Способы речевого воздействия в лингвистике

Игра на эмпатии, или эмоциональном сопереживании, также является действенным способом создания доверительных или квази-доверительных отношений. Важной характеристикой эмпатического слушания является невозможность критического восприятия реципиентами высказывания. Ведь оно основано не только на умении представить чувства и переживания другого человека, но и, сопереживая, сформировать положительное к нему отношение:

(30) LAWYER: Imagine for a moment the terrible pain of losing a loved one. It's happened to you, [Jordan said, looking at the same blue-haired lady Delaney had singled out] and you! [He said to a dairy farmer, with a face so creased it seemed again smooth]. We've all lost someone. And recently, Chris did too. Think of how you felt when it happened to you - the pain, the rawness of it - and then imagine the horror of being charged with that same person's murder. (J. Picoult, #1)

В данном примере адвокат, обращаясь к каждому присяжному заседателю по отдельности и устанавливая с ним зрительный контакт, призывает его к эмоциональному соучастию, вчувствованию во внутренний мир человека, которого постигло несчастью (апеллятивную функцию в этом случае выполняют императивы: “Imagine the terrible pain of losing a loved one”; “Think of how you felt”) или человека, которого клеймят как первопричину этого несчастья (“Imagine the horror of being charged…”). В последнем случае адвокат, конечно же, ссылается на своего подзащитного. Помимо этого, усилению речевоздействующего потенциала способствует использование слов-дейктиков: местоимения 2л. ед.ч. “you” (при обращении к конкретному присяжному) и местоимения 1л. мн.ч. “we”. Так называемое «инклюзивное «мы»» создает атмосферу сопричастности, солидарности и конструирует дискурс «общего дела».

2.2.5 Вопросы «от дурака»

Как уже упоминалось в предыдущем пункте, присяжные, не будучи профессиональными участниками судебного заседания, могут потерять нить мысли в водовороте витиеватых юридических формулировок и сложных терминов, не известных им научных понятий и просто замысловатых рассуждений, звучащих из уст основных протагонистов судебного разбирательства.

Опытный адвокат прекрасно осознает эту лакуну компетенции присяжных заседателей и умело пользуется тактикой переспрашивания («вопрос от дурака» - термин Ю.В. Рождественского [Рождественский, 2006: 199]), ссылаясь на тот факт, что он якобы не уловил суть высказывания и просит перефразировать озвученную мысль еше раз:

(31) LAWYER: What was the assignment?

WITNESS: To craft an argumentative essay. I told the students to take a confrontational issue, a very hot topic, and to come down on one side of it using their own personal beliefs. They were required to state a thesis, find support for it, disprove the antithesis, and come to a conclusion.

LAWYER: I did almost as poorly in English as I did in art. [Jordan said, full of sheepish charm] Could you repeat that?

WITNESS: They had to take an issue, state the pros and cons, and come to a conclusion.

LAWYER: Ah, I understand that much better. (J. Picoult, #1)

В этом диалоге адвокат, театрально обнаруживая свою непонятливость и непрофессиональное владение предметом разговора, настаивает на повторе свидетельского показания - тем самым давая возможность присяжные четче уяснить его суть.

Помимо «облегчения» содержательной нагруженности, эта тактика является действенной при необходимости еще раз проговорить ключевые смысловые звенья высказывания, на которых говорящий хочет заострить внимание слушающих:

(32) WITNESS: There's a specific term for this kind of relationship. Fusion. Just like the physicists. It means that two personalities have bonded together so strongly that a whole new personality is created, and the separate ones cease to exist.

[Jordan raised his eyebrows]

LAWYER: Could you run that by me again?

WITNESS: In plain English, it means that Chris and Emily's minds and personalities were so connected <…> they grew up so close that they couldn't function without each other. And in the case of the death of one of them, the other one literally would not be able to go on living. Does that make more sense?

LAWYER: It's more clear. [Jordan said, smiling to the jury] (J. Picoult, #1)

В данном случае перед адвокатом лежит непростая задача доказать жюри присяжных, что его подзащитный, которого обвиняют в убийстве его девушки, на самом деле был не способен на этот поступок. Экспертом-свидетелем выступает врач, проводивший психиатрическую экспертизу, согласно которой молодые люди были настолько душевно неразъединимы, что смерть одного из них лишила бы смысла жизни другого. Адвокат, осознавая, что это - веский аргумент в пользу его подзащитного, который мог ускользнуть от внимания слушателей, просит повторить его еще раз, в более доступной формулировке.

2.2.6 Принцип «трех «да»

Человеческий мозг, как неоднократно подмечалось, работает инерционно. Второй раз ответить отрицательно на вопрос легче, чем в первый - то же самое верно и с утверждением. Этот прием эффективной коммуникации известен со времен Сократа, который предложил структурировать диалог таким образом, чтобы важный для говорящего вопрос предварялся двумя короткими, простыми вопросами, подразумевающими заранее предсказуемый ответ [Carnegie, 1970: 175]. Вопросы должны быть сформулированы таким образом, чтобы собеседник без раздумий ответил «да» (отсюда и условное название данной тактики - принцип «трех да»). Конечно же, вопросы должны быть также связаны единой причинно-следственной связью, иначе нестыковки в логике легко обнаружатся даже не искушенным в коммуникативных уловках собеседником.

Посмотрим на следующий пример:

(33) LAWYER: Rachel, did you talk to your mommy before you came to court this morning?

WITNESS: Yes.

LAWYER: Did she tell you what to say when you got up into this little box?

WITNESS: Yes.

LAWYER: And did she tell you that you needed to say that Daddy touched you?

WITNESS: Yes.

LAWYER: Did Mommy tell you that you needed to say that Daddy touched you?

WITNESS: Uh-huh.

[I begin to close my file on this case; I already know where Fisher's going; what he has done]

LAWYER: Rachel, did your mommy tell you what would happen today if you came in here and said that Daddy touched your pee-pee?

WITNESS: Yes. She said she would be proud of me, for being such a good girl. (J. Picoult, #2)

Контекст, в котором происходит данный диалог, следующий: в суде ведется разбирательство по делу о развратных действиях отца в отношении своей дочери. Допрос пятилетней Рэйчел ведет адвокат подсудимого, чья цель - изобличить перед присяжными факт предвзятости показаний этого свидетеля. Как и в большинстве подобных случаев, представителю правосудия уже заранее известны некоторые обстоятельства, имеющие отношение к предстоящему допросу. Так, задавая первый вопрос, он добивается подтверждения уже известного факта. Второй вопрос (“Did she tell you what to say..?”) также по своему содержанию содержит в себе подсказку к определенному ответу - ведь как известно, дети подсознательно склонны отвечать утвердительно на те вопросы, в которых такой ответ уже сформирован. Третий вопрос - ожидаемое утверждение на искомый факт: мама Рэйчел намеренно проинструктировала дочку дискредитировать отца, чтобы выиграть дело. Последующие за этим четвертый и пятый вопросы служат верификации озвученного признания, причем последний уже эксплицитно вербализует догадку адвоката и обнаруживает факт попытки манипуляции свидетельскими показаниями со стороны третьего лица.

Данная тактика может использоваться и при допросе взрослого свидетеля:

(34) DEFENSE LAWYER: You didn't test Emily's hands at the scene of the crime, and you didn't test her on the way to the hospital. Could someone have touched Emily's hands during the trip from the crime scene to the hospital?

WITNESS: Yes.

DEFENSE LAWYER: Such as medics, or uniformed officers?

WITNESS: Either would be possible.

DEFENSE LAWYER: In the emergency room might she have been swabbed down, since there were no instructions otherwise?

WITNESS: Yes.

DEFENSE LAWYER: So you're saying any number of people might have tampered with important evidence before you got around to collecting it from Emily's hands?

WITNESS: Yes. (J. Picoult, #1)

В отличие от предыдущего примера, в данном случае адвокат не просто задает вопросы с заранее подразумеваемым ответом (ср. “did she tell you that you needed to say…”), чтобы добиться простого и вполне ожидаемого утверждения со стороны адресата, а формирует вариативную интерпретацию ситуации, представляя ее с другого ракурса. В частности, говорящий стремится доказать факт халатности, допущенной при процессуальных действиях, выявление которого смогло бы склонить чашу весов в его пользу. Для этого он формулирует вопросы таким образом, чтобы сконструировать альтернативную точку зрения, с которой бы согласился допрашиваемый свидетель, указывая на определенные уязвимости и несоответствия в ранее озвученной теории (“you didn't test Emily's hands”; “there were no instructions”; “someone might have tampered with evidence”). Данный способ реализации тактики, очевидно, наиболее успешен в ситуации со взрослыми участниками процесса, которые могут идентифицировать факт манипулирования, если формулировка вопросов будет эксплицитно форсировать желаемый ответ, а не содержать более имплицитно выраженную альтернативную версию.

2.2.7 Наводящие вопросы

Задавать наводящие вопросы свидетелям в ходе прямого или перекрестного допроса, как известно, не разрешается - что тем не менее не мешает этой тактике быть одной из самых популярных в репертуаре адвокатов и обвинителей. Согласно процессуальным правилам судебного разбирательства, председательствующий обязан признавать недопустимыми и отклонять любые вопросы, в которых завуалирован желательный для спрашивающего ответ. Однако на практике это происходит далеко не всегда и «извлеченную» таким образом информацию можно использовать для манипулирования мыслительной деятельности реципиента в нужном направлении.

Чаще всего наводящие вопросы используются представителем правосудия для того, чтобы навести своего свидетеля на мысль, которая имеет для его позиции первостепенную важность, даже если доказательственное значение этой информации ничтожно:

(35) PROSECUTOR: So would you say the defendant was very careful with how she aimed that weapon at Father Szyszynksi?

LAWYER: Objection!

JUDGE: Sustained. (J. Picoult, #2)

Цель государственного обвинителя в данном случае - доказать, что подсудимая совершила убийство не в эмоциональном порыве, но предумышленно и хладнокровно (этот смысл здесь передан сочетанием прилагательного и наречия-интенсификатора “very careful”) - что позволило бы квалифицировать преступление как убийство с отягчающими обстоятельствами.

В следующем примере обвинитель использует в качестве инструмента манипуляции предвзятое мнение свидетеля по отношению к подсудимому:

(36) PROSECUTOR: Do you believe that Chris could have been violent toward your daughter?

LAWYER: Objection! This witness is biased.

PROSECUTOR: Biased! The woman's child is dead and buried. She can have any bias she pleases.

PROSECUTOR: Do you believe that Chris could have been violent toward your daughter?

WITNESS: I think he killed her.

LAWYER: Objection!

PROSECUTOR: You think he killed her…[Barrie restated, letting Melanie's words settle, a gauntlet thrown] (J. Picoult, #1)

Как видно из данного примера, государственный обвинитель допрашивает мать девушки, якобы убитой подсудимым. Представитель правосудия знает позицию своего свидетеля, но ему необходимо, чтобы ее ответ был услышан присяжными. Чтобы завуалировать свою интенцию, говорящий использует оценочно-окрашенное прилагательное “violent”, которое тем не менее имлицирует факт убийства, а также глагол эпистемической субъективной модальности “believe”. Несмотря на неоднократные протесты со стороны защиты, обвинитель добивается искомого признания - которое, без сомнения, окажет глубокое воздействие на присяжных.

2.2.8 Рефрейминг

Рефрейминг (от англ. reframe - вставлять в новую рамку; по-новому формулировать) - понятие, которое сравнительно недавно пришло в лингвистику из психологии. В его основе лежит гипотеза субъективности отношения человека к окружающему миру и возможности рассмотрения любого события под разными углами зрения. В лингвистике синонимами рефрейминга выступают такие понятия, как «концептуальное моделирование» (фрейминг) [Голубева, 2016]; «мифологизация» [Карпова, 2014]; «вариативная интерпретация действительности» [Гусева, 2006]. Все они тесно связаны с конструированием субъективной реальности, в которой «фреймы» или различные ценностные, когнитивные, идеологические, культурные категории способны успешно задавать определенные параметры интерпретации.

Моделирование таких параметров становится возможным благодаря способности языковой системы описывать одни и те же фрагменты действительности разными способами. Значимое варьирование - или выбор из множества языковых средств именно таких, которые содержат необходимые говорящему коннотативные и ассоциативные оттенки - представляет собой эффективный инструмент манипулирования и моделирования ситуации действительности в нужном для адресанта направлении.

Так, одним из способов актуализации фрейма «конфликтность» является выбор лексемы, коннотирующей такие отрицательные ассоциации, как агрессивность и буйство:

(37) PROSECUTOR: How many officers did it take to wrestle her to the ground?

WITNESS: She dropped to the ground. [The detective corrects] Four bailiffs dropped on top of her. (J. Picoult, #2)

Описывая ситуацию задержания подсудимой, обвинитель пытается создать образ неуправляемой, агрессивно настроенной преступницы - эти смысловые компоненты заключены в сочетании глагола “wrestle” с квантификатором “how many”, которое моментально создает необходимую умозрительную картину. Свидетель, однако, моментально декодирует имплицитный смысл сообщения, и уточняет детали случившегося, что в корне меняет семантический вектор.

Еще одним способом реализации рефрейминга может стать такой прием, как «проталкивание идей» - когда говорящий пытается внедрить в когнитивную систему участников процесса какую-либо идею, которая способна оказать влияние на понимание ими дела и спровоцировать необходимую реакцию:

(38) PROSECUTOR: Was there anything else you found at the scene of the crime?

WITNESS: We found a bottle of Canadian Club. Liquor.

PROSECUTOR: Ah... underage drinking. (Barrie said, smiling)

WITNESS: [The detective grinned, to] It wasn't my biggest concern at the time.

LAWYER: Objection! Your Honor, if there was a question somewhere in there, I missed it. (J. Picoult, #1)

В данном примере обвинитель, получив информацию о найденном на месте преступления алкогольном напитке, сразу же пытается сконструировать факт употребления алкоголя несовершеннолетними подростками, и в дальнейшем развивает эту теорию как основную причину трагического случая. Эту теорию поддерживает и свидетель стороны обвинения - офицер полиции. Однако адвокат защиты в ходе перекрестного допроса вынуждает его признать несостоятельность этой гипотезы, тем самым идентифицируя попытку манипулирования и своевременно реагируя на нее: