходимо поискать другие механизмы: каким образом, за счет чего автору удается нейтрализовать свое очевидное невнимание к «однородности» фактического адресата.

Также важно проследить, какой образ автора (адресанта) возникает из текста, как он прямо или косвенно интерпретируется: говорит ли от своего имени или акцент сделан на включенность автора в какую-то общность, социальную, политическую группу - «мы». Если автор говорит от своего имени, это подчеркивает личное начало, акцент делается на ответственном авторском слове. Если же он выступает от имени некоего группового «мы», авторитетной социальной, политической общности (например, «народа», мирового сообщества, «стран с развитой демократией» и т.д.), автор как бы ссылается на авторитет этой группы, как на дополнительный ресурс для придания авторитетности своим суждениям.

Со времен перестройки личное начало вернулось в политические тексты. Более того, отсутствие политической культуры приводило к тому, что появилось множество текстов с резким доминированием персонального начала, персонального слова. Недавно начался обратный процесс некоторой балансировки «я» - «мы». И это абсолютно естественно, потому что в стабильной политической ситуации авторское «я» не должно быть слишком выделено, иначе нарисованная автором картина мира, видение социальных, экономических проблем и путей их решения становятся слишком персонализированными. Текст и трактовки теряют свойства, важные для убеждения и мобилизации аудитории - объективность и готовность учитывать мнение и взгляды аудитории. Однако стоит отметить, сегодня тенденция к коллективному «мы» в политических текстах «партии власти» опять начинает доминировать и напоминать дискурс советского времени.

Еще одна проблема, связанная с адресацией текстов, - это известная проблема оппозиции «мы» - «они». Разбирая тексты, важно отмечать, кто включен в группы «мы» и «они», как описаны «мы» и «они», какие образы возникают. Роль этой оппозиции понятна: положительный образ «нас» относится к конкретной аудитории и получает дополнительные характеристики через оппозицию отрицательным «им».

Необходимо учесть следующие вопросы: каково статусное соотношение адресата и адресанта? автор обращается к нему как равный к равным, сверху вниз или снизу вверх? Соотношение статусов адресата и адресанта, на первый взгляд, полностью зависит от двух параметров: конкретных обстоятельств, контекста ситуации, и от индивидуальных особенностей стиля. Однако кроме этих, всегда важных параметров, есть еще один: каково в данный момент базисное соотношение, какова типичная конфигурация отношений между тремя основными субъектами политического процесса: властью, аудиторией и политическим писателем, оратором. Конфигурация этих отношений зависит от исторической и политической ситуации в обществе.

Содержание текста, прямое слово передается через выбранные определенным образом слова, составленные фразы, через порядок слов, построение текста, и другие приемы. Для выражения своих мыслей автор

использует определенные стилистические, графические, логические формы. Выражение и оформление мыслей кажется и часто является чисто авторским, однако в этом ключе существуют некоторые каноны и правила: например, жанровые закономерности, стилистические и лексические нормы. Кроме того, для каждого актуального в пределах данного общества идеологического дискурса, для каждого распространенного в обществе взгляда на действительность, варианта ответа на главные вопросы существуют наборы риторических средств, выработанных и привычных, в рамках которых и идет обычно обсуждение проблем.

Второй этап включает поиск ответов на следующие вопросы:

· Какие риторические, стилистические, графические средства автор использует?

· Образ автора, образ адресата, образы оппонентов и союзников: «я» -

«мы» - «они»?

· Каковы субъекты действия?

· Каков образ врага, возникающий из текста?

· Какие способы аргументации используются?

· Какова модальность суждений?

Этот вид анализа представляет значительные трудности, так как есть довольно тонкие приемы, которые не воспринимаются как таковые, глаз скользит по ним, не останавливаясь. При чтении, восприятии на слух эти приемы кажутся естественными. Такие приемы все же воспринимаются, но на более глубоком уровне, чем сознательное восприятие. Именно через них, неосознанно, улавливается общая картина мира, авторские симпатии, ценности.

При чтении текста можно не заметить ни одного приема, ни одного четкого заявления о симпатиях автора. Однако если задать себе вопрос, как автор относится к тому, что он описал, как он пытается представить себя, можно догадаться о его позиции. Именно скрытые приемы, которые не воспринимаются на сознательном уровне, помогают в этом. Они работают как бы подспудно, на уровне правил, норм дискурса: коннотаций образов, правил использования кавычек, заглавных букв, логики рассуждения и т.д.

Формы и приемы, с помощью которых авторы оформляют свои мысли, можно подразделить на явные и неявные.

К явным, очевидным приемам относятся:

- построение текста, способ подачи материала автором (с чего начинает, как развивает свою мысль (мысли), чем заканчивает, где помещена главная, «ударная» тема);

- риторические средства и фигуры: низкий, высокий, бюрократический, фольклорный и др. стили, сленг; использование разных стилей в одном тексте; образные средства (простые и распространенные); типы образов (рациональные, эмоциональные, персонально-этические (ценностные) структуры);

- другие риторические средства: инверсии, повторы, единоначатия, призывы, восклицания и др.;

- аргументативные, логические: способ рассуждения и доказательств (логические средства или эмоциональные; тезисная форма или развитие мысли; модальность рассуждений; умозаключения, декларации и пр.);

- графические выделения в тексте и их смысловое значение: кавычки, различные шрифтовые выделения (курсив, жирный шрифт и др., позволяющие выделить значимость); знаки восклицания, вопроса, многоточие.

К неявным приемам и риторическим средствам относятся большая группа инструментов, применяемых в построении политических текстов.

Как это ни странно, иногда приемы бывают неосознанными, то есть авторы используют их неосознанно. Эти характеристики текста часто бывают связаны с мировоззрением авторов и поэтому воспринимаются не как приемы, а как характеристики мировоззрения.

Под модальностью же понимается отношение автора к высказываемому в тексте.

Современный российский политический дискурс - дискурс молодой, и формируется он на основе дискурса тоталитарного. Нынешняя российская политическая аудитория состоит в основном из людей, слабо представляющих суть политического процесса, слабо ориентирующихся в динамике политических сил, в том, какие силы представляют их интересы. Более того, перед рядовым избирателем еще реально стоит такая первичная политическая проблема, как осознание своих интересов: каковы они в общем плане и в чем состоят конкретно; кто выражает его интересы, а кто стремится их ущемить; кто в политической борьбе его союзник, а кто противник.

Реальность же такова, что российское общество является обществом управляемых поданных, а не свободных граждан. Политические выступления агитационного порядка для основной части политической аудитории - явление новое, и относится эта аудитория к таким выступлениям как к развлечению, более или менее интересному. Поэтому основным риторическим приемом являются, и еще долго будут являться, приемы самые броские, самые очевидные, а именно - образы. Более тонкие приемы текстов аудитория еще не различает, во всяком случае, на сознательном уровне, и, следовательно, на них не реагирует. К таким тонким приемам, характеристикам текста и относится модальность вместе с такими приемами, как образ автора текста, подразумеваемая адресация и др.

В демократическом обществе с долгой традицией политических выступлений модальность - это одна из основных характеристик текстов, поскольку модальность много говорит об авторе, о его отношении к актуальным проблемам, его понимании собственной роли. Например, именно модальность отличает выступления дешевого популиста от выступлений серьезного политика, сильного лидера от политика, не уверенного в своих силах.

Модальность различных политических текстов может быть разной: автор может претендовать на то, что он высказывает «истину»; или «одну из точек зрения»; или на то, что «должно» делать; или «объективную картину». Он может ссылаться на других, высказывать неуверенность или быть уверенным в себе, брать ответственность на себя, прятаться за обобщенным

«мы» или говорить от первого (своего) лица.

Отношение автора к своему высказыванию только на первый взгляд кажется чисто индивидуальным. Модальность, как и многие другие характеристики, зависит не только от личности автора, но и от жанра, тематики, а также от существующих в конкретной политической действительности норм дискурса.

Некоторые идеи автор декларирует, но в любом тексте есть комплекс идей и априорных посылок, из которых он исходит как само собой разумеющегося, не декларируя их истинности. В рассмотрение такого комплекса заключается третий этап анализа политического текста.

Этап анализа идей и априорных посылок состоит из двух подэтапов: первый - анализ прямого слова, второй - анализ того, на чем базируются прямые декларации, но о чем автор не говорит. В общем смысле, это анализ приемов с точки зрения того, какие идеи стоят за использованием того или иного приема.

Значительная часть сказанного и написанного автором не имеет прямого политического значения: образы, сравнения, выбор слов, модальность и т.д. Они, как может показаться, не несут ни политической, ни значительной смысловой нагрузки. Однако это не так.

Фундаментом рассуждений о конкретных политических проблемах в тексте служит определенное видение мира, система представлений о мире, ценностях, времени. И это абсолютно естественно: самое простое суждение, например: «Авторитаризм в долгосрочной перспективе нежизнеспособен»,

«Детей бить нельзя» - опирается на опыт человека, на опыт культуры, на опыт человечества (в авторской интерпретации).

Автор в своих прямых декларациях не может представить нам все свое мировоззрение, его задача: описать актуальные проблемы и предложить пути их решения, но он, конечно, опирается на свое представление о мире, на свое знание об окружающем мире, политическом контексте. И от основательности этого фундамента, от аккуратности намеченного, обрисованного контекста зависит основательность и убедительность авторских суждений. Прямое слово автора, его прямые декларации и рассуждения - это лишь верхушка айсберга. Основная же часть находится под водой, ее не видно, как и не видно фундамента здания, но именно благодаря ему здание прочно (или не очень прочно) стоит на поверхности. Поэтому, чтобы добраться до мировоззренческого фундамента, необходимо проделать огромную работу.

Задается этот фундамент, основа рассуждений, контекст описания, идеологическая, мировоззренческая позиция не только в прямых словах, но и выбором слов-образов, модальностью, адресацией и другими риторическими, стилистическими, графическими средствами. По логике аргументации можно понять или почувствовать, в рамках какой идеологической конструкции решает автор конкретные, актуальные для общества проблемы. Анализ риторических средств, анализ системы рассуждений, анализ логических посылок дает возможность прояснить априорные посылки автора текста, определить фундамент, на котором построен.

В своем описание проблем, в том, какие именно проблемы поднимает автор, что он считает главным, в каком контексте он подает эти проблемы, какие пути решения предлагает, он опирается на априорные для него системы оценки, на очевидные для него истины.

Под априорными посылками будут пониматься те идеи, ценности, установки, мнения, из которых автор исходит в своих рассуждениях, то, что он принимает как «естественное», «всем очевидное», то, что с его точки зрения, не требует доказательств. Это тот комплекс идей, на который автор, сознательно или бессознательно, опирается в своих построениях и который имплицитно присутствует в его рассуждениях.

В политических текстах авторы выстраивают иерархию, раздают оценки, произносят суждения. Предлагая аудитории суждении по какому- либо актуальному для нее вопросу, автор описывает проблему, окружающий контекст, пути решения проблемы. Он задает политические приоритеты, ставит какие-то проблемы на первое место, какие-то - на второе и третье, выделяет из окружающей действительности черты, которые, с его точки зрения, наилучшим образом характеризуют саму эту действительность, и не замечает другие черты, которые, в свою очередь, с точки зрения других участников политического процесса, могут являться более значимыми. Совсем не все оценки и суждения при этом получают доказательное подтверждение или даже ссылки общего порядка.

Часть оценок автор излагает напрямую, в особенности те из них, которые касаются актуальной политической борьбы. Обычно речь идет о таких «вторичных» оценках, как отношение к каким-то конкретным проблемам: безработица, продажа земли. «Вторичных», потому что оценки конкретных проблем базируются на общих оценочных структурах: на этических ценностях, убеждениях, видении мира, истории, прогресса и т.д. И если свои оценки конкретных проблем (например, касающихся продажи земли в городах) авторы обычно аргументируют, ссылаясь на свой опыт, на опыт других стран, на имущественные интересы аудитории, на их представления о мире, то как раз то, на чем базируются его собственные оценки, так сказать, «первичного» порядка, обычно не оговаривают и не проясняют. Эти базисные ценности принимаются (и преподносятся) авторами текстов как данность, не требующая доказательств. Между тем именно эти «первичные» оценки определяют важнейшие, глубинные, идеологические, мировоззренческие ориентации автора: что такое «хорошо», что такое «плохо», что он считает «злом», что «добром», какие категории лежат в основе его системы оценок, как он видит ход развития и т.д.

Существуют следующие комплексы априорных посылок:

- ориентационные системы (во времени, в пространстве, истории, в социальной сфере и пр.);

- ценностные структуры (ценностная оценка социальных, политических феноменов, отношений и пр.);

- основные концептуальные схемы понимания, осмысления действительности.

В любом описании, при постановке общественных проблем, разработке их возможных решений можно выделить, по крайней мере, некоторые из основных ориентационных систем. Как автор понимает свое место, место своего общества в Большом времени: мы развиваемся, стоим на месте, идем назад; хорошо или плохо, что мы развиваемся, или стараемся законсервировать ситуацию, или обращаемся к старине как к идеальному обществу. Как автор видит себя и общество в Большом пространстве: мы - центр мира, все другие к нам примыкают; мы - промежуточный мостик, переход (между культурами, частями света, Востоком и Западом); мы - на окраине мира, маргиналы; мы расширяемся или съеживаемся, мы символические Север или Юг, Восток или Запад. И опять же, хорошо это или плохо, то есть с какой оценкой связано видение нашего общества в Большом пространстве. С проблемой времени связано и видение себя и общества в истории: происходит ли развитие, или движение идет по кругу, или его вообще нет, есть ли прогресс или автор видит нашу историю как нисходящую, как регресс. Если прогресс существует, на каком этапе мы находимся, и.т.д.

Ориентация в социальной сфере предполагает выделение из текста того, как автор видит социум: из каких слоев, групп социум состоит, по каким признакам автор различает слои, как эти слои, группы соотносятся друг с другом. Есть ли социальная иерархия, наделенная ценностными характеристиками, статусностью, или группы сосуществуют вне иерархии; какие основные признаки, по которым делится общество: профессиональные, имущественные, половые, возрастные. Есть ли социальный конфликт, где

происходит разделение на «мы» и «они» внутри общества, чем определяется социальный статус. Каково положение автора в социуме, удовлетворяет ли оно его. Что в социальной сфере удовлетворяет автора, и как устроено идеальное общество - желаемое направление социальных изменений.

К важнейшим ценностным ориентациям относятся понимание автором природы добра и зла, характер априорной оценки различных социальных, политических и прочих феноменов, событий. Важно оценить, есть ли в тексте ценностная иерархия: что важнее, что менее важно, что является главным критерием оценки и как это связано с ценностной системой, с авторским пониманием добра и зла.

Основные концептуальные схемы понимания, осмысления действительности - это схемы, лежащие в основе понимания автором текста мира, действительности, структурирования мира. К ним относится использование автором, осмысляющим мир, таких априорных категорий, как:

- система оппозиций («мы» - «они», «добро» - «зло»);

- иерархии (политическая, социальная, этическая и т.д.);

- причинно-следственные схемы (осмысление действительности в причинно-следственных связях, теория заговора (видение действительности, политических проблем как тайного заговора врага), «вредителей», «империи зла», «капиталистического мира», «малого народа», роль непознаваемых, независящих от человека факторов);

- прогрессивный - регрессивный комплексы (осмысление действительности как прогресса, развития, улучшения или как регресса, упадка);

- различные модели действительности (органическая модель (развитие, влияние, расцвет, увядание, старение, упадок), механическая модель (работа идеального механизма, разного рода механистические воздействия на мир, общество - манипуляции, исправление));

- сакральное или секулярное понимание мира.

На последнем этапе нужно свести анализ прямых деклараций и те результаты, которые были получены в ходе анализа риторических средств, идей и априорных посылок.

Все тексты пишутся для определенной аудитории, текст всегда адресован какой-то аудитории. С прагматической точки зрения, текст не бывает вообще хорош или вообще плох. Он хорош или плох для определенной аудитории, в момент произнесения или в момент зрительского восприятия, здесь и сейчас.

В процессе критики текста одна из важнейших задач - понять насколько хорошо писавший данный текст справился с задачей воздействия на целевую аудиторию. Поэтому, разбирая текст, необходимо понять, что там сказано; потом, сообразив все обстоятельства, понять, для кого он написан, кому автор предназначал своей текст, и только после этого нужно делать какие-то выводы относительно текста. То, что одна аудитория воспринимает как дешевый популизм и немедленно отторгает, для другой является ценным символом, способным мобилизовать эту аудиторию. Оценить отдельный прием и текст в целом можно, только зная, для какой аудитории предназначался текст.

Политолог должен не просто понимать, что происходит в стране. Его должно занимать, как понимают происходящее разные группы населения; как их взгляды можно рационализировать, объяснить, например, связав с тем, к какой социальной группе они относятся. Политолог должен видеть по тексту, к кому обращается автор. И он должен уметь оценить, хорошо ли автор выполнил свою задачу именно в отношении данной конкретной группы.

Поэтому для политолога важно изучать общество, важно знать все слои населения, важно как можно больше разговаривать с самыми разными людьми. Это не отменяет важности знания теории, истории, приемов воздействия. Но основной принцип современной демократической политики

- направленность на человека. С чем обратиться к человеку - вот вопрос. И для понимания этого важны и опросы общественного мнения, и косвенные свидетельства, и личный опыт.



Глава 3. Дискрус-анализ современной гражданской поэзии в России

3.1 Идеологическая палитра российской поэзии

3.1.1 Либеральный дискурс в российской поэзии

Большинство авторов поэзии либерального направления, придерживающихся разных его оттенков, скреплены вместе одним журналом под названием «Воздух». Это периодическое издание, выходящее в Москве с 2006 года, посвящено творчеству современных поэтов разных поколений: от ветеранов поэтического цеха до 20-летних писателей. Прямым предшественником «Воздуха» был ежегодник молодых авторов «Вавилон» (1992 - 2003 гг.), а главным оппонентом - старейший поэтический журнал «Арион».

Редактор и основатель «Воздуха» - поэт и филолог, лауреат Премии Андрея Белого Дмитрий Кузьмин. В первом номере он раскрывает понимание поэзии, лежащее в журнала: «Права на существование заслуживают стихи, предлагающие читателю некоторое новое знание и понимание о мире вокруг человека и о мире внутри человека»1. По его мнению, «последние полвека в русской поэзии - эпоха исключительного богатства и разнообразия»2. Поэтому представление единым корпусом поэтов определенного региона (Екатеринбург, Нижний Новгород, Харьков, Челябинск и др.) отражает как теоретический интерес журнала к регионалистике русской поэзии, так и общее стремление к расширению привычного круга публикуемых в столицах авторов.

Книжное приложение к журналу - серия поэтических сборников - появилось осенью 2005 года, то есть еще до появления журнала. В свет вышло уже более 70 книг. Также журнал и издательство «Воздух» ежегодно организовывает Фестиваль гражданской лирики. Последний, третий по счету, фестиваль прошел 23 марта 2012 года в Арт-салоне Центрального дома актера, собрав вместе авторов России и ближнего зарубежья: Линор Горалик, Данилу Давыдова, Станислава Львовского и других.

Не смотря на это, некоторые поэты (например, Дмитрий Воденников) в последние годы признаются о своем неравнодушии ко всему «имперскому», постепенно обнаруживая в своем политическом бессознательном «патриотеческое чудовище». Причина таких перемен кроется во внешних процессах, в общественном контексте 2000-х годов, когда политический либерализм потерял большую долю читателей. Массы начали осуждать либеральные наклонности и присягать державности и имперству.

Однако если поэт нацелен выйти за пределы привычного ему круга лиц, он не может игнорировать внешние идеологические перемены в обществе. Для увеличения массовости читателей авторам необходимо выходить на крупные площадки: газеты и журналы, радиостанции, телеканалы. Ярким примером такой популяризации произведений выступает проект «Гражданин поэт», выходивший сначала на телеканале «Дождь», а после на радиостанции «Эхо Москвы» в преддверии президентских выборов в России 2012 года, и продолжающий его телевизионный проект телеканала

«Дождь» «Господин Хороший» в 2012-2013 гг.

Автор этих проектов Дмитрий Быков известен широким общественным массам. Еще в конце 80-х годов прошлого века его имя привлекало к себе читателей, так как он принадлежал к молодому и незнакомому племени стихотворцев наступающей эпохи гласности. Тогда «к нему присматривались, с ним связывали надежды и ожидания, в перспективе его видели одной из ключевых фигур поколения уже по-настоящему недоцензурной литературы»1. Действительно, сейчас Д. Быков входит в число наиболее узнаваемых современных поэтов.

Голосом либеральных идей проекта «Гражданин поэт» выступает заслуженный артист Российской Федерации Михаил Ефремов. С помощью литературной стилизации под самых разных поэтов, от Некрасова и Твардовского до Цоя и Высоцкого, в жанре политической сатиры транслируются настроения либеральной общественности современной эпохи.

Согласно теории Быкова, «Россия живет 800 лет без истории, а может быть и больше»1. Социальная история в нашей стране вот уже который век ездит по некоему замкнутому кругу, и поэтому она подобна именно природе, а не истории, которая, как в западных и потому более «нормальных» странах, движется по прямой линии.

Порой в российском обществе рождается обособленный слой свободолюбивых и образованных людей, пытающихся вырваться из цикла русской селекции. Однако и сам этот рывок, и все его последствия заранее известны и фатально запрограммированы к упадку и отрицательной цикличности: «Изменить ход российской истории нельзя, пока не произойдет качественное изменение населения; пока у него не появится багаж знаний, чувство, что это его страна, и соответствующая историческая ответственность».2

С этим ощущением фатальности и горя существует лирический герой

«Гражданина поэта». Вот, например, в стихотворении «Песнь о дуривестнике» о митингах протеста на Болотной площади в Москве 10 декабря 2011 дается отрицательный прогноз развития России:

«Рядом мечется сорока -- и кричит на той же фене ж:

«Все простудитесь -- и тока, ни фига же не изменишь!

Лишь отстой -- судьба России. Дайте ж ей скатиться плавно». И всего невыносимей то, что это, в общем, правда».3

В одном из первых стихотворений проекта «Граждане бесы», вышедшего в эфир 18 апреля 2011 года, Д. Быков дает прогноз развитию страны, предполагая невозможность ее распада по «горбачевскому сценарию»: раскол тандема Медведев-Путин и появление нового, альтернативного вождя:

«Горе, малый я не сильный! Съест упырь меня совсем! Что же станется с Россией, коль расколется тандем? Разделенье по Уралу, как мечталось на веку,

Чтобы Запад - либералу, а Восток - силовику?»1

Позже, в 2013 году, в интервью интернет-газете Znak.com поэт говорит о скорой смене политической системы России и вариантах развития этих событий: «…полный распад по сценарию весны-лета 1917 года (маловероятен и крайне нежелательно) либо реформаторская коалиция, которая победит на законных выборах».2

В конце 2011 года прогремел скандал, связанный с фальсификацией партийных выборов в Государственную Думу: тогда говорилось о вбросе избирательных бюллетеней и знаменитой ошибкой предварительных итогов голосов, допущенной в прямом эфире телеканала «Россия-24» (сумма голосов, полученных партиями, превышала 100%). По итогам этих событий в эфир «Эха» выходит стихотворение «Спасибо, что бухой», в котором лирический герой говорит о «любви» российского народа ко всему проходящему:

«Весь край, где снег и пробки, вонь и лужи, Где если кто не сволочь, то дебил,

Но главное - уменье сделать хуже,

Чтоб я потом все это полюбил. Нацисты ждут, готовятся нацмены, На выборах бардак, кранты рублю - Но впереди такие перемены,

Что я, глядишь, и это полюблю…»1

На «прямую линию» Путина 15 декабря 2011, запомнившуюся телезрителям репликой о бандерлогах, Быков откликнулся сатирическими стихами «Свежий закон джунглей». С помощью метафорических средств изображения реальности, поэт передает отношение российского премьер- министра В.В. Путина к существующей оппозиции:

«- Но есть еще бандерлоги, - в ответ прошипел удав.

- Ведут свои бандер-блоги, законы джунглей предав. Они не блюдут закона, не думают головой,

И я для них не икона, а лишь червяк дождевой!»2

Отношение оппозиции к премьеру было показано немного ранее в эмоционально-ярком стихотворении «Wow! Кампания какая!», которое передает атмосферу массовых митингов протеста «За честные выборы», развернувшихся 4 февраля 2012 года:

«ЇНе сделать из России Второй СССР!? -

А самые крутые

Кричат, что Хутин пэр».3

В конце 2011 года в России произошло еще одно крупное событие - Русский марш, собравший, по разным оценкам, от 10 до 25 тысяч человек. Подобные шествия и митинги приурочены к празднованию Дня народного единства (4 ноября) и были учреждены в 2005 году. Они представляют собой протестный политический ритуал с постоянными лозунгами: «Слава России!», «Мы - Русские!», «Русские, вперед!». Так, можно говорить о возрастании тенденций изоляционизма и распространению националистических идей среди граждан. Однако в стихотворении «Ходячий больной» созданный Быковым лирический герой, отправляясь на Русский марш, находится в некотором смятении:

«Гастарбайтеров тянем на жиле И кавказцев катаем на шее…

Кто там русский - они не решили, Но, наверное, тот, кто страшнее».1

Герой стихотворения Быкова является олицетворением стойкого российского народа, который не только соглашается со всей транслируемой центральными СМИ пропагандой, но и благодарен существующей власти:

«Его и климат не доконал. Навоза вокруг -

крещендо!

И первый канал, и второй канал

Его орошают щедро. Раздут нитратом, отмыт до блеску, Умеет сказать красиво:

Его пихаешь в овощерезку, А он говорит:

- Спасибо!»2

Проект «Гражданин поэт» завершился 5 марта 2012 года, на следующий день после президентских выборов, стихотворением «На смерть проекта». Путинская эпоха «мягкого авторитаризма» дала Быкову уникальный шанс - побыть «высмеивателем» без особенных для себя проблем, максимум которых - скандал с «Дождем», снявшим их с эфира из- за излишней остроты. «Гражданин поэт» позволил автору сбросить четверть века и почувствовать себя в конце 80-х, публично исполняющим на перестроечном Арбате смешную и разоблачительную «правду» в духе модных тогда уличных стихов: «Уж лучше пьяный Ельцин, чем трезвый Горбачев!».

Литературный популизм обязывает к учету коллективного опыта. Наверное, поэтому Быков, в отличие от многих либералов, вспоминает о 90-х прежде всего как о социальной трагедии и распаде прежних культурных связей, а вовсе не как о веселом времени максимальных возможностей стихийного капитализма. Последнее поколение советской интеллигенции находилось на острие перестроечного отрицания «совка», но в результате крушения этого самого «совка» в 90-х, именно интеллигенция потеряла свой прежний статус в обществе, не приобретя ничего взамен, и Быков, при всем его успехе, воспринимает это разочарование как сво?.

В целом, «Гражданин поэт» можно назвать явлением переходной эпохи. Д. Быков в интервью для портала Neva24 упомянул о серьезности выдвигаемых им идей: «Сейчас надо говорить серьезно, потому что наверху пошла такая клоунада, что противопоставить этому можно только в том числе и серьезность»1. Видимо, поэтому осенью 2012 года проект возродился в новом формате и начал называться «Господин Хороший».

Автором «Господина Хорошего» становится не только Дмитрий Быков, но и музыкант Вася Обломов, поэт Орлуша (Андрей Орлов). Теперь проект реализуется в качестве еженедельной итоговой программы на телеканале

«Дождь», а также происходят частичные трансляции в эфире «Эха Москвы». Жанровый набор проекта расширился: от пародий на русских классиков до частушек, басен, советских песен и шансона.

На протяжении всего проекта лейтмотивом проходит мысль о

«послушании» русского народа, который «охотно идет вслед за любым вождем, лишь бы не думать самому, и сваливает на этого вождя все свои проблемы»1. Причем этой мысли верен не только Д. Быков, но и другие авторы проекта. Например, Вася Обломов в стихотворении «Всегда Готовченко» описывает покорность народа к инициативе Президента о введении норм ГТО:

«Стоит Великая Россия, Вся в рамках нормы ГТО.

И Вождь - глава, и Вождь - мессия. А мы-то кто? А мы - никто!»2

Далее эта проблема затрагивается в стихотворении «Палево небесное», в котором лирический герой называет народ буддистом:

«Народ, я думаю, буддист Как было при царе Иване:

К нему взывают: «Пробудись!», А он давно уже в нирване».3

Также проблема покорности и расслабленности народа затрагивается в стихотворении «Оптимистка»:

«Наш народ всегда расслаблен, Даже если по лбу грабли.

Те же грабли десять раз - Фиг вы огорчите нас».1

Ярко освещается и проблема алкоголизма среди народа, который

«заливает глаза» с начала дня, в отличие от «злой» оппозиции:

«Вот оппозиция зовется средним классом.

И всем бы хороша, но жажду лечит квасом. От этого она и блеет как коза.

И недовольна всем.

Чуть что - грубит смотрящим.

А остальной народ с утра зальет глаза

И видит ими то, на что укажет ящик».2

В одном из интервью в ходе проекта Д. Быков заявляет: «Работа Координационного совета [оппозиции] - оттягивать на себя максимум ненависти со стороны государства, лоялистов, надсхваточных мудрецов и разочарованных либералов».3 Поэтому в стихотворении «Невеселые картинки», посвященное приказу Минздрава «об утверждении предупредительных надписей о вреде курения, сопровождаемых рисунками», лирический герой предлагает ввести предупреждающие знаки, например, для ОМОНа:

«На ОМОНе - две картинки: Спереди и сзади.

ЇТам по морде бьют дубинкой

С белой лентой дядю?.»1

Разруха, царящая в России, описывается в стихотворении «Сказка о старухе Їсверхдержаве? и рыбке». Лирический герой предполагает, что необходимо построить новое государство с новым режимом и новыми героями, так как, по мнению Д. Быкова, «страна за Путина ровно до тех пор, пока тупик его политики не станет очевиден»2:

«Из однажды разбитого корыта Ничего уже путного не выйдет. Чтоб отечество стало знаменито И навеки победило разруху,

Надо выстрогать другое корыто И придать ему другую старуху».3

Стихотворение «Хижина Дяди Сэма» пронизано пессимистическим настроением лирического героя, в роли которого выступает одно из главных лиц государства - премьер-министр Д.А. Медведева. Он просит главу государства о разделении «полномочий»:

«Твои возможности круты И велики твои таланты.

Борьба с режимом - это ты, Абсурд и хамство - это ты, Ворье и чистки - это ты,

А я - сочувствие и гранты, И, если надо, эмигранты,

когда приблизятся кранты».1

Таким образом, главной мыслью этих двух проектов предстает возможность преодоления «путинизма» - нынешнего состояния России, в которой все насущные проблемы либо объявляются внедрением во внутреннюю политику западных стран, либо заливаются деньгами. А главный автор проектов, поэт Д. Быков, говорит, что его основная цель состоит не в том, чтобы повлиять на мнения россиян, а в том, чтобы напоминать людям об абсолютных ценностях человечества.

В этом можно убедиться, прочитав последний вышедший в 2015 году сборник Д. Быкова «Ясно. Новые стихи и письма счастья». Вторая часть сборника «Письма счастья» посвящена именно политическим фельетонам, получившимся особо острыми, язвительными, злословными. Поэт не скупится на обвинения в элитарности и закрытости властных кругов:

«Сегодня видно безо вся- ких: беда у путинской эскадры - резервы питерских иссякли, в расход пошли другие кадры! Не надо быть великим кормчим, чтоб сделать вывод обалдело: пери- од питерский закончен, пошел тагильский, тоже дело. Пора во власть Уралу влиться, а то одни и те же лица: быть культурная столица, пришла вагонная столица… Иной расклад у нас неведом, и раз пошла такая мода - во власть полезет за полпредом толпа с «Уралвагонза- вода»: их труд нелегок, слово метко, их гордый нрав не терпит спора - но это лучше, чем разведка, и много лучше, чем контора».2

Свои размышления по поводу национальной идеи России Быков передает в стихотворении «Идеологическое»:

«Наши правила нестрогие нам понятней и родней: нам нужна идеология, чтоб хихикали над ней, чтобы, ше- ствуя болотами в шатком воинском строю, мы глушили анекдотами совесть едкую свою; чтоб не с Черчиллем, не с Никсоном, не с концепцией любой - а вот с нею бы сравниться нам и гордиться бы собой. Под Хруще- вым и под Сталиным, Александром и Петром - нам привычней, чтобы врали нам, чтобы каялись потом, чтоб работал принцип парности, чтобы с рыльцами в пуху все подонки и бездарности оставались наверху, а страна - отдельно, к счастию, - с кротким именем Христа оставалась непричастною и считалась бы чи-

ста. Это чую в русском слоге я, в этом наше бытие - нам нужна идеология, чтоб спасаться от нее…»1