Развитие системы фатической метакоммуникации в английском дискурсе XVI–XX вв.

условием искренности в СБ в отличие от включенного типа фатического метадискурса является искреннее стремление коммуникантов к диалогу как способу совместного времяпровождения;

отличие иллокутивной цели усматриваем в наличии компонента удовольствия в автономном фатическом метадискурсе; общей коммуникативной целью в данном случае является приятное времяпровождение, стремление развлечь и доставить удовольствие общающимся сторонам (эстетическая функция речи). Участники общения стремятся наиболее благоприятно выглядеть в глазах собеседника, и беглость речи, и ее элегантная форма часто используются не для того, чтобы выразить себя, а для того, чтобы закумуфлировать истинные чувства [193]. Этот фактор акцентирует связь РА фатических метакоммуникативов автономного типа с экспрессивами, частью которых они являются.

РА фатический метакоммуникатив автономного типа обладает свойствами, соответствующими ритуальному и игровому характеру СБ. По определению В.И. Карасика, ритуал - “это закрепленная традиция, последовательность символически значимых действий” [69: 397]. Как всякий ритуал, СБ интегрирует участников события в единую группу, вырабатывает общее отношение к чему-либо, осуществляется в заданной форме по определенным правилам (обладает фиксирующей функцией) [69:399]. Последнее связывает СБ с речевым этикетом. Светское общение, в отличие от ритуального дискурса - институционального общения, протекает, как правило, в бытовой сфере. Справедливо считать его ритуализованной формой речевого общения, обладающего своей схемой развертывания речевых ходов и содержанием.

Ритуальность СБ ориентирована на сохранение статусных отношений между участниками, ритуал светского общения требует наличия минимум двух сторон, а также возможного “пассивного слушателя” [119]. СБ не может протекать в виде монолога. Наличие зрителя связывает СБ с понятием игры. Нередко отдельные речевые ходы “разыгрываются” участниками в расчете на адресата:

The complaints and lamentations which politeness had hitherto restrained, now burst forth universally; and they all agreed again and again how provoking it was to be so disappointed.

`I can guess what his business is, however,' said Mrs. Jennings, exultingly.

`Can you, ma'am?' said almost everybody.

`Yes; it is about Miss Williams, I am sure.'

`And who is Miss Williams?'asked Marianne.

`What! Do not you know who Miss Williams is?I am sure you must have heard of her before. She is a relation of the Colonel's, my dear - a very near relation. We will not say how near, for fear of shocking the young ladies '

(J. Austen)

В целом СБ имеет игровой характер: по Й. Хейзинге, игра - это “действие, протекающее в определенных рамках места, времени и смысла в обозримом порядке по добровольно принятым правилам и вне сферы материальной пользы или необходимости /…/ само действие сопровождается чувствами подъема и напряжения и несет с собой радость и разрядку”
[158: 216-217] .

Соревновательный характер СБ соответствует идее состязания как главного элемента общественной жизни и культуры. С одной стороны, соревновательность позволяет коммуникантам проявить искусность, остроумие, показать себя в наилучшем свете, что соответствует одной из психологических основ человека - стремлению превзойти и победить. С другой стороны, языковая игра - это варьирование плана выражения и содержания языковых единиц “вплоть до нарушения норм на разных уровнях языка с целью самовыражения, эмоционального воздействия на адресата и для получения гедонистического эффекта (т.е. эффекта удовольствия) языковой импровизации” [163: 46-47]. Состязательность СБ объясняет наличие языковой игры, элементов комического в речевых ходах ее участников. По нашим данным, в СБ обнаруживаются парадоксы, анекдоты, шутки, каламбуры, пародии и др.:

Mrs Hushabye. Oh, you are impossible, Alfred. Here I am devoting myself to you; and you think of nothing but your ridiculous presentiment. You bore me. Come and talk poetry to me under the stars. [She drags him away into the darkness].

Mangan [tearfully, as he disappears] Yes: it's all very well to make fun of me; but if you only knew -

Hector [impatiently] How is all this going to end?

Mazzini. It won't end, Mr Hushabye. Life doesn't end: it goes on.

Ellie. Oh, it can't go on for ever. I'm always expecting something. I don't know what it is; but life must come to a point sometime. (B. Shaw)

Речевая деятельность в СБ совмещает ведущую функцию социального регулирования с подчиненной ей когнитивно-информативной. В этом смысле СБ, как и игра, есть излишество, потребность в ней диктуется функцией культуры, она протекает “в свободное время” [158: 20].

Не являясь целью СБ, когнитивная информация в ней ограничена. Это проявляется в характере пропозиций РА фатических метакоммуникативов: они низкоэнтропийны, не детализированы, не затрагивают существенных, дискуссионных, требующих доказательства аспектов. С этим связана схематичность построения речевых ходов, основанных на повторении ключевых слов, и относительная краткость речевого вклада (по нашим данным ходы составляют в среднем два-три РА):

`It is enough,' said he; `to say that he is unlike Fanny is enough. It implies everything amiable. I love him already.'

`I think you will like him,' said Elinor, `when you know more of him.'

`Like him!' replied her mother with a smile. `I can feel no sentiment of

approbation of love'

`You may esteem him.'

`I have never yet known what it was to separate esteem and love.' (J. Austen)

СБ, как и игра, является времяпровождением ради удовольствия, формой досуга. В композиционном отношении данный речевой жанр строится для достижения разрядки, спада напряжения [40: 85; 158]. Как указывает М.М. Бахтин, “...жанрами нужно хорошо владеть”, а неумение вести СБ объясняется неумением владеть репертуаром жанров СБ, отсутствием достаточного запаса представлений о быстро и непринужденно образуемых композиционно-стилистических формах, “неумением вовремя взять слово, правильно начать и правильно кончить” [9: 337].

Речевое взаимодействие, осуществляемое в СБ, характеризуется также косвенностью выражения [42; 30; 127; 138; 137], причем СБ и ее разновидности (флирт и т.п.) отличаются низкой степенью косвенности [40: 86].

Существуют запретные темы, а также темы, на которые в СБ можно говорит только иносказательно, посредством эвфемизмом. Так, внешняя информативная “нагруженность” высказываний [там же] контрастирует с действительным фатическим предназначением СБ, в которой важна не информация, а сам факт общения. Последнее еще раз акцентирует самодостаточность и самоценность СБ, роднящую ее с игрой, в которой “целеполагание заключается в самом процессе ” [158: 88]:

`Why don't you ever send your work to exhibition?' I asked. `I should have thought you'd like to know what people thought about it.'

`Would you?'

I cannot describe the unmeasurable contempt he put into the two words.

`Don't you want fame? It's something that most artists haven't been indifferent to.'

`Children. How can you care for the opinion of the crowd, when you don't care twopence for the opinion of the individual?'

`We're not all reasonable beings,' I laughed.

`Who makes fame? Critics, writers, stockbrokers, women.'

`Wouldn't give you a rather pleasant sensation to think of people you didn't know and had never seen receiving emotions, subtle and passionate, from the work of your hands? Everyone likes power. I can't imagine a more wonderful exercise of it than to move the souls of men to pity of terror.'

`Melodrama.' (W. Maugham)

Сказанное позволяет считать автономный фатический метадискурс разновидностью фатического метадискурса, в котором общая цель регулирования речевого воздействия осуществляется в речевом событии ритуализованной формы, и который характеризуется самоценностью, упорядоченностью, состязательностью, преобладанием социально-регулятивной информации, игровым и эстетическим компонентом.

Обнаруженные свойства фатического метадискурса автономного типа находят отражение в репертуаре тем дискурса. Тема речевого события в СБ представляет собой своего рода макропропозицию или макроструктуру
[85: 139; 185: 71; 39: 186]. В целом за исследуемый период набор тем, фиксируемых в СБ, ограничивается следующим топиками (с изменениями в отдельные эпохи):

1. Сфера общих знакомых включает темы состояния, дел и новостей, касающихся родственников, друзей, сплетни:

Betty: listen to the men.

Miss M.: They're probably laughing at something very improper.

Betty. No, just gossip. Men gossip like anything.

Freda M.: Of course they do.

Miss M.: Quite right. People who don't like gossip aren't interested in their fellow creatures. I insist upon my publishers gossiping.

Betty: Yes, but the men pretend it's business. (J. B. Priestley)

2. Сфера новостей включает светские новости, новости спорта.

`What is the matter with Brandon?' said Sir John.

Nobody could tell.

`I hope he has had no bad news,' said Lady Middleton. `It must be something extraordinary that could make Colonel Brandon leave my breakfast-table so suddenly.'

In about five minutes he returned.

`No bad news, Colonel? I hope?' said Mrs. Jennings, as soon as he entered the room.

`None at all, ma'am, I thank you.'

`Was it from Avignon? I hope it is not to say that your sister is worse?'

`No, ma'am. It came from town, and is merely a letter of business.' (J. Austen)

3. Сфера “мораль и воспитание” включает обсуждение нравов, воспитание и поведение детей.

Clive. Well, how are you? Clearly unwell, I should say. Only the sick and corrupt would spend a bright Sunday morning listening to music. You must know that in all decent English homes this time is reserved for sport. staying indoors in the absolute proof of decadence.

Walter (moving C). Yes. This is familiar to me. where I was born - to sit reading was an offence, too.

Clive. You had to be out playing games?

Walter (crossing to L of Clive). Games. But in small uniforms.

Clive (scenting difficulty). I suppose every kid wants to be a soldier.

Walter. Oh, yes. (He pauses.) But in England they are not told it is a good thing to be. (D. Storey)

4. Сфера искусства охватывает широкий круг тем, связанных с театром,

живописью, музыкой, литературой.

Louise. What are you going to play for me? Something Viennese, of course.

Walter. What would you like? Beethoven - Brahms?

Louise. Wonderful! And you can explain to me all about it.

(Clive picks up his “New Statesman” and reads.)

I mean where it was written and who for. I always think it so much increases one's enjoyment if you know about things like that. Take the “Moonlight”, for example. Now, what was the true story about that?

Clive. Well, it wasn't really moonlight at all, Mother. Moonlight was the name of the brothel where Beethoven actually was when he started writing it.

Louise (shocked). Jou-Jou!

Clive. He got one of the girls to crouch on all fours so he could use her back for a table. It's in one of the biographies, I forget which. (D. Storey)

5. Сфера “природа” объединяет разговоры о погоде, обсуждение

ландшафта, климата и пр.

Here is Barton valley. Look up it, and be tranquil if you can. Look at those hills! Did you ever see the equals? To the left is Barton Park, amongst those woods and plantations. You may see one end of the house. And there, beneath that farthest hill which rises with grandeur, is our cottage.”

“It is a beautiful country,” he replied; “but these bottoms must be dirty in winter.”

“How can you think of dirt, with such objects before you?”

“Because,” replied he, smiling, “amongst the rest of the objects before me, I see a very dirty lane.”

“How strange!” said Marianne to herself as she walked on. (J. Austen)

6. Сфера “увлечения” включает различные хобби: верховая езда, занятия музыкой, коллекционирование, охоту, путешествие и т.п.

Pamela. Have you ever gone riding?

Walter. No.

Pamela. It's the best, absolutely. What plays did you play in Germany?

Walter. I - I used to walk.

Pamela. You mean on hiking parties, all dressed up in those leather shorts?

Walter. No. By myself. I liked it better. (D. Storey)

К табуированным темам для речевых событий СБ относятся сфера политики, религии, финансов [37]. В ходе СБ осуществляется обмен низкоэнтропийной информацией: “выяснение каких-либо обстоятельств, “не задевающих за живое”, поверхностная мини-дискуссия или “пикировка”; не принимаемые всерьез взаимные советы, пожелания, указания” [106: 92-93]. Поэтому в следующем примере так много маркеров хезитации, заполнения пауз, помогающих завершить обсуждение слишком деликатной для СБ темы:

Joan. … (She looks at Maureen freshly.) Are you religious? You don't mind me asking.

Maureen (pause). No. Well…

Joan. Do you believe in God?

Maureen. Well, in a sort of…

Joan (lifting back her hair). I honestly don't know what to believe in. Is that the time? You absolutely promised?

Maureen Yes.

Joan. Well, I'll tell you. (Looks around.) Arnold actually…

Maureen (pause). Yes?

Joan. Is God.

Maureen. Oh. (D. Storey)

Выявленная тематическая особенность фатического метадискурса свидетельствует о том, что уровень “метаинформации” - так называемые “комментирующие отношения” оказывается более значим в этой разновидности общения [241]. Как отмечает Д. Таннен, в фатическом общении коммуниканты эмоционально настроены на общение друг с другом, и обмен репликами служит главным способом установления, поддержания, регулирования и упрочения отношений [241: 30].

Соревновательность СБ позволяет реализовать функцию поддержания лица коммуниканта, при этом удовлетворяются как позитивные, так и негативные “нужды” личности.

2.4 Принципы и стратегии фатического метадискурса

Рассмотрение фатического метадискурса включенного и автономного типов позволили выделить такие их ведущие характеристики, как доминирование социально-регулятивной информации над когнитивной, ритуализованность, стереотипность, связь с системой речевого этикета.

Данные характеристики находят проявление в стратегиях фатического метадискурса, которые рассматриваем в ракурсе двух наиболее общих типологий, разработанных лингвистикой на сегодняшний день: принципов (максим) кооперации и принципов вежливости.

Принцип коопераций, положенный П. Грайсом в основу его теории речевого общения, требует согласования категорий качества, количества, способа и отношений, содержащихся в коммуникативном вкладе участника на определенном шаге диалога: коммуникативный вклад должен быть таким, “какого требует совместно принятая цель (направление) этого диалога” [38]. Попытки объяснить природу включенного и автономного типов фатического метадискурса с помощью принципа кооперации наталкиваются на существенные трудности. Рассмотрим разговор приятельниц, расположившихся вместе с молодым человеком отдохнуть дома, прерываемый кофе и частыми (как отмечено в ремарках) паузами:

Kate. What about McCabe?

Anna. Do you really want to see anyone?

Kate. I don't think I like McCabe.

Anna. Nor do I.

Kate. He's strange. He says some very strange things to me.

Anna. What things?

Kate. Oh, all sort of funny things.

Anna. I've never liked him.

Kate. Duncan's nice though, isn't he?

Anna. Oh yes.

Kate. I like his poetry so much.

(Pause) (H. Pinter)

Речевые шаги героев пьесы Пинтера соответствуют постулатам релевантности (“Не отклоняйся от темы”), что достигается повторением ключевых лексем предыдущего хода, синтаксическими средствами (Nor do I), сегментированным вопросом.

В них также соблюдается постулат способа выражения (“Выражайся ясно”), поскольку все речевые шаги содержат однозначно воспринимаемую когнитивную информацию, передаваемую пропозициями РА квеситивов и констативов в соответствии с их буквальным значением.

Вместе с тем, ситуация и контекст СБ обусловливают сопутствующую иллокуцию регулирования речевого взаимодействия в данных РА, делают приведенную трансакцию частью фатического метадискурса, подчиненного его общей цели речеорганизации. Это объясняет несоответствие речевых шагов постулату количества (“Высказывание должно содержать не больше/не меньше информации, чем требуется для выполнения текущих целей диалога”) [38]. Передаваемая в них когнитивная информация (пропозициональное содержание) низкоэнтропийна, не детализована, ее недостаточно, как в предыдущем примере, для уяснения ни сущности funny things, ни того, чем именно приятен Данкен и его поэзия: это поверхностная информация.

Постулат качества (“Старайся, чтобы высказывание было истинным”) [там же] оказывается неприменим к СБ, поскольку недосказанность, низкая энтропийность и общая тривиальность темы делают невозможным проверить истинность сказанного.

Все это свидетельствует о том, что Принцип Кооперации и его постулаты нерелевантны для фатического метадискурса в связи с доминированием в нем социально-регулятивной информации, в то время как максимы П. Грайса разработаны для когнитивно-информативного общения: они сформулированы так, будто “целью речевого общения является максимально эффективная передача информации” [38: 223].

Социально-регулятивный характер фатической метакоммуникации, ее связь с речевым этикетом, заставляют искать природу стратегий фатичeского метадискурса в коммуникативной категории вежливости. Как указывает
Р. Лакофф, постулат вежливости (“Будь вежлив”) в ряде ситуаций доминирует над требованием ясности информации, нивелируя его [210]. Ситуации фатического метадискурса принадлежат к такому типу ситуаций, поскольку в них социальный контакт коммуникативно более значим, чем ясность передаваемой когнитивной информации.

Предназначенность принципа вежливости упрочивать социальное взаимодействие, дружеские отношения коммуникантов, их стремление к сотрудничеству акцентирует Дж. Лич [212: 82]. Эти свойства категории вежливости полностью совпадают с особенностями фатической функции языка.

Этикетность в фатическом метадискурсе реализуется через социальную заданность, стереотипность, клишированность и иные проявления, общие для этикета и фатической метакоммуникации. Главное из них - вежливость
(ср. “под речевым этикетом целесообразно понимать социально заданные и национально специфичные регулирующие правила речевого поведения в ситуациях установления, поддержания и размыкания контакта коммуникантов в соответствии с их социальными ролями, статусно-ролевыми и личностными отношениями в неофициальной и официальной обстановке общения”
[155: 9-20]). Как категория этики вежливость проявляется в нормах и правилах благопристойного поведения; как социально-культурная категория вежливость меняется в разных социумах на разных исторических этапах их развития. В прагмалингвистике, вслед за Т.В. Лариной, Дж. Личем, Р. Лакофф и др.

[80, 212, 210], вежливость рассматриваем как социально и культурно обусловленный выбор стратегий и тактик речевого поведения в соответствии с принятыми в том или ином лингвокультурном сообществе представлениями, нормами корректности.

В настоящем исследовании акцент на социально-регулятивных функциях вежливости как сохранения лица предопределяет обращение к теории вежливости П. Браун и С. Левинсона, поскольку она базируется на понятии лица как главной социальной ценности [201].

Введенное И. Гоффманом понятие лица представляет собой социальный имидж, включающий, с одной стороны, стремление сохранять свободу действий, быть независимым, не испытывать вмешательства со стороны других - т.н. негативное лицо; с другой стороны, - желание одобрения своих нужд, поступков другими, необходимость чувствовать их уважение - т.н. позитивное лицо [201; 186: 62, 129].

Для осуществления эффективной коммуникации сохранение лица является необходимым условием: по мнению И. Гоффмана, выполнение этого условия для социального взаимодействия так же важно, как знание правил дорожного движения [202: 323]. В дискурсе вежливость реализуется системой коммуникативных стратегий позитивной (P) и негативной вежливости (N), которые П. Браун и С. Левинсон считают универсалиями. Это набор из 15 стратегий позитивной вежливости и 10 стратегий негативной [202], которые в разных социо-исторических и этно-культурных условиях (т.е. в диахроническом и межкультурном аспекте) они получают разное наполнение и приобретают разную значимость [100, 165, 208, 234]. -

По нашим данным, в различные периоды в фатическом метадискурсе зарегистрированы стратегии как позитивной, так и негативной вежливости. Среди стратегий позитивной вежливости наиболее употребительны в XVI-XX вв. стратегии (P1), (P3) (P4), (P7) (табл. Г. 2 приложения Г). В них говорящий реализует свою солидарность со слушающим, вовлеченность, уважение, называемые также solidarity politeness [229], involvement [228, 241], вежливость сближения, вежливость контакта [80: 19].

Вежливость сближения (позитивная) -- принцип общения близких людей, предполагающего взаимный интерес, доброжелательность, общность целей, знаний и т.п. Из стратегий сближения обнаруживаем следующие [186: 101]:

- стратегия (Р1) “Проявляй внимание, заботу о нуждах, интересах, стремлениях, достоинствах слушающего” (“Notice, attend to H (his interests, wants, needs, goods”) [186: 103] прослеживается в комплиментах, произносимых, как правило, при установлении контакта вслед за РА фатическим метакоммуникативом:

Macheath. My dear Mrs. Coaxer, you are welcome. You look charmingly today. I hope you don't want the repairs of quality, and lay on paint. (J. Gay)

- стратегия (Р3) “Усиливай интерес к слушающему” (“Intensify interest to H” [186: 106]) обнаруживается в употреблении маркеров you know?, see what I mean?, сегментированных вопросов и т.п., стимулирующих внимание собеседника, его заинтересованность в поддерживании речевого контакта:

Bri. Madman, hold your peace; I will put you in his room else, in the very same hole, do you see?

Quar. How! Is he a madman?

Tro. Show me justice Overdo's warrant, I obey you. (B. Jonson)

- стратегия (Р4) использования маркеров принадлежности к группе -- именных комплексов-обращений включает широкий спектр обращений от имени собственного и термина родства до разговорных ласкательных или сниженных форм, которые фиксируем во всех трансакциях фатического метадискурса:

Juba. Hail, charming maid! How dost thy beauty smooth the face of war, and make ev'n horror smile. (J. Addison)

- стратегия (Р7) “Предполагай/утверждай общность позиций” (“Presuppose / raise/assert common grounds” [186: 117] используется в СБ в виде тактик переключения личностной направленности говорящего на слушающего (местоимения I, we), дейктического переключения локуса (предпочтение указаний близости this, here вместо that, there); ограничения выбора пропозиции ответа (вопросы с отрицанием, “подтвердительные” вопросы) и т.п. Это делает стратегию (Р7) одной из диахронически постоянных в фатическом метадискурсе благодаря общности с фатической функцией. Например, хозяин выходит из комнаты, чтобы принести гостям напитки:

Hauson. You don't mind, do you, Sheila? (…)

Sheila. It's not far, is it?

Hauson. Good girl! We shan't be long. (D. Storey)

- стратегия (Р15) “Демонстрируй симпатию, понимание, оказывай знаки внимания - “Give something desired” [186: 129] направлена на удовлетворение потребности адресанта в доброжелательном отношении, что делает эту стратегию важным средством реализации фатического метадискурса, например:

Hamlet to players: You are welcome masters, welcome, all. I am glad to see thee well. Welcome, good friends. O, old friend! Why, thy face is valanced since I saw thee last. (W. Shakespeare)

Как видно из приведенных примеров, стратегии позитивной вежливости в целом служат установлению общности интересов (common grounds) коммуникантов для облегчения общения, подчеркивают кооперированный характер взаимодействия, служат укреплению их близости -- в целом выступают как средство сознательного стимулирования (social accelerator) общения [186: 103], что делает их особо значимыми для фатического метадискурса.

Если вежливость сближения (позитивная вежливость) рассматривается как проявление дружеского отношения и направлена на сокращение социальной дистанции коммуникантов, то вежливость дистанцирования (негативная) -- это основа этикетно уважительного поведения (“respect behaviour, rituals of avoidance” [186: 117]), что ограничивает ситуации ее функционирования случаями предотвращения потенциальной “угрозы” лицу собеседника. П. Браун и С. Левинсон подчеркивают, что негативная вежливость располагает набором в высшей степени конвенционализированных и тщательно разработанных стратегий предотвращения угрозы лицу, составляющий основу речевого этикета [186: 130]. По нашим данным, она доминирует в фатическом метадискурсе (табл. Г. 2 приложения Г).

Из стратегий негативной вежливости в фатическом метадискурсе различных периодов стабильно отмечаем (N2), (N5), (N7), демонстрирующие дистанцированность и почтительность, уважение свободы слушающего и его независимости. На это указывают синонимичные термины deference politeness [229], independence [241: 31], вежливость отдаления, вежливость дистанции [80: 19]. Ее реализуют следующие стратегии:

- стратегия (N2) ”Говори уклончиво, в форме вопроса -- Question, hedge” [186: 145] служит смягчению высказывания, которое может доставлять беспокойство адресату (побуждения к действию, сообщения информации, “наносящей ущерб” лицу адресата). В фатическом метадискурсе она проявляется в просьбах - вопросительных конструкциях, в сообщении новостей с помощью сегментированного вопроса, использовании минимизирующих частиц (only, simply, just, merely), комплексов I mean, I guess, all right, OK. Последние используются для смягчения расставаний и т.п.:

He encountered her eyes fixed on his own /…/, stopped and broke into a gentle perspiration.

`Well, I must be going,' he said after a short pause. (J. Galsworthy)

При знакомстве вопросительные структуры способствуют преодолению неловкости малознакомых людей:

Alastair. This is Jed. He's a student. He's just on his way.

Wyatt. How do you do, Jed. Where are you on your way to?

Jed. Wherever…

Wyatt. Yes. I know what you mean. (J. Osborne)

В ситуациях СБ эта стратегия реализуется через эксплицитные перформативы I say, I wonder:

“Well, I won't keep you any more. I dare say you're tired by your journey.”

They shook hands.

“Oh, I say, look here,” said Cooper.

“I wonder if you can find me a boy.” (W. Maugham)

Достижению уклончивости служат и комплексы you know, I mean, it's a long way, а также наречие well: I mean, you know, it's a long way.

- стратегия (N5) “Демонстрируй почтительность” проявляется в двух тактиках: с одной стороны, адресант умаляет свое значение, с другой, завышает значение адресата. Стратегия (N5) реализуется в форме этикетных обращений sir малознакомых людей среднего класса друг к другу, использования титулов, а также ответов на предложения типа Just as you like, whatever you say, fine [186: 178-186]. В фатическом метадискурсе включенного типа (N5) наблюдается во всех трансакциях (установления, продления, размыкания контакта) независимо от исторического периода, а в СБ она более связана с речью XVIII-XIX вв., чем XX в. Например:

Enter Miss Neville.

Miss Neville. My dear Hastings! To what unexpected good fortune, to what accident, am I to ascribe this happy meeting?

Hastings. Rather let me ask the same question, as I could never have hoped to meet my dearest Constance at an inn. (O. Goldsmith)

- стратегия имперсонализации (N7) заключается в изменении агента действия в РА, представляющем “угрозу” для лица адресата, так, чтобы деятель не был назван прямо. В различные периоды это достигается глаголами в форме пассива, безличными конструкциями, гонорифичным употреблением референтных наименований лица, как в следующем примере: Глостер -- принцу:

Prince: /…/ “Say, uncle Gloucester, if our brother come, where shall be sojourn till our coronation?”

Gloucester. “Where it seems best unto your royal self” (W. Shakespeare)

Выводы по второй главе

1.1. Фатическая метакоммуникация реализуется в фатическом метадискурсе, посредством которого осуществляется регулирование речевого взаимодействия. Он характеризуется ведущими категориями информативности, коммуникативности, ситуативности.

1.2. По соотношению контекста и ситуации с уровнями высказывания и текста, (микро- и макроконтекста) выделяем включенные и автономные типы фатического метадискурса. Включенный тип фатического метадискурса (уровень текста) предполагает использование РА фатических метакоммуникативов, функционирующих на стадиях установления, поддержания и размыкания речевого контакта и сопровождающих дискурсы когнитивно-информативного типов. Автономный тип фатического метадискурса (уровень макротекста) предполагает фатическую речь как самоцель общения; он реализуется в так называемых “непрямых жанрах” - СБ, флирте и т.п.

1.3. Структура фатического метадискурса представляет собой иерархию единиц различных уровней: РА (минимальная единица дискурса) - речевой ход - речевой шаг - трансакция - речевое событие.

1.4. Иллокутивная сила регулирования речевого взаимодействия реализуется на уровне высказывания с помощью РА, а на уровне слова и словосочетания - с помощью прагматических маркеров, которые также выполняют организующую функцию, оставаясь за пределами пропозиционального содержания высказывания. Прагматические маркеры, как правило, функционируют как вводные элементы в синтаксической структуре высказывания, их значение прагматикализовано. Маркеры регулирования речевого взаимодействия включают:

а) апеллятивные маркеры поддержания речевого контакта;

б) интродуктивные маркеры, служащие введению новой темы в беседе;

в) маркеры-модификаторы, обеспечивающие речевой контакт путем

пояснения/ расширения информации, самокоррекции;

г) хезитационные маркеры и средства заполнения пауз;

д) конативные маркеры - сигналы обратной связи.

Функционируя в составе инхоативных, процессных, финитивных РА - не фатических метакоммуникативов, данные маркеры сообщают им сопутствующую иллокутивную силу регулирования речевого взаимодействия.

Фатический метадискурс подразделяется на трансакции установления, продления, размыкания речевого контакта, соответствующие стадиям (фазам) дискурса.

Трансакция установления контакта обслуживается инхоативными РА, которые обеспечивают выработку общего кода общения, достижение конгруэнтности коммуникантов. Инхоативы представлены специализированными вербальными средствами - РА фатическими метакоммуникативами инхоативной прагмасемантической разновидности и РА иных иллокутивных типов (констативами, квеситивами, офферативами, эмоционально-оценочными экспрессивами) с сопутствующей иллокутивной силой речеорганизации, чья цель - контактоустановление.

Инхоативные РА фатические метакоммуникативы включают:

* приветствия с дейктическим компонентом и приветствия-междометия;

* приветствия-осведомления;

* приветствия-благословения;

* приветствия-пожелания.

В состав инхоативных РА входят апеллятивные маркеры-междометия и глаголы (hey, look, listen etc.).

На фазе поддерживания речевого контакта соответствующая трансакция реализуется процессными РА, иллокутивная цель которых - обеспечение беспрепятственного и эффективного обмена когнитивной информацией, упрочение и контроль речевого контакта без передачи очередности говорения. Процессные РА представлены фатическими метакоммуникативами процессной прагмасемантической разновидности и РА иных иллокутивных типов с сопутствующей иллокутивной целью контактопролонгации. Среди речеорганизующих маркеров поддержания контакта, реализуемых междометиями, наречиями, именными группами, глаголами, семантико-синтаксическими комплексами, выделяются: поясняющие маркеры-модификаторы (пояснение и самокоррекция) конативные (сигналы обратной связи), апеллятивные, интродуктивные (введение темы), хезитационные и заполняющие паузы маркеры.

Трансакция контакторазмыкания, соответствующая завершающей фазе общения, обслуживается финитивными РА, иллокутивная цель которых - подготовка к завершению и размыкание речевого контакта. К финитивным РА относятся ритуализованные финитивные РА фатические метакоммуникативы и РА иных типов с сопутствующей иллокуцией контакторазмыкания.

2.4. Совокупность РА, реализующих названные типы трансакций, может быть представлена в виде прагматического поля, организованного по критерию иллокутивной силы. К ядру поля относим РА фатические метакоммуникативы, являющийся специализированным средством реализации речеорганизующей иллокутивной силы. В ядре иллокуция регулирования речевого взаимодействия является доминирующей и, как правило, единственной. Вокруг ядра располагаются РА иных типов с сопутствующей речеорганизующей иллокуцией: к центру поля относятся инхоативные/процессные/финитивные РА различных иллокутивных типов, включающие прагматические речеорганизующие маркеры; к периферии - РА с контекстно обусловленной сопутствующей иллокуцией регулирования речевого взаимодействия.

Соотношение объемов секторов поля зависит от типа трансакции: доминанта и периферия превалируют в трансакциях установления и размыкания контакта, центр поля -- в трансакции продления контакта.

3. В автономном типе фатического метадискурса (СБ) общая цель регулирования речевого воздействия осуществляется в речевом событии ритуализованной формы; он характеризуется самоценностью, упорядоченностью, преобладанием социально-регулятивной информации, состязательностью, имеет игровой и эстетический компонент. Иллокутивная сила РА в дискурсе автономного типа отличается от включенного типа по способу достижения иллокутивной цели по степени иллокутивной силы; по подготовительным условиям, по условию искренности.

Речевые ходы СБ включают РА следующих типов: РА фатические метакоммуникативы различных прагмасемантических разновидностей; а также констативы, квеситивы, директивы, комиссивы, экспрессивы с сопутствующей иллокуцией регулирования речевого взаимодействия. В дискурсе СБ практически не отмечены менасивы, декларативы, инъюнктивы.

Ритуальный и игровой характер СБ связывает его с речевым этикетом; соревновательный характер СБ объясняет наличие языковой игры, элементов комического в речевых ходах ее участников. По нашим данным, в СБ обнаруживаются парадоксы, анекдоты, шутки, каламбуры, пародии и др. СБ совмещает ведущую функцию социального регулирования с подчиненной ей когнитивно-информативной, с чем связана схематичность построения речевых ходов, основанных на повторении ключевых слов, относительная краткость речевого вклада.

Репертуар тем фатического метадискурса автономного типа ограничивается следующими топиками (с изменениями в отдельные эпохи):

сфера общих знакомых включает темы состояния, дел и новостей, касающихся родственников, друзей, общих знакомых, сплетни;

сфера новостей включает светские новости, новости спорта;

сфера “мораль и воспитание” включает обсуждение нравов, воспитание и поведение детей;

сфера искусства охватывает широкий круг тем, связанных с театром, живописью, музыкой, литературой;

сфера “природа” объединяет разговоры о погоде, обсуждение ландшафта, климата;

сфера “увлечения” включает различные хобби: верховая езда, занятия музыкой, коллекционирование, охоту, путешествие.

К табуированным темам для речевых событий СБ относятся сфера политики, религии, финансов.

4. Стратегии фатического метадискурса определяются коммуникативным принципом вежливости. в различные периоды в фатическом метадискурсе зарегистрированы стратегии как позитивной, так и негативной вежливости. Среди стратегий позитивной вежливости (используя типологию П. Браун и
С. Левинсона) наиболее употребительны в XVI-XX вв. стратегии (P1), (P3), (P4), (Р7), (P15), в которых говорящий реализует свою солидарность со слушающим, уважение, вовлеченность в общение. Стратегии позитивной вежливости в целом служат установлению общности интересов коммуникантов для облегчения взаимодействия, подчеркивают его кооперированный характер, служат его укреплению -- в целом, выступают как средство сознательного стимулирования общения, что делает их особо значимыми для фатического метадискурса.

Из стратегий негативной вежливости -- конвенционализированных стратегий предотвращения угрозы лицу, составляющих основу речевого этикета -- в фатическом метадискурсе различных периодов стабильно отмечаем стратегии (N2), (N5), (N7), демонстрирующие дистанцированность и почтительность, уважение свободы слушающего и его независимости. Основные положения этой главы отражены в публикациях автора:

[92, 88, 89].

ГЛАВА 3. РАЗВИТИЕ ПРАГМАТИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ АНГЛИЙСКОЙ ФАТИЧЕСКОЙ МЕТАКОММУНИКАЦИИ В XVI-XX вв.

Фатический метадискурс как воплощение фатической метакоммуникации в английском языке проявляет существенное варьирование в плане диахронии в XVI-XX вв. По полученным данным, изменения затрагивают фатический метадискурс включенного и автономного типов: инхоативные, процессные и финитивные высказывания -- РА, речеорганизующие маркеры, а также стратегии и тактики фатического метадискурса. В количественных и качественных исторических различиях проявляется противостояние двух тенденций - “тенденции к устойчивости, преемственности и тенденции к изменению, обновлению” [15: 39]. Отмечаемая неодинаковая скорость и направление изменений объясняется общими постулатами синергетики: нелинейным отношением системы и среды, постоянным развитием, в ходе которого равновесие между ними нарушается и восстанавливается, не исключая элемента случайности как фактора динамики системы фатической метакоммуникации.

3.1 Историческое варьирование фатического метадискурса включенного типа

3.1.1 Историческое варьирование инхоативных речевых актов

Проведенный анализ средств реализации трансакции установления контакта свидетельствует, что диахронически постоянными остаются речеорганизующая иллокуция инхоативных РА и их иллокутивная цель - установление речевого контакта; номенклатура прагмасемантических типов приветствий. В XVI-XX вв. историческое варьирование происходит в качественном и количественном плане: оно затрагивает набор языковых средств установления контакта и их частотность в различные исторические периоды (см. табл. А .1, А.2, А.3, Г.3 приложений А, Г).

В качестве постоянных для РА фатического метакоммуникатива инхоативной разновидности на протяжении всего исследуемого периода отмечаем следующие подтипы, отличающиеся иллокутивными целями и семантикой: приветствия-осведомления, благословения, пожелания, приветствия-междометия и приветствия с дейктическим компонентом. Количественно наблюдаем существенное сокращение частотности РА фатических метакоммуникативов за счет роста доли инхоативных РА иных иллокутивных типов в этой трансакции (см. табл. Г.3 приложения Г).

Качественные и количественные изменения в РА фатических метакоммуникативах выделенных подтипов наиболее ярко проявляются в приветствиях-пожеланиях, приветствиях-благословениях. Так, приветствия, частотность которых возрастает (10% в XVI-XVII вв. - 20% в XIX-XX вв.), демонстрируют историческое варьирование в зависимости от своей семантико-синтаксической природы:

Приветствия-междометия в XVI-XVII вв. ограничены лексемами Welcome; Hail и их производными: а hundred thousand welcomes; hail to thee; you're very welcome:

Re-enter Titinius, with Messala.

Brutus. Welcome, good Messala. - Now sit we close about this taper here,

And call in question our necessities. (W. Shakespeare)

Если welcome в равной степени употребительно для всех социальных групп и регионов, то характер употребления приветствия Hail социально и диалектно обусловлен (оно более распространено в Шотландии). Например:

First Witch. All hail, Macbeth! Hail to thee, thane of Glamis!

Second Witch. All hail, Macbeth! Hail to thee, thane of Cawdor!

Third Witch. All hail, Macbeth, that shalt be king hereafter!

(W. Shakespeare)

В XVIII в. на стадии установления речевого контакта функционирует holla - междометие, впервые регистрируемое в 1588 г. как сигнал привлечения внимания (в частности, на охоте), а также как подбадривание и сигнал радости и ликования [220: 552]. Например:

Enter Charles Surface.

Charles Surface. Holla! Brother, what has been the matter? Your fellow would not let me up first. What! have you had a Jew or a wench with you?

Joseph Surface. Neither, brother, I assure you. (R. Sheridan)

В XIX-XX вв. происходит существенное расширение набора и увеличения частотности приветствий-междометий. Начиная с XIX вв., регистрируем форму Hello (Hallo, Hullo, Halloa, Hulloa), которая приобретает высокую частотность в неофициальных ситуациях общения: сначала в общении равных или обращении к нижестоящему коммуниканту (как в следующем примере), затем - независимо от статуса и роли коммуниканта:

One night a week or two later when she came into her dressing-room at the end of the play, exhausted by all the emotion she had displayed, but triumphant after innumerable curtain calls, she found Michael sitting there.

“Hulloa? You haven't been in front, have you?”

“Yes.”

“But you were in front two or three days ago.” (W. Maugham)

К концу этого периода в фатическом метадискурсе отмечается значительное число производных форм, в основном сниженного регистра: Hi; Hiya; Hi to you; Hey.

Приветствия с дейктическим компонентом обнаруживают сужение набора при сохранении частотности в XVIII в. и ее росте к XX в. Если в XVI-XVII вв. это, в основном, формы Good morrow (day, even), а также good hour of night, good dawning to thee), то в XVIII в. на смену morrow приходит morning.

В XVI-XVII вв. все эти формы функционируют как для установления, так и размыкания речевого контакта. Например, при встрече:

First lord. The good time of day to you, sir.

Second lord. I also wish it to you. I think this honourable lord did but try

us this other day. (W. Shakespeare)

В XVIII в. регистрируем приветствия Heyday, не отмеченные в другие периоды, как сочетание междометия hey с существительным (причем в ситуациях продления контакта hey способно употребляться самостоятельно):

Enter Charles Surface.

Charles Surface. Heyday! What's the matter now? what the devil, have you got hold of my little broker here? (R. Sheridan)

В XIX-XX вв. приветствие с дейктическим компонентом Good morning/ evening/afternoon функционирует в официальных и неофициальных ситуациях общения, относясь к литературно-разговорному слою лексики, что делает их малоупотребительными в речи молодежи.

В XVIII в. инхоативы-пожелания также представлены перформативами типа I greet you; I joy to meet you, не отмечаемыми в другие периоды. Например:

Juba. Syphax, I joy to meet thee thus alone. I have observed of late any looks are fall'n. (J. Addison)

Влияние этнокультурного фактора на фатическую метакоммуникацию проявляется в использовании варваризмов. В трансакции контактоустановления в XVI в. регистрируем bon jour в речи придворных. Корни этого явления усматриваем в долгом господствовании французского языка, которое завершилось лишь к началу XVI в. Французские слова присутствуют, в основном, в речи англичан привилегированного класса:

Enter Le Beau.

Celia. Bon jour, Monsieur Le Beau: what's the news?

Le Beau. Fair princess, you have lost much good sport. (W. Shakespeare)

В последующие периоды в фатическом метадискурсе варваризмы практически не отмечаются вплоть до XX в., когда среди британской молодежи получают распространение слова итальянского происхождения (chiao) при установлении и размыкании контакта.

Качественные и количественные изменения в приветствиях- осведомлениях отражают важность этикетно вежливого вопроса для установления контакта с адресантом: по нашим данным, их ведущая иллокутивная сила и их высокая частотность сохраняется в исследуемый период, а локуция и перлокуция подвергаются изменениям.

Определяемое как обмен “благами” между адресатом и адресантом (passing of a good), речевое событие приветствия представляет собой передачу и получение в ответ [192: 83]. Это подчеркивает важность взаимности получения ответа в процессе речевого взаимодействия, хотя в соответствии с фатическим метакоммуникативным характером ситуации это обмен социально-регулятивной, а не когнитивной информацией, “выполнение общественного долга” [192: 83]. Такой обмен приветствиями превращается в квазиобщение (псевдообщение). Его ритуализованность предполагает заданность ответа: перлокутивный эффект соответствует таким аспектам РА фатических метакоммуникативов, как локуция и пропозиция:

- при соответствии локуции отмечаем обмен идентичными речевыми ходами: Hi - Hi, Good-evening - Good-evening, когда оба коммуниканта вносят равный речевой вклад, их социально-статусные роли симметричны;

- при соответствии пропозиции в ответном ходе содержится прогнозируемая социально-регулятивная информация, как правило, в сочетании с когнитивной, типа: How are you? - Fine, thanks [192: 83-84], например:

She held out her thin fair hand to him.

“How are you?” she said.

He shook hands with her, but remained seated, and let her stand near him, against the table. She nodded coldly to Gudrun, whom she did not know to speak to, but well enough by sight and reputation.

“I'm very well,” said Gerald. (D. Lawrence)

Как и в первом случае, такой речевой шаг демонстрирует коммуникативное равенство участников, ориентированность на сотрудничество, но при этом, как правило, адресат проявляет большую степень свободы, наблюдаемую в менее официальных ситуациях общения, при более близком знакомстве адресанта и адресата.

Качественные изменения в плане диахронии свидетельствуют о существенном качественном расширении набора приветствий-осведомлений, которое сопровождается изменениями в их функционировании (см. табл. А.1, А.2, А.3 приложения А.). Так, осведомление How do you? How dost thou? в дискурсе XVI в., как правило, реализует две иллокутивные силы: установления контакта - доминирующую и спрашивания - сопутствующую, где первая предполагает перлокутивный эффект - приветствие, а вторая - информативный ответ. В этом проявляется достаточно высокая степень сопутствующей иллокутивной силы спрашивания.

К XVIII в. степень сопутствующей иллокутивной силы спрашивания снижается, и инхоатив-осведомление How do you do?, как правило, вызывает ответный ход, содержащий заданную этикетно-вежливую, позитивную по тональности, минимальную в когнитивном плане информацию или остается без непосредственного ответа. Как отмечает Т.Д. Чхетиани, осведомления, представленные вопросительными конструкциями (How dost thou? How are things with you?), “не содержат запроса информации и воспринимаются адресатом как вежливое любопытство, не требующее удовлетворения” [162: 34]. Локутивный аспект данного РА, содержавший в XVI в. полную инверсию, в соответствии с нормой XVIII в. содержит частичную инверсию; форма dost архаизовалась, местоимение thou находится на пути к архаизации. Например, вошедший приветствует двух адресатов в своем речевом ходе:

Enter Joseph Surface.

Joseph Surface. My dear Lady Sneerwell, how do you do today? Mr. Snake,

your most obedient. (R. Sheridan)

В данном случае качестве инхоатива выступает и констатив с характерной для XVIII в. этикетно-уничижительной формой I am your obedient servant (в данном случае представленной эллиптически). Функционируя в общении равных коммуникантов или при обращении нижестоящего к вышестоящему, она маркирует ситуации установления и размыкания контакта, например, Чарльз покидает гостиную:

Charles. /…/Ladies and gentlemen, your most obedient and very grateful

servant. [Bows ceremoniously to the pictures.] (R. Sheridan)

К началу XIX в. инхоатив How do you do? завершает процесс десемантизации и становится т.н. прагматикализованным средством - речевым стереотипом. Сопутствующая (буквальная) иллокуция спрашивания практически не проявляется в речевом общении. Стереотипной, соответствующей норме этикета этого периода речевой реакцией адресата выступает, как правило, “возвращение” этого же хода адресанту. Функционирование такого речевого шага фиксируем в общении представителей средних и высших слоев. К XX в. в значительной степени сужается диапазон употребления данного речевого шага, который ограничивается только ситуациями официального знакомства преимущественно старшего поколения [156: 20; 140: 46]. Например:

Ernest [seriously]: How d'you do?

Joan. How d'you do?

Gerald. This is Kay, who decided to be twenty-one to-day so that we could have this party. (J. B. Priestley)

Речевой стереотип How now - инхоативный РА фатический метакоммуникатив, регистрируемый в XVI-XVIII вв., полностью выходит из употребления в XIX-XX вв. Уже в XVI в. он имеет статус стереотипной формулы приветствия [132], чья доминирующая иллокуция контактоустановления сочетается с сопутствующей (буквальной) иллокуцией спрашивания. Обе иллокутивные силы в этот период достаточны для производства перлокутивного эффекта, что проявляется как в ответном приветствии, так и в информативном ответе, хотя частотно преобладает первое. Например:

Enter Lady Capulet.

Lady Capulet. Why, how now, Juliet!

Juliet. Madam, I'm not well. (W. Shakespeare)

В большинстве наших примеров отмечаем приоритет употребления how now как РА фатического метакоммуникатива (более двух третей таких РА), который в рамках речевого шага сопровождается ответным приветствием либо остается без ответа. How now при этом способно занимать как финальную, так и инициальную позицию в речевом ходе адресанта. Примером второго служит:

Enter Page.

Page (to the Fool) Why, how now, captain! What do you in this wise company? - How dost thou, Apemantus? -

Apemantus. Would I had a rod in my mouth, that I might answer thee profitably. (W. Shakespeare)

Приведенный пример иллюстрирует характерную для данного периода схему развертывания речевого хода в трансакции установления контакта: [приветствие-осведомление + РА инхоатив (n)]. В нем также обнаруживается характерный для данного исторического периода препозитивный маркер-верификатор why [164: 199], выражающий удивление и следующее после него обращение [why + how now + обращение]. В этом усматривается избыточность выражения иллокутивной силы, ее гиперэксплицитность в XVI в. [10: 78; 165:89]. В XVIII в. осведомление how now, утрачивая свойство вопроса, “обнаруживает тенденцию к преобразованию в самостоятельную коммуникативную единицу” [104: 88]. В этом качестве оно функционирует до начала XIX в.

Начиная с XVIII в. набор стереотипных приветствий-осведомлений существенно расширяется, пополняясь запросами с различной пропозицией и локуцией. Так, в разные исторические периоды в приветствиях-осведомлениях функционируют в основном глаголы do (все периоды), be (XVIII-XX вв.), а также fare (XVI-XVII вв.): how fare you?) (см. табл. А.1, А.2, А.3 приложения А). В XVIII в. в соответствии с развитием синтаксической системы языка регистрируем перфектные формы глагола be: