Развитие системы фатической метакоммуникации в английском дискурсе XVI–XX вв.

Enter Mrs. Candour.

Mrs. Candour. My dear Lady Sneerwell, how have you been this century? - Mr.

Surface, what news do you hear? - though indeed it is no matter, for I think

One hears nothing else but scandal. (R. Sheridan)

В XIX-XX вв. нормативными становятся глагольные формы Continuous, а к концу периода появляется до десятка новых стереотипов с более разнообразной пропозицией, образованных по продуктивной модели специального вопроса с how (How are you doing? How are things with you? How is it going? How are the rest of your affairs progressing? How are you getting on? How are you feeling? etc.). Они характерны для разговорного общения знакомых людей в неофициальных ситуациях установления контакта. Например:

Gudrun was shocked by his appearance, and by the darkened, almost

disintegrated eyes, that still were unconquered and firm.

“Well,” he said in his weakened voice, “And how are you and Winifred getting on?”

“Oh, very well indeed,” replied Gudrun. (D. Lawrence)

В XX в. частотной формулой инхоатива-осведомления в подобных ситуациях становится общий вопрос с All right, OK, не регистрируемый ранее.

В XVI в. РА фатические метакоммуникативы-благословения обладают высокой частотностью (16%), которая снижается в XVIII в. (7%) и оказывается минимальной в XX в. (1%). Инхоативы-благословения отражают этимологическую природу формул установления контакта, связанную с обращением к Богу. В XVI-XVII вв. в соответствии с общей ментальностью лингвокультурной общности при установлении контакта частотны божба и благословения: God save you! The Gods preserve ye! God be wi'you! God bless thee! God give you hail! God give ye good morrow (day, even) (см. табл. А.1
приложения А).

Enter Mosca.

Mosca. God save you, Madam!

Lady Wouldbe. Good sir.

Volpone. - Mosca! Welcome, welcome to my redemption. (B. Jonson)

В XVIII в. частотность и разнообразие благословений в различных трансакциях фатического метадискурса значительно снижается (в частности, этому способствовал указ 1606 г. о запрете употребления имени Бога со сцены [16: 83]). В XIX-XX вв. эти формы практически не употребляются в светском дискурсе.

В целом, в XVI-XVII вв. наблюдается тенденция использования развернутых церемонных форм приветствий, большое внимание уделялось употреблению этикетных форм, соблюдению речевого этикета. В частности, инхоативы-приветствия и инхоативы-осведомления было принято сопровождать пожеланиями здоровья, мира, добра, общими здравицами. Они оформлены в виде предложений с глаголами в форме сослагательного наклонения (актива и пассива) и личными местоимениями либо обобщающим all. Например:

Enter Alcibiades, attended.

Alcibiades. Honour, health, and compassion to the senate!

First Senate. Now, captain?

Enter Cupid.

Alcibiades. I am a humble suitor to your worship. (W. Shakespeare)

Cupid. Hail to thee, worthy Timon; - and to all

That of his bounties taste! (W. Shakespeare)

Изменение социально-культурных норм и этоса британского лингвокультурного общества приводят к тому, что инхоативы-пожелания практически выходят из употребления к современному периоду.

Трансакция установления контакта в фатическом метадискурсе осуществляется не только речевыми стереотипами - РА фатическими метакоммуникативами, но и инхоативами других типов, наиболее частотными из которых (до 80% наших примеров таких высказываний) реализуют эмоционально-оценочные экспрессивы. В XVI-XVII вв. их набор только формируется, а в XX вв. они представлены разветвленной системой выражений эмоций, сопровождающих приветствие или представление и, как правило, следующих непосредственно за ними. К их числу принадлежат экспрессивы, выражающие радость, приятное удивление и содержащие в своей пропозиции номинацию действия (meet, see, hear, introduce), оценку (divine, amazing, happy), например:

Birkin stood on the threshold, his raincoat turned up to his ears. He had come now, now she was gone far away. She was aware of the rainy night behind him.

“Oh, is it you?” she said.

“I am glad you are at home,” he said in a low voice, entering the house.

(D. Lawrence)

Установлению речевого контакта способствуют обращения-апеллятивы, междометия-апеллятивы ha (XVI в.), hey (XVIII-XX вв.), сопровождающие различные речевые ходы. В рамках данной трансакции они способны выступать в пре- и постпозиции к приветствию, после него, а также входить в состав инхоативного РА фатического метакоммуникатива, усиливая его речеорганизующую иллокутивную силу. Обращения также реализуют подчиненную ей иллокутивную цель идентификации коммуниканта, определяя характер коммуникативной ситуации как симметричный/асимметричный, официальный/неофициальный.

Трансакция установления контакта сопровождается специализированными вербальными и невербальными этикетными действиями. Их вербализация может присутствовать в инициальных и ответных ходах:

Enter Crabtree and Benjamin Backbite.

Crabtree. Lady Sneerwell, I kiss your hand. Mrs. Candour, I don't believe you are acquainted with my nephew, Sir Benjamin Backbite? (R. Sheridan)

Таким образом, наблюдения над динамикой трансакции установления контакта в XVI-XX вв. показывают существенный рост набора и частотности приветствий за счет снижения набора и частотности благословений и пожеланий.

Появление в XX в. новых каналов общения приводит к изменениям в фатическом метадискурсе, в частности, к транспозиции функций высказываний (об этом см. также [119]). Так, в телефонном общении в междометии-приветствии Hulloa иллокутивная цель приветствовать собеседника вытесняется целью сигнализировать свою включенность в дискурс и стимулировать последующий ход адресата. Тем самым из адресантно-ориентированного приветствие Hulloa становится адресатно-ориентированным, например:

She dialed his number.

“Hulloa? Yes. Who is it?”

She held the receiver to her ear, panic-stricken. It was Roger's voice. She hung

up. (W. Maugham)

3.1.2 Историческое варьирование процессных речевых актов

Система языковых средств реализации трансакции продления контакта в фатическом метадискурсе представляет собой единство диахронически постоянных и переменных элементов, варьирующихся в XVI-XX вв. Обнаружено, что к постоянным принадлежат наличие процессных РА фатических метакоммуникативов с ведущей иллокуцией организации речевого взаимодействия, номенклатура речеорганизующих маркеров фатического метадискурса, процессные РА с сопутствующей речеорганизующей иллокуцией. К числу элементов, проявляющих историческое варьирование, относим отдельные аспекты РА данной прагмасемантической разновидности, качественные изменения их набора, колебания их частотности в фатическом метадискурсе различных исторических периодов.

Среди РА фатических метакоммуникативов процессной прагмасемантичной разновидности на протяжении изучаемого периода стабильно функционируют речевые стереотипы типа Are you with me? Are you following me? Can you hear me? По нашим данным, их прагматические характеристики в основном сохраняются, изменяется лишь локутивный аспект. В целом, за отмеченный период их частотность незначительно снижается к XIX вв. (см. табл. Г.4 приложения Г), сужается диапазон ситуаций их функционирования: в современной речи они ограничены, как правило, официальным общением, в то время как в ранние периоды ситуативные ограничения не наблюдаются.

Существенная роль в трансакции поддержания контакта отводится прагматическим речеорганизующим маркерам (табл. 3.1.2).

Таблица 3.1.2.

Динамика прагматических речеорганизующих маркеров в трансакции поддерживания контакта

Маркеры поддерживания контакта	XVI-XVII вв.	XVIII в.	XIX-XX вв.
? апеллятивные	Oh; listen; look; you know/see; I say	Hey; you see/know	Oh; hey; now; listen; look; you know / see; I say
? интродуктивные	well then; now then	Listen; look; well then	Listen then; so; now; well; OK; listen; look
? поясняющие		I mean; you know	I mean; you know
? хезитационные	вокативы; well	вокативы; well	вокативы, well; I mean; so to say
? конативные адресантно-ориентированные конативные адресато-ориентированные	True; yes	All right; I see; yes; yes-yes; sure; exactly; true	All right; OK; I see well? so?

Апеллятивные маркеры встречаются в трансакции поддерживания контакта в сочетании с процессными высказываниями. Этимологически они восходят к междометию Lo (look) [ME, fr. OE lв], известному в английском языке с XII в., - призыву, привлечению внимания либо выражению удивления [220: 682]. Если в XVI-XVIII вв. их набор ограничен глагольными маркерами look, listen и синтаксическими комплексами you see, you know, I say, тo в XIX-XX вв. этот набор пополняется маркерами hey, now. Маркер now функционирует, как правило, в постпозиции в высказывании:

“Well,” said Mr Rochester, gazing inquiringly into my eyes,

“how is my Janet, now?”

“The night is serene, sir; and so am I.” (Ch. Brontл)

Изменяется локуция глагольных маркеров. В XVI-XVII вв. регистрируем формы Look you, позже архаизующиеся:

Vixen. Look ye, Mrs. Jenny, though Mr. Peachum may have made a private

Bargain with you and Suky Tawdry for betraying the captain, as we were

Assisting, we ought all to share alike. (J. Gay)

В XVIII в. наиболее частотным из апеллятивов становится hey (до половины наших примеров маркеров этой разновидности). Он функционирует как в симметричном общении, так и при общении вышестоящих с нижестоящими. Например:

Charles Surface. For my part, egad, I am never so successful as when I am

a little merry: let me throw on a bottle of champagne, and I never lose.

All. Hey, what?

Careless. At least I never feel my loses, which is exactly the same thing.

(R. Sheridan)

В XIX-XX вв. употребление hey ограничено ситуациями стилистически сниженного фамильярного общения друзей, близких родственников, молодежи, представителей средних и низших классов; он утрачивает высокую частность в речи. Наиболее частотными в речи этого периода становятся глагольные апеллятивные маркеры Listen, look, комплексы you know, you see.

Среди интродуктивных маркеров в XVI-XVII вв. наиболее частотны well then, now then, что соответствует общему характеру гиперэксплицитности иллокутивной силы этого периода. По нашим данным, комбинации с then встречаются до начала современного периода. Например:

Lockit. Lucy, Lucy, I will have none of these shuffling answers.

Lucy. Well then, if I know anything of him I wish I may be burnt.

Lockit. Keep your temper, Lucy, or I shall pronounce you guilty. (J. Gay)

“Listen, then, Jane Eyre, to your sentence: tomorrow, place the grass before

you, and draw in chalk your own picture, faithfully, without softening one

defect.” (Ch. Brontл)

В XIX-XX вв. на смену выходящим из употребления интродуктивным комплексам с then приходят интродуктивные междометия so, now, OK. Они функционируют в симметричном и всех разновидностях асимметричного общения. Последнее позволяет объяснить их высокую частотность (до четверти наших примеров) в качестве маркеров введения новой темы в беседе и привлечения внимания:

Clive. /…/ Is there any coffee?

Louise. Now, what is this? First your father and now you. (P. Shaffer)

Набор поясняющих маркеров складывается в XVIII-XX вв. и состоит из you know, you see, I mean, которые функционируют в начальной и медиальной позиции в высказывании. В XVI в. их частотность не превышает 1 - 5% нашей выборки; это позволяет предположить, что роль сигналов пояснений в данный период выполняют не прагматические маркеры, а высказывания. Поясняющие маркеры в начальной позиции нередко употребляются в сочетании с well, then и другими маркерами, а в медиальной позиции они способны разрывать синтаксическую цепь простого предложения, употребляясь как вводные элементы и занимая позицию внутри предикативного комплекса. Например:

Sir Peter. A good honest trade you're learning, Sir Oliver.

Sir Oliver. Truly, I think so - and not unprofitable.

Moses. Then, you know, you haven't the moneys yourself, but are forced to borrow them for him of a friend. (R. Sheridan)

Polly. /…/ - Let us retire, my dear Lusy, and indulge our sorrows. The noisy crew, you see, are coming upon us. (J. Gay)

Indiana. But I am afraid you heard me say a great deal; and, when a woman is in the talking vein, the most agreeable thing a man can do, you know, is to have patience to hear her. (R. Steele)

Как отмечает В.Л. Наер, семантическая значимость маркеров you know, you see, I mean уменьшается от начальной позиции к конечной, поэтому наибольшей степенью выраженности фатического значения обладают элементы в конечной позиции в высказывании (что соответствует наименьшему содержанию в них когнитивной информации) [102: 8].

В XVI-XVII вв. эти сигналы встречаются в нашей выборке наряду с вопросительными ядерными предложениями типа Do you see? Do you hear? Do you know?, а также see you?, где полная глагольная инверсия характерна для периода становления аналитической глагольной формы в новоанглийском языке например:

Wasp. `Slid, but I have sense, now I think on't better, and I will grant him anything, do you see?

Knockem. He is i' the right, and does utter a sufficient vapour. (B. Jonson)

Лексико-семантическое содержание маркеров you see, you know, стабильное в плане диахронии, свидетельствует о том, что говорящий объединяет себя с адресатом на основе общих знаний, опыта, фактов действительности, которыми тот, возможно, не обладает [171: 89]. Их прагматическое значение в XX в. варьируется в соответствии с предназначенностью маркеров выполнять текстовые, социальные, металингвистические функции: по данным Б. Эрмана, в современном дискурсе, особенно в речи подростков, контексты их употребления расширяются, они модифицируют не часть высказывания, а его иллокутивную силу в целом, что указывает на их дальнейшую прагматикализацию [202: 1356-1357].

Маркеры хезитации обладают высокой частотностью в речи всех рассматриваемых периодов (от 20 % до 27 % нашей выборки примеров). Для британского этоса, характеризующегося высокой степенью уклончивости, преобладанием стратегий минимализации и невмешательства в речи [212], маркеры хезитации являются типичным средством поддержания контакта. Они включают междометия well, комплексы типа so to say, а также вокативы, которые достигают наибольшего разнообразия и частотности в драматургических текстах XVIII в. (m-m, hem, uhm и т.д.), в то время как в современной речи их разнообразие минимально - mm, hm.

Lady Teazle. Well then, and there is but one thing more you can make me add

To add to the obligation, that is -

Lady Teazle. Hem! Hem!

Sir Peter. I thank you, madam - but don't flatter yourself. (R. Sheridan)

Употребление маркеров хезитации - “шумов общения” может объясняться не только неумением людей выражать точно свои мысли или незнанием, что сказать в данной ситуации общения, но также и бытовым, непринужденным уровнем общения. “Элементы, создающие размытость речи, выполняют контактоустанавливающую функцию в виде непринужденного естественного поведения. Непринужденность мыслится как заявка на искренность, т.е. характеризует субъекта коммуникации в соответствии с его интенциями и установками общения как противника официальных мероприятий и банальных истин” [63: 269]. В разговорном дискурсе они несут существенную функциональную нагрузку, являясь, в конечном счете, отражением внутреннего психологического состояния говорящего, вступающего в неподготовленный речевой контакт с собеседником (об этом также [106: 168-169]).

Конативные маркеры проявляют историческое варьирование в зависимости от интерперсональной направленности РА. По этому критерию конативные маркеры разделяют на адресантно- и адресато-ориентированные [233; 239]. Первые свидетельствуют о восприятии передаваемой информации и сигнализируют включенность слушающего в дискурс как средство упрочения и поддержания речевого контакта. Вторые, маркируя факт принятия информации, одновременно адресованы собеседнику и стимулируют продолжение его предыдущего речевого хода. Система адресантно-ориентированных конативных маркеров, представленная в XVI-XVII вв. наречиями true / truly, синтаксическим комплексом well said, к началу XIX в. пополняется формами right, all right, OK, exactly, oh и т.п., которые функционируют, как правило, в инициальной позиции в высказывании. Эти средства выражения обратной связи (back-channel items), будучи краткими “нелексическими” высказываниями слушателя во время речи другого собеседника [46: 136], способствуют реализации универсального свойства устной коммуникации - организации по принципу чередования реплик. Средства обратной связи uh, huh, yeah, hmm и др. сигнализируют внимание и понимание со стороны адресата (реальное и притворное) [225], например:

Mosca. /…/ He cannot be so stupid, or stone-dead, but out of conscious

and mere gratitude.

Corbaccio. It is true, they kill with as much licence as a judge. (B. Jonson)

В отдельных случаях маркер oh сигнализирует и начало контакта, и принятие информации, как в следующем примере:

Paul sat down disconsolately on the straight chair. Presently there was a knock at the door, and a small boy came in.

“Oh!” he said, looking at Paul intently.

“Hullo!” said Paul.

“I was looking for Captain Grimes”, said the little boy.

“Oh!” said Paul. (E. Waugh)

Конативные маркеры, ориентированные на собеседника, формируются как отдельная разновидность в дискурсе XIX-XX вв., где они представлены формами well, so, функционирующими изолировано или в сочетаниях с другими средствами фатической метакоммуникации (обращениями, т.н. эхо-вопросами):

“You said Mr. Rochester was not strikingly peculiar, Mrs. Fairfax,” I observed, when I rejoined her in her room after putting Adele to bed.

“Well, is he?”

“I think so, he is very changeful and abrupt.” (Ch. Brontл)

В целом, наблюдения над историческим варьированием речеорганизующих маркеров в трансакции поддержания контакта позволяют сделать вывод, что наиболее широкий набор и наивысшая частотность характеризует апеллятивные маркеры; динамика речеорганизующих маркеров раскрывает общую тенденцию к развитию их адресато-ориентированной разновидности.

3.1.3 Историческое варьирование финитивных речевых актов

Трансакция размыкания речевого контакта включает в себя с семантико-функциональной точки зрения предзавершающие, завершающие и постзавершающие высказывания [3; 161], а с прагматической точки зрения - РА фатические метакоммуникативы с иллокутивной целью размыкания контакта и финитивные РА иных типов с сопутствующей иллокуцией размыкания контакта, которые могут употребляться самостоятельно или в комплексе с обращениями и речеорганизующими маркерами.

Номенклатура РА фатических метакоммуникативов финитивной разновидности состоит из прощаний-благословений, пожеланий и т.д., которые трансформируются качественно и количественно в XVI-XX вв. (см. табл. В.1, В.2, В.3 приложения В).

Финитивы-благословения в XVI-XVII вв. и до начала XVIII в. выполняют функцию завершения речевого общения как параллельно с РА-прощаниями, так и заменяя их. При этом пропозиция благословения содержит призыв к высшим силам сохранить собеседника на период расставания: God be with you; Heaven bless you; God save you, God give you good night; God keep you; God send you peace и т.п. В соответствии с неустоявшейся языковой нормой ранненовоанглийского периода регистрируем стяженные элементы:

Will you leave me alone with two men, John?

Lit. Aye, they are honest gentlemen, Win, Captain Jordan, and Captain Whit,

they'll use you very civilly, Win: God b' w' you, Win. (B. Jonson)

Формула God be with you является этимологической основой прощаний, содержащей компонент личностной дейктики. Преобразуясь в пожелание, она приобретает вид Peace be with you:

Por. Well, peace be with you!

[Exeunt Portia and Nerissa] (W. Shakespeare )

В XVIII в. благословение как разновидность финитивных РА фатических метакоммуникативов постепенно выходят из употребления к XIX -XX вв.

Если набор и частотность финитивов-благословений снижается к современному периоду, то пожеланий, наоборот, увеличивается. К финитивным РА-пожеланиям в XVI в. принадлежит монопредикативное предложение fare you well (fare thou well; fare ye well) и междометие farewell, которые находятся в состоянии свободного варьирования. Например:

Rosalinda. The little strength that I have, I would it were with you.

Celia. And mine, to eke out hers.

Rosalinda. Fare you well. (W. Shakespeare)

В ранненовоанглийском дискурсе данное пожелание еще сохраняет прозрачность пропозиционального содержания, о чем свидетельствует возможность ответной благодарности:

Cym. Thus far, and farewell.

Luc. Thanks, royal sir. (W. Shakespeare)

Существительное farewell входит в состав перформатива I bid farewell. Перформативное употребление наблюдается и для французского Adieu, которое функционирует в речи знати в XVI-XVII вв., а позже архаизуется.

K.Hen. Well-minded Clarence, be thou fortunate!

Mont. Comfort, my lord; - and so I take my leave.

Oxf. And thus [kissing Henry's hand] I seal my truth, and bid adieus.

(W. Shakespeare)

Пожелание farewell испытывает прагматическую транспозицию и в XIX-XX вв. становится прощанием-междометием [246].

Система финитивных пожеланий в XIX-XX вв. существенно расширяется, они становятся более частотными за счет появления РА-пожеланий удачи, пожеланий хорошо провести время и т.п. (Good luck, have a good day / week-end / evening etc.).

“Good-bye, Miss Lambert. So long, good luck and all that sort of thing.

And thanks for the autograph” (W. Maugham)

Исторически первой среди подобных РА фатических метакоммуникативов-пожеланий была формула-пожелание, формула-совет, регистрируемая в XVI в. в ограниченном количестве примеров.

Doll. I cannot speak; if my heart be not ready to burst, - well, sweet

Jack, have a care of thyself. (W. Shakespeare)

В качестве прощаний в XVI-XVII вв. функционируют речевые стереотипы-междометия и речевые стереотипы с дейктическим компонентом (личностные и временные дейктики). Прощания-междометия в этот период ограничиваются формой adieu и farewell, прощания с дейктическим компонентом представляют собой в основном именные комплексы Good night / morning/even, употребляемые в равной степени в трансакциях установления контакта. Они функционируют в ситуациях официального и неофициального общения, независимо от статуса коммуникантов. К XX в. употребление последних закрепляется за ситуациями официального общения в основном коммуникантов старшего поколения, а на смену им в ситуациях неофициального общения приходят прощания с дейктическим компонентом See you (later/then, so long) и т.п., которые получают значительное распространение (см. табл. В.1, В.2, В.3 приложения В).

В трансакции размыкания речевого контакта прослеживается историческое варьирование схем развертывания речевых ходов собственно прощания (предзавершающие и постзавершающие высказывания размещаем за его пределами). В начале ранненовоанглийского периода (XVI в.) размыкание речевого контакта, как правило, имеет наиболее церемониальный, ритуализованный вид и включает следующие разновидности финитивных РА фатических метакоммуникативов в наиболее частотных последовательностях: [благословение + прощание], [прощание + обращение + прощание]:

Полоний посылает доверенного слугу к сыну в Норвегию:

Polonius. God be wi' you; fare you well.

Reynaldo. Good my lord! /…/

Polonius. Farewell! (W. Shakespeare)

Меркуцио прощается с няней Джульетты:

Mercutio. Farewell, ancient lady; farewell /…/

Nurse. Marry, farewell! (W. Shakespeare)

К концу этого периода в дискурсе драмы Реставрации farewell закрепляется за неформальными ситуациями общения, нередко с позитивной или негативной эмоциональной окраской, выражаемой обращением (false woman, snuff-box, strapper), а вежливо-церемониальное прощание знати в симметричных ситуациях, а также направленное вышестоящему коммуниканту обслуживает РА с дейктическим компонентом типа good night, и его развернутая форма-пожелание I wish you good night. Наиболее распространенной становится схема [прощание + обращение]:

Berinthia. /…/ there is a pleasure in doing good, which sufficiently pays itself. Аdieu.

Worthy. Farewell, thou best of women (J. Vanbrugh)

Спаркиш прощается с тремя собеседниками поочередно:

Spark. /…/ and so good night, for I must to Whitehall. Madam, I hope you are now reconciled to my friend; and so I wish you a good night, Madam, and sleep if you can /…/. Good night, Harcourt. (W. Wycherley)

В XVIII в. получает распространение схема с выпадением РА фатического метакоммуникатива-прощания, функции которого выполняет финитивное высказывание I am your servant в эллиптизованной форме:

“I hear the dice-box in the other room. So, gentlemen, your servant! You'll meet me at Marybone” (J. Gay)

Такая схема размыкания контакта приемлема для симметричных ситуаций общения коммуникантов, которые не являются близкими друзьями, и воспринимается ими как достаточно вежливая; вместе с тем, ограничение прощания только интродуктивным маркером и формулой your servant расценивается как нарушение правил вежливого поведения у аристократии:

Mr. Sealand. Sir John Bevil, /…/ if your son's conduct answers the character you give him, I shall wish your alliance more than that / … / and so, your servant!

Sir Bevil. He is gone in a way but barely civil. (R. Steele)

Прощание-междометие good-bye из сферы общения знати в XVIII в. переходит в сферу общения слуг, а также регистрируется при обращении слуги к хозяину, сопровождаемое обращением и, в отдельных случаях, объяснением причин прекращения речевого контакта, что соответствует схеме [прощание + обращение] с постзавершением: причина прекращения контакта + место и время будущего контакта, например:

двое слуг - давних приятелей, расставаясь, договариваются о встрече: Good-bye, Thomas. - I have an appointment in Guide' Porch this evening at eight; meet me there , and we'll make a little party. (R. Sheridan)

В XIX-XX вв. для размыкания контакта знакомых и близких людей и неофициальных симметричных ситуациях общения наиболее типична схема [прощание + обращение], где обращение выполняет социально-этикетную функцию:

“Don't be a little silly, Maggie,” said Tom tenderly, feeling very brave now.”I shall soon get well.”

“Good - bye, Tulliver,”said Philip, putting out his small delicate hand, which Tom clasped immediately with his more substantial fingers.” (G. Eliot)

На протяжении всего исследуемого периода в качестве сигнала, предшествующего завершению речевого контакта, зафиксировано употребление прагматического речеорганизующего маркера well, например:

“Oh, that is the light in which you view it! Well, I must go in now; and you

too; it darkens.” (Ch. Brontл)

“Well, so long.” (D. Lawrenсе)

Наши данные о динамике схем развертывания трансакций размыкания речевого контакта в неофициальных ситуациях представлены в табл. 3.1.3.2:

Таблица 3.1.3.2.

Развертывание трансакций размыкания речевого контакта

Период	Схемы
XVI в.	[благословение + прощание], [прощание + обращение]
XVII в.	[прощание + обращение]
XVIII в.	[(интродуктивный маркер) + обращение + прощание], [прощание + обращение]
XIX вв.	[прощание + обращение]
XX	[прощание + обращение]; [прощание]

Тем самым наблюдается тенденция к сокращению элементов схемы прощания в соответствии с изменением принципа вежливости в сторону снижения церемонности, демократизации общения.

3.2 Историческое варьирование фатического метадискурса автономного типа

Наблюдения над динамикой автономного типа фатического метадискурса показывают, что его историческое варьирование охватывает его жанровые, этикетные, прагматические доминанты. На протяжении исследуемого периода СБ проходит этапы зарождения (XVI-XVII вв.), становления и расцвета (XVIII в.), постепенно утрачивая часть свойств в XIX-XX вв. Исторически постоянными остаются цели СБ - удовлетворение потребности в общении, желание развлечь (коллективного) адресата.

Формирование СБ прослеживаем в драматургии ранненовоанглийского периода и эпохи Реставрации. В диалогах шутов и вельмож обнаруживаются следующие из характеристик СБ:

жанровые доминантные свойства СБ: ироничность, совмещение официальности, публичности и неофициальности общения;

этикетные доминантные свойства: заданный характер речевого поведения, согласно которому шуту позволялось шутить, высмеивать, а вельможа согласно своей роли не должен был обижаться, принимать эти шутки всерьез;

прагматические доминантные свойства: игровое начало - обязательность для вельможи участвовать в речевом действии шута, подавая ему реплики-вопросы; свойства полилога - шутки адресовались прямо (вельможе) и косвенно (всем присутствующим); языковая игра как обязательный элемент (каламбуры, антитезы и т.п.). Например:

Enter Fool. [offering Kent his cap]

Lear. (1) How now, my pretty knave! How dost thou?

Fool. (2) Sirrah, you were best take my coxcomb.

Kent. (3) Why, fool?

Fool. (4) Why, for taking one's part that's out of favour: (5) nay, an thou canst not smile as the wind sits, thou'lt catch cold shortly: there, take my coxcomb: (6) why, this fellow has banished two on's daughters, and did the third a blessing against his will; (7) if thou follow him thou must needs wear my coxcomb. (8) How now, nuncle! Would I had two coxcombs and two daughters!

Lear. (9) Why, my boy?

Fool. (10) If I gave them all my living, I'ld keep my coxcombs myself.

(W. Shakespeare)

В приведенной ситуации обнаруживаем ироничность (2), (5), (7), (8), (10); реплики направлены всем участникам сразу (прямо и косвенно): речевой ход шута совмещает РА, направленные королю (8), Кенту (4), (5), (6), (7), при этом последние не менее важны для Лира.

Языковая игра в словах шута представлена каламбуром (5), его реплики содержат противопоставление (10). Однако, данный пример в отличие от СБ содержит конфликтность, несоблюдение этикетности, отсутствие доброжелательности.

В ситуациях светского общения, описываемых в пьесах конца XVII в., отражаются некоторые черты формирующейся СБ. Например, лорд Фоппингтон приходит с визитом к Аманде и ее кузине Беринтии:

L. Fop. Why, that's the fatigue I speak of, Madam, for `tis impossible to be

quiet without thinking: now thinking is to me the greatest fatigue in the world

Aman. Does not your Lordship love reading, then?

L.Fop. Oh, passionately, Madam - but I never think of what I read.

Ber. Why, can your Lordship read without thinking?

L.Fop. O Lard - can your Ladyship pray without devotion - Madam?

Aman. Well, I must own I think books the best entertainment in the world.

L.Fop. I'm so much of your Ladyship's mind, Madam, that I have a private gallery, where I walk sometimes, is furnished with nothing but books and looking - glasses /…/ (J. Vanbrugh)

В приведенной трансакции - отрывке СБ, наблюдаются полилогичность, доброжелательность, характерная тема СБ - искусство, соблюдение статусных ролей. Вместе с тем, в нем отсутствуют такие важные свойства СБ как игровое начало, изящность речи. Не соблюдается и требуемая в СБ краткость речевого вклада, поскольку последующие речевые шаги лорда Фоппингтона (опускаем их для краткости) содержат более 10 предикаций.

Становление СБ (small talk) относим к XVIII в., что находит подтверждение в других исследованиях [144; 166]. В этот исторический период в центре внимания оказываются представители английских салонов, новые буржуа, стремящиеся подражать поведению аристократии, с их ориентированностью на четкое соблюдение этикета, куртуазность, следование моде не только в одежде, но и в речевом поведении. Вежливая, стандартизованная речь превращается в признак социального класса. Как отмечает Р. Уоттс, с начала XVIII в. этикетно вежливое коммуникативное поведение становится элементом манипулирования в процессе социального расслоения общества на городскую, наследственную аристократию (nobility), сельскую аристократию (gentry) и средний класс (middle class), включающий богатых горожан, борющихся за свой социальный престиж [244: 6,19]. Этот исторический период можно назвать “золотым веком” small talk. Это соответствует и общей динамике игрового элемента человеческой культуры: как отмечает Й. Хейзинга, образ XVIII в. утвердился как историческая эпоха, “насыщенная игровыми и игривыми элементами” [158].

Не менее важным для становления СБ как жанра является динамика принципа вежливости в английской лингвокультурной общности: эпоха Просвещения представляет собой важный этап на пути переориентации британского этоса с позитивной на негативную вежливость, когда обе практически уравновешиваются [165], что делает одинаково важными удовлетворение негативных и позитивных “нужд” лица.

Рассмотрим ситуацию, в которой трое молодых мужчин, капитан Эбсолют, мистер Фолкленд и мистер Экрес, встречаются на водах. В их беседе выделяем несколько трансакций, отграниченных тематически друг от друга. После взаимных представлений начинается трансакция обмен светскими новостями, разговор об общих знакомых (Miss Melville):

Acres. (1) /…/ She and your father can be but just arrived before me - I suppose you have seen them. (2) Ah! Mr. Faulkland, you are indeed a happy man.

Faulk. (3) I have not seen Miss Melville yet, Sir. (4) I hope she enjoyed full health and spirits in Devonshire?

Acres. (5) Never knew her better in my life, Sir - never better. (6) Odd's blushes and blooms! She has been as healthy as the German Spa.

Faulk. (7) Indeed! I did hear that she had been a little indisposed.

Acres. (8) False, false, Sir - only said to vex you: quite the reverse, I assure you.

Faulk. (9) There, Jack, you see she has the advantage of me; I had almost fretted myself ill.

Absolute. (10) Now are you angry with your mistress for not having been sick.

Faulk. (11) No, no, you misunderstand me: yet surely a little trifling indisposition is not an unnatural consequence of absence from those we love. (12) Now confess - isn't there something unkind in this violent, robust, unfeeling health?

Abs. (13) Oh, it was very unkind of her to be well in your absence, to be sure!

Acres. (14) Good apartments, Jack.

Faulk. (15) Well, Sir, but you were saying that Miss Melville has been so exceedingly well - (16) what, then she has been merry and gay, I suppose? (17) Always in spirits - hey?

Acres. (18) Merry! (19) Odds crickets! She has been the belle and spirit of the company wherever she has been - so lively and entertaining! So full of wit and humour!

Faulk. (20) There, Jack, there! (21) Oh, by my soul! there is an innate levity in woman, that nothing can overcome. (22) What! Happy, and I away!

Abs. (23) Have done - how foolish this is! (24) Just now you were only apprehensive for your mistress's spirits. (R. Sheridan)

В приведенных репликах проявляется частичная официальность СБ (один из мужчин только что представлен) в сочетании с разговорностью (обращение по фамилии и по имени, использование обращения sir): (2), (5), (8), (9), (15), (20). В беседе превалирует ироническое начало (10), (12), (22).

Обсуждаемые темы характерны для СБ: знакомые, возлюбленная, квартира хозяина. В последнем случае желание сделать комплимент хозяину квартиры (14) не находит адекватного продолжения, и беседа возвращается к теме общих знакомых. Соблюдается этикетное табу на фривольные темы, обсуждение женщин не выходит за рамки приличий (22).

Соотнесение информации в данной трансакции со шкалой фатики - информатики позволяет расположить ее ближе к полюсу Pmax. Даже сама тема беседы оказывается малозначима: все позитивное, сказанное о Мисс Мелвилл, в конце оказывается перечеркнутым (24).

Доброжелательность как общая тональность трансакции присутствует во всех речевых шагах коммуникантов, которые, обмениваясь колкими замечаниями, не переходят границы грубости.

Роли коммуникантов четко соблюдаются: новый знакомый Эбсолюта и Фолкленда в соответствии с требованиями этикета не употребляет обращений по имени, которые встречаются только между этими давними приятелями. По требованиям этикета о возлюбленной Фолкленда говорят не иначе как о “Мисс Мелвилл” (3), (15).

Жанр СБ требует краткости речевых вкладов отдельных коммуникантов, вовлеченности всех в общую беседу, стратегического равноправия - отсутствия доминирования одного из коммуникантов, узурпации коммуникативной инициативы. Cоответственно речевые шаги участников беседы не превышают двух - трех РА. Это свидетельствует об “ограниченности моделей фатического диалога”, которые “с практической точки зрения не выходят за пределы /…/ игрового жанра” [171: 332].

Игровое начало прослеживается во взаимном подшучивании (10), (12), (13), в соревновательном характере трансакции, в которой каждый участник демонстрирует свои качества.

Ритуализованность сценария СБ роднит ее с речевой игрой - “разговор двух или более лиц по общепринятому, стереотипному типовому сценарию, принятому в данной социокультурной среде для подобных коммуникативных ситуаций” [137]. Прагматические характеристики полилога проявляются в “перекрестной” адресации одной реплики нескольким коммуникантам (1), (2). В целом, беседа не переходит на уровень личных проблем, оставаясь интересной для всех участников.

Изысканность речи и языковая игра в данном примере проявляется в образных средствах языка: синонимии и парадоксе (12), (13); в эффекте нарушения логической цепочки и обманутого ожидания (22), в синтаксических средствах стилистики (19). Таким образом, приведенный отрывок свидетельствует об оформлении СБ в самостоятельный тип английского фатического метадискурса в эпоху Просвещения.

В XIX в. игровой элемент культуры, присутствующий в ней в XVIII в. “в полном расцвете, утратил свое значение”; по образному выражению Й. Хейзинги, культура XX в. “едва ли еще играется” [158: 327-328]. В начале этого периода СБ сохраняет большинство свойств, отмечаемых для дискурса этого типа в XVIII в.: ограниченность тем, низкая энтропия информации, важность процесса общения, кооперативность и сотрудничество коммуникантов, полилогический характер беседы. Например, Элинор и Люси обсуждают общих знакомых и свои вкусы, затем к ним присоединяется мисс Стил:

`(1) And what a charming little family they have! (2) I never saw such fine children in my life. (3) I declare I quite doat upon them already, and indeed I am always distractedly fond of children.'

`(4) I should guess so,' said Elinor, with a smile, `from from what I have witnessed this morning.'

`(5) I have a notion,' said Lucy, `you think the little Middletons rather too much indulged; perhaps they may be the outside of enough; but it is so natural in Lady Middleton;(6) and for my part, I love to see children full of life and spirits; I cannot bear them if they are tame and quiet.'

`(7) I confess,' replied Elinor, `that while I am at Barton Park, I never think of tame and quiet children with any abhorrence.'

A short pause succeeded this speech, which was first broken by Miss Steele, who seemed very much disposed for conversation, and who now said rather abruptly,'(8) And how do you like Devonshire, Miss Dashwood? (9) I suppose you were very sorry to leave Sussex..' (J. Austen)

В приведенном отрывке СБ наблюдается свободная смена топиков (6), (8), повторение ключевых слов предыдущего шага как средство развития беседы (children - Barton Park - Devonshire), обилие вводных элементов, уклончивых и смягчающих утверждения (4), (5), (7), (9). Общая тональность трансакции доброжелательная, в ней отсутствует ироничность, конфликтность. Из участников СБ только Люси проявляет соревновательность, стремится выделиться своим речевым поведением (6), рассказывая о своих вкусах, отличающихся от общепринятых. Весь приведенный отрывок - композиционные нарастание и спад, объединенные топиком “Отношение к детям” демонстрирует значимость соблюдение этикета для его участниц. Вместе с тем, в нем отсутствует ироничность и характерная для игровой природы СБ языковая игра, стремление развлечь других.

Eще более отличается от СБ эпохи Просвещения вариант современной СБ, которую, учитывая произошедшие изменения социально-классовой структуры общества, его этических норм и правил этикета, точнее назвать ”дружеской болтовней” [139]. “Если сейчас мы изучаем фатику главным образом сниженно-бытового типа, то ученые и литераторы прошлого, рассматривая беседу как искусство, обращались, как правило, к высоким, светским, интеллектуальным или творческим эталонам. Поэтому, например, уже как бы терминологизированное сейчас понятие “разговор на кухне”, можно приравнивать к прежним “разговорам в гостиной” [30: 151]. Ср., беседа трех девушек об общих знакомых:

Deeley. (1). It's nice I know for Katey to see you.(2) She hasn't many friends.

Anna (3). She has you.

Deeley (4). She hasn't made many friends, although there's been every opportunity for her to do so.

Anna (5). Perhaps she has all she wants.

Deeley (6). She lacks curiosity.

Anna (7). Perhaps she's happy.

Kate (8). Are you talking about me?

Deeley (9). Yes.

Anna (10). She was always a dreamer.

Deeley (11). She likes taking long walks. All that. You know. Raincoat on. Off down the lane, hands deep in pockets. All that kind of thing. (J. Osborne)

В приведенном примере отдельные речевые ходы коммуникантов сокращены до одного РА, построены не как вопросно-ответная шаговая структура, а как последовательное развитие темы отдельными участниками попеременно (4), (5), (6), (7). Выразительность речи минимальна: это синтаксические стилистические средства (10). Коммуникативное равенство, характерное для СБ, сменяет коммуникативное лидерство Дили и Анны, удерживающих инициативу в общении и не уступающих ее Кейт даже после ее вопроса (8); необычна и тема беседы - обсуждение Кейт в ее присутствии.

Сопоставление характеристик СБ за исследуемый период свидетельствует о наличии диахронических постоянных -- общей цели речевого события -- удовлетворения потребности в общении, дружественной тональности, мягкости и неконфликтности, ограниченного набора тем, полилога. Диахронически изменчивыми оказываются ироничность, сочетание официальности и разговорности, ролевая обусловленность этикетных свойств, языковая выразительность, игровое начало, в том числе языковая игра -- то есть, характеристики, соответствующие сопутствующей цели СБ -- стремлению развлечь коммуникантов, реализовать эстетическую функцию речи.

3.3 Историческое варьирование стратегий и тактик фатического метадискурса

Фатический метадискурс в Великобритании рассматриваемых исторических периодов разнится в соответствии с комплексными изменениями языка, общества, этоса в целом [165: 128; 186: 243]. По соотношению позитивных и негативных стратегий в этосе выделяют культуры с преимущественно позитивно ориентированной и негативно ориентированной вежливостью (к первым относят “приветливую” - friendly - культуру современных США, ко вторым - “сдержанную” - stand - offish - культуру Англии [186 :245]. Различия культур и этосов обнаружены не только в межкультурном плане в синхронии, но и в аспекте диахронии [164; 187; 208].

Синергетический подход к системе фатического метадискурса предполагает наличие разнонаправленных изменений системы вежливости в культуре и в фатическом метадискурсе. По нашим данным, для фатического метадискурса вежливость отдаления (негативная) стабильно доминирует за последние пять столетий и ее частотность исторически возрастает
(см. табл. Г.2 приложения Г), в то время как британская культура, в целом, диахронически изменяется от позитивно ориентированной в XVI в. к негативно ориентированной в настоящее время [212; 165: 138-139].

Стратегии позитивной вежливости демонстрируют существенные изменения в диахронии, в частности, касающиеся стратегии (Р4) (11% - 7% - 8% в XVI, XVIII, XX вв., соответственно(табл. Г.2 приложения Г)). В речи XVI-XVII вв. находим большое разнообразие обращений, маркирующих принадлежность к группе: sweet, pal, chuck, good my friend, mother, sister, excellent wretch, sweet lady, fellas, sweet dear, sweetheart, boy и т.п. В XVIII в. это формы charming, dear, child и др., а к концу XX в. - my dear, my darling, old chap, old boy, my old hearty, guys, duckie, babe, cathy, honey, good buddy и т.п.

Стратегия (Р15) существенно реже употребляется в современный период (8% - 6% - 4%). В пьесах Шекспира она обнаруживается в приветствиях и прощаниях, например, Отелло - Дездемоне:

It gives me wonder great as my content

To see you here before me. O, my soul's joy. (W. Shakespeare)

Частотность (Р1), (Р3) незначительно изменяется за исследуемый период. Одна из наиболее значимых для фатического метадискурса стратегий (Р7) (поиск общих интересов, сплетни) остается высокочастотной в речи исследуемых периодов, ее доля в составе позитивных стратегий XVIII в. особенно велика (до четверти этих примеров). Такое направление развития (Р7) связываем с формированием СБ в английском дискурсе в эпоху Просвещения, например:

Lady Sneerwell. Ah, my dear Snake ! /…/ But do your brother's distress increase?

Joseph Surface. Every how? I am told he has had another execution in the house yesterday /…/

Lady Sneerwell. Poor Charles!

Joseph Surface. True, Madam; notwithstanding his vices, one can't help feeling for him. Poor Charles! /…/

Lady Sneerwell. O Lud! You are going to be moral, and forget that you are among friends. (R. Sheridan)

Стабильно высокой (9% - 7%) остается стратегия выражения восхищения, комплиментов и т.п. (Р1). Если во времена Шекспира в трансакции установления контакта комплимент в фатическом метадискурсе был направлен женщинам и вышестоящим мужчинам, то в современном дискурсе комплимент мужчине утрачивает актуальность, а комплимент женщине приобретает вид похвалы не личности, а ее одежде, манерам и др., что связываем с трансформацией этических норм в обществе:

Re-enter Bishop of Ely.

Hastings. His grace looks cheerfully and smooth today.

There's some conceit or other likes him well.

When he doth bid good morrow

with such a spirit. (W. Shakespeare)

Joan enter /…/

Alan [wistfully]: You look so pretty, Joan.

Joan. Do I? That's sweet of you, Alan. (J. B. Priestley)

В целом, отмечаем существенное снижение частотности стратегий сближения в фатическом метадискурсе XVI-XX вв. (49% - 31%).

По нашим данным, стратегии дистанцирования доминируют в фатическом метадискурсе исследуемого периода, и их частотность существенно возрастает к концу XX в. В фатическом метадискурсе ранненовоанглийского периода наиболее представлены стратегии (N2) и (N5), которые в основном сохраняют частотность на протяжении пяти столетий, хотя языковые формы их реализации несколько различаются. Стратегия уклончивости (N2) реализуется вопросами, частицами, причем набор частиц в XVI-XVII вв. (rather, pretty, quite) в XX в. пополняется формами sort of, kind of. Например, инхоатив-вопрос:

“Mr. Cooper, I presume?”

“That's right. Were you expecting anyone else?” (W. Maugham)

В XX в. обнаруживаем ритуализованный обмен вопросами - эхо в трансакциях фатического метадискурса:

Miss M.: /…/ What a snug little group you are.

Freda. Are we?

Miss M. Well, aren't you? (J.B. Priestley)

Частотность стратегии (N5) существенно колеблется в XVI-XX вв.
(21% - 15%). Это связано с тем, что самоуничижение как одна из тактик ее реализации, характерная для общества эпохи Возрождения, утрачивает актуальность в современной культуре, становится малоупотребительной в дискурсе XX в. Формы I humbly thank you, your servant (obedient servant), at your service практически выходят из употребления позже XVIII в. Например, Полоний прощается с Гамлетом:

My honourable lord, I will most humbly

Take my leave of you. (W. Shakespeare)

В современном этосе реализуется в основном вторая тактика стратегий почтительности - тактика ликоповышения адресата. Например, Лиззи прощается с Миссис Коллинз, вежливо отказываясь от приглашения продлить свой визит:

“I am much obliged to your ladyship for your kind invitation,” replied

Elizabeth, “but it is not in my power to accept it. - I must be in town next Saturday.” (J. Austen)

Существенно возрастает количество стратегий имперсонализации говорящего и слушающего (N7), что соответствует развитию системы пассива в английском языке, сформировавшегося к началу ранненовоанглийского периода, и местоименных конструкций с one, you. Например:

Miss M. [who doesn't care]: Of course we do spend too much of our time telling lies and acting them.

Betty [in her childish manner]: Oh, but one has to. (J. B. Priestley)

Стратегии вежливости реализуются как намеренно (on-record), так и ненамеренно (off-record); в последнем случае коммуникативные акты не содержат эксплицитного объяснения интенции говорящего и слушающему необходимо вывести подразумеваемое значение РА [186: 211]. Для фатического метадискурса наибольший интерес среди ненамеренных реализаций представляет стратегия 8: “Будь ироничен” [186: 221]. Контекст и ситуация реализации этой стратегии, как правило, содержат подсказку, позволяющую адресату расшифровать скрытое намерение, хотя в отдельных случаях ирония содержится в подтексте и не имеет контекстуальных ключей. Эта стратегия особенно характерна для автономного типа фатического метадискурса, что объясняет ее быстрый рост в XVIII в. и сохранение высокой частотности (18% - 15%) до XX в. Например:

Freda [mocking him]: No sincerity, no sandwiches - that your motto, is it?

No? (J. B. Priestley)

В целом, полученные данные свидетельствуют о тенденции к увеличению стратегий негативной вежливости (51% - 69%) за исследуемый период. Сдержанность, достоинство, отстраненность, характерные для негативной вежливости, символизируют высокий статус и в полной мере соответствуют британским ценностям, что обусловливает рост негативных стратегий в фатическом метадискурсе.

Выводы по третьей главе

Система фатической метакоммуникации, реализуемая в английском фатическом метадискурсе, проявляет существенное качественное и количественное варьирование в XVI-XX вв., затрагивающее фатический метадискурс включенного и автономного типов. Отмечаемая неодинаковая скорость и направление изменений объясняется общими постулатами синергетики: нелинейностью взаимодействия системы и среды, постоянным развитием, в ходе которого равновесие между ними нарушается и восстанавливается, не исключая элемента случайности как фактора динамики системы фатической метакоммуникации

1. В трансакции установления контакта частотность инхоативных РА фатических метакоммуникативов сокращается, а инхоативных РА иных иллокутивных типов с сопутствующей речеорганизующей иллокуцией возрастает. Историческое варьирование затрагивает все семантико-функциональные подтипы инхоативных РА фатических метакоммуникативов:

1.1. Набор приветствий-междометий к XIX-XX вв. пополняется, их частотность существенно увеличивается; сфера употребления, ограниченная в XVI в. неофициальными ситуациями взаимодействия равных или вышестоящего с нижестоящим коммуникантом, расширяется до социально и ситуативно индифферентного употребления в ХХ в.