Возникает парадоксальная ситуация: глобализация одновременно повышает требования к политике национального государства и сужает его возможности. Стремясь обеспечить конкурентоспособность "своих" ТНК, сохранить в стране капитал и рабочие места и привлечь новые инвестиции, правительства снимают с них социальную ответственность и тем самым способствуют снижению реального уровня заработной платы, сокращают социальные программы, разрушая в Европе знаменитое "социальное государство", и проявляют недопустимое в условиях глобализации невнимание к вопросам защиты окружающей среды. В то же время еще никогда капитал не был до такой степени освобожден от социальной ответственности и обязательств перед обществом и государством.

Таким образом, закон прибыли подрывает устои национального государства, которое, в свою очередь, вынуждено постоянно заниматься "экономической политикой", однако национальное государство - это основа существования либеральной демократии. Опыт свидетельствует, что действует отрицательная корреляция как между падающей управленческой способностью государства и экономической эффективностью, так и между падающей управленческой способностью государства и демократией. Значит, проблематичным в новых условиях становится и сохранение демократии. В результате проблемы умножаются, а способности национальных институтов справиться с ними сокращаются.

Изменение роли государства в экономике и в функционировании важнейших для жизнедеятельности общества элементов инфраструктуры стало доминантой совпавших неолиберальной и неоконсервативной революций последних двух десятилетий XX в. Приватизация - таков универсальный инструмент, с помощью которого происходит вытеснение государства из важнейших сфер общества. В рамках так называемого Вашингтонского консенсуса произошел разрыв с либеральной традицией XX в., усматривающей в государственном вмешательстве гарантию поддержания либерального правопорядка в общественной жизни. Целью приватизации является коммерциализация сфер, которые "освобождает" государство, что, согласно рецептам экспертов МВФ и ВТО, только и обеспечивает интеграцию в систему глобальных рынков.

Именно "связка" приватизации и коммерциализации, составляющая действительный механизм процесса экономической глобализации, в результате ведет не только к "ослаблению" национального государства, но и к разрушению сложившихся институтов гражданского общества. Коммерциализация общественных благ и услуг усиливает социальное неравенство и ограничивает, возможности каждого человека в получении качественного образования или в доступе к информационным ресурсам. Приватизация резко сужает область общественных дел, непосредственно затрагивающих каждого гражданина, и, в конечном счете, ведет к тому, что частные интересы граждан вытесняют на периферию общие интересы гражданского общества. В результате во всех странах Запада гражданская позиция становится реликтовой, ее подменяют потребительские формы самоидентификации, происходит разрушение системы институтов, связанных с коллективным социальным и политическим действием, нарастает кризис гражданственности, инфантилизация становится повсеместным глобальным явлением, а вопрос о личной ответственности за дела общества делегируется власть предержащим - корпорациям, вождям и др.

Таким образом, основным конфликтом рубежа тысячелетий стало столкновение между дезинтеграцией и снижением эффективности и демократичности национальных государств и растущей экономической, культурной и политической глобализацией.

Национальные границы начинают исчезать под натиском транснациональных компаний и международных финансовых институтов, осуществляющих диктат в отношении стран, не входящих в "золотой миллиард". Власть в разных регионах мира с разной "скоростью" и с разной степенью "добровольности", но неуклонно передается на транснациональный уровень, лишая государства все большей части суверенитета. Местные культуры с все возрастающей интенсивностью подвергаются посредством глобальных СМИ воздействию унифицирующей моды и инновационных тенденций, источником которых преимущественно является Запад, и прежде всего США.

Барьеры, прежде всего географические и временные, разрушаются. Интенсивность культурных и информационных обменов, многократно усиленная новейшими средствами коммуникации, делает малоэффективными попытки автаркии, самоизоляции и сохранения "единой национальной культуры" - одного из главных маркеров национального государства в условиях глобализации. Процессы глобализации, уверенно направляемые транснациональными корпорациями и международными финансовыми спекулянтами к обществу "одной пятой", где 80% населения не будет иметь работы и будет жить на подачки 20% состоятельных граждан, контролирующих все ресурсы, создают новые социальные барьеры, а культурные расколы уже привели к возникновению в промышленно развитых странах антиглобалистского движения. Это, ставшее привычным, название не точно, сами его участники говорят о "глобальном антикапиталистическом движении".

В развитых странах идут процессы закрытия любых производств и перенос их в третьи страны с дешевой рабочей силой, сырьем и энергоресурсами (только там производство приносит доход), в то время как внутри этих стран растет безработица. Ведь в развитых странах стоимость одного часа труда уже самая высокая в мире. Это мешает конкуренции на международных рынках (европейские подразделения автогигантов почти все убыточны и поэтому бизнес в основном создает новые рабочие места за границей).

Следовательно, против глобализации бунтуют отнюдь не нищие маргиналы, а, прежде всего молодые представители средних слоев, испытывающие страх перед безработицей, перед кризисом социального государства, перспективой потерять свое привилегированное положение.

Известно, что первое громкое выступление "масс" против процессов глобализации произошло в американском Сиэтле в конце ноября - начале декабря 1999 г. во время очередной сессии Всемирной торговой организации (ВТО). За этим последовали массовые акции в Вашингтоне, Праге, Ницце (2000), Давосе (2000, 2001), Генуе (2001) и т.д., где очередные съезды "дирижеров" глобального мира вызвали массовые беспорядки. Критике подвергается неолиберальная глобализация, становление глобальных финансовых рынков и все, что связано с ТНК. С течением времени антиглобалистское движение стало более массовым и значительно "покраснело". Политические требования выдвигаются, но в основном дело ограничивается критикой мировых экономических порядков, особенно глобальных рынков.

Против ряда последствий глобализации выступают и профсоюзы (занятость, инвестиции и др.). Однако оппозиция неолиберальной модели глобализации не имеет единой политической и идеологической платформы. Традиционные левые политические идеологии и движения оказались в глубоком кризисе, хотя коммунисты стоят у власти в некоторых странах (Китай, Вьетнам, Куба, Северная Корея). Многие партии и группировки, сохранившие приверженность ортодоксальной коммунистической идеологии, крайне негативно относятся к глобализации, хотя К. Маркс связывал с аналогичным процессом в XIX в. надежды на осуществление своих концепций.

Международное социал-демократическое движение пытается выработать свои собственные подходы к глобализации, обосновать возможность ее альтернативного, "гуманистического" варианта. Однако на национальном уровне социал-демократы, находясь у власти, не способны реализовать свою традиционную социально-экономическую программу и вынуждены проводить такую же неолиберальную политику, как консерваторы и либералы.

Вместе с тем, по мнению ряда левых исследователей и самих антиглобалистов, именно сегодня появились реальные предпосылки для формирования международного глобального общества не на словах, а на деле. Новые средства коммуникации и информационные технологии позволяют неправительственным организациям и движениям, отдельным индивидам более тесно взаимодействовать, вырабатывать общие позиции и в конечном счете оказывать воздействие на экономические и политические процессы.

Как это ни парадоксально, но у непримиримых противников - антиглобалистов-радикалов и глобалистов-неолибералов есть немало общего. И неолибералы, и радикалы выступают за ослабление государства с той лишь разницей, что неолибералы видят этот процесс как демонтаж государственной структуры и дерегулирование посредством рынка, а радикалы предпочитают говорить о самоуправляющихся предприятиях, независимом труде и общине наряду с институтами демократического правления. Неолибералы возлагают надежды на эффективное политическое руководство (в ущерб бюрократии) и институты для поддержания мировой свободной торговли, а радикалы рассчитывают на социальные движения, неправительственные организации и социальные изменения "снизу", т.е. на гражданское общество. При всех различиях и те и другие прогнозируют ослабление государственных структур. Следует учитывать, что движение антиглобалистов не едино и не имеет общего управляющего центра.

3. Этнополитические процессы в современном мире.

Реакцией на ослабление национального государства под напором процессов глобализации стали "локальный" национализм и "этническое возрождение", в том числе и в промышленно развитых странах.

В результате массовой послевоенной эмиграции, прежде всего из стран третьего мира, в Соединенных Штатах и Западной Европе все в большей степени формируются полиэтнические и мультикультурные общества

США возникли как нация эмигрантов и всегда черпали жизненные силы в активной иммиграции, однако если в 1910 г. среди стран, "поставлявших" наибольшее количество переселенцев, неевропейскими были всего две, то к 1990 г. все десять относятся к Восточной Азии и Карибскому бассейну (Мексика, Филиппины, Южная Корея, Куба, Индия, Китай, Доминиканская Республика, Вьетнам, Ямайка, Гаити), т.е. к регионам, где ценностные ориентации существенно отличаются от североамериканских. Показательна и динамика роста иммиграции из этих регионов. Только за 1940-1980-е гг. число иммигрантов из Латинской Америки возросло в 27,1 раза, а из Азии - в 88 раз. Общий образовательный и культурный уровень иммигрантов крайне низок: в 1995 г., когда 12% коренного населения США не имели полного школьного образования, доля таковых среди легальных иммигрантов превышала 40%; средний же уровень их образования был в 4 раза ниже, чем у среднего американца. Неудивительно, что уделом иммигрантов оказывается работа в низкооплачиваемых секторах хозяйства и обособление от коренного населения. Как результат возникают новые культурные барьеры внутри страны. Новые иммигранты образуют диаспоры и локальные сообщества, живущие по "своим законам" и лишь формально принимающие законы своей новой родины. Концепция "плавильного тигля" оказалась неадекватной для описания всей сложности этнических процессов в американском обществе.

Несмотря на то, что страны ЕС расположены в относительной близости от явно перенаселенных и политически нестабильных регионов, таких как Северная Африка и Ближний Восток, а разрыв в доходах населения стран Европы и соседствующих с ними Марокко, Туниса или Турции гораздо масштабней разрыва между США и Мексикой, проблема формирования многонациональных сообществ стоит в ЕС менее остро, чем в США. Хотя общая численность иммигрантов, прибывших в 15 стран ЕС почти удвоилось за 10 лет (с 1985 по 1995 г. - с 7,8 до 14,7 млн. человек), доля в общем населении остается не слишком высокой - около 3,8%, существенно варьируя в зависимости от той или иной страны: от 1,8% в Испании и Португалии и 2,1% в Италии до 8,9% в Германии и 9,1% в Австрии.

Особо следует отметить, что европейская иммиграция конца XX - начала XXI в. четко разделяется на две части:

1) реиммиграцию;

2) приток населения из близких к Европе малоразвитых стран. Среди десяти национальных групп, поставлявших наибольшее число иммигрантов в страны ЕС, в 1996 г. не европейскими по своему происхождению были лишь турки; первые три строчки в этом списке занимали репатриирующиеся немцы, лица британского происхождения и выходцы из стран бывшего Советского Союза.

В западноевропейских странах также формируются все более крупные меньшинства, зачастую создающие в крупных городах свои анклавные поселения, в которых они стремятся сохранить свою этнокультурную идентичность, основанную чаще всего на исламе. На этой основе в странах Запада формируется неинтегрированный в социальную систему новый низший класс, своего рода "новые изгои". Поэтому неравенство по-прежнему нарастает, а, следовательно, усиливается иерархичность социальных групп, что служит питательной средой для различных социальных движений, в том числе под знаменами культурного и этнического фундаментализма.

В 1990-е гг. в контексте воздействия мощных глобальных сил, которые в постоянно растущих масштабах перемещают финансы, технологии, капитал, рабочую силу через национальные границы, крупные города мира становятся главной ареной социальных изменений, а следствие этого - обострение многих проблем современности, ведь именно сюда направляются потоки новых мигрантов

Наиболее быстрым и радикальным изменениям чаще всего подвергаются самые крупные и развитые города стран Запада. В последние годы исследователи отмечают в современных мегаполисах повышение степени социального неравенства, обострение культурных и этнических конфликтов, усиление политической нестабильности. Для того чтобы эту угрозу предотвратить, необходимо повернуть вспять процесс обнищания широких слоев населения. Однако чтобы достигнуть всеобъемлющего улучшения, валовой экономический продукт должен вырасти примерно в 5 раз за 50 лет. Валовое производство энергии необходимо увеличить примерно в 3 раза, а производство продуктов удвоить. Чтобы избежать потенциально катастрофических последствий для глобального климата (т.е. не увеличивать выброс углекислоты в атмосферу), нужно перевести энергетику с преобладающего использования ископаемого топлива (ныне более 70%), на неископаемое (довести до тех же 70%). Но сегодня нет каких-либо институциональных структур и мотивов, способных организовать этот переход.

По мнению некоторых исследователей, накопление и обострение социальных противоречий в постиндустриальных странах может привести к возникновению конфликтов, которые будут иметь куда большее значение для судеб человечества, чем развитие событий на мировой периферии. Крупные города являются тем местом, где большое число людей живет в тесном контакте друг с другом, в тесной взаимосвязи и где возникает большинство социальных проблем. В развитых странах мегаполисы оказались сегодня перед лицом серьезных изменений в социальной, этнической и демографической структуре, а также в самом стиле жизни в связи с большим притоком иммигрантов из бедных стран, не адаптированных к новой социальной и культурной реальности. Теперь вопрос стоит так: сумеет ли западная цивилизация культурно ассимилировать десятки миллионов представителей других цивилизаций и рас, не прибегая к насилию и соблюдая права человека?

Глобальные процессы и порождаемые ими вызовы неизбежно провоцируют массовую реакцию отторжения. С середины 1920-х и до середины 1970-х гг. имущественное неравенство в промышленно развитых странах уменьшалось. С середины 1970-х гг. оно столь же устойчиво растет. Так, в США в 1990-х гг., несмотря на экономический рост, разрыв в доходах между имеющими высшее образование и не имеющими его увеличился на 25-30%. Восемьдесят процентов наемной рабочей силы переживает снижение реальной заработной платы. Многие граждане вину за это возлагают на легальных и, особенно, нелегальных иммигрантов, отсюда рост национализма и ксенофобии. В результате США ужесточает иммиграционную политику и правила временного пребывания на своей территории (особенно после 11 сентября 2001 г.).

Для стран Европейского союза характерным стало акцентирование внимания на проблеме иностранцев, ограничение прав иммигрантов, выдвижение на первый план лозунгов защиты национальной идентичности и даже применение насилия по отношению к этнически и расово чуждым группам. Идея открытости в Западной Европе отступает под натиском стремления сохранить "свою" зону процветания для "своих", создать некую эксклюзивную европейскую демократию, что приводит на практике к сочетанию межнациональной толерантности внутри ЕС с отношением к иммигрантам как к чуждым элементам. С начала 1990-х гг. стали ужесточаться правила иммиграции и в страны Европейского союза. В результате иммиграция из-за пределов ЕС с 1991 по 1995 г. сократилась более чем на треть.

В странах Западной Европы сегодня в невиданных прежде масштабах проявились центробежные тенденции. Если ранее они наблюдались в Испании (Страна Басков, Каталония), Италии (проблемы Южного Тироля, Севера и Юга страны), Бельгии (валлоны и фламандцы), Великобритании (Северная Ирландия), Франции (Корсика), то теперь к ним прибавились набирающее силу движение за независимость Шотландии, возрастающее соперничество между южными землями ФРГ во главе с Баварией, которая не забывает о своем статусе "Свободного государства Баварии", и федеральным центром, обвиняемым в превышении его полномочий. Есть некоторые признаки разрушения национального консенсуса в мультилингвистической Швейцарии, появились влиятельные праворадикальные партии в благополучных Голландии (партия П. Фортейна), Дании (Партия прогресса, Датская народная партия), Норвегии (Партия прогресса) и других странах. Европейская интеграция, как это ни парадоксально, одновременно является надеждой политических руководителей "внутренних наций": Шотландии, испанской Страны Басков, Каталонии, Галисии, Фландрии и др., видящих в европейской схеме рычаг, с помощью которого можно заставить считаться сначала с их стремлением к более широкому суверенитету, а затем с самыми радикальными чаяниями и прийти к формальной независимости, признанной Союзом". Признание в феврале 2008 г. рядом стран ЕС "независимости" края Косово делает такие надежды небеспочвенными.

Совсем не случайны также электоральные и политические достижения праворадикального Национального фронта Жана-Мари Ле Пэна во Франции и правопопулистской Австрийской партии свободы Йорга Хайдера в Австрии, Национал-демократической партии в восточных землях ФРГ, устойчивый рост популярности сепаратистских партий в Квебеке, Шотландии, Фландрии, "Лиги севера" в Италии. Помимо традиционных обвинений в адрес иностранцев их политическая пропаганда направлена также против неэффективного центрального правительства, "брюссельской бюрократии", и в качестве панацеи содержит требования политического обособления "своих" регионов от бедных, которые, по их мнению, живут за чужой счет.