Политическая социология

Такая трактовка естественных прав человека привела к двум коренным отличиям доктрины Джефферсона от известных нам европейских традиционных подходов.

Во-первых, она не совпадает с этическим учением французских материалистов, отстаивающих принцип «разумного эгоизма». Американские просветители отрицали кальвинистское учение о врожденной порочности человека после грехопадения Адама. Определяя форму первородного греха как аморальную, они утверждали тезис о непорочности человека. Развивая это утверждение, Джефферсон подчеркивал, что нравственность коренится не в личных интересах человека, она первичный, врожденный элемент его устройства и не требует эгоистического оправдания. «Сознание того, что хорошо и что дурно, так же присуще природе человека, как чувство слуха, зрения, осязания. Оно -- истинная основа нравственности» (письмо П. Карру, 1787). В письме Дж. Адамсу в 1816 г. он пояснял, что «сущность добродетели в том, чтобы делать добро другим»1.

Второе отличие -- в объеме трактовки неотчуждаемых прав личности. В противоположность изначально сформулированной Локком триаде «жизнь, свобода и собственность» Джефферсон предлагает другой набор естественных прав человека: жизнь, свобода, достижение счастья. Он считает, что ни один человек на земле не имеет права ни на один акр земли. Частная собственность -- не естественное право, а исторически сложившееся законодательство, то есть право гражданское, имеющее сугубо функциональное значение. С политической точки зрения предложенный набор естественных прав человека изменил направление американского революционного мышления, объединив в рядах борцов за демократию всех, а не только имущие слои.

Следует заметить, что, решая вопрос о соотношении естественных и гражданских прав, Джефферсон поднимает еще одну важную проблему: о свободе вероисповедания и запрете на религиозные преследования, справедливо полагая, что они являются первым шагом на пути к свободе совести и мысли. «Наши гражданские права не зависят от наших религиозных взглядов... объявлять гражданина недостойным общественного доверия, лишая его возможности занимать общественное положение и получать за это вознаграждение, если он не исповедует или не признает то или иное религиозное учение, -- значит несправедливо лишать его тех привилегий и преимуществ, на которые он, как и его другие сограждане, имеет естественное право» («Билль об установлении религиозной свободы»)1.

Стремление к свободе и утверждению равенства идет у Т. Джефферсона бок о бок с ненавистью к тирании любого рода: религиозной, королевской, толпы, экономической или правительственной. Нельзя искоренить зло, не устранив тех социальных институтов, которые его питают. Одним из таких социальных институтов он считает королевскую власть, которая лишает народ права участвовать в создании государственной власти и контроле над нею.

В противоположность монархии «отцы-основатели» создали республику. В письме С. Керчевалю (1816) Джефферсон раскрывает сущность республиканской формы государства. «Подлинной основой республиканского правительства является равноправие каждого гражданина, равные личные и имущественные права и распоряжение ими». В письме Хантеру (1790) он подчеркивает значение республиканской формы правления, делающее ее более предпочтительной: она единственная, не ведущая открытую или тайную войну с правами человека.

Джефферсон предлагает считать республиканским такое государство, «все члены которого имеют равное право голоса в управлении через представителей (а не лично, что было бы невыполнимо вне пределов города или небольшого района), избранных ими самими или ответственными перед ними в какой-то промежуток времени...»1

Однако простое провозглашение представительной республики было бы явно недостаточно: как народ, так и избранное им правительство могли принять ошибочное решение. Решая вопрос о соотношении прав личности и прав правительства, являющийся основой политической доктрины Джефферсона, он предлагает сочетать правление народного большинства посредством избрания его представителей с тщательным разделением властей на отдельные и разные отрасли: законодательную, исполнительную, судебную, чтобы правительству было трудно действовать, не обеспечив предварительно взаимное согласие при решении вопросов. «Мы стоим за такое правительство, которое не только должно быть основано на свободных принципах, но в котором правительственные власти были бы так разделены и так уравновешены... чтобы ни одна не могла преступить свои правовые пределы без действенного контроля и ограничения со стороны других властей... Законодательная, исполнительная и судебная власти должны... разделяться и точно разграничиваться с тем, чтобы ни один человек не имел в своих руках одновременно более одной власти» («Заметки о штате Вирджиния», 1782).

Такая постановка вопроса, с одной стороны, обеспечивала естественное стремление народа к свободе, справедливости, порядку, а с другой -- создавала правительство, которое было достаточно сильным, чтобы обеспечить воплощение в жизнь естественных прав человека, но не достаточно сильным, чтобы суметь лишить его этого. Этот изначально предусмотренный конфликт обрекал правительство на медленное, продуманное и согласованное принятие решений и обеспечивал защиту от попыток народного большинства атаковать свободы народа. Подводя итоги по этому вопросу в «Автобиографии», Джефферсон пишет, что правительство становится хорошим не в результате консолидации и концентрации власти, а в результате ее распределения...

Декларация независимости, написанная Джефферсоном, стала первым в мировой истории актом, который провозгласил основой государственной жизни идею народного суверенитета. Джефферсон не ограничивал понятие народного суверенитета только правом на создание правительства и контролем за действиями государственной власти. «Если данная форма правительства становится гибельной для этой цели («утверждение права на жизнь, свободу и стремление к счастью». -- Авт.), то народ имеет право изменить или уничтожить ее и учредить новое правительство» (Декларация независимости).

Таким образом, из идеи народного суверенитета Джефферсон выводит право народа на восстание, рассматриваемое им как одно из естественных прав и обязанностей в случаях злоупотреблений и насилия со стороны государственной власти.

«Я считаю, что небольшой бунт время от времени -- хорошее дело и так же необходим в политическом мире, как бури в мире физическом. Неудачные восстания обычно выявляют те нарушения прав народа, которые их породили... Это -- лекарство, необходимое для доброго здоровья правительства» (письмо Д. Медисону, 1787)

Следует, видимо, дополнить, что сделанные Джефферсоном выводы о сущности и соотношении естественных и гражданских прав личности наряду с замечаниями о необходимости общественного обновления при переходе от одного поколения к другому, которое происходит как борьба нового против старого, приводят его к предположению о том, что восстание -- насущная необходимость, его благотворное влияние сильно, что было бы страшно, если бы их не было вовсе. «Пусть избавит нас бог от того, чтобы мы еще двадцать лет оставались бы без... восстания. Дерево свободы должно время от времени освежаться кровью патриотов и тиранов. Это его естественное удобрение» (письмо У. Смиту, 1787 )1. Хотя собственные политические взгляды Джефферсона иногда и отличались неустойчивостью и непоследовательностью, они существенно развили демократическую традицию в политических учениях не только США, но и во всем мире.

Конт Огюст (1798--1857) -- французский философ, социолог, методолог и популяризатор науки, один из основателей школы позитивизма. Сформировался как мыслитель под мощным идейным влиянием Монтескье, Кондорсе, Сен-Симона. Исключительно высоко он оценивал идею Кондорсе об эволюционном развитии общественных идей, институтов и отношений.

Важнейшие труды Конта: «Курс позитивной философии» (1830--1842), «Система позитивной политики, или социологический трактат об основах религии человечества» (1851--1854).

Движение общества, по мнению Конта, обеспечивается сменой традиционного типа его («теологического» и «военного») новым типом («научным» и «индустриальным»). Соответственно, главные фигуры традиционного общества (теологи, военные) вытесняются учеными и индустриалами (предприниматели, управляющие фабриками, банкиры). Вызываемый сменой типов общества общественный кризис может быть разрешен неизбежной победой научного и индустриального общества. Однако преодоление кризиса, по Конту, невозможно посредством революции и насилия. Резко отрицательное отношение ученого к насилию как способу улучшения общественных отношений проявилось в его прогнозе о том, что с утверждением научного мышления война между людьми уступит место борьбе коллективов людей с природой и эксплуатации естественных ресурсов. К тому же война -- враждебный промышленности пережиток «военного быта». Войны окончательно станут невозможны, по убеждению Конта, когда народы колоний в результате морального возрождения человечества займут достойное место в мировом сообществе.

Вслед за Сен-Симоном он формулирует законы состояний, или стадий, и классификации наук. Ученый считает, что все наши мысли проходят три сменяющих друг друга состояния: сначала теологическое, где открыто господствуют спонтанно возникшие фикции, не имеющие доказательств; затем метафизическое состояние с привычным преобладанием абстракций или сущностей, принимаемых за реальность; и, наконец, позитивное состояние, неизменно основывающееся на точной оценке внешней реальности.

Каждое из трех состояний образует основу всей социальной организации и пронизывает все стороны общественной жизни. Так, теологическое состояние умов приводит к военно-авторитарному режиму, поскольку представление о богах ассоциируется с представлением о героях, от которых ведут родословную племенные вожди, а затем и аристократия возникающих государств. Своего завершения теологическая стадия достигает в католическом и феодальном режиме. Под влиянием социального прогресса и порождаемого им критицизма в интеллектуальной сфере подрываются религиозные убеждения, выступающие устоями старого социального порядка. С падением веры распадаются и социальные связи, потрясаемые революционными кризисами. Наступает метафизическая эпоха с ее господством разрушительных воззрений, ибо абстракции метафизического разума, вступая в противоречие с исторически сложившейся реальностью, приводят к возмущению существующим социальным порядком. С «анархией умов» как наследием революций призван покончить «позитивный синтез» научного знания.

Последовательная смена в истории трех «состояний» человеческого ума приводит, по Конту, к ликвидации всей прежней философии, отныне она может существовать как учение о классификации наук. Цель соединения закона трех состояний с классификацией наук состоит в доказательстве того, что восторжествовавший в математике, астрономии, физике, химии и биологии образ мышления должен в конечном счете победить и в области политики и привести к созданию позитивной науки об обществе -- социологии.

Начиная с биологии, окончательно расстраивается методология: науки перестают быть аналитическими, а непременно становятся по преимуществу синтетическими.

Это нарушение методологии -- предпосылка для социологической концепции единства истории. (Например: физика и химия -- аналитические науки, так как занимаются законами развития единичных явлений, в биологии уже невозможно объяснить органы или функции, если не рассматривать их в рамках всего живого организма.)

Идея примата целого над частью перенесена в социологию. Социология, в свою очередь, основывается на законах биологии и без них невозможна, но имеет сверх того нечто своеобразное, видоизменяющее влияние этих законов и вытекающее из взаимодействия индивидов друг с другом. Невозможно, убежден Конт, распознать состояние отдельного общественного явления, если не поместить его в рамки социального целого. Ученый вводит в содержание новой науки понятие «система», которое и сегодня является одним из центральных в социологии и других науках. Предметом социологии является первичная реальность, т. е. общество в его целостности и взаимосвязанности. Это единственная наука, исследующая, как разум человека совершенствуется под воздействием социальной жизни.

Руководящим принципом позитивистски ориентированной социологии является достижение всеобщего согласия, единства ценностей и норм. Социологию Конт делит на социальную статику и социальную динамику.

Социальная статика изучает условия существования и законы функционирования социальной системы. Это теория социального порядка, организации и гармонии. Социальная динамика имеет дело с законами развития и изменения социальных систем. Динамика подчинена статике. Они соотносятся с терминами порядка и прогресса. В качестве основного элемента социальной структуры общества Конт рассматривает семью, ибо в ней доминируют отношения, выступающие естественной основой всех отношений в обществе (например, неравенство и подчинение).

Прогресс понимался им как развитие по восходящей линии. Будучи явлением интегративным, прогресс представляет собой ряд важнейших моментов: материального (улучшение внешних условий жизни), физического (совершенствование человеческой природы), интеллектуального (переход от религиозного или метафизического мировоззрения к позитивному), морального (развитие коллективизма, нравственности и моральных чувств).

Политико-социологические представления Конта выразились в его идее замены «ретроградной аристократии» и «анархической республики» «социократией». Ученый убежден, что существование в обществе классов требует их солидарности, ибо каждый из них выполняет общественно необходимые функции. В структуре общества Конт различает четыре класса. К первому он относит занимающих высшее положение в обществе представителей науки, философии, искусства. Второй класс -- патрициат -- образуют банкиры, торговцы, предприниматели. Третий -- земледельцы, а четвертый -- пролетариат («рассеянная сила числа»), его численность должна в 33 раза превышать численность патрициата. К мелкой буржуазии французский мыслитель относился резко отрицательно и желал ее исчезновения. Существование классов в обществе Конт объяснял естественным разделением труда, а также различными индивидуальными особенностями людей, их врожденными склонностями.

Государство, согласно Конту, есть агент социальной солидарности, а подчинение ему -- священный долг всех индивидов. Естественно, что он не принимает индивидуализма и либеральных теорий невмешательства государства в частную жизнь. Государство выполняет экономические, политические функции, но моральные -- главные из них. Духовная или нравственная власть в социократии должна принадлежать иерархии жрецов-позитивистов (философов, ученых, поэтов, врачей). Будет существовать культ Великого Существа, которое понимается Контом как «совокупность прошлых, будущих и настоящих людей, которые свободно способствуют усовершенствованию общественного порядка».

Культ подлинно выдающихся людей составляет существенную часть культа Человечества. Конт создал позитивистский календарь, где каждый месяц и неделя посвящены памяти какого-либо «позитивистского святого» (в частности Моисея, Магомета, Аристотеля, Платона, Архимеда, Цезаря, апостола Павла, Гуттенберга, Колумба, Шекспира, Моцарта, Галилея, Ньютона и др.). В конечном итоге, по проектам Конта, человечество объединится в 500 социократий, каждая размером не более Бельгии или Голландии, так как в большом государстве невозможны ни порядок, ни прогресс.

Собственность социократии представляет собой аккумуляцию общественного богатства, а собственники являются служителями человечества.

Классик современной французской социологии Р. Арон назвал Конта «социологом единства человечества», а религию Великого Существа -- «возвеличиванием лучшего в человеке, преображенного в принцип единства всех людей».

Токвиль Алексис (1805--1859) -- французский политик, социолог, историк и теоретик.

В 1831 г. отправился в США изучать американскую пенитенциарную систему. Итогом этой поездки стала главная книга его жизни -- «Демократия в Америке» (I т. -- 1835, II т. -- 1840), классический образец исследования в области сравнительной политологии. В 1856 г. вышло в свет очередное его крупное произведение -- «Старый порядок и революция». В 1893 г. изданы его «Воспоминания», содержащие неоценимые сведения о революции 1848 г. В этом труде Токвиль предстает не только глубоким мыслителем, но и тонким проницательным политическим деятелем.

Токвиль занимает достойное место в ряду таких титанов политической мысли, как Макиавелли, Гоббс, Монтескье и др. Однако из всех мыслителей ему особенно близок Монтескье. Их роднят склонность к интуитивному мышлению, развитое воображение, с лихвой заменяющее им отсутствие скрупулезного анализа. Их интересовала скорее «природа вещей», а не сами вещи как таковые. Сам Токвиль так характеризует свой метод исследования: «Я желал уяснить себе не только недуг, от которого погиб больной, но и те условия, при которых он мог бы избегнуть смерти». С Монтескье Токвиля сближала не только методология. Как и его предшественник, он отвергал феодально-деспотическую форму правления. Будучи сторонниками умеренно-конституционной монархии, они идеализируют английский монархически-конституционный режим, разграничивающий законодательную, исполнительную и судебную власти.

Вслед за Монтескье Токвиль развивает концепцию функциональной роли религии для поддержания общественного порядка, нравственности, смягчения деспотизма.

Стержневыми в творчестве французского ученого стали проблемы взаимоотношений свободы, равенства, демократии. «Среди нового, что привлекло мое внимание в США, -- отмечает Токвиль, -- ничто так не потрясло, как общее равенство условий»1. Это равенство -- фундаментальный факт американской жизни и распространяется гораздо дальше законов страны, господствует над обществом, создает мнения, порождает чувства, внушает образ действий и все модифицирует.

Главная тема исследований и размышлений автора «Демократии в Америке» -- исторический генезис, сущность и перспектива демократии, которую он понимает то как стремление к уравниванию всех сторон жизни общества, то как синоним слова «народ», то как обозначение представительной формы правления, а то и как всеобщее избирательное право. Чаще всего он обозначает этим словом скорее конкретный тип общества, чем конкретный тип власти. Важнейшее положение Токвиля таково: свобода не может основываться на неравенстве, она должна базироваться на демократической реальности с ее равенством условий и быть защищена институтами, образец которых представлен в Америке.

Под свободой мыслитель понимал отсутствие произвола, осуществление власти лишь в соответствии с законами, безопасность индивидов. Ученый приходит к парадоксальному выводу о том, что потенциально демократия более опасна для свободы, чем монархия и аристократия. «Авторитет монарха -- чисто физический, он контролирует дела подданных, не подчиняя их мысли, но у большинства -- власть и физическая, и моральная; она подавляет не только бунт, но и несогласие»2.

Демократии, считает он, присущи два нежелательных последствия: 1) она «не дает народу самого искусного правительства» и 2) чревата тиранией большинства. Порождаемый демократией индивидуализм может стать причиной отказа граждан от участия в общественной жизни. Формирование же политической апатии (отсутствие времени, энергии и охоты заниматься общественными делами) означает начало процесса политической централизации и социального подчинения. Вместе с тем он выделяет и два основных преимущества демократии перед другими формами правления: во-первых, она содействует благополучию наибольшего числа граждан, во-вторых, предоставляет политическую свободу, или широкое участие граждан в политической жизни. Слов нет, пишет Токвиль, желания демократии, ее представители грубы, законы несовершенны. Однако, если вскоре не будет существовать никакой середины между господством демократии и игом одного человека, разве не должны мы всеми силами стремиться к первой, вместо того, чтобы добровольно подчиниться второму?

Демократия не тождественна свободе. Те демократические системы, в которых свобода отсутствует, не способны к высоким взлетам человеческого духа. Отсутствует тождество и между свободой и равенством. Многие народы больше тяготеют к равенству, чем к свободе, потому что оно дает человеку множество мелких удовольствий, которые не получить от свободы. В работе «Старый порядок и революция», развивая ту же тему, исследователь ставит вопрос уже по-иному: почему общество, провозгласившее в революцию лозунг свободы и равенства, обрело только последнее? Он замечает, что любовь к свободе у многих народов не что иное, как ненависть к своему господину. Освободившись от владычества последнего, народ не освобождается от наследуемых ложных понятий, порочных привычек и дурных склонностей. Свободу нельзя завоевать, до нее надо дорасти. При таком понимании свободы одним из факторов спасения от деспотизма может стать богатый набор гражданских институтов. Но, что особенно важно, сами они (институты) должны быть иерархичны и недемократичны по своей внутренней структуре. В соответствии с этим требованием Токвиль считает католическую церковь и патриархальную семью функциональными институтами отчасти и по причине их внутренне недемократического начала. Он полагал, что попытки выстроить гражданские институты на демократический лад, вероятно, потерпели бы катастрофу. Мыслитель видел в гражданских институтах (семья, церковь, профессиональные и локальные ассоциации) инстанции формирования культурной самотождественности людей. Это особенно существенно в демократических обществах с отсутствием в них системы ценностей, навязываемой в силу авторитета политического центра, как например, в аристократических обществах. Если государство больше не формирует и не воспитывает своих подданных, то источник ценностей для них располагается в сфере гражданского общества. В противном случае людям пришлось бы вырастать, не обладая ни ценностями, связывающими их в единое общество, ни способностью вершить свои судьбы в качестве индивидов. Токвиль прошел мимо вероятности того, что институты гражданского общества могут взаимно подрывать друг друга.

Бесспорный вклад в понимание природы и причины революции Токвиль внес своим трудом «Старый порядок и революция».

Почему и когда совершаются революции? -- задается вопросом мыслитель. Он приходит к заключению о том, что революции совершаются не тогда, когда экономическая и социальная ситуация в обществе достигает предела отчаяния. «Порядок вещей, уничтожаемый революцией, почти всегда бывает лучше того, который непосредственно ему предшествовал, а опыт показывает, что для дурного правительства наиболее опасным является объективно тот момент, когда оно начинает преобразовываться»1. Зло, некогда воспринимавшееся как нечто неизбежное, кажется невыносимым, когда забрезжит надежда на возможность избавления от него. Революции, утверждает французский ученый, происходят либо для того, чтобы укрепить, либо для того, чтобы уничтожить равенство. Следовательно, предрасположенность общества к революции коренится в его социально-классовой структуре. Речь идет о наличии среднего класса, класса собственников, его численности, удельном весе и влиянии в обществе, ибо не бывает ни одной революции, которая в той или иной мере не подвергла бы опасности имеющуюся собственность. И дело не только в неопределенности результатов революции и в опасении потерять то, чем реально обладаешь. Причины негативного отношения среднего класса к революции состоят и в менталитете людей этого типа. «Я не знаю ничего, что противоречило бы революционным настроениям и морали в большей мере, чем нравы и этика торговцев, -- замечает Токвиль. -- Коммерция по природе своей глубоко враждебна любым сильным страстям. Ей нравятся воздержанность и компромиссы... Торговый люд терпелив, сговорчив, вкрадчив и прибегает к крайним мерам только тогда, когда они абсолютно необходимы»1. Токвилю присущ глубоко скептический взгляд на способность революций обеспечивать поступательное развитие общества. Революции создают поначалу видимость кардинальных перемен и преобразований, а на деле лишь утверждают власть иных вождей, поднявших массы под благородные знамена свободы и равенства. Вскоре первоначальные цели забываются. Затем правительство, более сильное и гораздо более абсолютное, чем то, которое было низвергнуто революцией, захватывает и сосредоточивает в себе все виды власти, подавляет все вольности, купленные такой дорогой ценой, и ставит на их место пустые призраки. Размышляя о будущем революций, Токвиль приходит к следующей мысли: «Демократические народы, будучи предоставлены сами себе, не ввязываются с легкостью в крупные авантюры; в революции они вовлекаются лишь безотчетно, и, изредка участвуя в них, никогда не выступают инициаторами... Когда же им удается стать просвещенными и приобрести исторический опыт, они не допускают совершения революций»2.

Бакунин Михаил Александрович (1814 -- 1876) -- общественно политический мыслитель мирового масштаба, деятель международного революционного движения. Из потомственных дворян, окончил военное училище и недолго служил в армии. Общался с либералами и революционными демократами. Уехал за границу, где знакомится с коммунистами, анархистами и др. За активное участие в событиях 1848--1849 гг. дважды приговаривался к смертной казни саксонским и австрийским судами, выдан царскому правительству, в 1861 г. бежал за границу. Сотрудничал с Герценом и Огаревым, налаживал связи с революционной организацией «Земля и воля» в России, вступил в Международное товарищество рабочих (Интернационал) в год его основания и создавал тайные общества (альянсы). Безуспешно пытался осуществлять свои идеи в России с помощью заговорщицкой организации С. Г. Нечаева «Народная расправа» и во время восстаний в Лионе (1870) и Болонье (1874), в которых принимал участие

«В тридцатых годах, увлеченный гегельянизмом», Бакунин считал, что «примирение с действительностью во всех отношениях и во всех сферах жизни есть великая задача нашего времени».

Радикализация взглядов Бакунина нашла отражение в статье «Реакция в Германии» (1842), в которой он заявил: «Страсть к разрушению есть вместе с тем и творческая страсть». Бакунин увлекся идеей революционного освобождения славян, объединения их в демократической федерации, союза с другими народами.

В Петропавловской крепости по предложению Николая I Бакунин написал «Исповедь», о которой до сих пор идут споры. Одни считают ее покаянием перед царем и отказом от борьбы, другие -- тактическим приемом в освобождении из неволи, третьи -- формой критики самодержавно-крепостнических порядков.

После поражения польского восстания 1863 г. (а для Бакунина -- и славянской идеи), он окончательно переходит на позиции анархизма, излагает свою концепцию в работах: «Федерализм, социализм и антитеологизм», «Кнуто-германская империя и социальная революция», «Государственность и анархия» и др.

«Подобно древнему миру, наша современная цивилизация с сравнительно небольшим числом привилегированных граждан основана на принудительном труде (к которому понуждает голод) громадного большинства населения, обреченного на невежество и грубость»1. Труд самого посредственного буржуа благодаря образованию и классовой солидарности оплачивается в три-четыре раза дороже, чем труд самого умного рабочего. Мелкая буржуазия, отмечает Бакунин, начинает бедствовать почти так же, как и рабочие, и может скоро слиться по своему экономическому положению с пролетариатом. «Рабство (эксплуатация) является необходимым следствием существования государства»2, использующего религию и церковь. Бакунин показывает, что государство создано не природой, Богом и общественным договором, а «сговором эксплуататоров»3. «Государство -- это самое вопиющее, самое циничное и самое полное отрицание человечности. Оно разрывает всеобщую солидарность людей на земле и объединяет только часть их с целью уничтожения, завоевания и порабощения всех остальных»4. «Всякое государство, даже самое республиканское и самое демократическое... в сущности своей не представляет ничего иного, как управление массами сверху вниз, посредством интеллигентного и по этому самому привилегированного меньшинства, будто бы лучше разумеющего настоящие интересы народа, чем сам народ»1. «Где начинается Государство, кончается индивидуальная свобода, и наоборот»2.

А свобода, подчеркивает Бакунин, является высшей целью всего человеческого развития, единственной основой и единственным законным творческим принципом всякой организации. Такая свобода возможна только при социализме. «Свобода без социализма -- это привилегия, несправедливость... Социализм без свободы -- это рабство и животное состояние»3. Для социализма будут характерны справедливость, равенство, «естественная солидарность, связующая всех индивидов, все народы, делающая счастье и свободу каждого зависимой от свободы и счастья всех других, призванная соединить рано или поздно всех людей во всеобщем братстве, несмотря на различия цвета и расы»4.

Так как государство у Бакунина несовместимо со свободой, оно несовместимо и с социализмом. Поэтому он за безусловное уничтожение государства и против государственного социализма и коммунизма Л. Блана, Кабе, Лассаля, Либкнехта, Маркса и других государственников.

Единственное, что может и должно, по мнению Бакунина, сделать государство -- уничтожить наследственное право, закрепляющее экономическое, политическое и социальное неравенство. «Наследником умирающих должен быть общественный фонд воспитания и образования детей обоего пола, включая их содержание от рождения до совершеннолетия»5.

На развалинах всех государств, думал Бакунин, согласно народным потребностям будет свободная федерация снизу вверх индивидов и производительных ассоциаций (товариществ, общин), областей и народов с постоянным сохранением для всех возможности объединяться или выходить из объединения. «Известная дисциплина, не автоматическая, а добровольная и разумная, в полном согласии со свободой индивидов, остается и всегда будет необходимой во всех случаях, когда множество свободно объединившихся индивидов займется какой-либо работой или предпримет какое-либо совместное действие. Тогда эта дисциплина есть не что иное, как добровольная и разумная согласованность всех индивидуальных усилий, направленных к общей цели. Во время деятельности, в пылу борьбы роли распределяются естественным образом в зависимости от способностей каждого, которые определяются и оцениваются всем коллективом: одни управляют и отдают приказания, другие их используют». «При этом каждый повинуется только потому, что тот, кто руководит им в данный момент, приказывает ему то, чего он и сам хочет». «Но никакая функция не застывает, не закрепляется и не обращается в неотъемлемую принадлежность какой-нибудь личности. Иерархия ранга и продвижения не существует, так что вчерашний руководитель может сегодня стать подчиненным. Никто не поднимается выше других, а если и поднимается, то только для того, чтобы в следующий момент вновь опуститься, как волны моря, к благотворному уровню равенства»1.

Дни государственности сочтены, но государства сами не валятся. «Кооперация, во всех ее видах, есть, несомненно, рациональная и справедливая форма будущего производства... даже в настоящее время приучает работников соединяться, организовываться и самостоятельно управлять своими собственными делами». Но «при существующих условиях общественной экономии кооперация рабочих масс освободить не может»2.

Народные массы не могут освободиться и путем просвещения. У них нет ни времени, ни средств на учебу. Правительство и государственные сословия, отметил Бакунин, мешают народному образованию, потому что видят в нем угрозу своей власти.

Поэтому остается только путь революционного освобождения. «Уничтожение всех классов посредством экономического уравнения всех состояний и уничтожение их последней опоры, Государства -- такова программа Социальной Революции»3. «Всякий народ, взятый в своей совокупности, и всякий чернорабочий человек из народа -- социалист по своему положению», «по инстинкту», если даже не знает, не слыхал слова «социализм»1.

На Западе инициатива освобождения принадлежит фабричным и заводским рабочим. «Перед лицом буржуа-эксплуататора рабочий должен чувствовать себя братом крестьянина»2.

Первое условие освобождения пролетариата -- разрушение государства возможно только при дружном содействии пролетариата всех стран.

В России большинство населения составляет «русский мужик, этот урожденный социалист»3, ему чужд всякий государственный интерес, он живет общиной, враждебной государству. Но освобождению русского народа препятствуют патриархальность, поглощение лица общиной, вера в царя.

«Вот почему разбой составляет важное историческое явление в России первые бунтовщики, первые революционеры в России, Пугачев и Стенька Разин были разбойниками»4. «Более чем когда-нибудь, разбой остался единственным выходом для лица, а для целого народа -- всеобщий бунт, революция»5. «Надо поднять вдруг все деревни. Что это возможно, доказывают нам громадные движения народные под предводительством Разина и Пугачева»6.

«Класс, который мы называем нашим умственным пролетариатом... благодаря полученному образованию... призван ныне быть приуготовителем, т. е. организатором народной революции. Для него нет другого выхода»7.

Эти идеи Бакунина были восприняты значительной частью русской интеллигенции, составившей одно из направлений народничества, потерпевшего поражение.

В России, очевидно, не было условий для победы революции, а одной из причин поражения сторонников Бакунина стал предложенный им «закон всей деятельности»: «правда, честность, доверие между всеми» сподвижниками; «ложь, хитрость, опутывания, а по необходимости и насилие -- в отношении к врагам»1.

В нашей стране до 90-х гг. XX в. Бакунина обычно представляли анархистом со знаком минус, потому что он спорил с Марксом. Теперь Бакунина представляют анархистом со знаком плюс, потому что он спорил с Марксом.

Но Бакунин стал анархистом лишь в 60-е гг., не переставая сотрудничать с Марксом. В 1869 г. он перевел «Манифест Коммунистической партии», в 1870 г. -- I главу «Капитала» Маркса. Прервал эту работу он под давлением Нечаева. Российский представитель в I Интернационале Утин настраивал Маркса против Бакунина.

Полемика с Марксом не была для Бакунина отказом от коммунизма. Наоборот, он упрекал Маркса в недостатке коммунистичности, за его государственность. Маркс также не был согласен с «законом всей деятельности» Бакунина.

Маркс Карл (1818--1883) -- немецкий ученый, революционер, выдающийся теоретик и идеолог международного рабочего движения. В 1835 г. окончил гимназию, учился в Боннском и Берлинском университетах. В 1842 г. редактировал демократическую «Рейнскую газету» в Кельне. В 1843 г. переезжает в Париж, где входит в круг прогрессивно настроенных революционных деятелей. Летом этого же года знакомится с Фридрихом Энгельсом, дружба и сотрудничество с которым продолжались всю жизнь. Вместе ими были написаны «Святое семейство» (1845), «Немецкая идеология» (1845--1846), где были сформулированы основные положения стратегии и тактики революционного пролетариата. В итоге их большой совместной работы был написан первый программный документ марксизма «Манифест Коммунистической партии» (1848). После поражения революций 1848--1851 гг. в Европе наступила политическая реакция. Правительства Германии, Бельгии, Франции преследуют Маркса. В августе 1849 г. он вынужден переехать в Лондон, где живет до конца жизни и где были написаны такие важные в его творчестве работы, как «К критике политической экономии» (1859), «Капитал», «Гражданская война во Франции» (1871), «Критика Готской программы» (1875) и др. Маркс был основателем (1864) I Интернационала, организации, стремившейся объединить рабочее движение разных стран.

Маркс оставил глубокий след в духовном развитии человечества. В разное время представители различных политических сил давали его творчеству неоднозначные, порой прямо противоположные оценки. Многими утверждался как непреложный тезис о том, что Маркс -- это «гениальный теоретик и великий пролетарский революционер». В то же время противники марксизма не жалели уничижительных слов для того, чтобы развенчать марксизм как вредную, антигуманную утопию, доктринальную основу тоталитаризма, а самого Маркса представить как мелкого экономиста прошлого столетия, не представляющего интереса в наши дни. Наверное, истинная оценка Маркса может быть дана при отказе от этих крайних позиций. Пожалуй, более близко к оценке Маркса находятся слова видного социолога и политолога нашего времени Раймона Арона, который явно не был бездумным поклонником Маркса. Он писал, что Маркс «одновременно был ученым и пророком, социалистом и революционером»1.

Основой политических воззрений Маркса является представление о том, что история есть закономерный процесс смены качественных состояний в общественной жизни (общественно-экономических формаций). Эта смена происходит в результате борьбы классов, применяющих социальное насилие для обеспечения исторического прогресса, несущего расширение свободы основной массе людей. Исходя из этих общетеоретических предпосылок, Маркс строит систему своих собственно политологических представлений. Идеи Маркса по проблемам политики можно выразить в следующих положениях.

1. Политическая надстройка так же, как и весь политический процесс, есть результат формирующих ее социально-экономических сил. Центром ее выступает совокупность властных структур, прежде всего государство, вместе с правовой политической идеологией, призванной оправдать и защитить ее.

2. Всякое государство носит классовый характер, является орудием в руках класса, обладающего экономическим господством, политическими средствами закрепления этого господства.

3. Политика есть область воли, где одни субъекты навязывают свою волю другим. Решающим средством навязывания этой воли служит насилие. И хотя из гуманных соображений насилия желательно избегать, практически избежать его почти невозможно. Поэтому насилие является повивальной бабкой старого общества, когда оно беременно новым.

4. Для того чтобы произошла смена устаревшего строя новым, восходящим, необходимо, чтобы нашлась политическая сила, которая способна применить насилие против класса, охраняющего свое господство. Однако созревание такой силы затрудняется тем, что в рамках существующего строя мысли господствующего класса -- это господствующие мысли. Иными словами, наличное политическое сознание создается и поддерживается господствующим классом.

5. Чтобы преодолеть идеологическое давление правящих структур, угнетенный класс должен выработать собственное политическое сознание, т. е. превратиться из «класса в себе» в «класс для себя». Для того чтобы этот процесс осуществился и изменилось поведение порабощенного класса и примыкающих к нему слоев, необходима политическая организация, которая бы внесла революционное сознание в стихийное движение протеста. Такой организацией может явиться партия революционеров.

Эта общетеоретическая схема развития политического процесса была применена Марксом к современному ему обществу развитых европейских стран (Англии, Франции, Германии) XIX столетия. Сообразно существовавшей тогда социальной структуре как консервативная политическая сила была названа буржуазия, а как радикальная преобразующая сила -- пролетариат. Отсюда и вытекала главная политическая идея Маркса, идея диктатуры пролетариата и социалистической революции для завоевания и удержания власти. Предполагалось, что диктатура пролетариата в отдаленной исторической перспективе может послужить орудием ликвидации классовых различий, устранения (отмирания) государства как инструмента власти и создания общества, в котором «свободное развитие каждого является условием свободного развития всех». Предполагалось, что в этом обществе не будет места для сферы политики вообще, поскольку исчезнет насилие одного человека над другим и может утвердиться гармоничное согласие для выработки совместных решений, затрагивающих интересы всех и каждого. Это общество реального гуманизма -- коммунизма.

Политические воззрения Маркса с самых первых шагов их становления были заявлены как имеющие всеобщий, глобальный характер. Идея интернационального единения пролетариата выступает как одна из главных, несущих конструкций политического видения международной жизни.

Надо сказать, что эти общие принципы политического анализа небезуспешно применялись Марксом при рассмотрении конкретных политических событий, особенно революций 1848--1851 гг. и Парижской коммуны 1871 г.

Спектр интересов К. Маркса как исследователя и человека необычайно широк. Не касаясь подробно его общефилософских, исторических, собственно экономических исследований, отметим его позиции как одного из родоначальников социологической мысли.

В западных учебниках по социологии подчеркивается, что без Маркса не было бы ни Вебера, ни Дюркгейма. Разумеется, они не были марксистами, но влияние Марксовых идей на них несомненно. Раймон Арон в своей работе «Этапы развития социологической мысли» отмечает: «Маркс был, бесспорно, социологом, но социологом ярко выраженного типа, социологом-экономистом, убежденным, что нельзя понять современное общество, не усвоив механизма функционирования экономической системы, не принимая в расчет теорию деятельности. Словом, как социолог он не отделял постижение настоящего от предвидения будущего и от воли к деятельности»1.

Методологически К. Маркс исходил в своих социологических взглядах из принципа детерминизма, связи общественного бытия и общественного сознания, необходимости рассматривать целостное общество через призму его социально-экономической структуры (прежде всего классовой) и решающего значения классовой борьбы. Нельзя не отметить, что Марксова социологическая концепция взаимопроникает с его философскими и экономическими воззрениями. Так, например, общефилософский принцип конкретности был применен им при рассмотрении конкретного общества -- европейского капитализма XIX в. и конкретного человека. Для Маркса в его социологическом видении человек выступал прежде всего как представитель определенного класса, социальной группы. Будучи идеологом рабочего класса, Маркс основное внимание уделял его характеристикам, социальному статусу, судьбам и перспективам. В работах Маркса содержатся не утратившие своего значения социологические характеристики основных социальных единиц капиталистического общества, опирающихся, в том числе, и на эмпирические данные.

Работы К. Маркса «Классовая борьба во Франции с 1848 по 1850 г.», «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта» и др. -- образцы применения конкретно-социологического анализа политических процессов, событий, поведения масс, политических партий, лидеров. Идея исторического прогресса, придание решающей роли классовой борьбе наложили свою печать на всю систему социологических идей Маркса. Кризисы, революции, восхождение общества с одного этапа на другой, более высокий, как результат революций -- все это органично входит в социологическую ипостась марксовой концепции.

К сожалению, дальнейшая судьба марксовых идей была противоречива, пронизана коллизиями, особенно при попытке нетворческого применения их в новых исторических условиях. Эпичность и трагичность в их судьбе неразрывно слиты. Драма учения, созданного Марксом, в том, что оно в ряде случаев было канонизировано, возведено на уровень государственной идеологии сверхрадикального толка. Из концепции Маркса произвольно выделялись и догматизировались отдельные части. Несмотря на это, можно полагать, что ряд социально-экономических, социологических и политических идей Маркса не канули в вечность, они еще имеют будущее. Идеи Маркса остаются значимой частью мировой духовной культуры.

Парето Вильфредо (1848--1923) -- выдающийся итальянский экономист и социолог. Выходец из дворянского аристократического рода. После окончания политехнического университета и защиты диссертации работал главным управляющим металлургических заводов Италии, активно участвовал в политической и научной жизни. С 1893 г. посвятил себя исключительно науке, став профессором университета в Лозанне, где читал курсы политэкономии и социологии. Автор учебников по политэкономии, нескольких произведений по социологии. Наиболее значительный труд -- обширнейший «Трактат по общей социологии» (1916), включающий более 2 600 параграфов. Содержанием трактата является разработка оригинальной теории социальной стратификации общества, из которой выводится не менее оригинальная идея круговорота (циркуляции) элит.

Парето разносторонне показывает, что различия людей в физическом, моральном и интеллектуальном отношении объясняются их биопсихическими особенностями, а основным фактором социального развития являются законы природы. Действия людей определяются чувствами, основу которых образуют «остатки», иногда называемые также инстинктами. «Остатки»--инстинкты Парето подразделяет на шесть видов (классов), множество подвидов.

«Инстинкт комбинаций». Порождает склонность к рассуждению, установлению связей между идеями и вещами. 2. «Незыблемость (постоянство) агрегатов». Вызывает склонность людей «к поддержанию сформировавшихся комбинаций, к отказу от изменений и к согласию с императивами». 3. «Потребность проявления чувств во внешних действиях». Проявляется в ритуальных или культовых действиях. (Аплодисменты, жесты, позы, шумы и т. д., посредством которых обозначается согласие или несогласие.) 4. «Инстинкт социальности». Проявляется в склонности к созданию добровольных ассоциаций, в привязанности к союзам и сообществам («клубный патриотизм»), в потребности признания социальной группой. 5. «Инстинкт целостности индивида и его зависимостей». Направлен на обеспечение безопасности личности и общественных институтов. 6. «Инстинкт сексуальности» -- наиболее глубокий и устойчивый из всех «остатков».

Инстинкты большей частью не осознаются людьми, которые приводят обоснования своих поступков, не соответствующие действительности. Эти обоснования Парето называет «производными» -- деривациями. Производные также имеют свою классификацию: «аффирмация» -- простое утверждение, обращенное к чувству; «авторитарная» -- ссылка на то, что кто-то всегда поступал так, и это имело успех; теоретические, идеологические доказательства и др. Производные ставят цель: вытекающую из инстинктов частную выгоду облечь в общепринятые благовидные одежды.

Комбинация и распределение «остатков» и «производных», т. е. индивидуальные особенности людей, на взгляд Парето, являются важнейшим фактором социальной дифференциации. Общество, по его мнению, состоит из множества социальных слоев, которые образуют индивиды с высокими, средними и низкими индексами способностей. Таким образом, социальная гетерогенность общества (неоднородность, разнообразие) предопределяется биопсихологическим неравенством людей. Гетерогенное общество Парето представлял в виде пирамиды с элитой на ее вершине. По мнению социолога, люди с самыми высокими индексами способностей составляют в любом обществе привилегированное меньшинство, или элиту в широком смысле (политическую, экономическую, военную, религиозную). В ней выделяется правящая элита (в узком смысле), которая занимает лучшие с экономической и политической точек зрения позиции. Правящая элита, пишет Парето, находится в постоянной медленной трансформации. Постепенно в высших слоях общества скапливаются элементы, олицетворяющие бессилие, разложение, упадок. Многие члены элиты теряют «остатки», психологические качества, необходимые для удержания власти, элитарного положения, деградируют, «опускаются вниз». Среди низших же слоев возрастает число индивидов, превосходящих своими достоинствами высшие классы. Между элитой и низшими слоями время от времени в той или иной форме неизбежно происходит обмен. Наиболее одаренные из «низов» «поднимаются вверх», пополняя ряды элиты, в том числе -- правящей. Происходит циркуляция или «круговорот» элит -- объективный процесс взаимодействия между членами гетерогенного общества.

Как правило, мирный путь «наверх» для низших слоев весьма затруднен, ибо правящий класс практически «замкнут». Чаще всего «циркуляция» совершается посредством насилия, переворотов и революций, которые «в целом полезны для общества».

По Парето, два главных типа правящих элит последовательно сменяют друг друга. Первый тип -- «львы» с преобладанием остатка «постоянство агрегатов». Для них характерны консерватизм, силовые методы правления. Второй тип -- «лисы» с преобладанием остатка «комбинаций», мастера обмана, политической изворотливости. Эти два типа являются взаимоисключающими. С точки зрения Парето, стабильность политической системы обеспечивается элитой «львов», применяющих силу, где это необходимо. Он выступал против «раздутого гуманизма», «сентиментальных» режимов, был сторонником умеренного авторитаризма, в его пацифистском и либеральном толковании.

Итак, общественная история, по Парето, -- это «феномен новых элит, которые в ходе непрерывной циркуляции возникают из нижних слоев общества, достигают высших слоев, расцветают, а затем приходят в упадок, разрушаются и исчезают...»1. «История -- кладбище аристократии» и обречена на вечно повторяющиеся циклы, в смене которых нет заметного прогресса. Восходящая часть кривой является причиной или условием ее нисходящей части -- не более. Большинство людей всегда находится под властью меньшинства, которое стремится к частной выгоде, но выступает якобы от имени народа, чтобы получить его поддержку. От циркуляции элит широкие народные массы, как правило, ничего не выигрывают, а нередко экономический и политический гнет становится все более жестким.

Бернштейн Эдуард (1850--1932) -- один из лидеров и теоретиков германской социал-демократии, II Интернационала. В начале общественно-политической деятельности занимал позиции мелкобуржуазной демократии. В 1880--1895 гг. лично общался с Ф. Энгельсом, был его душеприказчиком. Но вскоре после смерти Энгельса стал печатать статьи под общим названием «Проблемы социализма», ревизующие марксизм. (Царские власти поощряли издание книги Бернштейна, начальник московского охранного отделения С. В. Зубатов усиленно рекомендовал ее для чтения рабочим.

Наши обществоведы переходят из одной крайности в другую в оценке Бернштейна. До 90-х гг. XX в. концентрированное выражение его взглядов «конечная цель -- ничто, движение -- все!» считали отказом от социализма. А потом его стали называть лучшим теоретиком социализма. Изучение не комментариев, а самих работ Бернштейна, показывает необоснованность этих крайностей.